CC BY
55
УДК 1 ББК 87
Бочкарев Сергей Александрович Bochkarev Sergey Alexandrovich
исполняющий обязанности заведующего лабораторией политико-правовых исследований Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова кандидат юридических наук.
Head of the Laboratory of Political and Legal Research of Lomonosov Moscow State University, PhD in Law. E-mail: rjls@bk.ru
НЕЗАВИСИМОСТЬ КАК КАТЕГОРИЯ БЫТИЯ* Independence as a category of being
В статье на основе историософского материала рассмотрена категория независимости. Автором проанализирован онтологический базис данного феномена и прослежена эволюция его значения на различных исторических этапах, выявлен междисциплинарный потенциал категории для естественных и гуманитарных отраслей знания. С помощью исследовательского опыта мыслителей разных эпох раскрыт философский, теологический, политический, экономический и психологический контексты независимости.
Ключевые слова: независимость, зависимость, бытие, онтология, философия, политика, право, психология, история, экономика, междисциплинарность.
Актуальность заявленной темы сложно переоценить. Достаточно обратить внимание на то, что с античных времен категория независимости плотно вошла в философский обиход. В те времена она еще не стала отдельным предметом интереса, но уже активно использовалась в качестве инструмента в рассудительной деятельности многих мыслителей. Показательна, к примеру, эволюция взглядов греческого философа Аристотеля (384-322 гг. до н. э.). Знатокам его наследия должно быть хорошо известно, что один из эпицентров познавательной деятельности мыслителя основывался на антиномии понятий о зависимости и независимости. Из сопряжения этих предполагающих друг друга и взаимоисключающих явлений как из источника знаний он черпал представления о правильной и справедливой организации общественного устройства.
Его «Политика», к примеру, всецело построена на гносеологическом потенциале категории взаимозависимости. Основываясь на ее эвристическом начале, он пришел к выво-
The article considers the category of «independence» on the basis of historiosophical material. The author has analyzed the basis of this phenomenon and traced the evolution of its meaning at various historical stages. The interdisciplinary potential of the category for natural and humanitarian branches of knowledge is revealed. With the help of research experience of thinkers of different eras revealed philosophical, theological, political, economic and psychological context of independence.
Keywords: independence, dependence, being, ontology, philosophy, politics, law, psychology, history, economics, interdisciplinary.
ду, что в человеческой жизни не существует чего-то не обусловленного. Как писал философ, «война существует ради мира, занятия -ради досуга, необходимое и полезное - ради прекрасного». В этом же ключе мыслитель дал определение государству. Под ним он понимал «общение подобных друг другу людей ради достижения возможно лучшей жизни». При этом для каждого человека в отдельности и всего государства в целом наилучшая жизнь должна быть одной и той же. Очевидно, что в самую первую очередь эта дефиниция означает целенаправленное вступление граждан во взаимозависимое положение. В подтверждение сказанному философ добавлял, что государство представляет собой не случайное собрание людей, а то, которое способно к самодовлеющему существованию.
В своем трактате Аристотель также указал на то, что существование государства невозможно без его деления на составные части и отдельные слои, объединенные единой для них целью и общими задачами. Всякое государст-
* Исследование выполнено в рамках научного проекта № 18-011-01232, поддержанного РФФИ.
венное общение, по его убеждению, состоит из властвующих и подчиненных. При этом тесный уровень их зависимости философ определил оригинальной формулировкой о том, что одни и те же правят и подчиняются, а правят и подчиняются не одни и те же [2, с. 469, 484, 486, 490, 509-511]. В его понимании эти слова означали взаимозаменяемость правящих и подчиняющихся, их зависимость.
Для полноты картины следует отметить, что Аристотель считал ошибочными взгляды своих предшественников - Анаксагора (ок. 500428 гг. до н. э.) и Эмпедокла (ок. 490-430 гг. до н. э.) о том, что элементы настолько взаимозависимы, что непременно возникают друг из друга. Одни вещи, были убеждены мыслители, происходят друг из друга через соединение, другие - через разделение. Однако философ считал иначе и в своей «Метафизике» отмечал, что «у тех, кто говорит таким образом, необходимо упраздняется качественное изменение; ибо не может у них получиться ни холодное из теплого, ни теплое из холодного». Более того, зависимое сосуществование противоположных свойств должно предполагать наличие какого-нибудь одного вещества, которого у них в действительности нет [1, с. 54-55]. Также ученик Платона выступил противником идеи Сократа (470-399 гг. до н. э.), который, рассуждая о наилучшем государственном устройстве, считал, что и дети, и жены, и собственность должны быть общими. Критик утверждал, что за подобным сроднением уже не может идти речи ни о зависимости, ни уж тем более о независимости кого-либо или чего-либо. Такое предложение не только не согласуется с целью государства, писал мыслитель, но представляет собой «единство, доведенное до крайних пределов». «Если это единство зайдет слишком далеко, то и само государство будет уничтожено...», - заключил Аристотель [2, с. 95].
В «Никомаховой этике» ощущается появление, допущение и даже превалирование в повествовании мыслителя некого произвольного или, иначе, независимого элемента. Примечательно то, что степенное раскрытие этого феномена он начал с определения существа правосудия. Первоначально автор говорит о правосудии, которое остается правосудным только тогда, когда воспринимается и реализуется как полная добродетель, а не часть какой-либо добродетели. Правосудность не за-
висит от своей противоположности. Таким же качеством обладает неправосудность, она есть порочность в целом.
Под полнотой добродетели мыслитель еще подразумевал то, что правосудность предназначена не только для себя, но и для другого. На этом основании, писал философ, правосуд-ность - единственную из добродетелей - почитают «чужим благом». Она существует в отношении к другому. Правосудный приносит пользу, например, начальнику или одному из сограждан. За счет собственной самодостаточности и автономности правосудность оценивается как величайшая из добродетелей, подчеркивал мыслитель. Ей удивляются больше, чем «свету вечерней и утренней звезды». В народе справедливо почитают и пословицей подтверждают, что «всю добродетель в себе правосудность соединяет!».
Затем Аристотель обратил внимание на частные виды правосудности, осуществив ее деление на распределительное и направительное право, последнее из которых реализуется при взаимном и равноправном обмене. Далее он дифференцировал обмен и связанное с ним право на произвольное и непроизвольное. При этом их размежевание провел путем активного использования антиномии «зависимости -независимости». Произвольным назвал зависящий от самого человека поступок, который он совершает сознательно и не по неведению о том, против кого, посредством чего и ради чего он это делает. Причем все это, как подчеркивал сам мыслитель, независимо от случайных обстоятельств и не подневольно. Если поступок совершен в неведении или хотя и не в неведении, но независимо от самого человека, это поступок непроизвольный.
К слову сказать, учитель Аристотеля использовал термин независимости в двух значениях. Платон (427-347 гг. до н. э.) употреблял его как термин, указывающий либо на отдельное положение феномена в пространстве, либо на структурную обособленность и содержательную самодостаточность явления. В Диалогах, к примеру, находим упоминание о «божественном уделе», при определении которого он употребил категорию независимости. Этот дар, по Платону, дается человеку независимо от воспитания. Государственные люди не научаются добродетели, но мудры «от бога», говорится в «Меноне» [10, с. 190]. Они мудры
ни от природы, ни от учения, а лишь по божественному уделу.
Таков в самом общем виде античный опыт. Из него узнаем, что независим тот, кто зависим от самого себя, и зависим тот, кто независим от себя. Рассудительный опыт упомянутых мыслителей также позволяет сделать вывод о том, что правосудность тем ценна, что она в первую и главную очередь независима. Зависимое положение правосудности уже античной мыслью приравнивалось к неправосудности, поскольку в таком состоянии она не представляет собой «середину». Не может реа-лизовывать с этой позиции свое основное предназначение - обеспечивать, как писал Аристотель, пропорциональность в отношениях, устанавливать справедливое равенство между наживой и убытком.
В Средние века, как известно, укреплялось положение церкви и ее влияние на социальные процессы. На пике своего становления церковь представляла собой мощную иерархически централизованную власть. Эта специфика эпохи наложила свой след на восприятие феномена независимости. Если в античный период он преимущественно рассматривался с позиции разума или естественных законов природы, то в Средние века независимость стала оцениваться, прежде всего, с теологического ракурса. Для большинства мыслителей и их рассудительной деятельности исходным являлось то, что «Бог пребывает во всем Своею силой, поскольку все вещи подчинены Его силе; Он пребывает во всем Своим присутствием, поскольку все вещи обнажены и открыты пред взором Его; Он пребывает во всем Своею сущностью, поскольку Он - причина бытия всего сущего».
Таков религиозный контекст антиномии «зависимость - независимость», каким его видел Ф. Аквинский (1225-1274). Он считал, что «Бог - во всех вещах... ». Поскольку он действователь, то ничто не может быть от него независимо. «Сколь долго вещь существует, -утверждал мыслитель, - столь же долго, согласно модусу бытия, Бог и присутствует в ней». Любое действие действователя, функционирующего на удалении от объекта воздействия, есть действие через посредника (среду). Но величайшая сила Бога состоит в том, что Его действие осуществляется непосредственно во всех вещах. Ничто не удалено от Него
так, как если бы оно могло существовать без Бога, само по себе.
Дальнейшая востребованность феномена независимости появляется у мыслителя при объяснении взаимосвязи души и тела, то есть физического и метафизического. Он отмечал, что присущие Богу свойства вездесущности и независимости актуальны только для бестелесных субстанций, которые не имеют никакого количества ни в себе, ни акцидентным
образом. Они существуют лишь в смысле оби " _ 1 л
щей идеи своей сущности. В первую очередь это касается души, которая обладает соответствующим происхождением и бытием [13]. Как Бог целиком присутствует везде и в каждой отдельной вещи, так и душа присутствует в каждой части тела. «Если бы мы, - рассуждал философ, - стали рассматривать состояния души и тела независимо друг от друга..., то следовало бы признать, что душа и впрямь очень далека от тела, и что между ними должно наличествовать множество дополнительных связующих средств. Но поскольку душа - это форма тела, ее бытие не предшествует бытию тела, ибо через посредство своего бытия она мгновенно соединяется с телом. И так обстоит дело с каждой формой, которая, если рассматривать ее как чистый акт, очень далека от сущей только в возможности материи».
В другом соотношении с физическим миром находится ум. В иерархии Ф. Аквинского он расположен на более высоком уровне мироздания. «Умственная душа, - как писал философ, - осуществляет независимую от тела деятельность». «Независимо от того, каким образом ум соединен или связан с тем или иным человеком, ум предшествует всем прочим принадлежащим человеку вещам, поскольку чувственные силы являются подчиненными и служебными по отношению к уму» [13, с. 31]. Что касается тела, то оно необходимо уму для осуществления его действий не в качестве источника его действенности, а со стороны его объекта, поскольку представление для ума есть то же, что цвет для зрения. Однако подобная зависимость от тела, пояснял мыслитель, отнюдь не доказывает, что ум не обладает самобытием. В ином случае из этого бы следовало, что животное не обладает самостью, поскольку для восприятия оно нуждается во внешних объектах ощущения.
Очередные случаи использования философом категории «независимость» связаны с трактатом о главных добродетелях. Напомним, что к их числу он отнес рассудительность, мужество, благоразумие и правосуд-ность. При этом только правосудность, в понимании мыслителя, обладает самобытием, то есть тем, что называется независимостью. С одной стороны, правосудность определена и перечислена им вместе с иными добродетелями, с другой стороны, он специально подчеркнул, что правосудность названа им не как общая, а как особая добродетель. В этом плане мыслитель разделил мнение Аристотеля, который писал, что правосудность отличается от других добродетелей по модусу своего бытия. «Правосудность, - добавлял Ф. Аквин-ский, - сущностно является тем же, что и все остальные добродетели, но отличается от них логически».
Правосудность обладает отмеченным статусом в силу того, что она лишь одна из упомянутых добродетелей, которая указывает на справедливое равенство и определяет человека в его отношениях с другими. Иные добродетели со своей стороны совершенствуют человека в том, что касается лично его. Правильность в делах других добродетелей, к которой они стремятся как к присущему им объекту, зависит только от ее отношения к действователю. Правильность в делах правосудно-сти, помимо ее отношения к действователю, зависит и от ее отношения к другим. О человеческом поступке говорится как о правом тогда, когда он согласован с чем-то другим посредством некоторого равенства. Поэтому у правосудности, как отмечал Ф. Аквинский, есть свой особый, присущий ей объект, которого нет у других добродетелей, и этот объект называется правом.
Исключительность правосудия также состоит в том, что благоразумие и мужество находятся в чувственном желании - вожделении и раздражительности. В отличие от правосуд-ности эти способности являются пожеланиями некоторых частных благ, поскольку посредством чувств познаются частности. Правосуд-ность же, со своей стороны, находится в умственном желании, как в своем субъекте, которое в качестве объекта имеет универсальное благо, познание которого принадлежит уму. Поэтому правосудность является общей доб-
родетелью, а благоразумие и мужество - только частными.
Особость правосудности обусловлена еще тем, что именно она по своему назначению призвана направлять акты других добродетелей к собственной цели. Это означает, как уточнял мыслитель, что правосудность подвигает все другие добродетели посредством своего предписания. Подобно любви к небесному, которая направляет акты всех добродетелей к божественному благу, законная правосудность может быть названа общей добродетелью, поскольку она также направляет акты всех добродетелей к общественному благу. Как любовь к горнему является по своей сущности особой добродетелью, так и правосудность представляет собой особую добродетель по своей сущности, поскольку относится к общественному благу как к присущему ей объекту. При этом, добавлял философ, правосудность первично и распорядительно находится в начальствующем положении, в то время как другие добродетели во вторичном и исполнительном - в подчиненном положении. Наличие такой, «более возвышенной добродетели», требуется разумным и богоугодным устройством мироздания. Как писал Ф. Аквинский, «должна существовать одна сущностно отличная от всех других добродетелей высшая добродетель, которая бы направляла все добродетели к общественному благу, и такой добродетелью является законная правосудность».
Отдельно мыслитель остановился на условиях правосудности, каждое из которых по своей сути является элементом ее «независимости», а все в совокупности образуют сам феномен правосудности. Речь идет об акте, которому для свершения правосудности необходимо быть произвольным, как писал Аристотель, а также уверенным и устойчивым, «избранным преднамеренно» и «ради надлежащей цели», добавлял Ф. Аквинский. Он же отмечал, что правосудность как навык, благодаря которому человек воздает каждому должное, представляет в этом постоянную и нескончаемую волю. Здесь «нескончаемость» означает намерение блюсти правосудность всегда, а «постоянность» указывает на уверенность и устойчивость этого намерения. Важно при этом, что акт правосудности реализуется без учета того, каким образом предел этого акта был достигнут действователем. Усло-
вием правосудности не может быть чье-либо желание быть правосудным в данном конкретном вопросе или в данное конкретное время, поскольку вряд ли вообще найдется человек, который бы желал быть неправосудным всегда. Необходимо обладать волей к тому, чтобы всегда и во всех случаях блюсти правосудность. Только при соблюдении названных условий правосудность может означать то, что вытекает из ее имени - справедливое равенство - и указывает этим на сущностное отношение к другому.
Независимость становится краеугольным камнем правосудия. Поскольку сама добродетель только тогда остается сама собой, когда воспроизводится независимо от других добродетелей, когда реализуется независимо от действователя и от отношения к другому, а в зависимости от меры.
В итоге, как видим, Средневековье внесло свой вклад в понимание феномена независимости. Религиозный контекст помог познать, что независимо от своей вездесущности и зависимости от нее всего остального есть то, что предшествует всякой зависимости. В бытии присутствует и бытие образует то, что существует независимо от всякой зависимости. Но на этом развитие теории и практики независимости не остановилось. Исход Средних веков, завершившийся трансформацией всего общественного уклада, задал дополнительную динамику в восприятии категории независимости.
Для эпохи Нового времени характерно: во-первых, обобщение накопленного о независимости опыта, который первоначально был преимущественно философским, а затем теологическим; независимость рассматривалась как свойство естественного и религиозного мира; в каждой области знания категорию использовали в качестве средства идентификации того или иного явления, а также способа обозначения и обеспечения его идентичности;
во-вторых, независимость в гносеологическом плане преобразовалась из рассудительного в прикладной институт; если ранее с помощью независимости характеризовали сущее и указывали на определенное соотношение вещей, то в обозначенное время о ней начали вести речь как о должном;
в-третьих, окончательное отделение государства от церкви привело к политизации
независимости; если ранее исповедовался принцип существования независимого Божества и зависимого от него «тварного мира», то на отмеченном этапе государство объявило о собственной независимости от патроната церкви.
Символом и определенным результатом развития отмеченных процессов стало появление политико-правовых теорий и практик по разделению властей. Благодаря усилиям французского писателя Ш. Монтескье (1689-1755) и английского философа Дж. Локка (16321704) обоснована идея о том, что государственная власть должна быть разделена между независимыми друг от друга ветвями. Ее воплощение в жизнь привело к структуризации общественно-политического строя во многих странах на долгие годы.
Однако важно отметить, что критикой пат-риархализма и обоснованием светского государства как цивилизационной формы правления вклад мыслителей в категорию независимости не ограничился. Они пошли дальше собственного утверждения о том, что принятие идеи о теологическом происхождении государства ведет к такой форме зависимости как рабство. В своих рассуждениях мыслители обратились к человеку и заявили уже о его независимости. Такое положение вытекает из естественного состояния человека и закона природы, которым оно управляется и который обязателен для каждого. Разум, являясь этим законом, учит всех людей тому, что все равны и независимы. Это означает состояние свободы, но не состояние своеволия, подчеркивал Дж. Локк. «Хотя человек в этом состоянии обладает неограниченной свободой распоряжаться своей личностью и собственностью, у него нет свободы уничтожить себя или хотя бы какое-либо существо, находящееся в его владении, за исключением тех случаев, когда это необходимо для более благородного использования, чем простое его сохранение» [7, с. 264].
Отмеченная независимость обеспечивается тем, что «все люди созданы одним всемогущим и бесконечно мудрым творцом; все они -слуги одного верховного владыки, посланы в мир по его приказу и по его делу». Если в Средневековье такое родство использовали для объяснения и оправдания тотальной зависимости всех и вся, то в Новое время оно приобрело
дополнительный смысл. Тот же самый исходный посыл о людях, которые «.являются собственностью того, кто их сотворил», стал означать то, что существование людей должно продолжаться до тех пор, пока Ему, а не им это угодно. «Обладая одинаковыми способностями и имея в общем владении одну данную на всех природу, мы не можем предполагать, что среди нас существует такое подчинение, которое дает нам право уничтожать друг друга, как если бы мы были созданы для использования одного другим, подобно тому, как низшие породы существ созданы для нас».
Более того, независимость в философии мыслителей впервые начала восприниматься не только как освобождение, но и как обязы-вание человека. Ни один из них не должен наносить ущерб жизни, здоровью, свободе или собственности другого. «Каждый из нас, поскольку он обязан сохранять себя и не оставлять самовольно свой пост, обязан по той же причине, когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и на все, что способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности другого».
Отдельно философ обратил внимание на то, что не каждый союз с другими ведет к утрате независимости. «Дело в том, - как объяснял Дж. Локк, - что не всякое соглашение кладет конец естественному состоянию между людьми, но только то, когда люди взаимно соглашаются вступить в единое сообщество и создать одно политическое тело; люди могут давать друг другу обязательства и заключать другие соглашения и все же оставаться по-прежнему в естественном состоянии. Обещания и сделки, связанные с обменом между двумя людьми., обязательны для них, хотя они всецело находятся в естественном состоянии по отношению друг к другу, ибо правдивость и выполнение обещаний свойственны людям как людям, а не как членам общества» [7, с. 269]. Также мыслитель отмечал, что «поскольку люди являются по природе свободными, равными и независимыми, то никто не может быть выведен из этого состояния и подчинен политической власти другого без своего собственного согласия. Единственный путь, посредст-
вом которого кто-либо отказывается от своей естественной свободы и надевает на себя узы гражданского общества, это соглашение с другими людьми об объединении в сообщество для того, чтобы удобно, благополучно и мирно совместно жить, спокойно пользуясь своей собственностью и находясь в большей безопасности, чем кто-либо не являющийся членом общества».
С учетом отмеченных представлений о человеке Дж. Локк заключил, что государственное правление может быть образовано только свободными людьми, независимыми друг от друга, и по своему собственному соглашению. В подтверждение он привел из истории несколько примеров свободных людей, находящихся в естественном состоянии, которые, собравшись вместе, объединились и положили начало государству. Под государством, в свою очередь, мыслитель подразумевал не демократию или какую-либо иную форму правления, но любое независимое сообщество.
В Новое время у независимости, таким образом, появилась политическая составляющая. Независимость стала рассматриваться как условие, необходимое для государственного образования. Но главное состоит в том, что «независимость» получила человеческое измерение и земное начало. Источник этого начала был найден в воле человека и в его естественном состоянии. Каждый человек, как писал Дж. Локк, по природе свободен, и ничто не в состоянии поставить его в подчинение какой-либо земной власти, за исключением его собственного согласия.
Еще одна особенность Нового времени зафиксирована на уровне постановки закона в зависимое положение от суверена и в независимое последнего от первого. Если в Средние века, по Ф. Аквинскому, закон представлял собой выражение разума, поскольку он являлся первым началом любого человеческого действия и определял его цель к общему благу, то в Новое время мыслители существенно понизили статус закона и фактически подчинили его произволу суверена. Известно характерное для тех времен изречение английского философа Т. Гоббса (1588-1679) о том, что «суверен государства, будь то один человек или собрание, не подчинен гражданским законам. Обладая властью издавать и отменять законы, суверен может, если ему
угодно, освободить себя от подчинения отменой стесняющих его законов и изданием новых...» [5, с. 183].
Если в Средние века Ф. Аквинский на примере Ветхого и Нового заветов сравнивал Новый Закон со Старым, интересовался их зависимостью друг от друга, искал ответы на вопросы о том, отличается ли Новый Закон от Старого; является ли Новый Закон исполнением Старого; содержится ли Новый Закон в Старом; какой из Законов более обременителен, Новый или Старый, то в Новое время мыслители такими вопросами уже не задавались. Они многое упростили, по сути прервали зависимость настоящего от прошлого. Для упрочнения положения настоящего они избавили его от обязательств перед прошлым и подчинили текущему моменту. Т. Гоббс, к примеру, считал, что «законодателем является не тот, чьей властью закон впервые издан, а тот, чьей волей он продолжает оставаться законом» [5, с. 184]. Уложения, как писал философ, являются законами не потому, что освящены временем, а в силу постановлений нынешних суверенов.
Таким образом, наряду с политизацией независимости, произошла субъективизация этого феномена. Далее, на исходе Нового времени и на протяжении всей новейшей эпохи развивались процессы по психологизации, эконо-мизации, а в целом - социализации независимости. Иными словами, был рассмотрен и раскрыт внутриотраслевой потенциал независимости для различных сфер общественных отношений.
Одними из лучших работ, демонстрирующими глубинное значение феномена независимости для психоанализа, являются произведения немецкого философа и социального психолога Э. Фромма (1900-1980) «Бегство от свободы» и «Человек для себя». Как последователь фрейдизма, мыслитель принимал и развивал тезис о том, что оплотом Я является характер человека, который в индивиде отвечает за последовательность и разумность его поведения, а также является основой для приспособления к обществу. В свою очередь, независимость служит структурообразующим элементом характера и маркером его нормального развития. Как умеренный критик фрейдизма, Э. Фромм отмечал, что авторы этого учения недостаточно уделили внимание связи
характера человека с этическими ценностями. «Зрелая, плодотворная, разумная личность выберет систему, позволяющую ей быть зрелой, плодотворной и разумной». Нормальное развитие характера формирует зрелый, независимый, плодотворный характер, способный к любви и труду.
Однако, как утверждал мыслитель, развитие ориентаций, присущих плодотворному зрелому характеру, может блокироваться специфическими и по большей части внешними обстоятельствами, вести к формированию невротического характера. В этом случае верх берут прегенитальные ориентации, свойственные для установок на зависимость, алчность и жадность. К примеру, писал Э. Фромм, человек, зацикленный на своей семье, неспособен действовать независимо и фактически вынужден поклоняться примитивному культу предков. Личность, чье развитие было блокировано, вынуждена обратиться к иррациональным системам, которые в свою очередь продлевают и усиливают ее зависимость и иррациональность. Такая личность остается на том уровне, который человечество в лице его лучших представителей уже миновало тысячи лет назад, заключил философ.
Процесс воспитания родителями своего ребенка выступает еще одним примером того, как в жизни каждого человека с самого раннего этапа идет борьба за независимость. Родители стараются обеспечить тотальную подконтрольность и подчиненность ребенка, а он оказывает им сопротивление, отстаивая свою независимость от родителей. По этому поводу философ писал, что «.социальный и родительский авторитет стремятся подавить его волю, спонтанность и независимость». Первоначально ребенок получает все идеи от родителей, чей авторитет несомненен. На этом этапе ребенок не осознает, что им распоряжаются, а родители не осознают, что они отдают приказания. Ребенок не может полноценно сопротивляться и тем самым развивать в себе чувство независимости.
Однако в процессе высвобождения ребенка из-под авторитета родителей, развивая свое собственное Я, он обретает критичность. Взрослея, ребенок начинает сомневаться в легендах, которые прежде он не ставил под вопрос, и рост критических способностей становится прямо пропорционален становлению
независимости от родительского авторитета. В итоге критичность ребенка перерастает в спасение от подавления, в борьбу с авторитетом, представленным в лице родителей. Он борется не только за свою свободу от подавления, но также за свободу быть самим собой, полноправным человеческим существом, а не автоматом. Для некоторых детей эта борьба за свободу более успешна, чем для других, но лишь немногие добиваются успеха.
После взросления, продолжал Э. Фромм, человеческое существование продолжает оставаться заложником ряда парадоксов, каждый из которых напрямую связан с феноменом независимости. С одной стороны, человек одинок и обособлен от мира, он обладает индивидуальным характером, благодаря которому внутри одной и той же культуры одна личность отличается от иной. Его индивидуальность реализуется через созидание и творчество, которые, в свою очередь, дают ему силу, свободу и ощущение счастья, то есть то, что дает ему и в чем реализуется независимость. С другой стороны, он не в состоянии вынести обособленности и вынужден искать родства и общности. Индивид убегает от опасности одиночества, становясь частью другого человека, «поглощаясь» этим человеком или «поглощая» его сам. Парадокс здесь «... заключается в том, что человек должен одновременно искать и близости, и независимости; общности с другими - и в то же время сохранения своей уникальности и особенности». Есть много способов реализовать эту потребность в балансе между внутренней независимостью человека и его внешней зависимостью. Но только один из них, как отмечал Э. Фромм, не приносит вреда человеку как уникальному существу, позволяет ему раскрыть свои силы в самом процессе отношений. Этот способ реализуется посредством деятельности и постижения, ментально и эмоционально, при помощи любви и разума.
Независимость, таким образом, по идее мыслителя состоит из двух движущих и взаимно уравновешивающих сил. Сила разума дает возможность проникать вглубь и постигать сущность предмета, вступая в активные отношения с ним. Сила любви дает ему возможность разрушить стену, отделяющую одного человека от другого. Она позволяет любящему человеку избавиться от неприятно-
го чувства зависимости через его преобразование в ощущение заботы, ответственности, уважения и знания.
Следующий парадокс мы видим внутри человека, в его психологии. Он состоит из «виноватой совести» и «чистой совести». Чувство вины дано индивиду в противовес его зависимости от трансцендентных сил, стремлению к созиданию и творчеству, которые являются для него источником силы, свободы и счастья. Чувством вины личность подавляет свои силы, это чувство питается авторитарной убежденностью в том, что полагаться на свою волю и творческую силу - значит бунтовать против привилегии авторитета быть единственным творцом и обязанности человека быть его «вещью». Это чувство вины, в свою очередь, ослабляет человека и обессиливает, увеличивая его подвластность. Такова расплата за попытку быть самому «творцом и созидателем».
Прямой противоположностью «виноватой совести» является «чистая совесть». Если «виноватая совесть» - это результат чувства силы, независимости, плодотворности и гордости, то «чистая совесть» - порождение чувства покорности, зависимости, бессилия и греховности, как ее описал Э. Фромм. Признание собственного бессилия, самоуничижение, отягощен-ность чувством собственной греховности и порочности - вот признаки благости, как считали Св. Павел, Августин, Лютер и Кальвин. Само наличие виноватой совести служит знаком добродетельности, потому что виноватая совесть - это симптом страха и трепета человека перед авторитетом. Парадокс состоит в том, что «виноватая совесть» оказывается основой для «чистой совести», а «чистая совесть» у того, кто обладает ею, должна порождать чувство вины.
Другие психологи не абсолютизируют позицию Э. Фромма. Они также возводят независимость в ранг бытийной категории. Однако утверждают, что мыслитель в своих суждениях не учитывал культурологический фактор, который, по их мнению, также влияет на понимание феномена независимости. Отмечают, что его представления о ней характерны для европейско-американской традиции, в которой независимость транслируется как общечеловеческая ценность. Самодостаточность для многих людей иных культур не является це-
лью жизни. В Японии, к примеру, родившегося младенца считают совершенно независимым, родители затем учат его «адекватной зависимости» [6].
Задатки экономизации феномена независимости были заложены еще в XIX веке французским экономистом, публицистом и общественным деятелем Ф. Бастиа (1801-1850), а также его современником - английским экономистом и философом Дж. Миллем (18061873). В узкоотраслевом плане они исследовали вопросы зависимости «классов, между которыми распределяется продукт», «зависимости стоимости денег от спроса и предложения», «зависимости стоимости денег от издержек производства» и другие. [3] Мыслители сошлись во мнении о том, что стоимость является основным экономическим выразителем антиномии «зависимость - независимость». На примере монополиста они показали, как он может независимо от иных участников хозяйственной деятельности вести себя на рынке и назначать любую высокую цену. Однако и его независимости может прийти конец, когда уровень его беспредела, реализуемый в цене, превысит тот, который «потребитель не сможет или не захочет уплатить» [8, с. 507]. Экономисты, иными словами, обратили внимание на зависимость независимости монополиста не только от благоприятствующих рыночных условий, но и от внутреннего самоконтроля над своей алчностью.
Раскрытие темы находим в идеях Э. Фромма. Он один из немногих, кто увидел и рассмотрел связь между экономическими и психологическими составляющими концепта Я. Он обратил внимание на то, что «в Средние века человек ощущал себя необходимой частью социальной и религиозной общности, в причастности к которой он обретал свое Я, притом как индивид он все еще полностью не выделился из своей группы. С началом Нового времени, когда человек как индивид столкнулся с задачей восприятия себя независимым существом, встала проблема его идентичности. В ХУШ и XIX веках понятие Я все более и более сужалось; Я стало восприниматься как нечто определяемое собственностью, которой владеешь. Формула «я - то, что я думаю» сменилась формулой «я - то, что я имею», «я - то, чем я владею».
За несколько последних поколений, продолжил философ, рыночное понятие ценности,
превосходство меновой ценности над полезной привело к формированию сходного понятия ценности в отношении людей «.и, в частности, в отношении человека к самому себе. Ориентацию характера, коренящуюся в восприятии себя как товара, а собственной ценности как меновой. ». Под возрастающим влиянием рынка понятие Я изменило значение с «я - то, что я имею» на значение «я - то, чего от меня хотят». Человек, живущий при рыночной экономике, чувствует себя товаром. Он не един с собой, как продавец товара не един с тем, что он хочет продать. Конечно, он заинтересован в самом себе, непосредственно заинтересован в своем успехе на рынке, но «он» - и управляющий, и служащий, и продавец - является в то же время и товаром. Его личным интересом оказывается интерес к «себе» как субъекту, которого он нанимает на службу, «себе» как к товару, который должен иметь оптимальную цену на личностном рынке.
Рыночная ориентация привела в итоге к тому, что человек начал воспринимать себя и как продавца, и как товар для продажи. Его самооценка стала зависеть от ему неподвластных условий. «Если он "преуспевает" - он ценен; если нет - он лишен ценности», - отмечал Э. Фромм. Степень неуверенности, являющейся результатом данной ориентации, трудно переоценить. Если человек чувствует, что его ценность определяется не его человеческими качествами, а успехом в рыночной конкуренции с ее постоянно меняющимися условиями, его самооценка непременно будет шаткой и постоянно нуждаться в подтверждении со стороны других людей. Если человек вынужден неуклонно пробиваться к успеху и любая неудача является жестокой угрозой его самооценке, то результатом станет чувство беспомощности и неполноценности. Если превратности рынка выступают мерилом ценности человека, чувства собственного достоинства и самоуважения разрушаются.
При этом, как отмечал философ, «проблема не только в самооценке, но и в восприятии себя как независимого существа, в идентичности самому себе. Как мы увидим позднее, зрелый и плодотворный индивид черпает свое чувство идентичности в ощущении себя творцом, когда он сам и его силы - это нечто единое; такое самоощущение можно выразить
короткой фразой: "я - то, что я делаю". При рыночной ориентации человек сталкивается со своими собственными силами, как с товаром, отчужденным от него. Он не един с ними и они скрыты от него, потому что значение имеет не его самореализация в процессе их использования, а его успех в процессе их продажи. И его силы, и то, что ими создано, отчуждается от него, становится чем-то от него отличным, чем-то, что другие будут оценивать и использовать; в результате его чувство идентичности становится таким же неустойчивым, как и самооценка; заключительная реплика во всех возможных здесь ролях: "я - то, чего изволите"». Поскольку человек не может жить, сомневаясь в своей идентичности, он должен при рыночной ориентации черпать чувство идентичности не в самом себе и в своих силах, а в мнении других о себе. Его престиж, положение, успех, известность другим как некоего определенного лица становятся замещением подлинного чувства идентичности. Такая ситуация ставит его в полную зависимость от того, как другие воспринимают его, и вынуждает придерживаться роли, однажды уже принесшей ему успех. «Раз я и мои силы отделены друг от друга, то, конечно, мое Я определяется ценой, какую за меня дали. В условиях рынка материальный успех у всех зависит от признания их личности теми, кто платит за их услуги или нанимает на работу за жалованье» [12].
В современных исследованиях психологи отмечают, что спрос на независимость не утрачивает своей актуальности. Наблюдается рост интереса к этому феномену и состоянию. Фиксируемый рост является ответной реакций на увеличение перечня зависимостей, который расширяется по мере развития общественных отношений. Социум устойчиво и продолжительно трудится над построением новых механизмов, защищающих его от различного рода зависимостей. Появление институтов страхования, кредитования, социальных служб, психотерапии и так далее напрямую связано, как отмечают специалисты, с желанием защитить людей от пугающего переживания зависимости.
Наибольший интерес к независимости проявлен в финансово-хозяйственной сфере. Как отмечают специалисты Канадской школы коммерческих исследований Ж. Дион и Т. Трики,
по мере формирования отраслей экономики и совершенствования механизмов их функционирования возросла роль института независимости. В развитых экономиках его значение в финансовых, кредитных, банковских, промышленных и других коммерческих областях приблизилось к положению, которое он занимает в юриспруденции, где он возведен в основополагающий принцип правоведения. В результате активной культивации независимости появился междисциплинарный институт аудита, работающий на стыке права и экономики. Его разработка имела целью защитить интересы акционеров. Основу этого института составили правила корпоративного управления, определяющие порядок оценок рисков и хеджирования фирм, а также требования к составу и финансовым знаниям руководителей, заседающих в советах директоров и комитетах по аудиту [17].
Для биржевой деятельности, как отмечает профессор Калифорнийского университета С. Бэйнбридж, введены в действие новые стандарты листинга, которые, в частности, значительно увеличивают роль независимых директоров в государственных корпорациях. Исследования ученых Нью-Йорского и Гавайского университетов также подтверждают, что существует тесная связь между качеством комитета по аудиту, независимостью аудитора и слабостью внутреннего контроля [20].
Рост интереса к феномену независимости достиг таких параметров, что ряд специалистов усомнились в объективности придаваемого ему значения. Одни обратили внимание на то, что нынешние правила чрезмерно полагаются на независимость, превращая по существу отрицательное качество - отсутствие у директора связей с корпорацией - в самоцель и таким образом фетишизируя независимость [19]. Другие предлагают реформировать институт независимых директоров [14], руководствуются эмпирическими данными о практике управления доходами, которые привели исследователей Колумбийской юридической школы к выводам о том, что независимый аудитор и возложенная на него ответственность сегодня не отвечают высоким требованиям законности. Непрозрачность деятельности, скрытые сговоры и высокие агентские затраты свидетельствуют в пользу отказа от аудиторского контроля. Аналогичное мнение раз-
деляют специалисты Института сравнительного и международного частного права имени Макса Планка. Проанализировав деятельность ряда действующих в области финансов советов (FASB, IASB), они пришли к выводу, что на практике эти институты не настолько сильны и независимы, как об этом утверждают их сторонники. Советы сталкиваются с внешним давлением, особенно со стороны политики, и оба идут на уступки, чтобы угодить своим учредителям [18]. К такому же выводу пришли исследователи Стэндфордского университета, проанализировав деятельность Федеральной резервной системы США, которая была организована с высокими гарантиями независимости, предусматривающими продолжительные сроки службы ее директоров, их самостоятельность и несвязанность с политической властью, а также бюджетную автономию от Конгресса. Специалисты обнаружили, что Статут впредь не обеспечивает независимость ФРС США. Закон, различного рода международные конвенции, политическая обстановка и конкретные личности в политике и экономике -все они формируют уникальное пространство для формирования практики ФРС [16].
К схожему убеждению пришли экономисты и юристы Университета Колорадо, Притцке-ровской школы права и Европейского Института корпоративного управления. Проведенное ими крупномасштабное исследование бросило тень на общепринятое убеждение в том, что доминирование в советах директоров компаний независимых директоров является важным компонентом эффективного корпоративного управления. Рассмотрев корреляцию между степенью независимости совета директоров с различными показателями долгосрочной деятельности фирм, они нашли доказательства того, что компании с низкой прибыльностью увеличивают независимость своих советов директоров. Однако не обнаружили подтверждения тому, что эта стратегия работает. Организации с более независимыми советами, по мнению ученых, работают не лучше, чем другие предприятия [15].
В итоге можно констатировать, что сегодня зависимость оценивается как негативное явление. Она воспринимается как навязчивая потребность совершать определенные действия, несмотря на неблагоприятные последствия медицинского, психологического или со-
циального характера. Зависимость уменьшает степень свободы и делает человека слабым. В итоге, отмечают специалисты, зависимость сужает сознание. Все мысли крутятся вокруг одного, лишая возможности видеть что-то, кроме вожделенного объекта. Причину возникновения зависимостей нашли в ослаблении человеком самоконтроля. В этом смысле они полностью разделили убеждение Ф. М. Достоевского, который писал, что «свобода не в том, чтоб не сдерживать себя, а в том, чтоб владеть собой». Ослабление контроля над собой приводит к тому, что зависимость захватывает, подчиняет и порабощает. В свою очередь, способ избавления от зависимостей эксперты обнаружили в саморазвитии, обучении и опыте. Именно эти составляющие способны избавить личность от дефицита развития, возникающего по тем или иным причинам. С процессом развития ученые напрямую связывают возможность обретения навыков и обладания человеком искусством по обеспечению компромисса между зависимостью и независимостью [11].
В завершении можно отметить, что в новейших энциклопедиях независимость обоснованно обозначена как «категория бытия и познания, означающая наличие у объектов и систем собственного начала, не определяемого их внешним окружением и не зависящего от бытия других объектов и систем. Наличие самоценности объектов и систем определяет их специфику и образует необходимое условие разнообразия в мире» [9]. История философии и науки подтверждает, что независимость играет отмеченное ключевое положение не только в социальных и гуманитарных науках. Биологи, физики, математики и даже кибернетики подтверждают, что знания о независимости имеют важное значение для любой области бытия. Исследуя вопросы биокибернетики и оценивая в этой связи фундаментальные работы советского биолога И. И. Шмальгаузена, русские ученые А. И. Берг и А. А. Ляпунов писали, что «независимость - это такое же фундаментальное явление природы, как и наличие взаимозависимости» [4, с. 10]. Считается, что представления о независимости играют громадную роль в познании живых систем. От их качества, как отмечает Ю. В. Сачков, напрямую зависит построение той или иной картины мира.
Литература
1. Аристотель. Метафизика. Переводы. Комментарии. Толкования / сост. и подготовка текста С. И. Еремеев. СПб., 2002; Киев, 2002.
2. Аристотель. Политика / пер. с др.-греч. С. М. Роговина. М., 2010.
3. Бастиа Ф. Экономические гармонии. Избранное / предисл. Г. Сапова; пер. с франц. Ю. А. Школенко. М., 2007.
4. Берг А. К., Ляпунов Л. А. Предисловие // Шмальгаузен И. И. Кибернетические вопросы биологии. Новосибирск, 1968.
5. Гоббс Т. Левиафан. М., 2001.
6. Завалов М. Зависимость от независимости // Психология сегодня. URL: https:// psychologytoday.ru/public/zavisimost-ot-neza-visimosti/.
7. Локк Дж. Сочинения: в 3-х т. М., 1988. Т. 3.
8. Милль Дж. С. Основы политической экономии с некоторыми приложениями к социальной философии / пер. с англ. М. И. Туган-Барановского. М., 2007.
9. Новая философская энциклопедия: в 4-х т. 2-е изд., испр. и доп. М., 2010.
10. Платон. Собрание сочинений: в 3-х т. М., 1971. Т. 3 (1).
11. Чвалун М. Зависимость как дефицит развития // Психология сегодня. URL: https:// psychologytoday.ru/public/zavisimost-kak-de-fitsit-razvitiya/.
12. Фромм Э. Человек для себя / пер. с англ. Л. Чернышевой. Мн., 1992.
13. Аквинский Ф. Сумма теологии. М., 2002. Ч. 1.
14. Bainbridge S. A critique of the Nyse's director independence listing standards (June, 2002). URL: https://ssrn.com/abstract=317121.
15. Bhagat S., Black B. S. The non-correlation between board independence and long-term firm performance // Journal of corporation law. 2002. Vol. 27. URL: https://ssrn.com/abstract=133808.
16. Conti-Brown P. The Institutions of Federal reserve independence (October 1, 2015). URL: https://ssrn.com/abstract=2275759 or http://dx. doi.org/10.2139/ssrn.227575.
17. Dionne G., Thouraya T. Risk management and corporate governance: the importance of independence and financial knowledge for the board and
Bibliography
1. Aristotle. Metaphysics. Translations. Comments. Interpretation / comp. and the preparation of the text of S. I. Yeremeyev. St. Petersburg, 2002; Kiev, 2002.
2. Aristotle. Politics / transl. from ancient Greek M. S. Rogovina. Moscow, 2010.
3. Bastia F. Economic harmonies. Favorites / foreword G. Sapova; translated from the French Yu. A. Shkolenko. Moscow, 2007.
4. Berg A. K., Lyapunov L. A. Preface // Shmalgausen I. I. Cybernetic questions of biology. Novosibirsk, 1968.
5. Hobbes T. Leviathan. Moscow, 2001.
6. Zavalov M. Dependence on independence // Psychology today. URL: https://psychologytoday.ru/ public/zavisimost-ot-nezavisimosti/ (accessed: 11.09.2018).
7. Locke J. Compositions: in 3 volumes. Moscow, 1988. Vol. 3.
8. Mill J. C. Fundamentals of political economy with some applications to social philosophy. M. I. Tugan-Baranovsky. Moscow, 2007.
9. New philosophical encyclopedia: in the 4th volume of the 2nd ed., corrected and supplemented. Moscow, 2010.
10. Plato. Collected works in 3 volumes .1971. Vol. 3 (1).
11. Chvalun M. Dependence as deficiency of development // Psychology today. URL: https:// psychologytoday.ru/public/zavisimost-kak-de-fitsit-razvitiya/.
12. Fromm E. Man for himself / lane with English. L. Chernysheva. Minsk, 1992.
13. Aquinas F. Sum of theology. Moscow, 2002. Part 1.
14. Bainbridge S. A Critique of the Nyse's director independence listing standards (June, 2002). URL: https://ssrn.com/abstract=317121.
15. Bhagat S., Black B. S. The non-correlation between board independence and long-term firm performance // Journal of corporation law. 2002. Vol. 27. URL: https://ssrn.com/abstract=133808.
16. Conti-Brown P. The Institutions of Federal reserve independence (October 1, 2015). URL: https://ssrn.com/abstract=2275759 or http://dx. doi.org/10.2139/ssrn.227575.
17. Dionne G., Thouraya T. Risk management and corporate governance: the importance of independence and financial knowledge for the board and
the audit committee (May, 2005). URL: https:// ssrn.com/abstract=730743.
18. Fleckner A. M. FASB and IASB: dependence despite independence // Virginia law & business review. 2008. Vol. 3. URL: https://ssrn.com/ abstract=1310290.
19. Rodrigues U. The fetishization of independence (March 1, 2007) // Journal of corporation law. 2008 Vol. 33. URL: https://ssrn.com/ab-stract=968513.
20. Zhang Y., Zhou J., Zhou N. Audit committee quality, auditor independence, and internal control weaknesses. URL: https://ssrn.com/ abstract=925732.
the audit committee (May, 2005). URL: https:// ssrn.com/abstract=730743.
18. Fleckner A. M. FASB and IASB: dependence despite independence // Virginia law & business review. 2008. Vol. 3. URL: https://ssrn.com/ abstract=1310290.
19. Rodrigues U. The fetishization of independence (March 1, 2007) // Journal of corporation law. 2008 Vol. 33. URL: https://ssrn.com/ab-stract=968513.
20. Zhang Y., Zhou J., Zhou N. Audit committee quality, auditor independence, and internal control weaknesses. URL: https://ssrn.com/ abstract=925732.
