CC BY
50
Филологические науки Philological sciences
DOI: 10.37816/2073-9567-2020-55-93-108 [© Д I
УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос=Рус)4
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
© 2020 г. М. В. Первушин
г. Москва, Россия
НОВАЯ СТАРАЯ ИДЕОЛОГИЯ: ПАТРИАРХ ИОВ И ПУГАЮЩАЯ КРАСОТА
(НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ЖИТИЕМ ФЕОДОРА ИОАННОВИЧА)
Аннотация: Статья посвящена произведению древнерусской литературы конца XVI - начала XVII вв. — «Повести о житии царя Феодора Иоанновича». Это произведение было написано первым русским патриархом Иовом. Житие выбивается на первый взгляд из ряда произведений патриарха Иова своей аполитичностью и отсутствием остроты, а время его появления на свет не соответствовало тогдашнему политическому моменту — восхваление умершего царя, а не его преемника Бориса Годунова. Вместе с тем если мы откроем памятник, то обнаружим, что образ Бориса Годунова в «Повести» ассоциируется при чтении не с царем Федором, а, скорее, с его отцом. Иов считает Годунова вдвойне Грозным, который в два раза превосходит отца Федора Иоанновича по указанным положительным качествам, да и самого Федора! Вместе с тем встречающиеся здесь характеристики Бориса — лишь малая часть от масштабного образа последнего Рюриковича и его царства. Статья дает ответ на вопрос: для чего патриарх Иов так славословит Фе-одора и почему он не стал использовать шанс для реальной пропаганды Годунова в «Повести», или все же использовал его?
Ключевые слова: способы изображения героя, метод идеального преображения жизни, реалистические мотивы, эпитет, образ, патриарх Иов. Информация об авторе: Михаил Викторович Первушин — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Институт мировой литературы им. А. М. Горького Российской академии наук, ул. Поварская, д. 25 а, 121069 г. Москва, Россия. E-mail: 1609pm@gmail.com Дата поступления статьи: 12.04.2019 Дата публикации: 28.03.2020
Для цитирования: Первушин М. В. Новая старая идеология: патриарх Иов и пугающая красота (некоторые размышления над житием Феодора Иоанновича) // Вестник славянских культур. 2020. Т. 55. С. 93-108. DOI: 10.37816/2073-95672020-55-93-108
Скрытая гармония сильнее явленной.
Гераклит
Главным источником биографических сведений о патриархе Иове служит «История о первом патриархе Иове Московском», которая была написана в агиографическом стиле неизвестным автором в середине 50-х гг. XVII в. [23, стб. 923-950]. Святитель Иов управлял Русской Церковью с 1586 г. как митрополит, с 1589 г. — как патриарх, вплоть до 1605 г. Затем был изгнан с позором московскими боярами и горожанами. Его хотели убить, но в последний момент казнь заменили ссылкой в Старицкий монастырь. Скончался он 19 июня 1607 г.
За 15 лет Иов прошел путь от простого монаха в провинциальном монастыре до главы Русской Церкви. Многие исследователи [2, с. 271-276; 3, с. 34-112; 6, с. 173; 8, с. 415-420; 13, с. 206-225] склоняются к тому, что своим взлетом он во многом был обязан Борису Годунову. Этим объясняется его чрезмерная преданность Борису, огромная роль Иова в избрании Годунова на царство, а также защита Церковью интересов нового царя. Патриарх не изменил Борису Годунову даже после его смерти, поддерживая всеми силами молодого царского отпрыска Федора Борисовича. Ни угрозы Иову лишить его сана, ни даже опасность смерти не заставили его отказаться от избранного пути поддержки новой династии.
За почти 20 лет своего первосвятительства Иов оставил удивительно мало дел чисто церковных, да и те, которые за ним числятся, имеют заметный политический оттенок [3, с. 37]. Кроме того, после смерти «последнего» Рюриковича этот «тишайший патриарх» неожиданно предстал как жесткий политический лидер, «удивительно твердо и энергично реализовавший свою ясную и определенную государственную позицию» [3, с. 50].
Все труды патриарха Иова, а он автор двух десятков посланий, грамот, речей, посвященных злободневным вопросам, крайне публицистичны и представляют вполне определенный политический интерес. Только «Повесть о житии царя Феодора Иоанновича»1 выбивается на первый взгляд из ряда произведений патриарха Иова своей аполитичностью, отсутствием остроты и несоответствием моменту — тут нового царя надо славословить, а он о старом никак не забудет. Тем не менее все исследователи считают «Повесть» панегириком Борису Годунову. Но никто не приводит каких-то весомых доказательств. Все довольствуются только логикой поведения патриарха, по которой он, уже после смерти царя Федора Иоанновича, ничего другого написать и не мог, как только прославляющий Годунова текст. К тому же нет точной датировки «Повести», которую Иов мог написать как вначале правления Бориса Годунова (1598), так и в конце (до 1603-1604 гг.) [8, с. 418; 9, с. 28].
Вместе с тем если мы откроем памятник (а это примерно десять тысяч слов или 70 тысяч знаков, т. е. около двух авторских листов текста), то обнаружим, что на всем его протяжении московский царь Федор упоминается около трехсот раз, а если по имени, то больше полсотни. Ему же принадлежат и более пятидесяти эпитетов в «Повести», таких как благоверный, христолюбивый, великий (или превеликий), благочестивый, благородный, самодержецъ (или самодержавецъ, самодержатель), праведный, досто-чюдный, крестоносный, древним равнославный, преславнейший, преславный, красота (или пречюдная красота всеа Русии, великая блаженная царьская красота), прекрас-
1 Полное название этого памятника: «Повесть о честнЬм житии благов'Ьрнаго и благородного и христолюбиваго государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии, о его царьскомъ благочестии и о добродЬтелномъ исправлении, о святЬм его преставлении».
ный, светлость, сладчайшая повесть, слуха благое насладждение, исполнен мудрости, достохвалный, истинный рачитель благочестия, нищелюбивъ, милостив, вЪры теплый рачителю, непреклонный крепки поборниче, чадолюбивый отецъ, царьское его величество, государь, боговенчанный, кроткий, незлобивый (или беззлобивый), милосердный, нищелюбивый, странноприимец, смиренномудрый (или мудрый), правдолюбивый, зло-боненавидевый, любовь имеющий, лукавство разрушающий, свят, похвала, поборникъ благочестия, прехрабрый2 и т. п. В сравнении с Федором Иоанновичем Борис назван лишь 19 раз и имеет только шесть эпитетов — достохвалный, мудрый, храбрый, мужественный, непобедимый, пресвЪтлая красота [15].
В «Повести» нет никакого выгораживания личности нового царя или излишней лести Годунову (хотя, повторимся, «Повесть» написана в его царствование, согласно датировке памятника). Казалось, что Иов мог бы проявить здесь свой политико-идеологический талант, раскрыть, кто на самом деле еще при Федоре Иоанновиче был истинным правителем России. Однако патриарх был сдержан в оценках Бориса Годунова. Все действия Годунова по управлению государством в «Повести» — только с указания, разрешения и благословения царского, ничего лишнего. Годунов либо сам исполняет наказы царские, либо передает их другим, тщательно организовывая их исполнение. В «Словаре книжников», несмотря на убежденность автора в том, что патриаршая «Повесть» является «панегириком Годунову», имеется одно верное, на мой взгляд, указание на то, что в «Повести» «каждый из них (и царь Федор, и Годунов) в высшей степени соответствует своему назначению» [8, с. 419], можно добавить — и месту. Роль Бориса в «Повести» более чем естественна и правдива. И вот это загадка: почему Иов, тонкий политик и блистательный идеолог, не стал использовать такой замечательный шанс, чтоб еще и еще раз возвысить своего благодетеля, за которого готов был и жизнь положить?
Образ Бориса в «Повести» ассоциируется при чтении не с царем Федором, а, скорее, с его отцом. Несколько раз Иов вспоминает Ивана Грозного и его дела, и теми же эпитетами и характеристиками он награждает Годунова, причем практически всегда сугубя (т. е. дважды), а иногда повторяя большее число раз. Так, например, если Грозный «бодроопасно» правит, то у Годунова «бодроопасное» управление и такое же «бодроопасное разсужение»; если Грозный «мудростию украшен», то Годунов «преди-зрядною мудростию украшен» и «дивитися превысокой его мудрости» и т. д. [15].
Иван Грозный
Борис Годунов
1. Во всЬхь царских исправленных достохвален явися.
2. Мудростию украшен
1. 1. Достохвалный же правитель.
1. 2. Достохвалный воевода.
2. 1. Предизрядною мудростию украшен.
2. 2. Дивится превысокой его мудрости.
3. 1. Премудрости разуму его чюдящеся
3. 2. Благимъ разумом превозходя
4. 1. Своим бодроопасным правительством
4. 2. Бодроопасным разсужениемъ
5. 1. Многая тщания показа по благочестии и великъ подвиг совершивъ.
5. 2. Велию ревностию по благочестии разгарая-ся.
3. Разумомъ украшен.
4. Своимъ бодроопасным правлениемъ
5. Многия подвиги по благочестии совершив.
2 Здесь и далее древнерусский текст памятника цит. по: [15].
6. Бранному ополчению зело искусЬнъ великия 6. 1. Бранному ополчению зело искусен и во израдныя победы показа. всЬхъ воинских исправлениихъ непобедимый
воевода явися
6. 2. Изрядно устрояетъ и к бранному ополчению всЪхъ поощряетъ и не отпадати надежда повелЪваетъ и на подвиг всЪхъ укрепляет.
7. Храброго царя. 7. 1. Дивитися храбрости.
7. 2. Яко же никто подобен ему храбростию.
Таким образом, можно сказать, что по версии Иова Годунов вдвойне Грозный или в два раза превосходит отца Федора Иоанновича по указанным положительным качествам! Вместе с тем встречающиеся здесь характеристики Бориса — лишь малая часть от масштабного образа последнего Рюриковича и его царства. Статья дает ответ на вопрос: для чего патриарх Иов так славословит Феодора и почему он не стал использовать шанс для реальной пропаганды Годунова в «Повести», или все же использовал
Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, надо сделать одно замечание о стиле «Повести». Отталкиваясь от стилистических особенностей творения патриарха Иова, которые свидетельствуют о его явном тяготении к художественной манере школы митрополита Макария с ее панегирическими портретами, торжественной эмоциональностью, сложными синтаксическими конструкциями, утяжеленным, цветистым языком, издатели его произведения в «Библиотеке литературы Древней Руси» считают, что можно наблюдать в нем «некоторую этикетную идеализацию» [4]. Можно усилить их такую скромную оценку стиля этого памятника. В нем наблюдается не «некоторая этикетная идеализация», а полноценный дворцовый стиль со своей определенной эстетикой церемониала, эстетикой парадности, которые являлись важнейшими характеристиками византийской культуры, а в XVI в. были сполна восприняты и на Руси и, разумеется, выражены в силу имеющегося у Иова таланта и образования.
Аргументов, доказывающих это, много. Например, царь у Иова никогда не употребляется без эпитета «благочестивый», или, пожалуй, самый яркий — плач царицы Ирины у гроба Федора Иоанновича. Патриарх воспользовался плачем княгини Овдо-тьи (Евдокии) по Дмитрию Донскому, этот факт очевиден и давно замечен. Но то, что Иов привнес своего в этот плач, очень показательно: плача, царица Ирина, не забывает, особенно вначале, обращаться к государю несколько официально, так, как это было положено, видимо. И если у Овдотьи очень реалистично, искренне и трогательно звучит первая строка «Како умре, животе мой драгый, мене едину вдовою оставив!», то у Ирины это превращается в абсолютно церемониальную фразу, в начале которой и позже появляется следующее: «О великий мой государь царь и великий князь Федор Иванович всеаРусии, как оумре живот мой драгий? <...> Увымн% преславнейший самодержателю! Великий государьруский, кому свой царьский скифетръ вручаеши? <...> Како мене едину въдовою оставляеши?» [15]. По всему плачу разбросаны фразы типа: «послушай мене, благочестивый царь», «царю преславный», «великий государь самодержецъ ру-ский», «о преславный царю изрядный, похвала руская», «великий государь, истинный поборникъ благочестия и всея Великия Росия достохвалный правителю» [15], совсем не характерные для плача, в отличие от Овдотьи, которая только единожды, но очень трогательно, сердечно, даже интимно, упоминает — «княже <...> царю мой милый» [15]. Таким образом, плач царицы Ирины по своему мужу представляет собой удивительное
сочетание церемониально-холодного (от Иова) и трогательно-сердечного (от Овдотьи) стиля, что являет некоторую особенность, аномалию в самом жанре плачей.
Один из главных показателей церемониальности, по справедливому замечанию академика С. С. Аверинцева, — ничего лишнего, все слова взвешены, все нужны, каждое обдумано и стоит на своем месте, ничего случайного нет, все события представлены такими, какими должны были быть, по мнению автора произведения, а не такими, какими были на самом деле [4]. Но одно событие в «Повести» привлекает своей необычностью — почему, по представлениям Иова, именно это должно было случиться?
Патриарх описал одно удивительное чудо, которое может выступить блестящей эмпирической иллюстрацией к априорным размышлениям Федора Михайловича Достоевского (из монолога Мити Карамазова): «Красота — это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что не определимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки <...>. Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь» [7, с. 100]. Именно такие мысли, можно предположить, множились в голове у «все-скверного пса», «злого волка», «нечестивого», «неверного» и «окаянного крымского царя» [15]3 Казы-Гирея (у Иова, правда, он назван Мурат-Гиреем, но, вероятно, это вина переписчиков), который пришел на Русь со 150-тысячной армией, победоносно дошел до Воробьевых гор и остановился в нерешительности, потрясенный той самой красотой первопрестольного града: «Безбожный же царь в той день к вечеру прииде в царское село, нарицаемое Воробьево. БЪже то Воробьево близ царьствующего града яко поприща три, тамо же бЪ горы велики, зело превысоки. Оттуду же узрЪ окаянный царь красоту и величества всего царьствующего града <...> (далее идет перечисление того, чему можно и должно было удивляться: и великие каменоградные стены, и златом покровенные и пречюдно украшенныя божественныя церкви, и царския великия досто-чюдные двоекровные и трикровные полаты... — М.П.) зело убоявъся, и ужас велий на-паде на нь, и вскоре возвратися со всЪм своим злочестивым воинством и побЪже с вели-цем страхом, ниже от пути в нощъ мало почити хотяще. И на бегство устрЪмишася, тыл къ Русе показающе, и всЪ, еже в плене взятое окрестъ царствующего града, все на пути оставляюще... яко и самый окоянного оного царя возокъ на пути в реце... оставленъ, и многия вещи на пути повЪржены лежаще: сЪ же убо всЪокоянны и они мечюще, себЪ облегчающе суетнаго ради скорого бЪгъства своего» [15]. Как надо было испугаться, чтоб так бежать, бросая буквально все на своем пути?
Как только стало ясно, что хан отступил, за ним вдогонку был отправлен отряд, больше для устрашения, чем для поимки. «Достохвалный» [15] же воевода Борис Федорович Годунов, «пришед в царствующий град и благочестивому царю и великому князю Федору Ивановичю всеа Русии достойное поклоняние сотворивъ» [15], рассказал о побеге и его причинах. Согласно Годунову (в изложении Иова), кроме, конечно же, «Божией милости Пречистые Богородицы заступлением и великих чюдотворцовъ молением» [15], «окаянный» крымский хан «царскимъ счастиемъ устрашися, побЪже и все свое богомерзское воинъство с собою отведе» [15]. Таким образом, крымский хан испугался царского счастья, которое состоит, видимо, согласно первому отрывку, в красоте и благолепии.
Что же случилось там тогда на самом деле? Воспользуемся для выяснения этого вопроса «Пискаревским летописцем». Источник этот хоть и отличается простотой слога, предвзятым отношением к героям (или антигероям) повествования, но имеет высокую, согласно академику М. Н. Тихомирову [28, с. 232-247] и другим исследовате-
3 Все эпитеты взяты из текста памятника [15].
лям [30], степень историчности. И вот что выясняется: оказывается, «тое ночи, некоим смотрением Божиим да молитвами благочестиваго царя и государя Федора Ивановича всеа Русии, некий боярской человек еде лошедей пойти и оторвася у него конь, и он ста вопити: "Переймите конь!" И оттого стался страх в обозе и во всех городех на Москве, и стрельба многая отвсюду; и осветиша городы все от пушек. И от многаго крику и шуму побежа царь тотчас с великою боязнию и тое ночи Оку перелез. И зашол к Де-дилову, и приступал, и ничесоже сотворил. И поиде со многим срамом из Руския земли» [17, с. 197]. Картина, таким образом, предстает другая, скорее испуганно-комичная, чем устрашающе-торжественная.
В «Повести» у Иова встречаются описания и других битв, где есть упоминания о ратном страхе, но в них уже никакого чуда не прочитывается. Там все вполне объяснимо. На одну из сторон, как правило, врагов, нападает «великий страх» [15], но происходит это по вполне реальным причинам, таким, как «видевшее <...> храброе ополчение», или «многое воинское собрание», или «к бранному подвигу неложное устремление» и т. п. [15]. Отличает их от первой только одно: все они (эти «реальные» битвы) происходят не в Москве. Почему же тогда в Москве, по мнению автора «Повести», должно было случиться такое чудо? Откуда такое желание Иова напугать красотой Москвы крымского хана, зачем ему это было нужно, что этим он хотел сказать? Причем победе этой, без боя, Иов посвятил в своем произведении больше места, чем многолетней шведской войне, о которой написано буквально три строки. Когда-то Карел Чапек признал, что «каждое чудо должно найти свое объяснение, иначе оно просто невыносимо» [31, с. 145-150]. Попытаемся объяснить это чудо, исходя из текста памятника.
Определенную подсказку автор дает в молитве царя Федора, произнесенной в ожидании этого сражения. В ней царь просит Богородицу, которая когда-то избавила древний царствующий Константинов град, избавить ныне царствующий град Москву [15]. Иов в молитве сопоставил два царствующих града, только один древний (когда-то бывший), а другой — нынешний. Москва ставится Иовом на одной линии с Константинополем, если не выше, в силу современности ее и древности его.
Патриарх неоднократно в своем труде с восхищением пишет о красоте Москвы [5, с. 419]. Более того, он на протяжении всего текста (около двух десятков раз) употребляет название города, и ни разу без эпитета «царствующий» (еще один пример це-ремониальности). Даже в мыслях врагов он остается таковым: «Помышляя бо всебе скверный: "Аще ли возму царствующей град Москву восхитити, тогда и сим всЬм могу одолЬти"» [15].
Например, вот как описывает Иов в «царствующей Москве» кафедральный собор русских первосвятителей. Это описание следует сразу после упоминания, что «ныне царьствующий Констянтинъград неверными обладаем и благочестивая вера ими нЬнавидима бываетъ». Описание московского собора подобно описаниям Софии Константинопольской или святынь Востока в древнерусских хождениях: «Неизреченною лЬпотою украшену, и в ней многия священныя вещи и всякия святыни в различных и многообразных потребах устрояеми <...> и видЬвъ пречестные и златокованныя раки, в них же яко некое многоценное сокровище лежаше многочюдесныя и целбоносныя мощи великих чюдотворцов, рускихъ митрополитовъ Петра, и Алексея, и Ионы, многими лЬты ничим невредимы» и т. п. [15]. Даже патриарх Цареградский, «отложивъ многолетную старость и забывъ великий труд», будучи наслышан, «прииде въ Великую Росию, жалая видети великия християнские соборные Церкви изрядное украшение» [15] (в другом месте: «пречюдное украшение» [15]).
Сам «царствующий», «богоспасаемый», «многолюдный», «великий» «град Москву» [15] по указаниям царя украшают как невесту «преизрядною лепотою» [15]: «Многия убо в нем прекрасные церкви камены созда и великие полаты устрои, яко и зрение их великому удивлению достойна; и стены градные окресть всея Москвы превелики камены созда и величества ради и красоты проименова его Царьград» [15]. Такое описание «царствующего града» Москвы созвучно описаниям Константинополя в записках популярного в XVI в. на Руси греческого историка XII столетия Константина Манассии4 или греческого автора XIV столетия Феодора Метохитиса, которые с неизменным восторгом отзывались о Царьграде как «ни с чем не сравнимом прекраснейшем средоточии всей обитаемой земли», «святом городе», «надежде» и «гордости». Им вторили и агиографические произведения, и записки западных путешественников [1; 10; 27; 29 и др.].
Сразу после такого яркого и ошеломляющего описания Москвы Иов вдруг вспоминает, что не затем будто бы затеял повесть, чтоб описывать красоты столицы, а потому пишет: «Мы же к повести слово подвигнем и напредлежащее возвратимся» [15]. И после начинает описывать ратную славу Руси, ее победы на поле брани.
В комментариях к выше процитированной фразе «Повести» о наименовании Москвы Царьградом ее издатели замечают: «Неофициальное "проименование" Москвы Царьградом имело целью продемонстрировать, что не захваченная османами столица Византии, а столица Руси, в соответствии с теорией "Москва — третий Рим", стала идеологическим и культурным центром греко-славянского Востока» [4]. Но нам видится, что святитель Иов смотрел шире. Он собирал в своем труде доказательства, что не только Москва готова занять и фактически уже заняла место Константинополя — Нового Рима, став третьим по счету вечным городом, но и Россия полноправно может и должна именоваться империей, равная, а то и превосходящая Византийскую (Римскую) по богатству, власти и славе. Остановимся на том, как Иов выделяет и описывает эти три необходимые атрибута империи.
Первое из этих атрибутов — богатство. Согласно Иову, на Руси строятся новые города, в них возводятся каменные церкви, основываются монастыри, они заселяются людьми: «По царскому изволению многи грады камены созда и в них превеликие храмы в славословие Божие возгради и многие обители устрои», «грады многия воз-гради <.. .> православными християны вся насЬи, божественные церкви созда», и еще: «повелЬ многия грады своя <...> поставити» [15]. Кроме того, русский царь, будучи несметно богат («безчисленными изрядными и многоценными красными века сего обнимаем бЬ» [15]), простирает свою длань на всю вселенную «яко чадолюбивый отецъ, являшеся и своея прещедрыя милости всем» [15]: «неточию въ своей богохранимой державе пространную милостыню требующим подавая, но и в далныя страны земля, яко нескудная река, повсегда изливашеся <...> овЬмъ убо великая села и многая стяжания во одержание подавая, овеем же велЬдарными даянии презелнЬ обогащая» [15]. В доказательство щедрости и богатства русского царя патриарх Константинопольский
4 Болгарский перевод Хроники Константина Манассии в XV-XVI вв. приобретает большую популярность как на славянском Юге, так и на Руси, отразившись и в оригинальной сербской хронографии, и в таких русских памятниках, как «Хронограф» редакции 1512 г. и все позднейшие, а также в поздних летописях, как, например, Никоновская (середина XVI в.). Ко времени расцвета «украшенного слога» более ранние хроники Малалы и Амартола по стилю изложения уже перестали удовлетворять читателей, и эти хроники уступают место своему более молодому и модному сопернику в лице Хроники Манассии [12, с. 110; 14, с. 288-289; 18; 20, с. 362-363; 21, с. 245-247; 22, с. 355-359; 23, с. 44-46; 24, с. 99-104; 25, с. 260-262; 26, с. 279-287].
Иеремия, согласно Иову, по возвращении из России домой, «собирает все свое христо-именитое стадо православнаго христианства» [15] и рассказывает им о богатстве и славе Москвы, о новом патриархе, «многоцЪнныя дары показуя, иже приятъ от руки благо-честиваго християнского царя <...> всеа Русии» [15]. В ответ же собравшиеся воздыхают со слезами к Богу словами благодарственной молитвы за Русь, причисляя ее к роду ромейскому, т. е. римлянам: «.. .впослЪднем нашемъ роде вземли благочестивые Руския державы!» [15]. Это читается и в размышлениях патриарха Иеремии, «како устроити на престоле Руския митрополии патриарха» [15]. Иов, описывая благочестивые мысли греческого первосвятителя, вспоминает сначала со ссылкой на предания «святыхъ апостол и заповеди святых отецъ» [15], что положено быть только четырем патриархам. И здесь важна ошибочная последовательность в думах Иеремии — «въ Велицей Антиохии и во ИерусалимЪ и въ КонстянтинеградЪ и во АлександрЪи; пятому быти папе въ РимЪ» [15]. Правильная последовательность — обратная названной — сначала Рим, потом Константинополь и Александрия, а затем Антиохия и Иерусалим. Иеремия, размышляя, словно специально оставляет за Римом пятое место, чтоб в конечном итоге заменить его Москвой, так как «римский папа многими лЪты благочестия отлучися и християнские истинные вЪры отпаде <...> в Велицей же Росии <...> православие, многими лЪты цвЪтуще, яко солнце на тверди небесней сияше» [15]. Самое интересное, что сам Иов всячески сторонится от своего имени высказывать такие намеки, наоборот, он даже словно поправляет ошибочные высказывания Иеремии, когда объявляет об избрании и поставлении на Руси патриарха «нарицая его быти четвертому <...> вмЪсто же папино константянополский патриархъ», — пишет он уже от себя [15].
Теперь скажем кратко и о славе «великого царского престола <.> превысочай-шего Росийского царствия» [15], которая, согласно патриарху Иову, «изыде <...> в конце вселенныя» [15]. Он сравнивает Федора Иоанновича с небесным светилом, это величественный царь-солнце. Такое сравнение чаще других встречается у святителя в труде. Лучи московского царя «непремолчной» славы «простирашеся <...> яко солнечныя луча» «не токмо во всЪй державе богохранимаго его царствия, но и во всю всЪленную». Сам он сияет «яко солнце». Они есть «солнце свЪтозарное». Лицо его «просвЪтися <...> яко солнце». Ничего не сравнится с ним «елико воистину солнце честнЪйшии». И более того, «не токмо единыя Росийския богохранимыя державы, но всея подсолнечныя пречестнЪйши быти явися» [15].
И потому от многих стран приходят к царю русскому с дарами и «рабским поклонением» [15], дабы воздать достойную честь и славу царскому величию (трижды упоминает об этом патриарх Иов). Вообще, если говорить о семантике чисел, то Иов на том, на чем хочет сделать особое ударение, трижды указывает в своем тексте — это касается и учреждения патриаршества, и поклонение царей, и строительства городов, и власти Августа, о ней скажем чуть ниже, и о покорении многих народов и т. д. И приходят к русскому царю не просто восторженные обыватели, а тоже царские особы — «нЪточию прости, но и сами царюющии» [15]. Более того, «мнози убо» будучи неправой веры («июдеи же и еллины, скифи же и латыня и аравития и бесермени»), веру свою «проклинающе <...> ко благочестивому его царствию богохранимыя державы с вели-кимъ тщанием приходяще», потому что «православная хрестиянская вЪра в Велицей Росии паче солнца сияющи и своя свЪтозарная луча во всю вселенную испущающе, яко же глаголетъ пророкъ, отъ моря и до моря и от рЪкъ до конец вселЪнные слава ея про-стирашеся» [15].
Святитель Иов пишет и о власти на Руси, способной тягаться с императорской. Так, власть царская в России традиционно для XVI в. возводится от «великого Августа кесаря римского, обладающего всею вселенною, яко же история повЬдаетъ, и до самого святаго сего царьствия богохранимыя державы великого Росиского государства» [15]. Не менее традиционный взгляд на русского царя, как на подобного, даже «равного» (по тексту «Повести» [15]) императору Константину Великому: «Равен явися православному первому во благочестии и просиявшему царю Констянтину» [15]. Причем не на словах только, но и на деле. Царь выступает у Иова настоящим первосвященником — епископом от внешних, как называл себя и каким был Константин Великий. Федор постоянно пребывает в молитвенном духе. Иов цитирует с десяток молитв царя. Его благочестивые советы патриарху (а не наоборот, как, казалось, должно быть по традиции — «царский благий совет» [15]) всегда исполнены пророческого духа и т. п.
Русский царь выступает у Иова и как завоеватель многих стран и народов («многия страны и языки покорил еси» [15]), которые до сих пор «в велицем покорении и в рабском послушании под его царскою десницею и доселЬ пребываютъ», платя дань «по вся лЬта» [15]. Вместе с тем он и «теплый рачитель» и «многопопечитель» «еже <...> о исправлении всего благочестиваго народа православного християнства» [15] (т. е. проявляет усердие, прилежание и попечение о благоденствии всех благочестивых народов, исповедующих православное христианство), что делает его мировым (или вселенским) охранителем православной веры (т. е. епископом от внешних!).
Кроме власти царской, простирающейся на все православные народы и даже неправославные, власть церковная получает в «Повести» у Иова те же полномочия. Если царь, отправляясь в военный поход, испрашивает благословение у патриарха и собора, то собор обязательно вселенский: «Благословение приемъ ото отца своего и богомолца Иева патриарха и всего вселенского собора» [15]. Если же патриарх решает собрать собор, то непременно вселенский: «СвятЬйший Иев патриархъ <...> собираетъ весь освЬщенный вселЬнский соборъ» [15].
Таким образом, автор «Повести» сумел по всем трем «имперским» показателям (власть, слава и богатство) представить веские аргументы в их пользу, заняв ими практически все место в «Повести», и более того, то, что он показал, лишь малая часть из имеющегося, так как пишет: «Ина многа хвалам достойна в Руском государствЬ устроити» [15]. Иов изобразил Московское государство империей, которая, по его представлению, должна быть, во-первых, в некотором смысле всем миром, вмещающим даже рай, а во-вторых, быть миром под знаком истинной веры.
В самом конце XIV столетия Константинопольский патриарх Антоний IV увещевал великого Московского князя Василия I, что «невозможно для христиан иметь Церковь и не иметь Царства. Ибо Церковь и Царство пребывают в великом единении, и не возможно для них быть разделенными» [15].
Патриарх Иов был искусным не только писателем, но и политиком, и дипломатом, он сумел так мастерски отобрать факты, их интерпретировать, обрисовать главных действующих персонажей, оставаясь при этом как бы в стороне от происходящих событий, что вывод сам напрашивался у читателя его «Повести» (без какого-либо кажущегося навязывания со стороны автора) о том, что православное Царство есть необходимый коррелят и как бы полная реализация православной Церкви. Русь получила патриаршество — церковную полноту. А на государственном поприще Русь стала второй достойной наследницей и правопреемницей Рима, согласно Иову. Без первого не могло быть и второго, как и наоборот, второе не могло быть даровано без первого. И это не была
пустая риторика. В этом и состояло «царское счастье», т. е. полнота сакральной власти, о котором и докладывал Федору Иоанновичу Борис Годунов.
Со смертью царя Федора прекратилась династия Рюриковичей. Однако в «Повести» этому факту не придается той значительности, которую он имел в жизни. Иов затушевывает важность события, молчит о нем. В его изложении никаких проблем из-за смерти последнего сына Ивана Грозного не может возникнуть, поскольку вопрос о престолонаследии решен самим фактом полноты власти. Только единожды Иов делает намек на некоторую преемственность Бориса Федору: именно тогда, когда произошло чудо «пугающей красоты» (и это еще одно подтверждение важности этого основного, по мнению автора, события), царь в знак благодарности за победу вручает Борису Годунову златокованую цепь: «Тогда жь благочестивый самодержец по совершении царь-ского стола своего приемлет от своея царьския выя златокованую чепъ, ея же ношаше в почесть великого своего самодержавънаго царьствия, и возлагает на выю достохвал-ному своему воеводе Борису Федоровичю, достойную честь победе его воздая и симъ паки на немъ прообразуя царского своего достояния по себЪ восприятия и всего превеликого царьствия Русийскаго скифетродержателства правление» [15]. Но не только Борису была награда, царь многим тогда вручил подарки, о чем пишет патриарх, и потому вручение некоего символа власти Борису выглядит так, как если бы и другой воевода был на месте Годунова, ничего бы не поменялось.
Иов сглаживает все намеки на личности, не выпячивая их, а, скорее, пряча, заме-ния исторические портреты неумеренно расцвеченными риторикой условными и безжизненными образами [9, с. 28-30], так называемой «церемониальной непроницаемостью» [1, с. 57]. Но в итоге «Повесть о житии Федора Иоанновича» стала блестящим решением идеологической задачи, которое никоим образом не бросало тень на автора и не могло обвинить его в предвзятости по отношению к тогда еще будущему царю, а в «Повести» только «изрядному правителю». Вместе с тем исторические события, за отсутствие которых так часто ругают Иова, оказывались просто ненужными для общей идеи памятника, например, история с царевичем Дмитрием или тонкости постав-ления первого патриарха. У него был другой план — обратить внимание на наличие в Московском царстве полноты сакральной власти, которая, согласно истории первых двух империй, в конечном итоге всегда оправдывала ее местоблюстителя, т. е. царя. Именно место (и только это место) могло красить человека, а не человек место (ведь
красота, в чем мы теперь убедились наверняка, — страшная и ужасная вещь).
***
Вероятнее всего, «Повесть» была написана между январем и сентябрем 1598 г., в разгар многосложной борьбы в столице и провинции за предоставление трона Рюриковичей бывшему опричнику и, в отличие от грамот Иова, была максимально аполитична и предельно отрешена от заинтересованности автора в успехе новой династии, что явилось в конечном итоге выигрышным. На основании вышеизложенного можно скорректировать выводы Е. В. Колосовой о новонайденном списке «Повести» из собрания Е. Е. Егорова (№ 292, в РГБ) [11, с. 272-274]. В этом списке «усилено изображение роли Бориса Годунова» [11, с. 273], и он «кажется» [11, с. 274] автору исследования более ранним (без каких-либо аргументов — просто «кажется»). Однако исходя из наших выводов Егоровский список скорее более поздний по происхождению, чем список Никоновской летописи [16, с. 1-22].
В целом же, литературная деятельность патриарха Иова в полном объеме не выяснена. Как впрочем, и «Повесть о житии царя Феодора Иоанновича» исследована не-
достаточно глубоко. Кроме того, не получила должной оценки роль патриарха в литературном процессе конца XVI - начала XVII вв. как главного идеолога страны, оказавшего большое влияние на современную ему литературу и на литературу более позднего времени.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1 Аверинцев С. С. Другой Рим. СПб.: Амфора, 2005. 364 с.
2 Адрианова-Перетц В. П. Из начального периода русского стихосложения // Известия Отделения русского языка и словесности за 1921 г. 1923. Т. 26. С.271-276.
3 Богданов А. П. Русские патриархи (1589-1700): в 2 т. М.: ТЕРРА; Республика, 1999. Т. 1. 496 с.
4 Бударагин В. П., Панченко А. М. Вступление к «Повести о житии царя Федора Ивановича» // Библиотека литературы Древней Руси. СПб.: Наука, 2006. Т. 14: Конец XVI — начало XVII века. 758 с.
5 Бычков В. В. Русская средневековая эстетика. XI-XVII века. М.: Мысль, 1992. 637 с.
6 Демкова Н. С., Дмитриева Р. П., Салмина М. А. Основные пробелы в текстологическом изучении оригинальных древнерусских повестей // Труды Отдела древнерусской литературы / отв. ред. Д. С. Лихачев. М.; Л.: Наука, 1964. Т. 20: Актуальные задачи изучения русской литературы XI-XVII веков. 452 с.
7 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 13 т. Л.: Наука, 1976. Т. 14: Братья Карамазовы. 512 с.
8 Енин Г. П. Иов // Словарь книжников и книжности Древней Руси / отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1988. Вып. 2 (вторая половина XIV - XVI в.). Ч. 1: А-К. 516 с.
9 Еремин И. П., Комарович В. Л., Шамбинаго С. К. Литература 1590-1612 гг. // История русской литературы: в 10 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948. Т. II. Ч. 2. Литература 1590-х - 1690-х гг. 440 с.
10 Иванов С. Константинополь. Путеводитель по византийскому Стамбулу и окрестностям. М.: Вокруг света, 2011. 752 с.
11 Колосова Е. В. Новый список Повести о Федоре Ивановиче // Труды Отдела древнерусской литературы / отв. ред. В. И. Малышев. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1958. Т. 14: Посвящается В. П. Адриановой-Перетц. 675 с.
12 Мещерский Н. А. Источники и состав древней славяно-русской переводной письменности IX-XV веков. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. 112 с.
13 Павлов А. П. Соборная утвержденная грамота об избрании Бориса Годунова на престол // Вспомогательные исторические дисциплины. Л.: Наука, 1978. Вып. 10. С. 206-225.
14 Памятники литературы Древней Руси. Конец XV - первая половина XVI века / вступит. статья Д. С. Лихачева; сост. и общая ред. Л. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева. М.: Худож. лит., 1984. 768 с.
15 Повесть о житии царя Федора Ивановича // Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, Н. В. Понырко. СПб.: Наука, 2006. Т. 14: Конец XVI - начало XVII века. 758 с.
16 Полное собрание русских летописей. М.: Наука, 1978. Т. 34. 304 с.
17 Полное собрание русских летописей. 1-я половина / под ред. С. Ф. Платонова и П. Г. Васенко. СПб: Тип. М. А. Александрова, 1910. Т. 14. 154 с.
18 Родник златоструйный. Памятники болгарской литературы IX-XVIII веков / ред. И. И. Калиганов; Д. И. Полывянный. М: Худож. лит., 1990. 526 с.
19 Российская историческая библиотека. СПб.: Тип. Н. Н. Скороходова, 1891. Т. 13: Памятники древней русской письменности, относящиеся к Смутному времени. 982 стб.
20 СалминаМ. А. «Ентинарий» в «Повести о зачале Москвы» // Труды Отдела древнерусской литературы / отв. ред. Д. С. Лихачев. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1958. Т. 15: К Четвертому международному конгрессу славистов. 523 с.
21 Салмина М. А. Источники «Повести о зачале Москвы» // Труды Отдела древнерусской литературы / отв. ред. Д. С. Лихачев. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1960. Т. 16. 665 с.
22 Салмина М. А. Новонайденные тексты Хроники Константина Манассии // Культурное наследие Древней Руси: истоки, становление, традиции / отв. ред. В. Г. Базанов; ред. М. Б. Храпченко. М.: Наука, 1976. 460 с.
23 СалминаМ. А. Повести о начале Москвы. М.; Л.: Наука, 1964. 273 с.
24 Салмина М. А. Хроника Константина Манассии и литературный стиль XVI в. на Руси // Русская и грузинская средневековые литературы: сб. статей / отв. ред. Г. М. Прохоров. Л.: Наука, 1979. 223 с.
25 Салмина М. А. Хроника Константина Манассии и стиль «второго монумента-лизма» на Руси // Българско Средновековие: Българско-съветски сборник в чест на 70-годишнината на проф. Иван Дуйчев. София: Наука и изкуство, 1980. 375 с.
26 Салмина М. А. Хроника Константина Манассии как источник Русского хронографа // Труды Отдела древнерусской литературы / отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1977. Т. 33: Древнерусские литературные памятники. 463 с.
27 Стасюлевич М. М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1887. 779 с.
28 ТихомировМ. Н. Русское летописание. М.: Наука, 1979. 556 с.
29 Фульхерий Шартрский. Иерусалимская история («Деяния франков, совершивших паломничество в Иерусалим») // Стасюлевич М. М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1887. Т. III: От крестовых походов до открытия Америки. 779 с.
30 Хазанова С. И. Пискаревский летописец. Происхождение, источники, авторство. М.: Квадрига, 2014. 170 с.
31 Чапек К. След / пер. В. Мартемьянова // Чапек К. Собр. соч. М.: Худож. лит., 1974. Т. 1. С. 145-150.
***
© 2020. Mikhail V. Pervushin
Moscow, Russia
NEW OLD IDEOLOGY: PATRIARCH JOB AND FRIGHTENING BEAUTY (SOME REFLECTIONS ON THE LIFE OF THEODORE IOANNOVICH)
Abstract: The article looks at the work of Old Russian literature of the late 16th - early 17th century, "The Tale of the Life of Tsar Theodore Ivanovich". This work was written
by the first Russian patriarch Job. At first glance, the Life stands out among a number of works by Patriarch Job due to its apoliticality and lack of poignancy, and as so far as the time of its emerging did not correspond to the political moment of that time — the praise of the deceased tsar, and not his successor Boris Godunov. However, if we open the monument, we will find that the image of Boris Godunov in "The Tale" is not associated with Tsar Fyodor when reading, but rather with his father. Job considers Godunov to be doubly Terrible, who is twice as much as Father Fyodor Ivanovich in the indicated positive qualities, and indeed Fedor himself! At the same time, the characteristics of Boris encountered here are only a small part of the large-scale image of the last Rurikovich and his kingdom. The article answers the question: why did Patriarch Job bless Theodore so much and why didn't he use the chance for Godunov's real propaganda in The Tale, or did he use it?
Keywords: ways of portraying a hero, method of perfect transfiguration of life, realistic motives, an epithet, image, patriarch Job.
Information about author: Mikhail V. Pervushin — PhD in Philology, Senior Researcher, A. M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, Povarskaya St. 25 a, 121069 Moscow, Russia. E-mail: 1609pm@gmail.com Received: April 12, 2019 Date of publication: March 28, 2020
For citation: Pervushin M. V. New old ideology: patriarch Iob and frightening beauty (some reflections on the life of Theodore Ioannovich. Vestnik slavianskikh kul'tur, 2020, vol. 55, pp. 93-108. (In Russian) DOI: 10.37816/2073-9567-2020-55-93-108
REFERENCES
1 Averintsev S. S. Drugoi Rim [Another Rome]. St. Petersburg, Amfora Publ., 2005. 364 p. (In Russian)
2 Adrianova-Peretts V. P. Iz nachal'nogo perioda russkogo stikhoslozheniia [From the early period of Russian versification]. Izvestiia Otdeleniia russkogo iazyka i slovesnosti za 1921 g., 1923, vol. 26, pp. 271-276. (In Russian)
3 Bogdanov A. P. Russkie patriarkhi (1589-1700) [Russian patriarchs (1589-1700)]. Moscow, TERRA; Respublika Publ., 1999. Vol. 1. 496 p. (In Russian)
4 Budaragin V. P., Panchenko A. M. Vstuplenie k "Povesti o zhitii tsaria Fedora Ivanovicha" [Introduction to the "Tale of the Life of Tsar Fedor Ivanovich"]. Biblioteka literatury Drevnei Rusi [Library of literature of Ancient Russia], edited by D. S. Likhachev, L. A. Dmitriev, N. V. Ponyrko. St. Petersburg, Nauka Publ., 2006. Vol. 14: Konets XVI - nachalo XVII veka [End of the 16th - beginning of the 17th century]. 758 p (In Russian)
5 Bychkov V. V. Russkaia srednevekovaia estetika. XI-XVII veka [Russian medieval aesthetics. 11-17 century]. Moscow, Mysl' Publ., 1992. 637 p. (In Russian)
6 Demkova N. S., Dmitrieva R. P., Salmina M. A. Osnovnye probely v tekstologicheskom izuchenii original'nykh drevnerusskikh povestei [Main gaps in the textual study of original Old Russian novels]. Trudy otdela drevnerusskoi literatury [Works of the Old Russian Literature Department], responsible edited by D. S. Likhachev. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1964. Vol. 20. 452 p. (In Russian)
7 Dostoevskii F. M. Polnoe sobranie sochinenii: v 13 t. [Complete works: in 13 vols.]. Leningrad, Nauka Publ., 1976. Vol. 14: Brat'ia Karamazovy [The Brothers Karamazov]. 512 p. (In Russian)
8 Enin G. P. Iov [Job]. Slovar' knizhnikov i knizhnosti Drevnei Rusi [The dictionary of scribes and booklore of Ancient Rus], edited by D. S. Likhachev. Leningrad, Nauka Publ., 1988. Vol. 2. Part 1: A-K 516 p. (In Russian)
9 Eremin I. P., Komarovich V. L., Shambinago S. K. Literatura 1590-1612 gg. [Literature 1590-1612]. Istoriia russkoi literatury: v 10 t. [History of Russian literature: in 10 vols.], edited by acad. A. S. Orlov. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo AN SSSR Publ., 1948. 440 p. (In Russian)
10 Ivanov S. Konstantinopol'. Putevoditel' po vizantiiskomu Stambulu i okrestnostiam [Constantinople. Guide to Byzantine Istanbul and the surrounding area]. Moscow, Vokrug sveta Publ., 2011. 752 p. (In Russian)
11 Kolosova E. V. Novyi spisok Povesti o Fedore Ivanoviche [A new list of the Tale of Fedor Ivanovich]. Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Works of the Old Russian Literature Department]. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1958. Vol. 14: Posviashchaetsia V. P. Adrianovoi-Peretts [Dedicated to V. P. Adrianova-Peretz]. 675 p. (In Russian)
12 Meshcherskii N. A. Istochniki i sostav drevnei slaviano-russkoi perevodnoi pis'mennosti IX-XV vekov [Sources and composition of the ancient Slavic-Russian translation script of the 11th-15th centuries]. Leningrad, Izd-vo LGU Publ., 1978. 112 p. (In Russian)
13 Pavlov A. P. Sobornaia utverzhdennaia gramota ob izbranii Borisa Godunova na presto [Cathedral approved letter of election of Boris Godunov to the throne]. Vspomogatel'nye istoricheskie distsipliny [Auxiliary historical discipline]. Leningrad, Nauka Publ., 1978, vol. 10, pp. 206-225. (In Russian)
14 Pamiatniki literatury Drevnei Rusi. Konets XV - pervaia polovina XVI veka [Literary monuments of Ancient Rus. The end of the 15th - the first half of the 16th century], introductory article by D. S. Likhachev; drafting and General editing by L. A. Dmitriev and D. S. Likhachev. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1984. 768 p. (In Russian)
15 Povest' o zhitii tsaria Fedora Ivanovicha [Tale of the Life of Tsar Fedor Ivanovich]. Biblioteka literatury Drevnei Rusi [Library of literature of Ancient Russia], edited by D. S. Likhachev, L. A. Dmitrieva, N. V. Ponyrko. St. Petersburg, Nauka Publ., 2006, vol. 14. 758 p. (In Russian)
16 Polnoe sobranie russkikh letopisei [The complete collection of Russian chronicles]. Moscow, Nauka Publ., 1978. Vol. 34. 304 p. (In Russian)
17 Polnoe sobranie russkikh letopisei [The complete collection of Russian chronicles], edited by S. F. Platonova, P. G. Vasenko. St. Petersburg, Tipografiia M. A. Aleksandrova Publ., 1910. Vol. 14. 154 p. (In Russian)
18 Rodnik zlatostruinyi. Pamiatniki bolgarskoi literatury IX-XVIII vekov [The spring is gold-jet. Monuments of Bulgarian literature of the 11th-18th centuries], edited by I. I. Kaliganov; D. I. Polyviannyi. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1990. 526 p. (In Russian)
19 Rossiiskaia istoricheskaia biblioteka [Russian historical library]. St. Petersburg, Tipografiia N. N. Skorokhodova Publ., 1891. Vol. 13: Pamiatniki drevnei russkoi pis'mennosti, otnosiashchiesia k Smutnomu vremeni [Monuments of the Old Russian writing related to the time of Troubles]. 982 p. (In Russian)
20 Salmina M. A. "Entinarii" v "Povesti o zachale Moskvy" ["Entinarium" in "The Tale of the Conception of Moscow"]. Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Works of the Old Russian Literature Department], ed.-in-chief D. S. Likhachev. Moscow,
Leningrad, Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1958. Vol. 15: K Chetvertomu mezhdunarodnomu kongressu slavistov [To the Fourth international Congress of Slavists]. 523 p. (In Russian)
21 Salmina M. A. Istochniki "Povesti o zachale Moskvy" [Sources "Tales of the Conception of Moscow"]. Trudy otdela drevnerusskoi literatury [Works of the Old Russian Literature Department]. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1960. Vol. 16. 665 p. (In Russian)
22 Salmina M. A. Novonaidennye teksty Khroniki Konstantina Manassii [Newly found texts of the Chronicle of Konstantin Manasseh]. Kul'turnoe nasledie Drevnei Rusi: istoki, stanovlenie, traditsii [Cultural heritage of Ancient Russia: origins, formation, traditions], ed.-in-chief V. G. Bazanov; edited by M. B. Khrapchenko. Moscow, Nauka Publ., 1976. 460 p. (In Russian)
23 Salmina M. A. Povesti onachaleMoskvy [Tales of the beginning of Moscow]. Moscow, Leningrad, Nauka Publ., 1964. 273 p. (In Russian)
24 Salmina M. A. Khronika Konstantina Manassii i literaturnyi stil' XVI v. na Rusi [Chronicle of Constantine Manasseh and the literary style of the 16th century. in Russia]. Russkaia i gruzinskaia srednevekovye literatury: Sbornik Statei [Russian and Georgian medieval literature: Collection of articles], ed.-in-chief G. M. Prokhorov. Leningrad, Nauka Publ., 1979. 223 p. (In Russian)
25 Salmina M. A. Khronika Konstantina Manassii i stil' "vtorogo monumentalizma" na Rusi [Chronicle of Konstantin Manasseh and the style of the "second monumentalism" in Russia]. Bulgarsko Srednovekovie: Bulgarsko-sovetski sbornik v chest na 70-godishninata na prof. Ivan Duichev [Bulgarian middle Ages: Bulgarian-Soviet collection on the occasion of the 70th anniversary of Professor Ivan Duychev]. Sofiia, Nauka i izkustvo Publ., 1980. 375 p. (In Bulgarian.)
26 Salmina M. A. Khronika Konstantina Manassii kak istochnik Russkogo khronografa [Chronicle of Konstantin Manasseh as a source of the Russian chronograph]. Trudy Otdela drevnerusskoi literatury [Works of the Old Russian Literature Department], responsible editor D. S. Likhachev. Moscow, Leningrad, Izdatel'stvo Akademii nauk SSSR Publ., 1977. Vol. 33: Drevnerusskie literaturnye pamiatniki [Old Russian literary monuments]. 463 p. (In Russian)
27 Stasiulevich M. M. Istoriia srednikh vekov v ee pisateliakh i issledovaniiakh noveishikh uchenykh [The history of the Middle Ages in its writers and studies of the latest scientists]. St. Petersburg, Tipografiia M. M. Stasiulevicha Publ., 1887. 779 p. (In Russian)
28 Tikhomirov M. N. Russkoe letopisanie [Russian annals]. Moscow, Nauka Publ., 1979. 556 p. (In Russian)
29 Ful'kherii Shartrskii. Ierusalimskaia istoriia ("Deianiia frankov, sovershivshikh palomnichestvo v Ierusalim)" [Jerusalem history ("Acts of the Franks who made the pilgrimage to Jerusalem")]. Stasiulevich M. M. Istoriia srednikh vekov v eepisateliakh i issledovaniiakh noveishikh uchenykh [History of the Middle ages in its writers and studies of the latest scientists]. St. Petersburg, Tipografiia M. M. Stasiulevicha Publ., 1887. Vol III: Ot krestovykh pokhodov do otkrytiia Ameriki [From the Crusades to the discovery of America]. 779 p. (In Russian)
30 Khazanova S. I. Piskarevskii letopisets. Proiskhozhdenie, istochniki, avtorstvo [Piskarevsky chronicler. Origin, sources, authorship]. Moscow, Kvadriga Publ., 2014. 170 p. (In Russian)
31 Chapek K. Sled [Footrpint], translated by V. Martemyanov. Sbornik sochinenii [Collection of works]. Moscow, Khudozhestvennaia literatura Publ., 1974, vol. 1, pp. 145-150. (In Russian)
