CC BY
49составлялась и пополняется материалом совершенно случайным. В парижских книгохранилищах (Национальная] Библиотека], Визант[ийский] Институт, Славян|ский| Инст[итут], Славянская библиотека иезуитов, составленная из книг Мартынова, Гагарина и пр., Библиотека Школы Вост[очных] языков, наконец, и наша институтская) можно найти очень много по части “Rossica”, но, конечно, далеко не все... Посему мое библиофильство никак не может быть удовлетворено так, как я бы того хотел»1.
Насколько полно удалось архимандриту Киприану выполнить задуманное? Сравнив состав картотеки с полными списками выпускников духовных академий 1814—1918 гг., можно сделать вывод, что архимандриту Киприану удалось охватить около двух третей русских богословов. Выпускники последних предреволюционных лет (1915—1918), по понятным причинам, включены в картотеку минимально.
Конечно, в наше время круг источников, связанных с историей русского богословия и духовной школы, расширился, стали доступны многие архивные документы, которых не мог иметь архимандрит Киприан. Проведен ряд исследований, которые уже представляют собранные и систематизированные данные по конкретным духовным академиям, отдельным категориям русских богословов. Но составление полноценной истории российской высшей духовной школы, и тем более полномасштабной истории русского богословия XIX — начала XX в., — дело будущего. Поэтому, несмотря на неполноту охвата и фрагментарность приведенных сведений, картотека архимандрита Киприана может быть использована в этой работе. Это было бы данью памяти отца Киприана, стремившегося всей своей жизнью войти в духовно-учебную традицию, и еще одним подтверждением неразрывной связи все этапов русской богословской традиции.
1 Из письма архимандрита Киприана (Керна) протопресвитеру Василию Виноградову от 20 декабря 1957 г. (Архив ССПБИ в Париже. Фонд архимандрита Киприана (Керна)).
ПУБЛИКАЦИИ
Г, В. Бежанидзе
НОВАЯ КНИГА О МИТРОПОЛИТЕ ФИЛАРЕТЕ
(ДРОЗДОВЕ)
СегеньА. Ю. Филарет Московский. М.: Молодая гвардия, 2011. — 429 с. (Жизнь замечательных людей; вып. 1525 (1325)).
В большом потоке церковной и околоцерковной литературы разных жанров и разного качества подчас трудно бывает заметить интересную книгу. За последние годы наметилась определенная специализация, и православный читатель уже не спешит покупать любую книгу, где говорится о вере и Церкви. Однако неизменным вниманием по-прежнему пользуются произведения о видных деятелях нашей церковной истории, будь это житие, сборник документов или роман. Существует давняя традиция душеполезного и назидательного чтения, а что более ей удовлетворяет, чем рассказ о святом?
Издательство «Молодая гвардия» уже не первый год выпускает в своей известной серии «ЖЗЛ» («Жизнь замечательных людей») книги о людях Русской Церкви: патриархе Тихоне, преподобном Сергии Радонежском, преподобном Савве Сторожевском, благоверном князе Александре Невском. В этот ряд встала и книга Александра Сегеня «Филарет Московский».
Очевидно, что писатель поставил для себя почетную, но непростую задачу: предложить читателям популярный рассказ о жизни и служении замечательного деятеля Русской Церкви XIX в., причисленного к лику святых. Но это благое дело требует как почитания святителя Филарета, так и дерзновения на охват всего его многообразного полувекового служения Церкви, а также определенного уровня профессиональных знаний.
В первом А. Сегеню нельзя отказать. По всему тексту книги писатель демонстрирует большой пиетет к Московскому Златоусту, «небесному владыке и заступнику града Москвы» (с. 420), как он называет митрополита Филарета. Иначе обстоит дело с историкобогословской компетенцией, из-за недостаточного уровня которой дерзновение незаметно для автора переходит в дерзость, а осмысленное почитание — в слепое поклонение.
А. Сегень, похоже, не сознает этой опасности, ибо категорически не соглашается с мнением «некоторых православных писателей», которые полагают, что за написание жизнеописания святого может браться только человек, компетентный в данных вопросах (автор монографии называет его «имеющим духовное звание»). А. Сегень с пафосом пишет: «Неужели следует ждать, чтобы за это, ничтоже сумняшеся, брались авторы, вообще чуждые православию, но четко улавливающие конъюнктуру рынка и готовые писать на любую тему?!» (с. 363). По убеждению писателя, любой верующий во Христа член Православной Церкви обязан опередить этих искателей популярности в книжном мире. Иными словами, по мнению А. Сегеня, для написания подобных трудов не требуется ни исторической, ни богословской компетенции. Однако такой подход может привести к искажению облика святого, что представляет не меньшую, но большую опасность в том случае, если автор жизнеописания ревностный православный, ибо тогда его произведение будет выглядеть более убедительным.
Конечно, перед нами не монография, не научное исследование, а популярная биография. Однако одной из славных традиций серии «ЖЗЛ» как раз и была опора авторов на проработанный большой исторический материал. В данном случае можно констатировать поверхностное знание как исторического, так и богословского материала.
Книга построена по хронологическому принципу жизнеописания. Первые главы посвящены детским годам будущего святителя и его обучению в семинарии. Далее автор последовательно рассказывает о важных этапах жизни Василия Дроздова, принятии им монашества, служении в сане иеродиакона, иеромонаха, архимандрита, епископа, архиепископа и митрополита. Перед читателем встает портрет яркой личности, сознающей свои силы и возможности.
Автором описаны различные эпизоды из служения святителя Филарета в Петербурге и Москве, его взаимоотношения с церковными служителями, русскими дворянами, деятелями культуры и юродивыми. Ярко обрисованы контакты святителя с русскими государями: Александром I, Николаем I и Александром II. Рефреном в жизнеописании служат проповеди митрополита Филарета.
Последняя глава повествует о кончине, прославлении в лике святых, обретении и перенесении в Храм Христа Спасителя мощей святителя Филарета. В приложении приведены тропарь, кондак, молитва святителю Филарету и основные даты его жизни и деятельности. Книга прекрасно оформлена и иллюстрирована.
Жизнеописание написано живым литературным языком. Автор активно цитирует проповеди и письма Московского святителя. Жизнь и деятельность митрополита Филарета предстает на фоне событий российской истории. Автору удалось гармонично сочетать тематический и хронологический принципы изложения и изобразить отдельные сюжеты из жизни митрополита Филарета, не нарушая при этом основную канву повествования.
В то же время внимательный читатель не может не обратить внимания на то, что в рецензируемом жизнеописании содержатся грубые исторические и богословские ошибки. Так, про святителя Василия Великого автор пишет: «Сей архиепископ Кесарии Ка п п ад о к и й с кой, живший в VI веке, прославился тем, что во многих землях успешно проповедовал христианство и многих обратил ко Христу» (с. 9). Патриаршество, по мнению автора, было на Руси упразднено в 1703 г. (с. 13). Московская епархия в XV в. «совершенно отделилась от Киевской митрополии...» (с. 90). Автор, вероятно, не разделил два независимых события: перенос центра митрополии из Киева в Москву и разделение митрополии при святителе Ионе. Наивна уверенность писателя в том, что порядок чтения евангельских и апостольских зачал за богослужением был введен в употребление святителем Филаретом, и в настоящее время эти таблицы «прилагаются на каждый день в ежегодно издаваемом православном церковном календаре» (с. 83—84). Особенно выдает богословскую безграмотность автора его расшифровка сокращенного наименования послания апостола Павла к Филиппийцам (Флп): по мнению автора, это «Послание апостола Филиппа» (с. 84)!
Так, например, автор, приводя цитату из Евангелия от Иоанна: «Вначале было Слово...» (Ин 1. 1), пишет: «Слово в данном случае — божественная сущность, воплотившаяся во Христе» (с. 76). По меньшей мере, автор отрицает Вторую ипостась Пресвятой Троицы, но, вероятно, даже не понимает этого.
Такого рода фактические ошибки досадны, они показывают незнание автором церковной истории и богословия. Но гораздо опаснее то, что А. Сегень создает свой образ святителя Филарета, который весьма далек от реального Филарета, предстающего перед нами на страницах проповедей, писем, деловых бумаг святителя и в воспоминаниях его современников. Автор биографии создает этот ложный образ в соответствии со своими богословскими представлениями, которые весьма далеки от церковного взгляда и даже еретичны. Его заблуждения особенно ярко проявляются на фоне цитат из проповедей Московского святителя, которые А. Ю. Сегень пытается комментировать. Так, поясняя проповедь святителя Филарета на Рождество Христово 1825 г., он пишет: «Иисус же освободил евреев, а за ними и все остальные народы от древних заветов вражды и взаимного порабощения, от закона “зуб за зуб, кровь за кровь”, дав новый закон: “Возлюби ближнего”, и даже более: “Возлюби врага своего”» (с. 117). Однако даже из приведенных писателем цитат видно, что митрополит Филарет имеет в виду освобождение от греха, благодаря которому и стал возможен переход от ветхого закона к благодати.
Объяснение автором беседы святителя Филарета «О новом рождении свыше» не только богословски неверно, но и просто бессвязно. «Термином “возрождение”, — пишет автор, — мы приучены называть явление отхода от христианских догматов и возврат к идеалам язычества... Филарет вкладывал в слово “возрождение” совершенно иной смысл» (с. 267). Почему в проповеди святитель Филарет должен следовать терминологии, далекой от богословия и сформировавшейся в XX в., неясно, но мысль автора, по крайней мере, понятна. Далее, однако, следует нечто более невразумительное: «Как следом за появлением на свет идет крещение, так следом за телесным появлением на свет должно произойти духовное второе рождение — возрождение человека» (с. 267). Интересно, что же автор имеет в виду? На первый взгляд, здесь просто неудачно построенная фраза: получается тавтология, ведь крещение и есть второе рождение. Оказывается, нет!
По мысли автора. Таинство Крещения не есть духовное рождение , а внешний обряд, хотя и священный, который необходимо отделить от «внутренней истины». «Говоря о крещении, — продолжает развивать своею мысль автор, — и тут Филарет отделил внешний обряд от внутренней истины. Да, таинство крещения священно... (Далее следует цитата из святителя Филарета, из которой следует только то, что святитель принципиально отделяет Таинство Крещения от ветхозаветных омовений. — Г. Б.) Но и крещение есть только шаг к будущему духовному возрождению, и само собой оно не произойдет, если не идти по жизни, усовершенствуясь духовно» (с. 268).
Из данной авторской цитаты следует, что под «внешним обрядом» А. Сегень понимает не чинопоследование Таинства Крещения, но само Крещение, а под «внутренней истиной» не божественную благодать, но возрождение, происходящее после Крещения. Каким же образом произойдет это возрождение, если Таинство Крещение есть только обряд? По мысли автора, для этого вполне достаточно человеческих усилий по духовному усовершенствованию. Было бы еще полбеды, если бы автор эти мысли относил к своему собственному мудрованию, но он приписывает их святителю Филарету!
Автор не стесняется уверенно домысливать за святителя Филарета мотивацию его действий. Например, А. Сегень приписывает святителю честолюбивое желание архиерейского сана как единственную причину принятия им монашеского пострига (с. 25—26), а его отказ подать прошение об оставление его в Троице-Сергиевой Лавре — «желанием отведать петербургской жизни» и освободиться от опеки митрополита Платона (с. 31). Автор объясняет поступки зрелого и духовно опытного митрополита Филарета то детской капризностью, то мелочными обидами. Так, например, прошение об увольнении на покой в 1828 г. святитель Филарет написал «от обиды» на нападки адмирала Шишкова и его сторонников (с. 152). Заметим, что четырьмя годами ранее у святителя Филарета было гораздо больше поводов «обидеться» в связи с гонениями со стороны противников перевода Священного Писания.
Понятно, что объяснения самого святителя Филарета автора никак не устраивают: они слишком пресны и неинтересны для его литературного опуса, ибо принцип написания данного жизнеописания
в корне ненаучен: А. Сегень пишет роман, где важное место занимает не достоверность события, а его художественная ценность.
При таком подходе «всякое лыко в строку». Как, например, истолковывает автор игру семинаристов, когда юного Василия Дроздова ударяли сзади в спину со словами «прорцы, Василий, кто тя ударяй»? Оказывается, семинаристы стали подмечать в Дроздове «дар прозорливости» (с. 21).
Можно привести еще один образец красоты авторского слога: «В начале нового 1855 года смерть, продолжая жатву, один за другим скосила два колоса. Гибель первого потрясла своей неожиданностью, гибель второго заставила содрогнуться всю страну, настолько и неожиданной и зловещей она явилась. В январе умер глава Церкви. В феврале умер глава государства. Два Николая» (с. 337). Конечно, ради такого пассажа можно пренебречь каноническим правом и поставить во главе Церкви не Синод, а обер-прокурора графа Н. А. Протасова, который даже членом Синода не был.
Неудивительно, что А. Сегень, стремясь как-то приукрасить житийную икону Московского святителя, точнее, описать его образ в соответствии со своими представлениями о том, каким он должен быть, активно пользуется всевозможными сомнительными источниками: анекдотами Н. С. Лескова и даже жандармскими доносами, безоговорочно им доверяя.
Автор, как это следует из его повествования, весьма сочувственно относится к взглядам славянофилов. Следовательно, святителю Филарету не только приписывается безоговорочная славянофильская позиция — Московский митрополит становится первым славянофилом! И рождается новое звучное именование святителя — «славяно-филарет»! Красиво, ново и благозвучно. И не беда, что весь авторский пафос построен на доносе по поводу статьи «Несколько слов о философическом письме, напечатанном в XV книге Телескопа», поступившей в редакцию «Московского телескопа». Статья сия по слухам, дошедшим до московского обер-полицмейстера, приписывалась митрополиту Филарету. И вот уже рождается безапелляционное замечание автора: «стиль изложения очень похож на филаретовский» (с. 208).
Позвольте, отчего же он похож, где хоть какое-то подобие аргументации? Ведь святитель Филарет журнальных статей вообще не
писал! Достаточно внимательно прочитать даже приведенный автором текст вышеупомянутой статьи и сопоставить его с творениями Московского митрополита, чтобы убедиться в том, что не только стиль изложения, но и приводимые в статье идеи вовсе не филаре-товские.
«На три духовных владычества, — пишет неизвестный автор статьи, — и по сие время разделяют христианский мир. Истина еще в трех видах: в образе вещественном католичества, в образе духовном протестантизма и в образе слияния вещественного с духовностью Греко-Российской Церкви» (с. 207). Здесь явно прослеживается гегельянство: тезис, антитезис и синтез — весьма характерное, например, для трудов Ю. Ф. Самарина. Но святитель Филарет никогда не признавал никакой «духовной» истинности протестантизма, равно как и «вещественной» — католичества. Он вообще не мыслил в отвлеченных философских категориях. В своем отношении к инославию святитель Филарет опирался исключительно на Священное Писание и Предание и оперировал богословскими доводами (см., например, «Разговоры между ищущим и уверенным о Православии...»).
А. Сегень имеет свое мнение и относительно пастырского служения: священник, по мнению автора, должен прийти на помощь своим прихожанам «не только в духовном смысле». «Ведь Христос, — продолжает автор, — жил среди людей и все Его существо дышало стремлением помогать ближним». Поэтому священник должен быть искушенным в медицине и других науках. Пастырь, по мнению автора, нередко становится и превосходным медиком. Однако даже из приведенных автором примеров следует нечто противоположное. Святые целители Пантелеймон, Косьма и Дамиан, апостол Лука, будучи медиками, становились пастырями, а не наоборот, как утверждает писатель. В это прокрустово ложе авторского мировоззрения в очередной раз втискивается святитель Филарет: писатель уверенно утверждает, что святитель, исполняя послушание в семинарской больнице, «старался освоить все новые открытия в области лечения больных» (с. 18).
С непреодолимыми трудностями сталкивается автор, когда ему приходится как-то пояснять, например, взаимоотношения святителя Филарета и адмирала А. С. Шишкова, которых, по мнению автора, «потомки почитают с одинаковым благоговением» (с. 112). Главная
проблема возникает в связи с тем, что факт апологии со стороны святителя Филарета деятельности Библейского общества замолчать просто невозможно, а Шишков, как известно, был самым горячим противником перевода Священного Писания на русский язык.
Однако автор находит объяснение активному участию святителя Филарета в деятельности Библейского общества: он, оказывается, стал членом Библейского общества вместе с митрополитом Серафимом (Глаголевским), для того чтобы нейтрализовать вредоносную деятельность Общества и развалить его изнутри (с. 68)! Но каким образом тогда святитель Филарет и митрополит Серафим принципиально расходились во взглядах на перевод Библии? Автору до этого дела нет. Для него главное — сокрушить масонов и мистиков. Правда, не всех. Некоторые вызывают у автора неподдельное восхищение. «Удивительно, — пишет А. Сегень о баронессе Криденер, — что русские священники не могли оказать на Александра такого христианского влияния, как эта женщина! Вот уж, воистину, дух дышит, где хочет!» (с. 74).
Естественно, что при таком взгляде на Библейское общество, который сформировался у автора, даже иезуиты были изгнаны из России не потому, что совращали православных, а потому что отказались вступить в Библейское общество (с. 74). Главу Библейского общества А. Н. Голицына, о котором святитель Филарет пишет как о ревностном защитнике Церкви, А. Сегень характеризует как «пустого» человека, так и не ставшего истинно православным и даже в религии искавшего для себя «спасения от скуки и наибольшего разнообразия» (с. 82). Для автора жизнеописания очевидно, что запрет деятельности Библейского общества был радостным событием для святителя Филарета (с. 134). А тот факт, что сам святитель Филарет оценивал это событие прямо противоположно, не имеет никакого значения: А. Сегень лучше знает, что думал митрополит Филарет, чем сам Московский святитель.
По такому принципу, следуя «гениальным», по мнению автора, словам А. С. Пушкина «Тьмы мелких истин мне дороже наш возвышающий обман» (с. 122), А. Сегень и пишет свою работу.
Врагом и завистником святителя Филарета автор, например, не обинуясь, называет святителя Филарета Гумилевского (с. 240). Какое же подтверждение своей клевете на святителя Филарета (Гумилев-
ского), искренне почитавшего митрополита Филарета Московского, приводит автор? Святитель Филарет Гумилевский писал А. В. Горскому о том, что русские «бросают грязью» в Московского святителя в связи с изданием его проповедей. «Будет время, когда сильно будут каяться, но без пользы для Церкви», — заканчивает свое письмо преосвященный Филарет (с. 262). Нетрудно убедиться, что в этих словах Черниговского святителя можно найти только почтительное благоговение перед своим учителем.
В целом можно констатировать, что, несмотря на все благие намерения автора и его безусловное почитание святителя Филарета (что, конечно, нельзя не приветствовать), многочисленные ложки дегтя, вольно или невольно смешанные автором с иногда вполне доброкачественным словесным медом жизнеописания, делают его книгу более похожей на апокрифические произведения (которые преимущественно и выходили из церковной, но необразованной среды), чем на церковный портрет Московского Златоуста.
