CC BY
83
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №1 (63) 2008
УДК 301.085:177:343.3/7
М. И. САВРУШЕВА
Омский государственный аграрный университет
НИГИЛИСТИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ СОВРЕМЕННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ______________________
На основании проведенных исследований определяются свойства такого понятия, как «нигилистическая личность», возможности ее проявления в современном российском обществе. Подробно рассматриваются такие проявления нигилизма, как преступность и терроризм.
Актуальность темы статьи определяется тем, что нигилизм вот уже долгое время является мощным фактором развития нашего общества и культуры. Многие изменения, произошедшие за последний период в экономике, политике, культуре, не могут быть поняты без учета смены одних ценностей другими, которая происходила в общественном и, прежде всего, в личностном сознании. Явления социокультурного бытия современной России свидетельствуют о том, что в нашей жизни значительную роль играют процессы деструктивного характера. Отрицаются нормы жизни традиционного общества, процветают коррумпированность, преступность, наркомания, происходит расширение процесса маргинализации. Человек вынужден жить в эпоху нигилизма, эпоху обесценивания культурной традиции и дискредитации идеологических устоев общества, когда все принципы социальной жизни подвергаются испытанию релятивизмом.
История российского общества свидетельствует
о том, что наш социум движется не по пути преодоления нигилизма, а наоборот, по пути его дальнейшего углубления. Большие надежды возлагались на реформы 90-х годов, общество было вдохновлено речами представителей демократической волны о свободе, о демократизации. Разрушение тогда оценивалось как положительный момент развития. Но постепенное возрастание социального неравенства, обнищание основной массы населения привели к тому, что сначала проявилось неверие, а затем и откровенный цинизм по отношению к основным устоям общества. Смысл любой социальной активности в современном общественном сознании усматривается не в служении сверхличным, то есть общественным ценностям, а в достижении индивидуальной выгоды, успеха. Отрицание советских норм, идеалов и ценностей переросло в тоталитарное нигилистическое отрицание норм, идеалов и ценностей.
В качестве «героя нашего времени» все определеннее вырисовывается индивидуалист, не признающий никаких культурных и моральных норм, стремящийся к выгоде и к получению всевозможных удовольствий, либо индивидуалист, уставший верить в чудеса социального прогресса. Некую надежду подают те личности, которые протестуют против существующей несправедливости, против насаждающегося западного образа жизни, против потребительства. Нигилистическое отрицание в этом случае выступает не только разрушительной силой, а протестом против объективированных, отчужденных норм и ценностей общества. Нигилистический протест, в свою очередь, открывает путь для преобразования социальной жизни. Итак, нигилизм может быть рассмотрен не только как разрушительная сила, но и как явление, несущее
в себе положительный заряд, поскольку нигилистическое отрицание может стать фактором социального преобразования. Но каков результат нигилистического бунта, предсказать сейчас довольно трудно. Стремление к свободе нередко становится ловушкой нигилизма.
Самым наглядным признаком болезни общества является преступность, открыто антиобщественный и, главное, античеловечный путь самоутверждения индивида. Это путь отчуждения человека от общества, природы и от самого себя в стремлении не приспособиться или обойти запреты и правила социума, а сломить, пройти их силой, хитростью. Здесь ценностная ориентация может быть представлена как оценка — проступок — преступление. Главная опасность преступности не в том, что преступники нарушают законы государства, а в том, что они являются источником дискомфорта, гнета личности, страх приводит к тому, что человек лишается достоинства и личностной сущности. Преступление — это не только нарушение норм и законов, это попытка ответить злом на насилие, преодолеть зло злом. Государство, основой которого является насилие, само порождает преступность. Неоднократно мы убеждались на жизненных примерах, что зло злом не победишь. Тем не менее зло и добро в человеческой жизни неразделимы. Одни и те же люди одновременно могут быть носителями добра и зла.
В общественных науках выделяются два вида концепций, объясняющих преступность: консервативные и либеральные.
В первых не ставится под сомнение закон, норма, право, а также государство, общество, социальная система или группы, устанавливающие и защищающие законы. С консервативной точки зрения, преступление — это нарушение устоев, которые священны уже потому, что традиционны или установлены властью, которая всегда легитимирует себя в той или иной традиции. Для консерваторов преступление — очевидное и безусловное зло либо выражение зла, направленного на умышленное разрушение священных устоев.
Напротив, либеральные концепции обычно избегают моралистических постулатов. Отнюдь не оправдывая преступников, либерально ориентированные авторы стараются усмотреть причины их поведения в недостатках самой социальной системы либо в непреднамеренных или даже преднамеренных действиях государства и социальных групп [1, С. 40].
Р. Коллинз в своих исследованиях обосновывает нормальность преступления в конфликтном обществе [2]. Преступления разделяются Коллинзом на три основных типа:
— преступления без жертв, когда нормы нарушают добровольно сами «жертвы» предполагаемого ущерба (пьянство, потребление наркотиков, проституция и т.д.). Показано, что такие преступления действительно интенсивно создаются «теми социальными силами, которые определяют их как преступные; люди, которые становятся заклейменными как преступники, обычно оказываются втянутыми в сети другой преступности в результате правоохранительных процессов» [3, С.517].
— «преступления, совершаемые в порыве страсти, которые, как представляет, в гораздо большей степени происходят из чисто личностной природы» (увечья в драках, убийства из ревности, мести или обиды, изнасилования). Как выясняется, количество таких преступлений не особенно зависит от силы и даже наличия принудительного контроля [4, С.45].
Существует мнение, что чем сильнее государство, тем меньше проявляются преступные наклонности его граждан. Однако на самом деле тоталитарные режимы, будучи сами преступными, поддерживают равновесие с преступностью, постоянно воспроизводят преступников своим отношением к человеку как объекту и средству своего существования, полностью смыкаясь с преступностью на уровень политического терроризма. Порождают преступность духовная нищета и насилие.
В современном мире примером этого стали члены террористических группировок. Л. Я. Гозман и Е. Б. Шестопал отмечают в своей книге «Политическая психология» что в террористы рекрутируются социально дезаптированные, малоуспешные люди, которые плохо учились в школе и в вузе и в результате не смогли сделать карьеру и добиться того же, что и их сверстники [5]. Они всегда страдали от одиночества, у них не складывались отношения с представителями противоположного пола. Словом, почти везде и всегда они была аутсайдерами, нигде — ни в семье, ни на работе, ни в дружеской компании — оне не чувствовали себя по-настоящему своими. Этот тип нигилизма возникает через фрустрацию, когда остается неудовлетворенным желание или потребность человека в реализации своих потребностей.
Фрустрационный нигилизм коренится в страхе, который может осознанным или бессознательным, вызванным реальными или надуманными угрозами человеческому существованию. Основной целью данной формы нигилизма является сохранение, а не разрушение. Человек стремится сохранить свое существование, а разрушить лишь то, что представляет ему угрозу. Эта форма возникает не только из иррациональной страсти, но и из разумного расчета. При этом цель и средства могут соотноситься друг с другом.
Причиной фрустрационного нигилизма является по-теря веры человека в близких людей, в справедливость и гармонию мира. На жизненном пути человека ожидает множество разочарований, которые воспринимаются им очень тяжело. Фрустрация приводит к состоянию гнетущего напряжения, тревожности, безысходности. Человек может найти несколько путей выхода из этого состояния.
Первый путь — когда происходит переосмысление ценностей в позитивном направлении, своего рода прозрение. Появляется убеждение, что, несмотря на все трудности, жизнь продолжается и нельзя терять надежду на лучшее. Исчезает зависимость от заблуждений и ложных установок, которые привели к разочарованию. Личность становится независимой, у нее складывается другая система ценностей, в
которые она по-новому начинает верить. Человек начинает осознавать, что мир таков, каким он и должен быть, что его можно сделать немного лучше, если сам изменишься в лучшую сторону.
Второй путь — когда человек из-за фрустрации уходит в мир грез и фантазий, впадая при этом в идеализм, который может быть крайне деструктивным по своим последствиям.
Со временем, когда чуда не происходит, человек впадает в еще более глубокую фрустрацию. Фрустрационный нигилизм иногда приводит к трагическим последствиям, особенно когда страх проистекает не из реальности, а возникает в результате манипулирования людьми политическими или религиозными лидерами, которые внушают им чувство страха перед неким врагом, который таковым по своей сути не является.
Третий путь, по которому может пойти человек вследствие утраты веры, является более патологическим для личности — это разного рода девиации.
Фрустрация зачастую связана с мстительным нигилизмом, который бывает двух видов: рациональный и иррациональный.
Рациональный мстительный нигилизм очень близко стоит к фрустрационному, ибо и тот, и другой исходят из необходимости собственной защиты. Эти формы нигилизма, несмотря на их деструктивный характер, служат выживанию человека. Рациональный мстительный нигилизм имеет глубокие исторические корни. Когда еще не были созданы государственные правовые институты, то кровная месть была одним из законов выживания примитивных общества. Это был своеобразный социальный тест того времени: ведь если обидчик, не наказан, то значит сообщество слишком слабо для того. Следовательно, оно должно быть либо порабощено, либо уничтожено.
Иррациональность второго типа мстительного нигилизма выражается в том, что «магическим» способом сделать не свершившимся то, что уже случилось. Данный тип нигилизма можно наблюдать как у отдельного индивида, так и у социальных групп. Мотив мести обратно пропорционален творческому потенциалу и продуктивности личности. Для человека, обладающего мощным творческим потенциалом, нет нужды для восстановления самоуважения действовать по принципу талиона (око за око, зуб за зуб).
В современных отсталых общественных группах чувство мести — одно из самых сильных. Оно может доминировать у людей, бедных в культурном, экономическом и психологическом отношении, несмотря на все разумные аргументы против него.
Возмещающий нигилизм появляется, когда мотив мести приобретает гипертрофированный объем и становится тяжелой патологией. Здесь объектом мести выступает всё живое, когда индивид начинает мстить за собственную духовную и психическую ущербность. Некрофильное ориентирование индивида становится доминирующим. Мщение является у него тем сладостным механизмом, который компенсирует ему собственное ничтожество. Э. Фромм подобных людей называл импотентами, поскольку они из-за слабости, страха и некомпетентности не в состоянии заниматься созиданием. «Созидание жизни требует известных свойств, которые отсутствуют у импотентного человека. Разрушение жизни требует только одного: применения насилия. Импотенту нужно только обладать револьвером, ножом или физической силой, и он может трансцендировать жизнь, разрушая ее в других или в самом себе. Таким образом, он мстит жизни за то, что она его обделила» [6, с. 23].
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (63) 2008 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (63) 2008
Наиболее адекватный выход, который видит для себя некрофил-импотент, — это подчинить себя некой личности или группе, которая обладает силой и властью, отождествив себя с ними.
Основой существования регрессивной нигилистической личности является архаическая жажда убивать. Субъектом данной формы нигилизма является не психопат, а человек, который регрессировал до жи-вотного уровня. Эта крайняя форма нигилизма проявляется у индивида, который полностью отказался от биофильной этики. Он бессознательно боится быть полностью человеком, поскольку это означает принятие определенных моральных установок, которые противоречат его некрофильной ориентации.
Регрессивная личность опускается до состояния животного и освобождает себя от бремени разума и нравственных законов. Смысл своей жизни она видит в пролитии крови.
Регрессивный нигилизм может появиться у некоторых людей во время военных действий. Ведь, чтобы выжить в экстремальных ситуациях, человек должен в полной мере проявлять свои первобытные инстинкты самосохранения. Один из них гласит: убивай, чтобы не быть убитым. Воюющий солдат должен в силу объективных факторов отбросить многие социальноправовые ограничения и регрессировать, поскольку рефлексирующие и морализирующие личности во время боевых действий долго не живут. Далеко не все и не сразу могут обрести вновь нормальное для человека психическое состояние.
Члены террористических групп характеризуются высоким невротизмом и очень высоким уровнем агрессии. Им также свойственно стремление к поиску острых ощущений — обычная жизнь кажется им пресной, скучной и, главное, бессмысленной. Участие в террористических группах позволяет психологически компенсировать многие их неудачи. У них появляется смысл жизни: освобождение Родины, торжество своей религии или идеологии и т.п. Они стремятся приковать внимание всего мира, и тогда у них уже не возникает сомнений в собственной значительности. Появляется чувство избранности, причастности к чему-то великому.
Эти группы замкнуты, и вхождение в них означает признание права других людей на тотальный контроль за своей жизнью, в том числе за личной, включая интимные отношения.
Борьба с преступностью не должна сводиться только к уничтожению преступников. Возможно, выходом будет перевод добра и зла из сферы социума в мир духа, из реального противодействия людей — в искусство, религию и нравственность, а через них — в душу человека, а не в его внешнюю активность [7, с. 29].
Нигилист действует изнутри целого, направляя свои усилия на трансформацию целого, террорист же действует извне. Если нигилизм — это в первую очередь личная проблема и проблема нравственная, то терроризм — внеличностная, поскольку ставит человека перед фактом бесконечного и непоправимого зла, немыслимого в этических категориях. Нигилист имеет лицо, персонален, а террорист — имперсо-нален, безлик. Терроризм — новое имя нигилизма. Нигилизма, который от шокирующего отказа от Бога и морали, от одиночных выстрелов и готовности к самопожертвованию революционеров XIX в., в XXI в. технически оснастился: взяв на вооружение архаическую логику «мы» и «они». Его цель — не прогрессивное развитие, но отказ от развития, сохранение традиционного уклада жизни, который внутренне враж-
дебен современной цивилизации. Дело в том, что логика терроризма строится на других, не связанных с рациональным проектом основаниях. Нигилизм — доведенная до идеализма идея прогресса, терроризм — абсолютизация традиции, стагнация политики, веры и морали. Абсолютная жертва терроризма — производная новой формы нигилизма XXI века — есть результат абсолютного преступления, и она же инверсия абсолютизации уверенности не только в своей правоте, но и в неуязвимости. Но любая абсолютизация чревата отрывом от реальности, в том числе отрывом от реальной угрозы. Эпоха глобализации вызвала к жизни стратегию фундаменталистского терроризма, утверждающую права аутсайдеров и маргиналов на самобытность, путем негации бытия господствующих.
Терроризм как крайняя форма проявления практического нигилизма существовал с тех пор, как на исторической сцене появился нигилизм. Террорист упивается не видением нового, но средоточием взглядов на себе в реальном времени, ведь теракты и 11, и
1 сентября, в которых погибли безвинные люди, весь мир смотрел в прямом эфире. Сверхценность индивидуальной жизни, проистекающая из западного ее образа, притягивает всех к источнику новостей. Террорист не представляет себя в будущем, но предоставляет возможность массам созерцать себя в настоящем. Он не открывает еще не ставшее, но давно уже ставшее отождествляет с неизменно сущим. Он провозглашает (всеми возможными средствами) конец истории становления. Терроризм тотально отчужден от производства и становления и в то же время консервирует прототипы организации современной жизни. Тотальная негация и радикальный жест вычеркивания — отличительная черта терроризма эпохи глобализации.
Неспособность создать идеологию рождает стихийный, аффективный способ поведения, обращающий себя к «мифическому праву» (В. Беньямин). Терроризм — нерефлексивное понятие, отождествляемое с «божественным насилием», поскольку он стремится возродить ситуацию, очевидную для архаики «смена событий в мире определялась мгновенной волей богов — для новых людей она определялась вечным мировым законом»[7]. Меняющий фундамент жизни и связанный с крайней формой насилия и разрушения терроризм декларирует себя фундаментальным. Именно поэтому он нерефлексивен, тогда как нигилизм имел респектабельную связь с философски понятой и обоснованной формой отрицания; нигилизм связывает себя с революционным порывом, а терроризм — с контрреволюционным. Но что, скажите, даст нам попытка увидеть след нигилизма в терроризме? Объяснит ли парадокс, зафиксированный Розановым, «в терроризм можно влюбиться и возненавидеть до глубины души» [8, с. 351]. Не единство же территории, на которой и за обладание которой происходит акция. По крайней мере, именно в силу нерефлексивности термина «терроризм» мы не можем говорить о его привлекательности, зоне сверхзначимости происходящего, великого и мгновенного события, которое раскалывает жизнь на дои после. Рождается новая эпоха, новая культура и политика, новая философия. Однако ничто так не мешает аналитике, как абсолютизация уникальности феномена.
Уничтожение другого мира — вот цель новой формы нигилизма. Его территория не театр военных действий, но весь мир. Остался в прошлом нигилизм как побочный эффект неизбежности прогрессивного развития, нигилизм, который в радикальном
авангардном порыве стремится в зону рождения нового, доселе неизвестного. Здесь мы имеем дело с реакцией на западный тип воспроизводства жизни, одним словом, с реактивным нигилизмом. Кровавая архаическая жертва и терроризм есть то, чего не может быть согласно идеалам просвещенного разума, религии, морали. Когда нигилизм принимает форму терроризма, тогда отрицание не есть момент внутреннего развития, а бытие сущего отрицается тотально. В таком случае переход через линию есть переход последней черты существования, что ведет не только в другой, лишенный метафизики мир, но в мир иной, где другой (новый, цивилизованный мир) вычеркивается как вид сущего. В итоге, высвобождая в нигилизме бездну ужаса, терроризм сковывает жизнь холодом небытия.
Древние были мудры, когда резонно опасались менее развитых соседей, числя за ними магию и колдовство. Сегодня утрата чувства самосохранения обернулась трагедией. При этом трагедия прямо противоположным образом прочитывается ее участниками. Жертвами себя считают обе стороны, победителями — никто.
Первые — потому что акты террора направлены на них. Вторые — потому что они выступают от имени народов-жертв, не способных сохранить свою общность, устои и традицию перед лицом очевидных трансформаций традиционных ценностей, и которые поэтому не находят других средств противостояния всесилию визуальных образов, тотальности медиа, подкрепленных военной и экономической мощью. На терроризм сегодня уповают как на универсальное средство магического преображения реальности.
При этом терроризм вступил в эпоху машинизации социальных связей, онтологической реальностью которых выступает образ. Здесь происходит тотальное сращивание тела производящего, передающего и получающего информацию. Человек замыкается в мире вторичных изображений, а любая попытка поиска референта прямо или косвенно отсылает к реальности образа. В результате рождается одно обезличенное тело, которое быстро разбирается и собирается в точках информирования. В цивилизации, девальвировавшей слово, эффект «разорвавшейся бомбы» приобретает образ взрыва, двумерная геометрия которого, подобная наскальным рисункам арха-
ической эпохи, наследует их магическую силу. Режим глобализации опирается не на девальвировавшие себя тоталитарные механизмы власти, но на всесилие образа, которому решительно уподобляется коллективное традиционное тело. В цивилизации образа люди видят не образы, а образами; они схвачены его организацией.
Терроризм завершенного постмодернистского проекта не схватывается ни притязанием классического разума, ни интенцией подозрения, ни искусством деконструкции любой инстанции власти. Дело в том, что сам акт манифестации его 11 сентября 2001 г. перформативен: он завершает проект капитуляцией как техники, его породившей, так и техники его аналитики. Учреждается новая эпоха, яркость осознания которой входит в противоречие с «глубиной» ее постижения.
Библиографический список
1. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. — М.: Мысль, 1997. — 634 с.
2. Коллинз Р. Социология интуиции / П. Бергер, Б. Бергер, Р. Колиннз // Личностно-ориентированная социология. —М.: Академ. проект, 2004. — С.491-527.
3. Каратуев А.Г. Советская бюрократия: Система политикоэкономического господства. - Белгород, 1993. — 246 с.
4. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого. — М.: Интербук, 1990.- 258 с.
5. Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. — Ростов-на-Дону, 1996. — 276 с.
6. Розов Н.С. Сущность криминализации общества и государства: отчуждение от ценностей или утверждение господства? // Философия и общество. — 2007 — № 1. — С.32-53.
7. Дубовцев В.А. Эволюция идеи отчуждения в европейской мысли в контексте проблематики преступности и зла. // Философия и общество. — 2007. - № 1(45)- С. 143.
8. Розанов В. В. Сочинения. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1990. — 548 с.
САВРУШЕВА Маргарита Ивановна, старший преподаватель кафедры философии.
Статья поступила в редакцию 30.07.07 г.
© М. И. Саврушева
Книжная полка
Скачков, А. С. Субъектность человечества: постановка проблемы морфогенеза [Текст]: монография / А. С. Скачков ; ОмГТУ. — Омск : Изд-во ОмГТУ, 2008. — 131 с.: рис. — Библиогр.: с. 106—125. — Алф.-имен. указ.: с. 127—129. — Предм. указ.: с. 130—131. — ISBN 978-5-8149-0529-1.
Монография в социально-философском ключе знакомит с основаниями, методами и проблемами понимания субъективности человечества. Автор обосновывает наличие теоретико-методологических ограничений для использования термина «субъект» применительно к человеческому роду, находящемуся в противоречивом процессе становления своего глобального общественного единства. Отстаивается и развивается универсальная точка зрения, предполагающая возможность избежания гибели человечества, возможность его космического бессмертия.
В целом монография предназначена для исследователей, профессионально занимающихся или интересующихся метатеоретическим уровнем социально-философских проблем понимания феноменов объединения и выживания человечества. А также может быть рекомендована для аспирантов и студентов при изучении тем: будущее человечества, глобальные проблемы современности, взаимодействие цивилизаций и сценарий будущего.
По вопросам приобретения — (3812) 65-23-69 E mail: libdirector@ omgtu.ru.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 1 (63) 2008 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
