CC BY
25
зовании инструментария методологического индивидуализма и холизма, не сводя их, но дополняя друг друга. Нам представляется, что в рамках одного подхода невозможно достаточно полно объяснить процессы индивидуальных экономических субъектов, поскольку их особенности связаны с масштабными процессами воспроизводства экономической системы в целом.
Использование смешанной экономики, которая являет собой переплетение трех системообразующих основ: рынка, плана в виде государственного регулирования и социальной устойчивости позволит перейти к экономике инновационного типа, в которой модель «homo creativus»6 приобретет доминирующее положение в качестве модели поведения человека.
Литература
1. Линдблом Ч. Рыночная система: что это такое, как она работает и что с ней делать / Пер. с англ. — М.: Высшая школа экономики, 2010. — 320 с.
2. Маркс К. Капитал Критика политической экономии Т 1., кн.1 Процесс производства капитала / К. Маркс. — М: Политиздат, 1983. — С. 771.
3. Попов А.И., Иванов С.А. Истоки креативной экономики. Теоретические основы формирования инновационно-креативной экономики: переход от Ьюто economicus к Ьюто creator // Креативная экономика. — 2009. — №5. — С. 3-12.
4. Попов А.И. Методологический индивидуализм и государственное регулирование в условиях крупномасштабной модернизации // Проблемы современной экономики. — 2012. — № 3. — С. 46-49.
5. Marshall A. Рппар^ of Есопот^. Vd. 1. Ц^оп, 1890.
6. J. C. Smuts Но^т and Evolution New York: The Macmillan Company, 1936, P.84-117.
7. Toboso F. Institutbnal Individualism and Institutbnal Change: the Search for a Middle Way Mode of Explanation // Cambridge Joumal of Economics. 2001. Vol. 25. № 6. Р. 768.
1 «...Конечной целью моего сочинения, — писал К. Маркс о «Капитале», — является открытие экономического закона движения современного общества» (см. Маркс. К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, С. 10.)
2 Marshall A. Principles of Economics. Vol. 1. London, 1890.
3 J. C. Smuts Holism and Evolution New York: The Macmillan Company, 1936, P.84-117.
4 Toboso F. Institutional Individualism and Institutional Change: the Search for a Middle Way Mode of Explanation // Cambridge Journal of Economics. 2001. Vol. 25. № 6. Р. 768.
5 Линдблом Ч. Рыночная система: что это такое, как она работает и что с ней делать / Пер. с англ. гос. ун-т — Высшая школа экономики. — 2010, с. 282
6 Более подробно проблема изложена в работах: Пoпoв А.И., Иванoв С.А. Истоки кpеативнoй экoнoмики. Теopетические oснoвы фop-миpoвания иннoвациoннo-кpеативнoй экoнoмики: пеpехoд oт homo economicus к homo creator // Креативная экoнoмика. — 2009. — №5. — С. 3-12; Пoпoв А.И. Развитие теopии управления челoвеческими ресурсами в трудах пpoфессopа Н.А. Пopелoва // Известия СПбПУЭФ. — 2008. — №4. — С. 15; Попов А.И., Церкасевич Л.В. Модель «homo creativus» как форма использования интеллектуального капитала в инновационной экономике // Роль интеллектуального капитала в экономической, социальной и правовой культуре общества XXI века: сборник научных трудов участников Международной научно-практической конференции. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета управления и экономики, 2015. — С.368-373
НОВАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ И КОЛЛАПСИРОВАНИЕ В ПОСЛЕ
В.В. Чекмарев,
член-корр. РАО, профессор Костромского государственного университета,
доктор экономических наук tcheckmar@ksu.edu.ru
В статье приводится авторская аргументация о возможностях объяснительной и прогнозной функций новой политической экономии как политэкономии информации для научного осмысления экономического развития в рамках постэкономики. Глобализация и интернационализация характеризуются как процессы коллапсирования в после (в будущее).
Ключевые слова: Новая политическая экономия, устойчивое после развитие, коллапсирование, модернизация экономики.
УДК 303 ББК 65.010
Начало XXI века с его стремительными изменениями в очередной раз испытывает на прочность человеческое сообщество, а, следовательно, его сформированные целевые установки, господствующие нравственно-этические нормы, формы общественного сознания, среди которых экономической науке принадлежит решающее значение. И история стран с их разнообразными характеристиками подтверждает это, равно как и то, что сама наука не представляет собой набор догм или раз и навсегда застывших истин. Экономическая наука, отражая динамично развивающийся хозяйственный мир, также изменяет свой объект, предмет, методологические подходы, инструменты анализа. Обогащение понятийно-категориального аппарата, дающего прирост знания — так в общем виде можно сформулировать главную задачу науки об экономике.
Именно решению названной задачи и служат исследования представителей Костромской школы новой политической экономии, посвященные формированию методологии новой политической экономии, определению сущности которой будет
произведено далее в силу того, что хозяйственный мир имеет крайне сложную содержательную структуру, а человеческое знание о нем всегда ограничено [10; 11; 12; 13].
Общий образ, целостное отражение социально-экономической системы через призму законов, принципов и совокупность производственных отношений дает новая политическая экономия. Как показывает исторический экскурс эволюции политэкономии, именно в исследовании системы объективных экономических законов и отношений человеческого общения (производства, распределения, обмена и потребления) оформился предмет экономики как науки в ее классической интерпретации. С этого начался старт той индустриально-экономической цивилизации, очередной этап существования которой мы сейчас переживаем [5; 6].
Как фундаментальная наука новая политэкономия на этой и возможных других наиболее значимых стадиях своего развития позволяет, во-первых, определить стратегию и динамику политэкономического и социокультурного развития, во-вторых, сообразуясь с предметной определенностью, методологией, ка-
тегориальным аппаратом, выявить потенциал, движущие силы складывающегося способа производства, эпохи с выявлением ограниченности и перспективности одних экономических форм по сравнению с другими. В-третьих, зафиксировать «несущую конструкцию» или основу общественно-экономического устройства как органическую составляющую определенного технологического способа производства, общественного уклада, экономической и морально-этической нормы поведения, политико-правового механизма координации и защиты интересов индивидов, их собственности. В-четвертых, на основе складывающихся тенденций в траектории институциональных изменений определить прогноз возможных противоречий развития с выявлением соответствующих форм их разрешения. Наконец, новая политэкономия дает методологическую и инструментальную основу для анализа другим более конкретным экономическим дисциплинам. И реальная практика пользовалась и пользуется подобного рода выводами.
Однако анализ проблем, методологических подходов и других свойств современной экономической науки позволяет выделить несколько направлений именно политической экономии, которые позволяют заключить, что данная дисциплина скорее живое ищущее творчество, чем мертвая история. Хорошим примером является возрождение в 60-е годы XX века политэкономии в классических традициях. Распределение доходов, проблема власти, монополистического и транснационального капитала — центральные проблемы этого направления политэкономии. В то же время новая экономическая реальность не может быть теоретически осмыслена вне категорий: время, пространство и информация.
Именно поэтому многие направления исследований, которые сегодня рассматриваются как междисциплинарные, Смит, Милль или Маркс отнесли бы исключительно к области политической экономии. В то же время нельзя не отметить, что, например, Дж. Альт и А. Алезина рассматривают политическую экономию как область знания, выходящего за пределы экономики. Они характеризуют современную политическую экономию как отрасль социальных наук, стремящуюся к более широкому осмыслению экономических проблем, чем это делается в рамках основных направлений. Эта дисциплина рассматривает институты скорее как эндогенные феномены, применяя междисциплинарные методы исследования, теорию игр, сближая макроэкономику с политикой, правом, историей, социологией, экологией, этикой. Размер дохода и богатства в данном контексте рассматривается как функция от формируемых институтов: у = f (1Г 12, ... 1п), где 1г ..., 1п — это институциональные изменения. Если еще два десятка лет некоторые проблемы получали лишь свою формулировку, то сегодня ряд из них уже получил свое некоторое теоретическое и практическое разрешение. Например, это относится к исследованиям межпартийной борьбы Э. Даунса и теории У. Райкера о формировании правительственных коалиций, описывающих роль распределительной политики при формировании правительств.
К числу крупнейших достижений политэкономии XX века относятся теорема невозможности К. Эрроу и доказательство произвольности совокупных правил социального выбора, которые плохо согласуются с либерально-демократическими мифами о «воле народа». Среди важнейших достижений следует отметить модель бюрократии, монопольно регулирующей информационные услуги (У. Нисканен, Г. Миллер, Т. Мо), теорию политических циклов деловой активности (У. Нордхаус, Д. Гиббс), влияющей на экономические результаты.
Особое значение и серьезную прикладную проработку занимает проблема формирования и распределения бюджета, имеющая свои частные ответвления: теория сглаживания налогов, концепция перераспределения государственного долга между поколениями, модель политического конфликта и исследования по институциональному отбору, зависящему от использования бюджетных средств, которыми распоряжается избранное демократическим путем правительство или законодатели.
Буквально во все разделы экономической науки проникла идея Р. Коуза о трансакционных издержках. Сама постановка
вопроса об их положительной величине в условиях разделения труда и обмена, а также гипотеза о необходимости спецификации прав собственности, на наш взгляд, является типично политико-экономическим достижением на новом уровне теоретического осмысления рыночного хозяйства.
«Политическая экономия голода» А. Сена и И. Дрейзе не только опровергает Парето-оптимальность, но и институциональными отличиями (средой, политикой, законами распределения) объясняет причину 20% мировой бедности и нищеты.
Перспективы новой политэкономии выстраиваются из проблем, которые не попадают по каким-то причинам в исследовательское поле экономической науки, а также тех проблем, которые обозначили себя наиболее остро. За пределами внимания мэйнстрима науки, например, остается до сих пор возникшая огромная сфера новой экономики, глобальные проблемы и собственно мир-экономика как феноменальное явление современности. Футурологи, политологи, социологи своими работами все-таки подтолкнули и экономистов к освоению иных предметных областей [1]. Собственно, это является хорошим и естественным признаком развития как самой экономической науки, так и, естественно, хозяйственной практики, поскольку последняя крайне нуждается в дополнительной информации для выверенных и рациональных политико-экономических решений. Не перечисляя в рамках статьи, укажу лишь на уже завязнувшую, что называется на зубах, проблему импортоза-мещения. (Подробнее, см., например [2]).
Оформившаяся мир-экономика предопределяет поиск не только и не столько содержание отношений и законов на национальном уровне, чем занималась классическая политическая экономия, сколько адекватное отражение сложившегося мирохозяйственного порядка с его приоритетом ценностей, вектором международных и национальных интересов. Извлечение глобальной ренты требует, по крайней мере, упорядочения принципов и механизмов ее распределения, поскольку начинают активно применяться военно-силовые методы, усиливая современную ситуацию неопределенности [3].
Факторы и условия экономического роста, заложенные парадигмой неоклассической теории, практически исчерпаны, поэтому требуется выработка новой стратегии социально-экономического развития, где экономический рост является всего лишь ее частным случаем [9]. А это уже предметная область политэкономии. Здесь же кратко можно заметить, что информационный фактор, преодолевающий национальные границы прежних моделей экономики, в развитых странах определяет 50-70% добавленной стоимости [8].
Создание глобальной сети выявило совершенно новые качества отношений труда и капитала, трудовых отношений, отношений между капиталами, их организационными формами, а также взаимодействия с институтом государства и другими институтами. М. Кастельс пишет: «...Капитал и труд оказываются разнесены в разное пространство и время. Они живут друг за счет друга, но друг с другом не связаны, ибо жизнь глобального капитала все меньше зависит от конкретного труда и все больше от объема накопленного труда как такового, которым управляет небольшой мозговой центр, обитающий в виртуальных дворцах глобальных сетей. Борьба между многообразными капиталистами перетекает в категорию более глубинного противоречия между логикой потоков капитала и культурными ценностями человеческого бытия» [3, с. 307-308]. Есть и другие принципиальные изменения, требующие именно политико-экономических подходов, дающих целостный образ современной экономической картины мира.
Известен плодотворный методологический подход к современной хозяйственной системе (именно хозяйственной, а не экономической) определить нормы национального поведения, имеющей деятельный, человеческий характер. Л. Мизес эту отрасль науки назвал праксиологией. Он писал: «Недостаточно далее заниматься экономическими проблемами в рамках традиционной структуры. Теорию каталлактики (науку об обмене, рынке) необходимо выстроить на твердом фундаменте человеческой деятельности» [7, с. 107].
В философии, экономической методологии, понятийном аппарате наук, «работающих» на основе предметных областей, уже достаточно накопленной информации, выводов, чтобы очертить контуры новой синтетической науки, ее предмет, методологию и прочие атрибутивные свойства. Это не должно расцениваться как некая фантазия или вымысел. Подробно проблема изложена в монографии П. Кёвеш [4]. Об интерпретации частных наук говорит их предметный анализ, их стремление к междисциплинарности. И действительно, прав М. Алле и другие авторы, которые пишут, что, как и наука физика, где стоит проблема интегрального объединения или хотя бы единого объяснения теории всеобщего тяготения, электромагнетизма и квантовой механики, так и гуманитарные науки нуждаются в единой парадигмальной теории, объясняющей поведение людей. В качестве таковой представителями Костромской школы экономистов выдвинута концепция общего экономического пространства. Она фиксирует другой уровень развития политической экономии, как интегральной идеальной конструкции, отражающей широкий, но обобщающий спектр современных технологических, правовых, социально-эконо-
мических процессов, нравственно-этических и культурологических тенденций. В ней стоимость и ценность, как базовые категории классической политэкономии и неоклассической теории, интегрируются в категорию «институциональная ценность». Именно последняя является тем общественным нормативом, подобным стоимости или ценности, который уже регламентирует поведение людей в «новой экономике». И затем, если быть до конца последовательными, то сам факт признания «новой экономики», которая сегодня уже охватывает около 75% трудящихся, означает признание необходимости возникновения новой науки об этой сфере деятельности, принципиально изменившей всю современную хозяйственную систему. Ведь, как писал главный редактор журнала «Бизнес Уик», мы знаем, как измерить продукцию старой экономики, но абсолютно не знаем, как измерить ее в высокотехнологичной экономике. Поэтому наш тезис — не назад к политэкономии, а вперед к новой политэкономии как обобщающей науке о современной мирохозяйственной политико-экономической системе. Для этого есть как онтологические, так и гносеологические предпосылки.
Литература
1. Аскеров Н.С. Институционализация неформальных правил в транзитивном обществе //Россия в глобальной экономике: вызовы и институты развития. Материалы III Международного политико-экономического конгресса и VI Международной научно-практической конференции. Том 2. — Ростов-на-Дону: изд-во ЮФУ, 2016. — С. 58-63.
2. Белокрылов О.С. Механизмы импортозамещения и их эффекты // Россия в глобальной экономике: вызовы и институты развития. Материалы III Международного политико-экономического конгресса и VI Международной научно-практической конференции. Том 1. — Ростов-на-Дону: изд-во ЮФУ, 2016. — С. 30-37.
3. Кастельс М. Информационная эпоха: общество и культура / Пер. с нем. Под науч. ред. О.И. Шкаратана. — М.; ГУ ВШЭ, 2000. — 608 с.
4. Кёвеш П. Теория индексов и практика экономического анализа / Пер. с венг. — М.: Финансы и статистика, 1990. — 303 с.
5. Корняков В.И. Послезавтра: краткая политическая и социальная экономия. — Ярославль: Изд-во ЯГТУ, 2007. — 223 с.
6. Корняков В.И. Воспроизводство как поток единой субстанции: зависимости, модели, объемные структуры. — М.-Ярос-лавль, 2000. — 303 с.
7. Мизес, Людвиг фон. Теория и история: интерпретация социально-экономической эволюции / Пер. с англ. А.В. Куряева. — М.-Челябинск: Социум, 2013. — 368 с.
8. Минченко А.А. Великая постсоветская депрессия: осознание, определение, преодоление. — М.: Логос, 2002. — 304 с.
9. Папава В.Г., Беридзе Т.А. Очерки политической экономии посткоммунистического капитализма (опыт Грузии). — М.: Изд-во «Дело и Сервис», 2005. — 288 с.
10. Чекмарев В.В. Новая политическая экономия: истоки и итоги (Костромская инициатива). Актовый доклад на теоретическом семинаре «Дискуссионные проблемы современной обществоведческой и экономической мысли», МГУ им. М.В. Ломоносова, 20 октября 2009 г. — М.: МГУ им. М.В. Ломоносова. Центр общественных наук; Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2009 — 47 с.
11. Чекмарев В.В. Диалектика и ее реализация в новой политической экономии / Тридцатипятилогия. Современная экономическая теория: конфликты парадигм развития: материалы II Международного симпозиума, посвященного 35-летию кафедры экономики КГУ им. Н.А. Некрасова — Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2016. — С. 281-293.
12. Чекмарев В.В., Чекмарев Вл.В., Новая политическая экономия — наука о мирохозяйственной системе // Вестник Восточно-Сибирского университета технологий и управления. — 2015. — №6 (57) — С. 97-105.
13. Чекмарев В.В., Чекмарев Вл.В. Новая политическая экономия в контексте ожиданий реализации прогностической функции экономической науки // Вопросы политической экономии. — 2015 — №3. — С. 20-29.
