CC BY
62
Е. П. Серапионова (Москва)
Новый рубеж русско-чешских культурных связей
Культурное сотрудничество между чехами и русскими к началу XX в. было уже достаточно активным. Автор не ставит целью воссоздать его полную картину. Данная статья скорее представляет собой попытку обозначить некоторые проблемы взаимоотношений, нашедших отражение в российской печати. Использование газетных материалов дает возможность взглянуть на эти проблемы глазами современников.
В конце XIX — начале XX вв. в связи с оживлением славянской идеи в России, зарождением и распространением движения неосла-визма на страницах российской прессы стали чаще обсуждаться вопросы взаимоотношений славянских народов, их культурного, научного и экономического сближения. В апреле 1909 г. в России прошел съезд славянских организаций. Цитируя одного из депутатов съезда А. А. Нарышкина, «Наша газета» писала: «Интерес к славянству заметно возрос в широких кругах русского общества, а среди славян зарубежных усилилось стремление к славянской взаимности. Славянский вопрос в настоящее время выдвинулся на первое место в политической жизни Европы»1. Однако югославянский представитель А. Тре-сич-Павичич в 1909 г. считал, что «в русской печати отводится гораздо больше места, например, событиям на острове Гаити, в Южной Африке и Австралии, чем делам западных и южных славян» 2.
Рост славянского самосознания, в том числе и среди чехов, отмечали и другие органы печати. Известный публицист и «своеобразный летописец своей эпохи» 3 М. Меньшиков писал: «...Сама Чехия охвачена теперь (в 1908 г. — Е. С.) таким пламенным патриотизмом и столько проснулось в этом семимиллионном народе живучей силы, экономической и культурной, что всю Чехию можно считать живою крепостью славянства» 4. Но тут же автор предостерегает от преувеличений: «Близкие по крови и языку, нынешние славяне чувствуют себя не одною нацией, а совершенно отдельными племенами. Проникая друг в друга, они вносят не единение, а раздельность»5. Меньшиков далее предлагает принять определенные принципы взаимоотношений между славянскими народами: «Установив взаимно свободу, признаем и равенство, — т. е. не будем предъявлять притязаний на культурное первенство. Не будем говорить, что такая-то культура выше такой-то, такая-то вера, такой-то образ госу-
дарственности предпочтительнее всех иных. Будем крепко держаться своих вкусов, не навязывая их другим» 6. Заключая свои размышления, он признавал, что у славян была «общая древность», которая еще осталась в языках и их народном быте, но вместе с тем отмечал, что это уже давно забытое прошлое, которое можно лишь вспоминать как «милое и родное», ведя упорную работу по ознакомлению с культурным развитием друг друга. Насколько верны были соображения публициста, можно судить по опубликованному в газете «Петроградские ведомости» переводу стихотворения чешского поэта Рубеша:
Я — чех! Коль найдется меж народов всех Кто лучше — пусть открыто скажет И ясно это мне докажет. Моя отчизна — чешская земля! Ее дубравы, рощи и поля — Их видеть каждое мгновенье — Вот в чем для чеха наслажденье! Не покидать родимый край — Вот истинный для чеха рай 7.
Русско-чешское культурное сотрудничество получает отражение на страницах российской прессы как в рамках общеславянских контактов, так и двусторонних отношений. Газетные статьи и журнальные материалы пестрели призывами проявлять больший интерес к культурному наследию друг друга.
В отношении литературных связей, например, говорилось, что со времен Пушкина и его «Песен западных славян» в России появилось очень немного переводов славянских поэтов. Да и сами эти переводы не всегда были удовлетворительны. Связано это было зачастую с тем, что, несмотря на родственность славянских языков и наречий, подлинники оказались недоступны для русских, не владевших этими языками, и переводить приходилось с западных языков, в частности с французского, как известно весьма распространенного в образованных кругах российского общества. Граф В. Бобринский, вспоминая свою поездку на славянский съезд в Прагу в 1908 г., также отмечал: «Когда мы, русские, приехав в Прагу... увидели перед собой духовно и материально сильный и высококультурный народ, народ чешский, мы кинулись по книжным магазинам, чтобы купить книг и узнать, как свершилось это чудо» 8. Но «за незнанием чешского языка, — продолжал он, — нам оставались лишь французские авторы, и они раскрыли нам чудную картину чешского и славянского возрождения XIX века» 9.
Другой причиной неудовлетворительности переводов была слабость самих русских поэтов-переводчиков, «большей частью малоизвестных и не обладавших значительным дарованием»10. Они хоть и дали русским читателям отрывки из Святоплука Чеха и других славянских поэтов, но получить яркое представление о поэзии славянских народов по ним было явно нельзя. Из благодарности и признательности славянские поэты, в свою очередь, переводили слабые стихотворения своих русских переводчиков, чем тоже вряд ли обогатили чешскую, сербскую и болгарскую литературу. В результате, по мнению русского публициста, опубликовавшего заметку под псевдонимом Борей11, поэт такого большого дарования как Святоплук Чех в русском переводе предстает довольно бледным. Продолжая свою мысль, автор статьи пишет: «Прекрасная „Зимняя фантазия" С.Чеха, где чешский поэт изображает Россию в образе царицы и описывает ее „ледяной замок", кажется туманной; а между тем, эта чудная сказка содержит пророчество поэта о будущей судьбе России...» 12. Настаивая на необходимости лучших переводов, «Борей» указывал, что они могли бы открыть русским «душу славянских народов, их чувства и стремления», «утвердить наше взаимное понимание»13, и призывал лучших русских поэтов и писателей обратиться к славянской литературе.
Важнейшим вопросом во взаимоотношениях славян, и в частности чехов и русских, был языковой вопрос, что, как было сказано выше, непосредственно отражалось и на знакомстве с литературой друг друга. Уже в самом начале XX в. и в русской, и в чешской печати велась широкая дискуссия о роли русского языка. Преподаватель Санкт-Петербургского университета, публицист, деятель славянского движения В. П. Сватковский отмечал наличие в России двух точек зрения по этому поводу. Первая принадлежала председателю петербургского Славянского благотворительного комитета И. П. Корнилову и заключалась в том, что русский литературный язык должен являться всеславянским литературным языком. Эта позиция характеризовалась Сватковским как фантастическая, устаревшая и идеалистическая. «Славянство этим не было тронуто, — писал он, — оно молчало и удивлялось, что могут найтись добрые русские люди, которые промечтали полвека, не заметив, куда ушла между тем многострадальная славянская жизнь» 14. Иной взгляд на этот вопрос был у В. Горлова и состоял в том, чтобы предоставить русскому языку роль посредника в межславянском общении. Этого мнения, по свидетельству Сватковского, придерживалось большинство русского общества. Объяснялось это тем, что, например, словаки, владея венгерским языком, недостаточно хорошо знают немецкий (также как и балканские славяне), чтобы сделать его языком общения15.
Эту же точку зрения поддержал на страницах чешского ежемесячника «Цветы» («Куёгу») чешский писатель И. В. Голечек. В его обстоятельной статье «О всеславянском языке» содержалось девять основных положений: 1) из всех славянских литератур только русская может приобрести характер всеславянской, и только русская культура может подняться до общеславянского знания; 2) теория Я. Коллара о необходимости каждому образованному славянину знать четыре главных славянских языка оказалась неисполнимой на практике; 3) славяне признают главенство русского народа и его язык за такой славянский язык, с которым они соперничать не намерены; 4) долг всякого образованного славянина вполне освоиться с русским языком в слове и письме; 5) народные массы не могут быть подвергнуты этой повинности; 6) русский язык должен стать общим языком для славянской интеллигенции вместо чуждых языков (особенно немецкого); 7) славянские ученые должны писать по-русски те труды, которые до сих пор находили нужным писать на чужих языках; 8) распространение русского языка не должно послужить в ущерб отдельным языкам и литературам славянским на их собственной почве; 9) вопрос об общеславянском языке имеет значение не только культурное, но и политическое, что весьма усложняет решение вопроса16. Вместе с тем Голечек резко выступил против признания русского языка в качестве единого литературного для всего славянства. Он считал такую постановку вопроса необоснованной ни исторически, ни существовавшим тогда положением, чересчур фантастической, далекой от практической реализации и не могущей принести славянству ничего кроме вреда17.
Однако в России даже сторонники идеи использования русского в качестве языка общения между славянами предупреждали, что воплотить ее непросто. Академик А. И. Соболевский, делая доклад в Славянском благотворительном обществе, в порядке самокритики отмечал, что многие славянские ученые желали бы печатать свои сочинения на русском языке, но сами русские печатают почти все, касающееся науки, на иностранных языках. Профессор П. А. Кула-ковский высказал точку зрения о том, что русский может стать общеславянским только для интеллигенции 18. Академик А. Н. Пы-пин, имевший достаточно трезвые взгляды на проблему, писал, «что распространение русского языка среди западных славян зависит от экономического и политического могущества России и успеха ее литературы» 19. Обобщая эту идею, газета «Новое время» заявляла, «что все славянские отношения станут легче и сделаются гораздо обильнее, неизмеримо обильнее, как только они станут выгодны» 20.
При обсуждении программ славянских съездов также выдвигались предложения рассмотреть вопросы о межславянском посредническом языке, создании бюро переводов на русский язык лучших писателей славянских народов, сводного словаря славянских языков, славянской энциклопедии, поддержке существующих и устройстве сети новых кружков для изучения русского языка среди славян, об изучении старославянского языка как основы русского литературного межславянского языка, очищении русского и других славянских языков от «варваризмов» и замене их славянскими выражениями, упрощении правописания и т. п.21.
В Чешских землях существовали кружки по изучению русского языка. Один из таких кружков был организован в Брно, его целью являлось распространение русского языка среди славян. Одно время его возглавлял д-р Веселы, а затем Яначек. В кружке занималось до ста учеников. После поражения в русско-японской войне, когда международный престиж России заметно пошатнулся, число учеников уменьшилось. Но постепенно интерес к русскому языку вновь стал расти. Чехи очень успешно осваивали русский язык. Прозанимавшись лишь одну зиму, они настолько чисто говорили по-русски, что невозможно было по произношению узнать в них иностранцев. Такой успех объяснялся умелым преподаванием. В начале русский язык преподавал профессор Н. Неелов, а затем студенты местного политехникума — Хрулев, родом из Нижнего Новгорода, Шварцбах и Ле-вандовский из Варшавы. В кружке было три отделения: в первом учили азбуке и письму, во втором — чтению и письму, в третьем — разговорной речи 22.
При обсуждении проблемы славянских языков вопрос ставился уже об обязательном изучении их в школе. Осенью 1909 г. в Брно состоялся съезд преподавателей чешских средних учебных заведений Моравии. На этом съезде говорилось о необходимости введения в чешской средней школе преподавания одного из главных славянских языков. Голоса участников съезда разделились. Часть из них высказалась за введение польского языка, другая — во главе с профессором Й. Черным — за введение преподавания русского языка, который, по их мнению, имел для чехов более всего практического значения, а также шансы стать языком межславянского общения. Ввиду равенства голосов, постановили окончательное решение этого вопроса предоставить центральному комитету союза чешских учителей в Праге 23. За преподавание русского языка в качестве обязательного предмета в славянских школах Австрии раздавались голоса и в рейхсрате. Известный меценат, долголетний председатель «Славянской беседы», славянофил граф Гаррах выступил по этому поводу с инте-
ресной речью в австрийском парламенте24. В 1910 г. российские газеты, со ссылкой на сообщение из Праги, писали о том, что русский язык как обязательный вводится в городские школы.
В связи с кончиной Л. Н. Толстого, в Праге прошел целый ряд лекций и собраний. Одно из них было устроено студенческой молодежью, пригласившей профессора пражского университета Т. Г. Масарика поделиться своими воспоминаниями о встречах с Львом Толстым. Желающих присутствовать на собрании было так много, что их не могла вместить аудитория. Масарик, по отзывам прессы, прочел лекцию просто, тепло и талантливо. После лекции с краткими речами выступили студенты, и было положено начало будущей читальне имени Толстого25. Имя Масарика было хорошо известно в России, не только как политического деятеля, но и как солидного ученого. К его юбилею в 1910 г. газеты сообщали: «Славянофильское направление нашей литературы его занимало давно: братьям Киреевским он посвятил довольно обширное исследование. В настоящее время он занят новейшим периодом русской литературы, собираясь писать книгу об эволюции русской мысли от Достоевского до Горького. Для ознакомления с первоисточниками он прибыл в настоящее время в нашу столицу и будет заниматься в Публичной библиотеке»26. В 1913 г. в Германии на немецком языке выходит его работа «Россия и Европа», целью которой, по его собственному признанию, было постичь Россию через русскую литературу, уделяя особое внимание Ф.М. Достоевскому27. В книге была высказана достаточно жесткая критика в адрес России, и она была запрещена там 28.
Однако, несмотря на это, российская пресса отслеживала выступления Масарика, давая отзывы на них. В начале 1914 г. этот философ, историк, знаток русской литературы сделал доклад о Достоевском в венском университете, собрав полный зал слушателей. Масарик подробно разобрал ту сторону русского национального характера, которую впервые выделил и возвел на пьедестал Достоевский, а именно способность русского духа проникать в сознание не русского человека, стремление объединять народы на началах взаимного примирения, понимания и равенства. В докладе было подчеркнуто удивительное богатство, разносторонность и многогранность русской души. «Новое время», откликнувшись на это выступление, писало: «Кажется, впервые в столице Австрийской империи был произнесен такой восторженный дифирамб великому соседнему северному народу. Очень приятно, что это доброе слово было сказано чехом, глубоко изучившим
о о 00
русскую душу, вылившуюся в русской культуре и русской истории» .
В начале прошлого века развивались и чешско-русские театраль-но-музыкальные связи. В 1906 г. на гастролях в Праге побывал Мое-
ковский Художественный театр. Описывая эту заграничную поездку, Вл. И. Немирович-Данченко вспоминал, что во время двухмесячных гастролей по Германии актеры постоянно чувствовали, что они не дома, «в Праге же явилась иллюзия родины»30. На вокзале их ожидала восторженная встреча. На сцене Национального театра было показано пять спектаклей, прошедших с полным аншлагом, когда был заполнен не только зал, но и проходы. Актерам были показаны пражские достопримечательности. У всей труппы остались самые радужные воспоминания о милой Праге. Была весна, жарко, все было в цвету. А по возращении из поездки в фойе театра в Москве повесили подаренную картину с видом старой Праги.
Достаточно крупным событием стала постановка в Праге оперы М. П. Мусоргского «Борис Годунов», которая произвела большое впечатление на зрителей. На сцене Национального театра шел спектакль «Власть тьмы». Пражане были знакомы с такими произведениями русской музыкальной классики как «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Щелкунчик», «Князь Игорь», «Лебединое озеро», «Снегурочка» 31.
В 1900г. в Праге прошла выставка работ И.Е.Репина, имевшая большой общественный резонанс32. Почти одновременно с постановкой «Бориса Годунова» и лекциями о Толстом в Праге была организована выставка-продажа картин Поленова «Из жизни Христа». Критика отмечала, что картины не лишены «поэзии и настроения», среди этюдов «есть очень тонкие вещи», многие из которых «уже проданы за достаточно высокую для Праги цену». Но в целом, по отзывам газет, выставка не имела большого успеха 33. Объяснялось это отчасти теснотой выставочного зала и неудачным освещением картин.
В Российской империи также проявлялся живой интерес к чешской культуре. В 1914 г. Славянское литературно-артистическое общество в Варшаве устроило художественный вечер, посвященный, наряду с Верещагиным и Матейко, чешскому художнику, автору полотен на исторические темы Вацлаву Брожику 34.
Чешско-русские контакты возникали не только на почве литературы и искусства: ширилось профессиональное общение, укреплялись научные связи, активизировалось экономическое сотрудничество. Осенью 1909 г. в Петербург приезжала депутация чешских врачей, чтобы завязать отношения с выдающимися деятелями русского медицинского мира. Депутация привезла докладную записку о необходимости профессиональной организации славянских врачей (центрального комитета славянских врачей) и его устав, принятый на последнем съезде славянских врачей в Вене. Одну из главных задач русский отдел центрального комитета славянских врачей видел в
привлечении славянских врачей на русские медицинские съезды. (Ранее славянские врачи не приглашались туда даже в качестве гостей). В скором времени в Петербурге был устроен съезд неврологов и психиатров, в котором участвовало пять специалистов из Праги: профессора Форманек и Младеевский, доктора Комерс, Микса и По-горецкий35.
Необходимо также упомянуть о развитии туризма и спорта. Российские газеты отмечали, что чешские гости давно в таком количестве не посещали Россию. В 1909 г. чехи во множестве посетили польскую промышленную выставку в Ченстохове, но «дальше Варшавы они не поехали, и ознакомиться с жизнью русского народа, по-видимому, не собирались. Приезды отдельных чешских депутатов в нашу столицу, хотя и имели некоторое значение, все же не свидетельствовали о стихийном желании чехов узнать поближе Россию»36. Весною 1912 г. четыре многочисленные чешские экскурсии посетили Россию. Первая из них, в составе 30 человек, состояла из моравских попечителей организации «Русское зерно», занимавшейся отправкой за границу крестьян и ремесленников с целью освоения ими передового хозяйственного опыта 37. В середине мая прибыли на экскурсию слушатели пражской коммерческой академии в количестве 125 человек, затем учащиеся другого чешского коммерческого училища (100 человек), и, наконец, достаточно большая группа членов кружка любителей русского языка из Брно Моравского. Визиты чешских гостей подробнейшим образом освещались в российской прессе. Одновременно около 3000 русских соколов отправились на VI слет соколов в Прагу 38, что наглядно свидетельствовало о распространении в России спортивно-оздоровительного и патриотического движения «Сокол» по образцу чешского «сокольства». Еще во время поездки на подготовительный славянский съезд в Прагу в 1908 г. пятеро русских депутатов устроили чешским соколам приятный сюрприз. В. А. Маклаков, Н.Н.Львов, М. А. Искрицкий, А. С. Гижицкий и гр. В. А. Бобрин-ский явились в сокольских нарядах и участвовали в гимнастических упражнениях39. Если в 1909г. количество членов и посетителей гимнастического общества «Сокол» в Петербурге равнялось нескольким сотням человек40, то в 1911 г. число посещений гимнастических уроков составляло уже более 3000. Руководили гимнастическими занятиями опытные учителя из Чехии, такие как И. Ф. Эрбен. Общество посещал и староста чешских соколов д-р И. И. Шейнер41. Государь император Николай II оценил достоинства сокольской системы, и она по его соизволению вводилась в армии и на флоте42.
Однако не последнюю роль в развитии русско-чешского культурного сотрудничества играла политика. Долгое время в Праге не было
российского консульства. Единственную непосредственную связь с Чешскими землями осуществляла Русская православная церковь (РПЦ). Православная община в Праге возникла еще в 1870-егг.43. Русский православный приход существовал в Праге с 1874 г. при храме св. Микулаша (Николая) на Староместской площади, переданном в аренду РПЦ. Деятельность общины храма была ограничена: она, например, не имела права на крестный ход, службы велись за закрытыми дверями. Россия ежегодно отпускала 1200 рублей на нужды общины, но эта сумма была явно недостаточна. Интересно, что католический городской совет города Праги давал нашей церкви деньги44. Было построено и несколько других русских православных храмов: в 1888 г. св. Ольги во Франтишковых Лазнях, в 1897 г. свв. апостолов Петра и Павла в Карловых Варах и в 1902 г. св. Владимира в Марианских Лазнях. Это были курорты, «модные воды», — традиционные места отдыха русской знати и интеллигенции.
Наконец весной 1910 г. удалось открыть российское консульство в Праге45. Его задачей было оживление чешско-русских культурных и торговых связей. Первым консулом назначен был туда дипломат кн. Г. Н. Трубецкой, от которого чехи ожидали умелого налаживания прямых чешско-русских торговых отношений. Газеты писали: «Нынешняя славянская политика России должна быть основана не столько на военных комбинациях, сколько на началах экономики. На этой почве установится наиболее крепкая связь, и России не придется удивляться неблагодарности славян, а им — пугаться фантастического „панруссизма" в нашей политике»46.
В 1911 г. председатель существовавшего в Праге «Русского кружка», директор Живностенковского банка Я. К. Прейс выступил с инициативой создания особого учреждения, где могла бы собираться чешская интеллигенция, желающая изучать русский язык, литературу и нравы, не взирая на различия партийно-политической ориентации. Эта организация должна была получить название «Русского собрания» или «Русского клуба». Был подготовлен ее устав. Идею поддержал новый российский консул, коллежский советник Жуковский47. К этому времени в Праге уже существовали англо-чешский, франко-чешский, польско-чешский и еврейско-чешский клубы. Однако в 1913 г. Жуковский сообщал в МИД России о том, что наместник Чехии граф Тун, несмотря на свое обещание, «под влиянием немецких интриг» не утвердил устав русско-чешского клуба в Праге. После этого в устав русско-чешского клуба было включено дополнение о том, что он будет иметь отделение в Брно. В таком случае его утверждение должно было производиться министерством внутренних дел, а не наместником Туном. В случае неудачи в Министерстве,
чешские депутаты имели бы возможность выступить в его защиту в парламенте. В своем донесении Жуковский подчеркивал, что «чехам следует самим реагировать против пристрастного отношения со стороны австрийских властей, допускающих в Праге все то, что явно ведет к принижению России и не желающих разрешить чисто культурные начинания...»48. В начале 1914 г. Жуковский в дополнение к своему донесению указывал некоторые подробности. В письме главы пражской полиции одному из лиц, подписавших устав, отказ мотивировался так: «Обстоятельства задуманного общества позволяют предполагать, что оно будет опасным для интересов государства» 49. Комментируя это сообщение, Жуковский отмечал: «Это признание австрийских властей, что чешскому обществу нельзя доверять, когда оно сближается с русской культурой» 50. Столь резкий отказ в регистрации клуба был вызван крайне негативной реакцией наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, который, узнав из доклада барона Гейнольда о планах серьезного изучения России чехами, приказал категорически запретить всякую попытку русско-чешской культурной деятельности. Сам министр внутренних дел рассказал чешскому депутату д-ру Крамаржу о позиции эрцгерцога. И никакие протесты составителей устава д-ра Прейса, вице-председателя Торговой палаты Малиновского, бывшего председателя Славянского клуба д-ра Шимачека не помогли делу 51.
В другом донесении Жуковский сообщал о том, что «по настоянию эрцгерцога Франца-Фердинанда, Чешская академия наук была вынуждена отказаться от выбора в свои почетные члены русского археолога и ученого профессора Успенского 52.
Чешско-русские культурные связи в начале XX в. переживали определенный подъем. Связано это было с общим ростом интереса к процессу сблЙЯсения славян и возникновением движения неославистов, большую роль в котором играли чешские деятели, в частности, лидер Чешской партии свободомыслящих (младочехов) Карел Кра-марж. Неославянское движение как раз и преследовало цель экономической и культурной интеграции славянских народов.
В развитии отношений между чехами и русскими существенным фактором выступала языковая проблема, что в первую очередь отражалось на литературных связях. Причем чехи быстро осознали необходимость освоения русского языка, в России же изучение славянских языков ограничивалось в основном небольшим кругом славистов.
В это время отношения в культурной области уже вышли за рамки традиционных сфер — литературы и искусства: укреплялись профессиональные связи и расширялись научные контакты. Организация экскурсий и поездки делегаций, участие в спортивных мероприятиях
благоприятствовали этому, увеличивалось число людей, имеющих возможность самим познакомиться с культурой, традициями и нравами других славянских этносов. Причем в этом процессе начали участвовать уже (хотя и в небольшом количестве) не только представители интеллигенции, но и крестьяне, ремесленники, учащиеся торгово-промышленных школ.
Взаимное общение обогащало оба народа, помогало им лучше узнать друг друга, оценить положительные черты национального характера, быта и нравов. Общественный деятель и публицист А. А. Столыпин после поездки в Чехию писал: «Жизнь западных славян проста и не роскошна. Вместе с тем в глаза бьет всеобщее народное благосостояние. Люди богатые, даже очень богатые не стараются никого поразить блеском обстановки, но все, что принадлежит народу, создано красиво, роскошно и величественно»53. Вторя ему, гр. В. Боб-ринский отмечал широкий демократизм у чехов: «В партере, рядом со смокингами и фраками банкира, адвоката и купца, вы видите пиджаки рабочего, шляпку белошвейки или красный платок крестьянки. Все это у них естественно, следа позы тут нет, так как бедный народ уже вполне культурен и живет тем же духом, теми же идеалами, что и богатый»54. Интересны характеристики русских, данные чешским психологом, профессором Пражского университета Э. Формане-ком, побывавшим на съезде психиатров в России и поделившимся своими впечатлениями: «Русские превосходны не только как писатели, но и как организаторы», «каждый оратор искреннен, убежден в своей правоте, прост и понятен», «русским чужда всякая вычурность, они не прибегают к метафорам, но то, что говорят, исходит из глубины сердца и поражает сердце слушателя» 55. Как особую черту, он отмечал прямоту и искренность русских. «Русский человек скорее снесет отпор, несогласие, прямо ему заявленные, но просто не выносит, если в глаза говорят одно, а за глаза другое, — писал Форманек, — Для человека, знакомого с приемами на Западе, это кажется столь необычным, что не может не восхищать его» 56. Лучшее знакомство с жизнью друг друга приводило людей к мысли о том, что, несмотря на все различия, между чехами и русскими есть и много общего. В заключение Форманек признавался: «Я чту великанов русского духа, и не могу им не завидовать. Нахожу хоть некоторое утешение в том, что для нас, чехов, они отчасти свои, родные» 57. К таким же выводам в своих рассуждениях приходил и цитируемый выше А. Столыпин, заявлявший о чехах: «Та же кровь, тот же дух, но немного видоизмененные экономические условия создают дружную, свободную, умную и трудолюбивую семью, проникнутую высокими идеями, — научными, литературными, художественными и государственными»58.
На культурные связи двух народов большое влияние оказывал внешнеполитический климат, отношения между Россией и Австро-Венгрией. В моменты их потепления сотрудничество чехов и русских имело больше шансов на успех. Но в связи с обострением международных отношений накануне Первой мировой войны, возможности русско-чешского сближения значительно сократились.
Примечания
1 Наша газета. 1909.7 апреля.
2 Новое время. 1909. 30 марта (12 апреля).
3 Шлемин П. И. М. О. Меньшиков: мысли о России. М., 1997. С. 5.
4 Новое время. 1908.11 (24) мая.
5 Там же.
6 Там же.
7 Петроградские ведомости. 1916.18 октября.
8 Новое время. 1908.20 августа (2 сентября).
9 Там же.
10 Новое время. 1908.14 (27) мая.
11 Там же.
12 Там же.
13 Там же.
14 Новое время. 1900.16 (28) февраля.
15 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф.541. Оп. 1. Д. 9. Л. 45.
16 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 9. Л. 1.
17 Новое время. 1900.16 (28) февраля.
18 ГАРФ. Ф. 54.ЫЭп. 1. Д. 9. Л. 45.
19 Там же.
20 Новое время. 1908.18 (31) мая.
21 Новое время. 1908.9 (22) марта.
22 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 10. Л. 68.
23 ГАРФ. Ф.541. Оп. 1. Д.22. Л. 15.
24 Новое время. 1909.10 (23) декабря.
25 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 10. Л. 93.
26 Новое время. 1910.17 марта.
27 Масарик Т. Г. Россия и Европа. СПб., 2000. С. 3.
28 См.: АВПРИ. Ф. 135. Особый политический отдел. Оп. 474. Д. 209. Л. 53-54; Круглый стол «Т. Г. Масарик. К 60-летию со дня смерти первого президента Чехословакии» // Февраль 1948. Москва и Прага. М., 1998. С. 143-144, 148-149, 150, 154, 165; Терехина О. В. Российская проблема-
тика в трудах Т. Г. Масарика 80-х гг. XIX в. — 1913. Автореферат дисс. на соиск. уч. ст. к. и. н. Самара, 2001. С. 3, 6.
29 Новое время .1914.19 февраля.
30 Немирович-Данченко Вл. И. Из прошлого. М., 1936. С. 317.
31 Там же.
32 Доубек В. Между Веной и Москвой // Родина. 2001. С. 109.
33 Там же.
34 Варшавский дневник. 27 января (9 февраля). 1915.
35 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 22. Л. 1.
36 Новое время. 1910.29 апреля.
37 См. об этом подробнее: Серапионова Е.П. Кульурно-экономическое общество «Русское зерно» в начале XX века // Славянский альманах 2000. М., 2001. С. 168-181.
38 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 27. Л. 45.
39 Новое время. 1908.4(17) июля.
40 Новое время. 1909.3 (16) ноября.
41 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 27. Л. 35.
42 Новое время. 1909. 3 (16) ноября.
43 7е)сктапогА Б. Яиэко V СеякоэЬуепэки. РгаЬа, 1993. Б. 54.
44 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 10. Л. 20.
45 Ненашева 3. С. Масарик и Крамарж как идеологи славянского единства в восприятии российского консула в Праге // Славянский альманах 1999. М„ 2000. С. 125.
46 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 22. Л. 18.
47 Новое время. 1911.19 июня.
48 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 133. Канцелярия. Оп. 470. 1913. Д. 13. Л. 2.
49 АВПРИ. Ф. 133. Канцелярия. 0п.470.1914. Д. 170. Л. 4
50 Там же.
51 Там же.
52 АВПРИ. Ф. 133. Канцелярия. Оп. 470.1914. Д. 170. Л. 1.
53 Новое время. 1908.14 (27) июля.
54 Новое время. 1908. 29 июля (11 августа).
55 ГАРФ. Ф. 541. Оп. 1. Д. 23. Л. 3.
56 Там же.
57 Там же.
58 Новое время. 1908.14 (27) июля.
ч
