CC BY
124
КУЛЬТУРА и социум
Ю. Е. Смагин
НОВОЕВРОПЕЙСКАЯ НАУКА: СТОЛКНОВЕНИЕ И КОМПРОМИСС
Конфликтные отношения между наукой и религией имеют длительную историю. Если рассматривать западноевропейскую культуру, можно говорить, что первое напряжение (агон) между наукой и религией появляется в Древней Греции, когда философские и научные объяснения начинают конкурировать с мифологическими. Обычно и как правило мифологические объяснения обозначают как иррациональные, тогда как философские и научные рассматриваются в качестве рациональных; однако подобное различение представляется некорректным. Мифологические объяснения суть по-своему рациональны. Действительное различие между данными объяснениями заключается в том, что миф пояснял явления мира, соотнося их с Божественными деяниями, а наука рассматривала эти явления, относя таковые к внутренним и внешним естественным причинам. Тем не менее эти причины не могли объяснить все то, что происходило в мире. В результате сфера мифологических объяснений полностью не исчезла, а лишь стала более ограниченной вследствие того, что древнегреческие научные объяснения явлений в мире, по существу, были, конечно же, недостаточными и несовершенными. Но почему практические возможности научных объяснений были ограничены? В Древней Греции только те науки могли плодотворно и удовлетворительно развиваться, где интеллектуальная проницательность могла бы строго определить релевантность или же нерелевантность данной определенной науки. Например, в геометрии очевидно, что только форма релевантна, а материал, представляющий эту форму, не имеет никакого значения. Это же, можно сказать, применимо и к формальной логике: здесь релевантна структура аргументации, а не содержание. Важно понимать, насколько различны в этом отношении естественные науки, где любой рассматриваемый аспект явления представляет собой определенную значимость. В естествознании лишь только в течение и посредством длительных тщательных эмпирических и экспериментальных процедур можно выявить и определить релевантность-нерелевантность данных аспектов. В некотором смысле можно утверждать, что рождение эмпирической науки конфронтирует с неким логическим кругом: с одной стороны, для того чтобы обозначить релевантность-нерелевантность аспектов явления, прежде всего необходимы теоретические идеи для эмпирических наблюдений и экспериментальных
200
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2011. Том 12. Выпуск 2
исследований; с другой стороны, глубокие и плодотворные теоретические идеи могут быть обозначены и сформулированы только на основе полученных эмпирических данных. Поэтому неудивительно, что потребовалось весьма много времени, чтобы появились эмпирические и экспериментальный науки. Также неудивительно, что в сфере древнегреческой философии и науки, именно философия получила более фундаментальное развитие.
Дальнейшая история взаимоотношений между наукой и религией по преимуществу основывается именно на недостаточных и несовершенных научных объяснениях. В течение длительного периода времени практические возможности науки оставались ограниченными, что, соответственно, явилось причиной глубоких и серьезных заблуждений по поводу действительного отношения между наукой и религией.
В Средние века ситуация изменяется. Христианский мир вследствие непосредственных контактов с арабо-мавританской культурой получает доступ к богатому наследию древнегреческой философии и науки. Это явилось настоящим вызовом христианской духовно-интеллектуальной культуре; более того, строго обозначилась конфронтация христианской культуры языческой философии и науки, появившихся из исламского мира, который в это время был самым опасным и грозным врагом христианского мира. «Ислам не только поделился с Западной Европой многими достижениями своей материальной культуры и техническими открытиями, он не только стимулировал развитие науки и философии в Европе, он подвел Европу к созданию нового представления о самой себе»1. Альберт Великий и Св. Фома Аквинский в должной мере серьезно рассматривали фундаментальную важность и значимость новой формы знания, основанной на разуме и опыте, а не на Божественном Откровении. Они полагали, что новое знание и христианская мысль могли быть беспрепятственно объединены в одно целое. Можно с уверенностью рассматривать данную интеграцию в качестве одного из величайших достижений средневековой христианской культуры. Вместо конфликта науки и религии была признана автономия новой философии и науки, и в принципе были ясно и отчетливо разграничены соответствующие сферы теологии и научного знания.
В период формирования и становления буржуазной цивилизации в Европе, который начинается в эпоху Возрождения и Нового времени, происходят коллизии, коренным образом отличающиеся от феодального градуированно-иерархического ми-роустроения. Так, в середине XIV столетия Европу захлестнул черный смерч бубонной чумы, унеся с собой около трети всего населения континента, тем самым под угрозой оказалось равновесие европейской цивилизации. Столетняя война между Англией и Францией превратилась в продолжительный и разрушительный конфликт, в Италии происходили постоянные междоусобные войны, религиозные войны приняли международный характер. Как следствие, экономические отношения в Европе находились в глубоком кризисе, при этом все новые болезни, разносимые из портовых городов, буквально парализовали Европу. «Сама Церковь — этот важнейший из культурных институтов Запала — многим виделась средоточием упадка и развращенности, а ее устранение и назначение — давно лишенными духовной цельности и чистоты»2. На этом фоне «процветала» черная магия, дьяволопоклонство, колдовство и всевозможные черные мессы. Инквизиция преследовала еретиков, подвергала их жестоким
1 Уотт У. М. Влияние Ислама на средневековую Европу. — М., 1976. — С. 109.
2 Тарнас Р. История западного мышления. — М., 1995. — С. 188.
пыткам и предавала публичным сожжениям. Повсеместно совершались убийства, грабежи, насилия, ежегодно возникала опасность голода, бубонной чумы и моровой язвы. В любой момент Европе грозило нашествие со стороны Оттоманской империи. Повсеместно ожидали светопреставления, конца света. Именно в такой атмосфере и происходит становление и формирование буржуазной цивилизации в Европе.
В этом процессе фундаментальная роль принадлежала техническим изобретениям. Главными из них были: магнитный компас, позволявший мореплавателям открывать новые земли и материки; порох, служивший разрушению прежнего феодального порядка в Европе; печатный станок, приведший к настоящему буму просвещения, и, наконец, механические часы, с появлением которых произошли радикальные изменения в отношении человека ко времени, природе и труду. Эти основные изобретения способствовали самым серьезным преобразованиям практически во всех областях жизни. Сопровождавшийся появлением артиллерии подъем обособленных и вместе с тем внутренне связанных между собой национальных государств означал не только разрушение старых феодальных структур, но и мощное вооружение светских сил, противопоставивших себя римско-католической Церкви. В сфере мышления появление печатного станка имело аналогичный эффект: оно способствовало широкому и быстрому распространению новых, а зачастую радикальных идей по всей Европе. Без печатных призывов Реформация не вышла бы за пределы сравнительно узкого теологического диспута и отдаленной германской провинции, а научная революция оказалась бы просто невозможной. Распространение печатного слова и рост грамотности среди населения способствовали формированию нового характера, носившего отпечаток личных, а не коллективных форм общения и опыта, тем самым поощряло индивидуализм, поскольку теперь каждый получал личный доступ ко множеству самых разных точек зрения и форм опыта. Появление механических часов, с четко выверенной системой зубчатых колес и шестеренок, стало прообразом машин и ускорило появление всевозможных достижений в области новой механики. Великие географические открытия, ставшие возможными благодаря изобретению магнитного компаса, принесли новые веяния в интеллектуальную сферу, одновременно и отражая, и побуждая дальнейшие научные исследования естественного мира. Открытие новых земель и континентов предоставляло новые возможности и перспективы для экономической и политической экспансии, что привело к радикальным преобразованиям в европейском общественном укладе. Эти открытия принесли и знакомство с новыми культурами и религиями, с совершенно иным укладом жизни, обогатив европейское сознание иным ощущением относительности привычных ценностей. «Эпоха изобретений и открытий была обусловлена изменениями в гражданском обществе»3. Горизонты европейского сознания — географические, интеллектуальные, социально-общественные, экономические, политические — радикальным образом меняли очертания и неудержимо расширялись.
Вместе с тем в данный период времени, как это ни парадоксально, происходит усиление римско-католической Церкви. Уникальное положение, которое эпоха Возрождения занимает в истории человеческой цивилизации, объясняется ее способностью уравновешивать и синтезировать многие, казалось бы несовместимые, противоположности: христианство и язычество, новые воззрения и античные учения, священное
3 Дильтей В. Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации. — Москва; Иерусалим, 2000. — С. 192.
и мирское, искусство и науку, религию и науку, поэзию и политику. Ренессанс одновременно являлся и самостоятельной эпохой, и переходной стадией: совмещая в себе черты и характеристики Средних веков и Нового времени, он оставался в высшей степени религиозным и вместе с тем становился уже мирским. Именно в это время, когда зарождалось и достигало расцвета новое научное сознание, разгорались религиозные страсти, при этом обе линии вступали в самые драматически-напряженные и запутаннейшие взаимодействия и взаимоотношения.
Подобные отношения ярким образом проявились с появлением работы Николая Коперника «Об обращении небесных сфер» (Бе гето1и1:ютЬи8), в 1534 г., которую он посвятил Папе и в которой он признавался, что предает общественной огласке свое проникновение в таинства природы с неохотой, ибо опасается глумления со стороны непосвященных. Тем не менее мало кто в Европе осознавал, что с появлением данной работы произойдет радикальный переворот в новом западном мировоззрении. Однако стоило лишь ведущим астрономам счесть доказательства Коперника убедительными, как сразу же выступила оппозиция, где поводом для наиболее ожесточенных нападок на новую космологию послужил главным образом ее скрытый религиозный подтекст. Сначала это противостояние исходило совсем не от римско-католической Церкви. Коперник был благочинным каноником одного из католических соборов и пользовался большим уважением в Риме как советник в церковных делах4. Недавно введенный Церковью григорианский календарь был основан полностью на расчетах, произведенных согласно коперниковской системе. И это не парадоксально, поскольку в течение Средних веков и в эпоху Возрождения римское католичество проявляло не только терпимость, но и известную широту в области интеллектуальных изысканий. Проявляя всяческую терпимость и даже поощряя изучение древнегреческой философии, науки и светской культуры, вплоть до метафорического эллинистического толкования текстов Священного Писания, римско-католическая Церковь, по мнению реформаторов-протестантов, допустила осквернение первородного христианства и библейской истины. Поэтому конфликт зародился и в первую очередь разгорелся всего яростней именно среди представителей протестантского движения. Это объясняется тем, что гипотеза Н. Коперника противоречила тем местам в Священном Писании, где говорилось о неподвижности Земли. Священное Писание оставалось единственным и незыблемым авторитетом протестантов, а подвергать откровение испытанию наукой — означает находиться в сфере античного язычества. Протестанты видели угрозу в астрономическом учении Коперника. М. Лютер называл Коперника выскочкой-астрологом, который по глупости тщится перевернуть всю астрономическую науку, впадая в вопиющее противоречие со Священной Библией. Позднее к Лютеру присоединились и другие реформаторы-протестанты — Меланхтон и Кальвин, которые предлагали принять самые суровые меры для искоренения столь пагубной ереси5. Ко времени Г. Галилея, к началу XVII в., римско-католическая Церковь была вы-
4 В числе его друзей, которые торопили издать «Об обращении небесных сфер», были епископ и кардинал. А после смерти Коперника его сочинение даже изучалось на кафедрах астрономии в католических университетах.
5 Когда Ретик, друг Н. Коперника, привез его рукопись в Нюрнберг с целью ее публикации, резкий отпор реформаторов вынудил его покинуть город. Даже в Лейпциге, где он оставил рукопись у протестанта Осиандера, тот предпослал ей, без ведома Коперника, анонимное предисловие, в котором утверждалось, будто гелиоцентрическая теория — всего лишь условный вычислительный метод и что ее не следует воспринимать серьезно как реалистичное объяснение небес.
нуждена встать в самую решительную оппозицию по отношению к гелиоцентрической теории Н. Коперника, осознав всю необходимость догматической ортодоксальности. Если в Средние века св. Фома Аквинский и отцы Церкви вполне могли толковать некоторые спорные места Священного Писания метафорически, сводя практически на нет явные противоречия с наукой, то М. Лютер и его последователи абсолютно не допускали никакого расхождения с буквальным смыслом Писания, отвергая прочь любые посягательства на Божественное Откровение. Помимо этого, по причине чистой ассоциации на репутацию теории Н. Коперника вскоре пала тень виновности в связи с именем Джордано Бруно, философа-неоплатоника, мистика и астронома. Дж. Бруно, широко пропагандируя идею гелиоцентрической теории, входящую в качестве составной части его мистической философии, был обвинен в ереси и после восьмилетнего пребывания в тюрьме был сожжен инквизицией на костре. Утверждения Дж.Бруно о том, что должно следовать больше нравственным проповедям Библии, чем ее астрономии, а также о том, что все религии и философии должны мирно сосуществовать в терпимости и взаимопонимании, не встретили особого понимания у инквизиции. После того как в 1600 г. Дж. Бруно был публично сожжен на костре (правда, не за свое гелиоцентрическое учение), теория Н. Коперника стала еще более опасной для римско-католической Церкви.
Однако гелиоцентрическая теория не только расходилась с некоторыми библейскими текстами, теперь стало совершенно очевидным, что учение Н. Коперника представляет самую серьезную угрозу всем христианским основам космологии, теологии, нравственности и морали. С тех пор как высокая схоластика поддержала древнегреческую науку, придавая ей религиозный смысл, христианское мировоззрение стало неотторжимым от аристотелевско-птолемеевой геоцентрической Вселенной. Существенное разделение между царствами небесным и земным, вращающиеся планетные сферы с ангельскими воинствами, возвышающийся надо всем престол Господа в эмпирее, напряженная нравственная драма человеческого бытия, балансирующая в некой срединной точке между духовными сущностями и первоматерией, — отныне, все это гелиоцентрическая теория Н. Коперника либо ставила под сомнение, либо напрочь отрицала. Если даже не принимать во внимание изощренную и тщательно разработанную средневековой мыслью всеобъемлющую картину мироздания, все равно оказывалось, что гелиоцентрическая теория оспаривала самые основополагающие принципы христианской религии. Поэтому если Земля действительно движется, тогда не существует больше никакого неподвижного центра Творения Бога и, соответственно, никакого плана его спасения; человек перестает быть средоточием Вселенной. Абсолютная исключительность и значимость вмешательства в человеческую историю Иисуса Христа, как представлялось, требовала соответствующей исключительности и значимости Земли. Под сомнение ставился сам смысл искупления, основополагающего события не только человеческой, но и вселенской истории. А потому гелиоцентрическое учение Н. Коперника практически оказалось приравнено к безбожию. Когда религия и наука пришли к столь явным конфликтным противоречиям, римско-католическая Церковь пыталась сделать все, чтобы одержать верх. Осознавая очевидную опасность копер-никовского учения и наученная горьким опытом длившихся десятилетиями борьбой против всевозможных ересей и реформаторских движений, римско-католическая Церковь вновь прибегла к догматической нетерпимости и гонениям, чтобы подавить гелиоцентрическую теорию. Работы Н. Коперника попали в «черный список», а видные католики, приверженцы и последователи ученого-новатора, были уволены со своих
должностей и изгнаны. На все учения и сочинения, поддерживающие идею движения Земли, был наложен строжайший запрет. Так, с появлением гелиоцентрической теории Н. Коперника пропасть между верой и разумом становится непреодолимой.
Несмотря на то что научно-культурные последствия открытия Н. Коперника, а затем и Г. Галилея проявлялись постепенно и отчасти опосредованно, по существу средневековой модели Универсума был нанесен смертельный удар. В истории христианства редко когда еще религия с такой суровостью подавляла какую-либо иную научную теорию именно за ее очевидное расхождение с текстами Священного Писания. Сам Г. Галилей отмечал, что римско-католическая Церковь еще в Средние века допускала аллегорическое толкование Библии в тех случаях, когда тексты Священного Писания противоречили научным данным и показаниям. Необходимо заметить, что многие церковные авторитеты, включая некоторых астрономов-иезуитов из Ватикана, признавали научный гений Галилея. Действительно, в числе друзей Галилея был даже сам Папа Римский, который с большим воодушевлением принял посвященную ему работу Галилея «Испытатель», вышедшую в 1623 г., где был очерчен новый научный метод. Однако постоянный страх перед реформаторско-протестантской угрозой, который испытывала римско-католическая Церковь, соединился с давней традицией не принимать никакое новшество, в котором может таиться элемент ереси. Поэтому, поскольку память о ереси Джордано Бруно была еще жива, католические власти решили, что не допустят нового скандала, который мог бы принести лишь новые разногласия и новый раскол христианства. К тому же опасность усугублялась необычайной скоростью распространения новых идей благодаря печатному станку и повсеместному распространению народного наречия (кстати, Галилей вместо официальной латыни использовал итальянский язык). Любые попытки Церкви держать в узде воззрения верующих, как правило, были несостоятельны. И здесь не в последнюю очередь на реакцию Церкви повлияли происходившие в Италии запутанные политические конфликты, в которые был вовлечен и сам Папа Римский. Также решающую роль сыграли и университетские профессора, придерживающиеся учения Аристотеля: их ожесточенные нападки на Г. Галилея, который самым откровенным образом оспаривал Аристотеля, словно бы «разбудили» католиков-фундаменталистов, а те в свою очередь «разбудили» служителей инквизиции. Сыграл свою роль и непримиримый характер ученого, который обладал полемическим и даже саркастическим умом: он настолько возбудил ненависть своих противников-оппонентов, что те решили непременно ему отомстить. Убеждение Церкви, что математические гипотезы суть лишь интеллектуально-умственные построения, не имеющие действительного отношения к физической реальности; обращение Г. Галилея к атомизму в то время, когда католическое учение о пресуществлении, казалось, нуждалось в поддержке Аристотелевой физики; обида Папы Римского, почувствовавшего, что его лично предали и шаткость его политических позиций; внутрицерковная борьба за власть между различными религиозными орденами; жестокая борьба инквизиции против еретиков, — все эти объективные и субъективные факторы, сложным образом взаимодействуя, заставили римско-католическую Церковь наложить официальный запрет на учение Г. Галилея.
Данное официальное решение, можно утверждать с уверенностью, нанесло непоправимый вред духовно-интеллектуальной целостности Церкви. Само заявление католицизма о своей приверженности гипотезе о неподвижности Земли уронило его в среде европейских ученых и интеллектуалов. Впоследствии Церковь вновь обретет влияние и авторитет, однако уже никогда не сможет безоговорочно диктовать свои
условия стремлениям человека в познании Вселенной6. Каково бы ни было относительное значение субъективных факторов, как академическая оппозиция апологетов аристотелизма или же сугубо личные мотивы, руководившие Папой Римским, итогом конфликта с Г. Галилеем стало столкновение Церкви с наукой, а это означало столкновение религии с наукой. В вынужденном отречении Галилея таилось собственное поражение Церкви и торжество науки.
В целом институт христианства терпит поражение от коперниковского гелиоцентрического учения, которое противоречило обеим религиозным основам: протестантскому «буквализму» в прочтении Библии и священному авторитету католицизма. Большинство европейских ученых и философов еще останутся по-прежнему набожными христианами. Тем не менее раскол между наукой и религией, и прежде всего внутри индивидуального мышления, становится неизбежным и очевидным. Если во времена М. Лютера интеллектуальная независимость Европы утвердилась в сфере религии, тогда при Г. Галилее интеллектуальная независимость выходит за пределы религии, утверждая новые принципы, перспективы и идеалы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Дильтей В. Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации. — Москва; Иерусалим, 2000.
2. Тарнас Р. История западного мышления. — М., 1995.
3. Уотт У М. Влияние Ислама на средневековую Европу. — М.: Наука, 1976.
6 После официального вердикта, вынесенного инквизицией, сочинения Г. Галилея были нелегально переправлены на север, где впоследствии и развернулись интеллектуальные поиски новоевропейских ученых.
