CC BY
32
2018.02.019. ОБОЛЕВИЧ Т. ГАЛИЛЕЙ В РУССКОМ ПРАВОСЛАВНОМ КОНТЕКСТЕ: ИСТОРИЯ, ФИЛОСОФИЯ, БОГОСЛОВИЕ И НАУКА.
OBOLEVITCH T. Galileo in the Russian Orthodox context: History, philosophy, theology, and science // Zygon: Journal of religion and science. - Chicago, 2015. - Vol. 50, N 4. - P. 788-808.
Ключевые слова: православие; Галилей; РПЦ; Россия; наука и религия.
Суд инквизиции над Галилеем является показательным и типичным примером, позволяющим продемонстрировать несовместимость науки и религии. Также он представляет собой наводящий на важные выводы и размышления предмет (suggestive case study) для изучения отношений между религией и наукой в западной культуре, в ее исторической и методологической традиции. Между тем до сих пор остается мало изученным восточно-христианский взгляд на дело Галилея. В этой статье Тереза Оболевич, польский профессор и заведующая кафедрой философии религии в Папском университете Иоанна Павла I рассматривает важные аспекты восприятия учений Коперника и Галилея в русской культуре, в том числе в работах русских ученых за прошедшие столетия. Но особое внимание уделяется отношению Русской православной церкви к учению Галилея. Автор статьи говорит, что, насколько она знает, еще не было детального исследования этого вопроса, который затрагивался ранее лишь в общих работах, посвященных истории астрономии и гелиоцентрического мировоззрения в России. Эта статья представляет собой первую попытку воссоздать историю учения Галилея в русской культуре, а также понять причины благожелательного его усвоения в рамках православной традиции. Такой подход интересен тем, что в том числе дает представление об отношении восточного христианства к проблеме взаимодействия науки и религии.
В Киевской Руси, как и на Западе, доминировала геоцентрическая система мира. Но причина этого - во влиянии не столько птолемеевской модели, сколько модели Козьмы Индикополова, византийского купца и космографа VI в. после Р. Х., который отрицал шарообразность Земли. Впервые взгляды Коперника проникли в Россию в XVII веке благодаря 12-томному атласу «Космо-
графии» голландского ученого и картографа Яна Блау, изданному в Амстердаме в 1635 г. под названием «ТИеа^иш orbis terrarum sive Atlas novus in quo tabulae et descriptiones omnium Regionum». Инициированный патриархом Никоном перевод под названием «Зерцало всея Вселенныя» был выполнен под началом монаха Киево-Могилянской академии Епифания Славинецкого и издан в России в 1655-1677 гг. Первая часть этого труда, «Введение в космографию», упоминала как птолемеевскую, так и коперникианскую систему мира, обходя молчанием вопрос о том, какая из них является истинной. Тем не менее автор больше симпатизировал последней, поскольку системы Коперника, как он говорит, придерживаются искусные математики. Также стоит отметить, что хотя в то время преподаватели Киево-Могилянской академии придерживались геоцентрической системы мира, в своих лекциях они излагали и альтернативные теории Коперника и Галилея.
В XVII и начале XVIII в. идеи Коперника были хорошо известны в России, хотя и не встречали порой должного признания и даже осуждались из-за их несогласованности со Священным Писанием (например, Стефаном Яворским). Большим признанием в России пользовалась компромиссная гибридная система Тихона Браге. Телескоп в России появился достаточно рано - всего на пять лет позже после того, как Галилей впервые его испытал. Царь Михаил Федорович приобрел его в 1614 г. у московского купца Михаила Смывалова, который привез его из-за границы. При царе Алексее Михайловиче он использовался для военных целей.
Также учения Галилея и Коперника постепенно получали признание в России благодаря тому, что за 1592-1610 гг. всего 52 студента из Украины посетили лекции Галилея в Падуанском университете. Сторонником гелиоцентрической системы мира был и один из основателей Российской академии наук Феофан Проко-пович. В годы своего пребывания в Киево-Могилянской академии (1705-1716) Прокопович читал астрономические курсы, базировавшиеся на теориях Коперника и Галилея. Он даже написал обращенные к папе стихи в защиту Галилея. В них он утверждал, что «мир Галилея» является истинным.
Работы Галилея в частной библиотеке Феофана Прокопови-ча, а также в библиотеке другой видной фигуры того времени -Якова Брюса - создали благоприятные условия для популяризации
учения итальянского астронома в России. Например, в 1719 г. Брюс по указанию Петра Первого перевел и издал трактат последователя Галилея Христиана Гюйгенса «Со8тоШеого8» («Книга мирозре-ния»). Возможно, во многом именно благодаря влиянию Петра Первого Русская православная церковь не выступила открыто против новой теории.
К 1760-м годам гелиоцентрическую теорию признавали уже практически все российские ученые. Большую роль в распространении астрономических и физических идей Галилея сыграли профессора Санкт-Петербургской императорской академии наук, как иностранные, так и русские по происхождению. В конце XVIII в. гелиоцентризм преподавался также в средних школах некоторых белорусских провинций Российской империи. Однако новая теория все же не встретила понимания у некоторых русских ученых и деятелей культуры того времени, например у М.П. Аврамова, директора первой петербургской типографии, основанной при Петре Первом.
Тем не менее одним из результатов образовательной реформы, предпринятой Екатериной Великой в 1786 г., было обязательное изучение гелиоцентрической теории даже в церковных семинариях. К середине XVIII в. относится и попытка первой публикации биографии Галилея в России.
Галилей и его теории представляли большой интерес для многих русских ученых в XIX столетии. Между прочим, украинский поэт Тарас Шевченко написало стихотворение «И Архимед, и Галилей», где говорит о них как о «предтечах наших», которые «без страха // В мир этот бренный побрели».
В советский период имя Галилея и особенно суд над ним широко использовались атеистической пропагандой. К немногим исключениям тут можно отнести книгу «Наука и религия» выдающегося биолога и философа Александра Любищева1 (1890-1972), опубликованную только в 2000 г. В ней он, анализируя «дело Галилея», разбивает стереотипное представление о нем как о «мученике науки». Другой пример подобного рода содержится в творчестве архиепископа, богослова и выдающегося хирурга Луки Войно-
1 Любищев А. А. Наука и религия. - М.: Алетейя, 2000. - 361 с.
Ясенецкого, который говорит о Галилее как о глубоко религиозном человеке.
К тому времени все основные работы Галилея были переведены на русский язык (к сожалению, в ходе массовых репрессий 1930-е годы их переводчик Александр Долгов было арестован и казнен). В то время был также опубликован целый ряд значительных работ по истории астрономии и физики. Однако философская интерпретация научных теорий могла базироваться только на марксизме, в то время как богословские исследования были запрещены. Но можно предположить, что галилеевский мысленный эксперимент стал объектом методологических и логических исследований в Московском методологическом кружке, организованном в 1950-е годы А.А. Зиновьевым, М.К. Мамардашвили, Г.П. Щедровицким и Б. А. Грушиным.
В 1990-е годы в России взгляд на Галилея как на «мученика науки» постепенно сменился взглядом на него как на одного из первых участников диалога между наукой и религией. Большую роль в этом сыграла изданная в Москве книга А. Фантоли «Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви»1.
Сегодня стандартная советская интерпретация дела Галилея как выразительного примера преследования церковью ученых стала объектом критики со стороны многочисленных православных, как мирян, так и лиц духовного сана. Современные дискуссии идут и за пределами чисто академических дискуссий. Например, детальный разбор «дела Галилея» произвел православный журнал «Фома». В 2004 г. его главный редактор, популярный православный журналист Владимир Легойда вместе с Сергеем Верейкиным опубликовал статью «"Мученики" науки: Галилей и инквизиция». В ней они подчеркивают, что Католическая церковь была более терпима к Галилею, чем многие ученые того времени. Также они пишут, что «Галилей никогда не находился и не мог находиться перед выбором между учением Коперника, с одной стороны, и Церковью - с другой... Итак, Галилей не собирался конфликтовать с Церковью. Просто он считал, что осуждение Коперника - ошибка, в основе которой - неверное разграничение сфер компетенции религии и
1 Фантоли А. Галилей: В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. - М.: МИК, 1999. - 424 с.
науки. И здесь, конечно, его позиция была гораздо правильнее, чем позиция Римского престола»1. Статья Легойды и Верейкина является одним из многочисленных свидетельств того, что сегодняшние православные стремятся преодолеть наследие атеистической пропаганды в России.
Что касается русской религиозной философии, то в XVIII в. гелиоцентрической системой и идеями Галилея интересовался Григорий Сковорода (1722-1794), в то время как ректор Славяно-греко-латинской академии Феофилакт Лопатинский (1670-1741), архиепископ Тверской и Кашинский, который преподавал курс космографии, тоже рассказывал и о Галилее, но был сторонником идей Тихо Браге. Как и другие оппоненты Галилея, он считал гелиоцентрическую теорию гипотезой, которая «спасает явления», но бесполезна для объяснения мира.
Т. Оболевич в своей статье также приводит отзывы и мнения о Галилее Антиоха Кантемира (1708-1744), Василия Татищева (1686-1750), Александра Радищева (1749-1802) и др. В этом контексте она отмечает, что образ Галилея как мученика за истину был известен в русской философии начиная с XVIII в. Как и в западной традиции, он стал символом конфликта между наукой и религией, независимым мышлением и авторитетом Священного Писания. Однако при этом подчеркивалось (например, славянофилом Иваном Киреевским (1806-1856) в его работе «О необходимости и возможности новых начал для философии»), что этот конфликт имел место в Римско-католической, а не в Православной церкви. В этой работе он говорит, что, в отличие от латинства и протестантских вероисповеданий, в Православной церкви Божественное Откровение и человеческое мышление не смешивались между собой и границы между ними всегда оставались твердыми, не нарушались ни наукой, ни церковным учением. Поэтому, по Киреевскому, Восточной церкви никогда не была присуща враждебность к научным исследованиям.
Имя Галилея также упоминалось выдающимися русскими религиозными философами Серебряного века, среди которых можно назвать Владимира Соловьева (1853-1900), Василия Роза-
1 Легойда В., Верейкин С. «Мученики» науки: Галилей и инквизиция // Фома. - М., 2004. - № 2 (19). - С. 10-13.
нова (1856-1919), Льва Лопатина (1855-1920), Семена Франка (1877-1950), Николая Лосского (1870-1965), Сергея Гессена (18871950), Алексея Лосева (1893-1988) и других мыслителей. Автор статьи также упоминает о блестящих работах философа-эмигранта и историка науки Александра Койре (1892-1964), который осуществил тщательный и основательный анализ философских предпосылок трудов Галилея.
В заключение своей статьи Т. Оболевич возвращается к утверждению Ивана Киреевского, что Восточная церковь была гораздо более терпима и открыта по отношению к науке, и спрашивает, есть ли для этого утверждения реальные основания. Как мы видели, гелиоцентрическая система преподавалась в Киево-Могилянской академии уже в XVII в., в то время как на Западе книга Коперника «Бе геуоШйошЬш» только в 1835 г. была исключена из «Индекса запрещенных книг». Однако еще в XIX в. в России учения Коперника и Галилея встречали порой и враждебное отношение. И автор статьи считает, что Русская православная церковь занимала по отношению к учению Галилея амбивалентную позицию. С одной стороны, она открыта не осуждала гелиоцентризм или иные научные теории. С другой стороны, православие вело себя осторожно и старалось избегать затруднительных ситуаций, которые могли бы в итоге привести к секуляризации науки. Здесь не было явных конфликтов или судебных разбирательств, осуждающих те или иные научные теории. Примерно такая же ситуация имела место в современной Греческой православной церкви, в которой также не было почти никакой реакции и дебатов по поводу учения Галилея.
В качестве причин относительной (Т. Оболевич подчеркивает эту относительность) свободы в православии для научных взглядов автор указывает, во-первых, на то, что наука и теология не рассматривались в нем как равные и, следовательно, потенциально соперничающие и конкурирующие друг с другом сферы знания. В какой-то степени православный подход к этой проблеме схож с подходом Галилея, который настаивал на разграничении компетенций науки и теологии. В то же время наука в России рассматривалась как занимающая нижний уровень в иерархии разных видов знаний и именно поэтому не воспринималась как настоящая соперница для богословия. В этом контексте также стоит упомянуть, что
богословие и естественные науки в России никогда не встречались на одном и том же образовательном уровне, в одних и тех же образовательных институциях. Ни один русский университет не имел факультета теологии, которая концентрировалась в церковных академиях, управлявшихся Священным синодом. Как утверждал Владимир Лосский, православная теология способна легко приспособить себя к любой научной теории, потому что не пытается выходить за свои границы. Это означает, что апофатизм восточно-христианского богословия является необходимым и достаточным условием для своего диалога с наукой. В свою очередь, это позволило Лосскому (вслед за отцом Павлом Флоренским) утверждать, что космология Откровения необходимо геоцентрична. Это утверждение не предполагает, что Земля - действительно центр Вселенной с космологической точки зрения, но указывает на сотериологическое измерение тайны Спасения, которая относится к человеческим существам, а не к неодушевленной Вселенной.
Вторая причина для сравнительно терпимого отношения Православной церкви к науке, и в частности к учению Галилея, была связана с тем, что наука в России была меньше обременена традицией физики Аристотеля. Аристотелизм начал распространяться в России примерно в то же время, что и современные научные теории.
В целом спор между геоцентрической и гелиоцентрической системами мира не воспринимался в России и в Русской православной церкви как некий символ политической и идеологической борьбы. В то время как Галилей боролся за признание науки и защищал ее от вторжений церковных иерархов, в России, в силу того что наука не считалась настоящей соперницей богословия, Русская православная церковь всерьез не интересовалась разными научными теориями и данными.
В заключение автор говорит, что как подчинение науки и научных данных истинам веры в католичестве, так и независимость религии и науки друг от друга в православии базировались de facto на явном или имплицитном преимуществе теологии. В дальнейшем интенсивное развитие науки вылилось в позитивизм, который вообще отрицал какое-либо значение за теологией или богословием. Но и в первом, и во втором случае какое-либо плодотворное взаимодействие между наукой и религией либо исключено, либо очень сильно ограничено. Радикальная сепарация не решает проблемы
отношений науки и религии. Следовательно, мы очень нуждаемся в конструктивном диалоге между богословами и учеными; диалоге как раз такого рода, который был предпринят Галилеем.
Ю.В. Пущаев
