Новые тенденции в международных отношениях и интересы Европы (международная конференция) Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ И ИНТЕРЕСЫ ЕВРОПЫ

Международная конференция, проведенная Институтом Европы РАН совместно с Фондом им. Розы Люксембург (Германия) 13 мая 2003 года в г. Москве

В конференции участвовали:

Арбатова Н.К., руководитель Центра международных отношений и внешнеполитических исследований ИЕ РАН; Барановский В.Г., заместитель директора ИМЭМО РАН; Бри Михаэль, директор Института политики Фонда Розы Люксембург (ФРЛ); Грабовски Вольфганг, руководитель Московского отделения ФРЛ; Громыко Ал.А., руководитель Центра британских исследований ИЕ РАН; Данилов Д. А., заведующий Отделом европейской безопасности ИЕ РАН; Дёрнберг Ште-фан, историк (Берлин); Журкин В.В., почетный директор ИЕ РАН; Загорский А.В., заместитель директора Института прикладных международных исследований; Кроме Эрхард, руководитель международного отдела ФРЛ; Лукашук И.И., заведующий сектором международного права Института государства и права РАН; Максимычев И. Ф., главный научный сотрудник ИЕ РАН; Малов Бруно, политолог (Берлин); Масленников А.А., руководитель Центра "Банки и кредитная политика" ИЕ РАН; Модров Ханс, депутат Европейского парламента; Павлов Н.В., ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН; Пех Норман, профессор международного права Гамбургского университета; Рубин-ский Ю.И., руководитель Центра французских исследований ИЕ РАН; Терехов В.П., Чрезвычайный и Полномочный Посол РФ; Федоров В.П., заместитель директора ИЕ РАН; Шмелев Н.П., директор ИЕ РАН; Язькова А.А., ведущий научный сотрудник ИМЭПИ РАН и другие.

Ниже публикуется основное содержание выступлений участников.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО директора Института Европы РАН академика Н.П. Шмелева

После 11 сентября 2001 года мир действительно радикально изменился. На смену старому, традиционному противостоянию двух лагерей, двух систем пришло какое-то новое, пока еще не до конца сложившееся противостояние, условно говоря, между цивилизованным миром и миром международного многонационального и многоконфессионального терроризма. Впервые возникла прямая угроза для Соединенных Штатов Америки. Ответные действия США, создание антитеррористической коализации и ее действия, включая операции в Афганистане, были естественной и справедливой реакцией, в общем совпадающей с интересами Европы в целом, России и других стран. Можно даже сказать, что в какой-то мере американцы в Афганистане проделали ту работу, которую неизбежно пришлось бы выполнять нам, но вряд ли у нас это получилось бы столь эффективно.

В то же время нельзя не видеть, что эта реакция со стороны США поставила под угрозу основополагающие принципы международного устройства, которые худо-бед-но, с постоянными нарушениями, но все же действовали в мире 350 лет, со времен Вестфальского мира: уважение национального суверенитета, неприкосновенность государственных границ, невмешательство во внутренние дела. Сюда же я отношу и стремление решать мировые проблемы путем договоренностей в рамках существующих международных структур, имея в виду Организацию Объединенных Наций и другие. Эти нормы были подтверждены в Ялте, в Потсдаме, получили фундаментальную трактовку в Уставе ООН и, не надо забывать, в 1975 году в Хельсинки.

Сегодня же высшими политическими и гуманитарными соображениями оправдывается отказ от этих принципов и от ряда важных международных организаций. Хорошо ли это или плохо - предстоит нам здесь обсудить. С одной стороны, такой метод организации мира вроде бы гарантирует невозможность появления нового Гитлера или нового Пол Пота. Но, с другой стороны, очевидно, что образуется огромное пространство для всяческого произвола, для очень неоднозначных действий. Это доказали югославские события, это доказала и война в Ираке, несмотря на всю ее успешность. Не могу сказать, что мы хоть в какой-то мере испытывали симпатии к Саддаму Хусейну: слишком много мы сами пережили в ХХ веке, чтобы симпатизировать такому человеку и такому типу правления. Но факт остается фактом: решение о военной операции было принято односторонне, ни на кого не оглядываясь, и было реализовано.

Сейчас мы стали много говорить о возможности и вероятности образования в видимой перспективе однополярного мира. Лично я убежден, что однополярный мир - это химера (даже в США это многие понимают). Никогда в рамки однополярного мира не впишется, например, Китай, никогда он не позволит Соединенным Штатам диктовать себе что бы то ни было. Думаю, что через одно-два поколения Соединенные Штаты будут просить у Китая разрешения на те или иные действия. Трудно ожидать, что американский диктат распространится и на такой массив, как Индия. Нельзя списывать со счетов (нет для этого реальных оснований) и Россию, слишком многое у нее за плечами. Никак не укладывается в схему однополярного мира и Европа. И первые свидетельства того, что Европа не согласна на

роль абсолютно безропотного и покорного помощника США, - реакция Германии, Франции и ряда других стран на войну в Ираке.

Однополярный мир, попросту говоря, не под силу Соединенным Штатам Америки, какого бы могущества они ни достигали, какое бы высокомерие силы (как говорил Фулбрайт) и какую бы эйфорию от нее Соединенные Штаты ни испытывали. В то же время при нынешнем положении дел можно, наверное, хотя и с большой натяжкой, сказать, что другие, либо уже действующие, либо потенциальные, центры силы не создают пока угрозу мировой стабильности. Но есть два региона, где возможно нарушение мирового равновесия сил. Это прежде всего Ближний и Средний Восток, идентичный для многих понятию "ислам", которое все больше и больше в глазах значительной части остального мира ассоциируется с различным радикализмом, фундаментализмом и т. д. И это Африка, хотя она в ближайшем будущем вряд ли будет угрожать основам евроатлантической цивилизации. Однако масштабы естественной миграции из африканских стран в Европу создают серьезную проблему, и вряд ли кто-либо сегодня отчетливо себе представляет, как евроатлантический мир будет ее решать в предвидимом будущем.

Но вот где может возникнуть в скором времени взрыв настоящий, физический, военный

- это регион Ближнего и Среднего Востока. Угроза касается и Европы, и России. Мы все заинтересованы в том, чтобы этого взрыва не произошло, чтобы можно было контролировать ситуацию. Но опять встает вопрос: могут ли евроатлантическое сообщество и Россия (а некоторые уже сегодня включают Россию в евроатлантическое сообщество) достичь какого-то действенного согласия, каких-то коллективных форм обуздания той угрозы, которая ныне пухнет, растет на Ближнем Востоке? А ведь нужно учитывать не только чисто мусульманскую проблему. Надо, конечно, иметь в виду и палестино-израильский конфликт.

Думается, что в соответствии с темой нашей конференции мы должны оценить и перспективы Европы как нового международного формирования, некоего межгосударственного единства. Мне кажется, что при образовании самостоятельного европейского центра силы раскол с США не только не обязателен, но и вообще вряд ли реален. Все-таки это единая цивилизация. Но в то же время видно, что НАТО размывается, ее задачи трансформируются. И какой будет эта организация - действенной, эффективной или аморфным политическим клубом - сейчас тоже вопрос, и об этом надо думать. Очевидно, что появление со временем неких Соединенных Штатов Европы - не такая уж иллюзия. Похоже, что вооруженные силы США из Европы в недалеком будущем все же уйдут. Но важнейшей проблемой может тогда стать не некоторое дистанцирование Европы от Соединенных Штатов Америки, т. е. более самостоятельная роль Европы, а преодоление возможного внутреннего раскола между Европой "старой" и "новой" (пользуясь нынешней американской терминологией). И, может быть, сегодня самый болезненный, самый неопределенный вопрос: сумеет ли Европа "переварить" новых членов? Уж больно это дорогое удовольствие и в политическом, и в экономическом смысле. Я имею в виду Евросоюз и тот десяток стран, которые стоят на пороге вступления в ЕС. Не говоря уже о такой проблеме, как принятие Турции в качестве его полноправного члена. Все это пока порождает очень скептический взгляд на подобные перспективы.

Но если все это преодолеется, если какая-то гармония в рамках Евросоюза все-таки возникнет и единое политическое, военное и экономическое формирование все же образуется,

- это будет центр, равный по силе Соединенным Штатам и со своим самостоятельным голосом.

В связи с этим возникает вопрос: а каковы возможные последствия наметившихся тенденций для России, для СНГ. Я, конечно, высказываю свою личную точку зрения, но мне иногда представляется, что мы сейчас "ищем топор под лавкой", т. е. ищем то, что уже давно было открыто, испробовано на деле. В нашей истории был замечательный период (его почему-то не очень принято пропагандировать) - это время Александра III, с начала 80-х до середины 90-х годов позапрошлого века. Тогда действовали два основных принципа российской внешней политики. Первый, сформулированный еще А. Горчаковым: Россия "сосредотачивается", т. е. концентрируется на себе, на своих проблемах, на своем оздоровлении. И второй принцип: у нас есть только два союзника - русский военный флот и русская армия. При всем при том, что это вроде бы милитаристское заявление, Александр III не вел ни одной войны, не вмешивался ни в какие мировые дела: дескать, живите как хотите, у нас свои огромные задачи, нам вот надо железную дорогу от Петербурга до Владивостока построить. Я могу назвать подобную политику своего рода умеренным конструктивным изоляционизмом. Это не значит, что нам нужна какая-то новая "стена". Нам нужны максимально развитые экономические, научно-технические и в особенности культурные связи со всем миром. Но вмешательства в политические дела, где нас непосредственно ничто особенно не затрагивает, при оборонных гарантиях современного оружия (если, конечно, мы сумеем его сохранить), мне кажется, нам следовало бы избегать. Сегодня это просто не по карману России, да и вообще не нужно нам. Не на один век нам хватит своих внутренних проблем, чтобы не переживать за то, что происходит, скажем, где-нибудь на Фолклендских островах.

И в связи с этим два слова о перспективах стран Содружества Независимых Государств. Думаю, что, с учетом тысячелетней истории, тысячелетних традиций, вряд ли следует ожидать полного разрыва связей между Россией и Украиной, Белоруссией, Казахстаном, кавказскими государствами, Молдавией. Конечно, все будет зависеть прежде всего и в основном от того, как пойдут дальнейшие дела внутри самой России. Но если Россия все-таки постепенно начнет выходить из того кризиса, в который она попала в прошлом десятилетии, то естественная сфера притяжения (можно назвать и по-другому: центр силы, центр притяжения вокруг России), несомненно, останется и на будущее. Я лично, например, не верю в самостоятельное членство Украины ни в НАТО, ни в Евросоюзе. То же самое можно сказать и о кавказских республиках. А если удастся восстановить во многом разрушенную сеть взаимных экономических связей и открыть границы между бывшими советскими республиками, то соответствующее интеграционное формирование (не эквивалентное, но в чем-то похожее на Евросоюз) будет возникать само собой.

Можно, конечно, говорить и о крайних возможностях. Не только теоретики, а даже действующие политики на Западе сегодня рассуждают о том, что Россия может быть полноправным членом и Евросоюза, и НАТО. Тогда вполне вероятно, что и Украина станет членом и Евросоюза, и НАТО. Лично я не верю в политическое присоединение России к этим европейским образованиям. Но, с некоторой долей воображения, я допускаю, что в перспективе, скажем, на протяжении жизни одного поколения создать на евроазиатском континенте общее экономическое пространство, считая от Бреста во Франции и до Владивостока в России, вполне возможно.

В заключение я хотел бы пожелать нашей конференции не только аналитической дискуссии, но и немножко какой-то конструктивной фантазии: можем ли мы все-таки рассчитывать на то, что в новых условиях в мире опять возродится коллективный подход к реше-

нию международных проблем, причем на основе хоть какого-то правопорядка, а не произвола? Мне кажется, что организация ООН в ее нынешнем виде обречена, американцы ее добьют рано или поздно, но без каких-то международных структур - будут ли это расширенная "восьмерка", или радикально реформированная ООН, или какие-то другие формы коллективной безопасности и коллективного регулирования - мировое сообщество существовать не может. У меня нет на этот счет особых догадок. Но все-таки, при всей внешней привлекательности права на превентивное, гуманитарное или какое угодно другое вмешательство во внутренние дела независимых стран, выглядит оно уж больно ненадежно: сегодня у власти более или менее порядочный президент, а завтра откуда-то появится какой-нибудь авантюрист... Нет, лучше, чтобы было что-то более надежное, где можно было бы договариваться, а не решать вопросы нажимом, силой.

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО Ханса Модрова (ФРГ)

С прошлого года у ИЕ РАН есть новый партнер в области исследований международных отношений - ФРЛ. Совместно определена тема нашей сегодняшней конференции, рассмотрение которой следовало бы начать с вопроса: что означает Европа в современном понимании? Европа, которая начинается с Атлантики и заканчивается Уралом? Или это ЕС из 15 государств, который в следующем году будет насчитывать 25, а к концу десятилетия 27 или 28 членов. Для многих Европа ограничивается как раз ЕС. Политики стран-кандидатов ЕС охотно заявляют, что они вступают в Европу. Проект Конституции ЕС также назван "Конституция для Европы". Члены готовившего его Конвента не смогли или не захотели определить, что такое Европа.

ЕС вступил в завершающую фазу процесса расширения. Среди кандидатов присутствуют страны, которые до недавнего времени входили в соцсодружество. Почти все они проделали трудный, стоивший больших жертв путь трансформации от государственного социализма до капиталистической рыночной экономики, который не заканчивается подписью под договором о вступлении. Ожидается, что настоящие трудности начнутся, когда скажется вся острота конкурентной борьбы. Вступление государств ЦВЕ в ЕС не преодолеет раскол Европы, а разногласия и противоречия в ЕС будут нарастать. Усилится тенденция к возникновению членов второго сорта. Наиболее явственно это проявится в аграрной политике, где для крестьян из стран-кандидатов предусматривается до 2013 года лишь четверть льгот, которые получают их западные коллеги. Есть и другие примеры дискриминации, включая ограничение свободы выбора работы и места жительства.

Процесс расширения необратим, но и проблема функционирования механизмов ЕС остается. Если в ЕС с 15 членами постоянно возникали трудности при выработке совместной позиции, то в расширенном ЕС эти трудности усилятся. Показательны разногласия вокруг войны в Ираке. Наряду с Великобританией, Испанией и Италией солидарность с США верноподданни-чески выразили будущие члены ЕС из ЦВЕ, а Франция и Германия заняли в отношении политики Буша непреклонную позицию. Отношение к США все более четко приобретает центральное значение, все интересы определяются в зависимости от этого. Слепое повиновение США не

только разрушает международноправовую систему, но и угрожает существованию человечества. Расточительность, отсутствие долгосрочной экономической стратегии, потребление ресурсов за счет будущих поколений, усугубляются подчинением глобального развития эгоистическим интересам США. Тем, кто окажется у них на пути, грозит применение силы, война.

В ХХ веке империалистические противоречия разрешались войной. Война в Ираке показала, что и в XXI веке реализация империалистических интересов достигается военными средствами.

В Комиссии ЕС и Европарламенте обсуждается вопрос, где должны проходить границы ЕС. Обсуждаются перспективы дальнейшего расширения в направлении Балкан, а также последствия возможного вступления в ЕС Турции, в котором по военно-стратегическим причинам заинтересованы прежде всего США. Открытым остается вопрос, какими должны быть отношения ЕС со странами СНГ - с Украиной, Беларусью, Молдовой, а также Россией. В процессе расширения ЕС приобретает новых соседей, а это требует нового уровня партнерства. Нельзя допустить новых стен и конфронтации.

Как самый большой в мире внутренний рынок и как вторая после США экономическая держава, ЕС не хочет оставаться второй скрипкой на международной сцене. Он претендует на роль серьезного партнера и конкурента США, в том числе и в военной сфере. Призывы к совместной внешней политике и политике безопасности сопровождаются все более настойчивым требованием создания вооруженных сил ЕС в рамках обеспечения европейской безопасности. И хотя успехи в этой области еще незначительны, тенденция к милитаризации ЕС внушает опасения. К концу этого года должны быть созданы силы быстрого реагирования численностью 60 000 человек. Создается военный блок ЕС. Германия, Франция, Бельгия, Люксембург договорились о создании своего рода военного союза с единым командованием. Деньги на новую гонку вооружений ЕС может выделить только за счет фондов помощи "третьему миру". Предстоит борьба за устранение этого перекоса.

Хотел бы пожелать успеха работе конференции. Я помню то время, когда политика считала себя всесведующей и использовала науку как свою служанку. Тем большее значение будет у предстоящих научных дебатов, которые должны дать импульс для новых размышлений о путях дальнейшего развития Европы.

НАУЧНЫЕ ДОКЛАДЫ

Академик Журкин В.В.

Я хотел бы начать свой доклад с вопроса о новой роли США, мощнейшей в экономическом и военном отношении, да и во многих иных планах державы. Эта мощь привела к определенной мифологизации влияния Соединенных Штатов в мире. В нашей стране, в России, она присуща в основном двум направлениям - идеологическим антиамериканистам и идеологическим проамериканистам. Причем и у тех и у других эта мифологизация проистекает из комплекса неполноценности, только разного: у антиамериканистов это панический

страх перед Америкой, а у проамериканистов - прислужничество, даже определенное холуйство, причем у некоторых и небескорыстное.

В процессе этой мифологизации в мире даже запущено в оборот утверждение, что никогда со времен Римской империи ни одна держава не была таким могучим центром, такой всесильной сверхдержавой, как Соединенные Штаты. Оно сначала появилось в самой Америке, в Европе же, по-моему, его впервые пустила в оборот Маргарет Тэтчер. По крайней мере, в своей последней книге "Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира" она напористо пропагандирует эту мысль.

Мне кажется, что роль и Соединенных Штатов, и Европы, и России, при всех наших российских невзгодах, надо рассматривать не только через призму сегодняшнего дня, но и в исторической ретроспективе, и в перспективе. Если говорить о Соединенных Штатах в исторической ретроспективе, то полвека назад, после Второй мировой войны, они были более могущественной державой в тогдашнем мире, чем они являются в мире сегодняшнем. Соединенные Штаты были атомным монополистом и обладали огромным превосходством в этой сфере фактически на протяжении всего первого десятилетия после войны. Они производили валового внутреннего продукта примерно столько же, сколько весь остальной Западный мир. Соединенные Штаты владели Японией, жестко контролировали Западную Европу и Латинскую Америку, были мировым банкиром, практически хозяином в Организации Объединенных Наций. США являлись гораздо более "продвинутым" лидером научно-технического прогресса, чем сейчас.

Конечно, можно сказать: а как же Советский Союз? Первые 10 послевоенных лет он реально был не в состоянии противостоять Соединенным Штатам. Если говорить о других соперниках, то в наши дни экономический разрыв между США и Китаем гораздо меньше разрыва между США и Советским Союзом в 1950 году. Сегодня, если взять военный аспект, Соединенные Штаты имеют в 20 раз больше ядерных боеголовок, чем Китай, но в 1950 году они имели атомных бомб в 70-80 раз больше, чем Советский Союз. Я не буду дальше продолжать перечисление этих цифр. Разница только в том, что Советский Союз находился в конфронтации с Соединенными Штатами, а Китай не находится в таком состоянии, хотя временами возникает конфронтация из-за Тайваня и по другим причинам.

В те времена на Западе делалась простая экстраполяция и утверждалось, что мощь Соединенных Штатов будет неизменно нарастать, и они постепенно станут хозяином всего мира. И ни китайская революция, ни корейская война, ни первый берлинский кризис в Европе не изменили этого мнения, по крайней мере не сделали это достаточно радикально. Изменили его только война во Вьетнаме и достижение военной биполярности Советским Союзом где-то в середине 70-х годов. Кстати говоря, и тот факт, что Европа стала довольно быстро превращаться в экономического соперника Америки, тоже сыграл свою роль в развенчании мифа о всесилии США.

Ныне история полувековой давности повторяется. Снова экстраполируется ведущая роль Соединенных Штатов, утверждается, что их мощь будет расти, начинается "американский век" и прочее. В этой связи, хочу поставить вопрос: а вообще в нашем разнообразнейшем и в политическом, и в экономическом, социальном, культурном, религиозном отношениях мире возможен ли в принципе один лидер?

Если вспомнить прошлое, то ни стремление нацистов в свое время установить мировое господство, ни советская попытка привести дело к мировому коммунизму не увенчались успехом потому, что это, в конечном счете, попросту невозможно. Так что говорить о мо-

нолидерстве Соединенных Штатов, видимо, было бы неправильно в силу многочисленных постоянно действующих ограничителей. Прежде всего экономических. Да, Соединенные Штаты - номер первый, но на них приходится лишь примерно 20 процентов глобального валового продукта, если брать по паритету покупательной способности. Сегодня Юго-Восточная и Южная Азия производят больше, чем вся Северная Америка. Не менее важны и факторы политические, наличие в мире других центров силы; это те же Европа, Япония, Россия, Индия, растут и новые. И поэтому, вероятно, надо согласиться с Генри Киссинджером, всегда считавшимся, так сказать, идеологом американской империи, который в своей последней очень интересной книге "Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для XXI века", вышедшей на Западе в позапрошлом году, а у нас в прошлом, прямо сказал, что если Соединенные Штаты и дальше будут проводить нынешнюю имперскую политику, то постепенно они сплотят против себя весь мир.

Сегодня на планете рядом с мощнейшей державой сосуществует многополярность и сдерживает ее. Иногда этот термин вызывает возражения: почему-то в нашей стране многополярность ассоциируется с антиамериканизмом, хотя мы говорим об объективных процессах. Влиятельное российское общественное объединение Совет по внешней и оборонной политике в своих последних документах предлагает говорить о многовекторности. Другие пытаются ввести в оборот иные термины. Но слова словами, а от объективной реальности никуда не уйти.

Таким образом, не демонизируя и не идеализируя Соединенные Штаты, а рассматривая их в реальности, видимо, надо и точно осознавать их место в современном мире. В то же время мы не должны забывать, что в политике США всегда существовали и сейчас существуют много тенденций, упрощая, выделим две основные тенденции. Одна - силовая, имперская: это пренебрежение ООН, создание национальной системы противоракетной обороны, неприятие Киотского протокола, Ирак... Можно перечислять очень долго. Но имеется все-таки и тенденция конструктивная, партнерская. Существует и международная космическая станция, и программа помощи России в обеспечении безопасности ядерных материалов, действует соглашение о сокращении стратегических вооружений с Россией до 1700-2200 боеголовок, ведется совместная борьба против терроризма, есть, наконец, просто трезвые выступления и действия политиков и экспертов. Этот список можно продолжить.

При этом то одна, то другая тенденция во внешней политике США периодически выходила на первый план, отодвигая иную, но не уничтожая ее. Сегодня у администрации Буша выходит на первый план тенденция силовая, но это не значит, что исчезли партнерские элементы, что США отказываются от сотрудничества с той же Европой, с нами. Поэтому и у Европы, и у России есть выбор: либо вступить в конфронтацию с Соединенными Штатами, либо взаимодействовать с равноправным партнерским началом в их политике, активизируя его и противодействуя негативным проявлениям, таким как односторонняя кампания в Ираке. Здесь надо сказать, что, хотя Россия, Франция и Германия в своих действиях против американской интервенции в Ираке политически потерпели поражение (все же Вашингтон избавил мир от одиозного Саддама Хусейна и его тоталитарного режима), нужно признать, что в принципе позицию-то эти страны занимали правильную. Они добивались, чтобы такие вопросы решались в соответствии с существующим международным правом, на основе решений ООН, ее Совета Безопасности.

Теперь о других исключительно важных факторах. Прежде всего, весь комплекс отношений Соединенных Штатов с остальным миром сильно и неоднозначно усложняется хо-

дом глобализации. Одна ее сторона совершенно ясна - это объективный процесс, включающий финансовые потоки, информационную революцию, биотехнологии, экономическую взаимозависимость и многое другое. Но другая, социальная сторона глобализации совершенно не соответствует ее позитивному внутреннему объективному содержанию, потому что от глобализации в разной форме проигрывает 5/6 человечества. Более того, негативные социальные последствия глобализации начали проявлять себя уже и в ее главных центрах, прежде всего в Соединенных Штатах и в Западной Европе (в гораздо меньшей мере в Японии). Поэтому хотим мы или не хотим, но придется в мировом масштабе заниматься этими социальными проблемами глобализации.

Еще более усложняет картину международный терроризм, или, как его стали часто называть, мегатерроризм. Мы не должны забывать, что события 11 сентября 2001 года вызвали в мире огромную волну симпатии к Америке. Потом эта волна в остальном мире стала постепенно спадать, хотя в самих Соединенных Штатах психологический настрой остается и американцы все еще чувствуют себя (это ощущаешь в Америке сразу, достаточно приехать хотя бы на несколько дней) осажденной страной. Это настроение американского общества остается базой, питающей силовую политику на какой-то период времени, может быть даже надолго.

В то же время это база и для международного сотрудничества. Хотя справедливо говорят, что питательной почвой международного терроризма является нищета, угнетение, ущемленность исламского мира, но, как правильно подметили многие эксперты, из нищеты и ущемленности рождаются стихийные бунты, а международный терроризм - это высокоорганизованное, построенное на современных технологиях предприятие, с которым придется иметь дело всему человечеству.

Далее нужно сказать о проблемах международных союзов, имеющих самое прямое отношение к Европе. Мне кажется, что система военных союзов постепенно, а иногда и довольно быстро отходит на второй план. Они продолжают действовать по инерции, где-то происходят попытки их активизировать. Осуществляется это и в форме расширения НАТО, и в форме создания европейских оборонных структур, хотя еще очень слабых, но тем не менее формирующихся. В СНГ предпринимается попытка как-то оживить систему Договора о коллективной безопасности. Но все-таки доминируют в современном мире экономические организации - тот же Европейский Союз, те же ОЭСР, НАФТА, МЕРКОСЮР, то же Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество, та же АСЕАН и многое другое, где в основе лежит экономика.

Новое явление в этой сфере - так называемые коалиции "ad hoc", или временные коалиции, которые активно продвигаются сейчас Соединенными Штатами, Великобританией, некоторыми другими странами. Это коалиционные образования от случая к случаю, как это было в 1991 году во время войны в Персидском заливе или в этом году в Ираке. Мне кажется, что в дальнейшем такие коалиции будут развиваться, это более гибкая форма, но постоянно будет возникать принципиальный вопрос, как развиваться: под эгидой ООН и ее Совета Безопасности или нет? Если нет, то, видимо, для нас это должно быть неприемлемо. Если да, то эти структуры в том или ином виде могут стать одной из реальных форм активных совместных действий государств на международной арене.

И в заключение о Европе и России, их интересах в этой новой международной ситуации. Если попытаться в самых общих чертах понять, в чем собственно состоят интересы Европы, я бы их сформулировал так: во-первых, международная стабильность как глобаль-

ная, так и региональная; во-вторых, международные тенденции должны создавать условия для дальнейшего экономического прогресса. Речь идет о развитии такой экономической системы, которая смягчала бы острые кризисы подобные тем, в которые вползают сейчас Германия, Франция, Италия. Несомненно, важнейшей проблемой будет превращение евро во вторую главную валюту планеты. Европа заинтересована в урегулировании политических и военных кризисов, прежде всего на своей территории. И хорошо, что Европейский Союз прибирает сейчас к своим рукам миротворческие миссии в Боснии, миротворческую позицию в Македонии, а в перспективе, может быть, и в Косово, а потом - кто знает? - в каких-то других зонах Балкан или Средиземноморья.

Европа заинтересована, конечно, в том, чтобы не только наращивать свою и так уже достаточно солидную экономическую глобальную роль, но и усиливать политическую миссию в мире. И, вероятно, для этого она будет укреплять свой оборонный потенциал. Это, с моей точки зрения, явление позитивное, но очень долгое. На словах и на бумаге оно развивается быстро. Уже в прошлом году на саммите ЕС в бельгийском городе Лакене силы быстрого реагирования Союза были объявлены оперативно действующими. К концу этого года они должны быть официально сформированы. Но в реальности это будет очень длительный процесс.

Видимо, неизбежна в будущем и конфронтация с Соединенными Штатами, прежде всего экономическая, но не только. Европа, конечно, будет и впредь активно участвовать в широком глобальном сотрудничестве, будь то борьба против оружия массового поражения, против его распространения, или экологические проблемы, где лидирующая роль Европы хорошо известна, или борьба против терроризма. Конечно, Европа заинтересована в том, чтобы переводить мир на рельсы более стабильного, более партнерского развития. И я согласен с Н.П. Шмелевым, что Европа, исходя из своей цивилизационной близости с Соединенными Штатами, будет и дальше масштабно сотрудничать с ними.

У России интересы примерно те же самые, и это сближает нас с Европой, но приоритеты разные. Главный приоритет для России - решить задачу, которую Европа давным-давно решила: обеспечить внешние условия для своего возрождения - экономического, политического и иного. А это не произойдет автоматически в силу внешних причин и сложностей мирового развития, но главным образом из-за наших внутренних трудностей и центробежных сил. Они довольно сильны. Достаточно их перечислить. Это сепаратизм, коррупция, политическая незрелость нашей демократии, это олигархи и всякого рода "семьи", вроде "семьи" нашего бывшего президента, это преступность, огромное количество всякого рода экономических проблем. Россия заинтересована в благоприятном внешнем окружении, оно является одним из важнейших условий успешного решения наших внутренних проблем. Именно поэтому неизбежно и необходимо сотрудничество России с Западом, прежде всего с Европой и Соединенными Штатами, и, конечно, не только с Западом, но и с Востоком, со всем остальным миром.

Сказанное отнюдь не исключает разногласий между Россией и Западными центрами. Разногласий и противоречий с Соединенными Штатами относительно операций типа иракской, разногласий с Западом, когда он будет возражать против слишком, с его точки зрения, активных действий России в зоне СНГ или против нарушения прав человека в ситуациях вроде чеченской. Будут и противоречия чисто экономические между Россией и Европой, порождаемые дискриминационными действиями ЕС в отношении России. В общем-то, это

более или менее нормальная канва современной международной жизни, она сложна и не лишена противоречий.

С моей точки зрения, мы будем жить, конечно, в мире сложном и все более усложняющемся, но, как не получилось "конца истории", который нам обещали 10 лет назад, так не получится и моноцентрического однополярного мира. Мир станет более сложным, но будет все-таки в целом развиваться в позитивном направлении. И Россия рано или поздно займет в нем достойное место.

Эрхард Кроме (ФРГ)

История свидетельствует, что имперские режимы не вечны, хотя и могут существовать длительное время, а их возникновение и падение связаны, как правило, с большим количеством жертв. Война с Ираком показала, что дело не только в устранении режима Саддама Хусейна, хотя это необходимо было осуществить. Цель сверхдержавы заключалась в том, чтобы изменить умонастроения исламского мира, показав ему, что она может поставить на колени любую самонадеянную исламскую страну. Важна не только нефть, но и геополитика. Ирак расположен в центре региона между Средиземным морем и Персидским заливом. Если США разместят в Ираке достаточно большое количество авиации и наземных сил, это должно вынудить правительства всех других стран региона, включая Саудовскую Аравию и Иран, пересмотреть свои позиции в свете присутствия США. Такая ситуация подтолкнула бы ЕС к ускорению принятия "общей оборонной политики", что усилило бы контроль США над Западной Европой. Встает вопрос, будет ли XXI век свидетелем создания нового имперского порядка?

США остаются на сегодня единственной супердержавой и тратят на вооружение больше, чем все их основные экономические и политические соперники, взятые вместе. В такой ситуации война вновь стала инструментом политики. Если в период "холодной войны" планы Америки основывались на стремлении избежать большой войны и предотвратить эскалацию локальных войн, то сегодня открыто ведутся разговоры об имперских войнах, которые носят иной характер. Намечается максимальное использование силы, чтобы установить порядок, которого желает имперский центр. В некотором смысле военная операция в Югославии в 1999 году была первой войной, развязанной с целью наказать "неповиновение", игнорируя существующее международное право.

В 1915 году Карл Каутский писал, что "на смену нынешней империалистической политике придет новая, ультраимпериалистическая, которая заменит борьбу между национальными центрами финансового капитала совместной эксплуатацией мира международным союзом финансового капитала". США, ЕС и Япония - главные участники этого "ультраимпериализма", отношения между которыми основываются на общности интересов и конкуренции внутри этой структуры. Капитализм, начало которому было положено в Европе, создал мировую систему, ставшую новым типом социального устройства. У нее есть границы, структура, группировки и законодательная база. Она состоит из конфликтующих сил, которые попеременно то консолидируют ее, то рвут на части. Ей присущи черты организма в развитии, чьи составные части находятся в процессе постоянного изменения, но который в целом оказался способным к выживанию. Центр и периферия взаимозависимы, богатство

в центре вырастает из бедности на периферии. Без государства обойтись нельзя: класс капиталистов нуждается в его защите, в сохранении различных видов монополий, в перекладывании с его помощью своих расходов на остальное население. Государственные структуры сильны в центре и ослабевают к периферии.

Иммануэль Валленштейн считает, что мир вступил в переходный период. В начале XXI века центры мировой экономики охвачены структурным кризисом. Отношения между Севером и Югом находятся в состоянии несбалансированности и грозят перерасти в хаос. На передний край выдвигаются радикальные и фундаменталистские движения как в центре, так и на периферии.

Три тенденции ведут к дезинтеграции существующей мировой системы: а) делигитими-зация идеологии неизбежности прогресса, которая служила обоснованием бесконечного накопления капитала как ведущего принципа организации общества; б) распространение оружия в мировом масштабе; в) миграция с Юга на Север.

Валленштейн предвидит наступление периода беспорядка, разрушения и дезинтеграции, который может длиться около 50 лет. Существующая система не сумеет выжить. Каких социальных и человеческих жертв потребует этот переходный период, будет зависеть от действующих лиц - как от тех, кто поддерживает существующую систему, так и от тех, кто ее критикует.

В результате войны в Ираке произошло ослабление ООН. "Тройка" Франция - ФРГ -Россия понимала, что не сможет предотвратить войну, и речь шла лишь о том, чтобы не давать США "карт-бланш". Надо было подать политический сигнал, и он был подан. Беда в том, что США используют борьбу с терроризмом для того, чтобы сохранять международную напряженность и продолжать гонку вооружений. Есть три фактора, которые сдерживают однополярность, - взаимодействие держав, несогласных с политикой США; разрушение демократии в самих США; нарастание антивоенных сил в мире. Весьма показательными были массовые выступления против войны в Ираке, которые приобрели на нашем континенте общеевропейский характер. Шансы США выстроить свою глобальную империю не столь уж бесспорны.

Данилов Д. А.

Иракский кризис подтвердил, что, несмотря на сближение России и Запада после 11 сентября и объединение усилий вокруг борьбы с международным терроризмом, различия в интересах ведущих игроков не только сохраняются, но продолжают усиливаться. И ЕС, и Россия, участвующие в антитеррористической коалиции, так и не смогли убедить США вернуться в русло многосторонних механизмов принятия решений по принципиальным проблемам международной безопасности. Администрация Дж. Буша исходит из того, что эти проблемы являются в первую очередь угрозой национальным интересам США. При таком подходе возможности компромиссов с другими игроками крайне ограничены, поскольку движение им навстречу означает для США отход от защиты собственных интересов. Попытки оппонировать Соединенным Штатам через международные институты, причем не только ООН и СБ, но даже через НАТО, провалились. Более того, они имели прямо противоположный эффект, укрепив убежденность США в верности избранной линии, в

преимуществах односторонней стратегии и временных коалиций. Таким образом, первый круг различий в интересах определяется дилеммой "однополярный мир - многополярный мир". Причем этот водораздел проходит не только по горизонтали - между государствами, но и по вертикали - между различными школами политической мысли.

Следующий круг - то, что с "легкой" американской руки обозначено как "старая Европа - Новая Европа". "Старая Европа", по мнению американской администрации, не видит новых реалий, новой роли США, не разделяет их методов борьбы с "осью зла". "Новую Европу" представляют наряду с Великобританией страны Центральной Европы, те, кто подписал декларацию в поддержку политики США по вопросу Ирака. Иначе говоря, во многом граница между двумя Европами определяется отношением к "полярности" современного мира. Не отрицая лидирующих позиций США в сегодняшнем мире, они приходят к различным политическим выводам. "Старая Европа", исходя из парадигмы многополярности, отстаивает свое право на голос, в том числе в отношениях с единственной супердержавой, и стремится поэтому укрепить роль международных институтов. "Новая Европа", которую ведет за собой "старушка" Британия, не только признает лидерство США, но считает крайне важным следовать за лидером. Во-первых, по мнению "новоевропейцев", игры с многополярностью угрожают атлантическому единству. Во-вторых, более прагматично держаться в фарватере за флагманом, чем плыть поперек его курса.

Но было бы неверно обвинять США в расколе Европы. Скорее Соединенные Штаты эффективно использовали существующие в Европе разногласия, которые очерчивают третий круг различий в интересах - внутри "старого" ЕС. В условиях отсутствия европейского единства и нараставшего скептического отношения к способности ЕС стать самостоятельным международным игроком давно наметилась тенденция к ренационализации политики безопасности, когда страны-участницы все в большей степени предпочитают (или вынуждены) действовать вне формальных рамок ОВПБ/ЕПБО. Поэтому неудивительно, что в ситуации довольно жесткого выбора, в которую США, выдвинув ультиматум Ираку, поставили своих партнеров, ЕС не смог выработать консолидированной позиции.

В результате разделение на "старых" и "новых" означает по существу новое обострение противостояния евроцентристов и атлантистов. Из Иракского кризиса они извлекают абсолютно противоположные уроки. Для первых это очевидное подтверждение европейской импотенции означает кричащую необходимость укрепления европейского единства, общей политики безопасности и обороны. Для вторых, наоборот, европейская слабость и контрастирующая с ней американская мощь доказывают безальтернативность опоры на США. При этом лагерь евроцентристов заметно ослаб, он значительно уже, чем "старая Европа", оппонировавшая США перед войной в Ираке. Так, на саммите в Брюсселе 29 апреля, в рамках которого Бельгия пыталась объединить сторонников активизации ЕПБО и идей европейской обороны, участвовали наряду с ней только Франция, ФРГ и Люксембург. Поскольку они же были наиболее явными противниками иракской политики США, восприятие их позиции как конкуренции с США и НАТО усилилось, еще более ослабив лагерь евроцентри-стов.

Эти усилившиеся разногласия оказали двойственное воздействие на внешнеполитические интересы России. С одной стороны, Россия, объединившись в отстаивании своей принципиальной позиции со "старой Европой" в лице Франции и Германии, избежала возврата к роли западного оппонента, как, например, в период Косовского кризиса. Российский курс на сближение с Западом был сохранен. Но, с другой стороны, возникли серьезные про-

блемы с реализацией этого курса. Прежде всего, в своих отношениях с США Россия оказалась в ситуации, по сути аналогичной периоду до 11 сентября. Общность позиции с Францией и ФРГ, разрекламированная как пример внеблоковой политики, была воспринята в США как формирование некоего антиамериканского блока. Теперь России, как и до 11 сентября, необходимо вновь убеждать США в своей значимости и дееспособности в качестве их партнера. При этом речь идет не только о восстановлении двусторонних отношений, но и о том, что без этого, опять-таки как до 11 сентября, возможности наращивания российско-европейского сотрудничества будут существенно ограничены.

Более того, учитывая крайне болезненное восприятие Соединенными Штатами "антиамериканского" треугольника Париж - Берлин - Москва, можно ожидать в дальнейшем их сдержанного, по меньшей мере, отношения к укреплению политических аспектов сотрудничества Россия - ЕС. Все это ставит перед Россией серьезную задачу - восстановить во внешней политике баланс между американским и европейским направлениями. Как показала ситуация вокруг Ирака, ошибка состояла не в том, что Россия сблизилась с Францией и Германией, а в том, что это не сопровождалось шагами в сторону США. Первым шагом могла бы быть принципиальная оценка преступного режима Хусейна, признание важности реконструкции и стабилизации пост-саддамовского Ирака .

Необходимость другого баланса диктуется расколом внутри Европы. Россия, стремящаяся к стратегическому партнерству с ЕС, не менее, чем сама Европа, заинтересована в ее единстве и политической значимости. Было бы крайне недальновидно делать ставку на развитие отношений лишь с одним из политических полюсов в Европе: это неизбежно сужало бы потенциал межгосударственных отношений России в Европе, снижало бы гибкость внешней политики, было бы серьезным препятствием для сотрудничества с ЕС, в котором ряд стран-участниц не проявляли бы достаточной заинтересованности. (Об этом свидетельствуют, например, сложности, возникшие в период председательства в ЕС Франции, отношения с которой у России тогда были довольно натянутые). Обеспечение сбалансированной европейской политики и задача сохранения конструктивных отношений сотрудничества с США выдвигают на первый план задачу восстановления активной линии политического диалога Москва - Лондон.

Учитывая это, третий баланс, который отвечает внешнеполитическим интересам России, должен поддерживаться между межгосударственными связями России с Западными партнерами и сотрудничеством с Западными институтами, прежде всего ЕС и НАТО. Европейская история заставляет помнить, насколько опасна национализация политики безопасности. Поэтому опора на приоритетных партнеров в Европе не должна стать для России альтернативой политическому сотрудничеству и с ЕС, и с НАТО, конечно с учетом их относительно ограниченных возможностей. Что касается ЕС, то его политическое единство и потенциал, несмотря на переживаемые сегодня сложные времена, будут возрастать. К тому же Россия не может игнорировать тот факт, что европейская и международная безопасность определяется не только военно-политическими вызовами, и это раскрывает новые перспективы сотрудничества между Россией и Европейским Союзом.

Общий итог: нам предстоит сбалансировать наши отношения с Западной Европой, ЕС в целом и США, сохраняя курс на поступательное развитие отношений конструктивного партнерства.

Норман Пех (ФРГ)

Применительно к войне в Ираке у Совета Безопасности ООН был только шанс отсрочить, но не предотвратить ее начало. США так долго сотрудничали с СБ ООН только потому, что своей резолюцией он мог бы обеспечить легитимность их односторонним действиям. Однако по мере обнародования докладов инспекторов ООН и усиления нажима США на членов Совета Безопасности Америка с ее зацикленностью на силовое решение все больше оказывалась в изоляции.

Совет Безопасности, даже с его правом вето, не смог обеспечить мир. Впрочем, по американской интерпретации, неудача постигла его потому, что он отказался придать легитимный характер войне, которая должна была якобы "гарантировать последующее мирное развитие на Среднем Востоке". Как бы то ни было, СБ ООН не справился со своей главной задачей. При этом президент США и госсекретарь не раз грозили ООН утратой всякого значения и подтверждали намерение США при необходимости принимать политические решения вне зависимости от своих многосторонних обязательств и ограничений. Встает вопрос, не вынесен ли ООН и ее основным институтам окончательный смертный приговор и не выпадет ли на их долю участь Лиги Наций. В 1920-е годы систему коллективной безопасности разрушили фашистские державы Оси - Испания, Италия, Япония и Германия; сейчас же ответственность за это пала бы на бывших союзников по антигитлеровской коалиции -США и Великобританию. Было ли сопротивление "старой Европы", как выразился Д. Рамсфелд, напрасным и должна ли она в дальнейшем смириться с крахом системы ООН?

Если рассматривать ООН как институциональное воплощение современного международного права, то ее неудача в деле предотвращения войны в Ираке затрагивает все правовые аспекты миропорядка, получившего за последние девяносто лет известность как "система коллективной безопасности". Это означает признание того, что предложенная Вудро Вильсоном модель юридического миропорядка равноправных государств независимо от нестабильного равновесия сил вторично терпит крах вместе с развалом этого равновесия. Эрозия системы обеспечения мира на базе ООН обозначилась уже в конце 90-х годов, прежде всего в результате нападения на Югославию и провозглашения новой стратегии НАТО, состоявшегося в ходе этой войны (апрель 1999 г.). Сейчас принципиально новым моментом стал распад военной коалиции, сложившейся начиная с 1991 года.

Но какой глубокой ни была бы пропасть между ее бывшими участниками, маловероятна возможность возникновения нового равновесия сил, на базе которого ООН стала бы вновь играть более эффективную миротворческую роль. Ядерный фон прежнего равновесия сил больше непригоден для создания нового равновесия, тем более что это предполагало бы раскол НАТО. Хотя не исключено, что когда-нибудь КНР или Россия смогут взять на себя роль уравновешивающей державы, на обозримое будущее. ООН должна попытаться вернуть себе центральную функцию обеспечения порядка и в отсутствие старого равновесия вывести государства мирового сообщества из "миропорядка чрезвычайного положения" к новой системе обеспечения мира. В первую очередь важно вывести ООН из "положения вне игры" на Среднем Востоке, в котором ее держат США не только в иракском конфликте, но также и в палестинском вопросе.

Планы США предать суду и привлечь к юридической ответственности прежний режим Саддама Хусейна за злодеяния против собственного населения и военные преступления сталкиваются с многочисленными трудностями (хотя это прямая задача недавно созданного

Международного суда по уголовным делам). Что можно сказать об обвинителе, который войной против Ирака сам грубо нарушил международное право, точнее статью 2 Устава ООН, и к тому же не признает единственный законный международный судебный орган?

Поражение ООН было неполным. ФРГ, Франция и Россия составили не военный, но моральный противовес США. Их выступление в защиту принципов Устава ООН было поддержано большинством государств и придало новую силу сторонникам системы коллективной безопасности. США трудно игнорировать плотную ткань признанных юридических норм и институтов, разве что демонстрируя явное пренебрежение. Иначе обстоит дело с полномочиями, которые США признают за ООН применительно к послевоенному восстановлению Ирака. Как оккупанты они должны соблюдать свод правил Гаагской и Женевской конвенций, регулирующих порядок обращения с побежденной страной и определяющих обязанности оккупационной державы в том, что касается снабжения, управления, а также гуманитарных акций. Эти конвенции предусматривают полное восстановление суверенитета оккупированной страны, но не обеспечение при этом интересов оккупационной державы. Участие в этом деле ООН и сроки оккупации в конвенциях не регламентированы.

Но во избежание повторения ситуации в Палестине, когда затянувшаяся оккупация вступила в противоречие с международным правом с катастрофическими последствиями, следует как можно быстрее подключить ООН к урегулированию в Ираке. Принятием резолюции 1442 от 28 марта СБ ООН, пусть в самой общей форме, уже указал на обязанности, связанные с оккупационным режимом в соответствии с положениями раздела IV Женевской конвенции. В качестве следующего шага он должен был бы отменить санкции, введенные ранее и создающие препятствия для помощи со стороны гуманитарных организаций и для восстановительных работ. Предпосылкой для этого стало бы возвращение в Ирак инспекторов ООН, которые, в отличие от контролеров, направленных администрацией США, пользуются большим доверием. СБ должен любой ценой избежать одного - интерпретации послевоенных акций ООН как легитимации задним числом войны против Ирака, как это произошло, например, после нападения на Югославию. Самым надежным средством обеспечить это было бы обращение СБ или Генеральной Ассамблеи ООН в Международный суд с просьбой дать заключение о неправомерности войны. В то же время, при однозначном осуждении войны, главная задача ООН должна состоять в том, чтобы вернуть США в правовые и институциональные рамки системы международных отношений.

ОБЩАЯ ДИСКУССИЯ

Лукашук И. И.

Современные глобальные проблемы настолько сложны, что требуют внимания специалистов широкого круга. Главные изменения в международную систему вносит процесс глобализации. Сегодня от решения поставленных ею проблем зависит не только судьба того или иного государства - речь идет о выживании человеческой цивилизации.

Сложившиеся условия диктуют необходимость установления нового мирового порядка. Об этом говорится и в резолюциях Генеральной ассамблеи ООН, и в выступлениях государственных деятелей. Для создания и функционирования такого порядка требуется сущест-

венно повысить уровень управляемости всей системы международных отношений. Выступая в Нью-Йорке на "Саммите-2000", президент РФ В.В. Путин, коснувшись глобальных процессов, сказал: "Будущее за теми, кто научится управлять этими процессами, заставит их работать на благо людей". Немало говорится о том, что глобализация ведет к негативным последствиям. На деле их порождает не сама глобализация, а управление ею, в котором доминируют Западные державы. Ответственное управление процессом глобализации даст соответствующие результаты.

На протяжении всей истории лучшие умы бились над решением проблемы избавления человечества от бесчисленных жертв, приносимых богу войны. Разрабатывались различные проекты вечного мира, однако реальное состояние общества не позволило их реализовать. Только в середине ХХ века Устав ООН закрепил основные нормы и принципы мирного международного порядка, которые обретают все большую жизненную силу. Это подтверждает, что международное право представляет собой важнейший инструмент управления международной системой. Утверждение этого права в сфере безопасности стало реальным лишь на высоком уровне развития человечества.

За последнее время как ученые, так и политики высказывают критические замечания в адрес международного права и ООН. В этих замечаниях немало справедливого. Вместе с тем следует учитывать, что ни ООН, ни международное право не могут существенно опережать развитие системы международных отношений. Следовательно, дело здесь не столько в них, сколько в политике государств-членов мирового сообщества.

В наши дни необходимо предвидение развития событий, иначе можно допустить катастрофические последствия. Вот почему политика становится все более наукоемким процессом. Требуется широкое привлечение ученых разных областей науки к подготовке соответствующих решений. К сожалению, сегодня нет ни одного государства, где бы взаимодействие ученых и политиков было бы налажено должным образом.

В связи с этим я хотел бы привлечь ваше внимание к состоявшейся в апреле 2003 года в Санкт-Петербурге встрече президента России В.В. Путина, президента Франции Ж. Ширака и канцлера ФРГ Г. Шредера с юристами-международниками ряда стран. Руководители трех держав, от которых во многом зависит развитие международных отношений, сели за один стол с учеными-юристами и заявили о готовности выслушать их и принять к сведению подготовленные ими предложения.

В этом видится, во-первых, свидетельство авторитета международного права в такой области, как поддержание мира и безопасности, во-вторых, понимание государственными деятелями значения этого права, особенно в ситуации, когда произошло несанкционированное СБ ООН применение силы, что затрагивает национальные и общие интересы всех стран. Наконец, встреча свидетельствует о признании роли науки в решении проблем большой политики.

В условиях доминирования единственной сверхдержавы как никогда важно выдвинуть на первый план требование обеспечения международного правопорядка, противопоставить праву силы силу права. Без признания примата права в политике не могут быть должным образом обеспечены ни национальные, ни общие интересы государств, включая интересы безопасности.

Современный мировой порядок может успешно формироваться лишь на многосторонней основе, то есть международным сообществом в целом. Центральную роль в этом процессе призвана играть ООН. В ее рамках коллективными усилиями государств удалось на

рубеже XXI века сформулировать основы нового мирового порядка и соответствующего правопорядка. Они закреплены в ряде резолюций, принятых Генеральной Ассамблеей в 2000 году на историческом "Саммите тысячелетия". В основу мирового порядка положены цели и принципы Устава ООН, которые доказали свой непреходящий и универсальный характер. Все это имеет принципиальное значение, и тем более, поскольку в последние годы получили распространение пессимистические настроения в отношении международного права. Не будем говорить о крайних взглядах, распространившихся после военных действий США против Ирака. Их сторонники утверждают, будто международное право окончательно разрушено. И даже некоторые авторитетные специалисты полагают, что существующие международные нормы не отвечают требованиям времени.

Нет сомнений в том, что события последних лет, включая военные действия в Ираке, внесли новые моменты в толкование основных принципов международного права, но ни в коей мере не отменили их. Современная система международных отношений может нормально функционировать лишь на основе этих принципов. Что же касается международного права в целом, то оно повседневно доказывает свою высокую эффективность, регулируя чрезвычайно сложную и жизненно важную для каждой страны и даже для каждого человека систему международных связей.

Происходящие в мире изменения диктуют необходимость существенных перемен во внешней политике государств. Политика должна учитывать новое соотношение их национальных и общих интересов. Без обеспечения последних не могут быть обеспечены и интересы отдельного государства. Рост значения интересов международного сообщества не означает ущемления интересов отдельных государств. Задача состоит в том, чтобы добиться оптимального сочетания тех и других, без чего невозможна нормальная жизнь ни сообщества, ни образующих его стран. Приходится, однако, констатировать, что в политике государств по-прежнему центральное место занимают узко понимаемые национальные интересы. Доминирует национальный эгоизм.

Серьезным препятствием на пути реализации программы, принятой на Саммите тысячелетия, стал политический курс, изложенный в новой Стратегии национальной безопасности США. Она была подготовлена Советом национальной безопасности и представлена президентом Бушем американскому конгрессу 17 сентября 2002 года. Этот документ характеризуется абсолютным приматом национальных интересов в ущерб интересам интернациональным. Не случайно в США получила распространение идея перестройки миропорядка на базе концепции новой американской империи в духе Pax Americana.

Основная идея Стратегии состоит в том, что, поскольку Америка обладает беспрецедентным, не имеющим себе равного могуществом, она призвана формировать международный порядок и обеспечивать его соблюдение. Стратегия предусматривает проведение "упреждающих" акций против враждебных государств. Если будет решено, что какое-то государство представляет потенциальную угрозу Америке, то Соединенные Штаты осуществят против него превентивное вмешательство, с тем чтобы ликвидировать угрозу, а если необходимо, то и путем "смены режима". Готовность применить такого рода стратегию была продемонстрирована в Ираке.

Возможность одностороннего применения силы не ограничивается случаем угрозы национальной безопасности. США намерены использовать свою военную и экономическую силу и в целях поощрения "свободных и открытых обществ". Новая стратегия предусматривает также, что США не допустят, чтобы их военному превосходству был брошен вызов,

примут все необходимые меры, не останавливаясь перед нарушением международных обязательств.

Американские специалисты признают, что такая стратегия предполагает отказ от существующего межгосударственного правопорядка, который регулирует международные отношения. Например, Р. Коен пишет, что администрация Буша "рвет на куски международное право и обычаи, утверждая, что она может поступать как угодно во имя самообороны. Это не доктрина, это импульс".

Предотвращение вооруженных конфликтов - одна из главных проблем мировой политики нашего времени. Решаться она должна международным сообществом в целом, а не отдельным государством или группой государств. В противном случае неизбежно утверждение права силы. Проблема применения силы для ликвидации угрозы миру достаточно четко зафиксирована в Уставе ООН, который отнес этот вопрос к исключительной компетенции ООН.

Из всего сказанного видно, что США ставят себя над международным правом, регулирующим отношения в сфере безопасности. Как исторический опыт, так и характерные черты современного мира дают основания считать, что подобная стратегия представляет опасность для самих США. На это обращают внимание и авторитетные американские политики. Так, бывший президент, лауреат Нобелевской премии мира Дж. Картер заявил, что изменения в политике представляют "большую угрозу для нашей страны".

При оценке этого обстоятельства следует учитывать, что США в гораздо большей мере зависят от остального мира, чем мир от них. Они зависят от международного сообщества не только политически. Благополучие американской экономики в решающей степени определяется использованием возможностей мировой экономики и ее финансовой системы. Таким образом, финансово-экономическая основа военного могущества США определяется их связями с мировым хозяйством.

Стратегия национальной безопасности США основана на неправильном понимании соотношения силы и права в международном сообществе. Вопреки весьма распространенному мнению сила не является главным инструментом обеспечения права. События последних десятилетий подтвердили, что неправомерное применение силы не решает международные проблемы, а лишь порождает новые. Эффективность международного права зависит, прежде всего, от осознания его необходимости. Здесь уместна аналогия с правилами дорожного движения. Если кому-то вздумается двигаться по полосе встречного движения, то это неминуемо приведет к катастрофе.

Новая американская стратегия была крайне негативно оценена мировым общественным мнением. В то же время официальная реакция государств была довольно сдержанной. В частности, российская дипломатия в основном обошла эту стратегию молчанием. Объясняется подобная ситуация, очевидно, не только тем, что речь идет о такой державе, как США, но и одиозным характером стратегии. Тот факт, что стратегия не удостоилась критического разбора в российских средствах массовой информации и в специальной литературе, вызывает определенное удивление. Анализ тем более необходим, поскольку в отечественных средствах массовой информации эта стратегия получила поддержку некоторых политологов.

Жизнь докажет несовместимость новой стратегии с национальными и общими интересами государств планеты, включая интересы самих США. Будет осознана невозможность строить современную систему международных отношений на основе господства одной

державы. Доминирующему могуществу США другие страны станут все более активно противопоставлять авторитет права. В конце концов США убедятся, что нельзя игнорировать общепринятые правила дорожного движения, даже усевшись на танк. США способны сохранить лидирующую роль, лишь поставив свое могущество на службу международному правопорядку, уважая интересы других государств и обеспечивая интересы международного сообщества в целом. В общем, многое зависит от того, насколько американская администрация будет принимать во внимание реалии глобального мира.

В сложившихся условиях основным противовесом односторонним действиям США оказывается Европа. Праву силы она противопоставляет силу права, опираясь на ту или иную степень поддержки со стороны других стран мира. Выступая на встрече в Петербурге, президент Франции Ж. Ширак заявил: "Подлинная сила демократических стран в их уважении к праву. Уважение к праву - это не признак слабости, а моральный и политический императив, залог эффективности. ...Никакой международный порядок, рассчитанный на длительную перспективу, не может основываться на логике силы".

Может быть, мне свойственно какое-то преувеличение значимости права, но я хочу подчеркнуть, что сегодня без права невозможно обеспечить ни международный порядок, ни должный уровень управления мировыми процессами.

Арбатова Н.К.

Оценивая тенденции, развивающиеся сегодня в Евроатлантическом регионе, нужно иметь в виду, что за последние два года решающими были события 11 сентября и Иракский кризис, причем очень важна последовательность этих событий. Если бы этот кризис случился раньше 11 сентября, сомнительно, что было бы возможно сотрудничество между Россией, ЕС и США в антитеррористической коалиции. Несмотря на то что наши российские ожидания оказались завышенными и мы не получили многое из того, на что надеялись, сам факт антитеррористического сотрудничества поднял уровень отношений между Россией, ЕС и США по сравнению с тем, что было после Косовского кризиса. В то же время операция в Ираке показала, что кризис традиционного евроатлантического партнерства достиг совершенно нового уровня. Конец века биполярности лишил НАТО и старые традиционные институты биполярности основы для существования; Иракский кризис проявил это в наиболее яркой степени.

Я полностью согласна с В.В. Журкиным, что однополярный мир невозможен по определению. Немыслима система международных отношений, основанная на одном полюсе. Она была бы крайне нестабильна. Я также согласна с тем, что налицо переоценка американской мощи. Мне кажется, американская империя во многом вобрала черты советской империи. Наверное, всем империям, независимо от их идеологических особенностей, присущи общие черты. Это географическая экспансия, мессианство и некоторые атрибуты, до смешного похожие на "брежневские аплодисменты" (так окрестили наши журналисты овацию во время выступления Буша перед конгрессом США).

Мой вопрос к В.В. Журкину, который хорошо знает США, звучит так: почему же страна с развитой демократией в самый благоприятный период своего развития переживает некое подобие маккартизма? Мне представляется, что все империи обречены. И сила США в данном случае - одновременно их слабость и уязвимость.

Мир всегда будет многополярным, но этот многополярный мир таит в себе много опасностей, прежде всего опасность создания новых коалиций, что несет в себе угрозу возможной конфронтации. Сам по себе многополярный мир не является менее безопасным, чем биполярный мир.

В чем может состоять выход из сложившейся ситуации для международного сообщества, для ЕС, для России, для США? Необходима институциональная реорганизация, новая организация многополярного мира, создание новых институтов или реструктуризация международной системы, которая была создана после Второй мировой войны в виде ООН. Мы сейчас испытываем именно дефицит международного права. Сегодня необходимо думать о новой архитектуре многополярного мира.

Журкин В.В.

Мне думается, что любая держава, достигающая определенного уровня экономической, военной, политической мощи, несет в себе имперское начало. Я часто задаю себе вопрос: если бы Россия была сегодня на месте США, как бы мы себя вели - лучше, также или хуже? И честного ответа на этот вопрос у меня нет.

А почему нет оппозиции? Оппозиция в США есть: существует демократическая партия, существуют профсоюзы, налицо выступления многих американских критиков иракской кампании. Но действия оппозиции слабы, потому что, во-первых, в конечном счете американцы устранили Саддама Хусейна, одного из самых отвратительных диктаторов нашего времени. Этим были блокированы акции нашей страны, Франции и Германии против американской интервенции, нарушающей международное право, действующей в обход ООН. Но они свергли Саддама Хусейна, что отметили и Путин, и Шредер. И второй фактор - это 11 сентября, которое произвело значительную перестройку в общественном сознании США.

Шмелев Н.П. Есть и третий фактор. Я жил какое-то время в Америке и пришел к выводу, что люди - везде люди, Америка по-своему ужасно тоталитарная страна. Уж если прикажут бросить курить, вся Америка бросает курить. Прикажут по утрам бегать трусцой - вся Америка бежит, выпучив глаза.

Загорский А.В.

Мне понравилась формула, предложенная Н.П. Шмелевым для российской политики, -умеренный конструктивный изоляционизм. Можно лишь сожалеть, что накануне, в период и после иракской военной операции у нас было мало и умеренности, и конструктивизма, и тем более изоляционизма. Но и рецепты конца XIX века ограниченно применимы к России сегодняшнего времени прежде всего потому, что мы живем в других глобальных условиях и просто сосредоточиться на себе, а тем более в себе, наверное, вряд ли возможно. В частности, вследствие того, что один из главных источников роста сегодня - это участие в глобальной экономике и постепенное встраивание в нее. Можно не иметь постоянных военных союзников, но партнерские отношения выстраивать приходится.

В.В. Журкин абсолютно прав: не нужно сегодняшнюю ситуацию проецировать на прошлое и на будущее. Итог 50-летнего противостояния СССР и США нам известен; если мы посмотрим на качественные различия между Китаем и США, то, наверное, их еще больше, чем их было между СССР и США.

На ближайшие 15-20 лет достаточно однозначно вырисовывается перспектива того, что, при относительном сокращении американской экономической мощи, США тем не менее останутся лидером по ведущим технологиям, в том числе и по военным. Мы можем достаточно уверенно говорить о том, что ситуация сегодняшнего экономического, технологического и военно-технологического разрыва между Америкой и Европой не сократится как минимум в ближайшие 15-20 лет, а по ряду параметров скорее возрастет.

По поводу выступления Э. Кроме можно сказать, что изложенная им позиция вряд ли приведет нас к активному влиянию на процессы формирования нового миропорядка. Безусловно, не приняв соответствующего решения, ООН сохранила свою самостоятельность. Но зато те многие очень позитивные процессы, которые происходят в Ираке и в политической, и в других сферах, абсолютно никак не зависят ни от ООН, ни от нас, ни от встречи в Петербурге, ни от встречи в Афинах. Одна цифра: ежемесячно программа "Нефть в обмен на продовольствие" давала 300-350 млн долларов, американцы до конца года в своем собственном бюджете на нужды восстановления Ирака выделяют по 2 млрд долларов ежемесячно.

От решения Совета Безопасности будет зависеть наше участие в программах восстановления Ирака, наше влияние на политические процессы. Теперь активность ООН в Ираке и других местах невозможна без участия США. Сегодня США нужны ООН больше, чем ООН нужна США. Было бы неправильно оценивать действия США как политику, направленную не на решение конфликтов и проблем, а на поддержание напряженности и манипулирование ею в различных точках земного шара. Ближний и Средний Восток гораздо более опасны, чем Африка, которая варится в собственном соку. Проблем там не меньше, а больше, но именно Ближний и Средний Восток выбрасывают метастазы терроризма в международную среду. Наша общая проблема - какую политику проводить на Ближнем и Среднем Востоке, поскольку поддержание статус-кво, каким оно было до начала иракской операции, чревато еще большим обострением тех угроз, с которыми мы начали сталкиваться. В американской научно-политической литературе гораздо больше, чем у нас, интеллектуальных и политических наработок, какой может и должна быть совместная политика Америки и ее партнеров в отношении Ближнего и Среднего Востока, чтобы обеспечивать смену режимов в этих странах не военным, а экономическим и политическим путем, с тем чтобы этот регион не был больше источником вызовов. Такой дискуссии ни у нас, ни в Германии не было.

Штефан Дёрнберг (ФРГ)

После агрессии США в Ираке система международных отношений находится на пути к конфронтации, а не к сотрудничеству в интересах мира. При этом речь, похоже, не идет о чем-то сиюминутном. Данную тенденцию нельзя изменить какими-то быстрыми решениями. Последние события лишь обнажили глубокие и, видимо, долговременные изменения, произошедшие в течение последнего десятилетия.

Будучи принципиально иной по сравнению с концом 80-х годов, нынешняя ситуация в мире связана с происходившей в то время сменой эпох и существовавшим тогда главным противоречием, по-разному отразившимся на системе международных отношений. Исчезло равновесие, основанное на взаимном устрашении и блокировавшее возможность применения и угрозы применения военной силы; потеряла свое значение и строгая блочная дисциплина.

В истории человечества речь всегда шла о некоем сочетании политики сотрудничества и политики конфронтации. Сегодня конфронтация, к сожалению, вновь приобрела большое значение. Причин тому несколько. Процесс глобализации, охватывающий различные сферы, способствует как интеграционным устремлениям, так и проявлению противоречивых интересов. Нельзя не видеть, что война снова начинает объявляться вполне легальным инструментом, хотя кое-кто еще и говорит о применении военной силы в качестве последнего политического средства. Угроза применения силы, являющаяся согласно Уставу ООН нарушением международного права, снова считается хорошим тоном во внешней политике, она выдается за безобидный "театральный гром".

В нынешнем разжигании опасной конфронтации виноваты отдельные политики, независимо от того, прибегают ли они к средствам индивидуального или государственного террора. Чем больше и современнее военные арсеналы, тем большей становится угроза со стороны тех, кто склонен развязывать войны и ставить под сомнение существование самой человеческой цивилизации. Американский историк Скотт Риттер - участник войны в Персидском заливе 1991 года и затем инспектор ООН - сравнил американское вторжение в Ирак с германским нападением на Польшу в 1939 году. Он напомнил, что Гитлер послал солдат в соседнюю страну под предлогом самообороны, и точно так же повел себя в 2003 году Джордж Буш. Это относится и к целям государственной политики в интересах соответствующих финансовых воротил: передел сфер влияния вплоть до мировой гегемонии. Но есть все-таки и огромная разница: места под солнцем или жизненного пространства сейчас требуют не те, кто считают себя ущемленными. Как с экономической, так и с военной точки зрения у США нет достойной внимания противостоящей силы, разве что так называемое мировое сообщество, которого на деле также нет, поскольку за него выдается только одна группа государств. Число жертв войны в Ираке было меньшим, чем многие опасались. Не оправдались и многие надежды на современную военную технику. Несмотря на это, сегодня ситуация существенно опаснее, чем когда-либо в истории человечества. В то же время уроки этой войны не остались без последствий, и это вызывает надежду.

Наша конференция могла бы послужить импульсом к совместному германо-российскому проекту, в рамках которого можно было бы заняться взвешенным системным анализом новой ситуации в мире. Должны быть обязательно приняты во внимание исследования и вклад ученых и публицистов других стран, включая и США. Однако выводы о том, как реагировать на новые угрозы, являются в конечном счете задачей политики, а не науки. Ответ на новые угрозы, включая непредсказуемые устремления единственной на сегодняшний день сверхдержавы, не связывающей себя более современным международным правом и решениями ООН, требует тонкого подхода. Здесь не место решениям на скорую руку и тем более действиям, чреватым только новыми противоречиями. Для поиска ответа необходимо, судя по всему, тесное сплочение всех - подчеркиваю: всех - европейских государств. И этот ответ не должен состоять в очередной гонке вооружений или еще каком-либо усилении военного фактора, хотя именно эту тенденцию мы сейчас

наблюдаем. Считаю эту тенденцию ошибочной независимо от того, идет ли речь о создании противовеса планам мирового господства внеевропейского государства или же, наоборот, о всемерном участии европейцев в реализации этих планов. Сегодня отсутствует почва для поэтапного, но быстрого вытеснения из мировой политики военного фактора, в том числе за счет сбалансированных договоренностей по вопросам разоружения и контроля над вооружениями. Но ошибочной была бы и политика умиротворения по примеру Мюнхенского сговора с результатом, противоположным тому, на который рассчитывали его инициаторы. Применительно к сегодняшнему соотношению сил и реально существующей ситуации в мире речь должна идти о взвешенном и комбинированном использовании таких средств, как бескомпромиссная политика мира, осторожность и твердость.

Другими словами, нужны новая ступень и новая структура сотрудничества. Несмотря на все изменения, на возникновение новых интеграционных механизмов, на так называемую глобализацию, нам следовало бы и дальше придерживаться принципа всеобщего равенства государств. Он закреплен в современном международном праве и в целом оправдал себя. Интересам международной безопасности отвечает усиление ООН, а не ее ослабление. Возрастающая ответственность выпадает на долю европейской политики и германо-российских отношений как ее составной части.

Барановский В.Г.

Поддерживаю необходимость движения от конфронтации к сотрудничеству. Но проблема не в том, что кто-то сознательно стремится перейти к конфронтации и не хочет сотрудничать. У сторон разные представления о том, какое должно быть сотрудничество, на каких принципах оно должно основываться и что делать, когда возникает несогласие.

Нам нужно избегать соблазна давать "очевидные" ответы, кого-то осуждать, заявлять, что кто-то ведет себя неправильно, а кто-то руководствуется злонамеренными помыслами. По поводу США я разделяю во многом тот пафос критицизма, который звучит в наших дебатах, в СМИ. Но американцы по простоте своей говорят часто то, что другие в силу полит-корректности не хотят говорить. Они делают то, что другие не могут или не хотят сделать.

В.В. Журкин поставил интересный вопрос: что делали бы мы, если бы оказались в положении США? Чего тут гадать: у СССР были и Чехословакия, и Афганистан! А разве новая Россия демонстрирует образец абсолютной политкорректности в своих международных делах? Просто силенок нет. Но как только появилась возможность показать Шеварднадзе, кто есть кто на постсоветском пространстве, мы с удовольствием это сделали.

Тут вспоминалась одиозная стратегическая доктрина Соединенных Штатов, где говорится о превентивных действиях, утверждалось, что однополярный мир невозможен. В принципе, по большому счету, наверное, невозможен. Нам трудно представить себе модель однополярного мира. Но что такое система международных отношений, в которой действует управление? Самое эффективное управление любой системой налицо тогда, когда есть центр, ядро. У государства есть центр, и если это дееспособный центр, то он может организовать эффективное управление государством. Международная система - это нечто иное, но аналогия уместна. Конечно, если система международных отношений будет построена на суперцентрализации, то она, наверное, обречена на эрозию, на деградацию. Но нельзя сказать, что такая международная система, в которой одно государство играет руководящую

роль, невозможна. И это может быть предпочтительнее, чем альтернатива в виде хаоса. Это не самая лучшая система, но если рассматривать ее в категориях - хаос или суперцентрализация, пусть даже в связи с особой ролью США, - то вывод очевиден.

Существует серьезная проблема, как относиться к одиозным режимам, представляющим угрозу для других стран. В случае с Ираком американцы решили очень просто на это отреагировать. Это не лучший способ, но разве кто-нибудь предложил лучший? Можно долго, упорно цивилизовывать эти режимы, такой подход тоже возможен, но эффективность его не очевидна. Здесь прозвучал призыв к тому, чтобы все страны исходили не только из своих интересов, но и из интересов международного сообщества. Это очень симпатичный призыв, а что происходит на практике? На практике такие элементы присутствуют в политике всего нескольких стран.

Состоялась замечательная встреча лидеров трех держав с юристами-международниками. А разве нынешнее международное право нас удовлетворяет? Как оно соотносится с идеями демократизма или равного представительства? В ООН пять государств "равнее", чем все остальные. Мы знаем, что невмешательство во внутренние дела -это не такая уж основополагающая норма международного права. Международное право уже не предусматривает абсолютного невмешательства во внутренние дела. А когда эту норму международного права кто-то пытается применить к нам, когда ПАСЕ по поводу Чечни угрожает нам созданием международного трибунала, какой крик возникает на наших политических и академических дискуссиях, на страницах массовой информации! Я поддерживаю призыв целого ряда участников, что нам нужна научная дискуссия, добавлю только: нам нужна дискуссия по поводу трудных вопросов, на которые нет очевидного ответа. Сай-ентистский подход, будто ученые могут создать идеальную схему, а политикам нужно только прислушиваться к их мнению, вряд ли состоятелен.

Рубинский Ю.И.

Анализ гегемонистских тенденций во внешней политике США грешит некоторой односторонностью. На первый план в качестве источника этих тенденций выдвигается колоссальный потенциал единственной сверхдержавы - экономический, научно-политический, военный, который порождает у представителей американской элиты, государственной и частной, имперские притязания на мировое господство.

Между тем есть и другая сторона, которую нельзя недооценивать. Дело в том, что отсутствие после распада СССР достаточно весомого противовеса могуществу США не может скрыть их растущей уязвимости. Причем, как это ни кажется парадоксальным, уязвимость - прямое следствие силы.

Разумеется, самым наглядным свидетельством этого служат события 11 сентября 2001 года, когда американская "гипердержава" столкнулась с грозным "асимметричным" вызовом исламского фундаментализма, использовавшего оружие террора фанатиков-самоубийц. Парировать этот вызов силовыми акциями против так называемых "государств-изгоев" США в одиночку просто не могут. Это со всей очевидностью показала кампания в Афганистане, где помощь России в войне против режима талибов имела существенное значение (в частности, через Северный альянс).

Вторая причина этой уязвимости - растущая зависимость США от импорта энергоносителей. До сих пор их главным источником для американцев была Саудовская Аравия, кото-

рая не только является крупнейшим экспортером нефти, но и фактически диктует политику ОПЕК. Однако надежность саудовского режима в качестве верной опоры Вашингтона падает на глазах. Усама бен Ладен - саудовский миллиардер, родственник королевской семьи. Из 19 участников терактов 11 сентября 2001 года 11 были саудовцами. Над средневековой монархией, коррумпированной потоками нефтедолларов, витает тень шахского Ирана накануне исламистской революции Хомейни конца 70-х годов. Отсюда - стремление США рассредоточить источники снабжения своей экономики энергией не только силой (конфликт с Ираком), но и поисками соглашений, в частности с Россией.

Наконец, третий и, пожалуй, важнейший фактор - все более значительная доля внешних связей в ВВП США, которая выросла за последние четверть века минимум вдвое, достигнув трети внутреннего валового продукта. Между тем баланс внешней торговли США сводится с хроническим растущим дефицитом порядка 450-500 млрд долларов в год. Результатом оказывается разбухание госдолга, в полтора раза превышающего гигантский ВВП (1,5 трлн долларов).

До сих пор этот дефицит покрывался массированным притоком в США капиталов из стран Евросоюза и Японии (порядка 1,2-1,5 млрд долларов в день). Их привлекали быстрые темпы роста американской экономики и гарантированная безопасность. Но с развертыванием экономической депрессии, волной банкротств крупных американских компаний, сопровождавшейся громкими финансово-уголовными скандалами, с падением биржевых котировок секторов информатизированной "новой экономики" финансовые потоки из-за рубежа притормозились, что вызвало заметное падение курса доллара по отношениию к единой европейской валюте - евро. В более или менее ограниченной перспективе господствующие позиции США в мировой экономике могу оказаться под вопросом.

Ответ американцев на все эти вызовы может быть различным - как усилением силового компонента во внешней политике США, так и поиском компромиссных решений. Пока безусловно доминирует первая тенденция. Если после окончания "холодной войны" военные расходы США сократились на треть, то с конца 90-х годов они вновь резко увеличились, превысив пик периода острой конфронтации Восток-Запад при первом президентстве Рейгана (начало 80-х годов). Сейчас военные расходы США превышают больше чем наполовину оборонные бюджеты 15 государств Евросоюза, вместе взятых, не говоря уже о научно-технических прорывах.

Однако одними силовыми методами экономические и геополитические проблемы, возникшие перед Вашингтоном, разрешить нельзя. Напротив, они способны лишь еще более обостриться. Поэтому нынешний жесткий агрессивный курс республиканской администрации Буша-младшего рано или поздно столкнется с серьезными препятствиями, вынуждая Вашингтон к внесению корректив в свою политику в более реалистическом ключе. Вопрос в том, когда это произойдет и какой ценой.

Максимычев И. Ф.

Какие международные последствия имеют действия США, в частности, в отношении Ирака? Вторая война в Заливе привела к тому, что оказался тотально скомпрометирован механизм предупреждения вооруженных конфликтов, налаженный было усилиями ООН. Подорван авторитет института инспекций ООН, призванный контролировать выполнение решений международного сообщества. Раньше войной НАТО в Югославии был обесценен институт инспекции ОБСЕ. Отныне применение обоих этих инструментов поддержания мира будет рассматриваться, прежде всего, как этап подготовки вероятного нападения оче-

редных "демократических крестоносцев" на инспектируемую страну. Дискредитированы постановления СБ ООН о разоружении той или иной ненадежной страны или о введении против нее международных санкций. Война в Ираке подорвала авторитет международных трибуналов, провозгласивших своей целью карать за военные преступления и преступления против человечности. В международные отношения внедряются нравы по принципу - кто сильнее, тот и прав. Они открыто мотивируются необходимостью создания всемирной империи, которая осчастливит человечество обращением в единственно верную веру. Среди лидеров независимых государств крепнет убеждение, что суверенитет их стран может оградить лишь владение ядерным оружием. Осторожность, проявляемая США в отношении КНДР, подтверждает это предположение. Открыто дискутируется список возможных объектов для дальнейшего силового воздействия США.

Но неправы те, кто требует покориться Америке, поскольку "все равно все потеряно". Как выясняется, Вашингтон все-таки нуждается в ООН, чтобы предотвратить ситуацию, при которой американцы, выиграв войну, проиграют мир. Многое зависит от восстановления роли ООН как центра принятия решений о войне и мире. Это мыслимо двумя путями. Первый - интервенты должны хотя бы косвенно признать недостаточную легитимность войны в Ираке, вывести войска с иракской территории и предоставить ООН возможность окончательно урегулировать возникший кризис. Однако такой вариант маловероятен, поскольку означал бы не только потерю лица, чем озабочен Вашингтон, но и утрату материального выигрыша США от войны.

Второй путь носит формальный характер и состоит в освящении задним числом именем СБ ООН развязанной США и Англией войны. Подобная развязка, которой добивается могущественное проамериканское лобби в разных странах, означала бы самоотречение международного сообщества.

В конце концов и страны антииракской коалиции осознают необходимость возрождения порядка в отношениях между государствами, что исключает применение силы когда кому вздумается. Сейчас Францию, Германию и Россию нередко обвиняют в том, что они дескать раскалывают Европу и мировое сообщество, но на деле раскол - результат односторонних действий США. Прежде всего европейцы заинтересованы в скорейшем восстановлении единства действий международного сообщества на основе норм международного права. Попытка ликвидации ООН приведет не к созданию нового мирового порядка, а к упразднению всяческого порядка. Окончательный развал мировой системы безопасности -вполне реальная перспектива. Признаки глобального конфликта стали бы приобретать осязаемые формы.

Сегодня особенно важно, чтобы одобренное СБ ООН урегулирование положения в Ираке не усугубляло ущерба, причиненного международному сообществу этой войной и не создавало бы возможностей для подобных действий США в дальнейшем.

Сам факт, что три ведущие европейские державы не согласились поддержать заведомо противоправную акцию США, может указать миру дорогу из создавшегося положения. Однако было бы ошибкой считать, что дело сделано и Ирак навечно усмирен, приведен в покорную зависимость. Так же, как и на Балканах, бури в Заливе еще предстоят. Поэтому важно, чтобы позиции сторонников невоенных методов урегулирования конфликтов не сдавались поспешно. Тройка - Париж, Берлин, Москва - представляет интересы всей Европы. С этой тройкой, связана надежда на создание Большой Европы от Рейкьявика до Владивостока.

Павлов Н.В.

После войны в Ираке высветилась проблема лидерства на мировой арене, основанного на военных и материальных потенциалах каждого претендента на эту роль. Итог: в сферу интересов США вошел весь мир, а ЕС не смог стать лидером и замкнулся в себе. Позиция Франции и Германии доказывает, что у ЕС нет ни реальных материальных, ни политических ресурсов, чтобы противостоять США и поэтому им приходится концентрироваться на внутриевропейской проблематике. Россия, как это ни печально, вынуждена сосредоточиться на постсоветском пространстве.

В свете глобализации, или американизации, системы международных отношений очевидно, что отношения с ЕС, с моторами европейской интеграции, Францией и Германией, Россия должна рассматривать под углом зрения и с учетом американского фактора. Ю.И. Рубинский говорил о том, что у каждой из сторон в тройке (на мой взгляд, тройки сейчас уже нет) были свои интересы. Как можно интерпретировать интересы Германии? Позиция Берлина вызвана инерцией предвыборной борьбы Г. Шрёдера в 2002 году, а также

традицией антиамериканизма в политике СДПГ. Она вызвана опорой на те принципы восточной политики, которые заложил Вилли Брандт, на отказ от применения силы по Московскому договору. Но сейчас и Франция, и Германия дали задний ход в своем антиамериканизме (Россия тоже). Шрёдер помнит печальный опыт Г. Шмидта, который потерял свой пост канцлера в 1982 году не в последнюю очередь из-за антиамериканской позиции СДПГ и из-за антивоенного, антиракетного движения в ФРГ. Американцы во многом содействовали тогда смещению Г. Шмидта и приходу к власти блока ХДС - ХСС.

Как это ни печально, мы вынуждены констатировать усиление военного фактора в международных отношениях и снижение роли международных организаций. ЕС не только не может составить конкуренцию в этом плане США, но и не готов тратить на армию, на вооружение столько денег, сколько тратят США, которые расходуют на эти цели примерно 3% своего ВВП, это 500 млрд долларов в год. А страны Евросоюза тратят на военные нужды не более 2% в год, и вряд ли этот объем увеличится. Если и будут в ЕС созданы силы быстрого реагирования в составе 60 000 человек, то будет это происходить не столько по желанию Европы, сколько из-за нажима США, которые не хотят полностью нести бремя растущих военных расходов.

Война в Ираке с особой остротой поставила на повестку дня вопрос о необходимости выработки единой политики ЕС в области внешней политики и политики безопасности. Но это крайне сложно теперь сделать.

Язькова А. А.

Хотелось бы вернуть нашу дискуссию к основной теме конференции. Если говорить о новых тенденциях в международных отношениях и об интересах Европы, имея в виду, что Россия тоже является европейской страной, мы должны проводить грань между действительным положением вещей и самопредставлением стран о своих собственных возможностях в новом миропорядке, который создается начиная с того времени, когда закончилась "холодная война". Если говорить о самопредставлениях Соединенных Штатов сегодня, то приходится признать, что администрация Буша действительно полагает, что национальная безопасность США, особенно после 11 сентября, может быть обеспечена только си-

лой, преимущественно военной. Но в США есть и оппозиция таким взглядам, предстоит внутренняя борьба по этим проблемам.

Что же касается позиции России, то можно утверждать, что в начале ХХ1 века здесь произошли серьезные перемены в самовосприятии и самооценках. Их можно охарактеризовать как отход от идеологии глобализма (в прошлом это называлось интернационализмом) и переход по сути дела на положение региональной ядерной державы. Хотя хотим мы этого или не хотим, Россия с учетом ее внутренней ситуации может себя позиционировать на международной арене именно так. Но внешняя политика России не может быть такой, как внешняя политика, скажем, Индии или Пакистана (средних ядерных держав регионального значения), потому что РФ является связующим регионом между США и Западной Европой. И говорить об односторонней ориентации России невозможно. Южные рубежи России спроецированы на Китай и на наиболее взрывоопасные регионы Ближнего и Среднего Востока. Китай как будущий важнейший фактор международной политики требует особого внимания.

Если взять Центральную Азию, Кавказ, то здесь совершенно четко просматривается роль России на цивилизационном разломе, где существует опасность исламского радикализма и налицо соприкосновение с целым рядом несостоятельных и достаточно агрессивных режимов. России придется на этих рубежах сотрудничать с США, которые уже достаточно прочно присутствуют в Афганистане, частично в Центральной Азии, а также на Кавказе. В такой обстановке идти на конфронтацию с США России просто невыгодно.

России необходимо партнерство с ЕС прежде всего в Юго-Восточной Европе, которая остается уязвимым подбрюшьем, по выражению Черчилля, и взрывоопасным регионом. Далеко еще не решена проблема Косова, имеются серьезные головоломки в Боснии и Герцеговине. Россия может многое сделать, используя традиции межнационального общения с народами этого региона и сотрудничая с другими европейскими державами, которые сейчас здесь активизируются.

И последнее. Наряду с предстоящей реформой ООН, которая должна стать более эффективной международной организацией, следовало бы задуматься о возможном повышении роли "Большой восьмерки" и ее расширении. После Второй мировой войны выдвигалась идея создания мирового правительства. Конечно, до этого еще далеко, но "Большая восьмерка" могла бы, вероятно, стать прообразом такого форума, на котором могут оперативно согласовываться международные проблемы. Нам нужно призывать не к конфронтации, а к сотрудничеству, потому что жить нам всем все равно на одной планете.

Вольфганг Грабовски (ФРГ)

И даже с американцами. Я думаю, это ни у кого не вызывает сомнения.

Я хотел бы добавить, что не только благонамеренность и не только предвыборные соображения определили позицию Шрёдера по поводу войны в Ираке. Определяющими стали настроения большинства элит Германии, интересы которых расходятся с интересами США. Немецкие элиты хотят, чтобы их интересы были реализованы. Этот фактор нам всем надо учитывать, он был очень заметен при встрече представителей большого бизнеса и банков ФРГ с В.В. Путиным еще в прошлом году. Здесь открываются совсем новые горизонты для немецкой большой политики.

В отношении южного направления могу сказать, что Индия, ее элита и население, просто не допустят повторения колониализма. В этом я твердо уверен. Если кто-нибудь в Америке намерен эти факторы игнорировать, то это не только нереально, но и опасно.

Загорский А. В.

Мне кажется, что разговор идет неконструктивно. Предлагают вывести англоамериканские войска из Ирака, а у меня вопрос - зачем? Они взяли на себя ответственность, они готовы ее нести, зачем перекладывать эту ответственность на ООН? Я бы лучше оставил англо-американские войска, так спокойнее будет.

Утверждают, что отмена санкций против Ирака возможна только при условии подтверждения отсутствия оружия массового уничтожения. Россия и Франция в течение ряда лет активно настаивали на том, чтобы снять санкции с Саддама Хусейна, не получая никаких подтверждений. Поэтому нынешняя позиция представляется необоснованной. Тем более что режима Саддама Хусейна больше нет. Какие конкретные возражения имеются против политического процесса формирования нового иракского правительства? Почему нам не поддержать этот процесс, в том числе в рамках ООН? И последнее: реформа ООН необходима, она давно назрела. Было бы логично ожидать разумных и конкретных предложений именно с нашей стороны, от Франции и Германии.

Терехов В.П.

Перспективы дальнейшего развития в мире пока не внушают большого оптимизма. Современная обстановка напоминает состояние неустойчивого равновесия, которое способно перерасти либо в глубокое, действенное сотрудничество, либо в новое противостояние. Если мир пойдет вторым путем, то существует опасность, что это будет не относительно упорядоченное противостояние двух хорошо отлаженных блоковых систем, когда поддерживалось равновесие страха, каждая сторона видела пределы своих возможностей и не доводила дело до открытого конфликта. Разрушение в начале 1990-х годов прежнего баланса отношений пока не привело к возникновению устойчивой системы нового баланса. Чаша весов постоянно колеблется, мы находимся на переходном этапе.

Нет уверенности в готовности правящих элит ведущих государств мира встать на путь выработки общецивилизационных программ мироустройства. Преобладает стремление выстраивать систему международных отношений, ориентированную либо на узконациональные, либо на корпоративные интересы. Этим страдают все государства и блоки государств -и США, и ЕС, и "восьмерка", и азиатские, и тихоокеанские государства.

Об отсутствии общецивилизационного подхода свидетельствует еще и тот факт, что мы практически не говорим о мусульманском факторе. В ближайшие десятилетия мусульмане составят 20% населения земли, и делать ставку на политическую раздробленность, слабую консолидированность, неустойчивость, экономическую отсталость мусульманского мира, видимо, не приходится. Мусульмане тоже стремятся обрести свое место, свою нишу в мировой цивилизации, и к этому надо относиться с уважением. Надо начинать диалог цивилизаций, а не провоцировать их столкновения лозунгом опасности международного терроризма. Европа имеет большой опыт исторического соперничества и сотрудничества с мусульманским миром. В XXI веке она смогла бы сформулировать свою позицию в сфере взаимодействия с этой цивилизацией.

По поводу политики США, которая у многих вызывает серьезные опасения, следует сказать, что обострение происходит потому, что США навязывают миру свою программу, жесткую иерархическую систему нового мирового порядка, где они сами хотели бы играть главенствующую роль, обеспечивая дисциплину в мировом доме не только политико-

экономическими, но и силовыми методами. Когда говорят о том, что США "добьют" ООН, то надо иметь в виду, что они хотят иметь такую организацию, где право вето будут иметь не пять государств, а одно государство - они сами. Отсюда своего рода милитаризация в политике, преследующая цель снизить порог применения силы и иметь при этом полную свободу рук, не ограничивая себя обременительными международными обязательствами, нормами ООН, ее Устава.

Относительно ревизии международного права необходимо учитывать, что есть понятие нормы международного права и есть понятие принципы международного права. Поскольку мир меняется, нормы могут модифицироваться, но принципы сохраняют свою силу, иначе воцарятся анархия и произвол.

Попытки построить новую мировую империю контрпродуктивны: однополярная система недолговечна. И за 12 лет можно натворить такого в мире, что потом и тысячу лет не разберешься. Прекращение конфронтации между двумя политическими блоками привело в действие центробежные тенденции. Усилилось стремление многих государств проводить самостоятельную политику. Устранение угрозы глобального ядерного конфликта сводит на нет потребность союзников США в американском ядерном зонтике, потому что в глобальном плане не от кого защищаться. (От посягательств со стороны неустойчивых режимов, террористов и всякого рода авантюристов никакой ядерный зонтик США не спасет; он не спас сами США от теракта 11 сентября 2001 года.) Быстро развиваются внеевропей-

ские центры силы, для которых чья-либо гегемония неприемлема. Здесь говорилось о Китае, об Индии, нельзя забывать и о странах Латинской Америки.

Западный мир так и не определился в отношении России. Общая черта для всех стран Запада - нежелание и неготовность воспринять Россию как органичную часть европейского сообщества и применять к ней те же нормы и принципы отношений, которые они практикуют между собой. На Россию смотрели с настороженностью и до Октябрьской революции, когда не было еще идеологических разногласий. Где источник такого отношения? Он, видимо, лежит в ментальности, в политике как западных государств, так и самой России, причем не столько в ее внешней политике, которая сейчас более или менее приемлема для западных стран, сколько во внутренней политике, где накопились элементы саморазрушения, где много такого, что неприемлемо и для самих россиян. Нужен новый импульс, который позволил бы России преодолеть эту ситуацию.

Бруно Малов (ФРГ)

Относительно позиции ФРГ по Ираку надо иметь в виду противоречия между интересами Германии и США независимо от того, социал-демократы стоят у власти или христианские демократы. Кризис в отношениях ФРГ и США назревал на протяжении всех 1990-х годов. И дело тут отнюдь не в 11 сентября. "Фабрика умов" США еще при Клинтоне разработала все то, с чем мы сегодня сталкиваемся. События на Балканах подтвердили наличие напряженности в американо-германских отношениях. Это надо учитывать для того, чтобы строить реалистическую политику, для конструктивных поисков решения спорных международных проблем. В то же время неуместны и иллюзии.

В Парижской хартии совещания глав стран-членов ОБСЕ в 1990 году была выражена надежда на благополучие, социальную справедливость и равную безопасность для всех государств Европы. Эти надежды не сбылись. Сейчас встает вопрос, как нам относиться к ОБСЕ и созданию новой архитектуры безопасности на европейском континенте? Ответ на него тесно связан с позицией правящих кругов стран Восточной и Центральной Европы,

которые поддерживают политику США. Объективно эти страны заинтересованы в равноправных отношениях со старыми странами-членами ЕС на более-менее равных началах. Однако сейчас они опасаются, что Германия в связке с Францией, не являющейся членом военной организации НАТО, могла бы стряхнуть с себя обязательства перед Альянсом. Как говорил один из внешнеполитических советников бывшего президента Чехии Вацлава Гавела, "страны-кандидаты в члены ЕС ощущают, что пока еще не сложилась европейская система безопасности, они нуждаются в США, чтобы защитить свою безопасность и независимость, поскольку, выражаясь образно, они находятся между молотом и наковальней". Это касается и Польши, и Венгрии, которые относятся с подозрительностью к России и к ее активному сотрудничеству с США. Такие страхи усугубляются также тем, что российская дипломатия как в прошлом, так и сейчас, не уделяет должного внимания отношениям со странами Центральной и Восточной, а также Юго-Восточной Европы.

Что касается предпосылок европейской безопасности, то требуется выработка конструктивных альтернатив, то есть конкретизации, чего же мы хотим. На 15 стран-чле-нов ЕС приходится 40% всего бюджета ООН. От них в решающей мере зависит как осуществление отказа от угрозы применения силы, так и соблюдение принципов ОБСЕ. ОБСЕ расценивается сейчас по-разному. Одни говорят, что ОБСЕ свое дело сделала, развалив социалистический блок; другие утверждают, что теперь имеет значение только то, что делают США. Все более четко проявляется тенденция к разработке совместной внешней политики и политики безопасности ЕС. А нужна система, соблюдающая интересы всего европейского континента и всех европейских государств.

Сейчас обсуждается конституция ЕС, но в ходе дебатов не упоминается запрет наступательных войн или неукоснительное соблюдение международного права, нет уточнения, что понимается под всемирным признанием ценностей и каких ценностей, нет ссылок на такие ценности, как неприкосновенность и достоинство личности, не расшифровываются понятия свободы, демократии, правового государства, прав человека, мирного гражданского общества. Это касается и многих экономических вопросов, которые имеют очень глубокое политическое содержание - отказа от роли ЕС как инициатора всемирного дерегулирования экономики в пользу крупных концернов, насильственной унификации всей сферы услуг и т. д. Каждое здание нуждается в фундаменте и в этажах. Нам следовало бы выдвигать конструктивные инициативы строительства здания в рамках европейской архитектуры.

Громыко Ал.А.

Был поставлен вопрос, почему страна, считающаяся образцом либеральной демократии, ведет себя таким образом, что многие могут сделать вывод о новых имперских тенденциях на международной арене? Ведь глобализация трактуется обычно как стирание границ между государствами, превращение границ в некие условные рубежи, как снижение фактора военной силы в мире и рост значения экономического, культурного и политического влияния. Однако этому противостоит развитие доктрины "гуманитарного вмешательства", войн "старого" и "нового" типа.

В США за последние 20 лет произошли серьезные сдвиги в идеологической сфере, которые, на мой взгляд, могут, по крайней мере частично, объяснить нынешнюю внешнеполитическую линию. Со времен Франклина Рузвельта в США утверждалась либеральная идеология, для носителей которой вовлечение страны в мировые дела (а во внутренней политике вовлечение просвещенного государства в экономические, социальные и расовые проблемы) стало эталоном правильной политики. Либеральный проект "заботливого обще-

ства" получил новое дыхание при Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне. В те же годы в Западной Европе под сенью доктрины социального рынка развивалось государство благосостояния. Противостояние общему врагу, СССР, сплачивало США и Западную Европу, и растущая гегемония США практически никем не ставилась под сомнение (может быть, за исключением Де Голля). Однако окончание "холодной войны" перемешало все карты и подтолкнуло ЕС к самоутверждению в качестве самостоятельного игрока на международном поле, стремящегося выйти из тени американского гиганта. В 80-е годы, при Рейгане начался закат американского "либерального проекта", примерно то же самое происходило и в Великобритании при Маргарет Тэтчер.

Основополагающим фактором такого явления стал подъем американского консерватизма, его превращение в доминирующее политическое течение в США, которое за последние два десятилетия коренным образом изменило ход политического дискурса в Новом Свете. Параллельно западноевропейцы все отчетливее осознавали, что единая европейско-американская мегацивилизация - это миф, а подчинение Западной Европы интересам Вашингтона - явление временное и преходящее. К концу ХХ века по результатам развития европейской и американской моделей стало очевидно, что принципиальных различий у них не меньше, чем сходств. Осознание именно этого результата лежит в основе стремления Западной Европы к самостоятельности, еще плохо артикулированного и завуалированного, выражаемого, как правило, в кулуарах, а не на трибунах. Налицо намерение поставить себя наравне с США, а, возможно, в будущем и бросить им вызов там, где интересы сторон существенно расходятся.

Правда, Западная Европа никоим образом не является монолитом; она вмещает в себя очень пеструю палитру культур, традиций и обычаев. Но эти отличия не мешают европейским странам быть ближе друг к другу, чем к модели развития США. Растущие антиамериканские настроения в Западной Европе не огульны и не слепы. Это реакция на претензию США на роль мирового гегемона, устраивающего мировой порядок по своему усмотрению. У ЕС и США разное видение мира, разные концепции его устроения. В США в силе изоляционизм и желание вмешиваться в международные дела ровно настолько, насколько это выгодно им самим. Западная Европа выступила за новый "план Маршалла" для "третьего мира", США были против. ЕС выступает за развитие наследия Рио, США против. ЕС, по крайней мере "старая Европа", выступал за дипломатическое решение проблемы Ирака. США с самого начала были против и использовали ООН как прикрытие для своих военных приготовлений. Западная Европа за справедливое урегулирование ближневосточного конфликта - США в течение многих лет ведут там двойную игру. Наконец, ЕС за международный суд по военным преступлениям - США опять же против. Если концепция развития ЕС зиждется на признании отдельными государствами необходимости поступиться суверенитетом ради общего блага, то все усилия США направлены на укрепление неприступности своего суверенитета. Евро как валюта становится главным соперником доллару. Нельзя не замечать тенденции расхождения интересов ЕС и США в течение уже довольно длительного времени, по крайней мере с начала 1990-х годов. Разумеется, по фундаментальным принципам и ценностям эти страны принадлежат к единой цивилизации, но перед Россией здесь открывается с каждым годом все более широкое поле для маневра и защиты своих национальных интересов.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

Михаэль Бри (ФРГ)

Тема сегодняшней конференции затрагивает самую суть актуальной ситуации в Европе и в мире. Главная характеристика этой ситуации состоит в том, что в разногласиях по поводу путей дальнейшего развития мира сталкиваются оппоненты несравнимых весовых категорий. Происходит нечто вроде соревнования между боксером и шахматистом. Даже если всем ясно, что прав шахматист, выиграть бой с боксером он не может. Надежды на скорое изменение положения нет. Европейский Союз не станет имперской силой, с которой другим пришлось бы считаться. В лучшем случае он превратится в зону бесконфликтности, благосостояния и сотрудничества. В этом качестве ЕС сможет, вероятно, благотворно влиять на урегулирование конфликтов в соседних с ним регионах, например, на Ближнем Востоке.

Нам всем надо подумать о проблематике дискуссий между политическими фигурами на международной арене. До сих пор весь мир соглашается с повесткой дня, которую предлагали США. Между тем настоятельно чувствуется необходимость рассмотрения такой повестки дня, которая учитывает реальные угрозы для мирового сообщества. В этом требовании нет и следа антиамериканизма.

Вообще, бросаемые сегодня обвинения в антиамериканском характере возражений против политики США некорректны. Они исходят из безосновательности любых возражений, которые расходятся с мнением США. Было бы лучше задаться вопросом: так ли уж сторонники политики США привержены ценностям свободы, равенства, демократии и мира и серьезно ли они озабочены тем, чтобы эти ценности утверждались на практике? Обвинения в антиамериканизме некорректны и потому, что проамериканские настроения представляются как позиция, которая не подлежит критике без объяснения, почему это так. Реальные и мнимые оппоненты идеологии и политики США заранее дискредитируются. Но в этом случае можно ли говорить о приверженности названным ценностям, и соответствуют ли эти ценности средствам, используемым при однозначной проамериканской пропаганде, зачастую "освобожденной" от анализа и критики.

В результате мы имеем дело с проамериканизмом, который представляет США как единственную мировую державу, воплощающую интересы человечества. Проамериканизм возводит США в статус единственного универсального борца, чьи интересы, мол, совпадают с интересами всех других стран, всех людей. Самуэл Хантингтон постулирует: "Длительное американское доминирование имеет первостепенное значение как для благосостояния и безопасности самих американцев, так и для будущего свободы, демократии, рыночной экономики и международного порядка". 160 лет назад Карл Маркс объявил об исторической миссии пролетариата; в наши дни провозглашается идеология исторической миссии США. Таким образом, проамериканизм видит в лице США всемирного защитника, который посредством своего доминирования будет содействовать освобождению всех других от наихудших форм мирового зла. Ожидается, что вместо установления справедливости снизу будет осуществляться навязывание справедливости сверху. Но этот тезис так же несостоятелен, как и лозунг об исторической миссии рабочего класса.

Правящий в США силовой блок расширяет сейчас свое влияние у себя в стране, стремясь сделать его непоколебимым с помощью открытых заявлений об имперских амбициях США, опирающихся на сильную военную поддержку, и отводит военно-промышленному комплексу центральную роль, беззастенчиво обеспечивая себе прямой контроль над основными нефтяными ресурсами планеты. Этот имперский американизм отличается от гегемо-

нистского американизма периода президента Б. Клинтона тем, что он усиливает стремление к прямому силовому давлению, односторонним действиям (при забвении международного права) и открытому вмешательству во внутриполитические дела других стран. Именно таким способом должен утверждаться на длительный период предлагаемый США мировой порядок, при котором важнейшая роль других стран заключается в подчинении США как единственному гаранту свободы, демократии и благосостояния.

Основные элементы "имперского американизма" администрации Дж. Буша состоят в следующем: 1) утверждение США в качестве единственного государства с абсолютным и глобальным суверенитетом и постепенное ограничение суверенитета других стран (вплоть до прямой и продолжительной их оккупации и превращения в протектораты США); 2) провозглашение абсолютной глобальной монополии США на использование силы; 3) исключительное право США вести превентивные войны; 4) изменение (в том числе силой, если это необходимо) экономической и политической системы других государств.

Главное внутреннее противоречие американизма состоит в том, что, провозглашая такие ценности, как свобода, права человека, демократия и свободный рынок, он прибегает для их утверждения к методам, которые в каждом конкретном случае ведут к подчинению Соединенным Штатам, игнорированию международного права и прав человека, установлению политически зависимых режимов и доступу монополий США и их союзников к основным мировым ресурсам (метод целевой инверсии). Утверждение США о том, что, продвигая по всему миру свои интересы, они в то же время наилучшим образом служат интересам других государств, не закреплено демократическими процедурами, а опирается лишь на собственные постулаты, а именно: абсолютное превосходство США является лучшим вариантом по сравнению с возможным доминированием других держав, потому что существующие проблемы не могут быть решены ими в силу своей слабости.

Долговременные последствия этого "имперского американизма" сопряжены со многими проблемами. Происходит: 1) подрыв отношений с традиционными союзниками; 2) милитаризация международных отношений, ускоренное распространение оружия массового уничтожения, подъем новой волны военного строительства, отвлекающего средства от решения социальных и экологических проблем; 3) переход к системе произвола в международных отношениях и демонтаж международно-правовых основ международных отношений, ослабление всех международных демократических институтов там, где они существуют; 4) закрепление несправедливого международного экономического порядка и обострение других глобальных проблем; 5) навязывание культуры страны, проводящей имперскую политику, другим государствам.

Подобные установки игнорируют законные требования народов об установлении международного порядка, характеризующегося участием в нем всех стран, обеспечением равных прав для всех, созданием законной власти, которая на деле озабочена интересами всех. ЕС, Россия, другие державы должны сотрудничать в целях изменения международной ситуации. Главной опасностью XXI века является не терроризм, а повторное придание "законного характера" агрессивным войнам.

Шмелев Н.П.

Сегодняшняя дискуссия была настолько интересной и многогранной, что трудно подвести какой-то более или менее цельный итог. Но в самом упрощенном виде мы, вероятно, можем согласиться с несколькими пунктами.

Очевидно, что мир резко изменился после окончания "холодной войны", что надежды на новую гармонию в мире не оправдались, что источники нестабильности не исчезли, даже если они не так очевидны, как конфликт двух систем, что терроризм стал бесспорной угрозой для всех.

На этом фоне предпринимается попытка построить однополярный мир - мир, опирающийся на силу одной державы. Какими мотивами руководствуется эта держава - вопрос для дискуссии: то ли это благородный идеализм, то ли это корыстный интерес, то ли это иллюзии, которые можно проследить от Александра Македонского до Наполеона. Однако попытки взять мир под свой контроль кончались в истории крахом. Раз строится однополяр-ный мир, где воля одного полюса приобретает решающее значение, значит, надо изменять правила игры, надо отменять те принципы, которые действовали раньше. Остается произвол этого полюса, чем бы он ни руководствовался. Все, что мешает его воле (а правила всегда мешают, рамки всегда мешают), необходимо отправлять в архив.

Но все-таки жизнь без правил не бывает, иначе это джунгли, а джунгли кончаются рано или поздно тем, что нет выигравших, есть только проигравшие. Поэтому какую-то систему новых правил надо выстраивать. Это тяжелейший процесс, который займет жизнь нескольких поколений. Если отменяются суверенитет, невмешательство, ненасилие, коллективный подход, вопрос заключается в том, чем это можно заменить, какой компромисс достичь с новым идеалистом, который считает, что он построит на земле рай. Такого, правда, не было и никогда не будет, но, чтобы как-то жить, людям нужна та или иная система. Нельзя автомобили гонять по улице, кто как хочет, какие-то правила необходимы. Как будут эти правила вырабатываться, очень трудно сейчас предугадать, но надо думать, думать, думать. Все попытки решать мировые проблемы ломовым путем никогда ни внутри, ни вовне не давали долгого эффекта, даже если эти попытки были продиктованы благородными соображениями.

Состоявшаяся сегодня дискуссия - уже не первая наша встреча. Я уверен, что она не последняя и нам всегда будет что сказать друг другу, и мы придем - может быть, на ощупь - к каким-то более или менее жизнеспособным выводам. Не надо бояться столкновения мнений, иначе ничего не получится. Я хочу еще раз поблагодарить всех участников дискуссии за откровенный и интереснейший обмен мнениями.