CC BY
65
7. Там же.
8. ОР ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 2. Инв. № 2219/2-а. Л. 13. Машинопись с правкой А. Н. Толстого.
9. Там же. Л. 3.
10. Там же. Инв. № 2199/6. Л. 1.
11. Там же. Инв. № 2199/3. Машинопись с подписью, датой и припиской фиолетовыми чернилами.
12. См.: Перхин В. В. А. Н. Толстой и власть (По поводу восьми писем 1933-1943 годов) // Русская литература. СПб., 1998. № 3. С. 239.
13. ОР ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 2. Инв. № 2199/6. Л. 1-1об. Автограф.
14. Там же. Л. 1об.
15. ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 1. Ед. хр. 749. 6 л.
16. АМ-1 - ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 1. Ед. хр. 859. Инв. № 846/1. 2 л.; АМ-2 - Инв. № 846/2. 2 л. Машинопись, 1-й и 2-й оттиски; текстуально совпадает с выправленным текстом - АМ-1.
17. Там же. Л. 1.
18. Архив отдела кадров Союза писателей СССР. Дело А. Н. Нечаева. Л. 21.
19. ОР ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 2. Инв. № 2199/5.
20. Архив отдела кадров Союза писателей СССР. Дело А. Н. Нечаева. Л. 21.
21. ОР ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 2. Инв. № 2199/2, Инв. № 2199/6.
22. Там же. Инв. № 2199/7.
23. Там же. Инв. № 2199/8. Л. 1. Автограф.
24. Там же. Инв. № 2199/9. 1 л. - Письмо к [Нечаеву А. Н.] Б/д. [1938, август.].
25. См.: Там же. Инв. № 2199/10. 1 л.
26. Там же. Инв. № 2199/11. Л. 1-3об.
27. Там же.
28. Там же.
29. Там же.
30. Там же. Инв. № 2199/13. Л. 1.
31. Там же.
32. Там же. Инв. № 2199/12. Л. 1-1об.
33. Там же. Л. 1об.
34. Там же. Инв. № 2199/13. Л. 1-2.
35. Архив отдела кадров Союза писателей СССР. Дело А. Н. Нечаева. Л. 13.
36. Там же. Л. 2 (8).
37. См.: Макаров Н. М. Писатель-фольклорист А. Н. Нечаев. (Литературно-краеведческий очерк: к 100-летию со дня рождения) // Комплексное собирание, систематика, экспериментальная текстология: материалы V Междунар. школы молодого фольклориста (6-8 июня 2001 г.). Архангельск, 2002. С. 162.
38. Архив отдела кадров Союза писателей СССР. Дело А. Н. Нечаева. Лист без №.
39. Толстой А. Н. Новый материк. С. 80.
40. Благодарим архивариуса Е. Ю. Литвин за указание на это письмо и научного сотрудника Ж. Н. Кирьянова за разыскание этого текста в ОР ИМЛИ.
41. ОР ИМЛИ. Ф. 43. Оп. 2. Ед. хр. б/№. Л. 20.
УДК 82
О. С. Сухих
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ НАД ИСТОРИЕЙ («ЛЕГЕНДА О ВЕЛИКОМ ИНКВИЗИТОРЕ» Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО, «ПОКУШЕНИЕ НА МИРАЖИ» В. Ф. ТЕНДРЯКОВА, «НЕТЕРПЕНИЕ» Ю. В. ТРИФОНОВА)
В статье рассматривается ситуация эксперимента над историческим процессом, художественно отраженная Ф. М. Достоевским в «Легенде о великом инквизиторе» и по-своему переосмысленная в романах «Покушение на миражи» В. Ф. Тендрякова и «Нетерпение» Ю. В. Трифонова. Анализируются параллели в художественных концепциях этих трех произведений.
The article provides an overview of the experiment over the historical process, that was artistically reflected, in Dostoevsky's "Legend about the Great inquisitor" and rethought in its own way in the novels "Attempt against illusions" by V. F. Tendryakova and "Impatience" by Y. V. Trifonov. The author analyses the parallels in the artistic conceptions of these three works.
Ключевые слова: эксперимент над историей, великий инквизитор, христианство, разум, утилитарная этика.
Keywords: experiment on the history, the Great Inquisitor, Christianity, mind, utilitarian ethics.
«Легенду о великом инквизиторе» можно назвать художественным экспериментом в том смысле, что изображённый Иваном герой - «одна фантазия», как говорит Алёша, первый слушатель «поэмы» своего брата, и Иван с этим соглашается. Да и сюжет по своей сути фантастичен: «Поэма развёртывается в фантастическом сюжете <...> Так и остаётся вопросом - оправдана ли фантастика поэмы "бредом", или "видением" 90-летнего старика после вчерашнего аутодафе. Эти оговорки и коррективы в духе "современного реализма" вовсе не отменяют того, чтобы Иван представил невероятное, с точки зрения внешнего правдоподобия, вероятным. Так возник мир поэмы - экспериментальная реальность, мысленно созданная Иваном» [1]. Однако художественный мир «Легенды о великом инквизиторе» имеет экспериментальный характер и в другом смысле: перед нами своеобразный эксперимент над историей человечества, проведённый в сознании Ивана Карамазова - одного из героев Достоевского, «выведенных на орбиту вечности» [2].
В своей «поэме» Иван фактически излагает гипотезу о том, как сложилась бы жизнь человечества, если бы в основу её легли три принципа, сформулированные злым духом в форме иску-
© Сухих О. С., 2011
шений, отвергнутых в своё время Христом. Иван, по сути, проводит в литературном произведении исторический эксперимент, представляя в художественной форме картину мира, какой она стала бы, если бы случилось невозможное и Христос в решающий момент избрал бы иной духовный путь, чем тот, который он предпочёл и прошёл в действительности.
По мнению великого инквизитора, советы «могучего и умного духа» заключали в себе «всю будущую историю мира и человечества» [3], потому что в них учтена природа как отдельного человека, так и всего общества; «железная логика мысли сливается воедино с <...> знанием человеческой души» [4]. Именно по этой причине великий инквизитор делает всё, чтобы «подтолкнуть» историю к движению в ином направлении, «смоделировать» её иначе, чем предполагалось христианством. Иван Карамазов, исходя из убеждения, что герой его «поэмы» прав, выстраивает сложнейшую художественную экспериментальную ситуацию, в основе которой лежит определённая философско-этическая система, затрагивающая не только принципы жизни общества, но и глубочайшие «вопросы духа» [5]. В основе этой системы взглядов лежит «утилитарная» этика, базовый принцип которой был наиболее чётко сформулирован И. Бентамом: нравственно всё, что служит наибольшему счастью наибольшего числа людей. Иначе говоря, с точки зрения великого инквизитора, можно основать духовную жизнь государства на лжи, можно сжигать сотни «еретиков», мешающих торжеству господствующей идеологии, можно полностью поработить общество, если это в конечном итоге обеспечит большинству людей спокойную и устроенную жизнь - «младенчески-наивное счастье», если «моральный расход не превысит дохода» [6]. Именно к такому результату, по мнению великого инквизитора, должен быть направлен исторический процесс.
Осмысливая законы мировой истории, герой опирается лишь на собственное понимание вещей, на собственную логику, которая представляется ему исчерпывающей. Он исключает из своей «системы координат» веру в Божий промысел, поскольку в глубине души он атеист (такое предположение высказывает Алёша, и Иван с ним соглашается; эту точку зрения поддерживает и русская философская мысль [7], которая сама по себе «стремилась к религиозному оправданию истории» [8]). В результате великий инквизитор остаётся в рамках собственного разума, «эвклидовского», по выражению Ивана, и он уверен, что этот разум может обладать абсолютной истиной и быть движущей силой мировой истории. Великий инквизитор фактически присваивает себе и своим приближенным преро-
гативы Творца и стремится взять историю в свои руки: «Таким образом, и неразрешимые противоречия истории, и непостижимые тайные движения человеческой души - всё то, что мешает человеку жить на земле - будет сосредоточено на плечах немногих, которые в силах выдержать познание добра и зла. Можно сказать - история умолкнет, и останется только тайная история немногих великих душ, которой, конечно, никогда не будет суждено стать рассказанною» [9]. И всё же она была рассказана: она поведана великим инквизитором Пленнику, изложена Иваном Карамазовым Алёше, передана Ф. М. Достоевским читателю.
Итак, в «Легенде о великом инквизиторе» перед нами разворачивается жизнь государства, основанная на трёх антихристианских принципах. Первый: накормить людей и тем самым поработить их. Второй: завладеть душами людей с помощью «обработки» сознания (чуда, тайны и авторитета). Третий: объединить человечество во «всеобщий и согласный муравейник» [10], подчиняющийся единовластному правителю.
По ходу рассуждений великого инквизитора перед читателем (а прежде всего перед слушателем - Алёшей Карамазовым) вырисовывается следующий социальный проект: миллионы людей, лишённых свободы воли, не имеющих возможности самостоятельно принимать решения и выстраивать собственную судьбу, но при этом субъективно убеждённых в своей полной свободе, - они живут в материальном благополучии, при налаженном и неизменном порядке, в безопасности и с уверенностью в завтрашнем дне, но под тотальным контролем власти (олицетворение её - великий инквизитор). Основой духовной стороны жизни в этом социуме является религия, которая именуется и официально считается христианской, и народ нисколько не сомневается в её христианской природе, но в действительности основана она на антихристианских принципах. Такова в своих основных чертах литературная «модель» истории человечества, предложенная в «Легенде о великом инквизиторе» и единственно оправданная с точки зрения её героя.
Каков же итог художественного эксперимента, проведенного Ф. М. Достоевским с помощью своих персонажей: Ивана Карамазова и великого инквизитора? Система, логично выстроенная и «математически» выверенная последним, вроде бы формально неуязвима, тем не менее она сама себя морально уничтожает, «сжигает изнутри». Желая достичь счастья для максимального количества людей, великий инквизитор создает такую модель общества, что человек, если он подчиняется её законам, превращается в обезличенного и бездуховного раба, а если не подчиняется, то об-
речен на гибель как еретик. Не случайно Алёша Карамазов, слушая «поэму» своего брата, чувствует, что столь ужасная, по сути, жизнь в государстве великого инквизитора может лишь убедить мыслящего человека в том, что Христос был поистине прав, когда отверг три принципа, так высоко чтимые кардиналом. «Поэма твоя хвала Иисусу, а не хула. как ты хотел того», - говорит Алёша Ивану [11]. Оказывается, что Иван своим художественным экспериментом лишь доказал «от противного» правоту Христа. Заметим, что позиция самого Ф. М. Достоевского по этому вопросу осмысливалась истолкователями по-разному. Например, В. В. Розанов полагал, что великий инквизитор выражает мнение не только Ивана, но и автора [12]. С другой стороны, Н. А. Бердяев [13], С. Л. Франк [14] считали, что Достоевский отвергает философию великого инквизитора. Мы позволим себе согласиться с последней точкой зрения, так как в романе существует целая художественная система дискредитации логики великого инквизитора (эта система была нами рассмотрена в одной из ранее опубликованных работ [15]).
Художественный эксперимент над историей человечества, воплощённый в «Легенде о великом инквизиторе», по-своему переосмысливается в произведениях художников слова ХХ в. Чаще всего это делается в форме антиутопии, которая изображает гипотетические результаты определённого социального эксперимента. Не случайно многие исследователи связывают генезис антиутопии с «Легендой о великом инквизиторе»
[16]. Однако ситуацию художественного эксперимента над историей отражает не только антиутопия, но и традиционный реалистический роман. Это отчётливо можно увидеть в «Покушении на миражи» В. Ф. Тендрякова и в «Нетерпении» Ю. В. Трифонова.
В «Покушении на миражи» В. Ф. Тендряков изображает героев, которые стремятся решить сложнейшие вопросы: можно ли создать идеально справедливое общество, какова роль личности в истории и может ли человек волевым импульсом изменить ход жизни? По сути, те же проблемы решают великий инквизитор, а также написавший «поэму» о нём Иван Карамазов и, наконец, создавший оба эти образа Ф. М. Достоевский.
«Течёт поток рода людского. Куда? Какие силы гонят его? <...> Чем дальше, тем меньше человек зависел от внешних сил, тем сильней он ощущал - опасность кроется в нём самом. Не кто-то и не что-то со стороны больше всего мешает жить, а непреходящая лютая взаимонесовместимость»
[17] - с таких философских рассуждений начинается роман В. Ф. Тендрякова «Покушение на миражи». Главный герой «Легенды» тоже полагал, что в человеке кроется разрушительное на-
чало, что рано или поздно люди погубят сами себя, истребят друг друга, если им дать свободу, как хотел Христос. Стремясь спасти их от перспективы взаимоуничтожения и устроить их судьбы, великий инквизитор строит жизнь государства не на христианских принципах, а на «советах могучего и умного духа», противопоставляя «эвклидовский» разум свободной вере и как бы моделируя определённый ход истории мира и человечества.
Герои тендряковского романа - историки, физики, программисты - по-своему повторяют этот опыт: они создают некую компьютерную модель истории, чтобы выяснить, каков был бы путь развития человечества без Христа. В «мозг» ЭВМ вводятся все данные об эпохе Рождества Христова, но из исторического контекста насильственно исключается личность Иисуса Христа. Герои, осуществляющие этот эксперимент, исходят из понимания только человеческой, но не божественной природы Христа, поскольку их сознание сформировано атеистической государственной идеологией нашей страны 70-80-х гг. ХХ в. (кстати говоря, великий инквизитор, по всей видимости, тоже воспринимает своего безмолвного собеседника именно так, ведь в ином случае намерение кардинала казнить Пленника приобрело бы совершенно абсурдный характер). Учёные у Тендрякова, как и великий инквизитор у Достоевского, исключают из своего миропонимания Божий промысел (автор «Покушения на миражи» тоже не был религиозен, хотя цензура и находила в некоторых его произведениях отголоски богоискательства [18]), они полагают, что историей движет человеческий разум, а значит, в его же власти изменить ход исторического процесса. Именно эту гипотезу и стремятся проверить энтузиасты-экспериментаторы.
«Люблю наше время, - пишет главный герой романа В. Ф. Тендрякова, - страдаю за него <...> и хочу счастливых в нём перемен! А возможно ли повлиять на время? Да, вмешиваясь в естественный ход развития. Да, внося элемент искусственности в стихийные события. Да, усилиями разума! Меня теперь жестоко мучает этот вопрос» [19]. «Усилиями разума» группа экспериментаторов стремится точно определить наиболее значимые черты личности Христа, закодировать их в стопке перфокарт для ЭВМ и «изъять» из исторического процесса личность, обладающую совокупностью этих черт, чтобы с помощью хитроумной программы проверить, изменится ли ход исторического процесса и сможет ли «заменить» Христа какая-либо другая личность, например Апостол Павел.
Герои романа «Покушение на миражи» исповедуют исключительно научный, рациональный подход к истории, к осмыслению философских
категорий и противопоставляют этот рационализм иррациональности миропонимания Христа (как они его видят): «Иисус Христос - поэт, никак не строгий мыслитель», - говорит главный герой, отмечая формальные противоречия в Его высказываниях и объясняя это пренебрежением к логике. Можно сказать, что в данном случае речь идёт о той рациональной логике, которую вслед за Иваном Карамазовым мы назовём «эвклидовской». С её помощью невозможно в полной мере осмыслить суть христианства: здесь нужен подход более многомерный и диалектичный, не исключающий «пересечения параллельных» и совмещения несовместимого на первый взгляд. Таким образом, В. Ф. Тендряков показывает два противостоящих друг другу подхода к жизни: рациональный взгляд учёного и «беспечно» пренебрегающий формальной логикой взгляд Христа. Причём в романе слово дано представителям первой точки зрения, а Христос, олицетворяющий собой противоположное миропонимание, остаётся как бы их безмолвным оппонентом, и его воззрения излагают читателю сами учёные-экспериментаторы (в своей интерпретации). Аналогичную ситуацию можно увидеть и в «Легенде о великом инквизиторе», где кардинал воплощает в себе рациональную, «эвк-лидовскую» логику, тогда как Христа он упрекает в том, что тот якобы поступил вопреки разуму, когда отверг три искушения. И здесь тоже слово предоставляется лишь великому инквизитору, Пленник же молчит, и его позицию фактически излагает кардинал, споря с ней. При этом в обоих случаях точка зрения «молчащего собеседника» нисколько не менее, а возможно, и более убедительна, чем мнение «говорящего»: как мы увидим впоследствии, оба писателя показывают, что в конечном итоге торжествует именно взгляд «безмолвного» героя.
К каким же результатам исторического эксперимента приводят своих героев Достоевский и Тендряков?
Великий инквизитор создаёт идеальное, с его точки зрения, общество. Казалось бы, жизнь государства вполне налажена и идёт согласно математически выверенной логике, НО появляется Христос, он как бы воскресает для людей - и власть грозного правителя в опасности, поэтому кардинал так мрачен, и поэтому он считает необходимым объявить Пленника еретиком и казнить его. Казалось бы, инквизитор навсегда убил в себе человечность, подчинил свою душу безжалостному разуму, НО безмолвный Пленник целует его - и в душе кардинала наступает смятение, и он отступает от собственного твёрдого решения: отменяет казнь. В этот момент в сердце великого инквизитора тоже как будто воскресает Христос. Казалось бы, Иван Карамазов
логично доказывает: только тем путём, который избрал его герой, можно избавить человечество от страданий; НО первый слушатель «поэмы» -Алёша - одной фразой опровергает его аргументы: «Поэма твоя есть хвала Иисусу, а не хула... как ты хотел того» [20], потому что «модель истории», созданная Иваном, лишь доказывает «от противного»: без Христа жизнь человечества превратится в ад, умело замаскированный под рай.
Теперь обратимся к роману «Покушение на миражи». В компьютерной модели истории, созданной тендряковскими героями, заложен такой пункт, по которому электронно-вычислительный «мозг», порождая какую-либо личность или выдвигая её на первую роль в историческом процессе, не должен использовать ту совокупность качеств, которая соответствует личности Христа. И вот, казалось бы, «направление будущего развития человечества» [21] уже математически выверено и рассчитано, место Христа в истории занимает Апостол Павел, и остаётся лишь ждать результата. НО из памяти ЭВМ случайно стирается запрет на использование совокупности личностных характеристик Христа - и в созданной компьютером исторической реальности появляется Христос. Электронно-вычислительная машина «не ведала о его прежнем существовании, всякие следы об основателе христианства были стёрты из её машинной памяти, существовал лишь разрозненный набор многочисленных символов, означающих отдельные черты человеческих характеров. И то, что из этих частичек сложился облик Христа, случайностью уже быть не могло» [22]. Программист Ирина Сушко, поражённая произошедшим, звонит главному герою и говорит: «Докладываю официально: Иисус Христос воскрес, смертью смерть поправ» [23]. Исследование тендряковских героев, как и «Легенда о великом инквизиторе», стало доказательством «от противного», что без Христа невозможна история человечества. И опыт Ивана Карамазова в «Легенде о великом инквизиторе», и эксперимент «самодеятельных историков» конца XX века в «Покушении на миражи» приводят в определённом смысле к торжеству Христа, к его своеобразному воскресению для воспринимающего сознания.
Ю. В. Трифонов испытывал огромное уважение к Достоевскому как философу и художнику
[24], и, безусловно, вполне оправдано «аналитическое прочтение прозы Трифонова в контексте русской религиозно-философской литературы»
[25], в частности творчества Ф. М. Достоевского. Ю. В. Трифонов вступил с ним в своеобразный философский диалог в своём романе «Нетерпение», который стал одним из примеров «экспедиции в прошлое» [26] этого писателя, для
которого история стала «духовной родиной» [27]. Героями его стали террористы «Народной воли». Наиболее глубоко и подробно разработан автором образ Андрея Желябова. Писатель рассматривает тот путь, который привел этого человека и остальных народовольцев к идее политического террора и к мысли о необходимости цареубийства (кстати, в романе «Нетерпение» автор замечает, что Ф. М. Достоевский собирался привести к подобным идеям Алёшу Карамазова [28]). Не раз на страницах романа упоминается о том, что народовольцы жаждут «подтолкнуть историю». В определённом смысле аналогичное стремление движет и великим инквизитором у Достоевского. Кардинал убеждён в том, что свобода воли спровоцирует саморазрушение человечества и после этого измученные люди придут наконец к отказу от свободы как от невыносимого бремени, но «инквизитор совсем не склонен ждать, когда "маленькие дети" после моря крови придут к нему и отдадут оставшееся у них наследство Христа - свободу. Он хочет поторопить события» [29]. Действительно, великий инквизитор проявляет инициативу, организуя своё государство по всем законам тоталитарного общества ради того, чтобы дать людям счастье, как он его понимает с точки зрения своего «эвкли-довского» разума, поскольку ему кажется, что он обладает знанием абсолютной истины. Так же и трифоновские герои полагают, что им точно известно, в чём будет заключаться счастье народа (с их точки зрения, оно в демократическом устройстве общества, в главенстве конституции). Однако сам народ ещё этого не осознаёт, и, по мнению народовольцев, нужно волевым решением изменить его жизнь и обеспечить ему счастье. Если для этого понадобится пролить чью-либо кровь, то это будет оправданная, с точки зрения этих героев, мера. Как сказал бы Раскольников, «кровь по совести». Ю. В. Трифонов здесь рассматривает тему нравственности и революционного деяния, «как она ставилась ее родоначальником в русской литературе - Ф. М. Достоевским» [30]. Андрей Желябов и Софья Перовская далеко не сразу и не просто пришли к убеждению в необходимости террора; по натуре они вовсе не склонны к жестокости, и им приходится переступать через собственную человеческую природу, идя на убийство. В похожей ситуации находится и Раскольников в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского. Пожалуй, то же можно сказать и о великом инквизиторе, изначальным мотивом действий которого является стремление дать счастье всем людям, то есть стремление гуманное. Рациональная логика приводит и инквизитора, и Раскольникова, и народовольцев к тому, что гуманная цель может быть достигнута лишь антигуманными средствами. Эти
герои отказываются терпеть такое положение вещей, которое представляется им несправедливым, и стараются изменить жизнь насильственно. Не случайно роман Ю. В. Трифонова назван «Нетерпение»: главный герой - Андрей Желябов - говорит, что «никакого терпения не хватит» ждать, пока человечество придёт к обновлению путем нравственной эволюции [31]. С его точки зрения, необходимо насильственное действие, которое подтолкнёт и ускорит изменения в жизни общества. Если говорить конкретно, то террористический акт, направленный против главы государства, должен, по мнению Андрея Желябова и его товарищей, всколыхнуть Россию, дать новое направление её развитию: стать концом самодержавия и одновременно началом народовластия, основанного на конституции. Это можно назвать своеобразным экспериментом над историей, как и действия великого инквизитора у Достоевского. Террористы «Народной воли», как и герой «Легенды», непоколебимо уверены в том, что их путь правомерен и непременно принесёт желаемые плоды. Однако в действительности вдохновенный монолог великого инквизитора, изложенный Иваном, оказывается «хвалой Иисусу, а не хулой», а дорога народовольцев, казалось бы логичная с точки зрения «эвклидов-ского» разума, приводит в тупик: «Громадная российская льдина не раскололась, не треснула и даже не дрогнула» [32]. Правда, как пишет Ю. В. Трифонов, что-то «сдвинулось в ледяной толще», но последствия этого проявились лишь спустя несколько десятилетий [33]. Народовольцы надеялись на более быстрый и более впечатляющий результат. В действительности же после решающего, казалось бы, террористического акта - убийства царя - «народ безмолвствует». В последних эпизодах романа читатель видит, что Андрей Желябов и Софья Перовская даже по пути на казнь ни о чем свершившемся не жалеют и лишь горят нетерпением увидеть лица людей, вдохновлённые свободой, освещенные новым мироощущением, но это лишь мечта, а в реальности всё остается по-старому. Действия террористов не приняты и даже не поняты народом. Безымянная эпизодическая героиня, пытающаяся проявить сочувствие к террористам, которых везут на казнь, сама оказывается жертвой толпы. Она исключение, которое, как известно, лишь подтверждает правило. Народовольцы терпят поражение, потому что история не признает насилия над ее закономерностями. Опыт героев «Нетерпения» - доказательство тому «от противного», как и эксперимент в «Покушении на миражи», как и «социальный проект» великого инквизитора.
«Многообразны отражения слова Достоевского в литературе, философии, искусстве
А. А. Вахрушев. Просветительская миссия печати и литературы в провинциальной России.
XX столетия», как писал В. А. Туниманов [34]. Не последнее место среди этих художественных «отражений» занимают, на наш взгляд, романы
B. Ф. Тендрякова и Ю. В. Трифонова. «Зерно», брошенное в литературу Ф. М. Достоевским, его «Легендой о великом инквизиторе», по-своему «проросло» в творчестве писателей XX в. и дало разнообразные, иногда причудливые плоды, но финал всех художественных экспериментов над историей оказался в большой степени предопределён их литературным архетипом, каковым стала «Легенда о великом инквизиторе» в истории отечественной словесности.
Примечания
1. Пономарёва Г. Бунт Ивана Карамазова: источники и параллели. Послесловие // О великом инквизиторе. Достоевский и последующие. М., 1991. С. 263.
2. Сохряков Ю. Творчество Ф. М. Достоевского и русская проза XX века (70-80-е годы). М., 2002. С. 50.
3. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф. М. Собр. соч.: в 30 т. Т. 14. Л., 1976.
C. 230.
4. Долинин А. С. Достоевский и другие. Статьи и исследования о русской классической литературе. Л., 1989. С. 80.
5. Горький М. Материалы и исследования. Т. 2. М.; Л., 1936. С. 163.
6. Франк С. Л. Фр. Ницше и этика «любви к дальнему» // Франк С. Л. Сочинения. М., 1990. С. 33.
7. Бердяев Н. А. Великий Инквизитор // О великом инквизиторе. Достоевский и последующие. М., 1991. С. 219-242; Франк С. Л. Легенда о Великом Инквизиторе // О великом инквизиторе. Достоевский и последующие. М., 1991. С. 243-251.
8. Гачева А. Г. Творчество Достоевского и русская религиозно-философская мысль конца XIX - первой трети XX века // Достоевский и XX век: в 2 т. Т. 1. М., 2007. С. 29.
9. Розанов В. В. О легенде «Великий инквизитор» // О великом инквизиторе: Достоевский и последующие. М.: Мол. гвардия, 1991. С. 161.
10. Достоевский Ф. М. Указ. соч. С. 235.
11. Там же. С. 237.
12. Розанов В. В. Указ. соч.
13. Бердяев Н. А. Указ. соч.
14. Франк С. Л. Легенда о Великом Инквизиторе. С. 243-251.
15. Сухих О. С. Горький и Достоевский: продолжение «Легенды...». Н. Новгород, 1999.
16. Юрьева Л. М. Русская антиутопия в контексте мировой литературы. М., 2005; Гальцева Р., Род-нянская И. Помеха - человек. Опыт века в зеркале антиутопий // Новый мир. 1988. № 4. С. 125-134; Ланин Б. А, Боришанская М. М. Русская антиутопия XX в. М., 1994.
17. Тендряков В. Ф. Покушение на миражи // Тендряков В. Покушение на миражи. Чистые воды Китежа. М., 1987. С. 5-6.
18. Беляев А. Долгая ночь после выпуска. К 20-летию со дня смерти Владимира Тендрякова. URL: http://www.kultura-portal.ru (дата обращения: 31.12.2010).
19. Тендряков В. Ф. Указ. соч. С. 20.
20. Достоевский Ф. М. Указ. соч. С. 237.
21. Огрызко В. Затмения и прозрения // Литературная Россия. 2006. 7 июля. С. 9.
22. Тендряков В.Ф. Указ. соч. С. 116.
23. Там же. С. 114.
24. Трифонов Ю. В. Нечаев, Верховенский и другие // Трифонов Ю. В. Ядро правды. Статьи, интервью, эссе. М.: Б-ка «Огонёк», 1987. С. 18-26.
25. Селеменева М. В. Поэтика повседневности в городской прозе Ю. В. Трифонова // Известия Уральского государственного университета. 2008. № 59. С. 207.
26. Баевский В. С. История русской литературы XX века: Компендиум. М., 1999. С. 321.
27. Иванова Н. Б. Проза Юрия Трифонова. М.: Сов. писатель, 1984. С. 167.
28. Трифонов Ю. В. Нетерпение // Новый мир. 1973. № 3. С. 109.
29. Кудрявцев Ю. Г. Три круга Достоевского (Событийное. Социальное. Философское). М., 1979. С. 306.
30. Суриков В. В. Юрий Трифонов: нравственность и революция. URL: http://zhurnal.lib.ru/s/surikow_w_w/ tri.shtml (дата обращения: 31.12.2010).
31. Трифонов Ю. В. Нетерпение // Новый мир. 1973. № 4. С. 57.
32. Там же. С. 84.
33. Там же.
34. Туниманов В. А. Достоевский и русские писатели XX в. СПб., 2004. С. 6.
УДК 002.2(470.34)
А. А. Вахрушев
ПРОСВЕТИТЕЛЬСКАЯ МИССИЯ
ПЕЧАТИ И ЛИТЕРАТУРЫ В ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ РОССИИ
(НА МАТЕРИАЛЕ ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ XVII - НАЧАЛА XX в.).
К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ
В статье рассматривается проблема генезиса печати и литературы в провинциальной России и их просветительская миссия на примере Вятской губернии XVII - начала XX в. Дается историография вопроса, ставятся исследовательские задачи.
The paper discusses the genesis of the press and literature in provincial Russia and their educational mission basing on the example of Vyatka province of XVII - early XX century. It gives the historiography of the problem and sets research objectives.
Ключевые слова: печать, литература, просветительская миссия, вятский край, провинциальная журналистика.
Keywords: press, literature, educational mission, Vyatka region, provincial journalism.
История российской журналистики - объемный пласт истории общей культуры и общественного движения, в котором заложен непреходящий опыт многих поколений в становлении и
© Вахрушев А. А., 2011
