CC BY
98
ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПРАВА
ЕЛЕНА АНДРЕЕВНА ЛУКАШЕВА
Институт государства и права Российской академии наук 119019, Российская Федерация, Москва, ул. Знаменка, д. 10 E-mail: [email protected] SPIN-код: 2957-3056 ORCID: 0000-0001-6975-0668
DOI: 10.35427/2073-4522-2019-14-2-lukasheva
НОРМАТИВНОСТЬ КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ: ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ
Аннотация. Современные исследования культуры стремятся преодолеть противоположность природного и символического начал. Это становится возможным благодаря широкому использованию данных естественных наук относительно человеческого мышления и поведения. Весомый вклад в познание вносят исследователи, работающие в области психологии, нейрофизиологии и т.д. Информация о строении головного мозга используется для уточнения и обоснования выводов о социальной реальности, ее сущностных свойствах.
Системный анализ культуры позволяет выделить в качестве обособленной ее нормативную подсистему, происхождение и развитие которой также может исследоваться с помощью естественно-научной методологии. Логика изучения нормативности предполагает определение ее изначальной, недифференцированной формы и движущих сил, обусловивших расщепление данной формы на множество взаимосвязанных, но различных модификаций.
Общеизвестная сегодня противоположность морали и права существовала далеко не всегда, это же можно сказать и об обособленном существовании религиозных предписаний. Изначально нормы поведения складывались, с одной стороны, в результате многократного повторения коллективно одобряемых образцов поведения, с другой — в связи с эффективностью данных норм с точки зрения выживания локального сообщества. Первобытные люди руководствовались правилами, о содержании которых мы сегодня имеем лишь косвенные свидетельства, запечатленные в мифологии. Миф — форма мысли, не знающая дихотомических делений (объект и субъект, естественное и искусственное, причина и следствие, первичное и вторичное). Тот факт, что мифологичность присуща общественному сознанию и сегодня, позволяет считать, что между первобытным и современным состоянием нормативности не существует резкого качественного разрыва.
Ключевые слова: культура, нормативность, право, религия, мифология, природа человека, диалектика биологического и социального
ELENA A. LUKASHEVA
Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences
10, Znamenka str., Moscow 119019, Russian Federation
E-mail: [email protected]
ORCID: 0000-0001-6975-0668
NORMATIVITY AS A PHENOMENON OF CULTURE: ORIGIN AND MEANING
Abstract. The contemporary studies of the culture seek to overcome the contrast between the natural and symbolic origins. It becomes possible due to a wide application of the data of natural sciences in respect of human mentality and behavior. A major effect to contribute significantly is made by the researchers operating in the domain of psychology, neurophysiology etc. The information on the cerebral structure is used to refine and substantiate the findings on social reality and its essential properties. The systematic analysis of the culture enables to highlight as a separate one its normative subsystem, the origin and development of which can be also investigated using natural sciences methodology.
The logic of studying normativity assumes definition of its primordial, non-differentiated form and driving forces which conditioned fragmentation of the given form into a multiple of interrelated, however various modifications.
A well-known for today contrast between moral and law not always did exist; the same can be stated about a separate existence of religious prescriptions. Initially the standards of behavior were established, on the one part, as a result of multiple repetitions of the collectively approved behavioral patterns, on the other part — due to the efficiency of the given standards from the perspective of survival of the local community. The primitive people were guided by the rules, of which we, in today's context, have only indirect evidences capture in mythology. A myth is a form of thought not knowing dichotomous divisions (object and subject, natural and artificial, cause and effect, primary and secondary). The fact that mythology is intrinsic of public consciousness enables nowadays to consider that there is no any dramatic quality gap between primordial and contemporary state of normativity.
Keywords: culture, normativity, law, religion, mythology, human nature, dialectics of social and biological
1. Введение
Проблемы культуры, ее эволюции, содержания составляющих ее элементов — религии, права, нравственности, политики, науки, искусства, обычаев, традиций, мифов и верований, взаимодействия социокультурных норм и институтов традиционного являются общими для различных гуманитарных наук.
Растет число междисциплинарных исследований. Их участники пытаются построить модели социокультурных процессов, используя данные физиологии, нейробиологии, генетики, т.е. наук о мозге, его психической деятельности, строении, организующих общий поток мыслительного процесса. Это способствует углублению знания о нормативных структурах как важной стержневой опоре культуры, пониманию особенностей зарождения этой системы на самых ранних стадиях человеческого общества, ее способности передавать информацию, опыт, образцы поведения от поколения к поколению.
Понятие культуры как универсальной системы общественных отношений, структурированных нормами и институтами, открытия в генетике, нейробиологии и теории эволюции, а также эволюционной психологии позволяют создать единую интегративную теорию природы человека, его поведения.
По мнению ряда ученых, соединение социального и культурного уровней анализа с психологическим и биологическим может открыть путь к «захватывающим дух» открытиям, которые не могли бы состояться в рамках отдельных дисциплин.
2. Культура как объект исследования: системный взгляд
Как отмечается в литературе, «культура уже пополнила собой и без того немалый список безразмерно-абстрактных в своем содержании терминов типа развитие, контекст, структура, картина мира и др. Все примерно понимают, о чем идет речь в каждом конкретном случае, но первичная содержательная основа всякий раз ускользает»1. Определение этой основы и составляет предмет усилий современных ав-торов2.
1 Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М., 1998. С. 7.
2 См., например: Bachmann-MedickD. Cultural Turns. Neuorientierungen in den Kulturwissenschaften. Reinbeck bei Hamburg, 2006; Böhme H., Matussek P., Müller P. Orientierung Kulturwissenschaft: Was sie kann, was sie will. Reinbeck bei Hamburg, 2000.
Сколько бы ни было определений у понятия «культура», употребляемых в современной научной и публицистической литературе3, изначальное его значение остается системообразующим. Как известно, появление этого термина относится ко времени Древнего Рима, и его этимология восходит к латинскому слову cultura (возделывание, обрабатывание, уход, развитие, воспитание, образование, почитание), которое первоначально употреблялось для обозначения изменений в сельском хозяйстве 4. Об исходном смысле этого понятия пишет и русский ученый-правовед Г.К. Гинс: «"Возделывание", обработка каких-либо объектов, которое позволяют добиться более высоких результатов в любой сфере, когда люди сознательно стремятся к совершенствованию среды их обитания — материальной, социальной, нравственной, духовной, правовой, художественной»5.
Широкий подход к пониманию культуры разделяют не только антропологи (для которых это вполне естественно), но и психологи — С. Пинкер, Д. Майерс и др. Так, С. Пинкер понимает под культурой «совокупность социально транслируемых паттернов поведения, убеждений, обычаев, искусства и других продуктов человеческого труда и мысли»6. Подчеркивая неразрывную связь биологии и культуры, он справедливо критикует теории, отделяющие материю от разума, материальное от духовного, физическое от психического, природу от общества, естественные науки от общественных.
Культура исследуется практически всеми общественными науками, но для юристов первостепенный интерес представляет нормативно-институциональная основа культуры, возникшая на ранних этапах развития человечества и сформировавшаяся в процессе исторического развития в сложную социокультурную систему ценностей, предписаний, символов, традиций, верований.
3 Первое определение культуры дал английский этнограф Э. Тайлор (1832— 1917). Как отмечают современные американские культурологи А. Крёбер и К. Клаксон в совместном исследовании, наблюдается огромный и все возрастающий интерес к этому понятию. Так, по их подсчетам, если с 1871 г. по 1919 г. было дано семь определений культуры, то с 1920 г. по 1950 г. их число возросло до 150. Сейчас количество определений измеряется уже четырехзначными числами. Подробнее см.: Гу-ревичП.С. Культурология. М., 2005. С. 31-32.
4 Подробное изложение многочисленных определений понятия «культура» содержится в монографии А.Н. Чумакова. См.: ЧумаковА.Н. Метафизика глобализации. Культурно-цивилизационный контекст. М., 2006. С. 95-105.
5 Гинс Г.К. Право и культура. М., 2012. С. 35-36.
6 Пинкер С. Чистый лист. Природа человека. Кто и почему отказывается признать ее сегодня / Пер. с англ. Г. Бородиной. М., 2018. С. 43.
В современном понимании культура — это явление многослойное и вместе с тем целостное. С учетом этого культуру можно определить как нормативно-институционально структурированную, многоэлементную, целостную суперсистему, охватывающую все сферы общественных отношений, воздействующую на их развитие, целями которой являются преодоление хаоса и неопределенности, установление порядка, интеграция, сохранение образца, норматива, института, передача стандартов и ценностей последующим поколениям.
В своей целостности и многослойности культура включает следующие элементы (подсистемы):
- социокультурная система как системообразующий фактор (нормы, институты, ценности);
- интериоризация этих норм, институтов, ценностей, внутреннее согласие индивида, коллектива, общности с их необходимостью для упорядочения взаимодействия людей;
- деятельность, поведение людей, основанные на этих нормах и ценностях;
- результаты многообразных видов этой деятельности (духовные и материальные).
3. Человеческое поведение как подсистема культуры: парадигмы описания
Длительный период времени основным источником знаний о человеке была религия. Она явилась начальным элементом зарождающейся человеческой культуры, обладавшим способностью «предписывать людям определенные правила поведения, исходящие от сверхъестественного авторитета либо санкционированные им»7. Религия — первичный и неизменно сохраняющийся регулятор поведения человека в любой культуре, упорядочивающий общественные отношения, приближающий земное бытие человека к Божественной норме, религиозному правилу.
В европейской культуре религия доминировала вплоть до XIV в. В этот период в Западной Европе возникло интеллектуальное движение, цель которого заключалась в отделении разума от веры, освобождении воли от влияния церкви, изучения мира от теологии. Религиозный постулат, согласно которому разум и воля человека должны стремиться к соответствию божественному замыслу, встречает проти-
7 Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции / Пер. с нем. Г.В. Барышниковой. М., 1989. С. 401-402.
водействие рационального мышления. Однако в этот период не произошло разрыва религии и науки, хотя тенденция к этому обозначилась.
Отделение науки от религии открыло простор для множества новых теорий о природе человека и его деятельности. Эти теории углублялись и усложнялись соответственно прогрессу познания, изменению социальных связей и возникновению новых идей в периоды Возрождения, Реформации, Просвещения. Прогресс социальной мысли был, конечно, не повсеместным. В традиционных обществах понятия о природе человека оставались неизменными, соответствующими религиозным и нравственным учениям и культурам различных стран и цивилизаций. В техногенных культурах они наполнялись новым смыслом в связи с развитием науки.
Однако, по мнению американского социального психолога Д. Ма-йерса, «на протяжении всей истории человечества социальное поведение человечества научно изучалось лишь в течение одного века, того самого, который завершился. Если принять во внимание, что мы находимся лишь в самом начале пути, можно сказать, что достигнутые результаты делают нам честь»8.
Если проанализировать историю науки от эпохи Просвещения до наших дней, то можно назвать несколько обстоятельств, обусловивших успехи в познании природы человека и его поведения.
(1) Все гуманитарные науки независимо от предмета исследования — это науки о человеке, его поведении, условиях и механизмах, детерминирующих определенный вид поведения. Каждая из наук — антропология, социология, правоведение, политология, этика, психология — изучает своеобразие поведения человека во взаимодействии с окружающей средой, в единой системе общественных отношений. Каждая из наук определяет специфику соответствующего социального регулятора как способа воздействия на сознание и поведение людей. По мере развития общественных наук становится все более ясным усиление взаимодействия и взаимосвязи права, нравственности, политики, религии, традиций, обычаев в процессе регулирования. Такое взаимодействие выражается во взаимной поддержке и взаимодополнении норм различного вида, усиливающих эффективность социальной регуляции. На этой основе сформировалось понятие единой универсальной социокультурной системы как элемента культуры — отличи-
8 Майерс Д. Социальная психология / Пер. с англ. З.С. Замчук. 7-е изд. СПб., 2018. С. 8.
тельного признака человеческой природы, «инструмента для жизни», для формирования человека как социального существа.
(2) Открытия в генетике, нейробиологии и теории эволюции позволили создать науку о разуме, изучающую природу человека, преодолеть разрыв между его физическими особенностями, с одной стороны, и смыслом, содержанием, идеями, причинами и намерениями — с другой, уравнять мир идей с миром материи. Эти вопросы широко исследуются в литературе9.
Всесторонний и глубокий анализ связей культуры и биологии, противостояния позиций относительно природы человека, наследственности, индивидуального и коллективного сознания и др. содержится, в частности, в работе С. Пинкера10, который вводит читателя в сложный мир разума, психической деятельности мозга, его строения, способности принимать информацию и перерабатывать ее, устанавливать обратную связь. Разум — это сложная система, состоящая из множества взаимодействующих частей, совместно организующих общий мыслительный процесс или целенаправленное действие.
Концепция человеческой природы важна не только для естественных, но и для гуманитарных наук. Современная правовая наука также не осталась в стороне от исследования этих проблем. Культура, охватывающая все сферы общественных отношений, в ее нормативном выражении — это та социальная среда жизни человека, которая неотделима от нейробиологических процессов, и такое направление исследований перспективно. Общий мыслительный процесс, организующий целенаправленное поведение человека, раскрывается в единстве физического, психического и социального. Право как элемент культуры никогда не оказывает влияния на поведение человека вне связи с другими ее элементами; сознательно или подсознательно человек испытывает воздействие религии, морали, культуры, традиций.
(3) Взаимосвязь биологического и символического в человеке выступает также предметом интереса эволюционной психологии. Это наука об истории и адаптивной функции разума. «...История и культура опираются на психологию, которая в свою очередь основывается на информатике, нейронауках, генетике и эволюции»11. Каждый аспект нашей интеллектуальной жизни зависит от психических
9 См., например: GasparovI. Substance Dualism and the Unity of Consciousness // Forum Philosophicum. 2013. Vol. 18. No. 1. P. 109-123.
10 См.: Пинкер С. Указ. соч. С. 48.
11 Пинкер С. Указ. соч. С. 95.
процессов в тканях мозга. Психическое осознание и отношение к социокультурным процессам является их двигателем, способствующим интериоризации нормативов и стандартов на различных исторических этапах развития общества.
Включение в исследование всех элементов, определяющих поведение человека, позволяет создать интегративную теорию природы человека и культуры. Разумеется, такая теория возможна при условии объединения усилий биологов, эволюционистов, с одной стороны, и психологов и представителей других гуманитарных наук — с другой. «Именно так строится мост между биологией и культурой»12. Великие деятели наук о человеческой природе лингвист Н. Хомский, специалист по вычислительной нейронауке Д. Марр и этолог Н. Тикбер-ген независимо друг от друга пришли к убеждению, что психическую жизнь человека можно познать, если рассматривать ее на нескольких уровнях анализа, а не только на низшем (биологическом)13.
Взаимообогащение знаний в результате научного сотрудничества специалистов в области социальных и естественных наук способствует раскрытию загадок человеческого поведения (индивидуального, коллективного), пониманию причины устойчивости одних сообществ и нестабильности других, различий цивилизационных культур.
Таким образом, изучение человеческой природы прошло долгий путь от всецело сакральных представлений до сложного комплекса естественно-научных и гуманитарных концепций, пока еще не сложившихся в единую систему.
4. Истоки нормативности
Единство всех элементов культуры — непременное свойство, определяющее ее как целостное явление, которому не противоречит структурная обособленность отдельных подсистем культуры. Трудно согласиться с утверждениями некоторых ученых, что культура как целостное явление содержит лишь те нормы, которые легитимированы общественным согласием14. Культура, несмотря на целостность, содержит немало противоречивых нормативов, однако системное единство культуры остается ее постоянным свойством.
12 Пинкер С. Указ. соч. С. 95.
13 См.: там же.
14 См.: Amariglio J.L., ResnickS.A., WolffR.D. Class, Power, and Culture // Marxism and the Interpretation of Culture / Ed. by C. Nelson, L. Grossberg. Urbana, 1988. P. 487-502.
Нельзя признать обоснованным мнение немецкого философа Э. Кассирера, утверждающего, что универсум культуры целостен, но мы не можем определить и объяснить это единство ни в терминах метафизики, ни руководствуясь методами натуралистического или фаталистического понимания истории. Это единство выступает у Э. Кассирера как «идея и идеал, его должно творить, и в этом творчестве заключается самый сокровенный смысл культуры и ее нравственная ценность»15. Испанский философ Х. Ортега-и-Гассет разделяет это положение: «Универсум сам по себе, по своей структуре, непроницаем для мысли, ибо иррационален»16.
У академика Д.С. Лихачева иная позиция. Он рассматривает культуру как некое органически целостное явление, как особого рода среду, в которой существуют свои общие для разных аспектов культуры тенденции, законы притяжения и отталкивания17.
Рассматривая культуру как исторический процесс, в котором различные социокультурные ценности, нормы и институты сменяют друг друга, следует обратить внимание на следующие вопросы: какие причины определили возникновение нормативов первобытного общества; каким образом они развивались и утверждались? Анализ этих процессов позволит раскрыть неразрывную связь биологических факторов и культуры. «Биология и культура существуют не изолированно друг от друга, ибо культура работает с тем материалом, который предоставлен ей биологией, — пишет Д. Майерс. — Биологические и культурологические трактовки не антиподы. Они взаимодействуют друг с другом»18. Принимая эту установку, следует исходить из того, что природа человека наделяет его способностью к изучению, адаптации, социализации, усвоению опыта. В самой природе человека скрыта потенциальная способность к созиданию всего многообразия социокультурных форм. Но как именно организована эта способность, за счет каких биологических механизмов она поддерживается — на эти вопросы окончательных ответов сегодня нет.
15 Кассирер Э. Лекции по философии и культуре / Пер. с англ. И.А. Лейтес, Е.А. Жуковой // Культурология ХХ в. Антология / Сост. С.Я. Левит. М., 1995. С. 139-140.
16 Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? / Пер. с исп. Н.Г. Кротовской, В.С. Кулагиной-Ярцевой. СПб., 1991. С. 86.
17 См.: Лихачев Д.С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб., 2006. С. 350.
18 Майерс Д. Указ. соч. С. 237-238.
Культура — это «не какая-то субстанция, проникающая в человека сквозь кожу». Она опирается на нейронные связи, обеспечивающие нас даром, который мы называем способностью к обучению. Эти связи не превращают нас в слепых подражателей, они должны работать удивительно тонко, чтобы сделать передачу культуры возможной19.
Известные нам концепции по-разному объясняют происхождение феномена нормативности. Ведущее место занимают теории, в которых биологическое начало человека предпослано культурному. Тут могут быть варианты: одни авторы считают, что социальные правила являются органическим продолжением инстинктов, другие — что они выступают отрицанием животного начала20. Концепция, согласно которой социальные нормы компенсируют несовершенство биологической организации человека, также является натуралистической по своему духу, но и она не объясняет многого.
Известный немецкий мыслитель А. Гелен полагает, что навыки социального поведения происходят из инстинкта взаимности, врожденной склонности человека действовать с учетом интересов другого, и подчеркивает биоантропологическую природу институциональных норм, упорядочивающих жизнедеятельность людей посредством восполнения того, что человек не мог бы сделать в силу ограниченности набора ин-стинктов21. Аналогичную позицию занимает и С. Пинкер: «Такие традиции, как религия, семья, социальные обычаи, сексуальные нравы, политические институты — квинтэссенция проверенных временем техник, позволяющих нам обходить изъяны человеческой природы»22.
Иной подход характерен для психоаналитической традиции, в рамках которой биологическая слабость человека является основным условием возникновения человеческой культуры23. Вместе с тем у Э. Фромма есть положение, противоречащее такой позиции: «Человеческая природа, — пишет он, — не является ни биологической, ни врожденной суммой побуждений, ни безжизненной тенью культурных паттернов, к которым он приспосабливается; она — продукт че-
19 См.: Пинкер С. Указ. соч. С. 82.
20 См.: Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии // Исследования по общей этнографии / Отв. ред. Ю.М. Бромлей. М., 1979. С. 215-216; Думанов А.М., Першиц А.И. Мононорматика и начальное право // Государство и право. 2000. № 1. С. 98-103.
21 Рассуждения А. Гелена приводятся по кн.: Григорян Б.Ю. Философская антропология: Критический очерк. М., 1982. С. 86-102.
22 Пинкер С. Указ. соч. С. 356.
23 См.: Фромм Э. Бегство от свободы / Пер. с англ. Г.Ф. Швейника. М., 2018. С. 42. Труды Института государства и права РАН. 2019. Том 14. № 2
ловеческой эволюции, но также подчиняемая некоторым внутренним механизмам и законам. В процессе динамического приспособления к культуре развивается множество побуждений, мотивирующих действия и чувства индивида»24. Понятие «внутренних механизмов и законов» не расшифрованы автором.
Формирование первобытного регулирования как зачатков культуры определяется не только несовершенством человеческой природы, но и опытом, предшествующим переходу к новому состоянию, — зарождающейся социальностью. Исследования отечественных и зарубежных ученых показывают прямую зависимость степени сложности сигнальных систем животных от их образа жизни. Чем более «общественным» является существование вида, тем более развита внутри соответствующей популяции система знаков. Предоставление или передача информации от одной особи к другой оказывается полезным с точки зрения выживания для всех представителей вида, проживающих компактно на данной территории25. Соответственно, коммуникабельность наших предков послужила причиной их выживания и развития. Для подтверждения этой гипотезы мы сегодня располагаем некоторыми данными. Как свидетельствуют приматологи, «виды обезьян с наиболее гармоничными показателями группового поведения, т.е. наличием баланса между дружелюбным и агрессивным поведением», характеризуются наиболее сложными и разнообразными социальными взаимоотношениями26. Таким образом, «если в арсенале вида имеется та или иная полезная поведенческая модель (которой особи учатся индивидуально в течение жизни), естественный отбор начинает благоприятствовать особям, чьи гены не только не препятствуют полезному поведению, но прямо ему способствуют, причем не обязательно превращать это поведение в инстинкт, достаточно уметь быстро и надежно ему обучаться»27.
Такие исследования показывают, что переход в новое состояние происходил у предков человека в период, когда уже был накоплен некоторый опыт «социальности», т.е. взаимодействия и взаимоподдержки в групповой среде. Поэтому создание первичных норм — свидетельство возникновения первобытного мышления, зарождения рациональности.
24 См.: Фромм Э. Указ. соч. С. 33.
25 См.: Бурлак С.А. К вопросу о происхождении языка // Историческая психология и социология истории. 2011. № 2. С. 96—113.
26 См.: там же. С. 107.
27 Там же.
К. Леви-Строс справедливо отмечает, что «требование порядка лежит в основании мышления, называемого нами первобытным, поскольку оно лежит в основании всякого мышления»28. Как бы в подтверждение слов великого антрополога Т. Парсонс пишет: «В этом смысле все человеческие сообщества "культурны" и обладание культурой является неотъемлемым критерием человеческого общества»29.
Зарождение культуры начинается с нормативности как способа установления определенного порядка, причем вначале речь идет о локальных сообществах. Нормы возникают в виде простых запретов и дозволений; элементарных понятий — «можно» и «нельзя». Поиск этих понятий занимает длительный исторический срок, а их простота является кажущейся: за каждым правилом стоит многовековой отбор и выявленная на практике целесообразность.
Эти правила организации общественной жизни образовали своего рода «социокультурный путеводитель», который способствовал выживанию человечества в условиях непостижимых для первобытного человека явлений природы, враждебных племен, страха перед «высшими силами». Нормативность становится универсальным способом организации человеческого общества; она начинается с элементарных норм жизнеустройства, которые в процессе развития обогащались, усложнялись и дифференцировались, распространялись на все более многочисленные общности — вплоть до государств и цивилизаций.
Многие выдающиеся исследователи — К. Леви-Строс, Л. Леви-Брюль, В. Малиновский, К.Г. Доусон, А.Ф. Лосев и др. — приходят к выводу, что в современной культуре существуют элементы, сохранившиеся с первобытных времен. Понятно, что выявление таких элементов затрагивает и историю социальных норм. Как отмечает К. Леви-Строс, «истории было угодно, чтобы именно антропология начала с занятий так называемыми "дикими" или "первобытными" обществами... Но интерес к этим вопросам постепенно возрастает и у таких дисциплин, как демография, социальная психология, политические науки и право»30. В процессе исследования и «диких», и «цивилизованных» обществ обнаруживаются некоторые общие свойства «социальной» жизни31. Действительно, в современных обществах со-
28 Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с фр. В.В. Иванова. М., 2011. С. 101.
29 Парсонс Т. Система современных обществ / Пер. с англ. Л.А. Седова, А.Д. Ковалева. М., 1997. С. 13.
30 Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 399.
31 См.: там же.
храняются такие понятия и явления, как: вождь, семья, священные объекты (табу), инициации, праздники с традиционным порядком их проведения, соответствующие украшательства и убранства, песни, танцы, обряды — различные у разных народов. Повсюду мы находим универсальные запреты (например, запрет на кровосмешение) и предписания (различные поведенческие ритуалы).
Нормативность как способ регулирования отношений и взаимосвязей людей — одно из великих социальных открытий человечества, едва вступившего на тропу социальности. К сожалению, гуманитарные науки уделяют недостаточно внимания проблемам нормативности как «несущей конструкции» культуры, что подчас придает несколько абстрактный характер исследованиям. В юридической науке нормативность нередко понимается узко, иногда в определенном контексте она носит негативный оттенок, ассоциируется с позитивизмом.
В действительности нормативность — богатое и многообразное историческое явление, универсальное свойство человеческого бытия, позволяющее обеспечить передачу правил жизни от поколения к поколению. Вместе с тем она динамична, ее содержание меняется. Нормативность характеризует ту или иную культуру. Если исследовать историю различных этносов по характеру нормативных предписаний, то можно получить целостное представление о жизни множества поколений, о прогрессивной или регрессивной динамике их развития.
Первобытное регулирование было калькой первобытного мышления, для которого характерно восприятие человеком себя как части «космоса», т.е. сверхъестественного мира, где он свободно общался с духами, богами, умершими. Поэтому нормативная культура, т.е. требования и предписания норм, распространялись не только на людей, но и на животных, на непостижимый «другой мир». Нерасчлененность, слитность бытия человека определяла нерасчлененность его мышления. Как справедливо отмечает Г.В. Мальцев, «перед нами громадное и многозначительное явление — синкретизм (нерасчлененность, слитность и т.д.) первобытнообщинного жизненного уклада, прослеживаемое во всех аспектах и измерениях данного общества»32. Но синкретизм мысли вовсе не предполагает, что она лишь пассивно реагирует на внешние раздражители. Мышление всегда было активно и созидательно.
32 Мальцев Г.В. Пять лекций о происхождении и ранних формах права и государства. М., 2000. С. 7.
К. Леви-Строс33 и Б. Малиновский34 привлекают внимание к особому качеству первобытного мышления — способности к наблюдению и классификации. Близость к природе позволяет глубоко изучать полезные и вредные свойства растений и животных, создавать их классификацию. «Любое классифицирование имеет превосходство над хаосом. Это - этап в направлении к рациональному порядку»35. Очевидно, что и нормативные основания бытия со временем подвергались систематизации, что способствовало установлению порядка совместных работ, проведения праздников, брачных обрядов, иници-аций, магических действий и т.п.
Видимо, нет смысла спорить о первичности возникновения норм какой-либо одной разновидности. Трудно сказать, что сформировалось раньше — мораль или обычай, религия или мораль и т.д. Исследователи отвечают на этот вопрос, вводя понятие мононормы, т.е. правила, сочетающего в себе первичные признаки всех основных социальных регуляторов36. Решение компромиссное, но наименее спорное.
Однако оценивая характер и состояние первобытного мышления, в котором повседневный быт древних людей органично сливался с природным и сверхъестественным, можно предположить, что у них было образно-фантастическое восприятие, соединенное с сознанием своей незащищенности и зависимости от природных стихий, голода, болезней, гнева богов и всех непознаваемых явлений. Поэтому мифы, создаваемые сознательно или подсознательно, были первичным способом фиксации норм. Наряду с мифами функции социального регулирования осуществляли магия, тотемизм, табуирование. Эти социальные регуляторы связывали человека со сверхъестественным миром и обеспечивали беспрекословное подчинение. Следуя мифам и совершая магические действия, которыми человек хотел умилостивить высшие, сверхъестественные силы, он чувствовал себя защищенным от грозных сил природы и космоса. Миф формировал сплоченность первобытного общества, коллективное сознание, которые были определяющими факторами устойчивости первобытного жизнеустройства.
33 См.: Леви-Строс К. Неприрученная мысль / Пер. с фр. А.Б. Островского / Леви-Строс К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль. М., 2008. С. 157.
34 См.: Малиновский Б. Миф в первобытной психологии / Пер. с англ. В.Г. Николаева // Малиновский Б. Избранное. Динамика культуры. М., 2004. С. 292.
35 Леви-Строс К. Неприрученная мысль. С. 166.
36 См.: Першиц А.И., Монгайт А.Л., Алексеев В.П. История первобытного общества. М., 1982. С. 106.
Вместе с тем вопрос о природе мифа был и остается предметом дискуссий. Ряд ученых считают миф порождением фантазии. Так, Л. Леви-Брюль полагает, что миф — это комплекс представлений и чувств, относящихся к сверхъестественному, поскольку первобытное сознание мистифицировало всю окружающую сферу и было безразлично, непроницаемо для опыта37. Такой же точки зрения придерживается К.Г. Доусон, который считает, что человек пришел к концепции природного порядка не благодаря способности к рациональному наблюдению и логическому мышлению, а через священные ритуалы — инициации, божественные мистерии38.
Но есть и противоположная позиция. Б. Малиновский резко критиковал оценки мифа как порождения фантазии, сакрального сказания или хроники событий. Ложную, по его мнению, интерпретацию природы мифа он объясняет «кабинетным» исследованием этого явления культуры. Подлинная сущность мифа может быть постигнута только посредством вживания в ту культуру, в которой ми-фогенное мышление функционирует в первозданном виде. Б. Малиновский констатирует непосредственное реалистическое содержание мифа. Мифы — это схемы универсального объяснения, ориентирования в мире, одновременно повествования о прошлом, настоящем и будущем39. Мифы, говоря словами Ж.-Ф. Лиотара, суть метанар-ративы40.
Внимательный анализ функций мифов способствовал более глубокому пониманию мифологии. Б. Малиновский подчеркивал органическое сходство мифологического мышления дикаря и религиозного мышления западного человека (христианина), говоря об одинаковой функциональной нагруженности этих регуляторов41.
Мифология любого народа обладает развернутым сюжетным содержанием и касается всех важных вопросов: жизни и смерти, верности и предательства, преступления и возмездия, обработки земли и ремесел, кораблевождения и военного искусства и т.д. Нормативность здесь коррелирует с повторяемостью: наиболее ценно то прави-
37 См.: Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Пер. с фр. Б. Шаревской. М., 1937. С. 27.
38 См.: Доусон К.Г. Религия и культура / Пер. с англ. К.Я. Кожурина. СПб., 2001. С. 181.
39 См.: Малиновский Б. Указ. соч. С. 291—297.
40 См.: Lyotard J.-F. The Postmodern Condition: A Report on Knowledge. Minneapolis, 1984. P. 18.
41 См.: Малиновский Б. Указ. соч. С. 291—297.
ло поведения, которому следовало наибольшее количество предков. Вот почему все исследователи, имеющие отношение к данной проблематике, всерьез настаивают на максимальной реалистичности мифологического мышления, указывая при этом на вторичный характер гай'о. Например, А.Ф. Лосев не считал мифы наукой. Но он видел в них очень значимый способ познания действительности и возражал против утверждения, что наука разрушает мифы, и современным эпохам совершенно не свойственно мифологическое сознание, что наука побеждает миф42.
К. Леви-Строс также отстаивал рациональность мышления первобытного человека. «Переход от природы к культуре. понуждал людей разнообразить свой способ жизни, чтобы можно было существовать в различной среде и множить свои отношения с природой. Но чтобы это разнообразие и это умножение могло повлечь за собой технические и социальные преобразования, им потребовалось стать для человека предметом и средством мышления»43. По его мнению, мифологическая рефлексия может достигать в интеллектуальном плане блестящих и непредвиденных результатов. Результаты первобытного познания не менее реальны, чем у современной науки; «они по-прежнему составляют субстрат нашей цивилизации»44.
Такая оценка рациональности, познавательности, логического мышления первобытных людей хоть и немного завышена, но крайне важна для понимания тех гигантских достижений, которые проделал первобытный человек. «Далекие от жизни», «фантастические» мифы отражают наблюдение и рефлексию, приспособленные к открытиям, санкционированным природой. «Человек неолита или протоистории является, следовательно, наследником длительной научной традиции»45.
Определяя общие черты первобытного регулирования — мифов, магии, тотемизма, табуирования, обычаев, традиций, ритуалов, следует отметить следующие их особенности:
- первичное регулирование было прагматичным, основанным на зарождающейся рациональности и социальности, ориентированным на критерий целесообразного, полезного, необходимого для рода или племени;
42 См.: Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 1990. С. 396.
43 Леви-Строс К. Тотемизм сегодня / Пер. с фр. А.Б. Островского // Леви-Строс К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль. С. 132.
44 Там же.
45 Леви-Строс К. Неприрученная мысль. С. 168. Труды Института государства и права РАН. 2019. Том 14. № 2
- целью регулирования было установление порядка, преодоление хаоса, безоговорочное подчинение существующим нормам, проникавшим во все сферы жизни первобытного человека, регулировавшим все виды его поведения;
- избыточность нормативного регулирования, содержавшего многочисленные правила, регламентирующие повседневное поведение и действия, порожденные верой в сверхъестественное; это очень усложняло жизнь человека, который был «опутан» предписаниями;
- жесткие санкции за нарушение любых норм, значимых и второстепенных, поскольку их нарушение было посягательством на священные традиции, подрывом союза людей и богов.
Возникнув в древности, миф прошел сквозь всю историю человечества и остается неизбежным фактором современной жизни. Это подтверждает выводы антропологов, согласно которым многие элементы, заимствованные и переработанные, взятые из первобытного времени, присутствуют в современной жизни. Профессор Прин-стонского университета Э. Калер справедливо говорит о вовлечении в орбиту мифа всех человеческих мыслей и творений46. Миф, таким образом, маскирует претензию более сильного актора окончательно подчинить себе сознание более слабого. Неудивительно, что в межгосударственных отношениях также есть место мифологизации.
Главная цель современного мифотворчества — внушить человеку уверенность в успешном развитии своей страны, общества, государства, цивилизации, мира; преодолеть страх перед непредсказуемостью и неопределенностью реального бытия, снять напряженность, возникающую между властью и человеком.
Мифотворчество получает особую силу с развитием средств массовой информации, Интернета, расширением информационных контактов. Оно проявляется в форме пиара, пропаганды, стремления управлять сознанием людей. «Вторая мифология» базируется на сознательном и целенаправленном насаждении иллюзий о «светлом будущем».
Изучение регулирования в первобытном обществе позволяет оценить трагический путь, пройденный человечеством в борьбе за свободу и автономию личности, которая привела к идеям демократии и прав человека, правового социального государства. Однако и в современной истории встречается стремление подавить неистребимое стремление к свободе и справедливости, без которых невозможно общество,
46 См.: Калер Э. Смысл истории / Пер. с англ. В.И. Матузова // Калер Э. Избранное: выход из лабиринта. М., 2008. С. 42—43.
основанное на сочетании коллективистских начал и автономии личности. По всей вероятности, антропологи не ошибаются, отмечая «заимствование» некоторыми современными обществами атрибутов первобытной культуры.
В. Соловьев еще в XIX в. отметил, что «история человечества только в начатках своих может быть признана как чисто органический, т.е. родовой безличный процесс, дальнейшее же направление исторического процесса знаменуется все большим и большим выделением личного начала. Если человеческое общество, как соединение нравственных существ, не может быть только природным организмом, а есть непременно организм духовный, то и развитие общества не может быть только органическим процессом, а необходимо есть также процесс психологический и нравственно свободный, т.е. ряд личных и ответственных действий»47.
Видимо, русский философ прав. Индивидуализация личности — это путь к обретению свободы, путь трудный, драматический, оплаченный миллионами жизней, но единственно возможный для человека. Однако рост личностных качеств невозможен вне поля культуры, ибо эти качества совершенствуются лишь во взаимодействии человека с себе подобными, причем в таком взаимодействии, которое опосредовано символически, т.е. опирается либо на смысл, либо на ценность, либо на норму.
5. Заключение
Исследование природы человека, его индивидуальной и коллективной деятельности поможет избежать тех трагических ошибок, которые на определенных этапах закрывали путь к свободе и прогрессу. Нормативно-институциональное структурирование общественных отношений не только способствует адаптации, сохранению памяти, передаче образцов, стандартов от поколения к поколению, но и кристаллизации общечеловеческих ценностей, созданию новых ценностных ориентиров.
Человеку присущи не только врожденные индивидуальные способности, но и врожденные универсальные черты. Никто не хочет жить в рабстве, никто не хочет унижения своего достоинства, неравенства. Для людей свойственны стремление к свободе и равенству, политическому и общественному участию, достойному качеству жиз-
47 Соловьев В. Право и нравственность. Минск, 2001. С. 8-9. Труды Института государства и права РАН. 2019. Том 14. № 2
ни, возможности получить образование, обеспечить благоприятные условия жизни семьи. Поэтому эти человеческие потребности нельзя игнорировать. Жизнь опровергла различного рода утопические теории, согласно которым можно изменить природу человека, ориентируя его на «тотальный коллективизм», аскетизм и жертвенность.
Как справедливо отмечает С. Пинкер, «теория человеческой природы накладывает свой отпечаток на всю нашу жизнь... Эта теория определяет, чего люди могут добиться с легкостью, чего добьются только через боль и жертвы и чего не могут добиться вообще. Таким образом, она затрагивает и наши ценности: нашу веру в то, за что нам — и отдельным людям и обществу в целом — стоит бороться»48.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Бурлак С.А. К вопросу о происхождении языка // Историческая психология и социология истории. 2011. № 2. С. 96—113.
Гинс Г.К. Право и культура. М.: Юрлитинформ, 2012.
Григорян Б.Ю. Философская антропология: Критический очерк. М.: Мысль, 1982.
ГуревичП.С. Культурология. М.: Юнити-Дана, 2005.
ДоусонК.Г. Религия и культура / Пер. с англ. К.Я. Кожурина. СПб.: Алетейя, 2001.
Думанов А.М., Першиц А.И. Мононорматика и начальное право // Государство и право. 2000. № 1. С. 98-103.
Калер Э. Смысл истории / Пер. с англ. В.И. Матузова // Калер Э. Избранное: выход из лабиринта. М.: РОССПЭН, 2008. С. 8-140.
Кассирер Э. Лекции по философии и культуре / Пер. с англ. И.А. Лейтес, Е.А. Жуковой // Культурология ХХ в. Антология / Сост. С.Я. Левит. М.: Юрист, 1995. С. 104-163.
Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Пер. с фр. Б. Шаревской. М.: ОГИЗ, 1937.
Леви-Строс К. Неприрученная мысль / Пер. с фр. А.Б. Островского // Леви-Строс К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль. М.: Академический проект, 2008. С. 143-485.
Леви-Строс К. Тотемизм сегодня / Пер. с фр. А.Б. Островского // Леви-Строс К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль. М.: Академический проект, 2008. С. 21-142
Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с фр. В.В. Иванова. М.: АСТ, 2011.
ЛихачевД.С. Избранные труды по русской и мировой культуре. СПб.: СПбГУП, 2006.
48 Пинкер С. Указ. соч. С. 15.
Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Правда, 1990.
Майерс Д. Социальная психология / Пер. с англ. З.С. Замчук. 7-е изд. СПб.: Питер, 2017.
Малиновский Б. Миф в первобытной психологии / Пер. с англ. В.Г. Николаева // Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры. М.: РОССПЭН, 2004. С. 285-334.
Мальцев Г.В. Пять лекций о происхождении и ранних формах права и государства. М.: Изд-во РАГС, 2000.
Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? / Пер. с исп. Н.Г. Кротовской,
B.С. Кулагиной-Ярцевой. М.: Наука, 1991.
Парсонс Т. Система современных обществ / Пер. с англ. Л.А. Седова, А.Д. Ковалева. М.: Аспект Пресс, 1998.
Пелипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система. М.: Языки русской культуры, 1998.
Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии // Исследования по общей этнографии / Отв. ред. Ю.В. Бромлей. М.: Наука, 1979. С. 210-240.
Першиц А.И, Монгайт А.Л., Алексеев В.П. История первобытного общества. М.: Высшая школа, 1982.
Пинкер С. Чистый лист. Природа человека. Кто и почему отказывается признать ее сегодня / Пер. c анг. Г. Бородиной. М.: Альпина нон-фикшн, 2018. Соловьев В. Право и нравственность. Минск; М.: Харвест; АСТ, 2001. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции / Пер. с нем. Г.В. Барышниковой. М.: Наука, 1989.
Фромм Э. Бегство от свободы / Пер. с англ. Г.Ф. Швейника. М.: АСТ, 2018. Чумаков А.Н. Метафизика глобализации. Культурно-цивилизационный контекст. М.: КАНОН+, 2006.
Amariglio J.L., ResnickS.A., WolffR.D. Class, Power, and Culture // Marxism and the Interpretation of Culture / Ed. by C. Nelson, L. Grossberg. Urbana: University of Illinois Press, 1988. P. 487-502.
Bachmann-MedickD. Cultural Turns. Neuorientierungen in den Kulturwissenschaften. Reinbeck bei Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag, 2006.
Böhme H., Matussek P, Müller P. Orientierung Kulturwissenschaft: Was sie kann, was sie will. Reinbeck bei Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag, 2000.
Gasparov I. Substance Dualism and the Unity of Consciousness // Forum Philosophi-cum. 2013. Vol. 18. No.1. P. 109-123. DOI: 10.5840/forphil20131817
Lyotard J.-F. The Postmodern Condition: A Report on Knowledge. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1984.
REFERENCES
Amariglio, J.L., Resnick, S.A. and Wolff, R.D. (1988). Class, Power, and Culture. In:
C. Nelson and L. Grossberg, eds. Marxism and the Interpretation of Culture. Urbana: University of Illinois Press, pp. 487-502.
Bachmann-Medick, D. (2006). Cultural Turns. Neuorientierungen in den Kulturwissenschaften. Reinbeck bei Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag. (in Germ.).
Böhme, H., Matussek, P. and Müller, P. (2000). Orientierung Kulturwissenschaft: Was sie kann, was sie will. Reinbeck bei Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag. (in Germ.).
Burlak, S.A. (2011). K voprosu o proiskhozhdenii yazyka [On the Issue of the Origin of Language]. Istoricheskaya psikhologiya i sotsiologiya istorii [Historical Psychology & Sociology of History], (2), pp. 96-113. (in Russ.).
Cassirer, E. (1979). Symbol, Myth and Culture: Essays and Lecture of Ernst Cassirer, 1935—1945. New Haven: Yale University Press. [Russ. ed.: Cassirer, E. (1995). Lektsii po fi-losofii i kul'ture [Lectures on Philosophy and Culture]. Translated from English by I.A. Lei-tes and E.A. Zhukova. In: S. Ya. Levit, cont. Kul'turologiyaXXv. Antologiya [Culturology of the 20th Century. Anthology]. Moscow: Yurist, pp. 104-163].
Chumakov, A.N. (2006). Metafizika globalizatsii. Kul'turno-tsivilizatsionnyi kontekst [Metaphysics of Globalization. Cultural and Civilizational Context]. Moscow: KANON+. (in Russ.).
Dawson, Ch. (1948). Religion and Culture. London: Sheedand Ward. [Russ. ed.: Dawson, Ch. (2001). Religiya i kul'tura. Translated from English by K. Ya. Kozhurin. Saint Petersburg: Aleteiya].
Dumanov, A.M. and Pershits, A.I. (2000). Mononormatika i nachal'noe pravo [Mono-normatika and Elementary Law]. Gosudarstvo ipravo [The State and Law], (1), pp. 98-103. (in Russ.).
Freud, S. (1933). Neue Folgeder Vorlesungenzur Einführung in die Psychoanalyse. Wien: Internationaler psychoanalytischer Verlag. (in Germ.). [Russ. ed.: Freud, S. (1989). Vvede-nie vpsikhoanaliz. Lektsii [Introductory Lectures on Psychoanalysis]. Translated from German by G.V. Baryshnikova. Moscow: Nauka].
Fromm, E. (1941). Escape From Freedom. Oxford: Farrar & Rinehart. [Russ. ed.: Fromm, E. (2018). Begstvo ot svobody. Translated from English by G.F. Shveinika. Moscow: AST].
Gasparov, I. (2013). Substance Dualism and the Unity of Consciousness. Forum Phi-losophicum. 18(1), pp. 109-123. DOI: 10.5840/forphil20131817
Gins, G.K. (2012). Pravo i kul'tura [Law and Culture]. Moscow: Yurlitinform. (in Russ.).
Grigoryan, B. Yu (1982). Filosofskaya antropologiya: Kriticheskii ocherk [Philosophical Anthropology: A Critical Essay]. Moscow: Mysl'. (in Russ.).
Gurevich, P.S. (2005). Kul'turologiya [Culturology]. Moscow: Yuniti-Dana. (in Russ.).
Kahler, E. (1964). The Meaning of History. Cleveland: World Publishing Co. [Russ. ed.: Kahler, E. (2008). Smysl istorii. Translated from English by V.I. Matuzov. In: Kahler, E. Izbrannoe: vykhod iz abirinta [Selected Essays: Out of the Labirynth]. Moscow: ROSSPEN].
Levy-Bruhl, L. (1931). Le sur naturelet la nature dans la mentalité primitive. Paris: Al-can. (in Fr.). [Russ. ed.: Levy-Bruhl, L. (1937). Sverkh"estestvennoevpervobytnom myshle-nii [The Supernatural in Primitive Mentality]. Translated from French by B. Sharevskaya. Moscow: OGIZ].
Lévi-Strauss, C. (1958). Anthropologie Structurale. Paris: Plon. (in Fr.). [Russ. ed: Lévi-Strauss, C. (2011). Strukturnaya antropologiya [Structural Anthropology]. Translated from French by V.V. Ivanov. Moscow: AST].
Lévi-Strauss, C. (1962). La pensée sauvage. Paris: Plon. (in Fr.). [Russ. ed.: Lévi-Strauss, C. (2008). Nepriruchennay mysl' [The Savage Mind]. Translated from French by A.B. Ostrovskii. In: Lévi-Strauss, C. Totemizm segodnya. Nepriruchennaya mysl' [Totemism Today. The Savage Mind]. Moscow: Akademicheskii proekt, pp. 143-485].
Lévi-Strauss, C. (1962). Le Totémisme aujourd' hui. Paris: Presses Universitaires de France. (in Fr.). [Russ. ed.: Lévi-Strauss, C. (2008). Totemizm segodnya [Totemism Today]. Translated from French by A.B. Ostrovskii. In: Lévi-Strauss, C. Totemizm segodnya. Nepriruchennaya mysl' [Totemism Today. The Savage Mind]. Moscow: Akademicheskii proekt, pp. 21-142].
Likhachev, D.S. (2006). Izbrannye trudy po russkoi i mirovoi kul'ture [Selected Works on Russian and World Culture]. Saint Petersburg: SPbGUP. (in Russ.).
Losev, A.F. (1990). Dialektikamifa [The Dialectic of Myth]. Moscow: Pravda. (in Russ.).
Lyotard, J.-F. (1984). The Postmodern Condition: A Report on Knowledge. Minneapolis: University of Minnesota Press.
Mal'tsev, G.V. (2000). Pyat' lektsii oproiskhozhdenii i rannikh formah prava i gosudar-stva [Five Lectures on Origins and Early Forms of Law and State]. Moscow: RAGS Publ. (in Russ.).
Malinowski, B. (1948). Myth in Primitive Psychology. In: Malinowski, B. Magic, Science and Religion and Other Essays. Garden City: Doubleday, pp. 93-148. [Russ. ed.: Malinowski, B. (2004). Mif v pervobytnoi psikhologii. Translated from English by V.G. Ni-kolaev. In: Malinowski, B. Izbrannoe: Dinamika kul'tury [Selected Essays: The Dynamics of Culture]. Moscow: ROSSPEN, pp. 285-334].
Myers, D. (2002). Social Psychology. 7th ed. Boston: McGraw-Hill. [Russ. ed.: Myers, D. (2017). Sotsial'nayapsikhologiya. Translated from English by Z.S. Zamchuk. 7th ed. Saint Petersburg: Piter].
Ortega y Gasset, J. (1961). Obras completas.Prospecto del instituto de humanidades. Prologos. El hombre y la gente. Qué esfilosofia? Idea del teatro. Goya (1948—1958). Madrid: Revista de Occidente. (in Span.). [Russ. ed.: Ortega y Gasset, J. (1991). Chto takoe filosofiya? [What is Philosophy?]. Translated from Spanish by N.G. Krotovskaya and V.S. Kulagina-Yartseva. Moscow: Nauka].
Parsons, T. (1971). The System of Modern Societies. Englewood Cliff: Prentice-Hall. [Russ. ed.: Parsons, T. (1998). Sistema sovremennykh obshchestv. Translated from English by L.A. Sedovand A.D. Kovalev. Moscow: Aspekt Press].
Pelipenko, A.A. and Yakovenko, I.G. (1998). Kul'tura kak sistema [Culture as a System]. Moscow: Yazyki russkoi kul'tury.(in Russ.).
Pershits, A.I. (1979). Problemy normativnoi etnografii [Problems of Normative Ethnography]. In: Yu. V. Bromlei, ed. Issledovaniya po obshchei etnografii [Essays on General Ethnography]. Moscow: Nauka, pp. 210-240. (in Russ.).
Pershits, A.I., Mongait, A.L. and Alekseev, V.P. (1982). Istoriyapervobytnogo obshche-stva [The History of Primitive Society]. Moscow: Vysshaya shkola. (in Russ.).
Pinker, S. (2002). The Blank Slate. The Modern Denial of Human Nature. New York: Viking. [Russ. ed.: Pinker, S. (2018). Chistyi list. Priroda cheloveka. Kto ipochemu otkazyvaetsya priznat' ee segodnya. Translated from English by G. Borodina. Moscow: Al'pina non-fikshn].
Solov'ev, V. (2001). Pravo i nravstvennost' [Law and Morality]. Minsk; Moscow: Kharvest; AST. (in Russ.).
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:
Лукашева Елена Андреевна — член-корреспондент Российской академии наук, доктор юридических наук, главный научный сотрудник сектора прав человека Института государства и права РАН.
AUTHOR'S INFO:
Elena A. Lukasheva — Member-Correspondent of the Russian Academy of Sciences, Doctor of Legal Sciences, Chief Research Fellow of the Human Rights Department, Institute of State and Law, Russian Academy of Sciences.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ:
Лукашева Е.А. Нормативность как феномен культуры: происхождение и значение // Труды Института государства и права РАН / Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 2019. Т. 14. № 2. С. 9-31. DOI: 10.35427/2073-4522-2019-14-2-lukasheva
CITATION:
Lukasheva, E.A. (2019). Normativity as a Phenomenon of Culture: Origin and Meaning. Trudy Instituta gosudarstva i prava RAN — Proceedings of the Institute of State and Law of the RAS. 14(2). pp. 9-31. DOI: 10.35427/2073-4522-2019-14-2-lukasheva
