CC BY
145
ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА КНР
DOI: 10.24411/2618-6888-2018-10020
В.А. Матвеев
НОВЕЙШИЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ РОССИЙСКО-КИТАЙСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОТРУДНИЧЕСТВА В БОЛЬШОЙ ЕВРАЗИИ
Аннотация. Рассмотрены особенности и тенденции развития евразийской интеграции в условиях нарастания международной нестабильности, с одной стороны, и расширения практики заключения торговых соглашений регионального уровня — с другой.
Дан анализ новых нормативных документов по расширению торгово-экономического сотрудничества между ЕАЭС и КНР как шага на пути к сопряжению Евразийского экономического союза и китайской стратегической инициативы «Один пояс, один путь».
Рассмотрены причины интереса стран ЕАЭС и Китая к возможности формирования общего экономического пространства, а также целесообразность создания зоны свободной торговли в формате Большой Евразии.
Ключевые слова: Россия, Китай, Евразийский экономический союз (ЕАЭС), ШОС, инициатива «Один пояс, один путь», региональные торговые соглашения, зоны свободной торговли, Большое евразийское партнерство (БЕП).
В конце второго десятилетия XXI в. мир семимильными шагами приближается к новому витку нестабильности. На смену рискам и противоречиям биполярного мира уже пришли вызовы новой международной ситуации. И как результат — проявляются совершенно новые угрозы безопасности.
Согласно данным исследовательского центра Eurasia Group, занимающегося консультированием в области политических рисков, в текущей международной политике складывается особая ситуация, чреватая спонтанным кризисом геополитического характера, по масштабам сопоставимым с финансовым кризисом 2008 г. Такой риск «геополитической депрессии» создает базу и фон для ряда серьезных вызовов, некоторые из которых могут оказать влияние на развитие стран евразийского пространства. Среди них:
1. Технологическая «холодная война». США и Китай будут конкурировать за первенство в области создания искусственного интеллекта и суперкомпьютерной техники, а также бороться за доминирующее положение на глобальном рынке IT. Мировые потребители соответствующей продукции встанут перед непростым вопросом: кому доверять, какого поставщика выбрать и чьи стандарты принимать. Возможная фрагментация рынка технологий породит не только коммерческие риски, но и сложности, связанные с нарушением информационной безопасности, глобальной вирусной активностью и т. п.
2. Неопротекционизм. Глобальная экономическая конкуренция вынуждает использовать нерыночные методы воздействия на торговых контрагентов, в том числе изоляцию и «отчуждение». Такой подход создает барьеры на пути выхода на внешний рынок не только для продукции обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства, но и IT, и инновационноемких отраслей. Новые барьеры менее заметны: вместо торговых пошлин и квот, сегодня активизированы такие инструменты, как «внутристрановые» ограничитель-
ные меры — программы финансовой помощи, дотации, субсидии внутренним производителям и требования «покупать продукцию местного производства».
3. Масштабный рост влияния Китая, который побудил правительство КНР установить новые правила поведения страны на международной арене как крупной, влиятельной державы. Китай проводит самую эффективную в мире глобальную, весьма «напористую» торгово-инвестиционную линию и использует китайские технологические компании для продвижения государственных интересов1.
Да и США, «подняв на щит» протекционистские настроения в отношении импорта из КНР и стран ЕС, пытаются припугнуть коммерческих партнеров дополнительными торговыми пошлинами. В силу этого риск «торговой войны» между двумя лидерами мировой торговли — США и Китаем — становится весьма ощутимым.
Все это вынуждает многие страны, в том числе и страны евразийского пространства, срочно приспосабливаться к изменившимся правилам, стандартам и методам.
Несмотря на рост протекционистских и торгово-изоляционист-ских тенденций, взаимозависимость стран резко возросла, и это обстоятельство становится ключевой особенностью современного миропорядка2. Взаимозависимость несет не только выгоды: она чревата немалыми угрозами для безопасности особенно тех государств, которые отличаются высокой зависимостью от экспортно-импортных, финансовых, сырьевых и прочих внешнеэкономических связей. Серьезные проблемы у внешнеэкономических партнеров тут же сказываются на экономическом положении и общей хозяйственной безопасности высокозависимых стран.
Ярким негативным примером такой взаимозависимости стал экономический кризис на постсоветском пространстве 2014— 2016 гг. Сначала он поразил Россию в силу примененных Западом экономических санкций против нее, а также из-за резкого снижения мировых цен на энергоносители. Последовавшая в 2015 г. «обвальная» девальвация рубля оказала сильнейшее негативное воздействие на экономику постсоветских стран, которое прежде всего выразилось в «цепной» девальвации национальных валют этих государств, ударив по уровню жизни их населения.
В связи с этим страны постсоветского пространства и доныне вынуждены искать новые источники и стимулы экономического роста. И здесь немалым «подспорьем» для них служит продолжающийся процесс евразийской интеграции.
*
В настоящее время на постсоветском пространстве пять стран (три из которых — Россия, Казахстан и Киргизия являются членами ШОС) достаточно успешно участвуют в интеграционных процессах в рамках ЕАЭС. При этом для России как ведущей страны постсоветского мира появляется новая возможность провести выгодную «реорганизацию» постсоветского пространства в плане создания вокруг себя «пояса добрососедства». Фактор добрососедства немаловажен и для Китая.
Китай превратился в истинно глобальную торговую державу, однако более сориентированную на коммерческое партнерство с Евразией. Коммерческой активности КНР в мире препятствует «повышение градуса» напряженности китайско-американских отношений, противодействие Запада в получении Китаем современных технологий и инноваций, рост угроз энергетической безопасности КНР.
Китай столкнулся и с новейшим вызовом геополитического характера — это формирование блока стран Индо-Тихоокеанского региона как оппонента КНР.
В связи с этим для Китая обостряется проблема организации безопасного и беспрепятственного сухопутного и морского транзита его товаров на мировой рынок. Поэтому-то первоочередной задачей КНР в последние годы стало совершенствование инфраструктуры и модернизация транспортных путей, выходящих на основные мировые рынки.
Этой задаче служит выдвинутая в 2013 г. стратегическая концепция «Экономического пояса Шелкового пути» (ЭПШП), чуть позже дополненная планами «Морского Шелкового пути XXI в.», что в итоге явило миру генеральную краеугольную инициативу «Один пояс, один путь» (ОПОП).
На наш взгляд, главным мотивом реализации концепции/проекта ЭПШП становится не столько инфраструктурные интересы
* Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия и Россия.
Китая, сколько нацеленность КНР на региональную интеграцию, прежде всего с соседями. То есть фокус китайских устремлений смещается на формирование многостороннего механизма по углублению экономического сотрудничества с теми странами, которые расположены по маршруту ЭПШП.
Дополнительным вызовом для Китая являются энергичные усилия РФ по углублению интеграции в рамках ЕАЭС в плане либерализации условий передвижения товаров и услуг. При этом реализация задачи по формированию единых рынков таких значимых товаров, как нефть и нефтепродукты, газ, электроэнергия, автомобили, медикаменты и т. д., передвинута на более поздний срок.
Естественно, что на динамично развивающемся постсоветском пространстве свои интересы имеет и Китай.
Поскольку три страны-участницы ЕАЭС одновременно являются членами ШОС, то можно сказать, что интеграционный процесс на постсоветском пространстве «накладывается» на кооперационную среду «Шанхайского форума». Поэтому принципиально важной для успешного взаимоучета интересов стран — лидеров евразийского пространства — Китая и России является попытка «состыковки» трех смежных проектов — ЕАЭС, ШОС и ЭПШП.
Однако до сих пор перспективы со-развития или даже слияния интеграционных инициатив на евразийском пространстве в форме ШОС, ЕАЭС и проекта ЭПШП (как сухопутной части инициативы «Один пояс, один путь») не ясны. Современной особенностью экономического сотрудничества Китая с другими странами-участницами ШОС и участницами проекта ЭПШП является приоритетность двустороннего формата взаимодействия (причем основой сотрудничества выступают совместные проекты с преобладанием китайского капитала). Например, в двустороннем формате Казахстан «сопрягает» с ЭПШП собственную программу масштабного инфраструктурного строительства «Нурлы жол» («Светлый путь»).
Между тем сложившийся порядок мировой торговли в рамках ВТО подвергается существенным рискам. Ширится практика применения нетарифных ограничений, особенно так называемых целевых протекционистских мер, спектр которых постоянно растет. Они дополняются санкциями, которые можно рассматривать как новый (по крайней мере, для крупных держав) значимый барьер на пути
международного обмена. Примечательно и то, что протекционизм стал отличительной особенностью внешнеторговой практики ведущей экономической державы мира — США, раньше считавшейся апологетом свободы торговли. Расширяющаяся протекционистская практика и все более интенсивное использование санкций в качестве внешнеполитического инструмента составляют основные деструктивные тенденции в мировой торговле наших дней.
Еще одной характерной чертой мировой торговли становится распространение практики заключения региональных торговых соглашений (РТС).
РТС определяются как взаимные соглашения между двумя или более участниками, территориально близкими, в которых стороны договариваются о снижении тарифов, квот и прочих торговых ограничений во взаимной торговле, но при этом каждая сторона по-прежнему определяет уровень пошлин, применяемый в отношении товаров из любой третьей страны (пример такого соглашения — Североамериканское соглашение о свободной торговле, НАФТА; англ. North American Free Trade Agreement, NAFTA). Такие соглашения заключаются в сфере торговли как товарами, так и услугами, а также практикуются и в области защиты прав интеллектуальной собственности. Они применимы и для сфер международного инвестирования, экологического сотрудничества, регулирования нетарифных торговых ограничений, миграции и конкуренции. И они регулируют соответствующие вопросы существенно глубже, чем это возможно в рамках «отраслевых» соглашений ВТО3.
РТС могут быть разделены на две категории: соглашения о зонах свободной торговли (ЗСТ) и соглашения об экономической интеграции (Economic Integration Agreements — EIA)4. Подавляющее большинство (около 90 %) РТС являются соглашениями о ЗСТ, в которых устраняются таможенные тарифы на торговлю между странами, являющимися членами зоны; но при этом государства-участники соглашения вправе самостоятельно устанавливать тарифы в торговле с третьими сторонами.
Итак, заключение РТС между странами или торговыми блоками сегодня становится одним из базовых направлений внешнеторговой политики многих субъектов МО и ключевым инструментом продви-
жения интересов национальных производителей на внешних рынках5.
Ныне процесс развития региональных торговых соглашений выходит на совершенно новый виток, который подразумевает заключение масштабных соглашений, охватывающих страны уже из разных регионов мира. Это мегарегиональные торговые соглашения (МРТС).
Сам этот термин может трактоваться достаточно широко, однако есть ряд ведущих признаков, которые должны быть присущи МРТС. Так, согласно мировой практике, МРТС заключается между как минимум тремя странами и/или региональными группировками. При этом МРТС имеют развитую нормативную базу, как правило, выходящую за рамки действующих норм ВТО.
На сегодняшний день к МРТС относят несколько международных партнерств, среди которых уже оформившимся можно назвать только Всеобъемлющее торгово-экономическое соглашение между ЕС и Канадой (англ. Comprehensive Economic and Trade Agreement, CETA), согласованное сторонами, но не ратифицированное парламентами входящих в него стран. Два других известных МРТС — это Транстихоокенское партнерство (ТТП), которое сейчас осталось без главного участника — США, и Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП) с участием Китая и других стран АТР, организационная работа над которым далеко не завершена.
Предполагается, что ТТП после всех пережитых им пертурбаций все-таки начнет работу. ВРЭП же до настоящего времени остается на уровне концепции нового мегарегионального торгового партнерства типа АСЕАН. Это партнерство можно рассматривать как логическое развитие Восточноазиатского соглашения о свободной торговле, известного как АСЕАН+3, и Всеобъемлющего экономического партнерства в Восточной Азии — АСЕАН+6.
В целом, возникновение МРТС — закономерный процесс, вытекающий из растущей взаимозависимости между странами в условиях глобализации, а также обусловленный кризисом в нормоприме-нительной практике ВТО6.
Аналитиками отмечается и тот факт, что существенная часть новых РТС приходится на соглашения с участием региональных объединений в качестве одной из договаривающихся сторон. И если
раньше это были только ЕС и Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ), то в последнее время в качестве полноправных участников РТС выступают известные объединения развивающихся государств — АСЕАН, МЕРКОСУР, Южноафриканский таможенный союз, Совет сотрудничества арабских государств Персидского
7
залива .
РТС последних 2—3 лет — это преимущественно соглашения именно интеграционного типа, не ограничивающиеся созданием зоны свободной торговли товарами, но охватывающие вопросы торговли услугами, обмена инвестициями и рабочей силой, охраны интеллектуальной собственности, таможенного, технического, санитарного и фитосанитарного регулирования, конкурентной политики, доступа к рынку госзакупок, кооперации, урегулирования споров и др.
В условиях активного формирования новых мирохозяйственных явлений и тенденций и происходит становление ЕАЭС. С дальнейшим его развитием все более явственной становится такая его слабая сторона, как недостаточность масштабов евразийского рынка, которая влияет на эффективность развития всего Союза. На эту проблему уже обратили внимание лидеры двух евразийских стран — России и Казахстана. В частности, для преодоления узости евразийского рынка В.В. Путиным была выдвинута идея формирования «Большой Евразии». Термин «Большая Евразия» введен в политический лексикон российским президентом относительно недавно — летом 2016 г. на Санкт-Петербургском экономическом форуме. В.В. Путин предложил создать Большое евразийское партнерство (БЕП) на базе Евразийского экономического союза и китайской инициативы «Один пояс, один путь»8.
Следует отметить, что и до этого во многих программных документах России говорилось о целесообразности многовекторной модели интеграции в мировой рынок. В связи с этим был даже заявлен переход России к новой парадигме внешней политики, которая предполагает формулирование основных национальных интересов; выяснение, какие из них соответствуют интересам других мировых игроков; на основе углубленного сотрудничества в сферах совпадения интересов побуждение основных партнеров к уступкам в тех пунктах, где их интересы не совпадают с российскими .
Как известно, в действующей Концепции внешней политики России в качестве приоритета международной активности РФ определены страны СНГ и Евразийского союза как форпоста Содружества, однако признается важность развития экономического сотрудничества, а также равного партнерства и в рамках таких объединений, как АСЕАН и ШОС. Особо отмечается значимость отношений с отдельными странами Восточной Азии, например, с Вьетнамом. При наращивании всеобъемлющего, равноправного, доверительного партнерства и стратегического взаимодействия с Китаем Россия настроена на формирование общего, открытого и недискриминационного экономического партнерства — пространства совместного развития государств — членов АСЕАН, ШОС и ЕАЭС в целях обеспечения взаимодополняемости интеграционных процессов в Азиатско-Тихоокеанском и Евразийском регионах10.
В целом можно констатировать, что пока концепция Большого евразийского партнерства остается на стадии всестороннего обсуждения. Поэтому еще рано говорить о прикладном характере этой идеи. Однако в политических и экспертных кругах уже сформировалось понимание того, что реализация замысла «Большой Евразии» позволит странам региона выйти на качественно новый уровень международной кооперации и приведет к улучшению экономических показателей всех ее участников.
Естественно, наиболее крупным потенциальным партнером ЕАЭС в «Большой Евразии» является Китай. Выдвинутая им стратегическая концепция ЭПШП (как сухопутного вектора инициативы ОПОП) будет определять внешнеэкономическую деятельность КНР, по крайней мере, на ближайшее десятилетие. Государствам-членам ЕАЭС, а, точнее, странам Центрально-Азиатского региона и России, Китай с самого начала отвел особую роль в планах ЭПШП.
В 2015 г. по инициативе КНР было подписано соглашение по сопряжению двух проектов — ЕАЭС и ЭПШП. Сопряжение подразумевает реализацию общих начинаний в четырех основных инфра-структурно-коммуникационных сферах. Это транспорт, энергетика, телекоммуникации и финансы. По заявлению президента Делового совета ЕАЭС В.Христенко, данные «четыре инфраструктуры определяют облик всего — область хозяйства, экономики, и на них, как
на каркас, нанизывается суть, и вокруг них строится весь бизнес. Без этих инфраструктур никакой бизнес не может существовать»11.
Тогда же стороны договорились о начале работы над Соглашением о торгово-экономическом сотрудничестве между ЕАЭС и Китаем как важном шаге в направлении сопряжения Евразийского союза и стратегической инициативы ОПОП. А в мае текущего года это Соглашение было подписано.
Основная цель Соглашения — снизить неторговые барьеры, которые сейчас ограничивают доступ на рынки, а также повысить прозрачность регулирования. В нем содержатся положения по мерам защиты внутреннего рынка, техническим барьерам в торговле, санитарным и фитосанитарным мерам, таможенному сотрудничеству, защите интеллектуальной собственности, конкуренции, сотрудничеству в сфере госзакупок и электронной торговле. Также стороны закрепили гарантии и право требования соблюдения торгового режима на уровне ВТО во взаимной торговле товарами. Кроме того, представители российского бизнеса через Евразийскую экономическую комиссию смогут решать спорные вопросы с китайской сто-роной12.
Главной особенностью документа является то, что предусмотренное облегчение таможенных процедур не содержит исключений из стандартных правил, так как соглашение является непреференциальным с точки зрения норм ВТО. Однако стороны договорились об обеспечении ускоренной таможенной очистки скоропортящейся продукции, развитии электронного декларирования и возможности взаимного признания применяемых сторонами систем уполномоченных экономических операторов. Также страны ЕАЭС и Китай планируют применять в торговле унифицированную товарную номенклатуру, что, как предполагается, облегчит классификацию товаров на таможне.
По словам министра торговли Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) В. Никишиной, при разработке соглашения «ЕАЭС— КНР» переговорщики исходили из концепции максимально объемного «базового» торгового договора, чтобы, с одной стороны, обеспечить широкое покрытие гарантий соблюдения прав стран пятерки
во взаимной торговле, с другой — соблюсти ограничения непрефе-
13
ренциального статуса договора .
В целом позиция стран-членов ЕАЭС в отношении соглашения с Китаем и его наполнения может быть обозначена как стремление к непреференциальному режиму ВЭС с элементами регуляторного сближения в сферах транспорта, промышленной кооперации и инвестиций. «Речь идет о создании благоприятных условий взаимодействия в инфраструктурном строительстве, промышленности, транспорте, инвестиционной деятельности, а также расширении доступа субъектов на отдельные рынки. И главное, на текущем этапе сотрудничества либерализации торговли, то есть изменения собственно
14
импортных пошлин, не планируется» .
Итак, наиболее чувствительные вопросы, такие, как снижение пошлин и вообще режим свободной торговли, Соглашением не затрагиваются. Это связано с исключительной сложностью темы свободной торговли для стран ЕАЭС. Как отметил директор Центра интеграционных исследований Евразийского банка развития Е. Винокуров, принципиальных сложностей здесь две. Во-первых, страны ЕАЭС пока не готовы к полномасштабному открытию своих рынков для китайского импорта: слишком многие отрасли, особенно производство потребительских товаров, стали бы жертвой такого решения. Во-вторых, по его словам, интересы стран ЕАЭС в отношении сотрудничества с КНР сильно разнятся15.
Заключение соглашения именно о свободной торговле в настоящее время увеличило бы риски потери конкурентоспособности товаров стран ЕАЭС, поскольку «структура товарного экспорта ЕАЭС включает в себя в основном товары с низким уровнем добавленной стоимости, для которых характерны нулевые или крайне невысокие ставки таможенных пошлин в Китае, основными же импортными товарами являются товары с высокой степенью передела, к которым применяются достаточно высокие ставки таможенных пошлин»16.
По данным Евразийской экономической комиссии, экспорт стран Союза в Китай составил в прошлом году 45,3 млрд долл. (из них 21 млрд — нефть), импорт из КНР — 57,4 млрд17.
Значение подписанного соглашения между ЕАЭС и КНР заключается в том, что оно стало первым из планируемой многозвенной цепи договоров, которые в ближайшее десятилетие будут подписаны между Китаем и Евразийским союзом. Намечается создание дискуссионной площадки по постановке вопроса об общем экономическом
пространстве между ЕАЭС и КНР, также предполагается начать диалоги, связанные с развитием транспорта, логистики, инфраструктуры, с использованием национальных валют в международных расчетах, макроэкономической стабильностью, надежностью официальной торговой статистики.
Кроме того, идут переговоры и об обмене таможенной информацией, что должно упростить процедуры пересечения границ.
* * *
Итак, в заключение следует отметить, что по концепции развития Большого евразийского партнерства ведется сложная аналитическая работа, направленная на выявление перспектив, преимуществ и выгод БЕП для экономик стран Евразийского союза. Многое в развитии идеи «Большой Евразии» зависит от позиции России.
В перспективе странам-членам ЕАЭС и ШОС ввиду усиливающейся турбулентности в мировой экономике необходимо изыскивать и развивать новые формы сотрудничества. Существует запрос на согласование внешнеполитических и внешнеэкономических решений в той части, где они затрагивают общие интересы партнеров по интеграционной группировке. Аналитики допускают расширение списка стран и блоков, с которыми могут быть заключены преференциальные и непреференциальные торговые соглашения. Также ожидается увеличение объемов внешней торговли ЕАЭС с ЕС и Китаем18.
Важно расширять финансовое сотрудничество, стимулировать практику расчетов в национальных валютах, согласованнее и полнее использовать потенциал друг друга для обеспечения экономической, товарной, ресурсной и энергетической безопасности странового и регионального уровня.
Что касается ШОС как участника евразийского интеграционного поля, то здесь примечательно то, что в текущую повестку дня Организации вновь возвращается идея формирования зоны свободной торговли.
Идею открытия российских и центральноазиатских границ для облегчения своего экспорта Китай без успеха «пробивал» почти с момента создания ШОС. Тогда она была категорически отвергнута
почти всеми странами-членами. Теперь же эту идею китайских партнеров в порядке экспертного обсуждения поддержали Казахстан и Россия19.
В связи с возрождением этой идеи целесообразно провести оценку конкурентоспособности товарного производства в несырьевых отраслях стран ШОС, да и ЕАЭС тоже. Странам «Шанхайского форума» придется решать, на каких условиях они могли бы согласиться на создание ЗСТ. В ходе переговоров по ЗСТ нужно достичь такого соглашения, которое учитывало бы интересы каждой страны-члена. В конечном итоге необходимо просчитать все плюсы и минусы от участия всех стран в ЗСТ ШОС по каждой товарной позиции.
Примечания
1 URL: http://inosmi.ru/social/20180104/241135004.html
2 Хасанов У.А. Национальные интересы Республики Узбекистан и проблемы безопасности в Центрально-Азиатском регионе: Автореф. дисс. ... канд. полит. наук. 23.00.04 // Ин-т мировой экономики и международных отношений РАН. М., 2003.
3 URL: http://docplayer.ru/50793335-Regionalnye-torgovye-soglasheniya.html
4 URL: https://oecdcentre.hse.ru/nletter8.1
5 URL: http://docplayer.ru/50793335-Regionalnye-torgovye-soglasheniya.html
6 URL: http://gendocs.ru/v42430/спартак_а._современный_регионализм
7 Там же.
8 Приводится по: Кузьмина Е.М. «Большая Евразия»: интересы и возможности России при взаимодействии с Китаем // Проблемы постсоветского пространства. 2017; 4(3):229—239.
9 См.: Лаумулин М.Стратегические интересы России в государствах Центральной Азии на современном этапе. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/strate gicheskie-interesy-rossii-v-gosudarstvah-tsentralnoy-azii-na-sovremennom-etape
10 Кузьмина Е.М.Указ. соч.
11 URL: http://www.eurasiancommission.org/ru/nae/news/Pages/18-05-2017-1.aspx
12 URL: https://ria.ru/economy/20180517/1520769684.html
13 URL: https://www.kommersant.ru/doc/3630987
14 URL: https://ru.sputniknews.kz/economy/20180517/5654270/eaeu-soglasheni e-iran-china.html
15 Там же.
16 URL: https://www.kommersant.ru/doc/3630984
17 Там же.
18 Перспективы развития проекта ЕАЭС к 2025 г. Рабочая тетрадь. Спецвыпуск. 2017 [Е.С. Алексеенкова, И.С. Глотова, А.В. Девятков и др.]; [гл. ред. И.С. Иванов]; Российский совет по международным делам (РСМД). М.: НП РСМД, 2017.
19 URL: https://topwar.ru/91797-eaes-i-shos-slagaemye-buduschego.html
