CC BY
53
Филологические науки Philological sciences
ШЖЯ
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
© 2018 г. А. Б. Куделин
г. Москва, Россия
НЕСТИЛИЗАЦИОННЫЕ ПОДРАЖАНИЯ КАК ЯВЛЕНИЕ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ СРЕДНИХ ВЕКОВ
Аннотация: В статье на широком материале мировой литературы рассматриваются нестилизационные подражания, подвергшиеся детальному анализу в книге Д. С. Лихачева «Поэтика древнерусской литературы». Углубленное исследование материала средневековых литератур Ближнего и Среднего Востока позволяет расширить наши представления о данном художественном средстве средневековой литературы. Развитие известных историко- и теоретико-литературных представлений в последние десятилетия дало новый импульс для переосмысления проблем литературного развития на региональном и межрегиональном уровнях, проблем творчества отдельных представителей этого процесса вплоть до пересмотра некоторых итогов развития мировой литературы в Средние века. В контексте нового подхода к средневековой литературе как к особому периоду в истории мировой литературы со своим особым типом художественного сознания в статье предлагается новая теоретико-литературная интерпретации нестилизационных подражаний в качестве одного из действенных художественных средств средневековой литературы.
Ключевые слова: нестилизационные подражания, стилизации, Д. С. Лихачев, мировая литература Средних веков, художественные средства древнерусской литературы, средневековые литературы Ближнего и Среднего Востока, назира, соперничество.
Информация об авторе: Александр Борисович Куделин — доктор филологических наук, профессор, академик РАН, Институт мировой литературы им. А. М. Горького Российской академии наук, ул. Поварская, д. 25 а, 121069 г. Москва, Россия. E-mail: [email protected] Дата поступления статьи: 12.02.2018 Дата публикации: 15.06.2018
Для цитирования: Куделин А. Б. Нестилизационные подражания как явление мировой литературы Средних веков // Вестник славянских культур. 2018. Т. 48. С. 101-112.
В классическом труде «Поэтика древнерусской литературы», впервые увидевшем свет в 1967 г., в разделе «Поэтика литературных средств» Д. С. Лихачев рассмотрел некоторые «наиболее типичные» «художественные средства древнерусской литературы» — метафоры-символы, стилистическую симметрию, сравнения, нестилизацион-
УДК 80 ББК 83.3(0)4
ные подражания. Целью анализа избранных художественных средств, по словам ученого, было «показать различие стилистических средств средневековья и стилистических средств нового времени» [13, с. 208].
Продолжая исследование Д. С. Лихачева в избранном направлении, попытаемся в настоящей статье расширить и углубить предпринятый им анализ одного из перечисленных средств — нестилизационных подражаний.
Вначале представляется целесообразным напомнить об исходных позициях, которые сформулировал в 1967 г. Д. С. Лихачев при анализе нестилизационных подражаний.
Для выявления природы нестилизационных подражаний в древнерусской литературе принципиально важным для дальнейших рассуждений ученого является разграничение между явлениями «стилизация» и «подражания». Согласно Д. С. Лихачеву, «явления подражательности так же стары, как и литература, стилизации же появляются сравнительно поздно — с развитием индивидуальных писательских стилей и сопутствующим им ростом ощущения чужого стиля» [13, с. 184]. «То, что во времена Пушкина называлось "подражанием", по существу было подражанием стилизационным. Для Пушкина стилизации были своего рода школой, в которой оттачивался его собственный индивидуальный стиль. Он как бы экспериментировал, типизируя стиль и содержание того автора, которому подражал» [13, с. 184]. Д. С. Лихачев подкрепляет свою позицию цитатой из труда В. В. Виноградова: стили «писателей мировой литературы служили ему (Пушкину. — А. К.) материалом для оригинального творчества» [8, с. 484]. «Поэтому стилизации Пушкина носят творческий характер», — заключает автор «Поэтики» [13, с. 184].
Вслед за этим Д. С. Лихачев переходит от стилизационных подражаний к подражаниям нестилизационным — основному объекту своего исследования.
Нестилизационные подражания, о которых ведет речь в «Поэтике» Д. С. Лихачев, «носят совсем другой, механический характер». Ввиду важности формулировки ученого приведем большую цитату на этот счет из его работы. Нестилизационные подражания «заимствуют отдельные готовые элементы формы своего оригинала, но они не дополняют и не развивают оригинал творчески. Эти подражания не являются стилизациями... Отдельные элементы старой формы используются в новом произведении как своего рода украшения. Из этих украшений составляется мозаичная новая композиция. При этом элементы старой формы, приспосабливаясь к новому содержанию, часто деформируются, упрощаются, сокращаются. Заимствуются не все, а только некоторые элементы оригинала, и эти некоторые элементы по нескольку раз повторяются в новом произведении: подражатель настойчиво применяет именно то, что ему понравилось в оригинале» [13, с. 185].
Важный элемент концепции нестилизационных подражаний в «Поэтике древнерусской литературы» — интерпретация их природы Д. С. Лихачевым. «Такие нестили-зационные подражания, — утверждает Д. С. Лихачев, — существуют по преимуществу в эпохи, когда понятие литературной собственности отсутствует или носит неразвитый характер» [13, с. 185]. И далее ученый развивает свою мысль: «Нестилизационные подражания были широко развиты в древнерусской литературе конца XIV - XV в., а в значительной мере и в дальнейшем. Объяснялось это несколькими причинами. Одна из важнейших состояла в том, что с конца XIV - начала XV в. началось медленное восстановление русской литературы после полутораста лет иноземного ига, затормозившего ее развитие. И вот русские обращаются к культурным традициям домонголь-
ской Руси, ищут в них опоры для своего культурного возрождения, ищут в старине вдохновения и образов для заимствований... В литературе возникают многочисленные нестилизационные подражания отдельным произведениям XI-XIII вв., — подражания, которые инкрустируют в свой текст, отдельные стилистические формулы, отдельные образы, даже целые отрывки из лучших произведений эпохи расцвета древнерусской литературы.» [13, с. 185]1.
Главную мысль о нестилизационных подражаниях Д. С. Лихачев формулирует строго определенно: «Для нестилизационных подражаний типично, что обычно объектом подражания избирается произведение с яркой стилистической характерностью, произведение своеобразное» [13, с. 189]. Так, в частности, как отмечает ученый, «объектами подражаний в конце XIV - XV в. служат "Житие Александра Невского", "Слово о Законе и Благодати" Илариона, "Слово о погибели Русской земли", "Повесть о разорении Рязани Батыем", "Похвала роду рязанских князей"» [13, с. 189].
Д. С. Лихачев завершает свой разбор поэтики нестилизационных подражаний в древнерусской литературе демонстрацией основных приемов нестилизационных подражаний конца XIV - XV в. на примере «Задонщины» [13, с. 189-203]. Детальный анализ ученого завершается выводами, которые представляется целесообразным привести подробно.
«"Задонщина" имеет все черты нестилизационного подражания, тип которых широко представлен в древнерусской литературе» [13, с. 207-208]. «"Задонщина" — типичное для конца XIV - начала XV в. нестилизационное подражание памятнику эпохи независимости Руси — эпохи, к которой обращалась вся русская культура после куликовской победы» [13, с. 203]. «"Задонщина" представляет собой вполне типичное для конца XIV - начала XV в. подражание произведению эпохи независимости Руси. Она относится к периоду, когда русская литература начинала медленно возрождаться после застоя, вызванного полуторавековым чужеземным игом. Произведения этого времени обращаются как к своим образцам к лучшим памятникам эпохи расцвета и независимости Руси. Но это обращение своеобразно: из старых произведений извлекаются образы, обороты речи, формулы, которые затем инкрустируются в сочинения, посвященные современности» [13, с. 207].
Из анализа Д. С. Лихачева нестилизационных подражаний в древнерусской литературе следуют с непреложностью следующие выводы. Все подобные подражания оказываются «нестилизационного типа»: «это подражания, но не стилизации» [13, с. 189]. При ряде оговорок общий вывод ученого о нестилизационных подражаниях в древнерусской литературе сводится к тому, что в отличие от стилизаций, стилизаци-онных подражаний, нестилизационные подражания не имеют определенно выраженного творческого характера, «не дополняют и не развивают оригинал творчески» [13, с. 185]. Интерес к нестилизационным подражаниям был обусловлен известными причинами на определенном этапе развития древнерусской литературы.
Прежде чем перейти к нашей части анализа данного художественного средства в мировой литературе Средних веков необходимо указать на принципиально важный
1 Сходные мысли относительно природы нестилизационных подражаний в древнерусской литературе Д. С. Лихачев высказывает еще несколько раз в своей книге. Ср., например: «Много литературных произведений конца XIV - XV в. было посвящено куликовской победе 1380 г. ("Мамаеву побоищу"). Авторы этих произведений стремились придать им возможно более пышный характер. Для этого они обращались за отдельными стилистическими формулами к произведениям XI-XIII вв. <...> Аналогичные заимствования поэтических формул видим мы и в других произведениях конца XIV - XV в..» [13, с. 186-187].
элемент концепции нестилизационных подражаний у Д. С. Лихачева — наличие компаративного востоковедного материала, значение которого — при относительно небольшом его месте в книге ученого — переоценить невозможно. Всё дело в том, что Д. С. Лихачев, рассматривая проблемы нестилизационных подражаний в древнерусской литературе, мимоходом коснулся большого класса своеобразных литературных явлений, получивших широкое распространение на Ближнем и Среднем Востоке в Средние века и проблематика изучения которых имеет длительную историю, уходящую своими корнями далеко за время первой публикации «Поэтики древнерусской литературы». В труде Д. С. Лихачева данная проблематика, разумеется, не может претендовать на сколько-нибудь полное освещение, но ее присутствие симптоматично.
Чтобы не быть голословным, скажем определенно, о чем идет речь. Проводя разграничение между явлениями «стилизация» и «подражания», Д. С. Лихачев обращает внимание на явления, так сказать, переходные между подражаниями и стилизациями, обнаруженные им в восточных литературах:
Менее творческий, но все же творческий характер носят и стилизации, в которых форма и содержание оригинала не типизируются, а как бы продолжаются. Так, например, восточные продолжатели Хафиза использовали и форму стихов Хафиза, и их общее содержание, лишь несколько его варьируя от произведения к произведению. Такие стихи воспринимали как стихи Хафиза не только их читатели. Их авторы искренне не считали себя их «авторами», а надписывая их именем Хафиза, как бы посвящали их ему, считали Хафиза не только вдохновителем этих стихов, но и своего рода автором. Поэтика этих стихов не отличается, по существу, от поэтики стихов Хафиза. Вот почему очень трудно атрибутировать стихи Хафиза из массы ему приписываемых.
Сказанное относится и к «Хайямиаде» — циклам «рубаи», написанным неизвестными авторами на темы Омара Хайяма и подражающим ему по форме. Эти стилизационные подражания — результат своеобразного «сотворчества»; подражатели, по существу, являлись продолжателями своих поэтических авторитетов [13, с. 184-185]2.
Отдавая должное стремлению Д. С. Лихачева привлечь для своей концепции не-стилизационных подражаний восточный материал, приходится тем не менее признать, что очень многое из сказанного им в данном отрывке о восточных нестилизационных подражаниях не в полной мере отвечало представлениям более ранней и современной ему востоковедной науки. Тем не менее следует отметить полезность введения компаративного восточного материала для освещения поднятой в нашей статье проблемы.
Итак, приступим к изложению известных в востоковедении представлений по данной теме, касающихся обширного класса явлений, получивших широкое распространение на Ближнем и Среднем Востоке в Средние века.
Прежде всего скажем несколько слов о наиболее распространенных терминах для обозначения восточных «подражаний». К их числу средневековые теоретики литературы относили джаваб (букв. «ответ»), татаббу' (букв. «следование»), назира (букв. «подобие»), истикбал (букв. «выход для почетной встречи»), таклид («подражание»), пайрави (букв. «ступание след в след»), мукабила (букв. «выход навстречу») и др., в целом более 10 терминов. Однако наиболее употребительными из них были первые 3. Содержание этих терминов в авторитетных трудах на арабском, персидском, тюрских
2 В оценке «Хайямиады» Д. С. Лихачев опирается на мнение авторов публикации [2].
языках и урду точно не определяется, соответственно нет полной ясности и относительно границ определяемых ими явлений. Впрочем, нас сейчас интересуют не тонкие дефиниции, а существо явления, его наиболее характерные и повторяющиеся в большинстве видов «подражания» признаки.
Если «подражание» пишется на лирическое произведение, то в нем обязательно должны быть повторены метр, рифма, редиф (если он имеется), чаще всего тема и какой-либо художественный прием. При сочинении «подражания» повествовательного характера необходимо повторить поэтический размер, главные элементы фабулы, количество глав и т. п. По мнению выдающегося отечественного ученого Е. Э. Бертель-са, условия «подражания» на эпическое произведение оказываются даже труднее, чем в лирике. «Берясь за такое произведение, — пишет ученый, — поэт должен заполнить промежуток между заранее намеченными узловыми точками совершенно по-новому, ввести иную мотивировку действий своих героев, изменить их характер и психологию» [7, с. 435].
«Подражания» писались не только на отдельное эпическое произведение, но и на их собрание. Наиболее известный случай — так называемая пятерица («Хамсе») Низами (ок. 1141-1209), имевшая многовековую традицию составления «подражаний». Важный элемент «подражаний» на Ближнем и Среднем Востоке состоял в том, что часто они писались на языке, отличном от языка «оригинала» (например, на тюркском в «подражание» произведению на персидском).
Приведем для иллюстрации несколько примеров средневековых подражаний из разных регионов Ближнего и Среднего Востока.
Панегирист мусульманской Испании Ибн Даррадж ал-Касталли (958-1030) сочинил по заказу правителя ал-Мансура касыду в «подражание» известному произведению выдающегося поэта аббасидского периода Абу Нуваса (756-758 - ок. 815 г.). Анда-лусский поэт повторяет рифму, размер и некоторые ведущие темы произведения своего предшественника. Однако, трактуя темы, затронутые Абу Нувасом, Ибн Даррадж, как правило, развивает их несколько подробнее. В итоге андалусец успешно справился со своей задачей и создал произведение, принесшее ему широчайшую известность «на Востоке и на Западе»3.
Фарсиязычный поэт Исфахана Камал ад-Дин Исмаил (ок. 1172-73-1237) создал уникальное произведение, в котором в 94 строках (бейтах) 102 раза повторяется слово му («волос»). Сверхзадача поэта, по мнению З. Н. Ворожейкиной, состояла в том, чтобы, «строя многие десятки поэтических высказываний на основе одного и того же слова, искусно обыгрывая его в словообразованиях, идиомах и каламбурах», использовать «все смысловые "валентности" заданной лексемы» [9, с. 64]. Касыда «Волос», причисленная знатоками к высшим достижениям поэзии, вызвала поток «подражаний». Однако ни одному из последователей (в том числе и выдающемуся поэту Салману Саваджи) не удалось создать произведение, которое отвечало бы всем требованиям, предъявлявшимся к назира [9, с. 64-65].
Индийский персоязычный поэт Фани Кашмири (ум. в 1670 г.) написал свою поэму «Хафт ахтар» («Семь звезд») как «подражание» «Хафт пейкар» («Семь красавиц») Низами. Сюжетная основа первоисточника изменена, в ней отсутствуют образы царя-охотника Бахрама Гура, красавиц-рассказчиц. Одновременно Фани Кашмири вводит в поэму семь самостоятельных рассказов и т. п. Известная самостоятельность «подражания» очевидна, вместе с тем и его зависимость от «Семи красавиц» не вызывает сомнений [1, с. 9].
3 Подробнее см.: [11, с. 52-55].
Любопытно посмотреть, какое место занимало сочинение «подражаний» в творчестве авторов Ближнего и Среднего Востока, в литературном процессе этого обширного региона в целом. Известно, что поэт XIII в. Сайф Фергани в «подражание» одной касыде и 81 газели великого Саади (Са'ди) (1184-1298) создал около ста касыд и газелей. Таким образом, получается, что седьмая часть его касыд и газелей написана как «подражание» Саади [4, с. 85; цит. по: 3, с. 123]. В собрании произведений Абу Исхака Ат'има (ум. в 1433 г.) 90 газелей являются «подражаниями» 24 поэтам XIII - начала XV вв. и, следовательно, лишь 10 его газелей являются «оригинальными» [15, с. 26; 3, с. 124].
Широкое распространение «подражаний» на газели известных авторов нашло свое отражение в создании антологических сборников «Рада'иф ал-аш'ар» («Разряды стихов»), составленных из подобных произведений. Если судить по антологии Фах-ри Хирати, созданной в 1523 г., в XV - первой половине XVI вв. чаще всего создавались «подражания» газелям Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325): на 48 газелей-оригиналов» создано 308 «подражаний», Саади (1184-1298) соответственно 31 - 231, Джами (1414-1492) — 27 - 135, Хафиза (ум. в 1389 г.) — 23 - 125. Всего же в антологии Фахри 234 газелям-«образцам» соответствует 1399 газелей-назира, принадлежащих 276 поэтам [3, с. 130-131].
«Подражания» создавались на Ближнем и Среднем Востоке на протяжении всего средневековья, начиная с Х в. и вплоть до ХХ в. Интерпретация их природы средневековыми и современными учеными представляет для нас большой интерес. Общим элементом для тех и других является представление о «подражании» как о своего рода соперничестве, состязании. Из современных ученых впервые подобную точку зрения высказал, по-видимому, английский востоковед Х. А. Р. Гибб в конце XIX в. [3, с. 120]. Суть ее сводится к тому, что «подражатель» рассматривается не как бездумный копиист предшественника, а как его соперник. И это при том непременном условии, что объектом для «подражания», как и в древнерусской литературе, должны были становиться не рядовые, заурядные произведения, а превосходные, образцовые в том или ином отношении газели, касыды, месневи, сборники поэм и т. п. Удачным «подражание» считалось лишь в том случае, если его автор смог превзойти предшественника в воплощении определенных элементов содержания или формы. Задача эта была необычайно трудной, и далеко не все «подражатели» оказывались на высоте. Так, средневековый филолог пишет об одном из шедевров арабо-испанской лирики — касыде «Нуниййа» Ибн Зайдуна (1003-1071): «И эта касыда в своей совокупности несравненна, подражали ей многие, но оказались не в состоянии превзойти ее» (цит. по: [11, с. 54-55]). Джами писал об одном из поэтов: «Случилось так, что никто, как это требовалось, не справился с "ответом" на его известную касыду...» [3, с. 122]. В другом источнике находим: «Знатоки поэзии составили немало "ответов" на эту газель, но ни один из них не превзошел ее» (цит. по: [3, с. 122]). Однако история литератур Ближнего и Среднего Востока знает, разумеется, и немало случаев, когда «подражание» превосходило «образец» [1, с. 10]. Как бы то ни было, важно подчеркнуть, что сочинять «подражания» отваживался лишь автор, уверенный в своих силах, обладавший авторитетом в литературных кругах. Здесь будет достаточно сказать, что «подражания» на поэмы Низами писали такие выдающие авторы мировой литературы, как Амир Хосров Дехлеви, Алишер Навои, Джами, Физу-ли.
Большинство современных исследователей, как уже говорилось, склонно рассматривать «подражания» как своего рода соперничество, состязание. В чем же состояла цель подобного соперничества?
С незапамятных времен бытует мнение, что «подражание» было действенным инструментом литературной борьбы между придворными поэтами, пытавшимися доказать свое превосходство над соперниками. Задача Алишера Навои, как она видится Е. Э. Бертельсу, состояла, в частности, в том, чтобы создать такие произведения, которые «могли бы выдержать конкуренцию и обратили бы в бегство своего противника». Назира была идеальной формой для решения этой задачи, поскольку ставила соперничавших авторов в равные условия: «Читатель-знаток, беря в руки произведение, написанное на уже давно известную тему... видел, как ту же самую задачу, решение которой известно, решали по-новому и, может быть, более изящным и оригинальным способом» [7, с. 435]. Известны случаи, когда поэты проверяли мастерство друг друга или новичка с помощью назира, либо устраивали нечто вроде поэтического состязания, в котором все участники должны были написать «ответ» на одно и то же стихотворение. Таким образом, поэт, по формулировке А. Мирзоева, измерял «силу своего таланта талантом других поэтов» (цит. по: [3, с. 120]).
Такой взгляд на «подражание» во многом оправдывается средневековой литературной практикой. Однако он не полностью раскрывает природу указанного соперничества. Обратимся в этой связи к факту, который, по словам Е. Э. Бертельса, до известной степени раскрывает технику поэзии XV в. Венценосный автор Султан-Хусайн, написав газель, «пишет еще две газели с той же рифмой и с тем же редифом. Иначе говоря, он как бы пишет "ответ" (назира) на свои же собственные стихи» [6, с. 61]. Подобный пример соперничества с самим собой был, по-видимому, относительно редок, но к нему, несомненно, примыкает более распространенное явление. Уже упоминавшийся поэт Сайф Фергани, написавший «ответы» на 81 газель Саади, 9 газелей своего великого современника удостоил двумя «ответами» [3, с. 123]. В этом случае автор вступает в соперничество не только с предшественником, но и самим собой.
Последние примеры говорят о том, что «подражание» не всегда было нацелено на то, чтобы «обратить в бегство своего противника». Можно даже сказать еще определеннее. Нормой для «подражания» является «мирное сосуществование» автора «образца» и авторов-«подражателей», соперничавших с ним. Турецкий поэт Азери (ум. в 1585 г.) в поэме «Накш-и хайал» («Узоры воображения»), написанной как назира к «Махзан ал-асрар» («Сокровищница тайн») Низами, в следующих словах пишет о своих предшественниках-«соперниках»:
Предводитель всего этого каравана (поэтов),
Владыка страны познания и таланта...
Низами, отмеченный печатью красноречия...
Сочинил совершенную поэму «Махзан ал-асрар»...
За ним последовал Хосров...
И его «Хамсе» стало озаряющим мир светочем...
И сочинил он книгу «Восхождение светил».
После него раздался глас Джами...
Теперь во владениях Рума живут красноречивые поэты,
И есть среди них великие мастера.
И каждый из них создал по одной поэме,
И написал ее в манере назире...4.
4 Перев. цит. по: [1, с. 10-11].
Из данного отрывка вовсе не следует, что турецкий поэт хотел «побить своих соперников их же оружием, а для этого нельзя было выходить за пределы намеченного ими круга тем» [7, с. 436]. Вряд ли Алишер Навои, к которому относится последняя цитата из Е. Э. Бертельса, «подражая» «Хамсе» Низами, хотел «побить» своего великого предшественника. И тем не менее он вступал с ним в диалог, отношения спора и соперничества, признавая и подчеркивая генетические связи своего произведения с произведением Низами.
Представление о соперничестве (даже трактуемом весьма широко) как об основе «подражания» не объясняет всех странностей этой формы творчества для современного исследователя. Вернемся к фразе о том, что касыда «Нуниййа» Ибн Зайдуна несравненна, «подражали ей многие, но оказались не в состоянии превзойти ее». Если сохранить в ней средневековое существо дела, но наполнить ее именами и названиями из мировой литературы XIX-XX вв., она зазвучит как нонсенс: «В подражание "Милому другу" Ги де Мопассана сочинитель О. написал своего "Милого друга", но оказался не в состоянии превзойти предшественника». Не спасает положения и широко употребляемое сегодня понятие «творческое подражание» вместо «подражания», которое ставит акцент на обязательности внесения изменений в «оригинал» при составление «ответа» на него. Современного читателя и исследователя здесь должно удивлять некорректное уравнивание в правах автора «оригинала» и автора «подражания», а проще говоря, по нынешним представлениям: автора и его эпигона. Между тем такое уравнение было совершенно обычным для средневековых писателей, читателей и ученых. В этом случае мы, несомненно, имеем дело со специфическими представлениями об авторской оригинальности не только в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока, но и во всей мировой средневековой литературе.
Подробнее других на данной стороне «подражания» остановился Е. Э. Бертельс. Многие его суждения и сегодня, по прошествии нескольких десятилетий (значительное число работ было написано в 40-50-е годы прошлого века), заслуживают пристального внимания. Ученый считает неверным называть авторов назира «подражателями», ибо это свидетельствует об антиисторическом подходе и непонимании специфики литературы феодального общества, стремлении «мерить все явления прошлого на свой аршин». В этом обществе выбор тем был «крайне ограничен» «узостью интересов, замкнутостью жизни, медленностью самого ее темпа». По этой причине авторы, даже имевшие возможности обновить тематику (было бы просто нелепо, например, сомневаться в том, что Навои при желании мог бы ввести в литературу новую тематику), не стремились выходить за пределы намеченного традицией круга тем. Узость тематики при интенсивной литературной жизни привела к «чрезвычайной чувствительности к культуре слова» и разработке представлений близких к концепции «искусства для искусства», поскольку «часто целью произведения был лишь показ мастерства в обработке хорошо известного сюжета». Вместе с тем было бы неверно полагать, что при таком взгляде на литературу значительно умаляется ее общественная ценность, поскольку «талантливый писатель и в этих трудных, сковывающих полет его мысли условиях, сумеет воздействовать на мысли и чувства читателя и раскрыть перед ним новые, ему дотоле неизвестные стороны человеческой души» [7, с. 435-436].
Суждения Е. Э. Бертельса о «трудных, сковывающих полет... мысли условиях», в которых средневековый автор создавал свои назира, были данью теоретико-литературным представлениям определенной эпохи и сегодня нуждаются в корректировке. Средневековые литературы Востока и Запада отличаются ярко выраженным традицио-
нализмом, обусловливающим специфику их художественной системы. «Подражания» типа назире были распространены не только на Ближнем и Среднем Востоке. В сборниках вагантов встречаются многочисленные произведения, разрабатывающие сходные мотивы и образы. Каждое такое произведение было результатом не переделок, а «подражания, это не "порча текста", а творческое соревнование», настаивает М. Л. Гаспаров [10, с. 471-472]. Разные виды «подражания» в средневековой литературе объединялись общей нацеленностью на творческое отношение к «первоисточнику», на соперничество и соревнование с ним.
Понятие состязания было одним из центральных для системы средневековой литературы. Оно зиждилось на внеисторизме (аисторизме) традиционалистского художественного сознания. Произведения древнерусской литературы «жили многими столетиями», «в письменности было "одновременно", а вернее вневременно все, что написано сейчас или в прошлом» - говорит Д. С. Лихачев [13, с. 20, 94-95]. Аисторизм выражался в «снятии» хронологической дистанции при сопоставлениях: временной интервал в пятьсот и даже тысячу лет не смущал ученых, оценивавших результаты «состязания», не учитывалась принадлежность сопоставлявшихся авторов не только разным эпохам, но и разным литературам и культурам.
Непременным условием состязания в средневековую эпоху было твердое убеждение авторов-«соперников» в единственности и неизменности во времени (сколь бы продолжительным оно ни было) самой цели, к которой они стремились. Идея «абсолюта», недосягаемого жанрового или стилистического канона, создавала базу для корректных сопоставлений. Оригинальный автор, создавший первое произведение на какую-либо тему, рассматривался всеми как человек, совершивший необходимый шаг к единой для всех цели. Оригинальный автор, в средневековом представлении, лишь «опередил» соперников в соревновании, «обогнал» на пути к объективно данной, предвечной, единой и обязательной для всех авторов цели.
Такое понимание «оригинала», «образца» придавало ему две важных особенности. Во-первых, в глазах средневековых ученых он не мог быть совершенным, ибо истолкование предвечного положительно не могло быть исчерпывающим и окончательным. Во-вторых, «оригинал» в принципе не мог быть обнесен оградой собственности, ибо он был общей ценностью, являясь пусть первым, но все же одним из необходимых для всех шагов на пути постижения абсолюта.
Эти особенности определили характер отношения к произведению-«образцу» в литературной практике. Ни один «образец» не квалифицировался средневековыми учеными и авторами как раз и навсегда установленное лучшее достижение на пути к абсолюту. Последователи чувствовали себя обязанными совершенствовать «первоот-крытие», чтобы еще дальше продвинуться по пути к абсолюту.
Таким образом, отношение к «образцам» было двойственным. Как достижение на пути к абсолюту, они требовали от последователей своего воспроизведения. Как плод человеческого разума, они не могли быть адекватным воплощением абсолюта и в принципе должны были обладать рядом несовершенств. Поэтому следование им не только допускало, но и предполагало одновременное изменение унаследованных «образцов» с целью дальнейшего приближения к абсолюту. И именно поэтому назира нельзя квалифицировать как «подражание», а авторов назира называть «подражателями», «копиистами» и — тем более — «эпигонами». Варьирование «образцов» в «подражаниях» последователей приобретало, таким образом, особый смысл, а индивидуальное и коллективное диалектически связывались между собой в цепи бесконечных взаимопревращений на пути безграничного совершенствования.
Подведем итоги рассмотрения проблемы нестилизационных подражаний в историко-поэтологическом аспекте. Развитие литературоведческой теории в последние десятилетия, переосмысление известных историко- и теоретико-литературных представлений в свете новых подходов дало новый импульс для переосмысления проблем литературного развития на региональном и межрегиональном уровнях, проблем творчества отдельных представителей этого процесса. «Старые» проблемы зачастую выглядят по-новому в контексте нового подхода к средневековой литературе как особому периоду в истории мировой литературы со своим особым типом художественного сознания и связанными с этим принципиально новыми воззрениями на традиционалистский канон, на статус средневекового автора, статус средневекового сочинения и пр. и пр.
Поясним нашу мысль небольшим примером относительно интерпретации творчества неоднократно упоминавшегося в нашей статье узбекского автора Алишера Навои.
Отечественное востоковедение уже давно отказалось от взгляда на Навои как на подражателя персидско-таджикским поэтам. Напомним, что такова была, фактически, позиция выдающегося российского ученого В. В. Бартольда: «В XV в. в Средней Азии, сначала в Самарканде, потом в Герате жил поэт Мир Али-Шир, сделавшийся классическим поэтом для всех мусульманских турок. Но и в то время и потом турецкая литература оставалась переводной или подражательной. На всем пространстве от Китая до Балканского полуострова и Египта турецкие писатели находились под влиянием персидских образцов.» [5, с. 245].
Подобный взгляд во многом основывался на том, что значительная часть произведений Алишера Навои была создана по методу назира5. В практическом, историко-литературном, плане этот вопрос, можно сказать, решен в конкретном сопоставительном анализе произведений Навои с произведениями предшественников, выявившем несомненный оригинальный характер сочинений узбекского автора. Однако в теоретико-литературном, поэтологическом аспекте данный вопрос, по нашему мнению, нуждается в более основательном рассмотрении в свете интерпретации нестилизационных подражаний, предложенной в нашей статье.
Идущая в отечественной науке во многом от Д. С. Лихачева линия понимания поэтики как «системы всего мировоззрения и мироповедения», как «системы идеологически реагирующей на мир формы» [12, с. 352] создает, как мы стремились показать, предпосылки для верного истолкования нестилизационных подражаний в качестве одного из действенных художественных средств средневековой литературы. Заложенные в Лихачевском подходе потенциальные возможности культурологических обобщений позволяют подняться от поэтологической интерпретации отдельного явления до выводов более высокого уровня, вплоть до пересмотра некоторых итогов развития мировой литературы в Средние века.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1 Алиев Г. Ю. Темы и сюжеты Низами в литературах народов Востока. М.: Наука,
1985. 332 с.
2 Алиев Р. М, Османов М. Н. Омар Хайям. М.: Изд-во АН СССР, 1959. 144 с.
3 Афсахзод А. Лирика Абд ар-Рахмана Джами. Проблемы текста и поэтики.
М.: Наука, 1988. 326 с.
5 В этой связи актуальным до нашего времени остается вопрос об определении степени творческой свободы Навои в рамках данного метода. Подробнее см.: [14, с. 272].
4 Афсахов А. Сайфи Фаргони. Душанбе: Институт языка и литературы, 1976. 227 с. (на тадж. яз.)
5 Бартольд В. В. Мусульманский мир /первая публ. Пг., 1922/ // Сочинения. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы (ГРВЛ «Наука), 1966. Т. VI. 784 с.
6 Бертельс Е. Э. Навои // Бертельс Е. Э. Избранные труды. М.: Изд-во восточной литературы, 1965. Т. 4: Навои и Джами. 499 с.
7 Бертельс Е. Э. Навои и литература Востока // Бертельс Е. Э. Избранные труды. М.: Изд-во восточной литературы, 1965. Т. 4: Навои и Джами. 499 с.
8 Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1941. 620 с.
9 Ворожейкина З. Н. Исфаханская школа поэтов и литературная жизнь Ирана в предмонгольское время. XII - начало XIII в. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы (ГРВЛ «Наука»), 1984. 270 с.
10 ГаспаровМ. Л. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов. М.: Наука, 1975. С. 421-514.
11 Куделин А. Б. Классическая арабо-испанская поэзия (конец X - середина XII в.). М.: Наука, Главная редакция восточной литературы (ГРВЛ «Наука»), 1973. 191 с.
12 Лихачев Д. С. Отзыв на работу С. С. Аверинцева «Ранневизантийская поэтика» // Прошлое — будущему. Статьи и очерки. Л.: Наука, 1985. С. 350-359.
13 Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3-е, доп. М.: Наука, 1979. 360 с.
14 Малехова А. Н. Поэма Алишера Навои «Язык птиц» // Алишер Навои. Язык птиц / пер. С. Н. Иванова. 2-е изд. СПб.: Наука, 2007. 384 с.
15 Мирзоев А. Абу Исхак. Душанбе: Дониш, 1971. 148 с. (на тадж. яз.)
***
© 2018. Alexander B. Kiidelin
Moscow, Russia
NON-STYLISTIC IMITATIONS AS AN EVENT IN WORLD LITERATURE OF THE MIDDLE AGES
Abstract: The present article, widely drawing on the works of the world literature, pays particular attention to the so-called non-stylistic imitations, which were closely analyzed by D. S. Likhachev in his study A Poetics of the Old Russian Literature. Our probing into the principles of medieval literature of the Near and Far East allows for deepening our knowledge of this particular technique informing the Medieval texts. New insights into historical and theoretical aspects of literary studies have spurred reconsideration of literary phenomena on certain regional and inter-regional levels up to overall reassessment of medieval literary development at large. Considering the Medieval period as unique in World studies, as emanating a very particular type of artistic consciousness, this article offers a new take on 'non-stylistic imitations' as an effective technique integral to Medieval literature.
Keywords: Non-stylistic imitations, stylization, Dmitry S. Likhachev, world literature of the Middle ages, artistic means employed by the old Russian Literature, the Medieval literature of the Near and Far East, nazira, poetic competition.
Information about the author: Alexander B. Kudelin — DSc in Philology, Full
Professor, Academician of the RAS, A. M. Gorky Institute of World Literature of the
Russian Academy of Sciences, Povarskaya Str., 25 a, 121069 Moscow, Russia. E-mail:
Received: February 12, 2018
Date of publication: June 15, 2018
For citation: Kudelin A. B. Non-stylistic imitations as an event in World literature of the Middle Ages. Vestnikslavianskikh kul'tur, 2018, vol. 48, pp. 101-112. (In Russian)
REFERENCES
1 Aliyev G. Ui. Themes and Plots From Nizami Ganjavi in Eastern Literatures. Moscow, Nauka Publ., 1985. 332 p. (In Russian)
2 Aliyev R. M., Osmanov M. N. Omar Khayyam. Moscow, Publishers of the AS of the USSR Publ., 1959. 144 p. (In Russian)
3 Afsakhzod A. The Lyrics of Nur ad-Din Abdar-Rahman Jami. The Issues of Textology and Poetics. Moscow, Nauka Publ., 1988. 326 p. (In Russian)
4 Afsakhov A. Saif Farghani. Dushanbe, The Institute of Language and Literature, 1976. 227 p. (In Tajic)
5 Bartold V. V. The Muslim World. (The 1st printing Pg., 1922). Bartold V. V. The Works. Moscow, Nauka, the Head Print House of Eastern Lit. at Nauka Publishers, 1966. Vol. VI. 784 p. (In Russian)
6 Bertels Ye. Ae. "Ali-Shir Nava'i." Selected Works. Ali-Shir Nava'i and Nur ad-Din Abd ar-Rahman Jami. Moscow, The Eastern Liteatures Ed. House Publ., 1965. 499 p. (In Russian)
7 Bertels Ye. Ae. "Ali-Shir Nava'i and Oriental Liteature". Selected Works. Ali-Shir Nava'i and Nur ad-Din Abd ar-Rahman Jami. Moscow, The Eastern Liteatures Ed. House Publ., 1965. 499 p. (In Russian)
8 Vinogradov V. V. Pushkin's Style. Moscow, The State Publ. House of Artistic Literature Publ., 1941. 620 p. (In Russian)
9 Vorozheikina Z. N. The Isfahan School of Poets and the Literary Life of Iran during the Pre-Mongolian Epoch. The 12th - beginning of 13th cent. Moscow, Nauka, the Head Print House of Eastern Lit. at Nauka Publishers Publ., 1984. 270 p. (In Russian)
10 Gasparov M. L. "The Poetry of the Goliards". The Poetry of the Goliards. Moscow, Nauka Publ., 1975. 606 p. (In Russian)
11 Kudelin A. B. The Classical Arabic-and-Spanish Poetry (the End of the 10th -Beginning of the 12th cent.) Moscow, Nauka, the Head Print House of Eastern Lit. at Nauka Publishers, 1973. 191 p. (In Russian)
12 Likhachev D. S. A Responce to S. S. Averintsev's study "The Early Byzantine Poetics". From the Past to the Future. Articles and Essays. Leningrad, Nauka Publ., 1985, pp. 30-359. (In Russian)
13 Likhachev D. S. A Poetics of the Old Russian Literature. The 3rd ed., expanded. Moscow, Nauka Publ., 1979. 360 p. (In Russian)
14 Malekhova A. N. Ali-Shir Nava'i's Poem "The Birds' Language". Ali-Shir Nava'i. The Birds' Language. Trans. by S. N. Ivanov. 2nd ed. St. Petersburg, Nauka Publ., 2007. 384 p. (In Russian)
15 Mirzoyev A. Abu Ishaq. Dushanbe, Donish, 1971. 148 p. (In Tajic)
