CC BY
40
УДК 929:1(470.44)Г орбачёв
НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ ГОРБАЧЁВ (Интервью с Б.С. Клементьевым 17 февраля 2013 года)
А.В. Гладышев
Саратовский государственный университет,
Институт истории и международных отношений, кафедра истории Нового и Новейшего времени E-mail: Gladav2002@mail.ru
В публикуемом интервью с профессором философского факультета Саратовского университета Б.С. Клементьевым освещается во всем её многообразии и неповторимости жизнь известного саратовского философа и педагога Н.А. Горбачёва. Основываясь на личных воспоминаниях, собеседник щедро делится с итервьером своими впечатлениями об этом человеке, раскрывая в отдельных случаях некоторые особенности его характера.
Ключевые слова: университетская история, Саратовский педагогический институт им. К.А. Федина, кафедра философии, Горбачёв Н.А., интервью, воспоминания.
NIKOLAY ANDREYEVICH GORBACHEV (Interview with B. S. Klementiev from 17th February 2013 year)
A.V. Gladishev
In the published interview with Professor of the Philosophy Faculty of Saratov State University B.S. Klementiev illuminated life of the famous Saratov philosopher and educator N.A. Gorbachev. Based on personal recollections, B.S. Klementiev shares his impressions of this man, revealing in separate cases some of the features of his character.
Key words: history of university, Saratov Pedagogical Institute named after K.A. Fedin, Department of Philosophy, Gorbachev N.A., interviews, memoirs.
А. Гладышев: - Борис Семенович, иногда говорят, что первое впечатление - самое важное, а иногда, что встречают по одежке, а провожают по уму... Я знаю, как Вы провожали своего учителя Николая Андреевича Горбачёва... Расскажите о своем первом впечатлении, о первой встрече.
Б. Клементьев: - В апреле 1972 г. я, выпускник физмата Саратовского пединститута, отработавший три года в райкоме комсомола, отслуживший три месяца в армии и комиссованный по состоянию здоровья, пришел искать работу. Пригласил меня к себе на кафедру Николай Борисович Воронцов, который в то время был ее заведующим. Так я занял должность старшего лаборанта кафедры философии пединститута. Осенью обещали отправить в аспирантуру. Образовалась чисто мужская кафедра: 7 мужиков и я... Первый день работы. Сижу на кафедре, никого еще не знаю. Первым появился Горбачёв (он часто приходил первым): «- Ты кто?» «- Ваш новый лаборант». Дежурные вопросы: откуда, зачем и т.д. Это был первый «философ», которого я увидел в новом коллективе. Невысокий, сухощавый, в очках и с непрерывно дымящейся папиросой.
Вскоре после моего вступления в должность, подоспело и первое «боевое крещение». Монография Горбачёва «Диалектика и проблемы атеизма. Критика религиозных концепций развития» вышла из печати, и ее надо было привезти из издательства. Под докторскую готовил. В книге было 13 глав. Старший преподаватель кафедры Г.И. Серяпин, как его звали коллеги «ровесник первой русской революции», тогда сказал: «Коля понимаешь, 13 глав - 13 прекрасных кандидатских диссертаций, но эта сумма еще не означает докторскую». Но это было частное мнение, общим же было: «Горбачёв, ты должен проставиться». Мне было поручено все это дело организовать. Отмечали у меня дома (ул. Рабочая, 3), так как это было рядом с институтом. Выпить любили все, кроме самого Горбачёва, который и ушел-то с «мероприятия» раньше. Воронцов вслед кричал: «Коля, ты должен вернуться! Тебе заведующий приказывает!». Горбачёв прятался во дворе, чтобы его не вернули. Так и ушел, а праздник продолжался, естественно, и без него.
Николай Андреевич любил рассказывать о себе разные истории. Про то, как служил на Черноморском флоте и начал курить. Он был из последнего военного призыва 1945 года. На флоте сначала в качестве дополнительного пайка выдавали кому сахар, кому папиросы. Когда сахар отменили, папиросы стали выдавать всем. Горбачёв не курил. Но потом подумал, подумал. С тех пор всю жизнь без остановки курил. Сам признавался потом: «Пока бреюсь, три папироски выкурю.».
Вспоминал, как после армии (служил на флоте 4 года). Чтобы попасть в МГУ в качестве студента, пошел работать на стройку нового корпуса. Стал бригадиром... Потом он показывал газету «Правда» с информацией о траурном митинге по случаю смерти Сталина: первым выступал Каганович, вторым молодой бригадир строителей Горбачёв.
Вспоминал об учебе на философском факультете в МГУ. «Стоим, как-то, молодые философы, и спорим о Гегеле. По коридору идет непрезентабельный "мужичок". Проходя мимо нас, ввязался в наш спор и выдал такие вещи, что мы поняли: ничего-то мы в Гегеле не понимаем»... Когда уже приехал на работу в Саратов, Николай Андреевич выяснил, что этим «мужичком» был Сергей Васильевич Николаев, доцент и заведующий кафедрой диалектического и исторического материализма Саратовского госуни-верситета, который был в Москве, кажется, на повышении квалификации. Кстати, любовь к Гегелю Николай Андреевич сохранил на долгие годы: как-то даже на защите докторской диссертации Л.И. Тютюева проворчал: «Что же вы все о Канте, да о Канте, а Гегель?» Полагал, что Гегель более велик, чем Кант.
А. Г.: - Что за история, как он на крыше поезда в Туркестан ездил?
Б. К.: - Когда закончил МГУ, решил попутешествовать. Любым путем. На 30-40 рублей. По мотивам рассказа М. Горького. Путь решил повторить.
В 1957 г. выпускник философского факультета МГУ Н.А. Горбачёв приглашен на работу в Саратов. Любил рассказывать, как «с нынешним ректором СГУ Богомоловым мы.». Немного хвалился. Так, вот. Жил молодой преподаватель Горбачёв, на первых порах, у своей матери в городе Энгельсе на ул. Ленина в частном доме, где он и родился. Моста тогда через Волгу не было, добирались жители Энгельса на работу, кто как. Горбачёв рассказывал, как по тонкому весеннему/осеннему льду через Волгу из Энгельса в Саратов переходил с тогда еще молодым математиком Богомоловым. Несли с собой доски (на всякий случай) и вели беседы о разных философских материях. В 1963 г. Николай Андреевич защитил кандидатскую диссертацию. Защищал кандидатскую в Киеве. Заказал в ресторане банкет, но никто не пришел: какой-то совет помешал. Горбачёв на банкете был вдвоем с другом. Выпили бутылку и ушли...
Потом уже мне как-то довелось побывать в его родном доме в г. Энгельсе. Одной (если не единственной) достопримечательностью его «хозяйства», были еле уловимые остатки ямы в саду. По уверениям Николай Андреевич в этой яме лежали лучшие образцы философской (и не только) мысли. Целая библиотека.
А. Г.: - Стоп. Перефразирую Даниила Хармса: «Ну, ну, ну, врешь! Ну, пара книг, ну еще туда-сюда, но, чтобы целая библиотека?! Это просто ерунда.». Откуда книжки?
Б. К.: - Отдельная история. Работал в пединституте зав. кафедрой философии Ф.И. Гапон (первый заведующий кафедрой философии как самостоятельного подразделения с 1946 г.). После его смерти осталась весьма солидная библиотека. Вдова практически «принудила» молодого Горбачёва приобрести ее: «Коля, ну купи!». Самой хранить было негде. Книги были, в том числе, и очень редкие. Но, хранить их было негде и, Горбачёв жаловался, мыши их сильно грызли. Не уважали ни авторитеты, ни раритеты. Так вся мировая философская мысль оказалась в садовой яме. Но кое-что, по-видимому, все же осталось. И дарили, и в «Букинист» потом сдавали.
Еще одна история, которую рассказывал Николай Андреевич о том же Ф.И. Гапоне, и не только о нем. Директором пединститута был одно время (конец 1950 гг.) доцент Павел Николаевич Пилатов, кандидат географических наук. Но, когда подготовку учителей географии из пединститута убрали, стал директор проверять контрольные у студентов заочников по философии: надо же ему было вести какую-то педагогическую работу. Не разобравшись с ходу в ситуации, стал подправлять у студентов цитаты из Маркса и Ленина. Правил красным карандашом. Как-то Ф.И. Гапон это увидел. Был потрясен и все потом боялся «последствий» со стороны КГБ. Горбачёву история эта очень нравилась. Смеялся, затягиваясь папироской..
А. Г.: - Вернемся в 1970-е.
Б. К.: - Вернемся. Осенью 1972 г. Н.Б. Воронцов уехал работать в Донецк. Горбачёву пришлось заведовать кафедрой. Кафедральные «деды» убедили: «Чтобы никого чужого не прислали». Волей неволей стал заведовать. Заодно и мне помог первую статью написать. Что-то там про Фейербаха и проблемы механицизма. Кстати, одно
из замечательных свойств Горбачёва, как редактора и как автора. Любил подбирать слова, синонимы, следил за языком изложения: чтобы ни стилистических, ни смысловых повторов не было. Чистота языка изложения - черта характера.
У самого же Николая Андреевича не ладилось с докторской. Мистика какая-то. Куда не обратиться - то одно, то другое. То совет закрыли в Новосибирске, то Свердловске что-то не срослось. Яков Фомич Аскин (Горбачёв был у него вторым аспирантом, судьба свела их в 1958 г., когда Яков Фомич согласился быть научным руководителем Н.А. Горбачёва) рекомендовал переделать диссертацию и пустить ее не по диалектике, а по истории философии. Отправился Горбачёв в Москву. Обсудили диссертацию. Пока правил дежурные замечания, умир его научный консультант в Москве, в Институте атеизма.
Заведование кафедрой не было делом Горбачёва. Душа не лежала. Он регулярно писал в обком партии с просьбой освободить его от занимаемой должности, то в связи с «вырванным больным зубом и испорченной дикцией», то в связи с еще чем-то. Так продолжалось до 1974 г., когда заведующим стал Г.И. Колесов. Горбачёв вздохнул с облегчением.
Когда мне выделили место в заочной аспирантуре, мы пришли с Горбачёвым к Аскину. Вот, мол, молодая смена. Горбачёв обозначил тему. Аскин же ответил: «Ты тему предложил, ты, Коля, его и бери». Так Горбачёв и стал моим научным руководителем.
В силу того, что Г орбачёв интересовался буквально всем, тема была несколько неожиданна: «Я тут раскопал в библиотеке 4 тома Циолковского.. Так интересно! Ты физик, ты разберешься. Найди философские основы. Например, проблему развития в трудах Циолковского. Но 4 тома - мало, надо тебе ехать в Калугу, музей Циолковского». Философские вопросы космизма. Ты мне потом гораздо позже откуда-то из Москвы привезешь уникальные сам-издатовские журналы по Вернадскому. Ну, да ладно. Опоздал ты с Вернадским. Вернемся к повествованию..
В 1974 г. у Н.А. Горбачёва рождается дочь Эмма. Он был женат на известной прима-балерине Эльзе Сулеймановой. Жили они вчетвером (у Эльзы был еще сын от первого брака) в однокомнатной квартире в доме № 5 на Набережной космонавтов, на пятом этаже в квартире от Оперного театра. Как Г орбачёв рассказывал, диссертацию свою он написал на унитазе. В Эмме души не чаял, был в восторге от того, как растет ребенок. Он даже сфор-
мулировал концепцию, почему такие сообразительные дети, взрослея, глупеют: дети бегают, падают, головой бьются, мозги трясутся. Поэтому он нашил своей дочери в чепчик побольше ваты: получилось подобие танкового шлема! Когда он выходил с дочерью на прогулку, публика на Набережной была в шоке. Спал на кухне, жаловался: «Дочка ко мне жмется, а я боюсь, что газ на ребенка плохо воздействует.». Когда же Эмма стала взрослеть, он стал ей рассказывать об эволюционной теории Дарвина. Провещал.
Но быт заел. Даже с женой разошелся, надеясь, что квартиру получит: профессорам тогда иногда давали.
А. Г.: - Развелся или разошелся?
Б. К.: - Тогдашний ректор пединститута, постоянный соавтор Горбачёва по философско-педагогическим хрестоматиям, М.С. Коб-зев поселил его в студенческом общежитии. В силу своей абсолютной неприспособленности к жизни Николай Андреевич питался всухомятку. Стеснялся выйти на кухню вскипятить чайник. Я приходил к нему вечерами, варил картошку. Когда однажды вылил воду из-под картошки, он возмутился: «Зачем? Туда можно было бы что-то набросать - суп получился бы.». Мелочи жизни его убивали. Эльза Сулейманова иногда тоже приходила помогать по хозяйству, но. Тут уж и не только разошелся, но и развелся. Потом с матерью переехал в трехкомнатную квартиру в другом общежитии. Позже мать уехала к сестре в Ленинград, а Горбачёв получил государственную «двушку» у Телецентра.
Получилось так, что я кандидатскую защитил раньше, чем Горбачёв докторскую. Встретились мы с ним на городском пляже. Беседовали. Разглядывали девушек. Я ему: «- Меня на Кубу приглашают». «- Зачем? Откажись - у тебя перспективы в науке?...». В 1982 г. я все-таки уехал. Николай Андреевич так и не согласился с этим решением: «- Ты не прав, надо науку двигать!». Он немножко обиделся за науку. Вернулся я в феврале 1984 года.
А. Г.: - Ну, и, наверное, сразу в библиотеку?
Б. К.: - Ну, а куда же еще?! Там же Горбачёв. Он любил работать в библиотеке СГУ. Лето, мертвый сезон, в читалке - один Николай Андреевич. Когда было жарко он, пользуясь одиночеством, раздевался до майки. Как-то навестил я его в библиотеке со своей
женой Ольгой Михайловной. Она была, мягко говоря, удивлена такой картине: научный консультант мужа и - в майке. Ну, вот, наконец-то докторская диссертация была защищена: «Материалистическая диалектика как методология научного атеизма (научнофилософский аспект)». На тот момент он был в Саратове четвертым доктором философских наук (после Аскина, Шабалина, Борщева).
А. Г.: - У меня в домашнем архиве сохранилась записочка. Примерно такого содержания: «Уважаемый, Андрей Владимирович! Просьба: отнеситесь на экзамене по новой истории снисходительно к молодому философскому дарованию моему и Вашему студенту К***. Ваш Н. А.». Надо сказать, что студент ни в какой «снисходительности» не нуждался, у меня с этим «дарованием» через полгода статейка в соавторстве вышла. Расскажи о его учениках.
Б. К.: - С формальной точки зрения, у него защитилось четыре аспиранта. Я - первый, второй - твой друг Ю.Я. Чучупал, третий - А. Кузнецов, четвертый - Д. Попов. Пятым должен был стать Костя Романовский, но Горбачёв не дожил, защищали Костю уже под моим официальным руководством. Но, на самом деле он всегда помогал молодым, делился идеями. Очень отзывчивый и разносторонний был человек! Студентам ставил только 4 или 5: «Я, -говорил, - любому академику могут 3 поставить на экзамене, а симпатичной девушке - нет».
Николай Андреевич на склоне лет считал, что уникальность «нашего» возраста не в том, чтобы помнить, а в том, что уже можно забывать и освобождать мозги для других мыслей. Студентам говорил: «Память не главное, главное - уметь забыть». Но для себя на этот казусный случай писал записочки и прятал в кармане, чтобы, если забудет, подглядеть, мысль не потерять: лекции читал исключительно на память, и никогда не повторяясь. Конечно, Николай Андреевич - не выдающийся оратор, но лекции были очень интересные по содержанию.
А. Г.: - Горбачёв был мастер неожиданных суждений. И не только философского содержания. С чувством юмора человек. Встретит в коридоре, или курилке, и нарочито серьезно: «А, знаете, я тут пятый закон диалектики разрабатываю.». Через полгода я ему: «- Как там, Николай Андреевич, пятый закон диалектики?» «- Пятый сформулирован, сейчас над шестым работаю».» Еще одно из его суждений: «Вот, все охают: "У него четверть мет-
ра! Четверть метра!" А что это такое? Всего-то 25 сантиметров.». Релятивист. И искренне влюбленный в философию.
Б. К.: - Да, Н.А. Горбачёв никогда не мог понять, как можно не любить философию. Много лет посвятил созданию антологии философской поэзии. Скомпоновал, сделал комментарии, получил положительные отзывы, но так и не издал. Потом взбрело в голову, что мало издал книг: был уверен, что его никто не будет печатать и увлекся самиздатом. Чуть ли каждый месяц издавал, кукую-то брошюрку со своими идеями. Очень гордился этими, как он их называл, «публикашками». Печатал на машинке одним пальцем и в авиационном техникуме на «заначку» от жены публиковал.
Еще одно поражало в нем. Он очень следил за своим здоровьем. Домашние бутерброды всегда доставал спичкой или зубочисткой из пакетика. Даже пачку сигарет открывал с другой стороны, что бы пальцами фильтр не трогать (ну, это когда папиросы стали слабо набивать и он перешел на сигареты) и приговаривал: «Я бы такую статью написал о великой пользе курения! Как мысль-то от табака работает! Но кто же ее напечатает.». Всю жизнь боялся умереть от рака легких, а умер от рака печени. Хотя выпивал очень мало, символически. Уникальный был человек. Жалко.
.На поминках Н.А. Горбачёва пили водку, которую получали еще по талонам в конце 1980-х.
