CC BY
130
5. Башкеев В.В. Взаимодействие первого министра (чэнсяна) и главного цензора (юйшидафу) в Западной Хань с 202 по 87 г. до н.э. // Общество и государство в Китае: материалы 41 науч. конф. - М., 2011.
- Вып. 3. - С. 81-93.
6. Деопик Д.В. Опыт количественного анализа древней восточной летописи «Чуньцю» // Математические методы в историко-экономических и историко-культурных исследованиях. - М., 1977. - С.144-190.
7. Деопик Д.В. Организация управления на окраинах китайской империи на примере вьетских земель крайнего юга // Общество и государство в Китае: материалы I науч. конф. - М., 1970. - Вып. 1.
8. Деопик Д.В., Таркина А.И., Ульянов М.Ю.
Метод выделения и краткой характеристики периодов в истории одного государственного образования Восточной Азии: на примере Цзинь (период Восточное Чжоу, VIII - III вв. до н.э.) // Ломоносовские чтения: материалы науч. конф. (апрель 2004 г.). Сер.
Востоковедение. Кн. 1. - М., 2004. - С. 37-43.
9. Деопик Д.В., Ульянов М.Ю. Кризис 1127 г. и проблема перехода власти в средневековом Вьетнаме (Дайвьете) от первых ко вторым поздним Ли // Традиционный Вьетнам. - М., 2008. - Вып. 3. - С. 66104.
10. История Китая. - М., 2002.
11. Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. - М., 1987.
Башкеев Виктор Викторович, аспирант, научный сотрудник отдела Китая Института востоковедения РАН. 107031, Москва, ул. Рождественка, д. 12, email: [email protected]
Bashkeev Victor Victorovich, postgraduate, research officer at Departament of China in the Institute of Oriental Studies of the Russian Academy of Sciences. 107031, Moscow, Rozhdestvenka St, 12, e-mail: [email protected]
УДК 930 (517.3) © Н.М. Гудеева
НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ТРУДЫ ИНОСТРАННЫХ УЧЕНЫХ В РАЗВИТИИ ЭТНОГРАФИИ МОНГОЛИИ XVIII-XIX вв.
В СОВРЕМЕННОЙ ОРИЕНТАЛИСТИКЕ РОССИИ
Статья посвящена проблемам развития монголоведения в научных трудах приглашенных в Россию иностранных ученых. Определяются основные работы Д.Г. Мессершмидта, Г. Ф. Миллера, П. С. Палласа, И.Я. Шмидта о монгольском мире. Автор выделяет новые аспекты монголоведных научных трудов ученых иностранного происхождения. Показано значение трудов немецких ученых в развитии монголоведения.
Ключевые слова: монголоведение, Сибирь, монголы, востоковедение, China.
N.M. Gudeeva A NEW LOOK AT THE WORKS OF FOREIGN SCIENTISTS IN THE DEVELOPMENT OF ETHNOGRAPHY MONGOLIA XVIII-XIX CENTURIES IN MODERN ORIENTAL RUSSIA
The article is devoted to problems of development in the scientific works of Mongolian invited to Russia offoreign scientists. Defines the basic operation, D.G. Messerschmidt, G.F. Miller, P.S. Pallas, I.J. Schmidt of the Mongolian world. The author identifies new aspects of scientific papers of Mongolian studies foreign-born scientists. Shown the relevance of the works of German scientists in the development of Mongolian studies.
Keywords: Mongolian studies, Siberia, mongols, oriental studies, China.
12. Кроль Ю.Л. Разделял ли Бань Гу представление Сыма Цяня о том, что ханьский Вэнь-ди получил «мандат неба» («тянь мин»)? // Общество и государство в Китае: материалы 41 науч. конф. - М., 2011. -Вып. 3.
13. Ульянов М.Ю. История Древнего Китая. Программа курса «История Китая» (разделы по истории Китая в период древности и Средние века). - М., 2005.
14. Ульянов М.Ю. К вопросу о первых упоминаниях стран Юго-Восточной Азии в китайских источниках: сведения о «стране Хуанчжи» в контексте политической и идеологической борьбы начала I в. н.э. // Юго-Восточная Азия: историческая память, этоно-культурная идентичность и политическая реальность. - М., 2009.
15. Ульянов М. Ю. О выделении периодов при описании исторического процесса на примере периодизации Чуньцю (771-453 до н.э.) и Чжаньго (453-221 до н.э.) в истории Древнего Китая // Ломоносовские чтения: материалы науч. конф. (апрель 2008 г.). Сер. Востоковедение. - М., 2008.
16. Чуньцю цзочжуань. Комментарий Цзо к «Чунь цю» / исследование, пер. с кит. гл. 1-5, ком-мент. и указатели М.Ю. Ульянова. - М., 2011.
17. Cambridge History of China, Vol. 1 - Cambridge, 1986.
Проблемы кочевниковедения, как отдельной науки ориенталистики, составной частью входят во все исследования иностранных ученых досоветского и советского периода истории. Эти проблемы затрагивают важнейшие аспекты, связанные с этнографией монгольского народа. В ходе научного исследования сделана попытка пересмотра взглядов советских ученых с позиции современных принципов объективности и историзма.
В отечественной историографии изучения истории Монголии необходимо выделить значительный вклад приглашенных в Россию иностранных ученых. Начало процесса складывания первых данных о монгольском мире необходимо связать с командированием в Сибирь (как в приграничную территорию с Монголией) иностранных ученых самим Петром I. Семь лет длилась (1720-1727) первая поездка по Сибирскому краю до Забайкалья немца по рождению Даниила Г отлиба Мессершмидта.
Это была одна из первых научных экспедиций по изучению огромного и в целом неведомого края. В ходе поездки Д.Г. Мессер-шмидтом были даны первые научные записи диалектной речи аборигенов, зафиксированной от качугских бурят-эхиритов, всего 195 слов [8, с. 19]. За это время исследователь собрал большое количество естественноисторических, этнографических, картографических материалов. К сожалению, часть собранного материала исчезла при пожаре в Академии наук в 1874 г. В свою очередь большая часть материала «Обозрение Сибири, или Три таблицы простых царств природы» в 10 томах осталась неопубликованной.
В оценке научных, политических воззрений Д.Г. Мессершмидта среди российских исследователей не было единства. Так, по характеристике В.Г. Мирзоева в «Историографии Сибири» он выступает как воинствующий шовинист, презирающий русский народ, как жестокий крепостник и, наконец, мистик». Такую оценку оспаривает Э.П. Зиннер, считая ее односторонней и неправильной. Возможно, Мир-зоев учел эту критику, пишет исследователь Т.Б. Батуева. Во всяком случае в новом издании названного труда, вышедшего после книги Зиннера в 1970 г., приведенная ранее оценка Мессершмидта отсутствует [2, с. 4].
Нельзя не упомянуть в нашем исследовании Иоганна Георга Гмелина, который не имел непосредственных контактов с монголами. Но в своих экспедициях посетил районы Западной и Восточной Сибири, граничащие с монголь-
скими княжествами, и описал на немецком языке быт и историю бурят, сходные к тому времени с монгольской. В историографическом плане при оценке трудов этого исследователя следует учитывать тот факт, что из-за резких выпадов автора против населения России Академия наук отказалась перевести ее на русский язык и тем более опубликовать его труд «Путешествие по Сибири с 1733 по 1743 г.». Но в естественно-историческом плане, несомненно, заслуживает внимания труд И.Г. Гмелина о природно-климатических особенностях Сибири «Флора Сибири» в четырех томах.
Последующие годы в научном освоении монгольского мира характеризуются 33-тысячеверстной десятилетней Экспедицией (1733-1743) и опубликованными работами академика Герарда Фридриха Миллера (17051783). Собранные коллекции копий документов по русской, монгольской, тангутской и др. истории составили т.н. портфели Миллера, которые с того времени постоянно изучаются исследователями различных специальностей и не изучены до конца и в наше время. «История Сибири» в двух томах до сих пор является «выдающимся событием в русской и мировой исторической науке того времени» [7, с. 5].
В рассматриваемой нами исторической тематике привлекают внимание впервые опубликованные сведения о сношениях русских с западными монголами, в частности с Алтан-ханами, джунгарскими ханствами. Г.Ф. Миллер собрал значительный материал по этнографии и языкам сибирских народов, в том числе и бурят. В «латинско-татарско-аринско-котско-камасинско-бурятский словарь» Г.Ф. Миллера включено около 300 бурятских слов, зафиксированных им в 1735 г. [8, с. 20].
Историограф В.Г. Мирзоев, к мнению которого присоединяется Т.Б. Батуева, считает: «Подняв колоссальный материал, Миллер лишь восстановил исторические события, но не сумел обобщить и привести их в стройную систему. Философия истории оказалась чуждой Миллеру. В историографии Миллер представляет собой классическую фигуру истори-ка-собирателя фактов: в нем в наиболее законченной форме нашел свое выражение XVIII век сибирской и монгольской историографии -период накопления источников» [10, с. 11].
В трудах этих ученых изложена история завоевания монголов и их связи с русскими. Они написаны под великодержавным углом зрения, в них выдвигался тезис о сопротивлении «диких
сибирских племен» культурной миссии колонизаторов, которые якобы пытались приобщить их к благам цивилизации. Несмотря на подобного рода «цивилизаторские» размышления, в работах того же Миллера достаточно много сведений о деяниях русских атаманов в приграничной с Россией Северо-Западной Монголии [15, с. 4].
Политические и экономические интересы Российского государства в период преобразований Петра I и его активной внешней политики потребовали еще более обширных и точных сведений о Монголии и Китае. Эту задачу выполняли посольства и торговые караваны, ходившие в Китай в конце XVII - первой половине XVIII в. Первым посольством, направленным Петром I в Китай в 1692 г., было посольство, во главе которого находился Избрант Идес. Все путешествие заняло три года, результатом которого явился отчет, где кроме описания Китая содержались также некоторые сведения о Монголии.
В 1768-1774 гг. в Сибирь совершает свое путешествие знаменитый естествоиспытатель академик Петр Симон Паллас (1741-1811). Результатом его поездок были опубликованные труды по зоологии, палеонтологии, ботанике, этнографии и др. В своих экспедициях П.С. Паллас добирался до монгольской границы в Кяхте. Двухтомное сочинение П.С. Палласа «Собрание исторических сведений о монгольских народностях», изданное на немецком языке, явилось одним из первых специальных исследований, которое было посвящено истории и этнографии калмыков на Волге и монголов, преимущественно их западной ветви - ойратов. П.С. Палла-са интересовал и бурятский язык. В его монографии «Сравнительные словари всех языков и наречий» (1787) содержится около 200 бурятских слов. Были собраны также ценные рукописные материалы других собирателей монгольских языков [8, с. 20].
Труды академиков Г.Ф Миллера и П.С. Пал-ласа положили начало научному изучению Монголии, хотя они не знали монгольского языка и находились в полной зависимости от своих переводчиков, знания которых не всегда были на высоте [14, с. 8].
Основы научного монголоведения, понимаемые нами в ее европейской транскрипции, связаны с представителем немецкой, а затем и российской академической науки Исааком Якобом Шмидтом (1779-1847). И.Я. Шмидт, немец по происхождению, приехал в Россию из Голландии в 19-летнем возрасте по делам торговой конторы. Он пробыл три года среди калмыков, изучил их язык и быт, а в дальнейшем посвятил себя изучению Монголии. В 1812 году он воз-
вращается в Петербург и для Библейского общества переводит на монгольский язык Новый Завет. Затем полностью переключается на переводческую и научную деятельность в области монголоведения и тибетологии. В 1829 г. он перевел с помощью бурят Номтуй Утаева и Бадмы Моршунова приобретенную между 1795 г. и 1807 г. в Пекине сибирским переводчиком Василием Новоселовым рукописную летопись в четырех тетрадях. Речь шла об историческом монгольском сочинении XVII в. «Эрдэнийн Тобчи» (Драгоценное сказание Саган-Сэцэна). Затем подготовил и опубликовал «Монгольскую грамматику» (1831) на немецком и русском языках. Несомненно, важным событием в истории монголоведения стали публикации первой в России грамматики монгольского языка (в 1831 г. - на немецком, а в 1832 г. - на русском) и краткого «Монголо-немецко-русского словаря или лексикона» в 1835 г. Занимаясь изучением монгольской литературы, Шмидт издал в 1839 году перевод пекинской версии монгольского эпоса «Гэсэр». Оценивая вклад Шмидта в изучение монгольского языка и литературы, профессор Г.Д. Санжеев писал: «Шмидт своими изданиями текстов монгольского эпоса Гэсэриада и исторического сочинения Саган-Сэцэна дал начало тем монументальным исследованиям монгольской филологии, которые справедливо являются гордостью нашего монголоведения [12, с. 297]. В 1831 г. И.Я. Шмидт был избран академиком Российской академии наук [13, с. 1525].
Он занимался составлением каталогов на монгольском и тибетском языках почти одновременно с О.М. Ковалевским. К сожалению, для науки утрачена коллекция Шмидта на монгольском, ойратском и калмыцком языках, по-видимому, навсегда. Добытая им с большим трудом в калмыцких степях, она погибла во время пожара в Москве в 1812 г. [11, с. 68]. Касаясь громкой славы акад. И.Я. Шмидта и своих университетских профессоров, В.П. Васильев писал о них в ехидной форме: «Вся слава акад. Шмидта, кроме его труда по истории Саган-Сэцэна, основана на знании этой религии. Честь эту удержали за собой в нашем отечестве и г. Ковалевский и Попов, руководившиеся только монгольскими источниками» [3, с. 69].
При оценке вклада И.Я. Шмидта в российское монголоведение необходимо учитывать и точку зрения исследователей, высказанную источниковедом Н.П. Шастиной, что качество переводов восточных источников было невысоким. Оценивая научный вклад И.Я. Шмидта в монголоведение, необходимо, прежде всего, учесть и поддержать мнение проф. Д.Б. Улымжиева: «Он
был первым, кто ввел изучение монгольской истории и филологии в число научных академических дисциплин» [14, с. 9].
Г.Ф. Миллер, П.С. Паллас, а также первый академик по монгольским языкам И.Я. Шмидт были учеными иностранного происхождения (в основном из Германии), но жившими и работавшими в России постоянно. Хотя свои труды они публиковали чаще на немецком, а не русском, языке, считаем должным присоединиться к мнению иркутского историографа Ю.В. Кузьмина и известного этнографа С.А. Токарева: «Их труды необходимо включать в историю русской науки: они были приглашены на службу русским правительством, Петербургской АН, работали в тесном контакте с другими русскими учеными, проводили исследования на русские средства, обычно по русским программам, и эти исследования обогащали русскую науку и становились органичной ее частью» [8, с. 19].
Историографическая часть вопроса, в оценке значения и вклада зарубежных ученых и путешественников, исследовавших историю Сибири и прилегающих к ней зарубежных территорий и стран, занимает обширное место в советской и российской исторической литературе. Эту проблему нельзя обойти вниманием, ведь значение и роль иностранцев, проезжавших через Сибирь в Монголию и Китай в XVIII-XIX вв., были так или иначе связаны с процессом складывания классического востоковедения и монголоведения. Поэтому в рассматриваемый нами период отмечаем, что предпринимаются первые попытки классификации письменных источников, составленных европейскими исследователями истории Сибири и далее Монголии. Особенно важны в современном источниковедении и историографии данной проблемы достаточно подробно изученные работы, относящиеся к истории государства Чингисхана.
Хронологически мы можем отнести начальную точку отсчета известных письменных источников европейских авторов по проблеме Русь
- Сибирь - Монголия к концу XIII - нач. XIV в., периоду, когда народы Евразии входили так или иначе в орбиту Монгольского государства чингизидов. Но конкретно проблемы территориального роста, политического могущества государства чингизидов, как и теорию и практику современного кочевниковедения, мы не можем не выделить в отдельную проблему, требующую специального исследования.
Исходя из того, что иностранные ученые и путешественники посещали Сибирский регион в различные времена и при этом решали разно-
плановые цели и задачи, соответственной должна быть наша оценка их роли в освещении истории края. Нельзя не отметить в этих источниках элементы фольклорно-этнографических, исторических и других научных знаний, данных с позиций объективизма. Но еще раз нельзя не отметить и шовинистический взгляд, и самодержавное отношение отдельных представителей этого отряда ученых к истории коренных народов Сибири, населению прилегающих к ним азиатских государств.
С образованием в системе «государевой» власти архивной службы начинается первая систематизация поступающих в эти приказы материалов: отчетов, донесений, записок и других документов. К этим документам в полной мере можно отнести и отчеты европейских исследователей.
С процессом складывания классического востоковедения к концу XIX в. предпринимаются и первые попытки составления общих сводов западноевропейской литературы о Сибири и граничащих с ней государствах. Активизация политики царского правительства на Дальнем Востоке - с середины 90-х гг. XIX в. и до русско-японской (1904-1905 гг.) войны - заметно сказалась на издании книг, брошюр и газетных статей о странах этого региона. В русле этой проблемы была впервые составлена наиболее полная для того времени библиография с указанием книжных публикаций на иностранных языках: «Сибирская библиография» и «Библиография Азии», в которых давался именной указатель работ под редакцией В.И. Межова [9, с. 109].
Повышенный интерес правительственных кругов России и ее общественности к русско-английскому соперничеству в Центральной Азии и на Дальнем Востоке не мог не отразиться на развитии востоковедения и монголоведения, особенно практического. В 1899 г. создан Восточный институт во Владивостоке [6, с. 227]. Помимо отдельных историографических работ, вышедших в конце XIX в., вплоть до 30-х гг. XX
в. в историографической науке по этой проблематике работ не печаталось [2, с. 27].
Наиболее значимым трудом, посвященным сибирской тематике, роли востоковедения (китаеведения и монголоведения), а также вкладу иностранных исследователей в эту проблему, в первой половине XX в. была общепризнанная советскими и в наши дни российскими учеными работа академика Михаила Павловича Алексеева «Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарии. XIII-XVII вв.» [1].
С позиции марксистской исторической науки в советской историографии в первой половине XX в. написана первая и единственная в бурятской исторической науке работа В.П. Гирченко «Русские и иностранные путешественники XVII, XVIII и первой половины XIX вв. о бурят-монголах» [4]. Здесь в соответствии с существующей тогда в общественной науке точкой зрения о колонизаторской роли царизма в угнетении «инородцев» трактуется и научная деятельность иностранных ученых. Хотя по своему богатому научному аппарату и приведенному фактическому материалу об истории бурят-монголов, которые в тот период рассматриваются как единое целое, эта работа не утратила своей актуальности и по сей день. В то же время при оценке этой работы Т.Б. Батуева отмечает: «В отличие от работы М.П. Алексеева в книге по существу отсутствует сколько-нибудь подробное описание библиографии, нет даже упоминания о работе Алексеева, изданной впервые незадолго до этого» [2, с. 26].
Во второй половине XX в. для исторической науки по этой проблематике характерна более взвешенная и квалифицированная трактовка исторических событий того времени, роли и значения научных трудов зарубежных исследователей. В историографии этой проблемы выделяется работа Эрвина Петровича Зиннера «Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII в.», изданная в 1968 г. в Иркутске [5]. Трактовка событий принимает в этой работе более историографический характер, хотя по сравнению с предыдущими работами хронологические рамки исследования ограничены одним столетием. Приводятся известные высказывания зарубежных ученых о бурятах и монголах, об их предыстории до XVIII в. Автор издает неопубликованную рукопись доклада М.П. Алексеева, прочитанную им 14 марта 1931 г. в Иркутске.
В ряду рассматриваемых работ исследование Т.Б. Батуевой [2, с. 26], несомненно, обогатило востоковедную историографическую литературу конца XX в. Интересным для понимания проблемы является подробный именной указатель с библиографическими данными европейских ученых, часть из которых ранее была не известна широкому кругу исследователей. В монографии впервые приводится переведенный автором исторический материал, особенно французские источники. Но в структурно-хронологическом плане удивляет разбросанность ценного исторического материала по разным векам, нарушается в определенной степени хронологический принцип исторической науки.
В заключение отметим, что вклад иностранных ученых был, безусловно, весомым в развитии монголоведения и этнографии. Материалы, собранные приглашенными научными деятелями, положили начало формированию монголоведения как отдельной научной дисциплины и фактически имеют практическую ценность до сих пор.
Литература
1. Алексеев М.П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарии. XШ-XVП вв. - 2-е изд. - Иркутск, 1932.
2. Батуева Т.Б. Народы Сибири в трудах западноевропейских исследователей XVII-XIX вв. - Улан-Удэ, 1995.
3. Васильев В.П. Записки о восточных книгах в Санкт-Петербургском университете // Русский вестник. Кн. 1-2. - М., 1857. Т. 11. Вып. 9.Цит. по: Радна-ев В.Э. Профессор О.М. Ковалевский // Доклады и сообщения международной научной конференции. Казань, 2002.
4. Гирченко В.П. Русские и иностранные путешественники XVII, XVIII и первой половины XIX в. о бурят-монголах. - Улан-Удэ, 1939.
5. Зиннер Э.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII в. -Иркутск, 1968.
6. История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. - М., 1997.
7. История Сибири с древнейших времен до наших дней: в 5 т. - Л., 1958. - Т. 1.
8. Кузьмин Ю.В. Монголия и «монгольский вопрос». - Иркутск, 1997.
9. Межов В.И. Сибирская библиография: в 3 т.
- Спб., 1891-1892; Его же. Библиография Азии. - Т. 3.
- Спб., 1894. Цит. по: Дугаров В.Д. Взаимоотношения России и Монголии в XVII-XIX вв. - Улан-Удэ, 2004.
10. Мирзоев В.Г. Историография Сибири (Домарксистский период). - М., 1970. - 78 с. Цит. по: Батуева Т.Б. Народы Сибири в трудах западноевропейских исследователей XVII-XIX вв. - Улан-Удэ, 1995.
11. Раднаев В.Э. Профессор Ковалевский как ис-точниковед. Судьба домашней библиотеки и личного архива // Наследие монголоведа О.М. Ковалевского: докл. и сообщ. междунар. науч. конф. - Казань, 2002.
12. Санжеев Г.Д. Изучение монгольского языка и литературы // Труды Московского института востоковедения. - 1947. - № 5.
13. Советский энциклопедический словарь. - М., 1987.
14. Улымжиев Д.Б. Монголоведение в России во второй половине XIX - начале XX в. Петербургская школа монголоведов. - Улан-Удэ, 1996.
15. Чимитдоржиева Л.Ш. Русские посольства к монгольским Алтан-ханам (1608-1681). - Улан-Удэ, 2003.
Гудеева Наталья Михайловна, аспирант кафедры всеобщей истории Бурятского государственного университет. 670000, г. Улан-Удэ, e-mail: [email protected]
Gudeeva Natalia Mihailovna, post-graduate student of department of general history of Buryat State University, 670000, Ulan-Ude, e-mail: [email protected]
УДК 572.9 (519) © Э.Б. Дашибалов
К ПРОБЛЕМЕ РАСОГЕНЕЗА И ЭТНОГЕНЕЗА ДРЕВНИХ КОРЕЙЦЕВ
В статье рассматриваются ранние этапы формирования корейского народа на основе антропологических и археологических данных.
Ключевые слова: этногенез, расогенез, древние корейцы, Корейский полуостров.
E.B. Dashibalov
ON PROBLEM OF RACE GENESIS AND ETHNO GENESIS OF ANCIENT KOREANS
The article analyzes the early stages of race genesis and ethno genesis of ancient Koreans on the basis of anthropological and archaeological data.
Keywords: ethno genesis, race genesis, ancient Koreans, Korean peninsula.
Первоначально следует определиться с антропологической характеристикой корейцев. Обзор исследований корейских ученых по антропологии корейцев в связи с их этногенезом приведен в совместной статье Пан Мин Кю и В.Ю. Бахолдиной (2008).
Ученые КНДР в основном придерживаются положения автохтонности происхождения корейцев и считают, что современное население Кореи имеет очень глубокую древность, уходящую вплоть до эпохи палеолита. По мнению Век Ги Ха и Чжан У Чжин, можно проследить преемственность культуры и традиций корейцев от древности до современности. Южнокорейские исследователи представляют разные направления научных исследований - миграцио-нистское и метисационное.
Костные останки ископаемых гоминид Кореи связывают со следующими этапами становления человека и его культуры: человек из Сокчанни 1
- «прямостоящий», неандерталоидного облика, возможно, относится к раннему палеолиту; останки человека из Токчхона и Йокпхо — «разумного», кроманьонского типа, принадлежат среднему палеолиту; кости из Кульпхо II -поздний палеолит.
Отмечаются следующие расовые соответствия. Северные китайцы относятся к восточным монголоидам, но это лишь самая общая характеристика. По геологическим и палеофаунистиче-ским данным, возраст Сокчанни 1 - 500 тыс. лет, носители этой культуры принадлежали к древнейшим людям (архантропам). Индустрия
чопперовидного характера присуща как этому памятнику, так и Чжоукоудянь 1, 13 в Китае.
Однако связь синантропа и носителей культуры Сокчанни 1 в Корее с монголоидами не считается несомненной. Горизонты Сокчанни 2,
3, 4 сопоставляются с местонахождением Чжоукоудянь 15. Кроме типичных ручных рубил миндалевидной формы на этой стадии появляются остроконечники с мелкой ретушью. Носители этих культур, видимо, являлись предками тихоокеанских монголоидов. Средний палеолит в Корее предположительно представлен слоями Сокчанни 5, 6 и Кульпхо 1. Носителей этих культур обычно относят к сводной расе тихоокеанских монголоидов.
Поздний палеолит на Дальнем Востоке был временем наиболее интенсивных переселений, в ходе которых и сложились монголоидные расы. Позднепалеолитические памятники Кореи приходятся на четвертый ледниковый период, на поздний плейстоцен и время обитания homo sapiens. Памятники эти по инвентарю сопоставляются с некоторыми северокитайскими, в частности, с Шаньдиндуном в Чжоукоудяне. Но именно человек из Шаньдиндуна, принадлежа в целом к восточным монголоидам, сохранял еще признаки южных монголоидов, уцелевшие и в современном антропологическом типе корейцев. Не исключено, что обитатели районов к северу от Шаньдиндуна — Внутренней Монголии и Маньчжурии - уже в это время принадлежали к континентальным монголоидам. В таком случае это обстоятельство не могло не оказать влияния
