Научная статья на тему 'Неосинкретические формы лирического высказывания в стихотворных текстах И. Жданова (книга "воздух и ветер")'

Неосинкретические формы лирического высказывания в стихотворных текстах И. Жданова (книга "воздух и ветер") Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
302
30
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
И. ЖДАНОВ / СУБЪЕКТНЫЙ НЕОСИНКРЕТИЗМ / "Я" И "ДРУГОЙ" / ДВУЧЛЕННЫЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ / НЕКЛАССИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА ПОЭЗИИ / I. ZHDANOV / SUBJECTIVAL NEO-SYNCRETISM / "ME" AND "THE OTHER" / BINOMINAL PARALLELISM / NON-CLASSICAL PARADIGM OF POETRY

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Чижов Николай Сергеевич

В статье рассматривается явление субъектного неосинкретизма в стихотворных текстах И. Жданова, представленных в книге «Воздух и ветер». Были выделены три типа неосинкретических субъектных форм и определено, что каждая из них в отдельном тексте применяется поэтом в единичном варианте или в сочетании с другими формами. Первый тип характеризуется наличием немотивированного перехода лирического высказывания от первого лица к третьему (или наоборот), в результате происходит появление «я» и «другого» как феноменов диалогического присутствия в тексте единораздельного субъекта речи. Второй тип определяется неосинкретическим сопоставлением лирического субъекта и явлений природного мира, обусловленным использованием в текстах образного языка параллелизма. К третьему типу отнесены случаи, когда одной и той же местоименной формой объединяются отдельные элементы субъектно-образной системы текста. Делается вывод, что наличие неосинкретических форм в стихотворных текстах И. Жданова воплощает неклассическую межсубъектную целостность лирического высказывания, раскрывает сложность переживания бытия ждановским человеком и манифестирует его связь с природным миром.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article deals with the phenomenon of subjectival neo-syncretism in the poetic texts by I. Zhdanov, presented in his book «Air and Wind». Three types of neo-syncretical subjectival forms were singled out, and it was determined that each of them is used by the poet singularly or in combination with other forms in a particular text. The first type is characterized by the presence of unmotivated transition of the lyrical statement from the first to the third person (or vice versa), which results in the appearance of «Me» and «the Other» as phenomena of dialogical presence in the single and, at the same time, divided subject of speech in the text. The second type is determined by neo-syncretic comparing of the lyrical subject and phenomena of the natural world, conditioned by the use of figurative language parallelism in the texts. The third type comprises the cases when the same pronominal form joins separate elements of the subject-image text system. The conclusion is made that the use of neo-syncretic forms allows I. Zhdanov to embody non-classical intersubjective integrity of lyrical statement in his poetic texts, to reveal the complex experience of being felt by a Zhdanov person, and to manifest his connection to the natural world.

Текст научной работы на тему «Неосинкретические формы лирического высказывания в стихотворных текстах И. Жданова (книга "воздух и ветер")»

Погорельский А. Лафертовская маковница // Белое привидение: Русская готика. СПб., 2007.

Равинский Д.К. Городская мифология // Современный городской фольклор. М., 2003.

Русский ассоциативный словарь. М., 2002.

Смирнова Е.В. Устойчивые мотивы сюжета 'геопатогенная зона' в городской легенде // Вестник Челябинского государственного университета. Сер. Филология. Искусствоведение. 2010. № 21 (202). Вып. 45.

Сомов О.М. Киевские ведьмы // Белое привидение: Русская готика. СПб., 2007. Flintotake. Городские легенды Петрозаводска и Карелии. [Электронный ресурс]. URL: http://flintotake.livejoumal.com/4851 .html

Heath C. Emotional Selection in Memes: The Case of Urban Legends. [Электронный ресурс]. Stanford University. Duke University. April 2001. URL: http://pascalfroissart.free.fr/3-cache/2001-heath.pdf

Labov W. Oral Version of Personal Experience. [Электронный ресурс]. URL: http://www.ling.upenn.edu/~wlabov/Papers/FebOralNarPE.pdf

НЕОСИНКРЕТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ЛИРИЧЕСКОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ В СТИХОТВОРНЫХ ТЕКСТАХ И.Ф. ЖДАНОВА (КНИГА «ВОЗДУХ И ВЕТЕР»)

Н.С. Чижов

Ключевые слова: И. Жданов, субъектный неосинкретизм, «я» и «другой», двучленный параллелизм, неклассическая парадигма поэзии.

Key words: I. Zhdanov, subjectival neo-syncretism, «Me» and «the Other», binominal parallelism, non-classical paradigm of poetry.

Субъектную структуру неклассической лирики конца XIX-начала XX веков, как показал С.Н. Бройтман, определяет авторское постулирование диалогической природы сознания человека. Одним из первых такое понимание выразил И. Анненский, указав на «реальность совместительства, бессознательности жизней, кем-то помещенных бок о бок в одном призрачно-цельном я» [Анненский, 1979, с. 110]. Открытая межсубъектная направленность становится характерной чертой неклассического типа поэтического мышления. С.Н. Бройтман, опираясь на теорию автора М.М. Бахтина, мыслит межсубъектные отношения в лирике через категории «я» и «другой». Исходным положением в подходе исследователя является то, что в лирическом «я» «воплощено двуединство «я» и «другого», автора-творца и героя» [Бройтман, 1997, с. 32]. Если в классической лирике, по мысли

ученого, межсубъектная целостность находится в имплицитном состоянии, затененном монологичностью высказывания, то в неклассической лирике она становится программно выявленной и обнаруживает «потенциальную многосубъектность» [Бройтман, 2004, с. 256]. Одним из способов ее выражения, как считает С.Н. Бройтман, является феномен субъектного неосинкретизма. Впервые, согласно его подсчетам, частотно представленные в стихотворных текстах поэтов Серебряного века неосинкретические формы лирического высказывания становятся неотъемлемым атрибутом творчества, развивающегося в русле неклассической парадигмы поэзии. Анализ показал, что данные формы присутствуют в 30,4% стихотворных текстах И. Жданова, включенных в книгу «Воздух и ветер». Данная книга дает наиболее полное представление о поэтическом творчестве автора, поскольку включает практически все стихотворения из состава как большинства предыдущих книг поэта («Неразменное небо», 1990; «Место земли», 1991, «Фоторобот запретного мира», 1997 и др.), так и последующих его книг («Книга одного вечера», 2008; «Уединенная мироколица», 2013). Рассмотрим на отдельных примерах особенности функционирования неосинкретических субъектных форм в поэзии мастера стиха с Алтая и проследим, как они работают на реализацию основных его мировоззренческих и аксиологических ориентиров.

Мы выделили три типа форм субъектного неосинкретизма, каждая из них в отдельном тексте И. Жданова может быть использована как в единичном варианте, так и в сочетании с другими формами. К первому типу относится «родственный фольклору немотивированный переход высказывания от первого лица к третьему» [Бройтман, 2007, с. 83] или, наоборот, от третьего к первому. В текстах, где используется данная форма, отчетливо появляется «я» и «другой», последний еще больше отделяется от первого, чем в случаях, в которых тот смотрит на себя со стороны, и становится с ним нераздельным и неслиянным: «От рощ, иссеченных в табачном кристалле кафе, / внебрачные реки, давясь отопительным пивом, / в свои батареи уводят чугунным напевом / глухого Орфея (курсив наш. -Н.Ч.), и кажется пьяным Орфей. / Я ввинчен в кружение вод, у меня впереди / чугунные русла и роза в цветочной груди» [Жданов, 2005, с. 84]. В качестве «другого» здесь выступает мифический певец Орфей - покровитель творчества и архетип художника (поэта). Через его неосинкретизм с лирическим «я» разыгрывается единораздельность автора и героя в эстетическом пространстве стихотворного текста.

Лирическое «я» в рефлексии субъекта речи может быть представлено как «ты»: «Камень плывет в земле здесь или где-нибудь,

- / скол золотых времен, сторож игры и толп, / но из-под ног твоих он вырывает путь / и отсылает вверх, чтобы горел, как столб. / / Я не блудил, как вор, воли своей не крал, / душу не проливал, словно песок в вино, / но подступает стыд, чтобы я только знал: / то, что снаружи крест, то изнутри окно» [Жданов, 2002, с. 104]. Здесь в отношении «я» следует говорить о явлении неопределенной модальности, поскольку сложно определить, кому принадлежит голос, передающий переживание события духовного преображения: либо субъекту речи, увидевшему себя со стороны, либо тому, кто повествует о своем духовном опыте, которым он делится с «другим» («ты») в форме наставления. В любом случае такая модальность, как показал С.Н. Бройтман, свидетельствует «о неосинкретизме "я" и "другого"» [Бройтман, 2007, с. 268]. Их нераздельность и неслиянность может достигаться путем введения в текст (обычно в самом конце) другого голоса, напоминающего несобственно-прямую речь. Так построен текст «Плач Иуды», где основная его часть представляет собой интенцию лирического повествователя, адресованную герою евангельских событий: «Иуда плачет - быть беде! / Печать невинного греха / он снова ставит на воде, / и рыбы глохнут от стиха. / Иуда плачет - быть беде! / Он отражается в воде. / И волны, крыльями шурша, / и камни, жабрами дыша, / следят за ним» [Жданов, 2002, с. 31]. В тексте Жданова описывается Иуда Искариот еще до предательства Христа, ему открывается тайна будущих событий, поэтому он мучится от знания предрешенности своей судьбы и невозможности ее положительного разрешения. Однако поэт не осуществляет апологию Иуды, наоборот, он фиксирует духовную немощность героя в неспособности осознать, что истинная причина такого положения находится в нем самом, точнее, в его грехе неверия и стремлении заменить божественное провидение личностным своекорыстием. В последнем шестистишии происходит последовательное расширение интенции субъекта речи сначала до всего человечества, а потом посредством включения в нее несобственно-прямой речи, грамматически маркированной чужим словом и метатекстовым компонентом, - до первичного автора: «Она -не кровь и не вода, / ей никому и никогда / не смыть греха. / И остается в голос свой / вводить, как шорох огневой, / упрек стиха» [Жданов, 2002, с. 32]. В комментарии к данному тексту поэт отмечал, что «соотношение Иуды с Христом в наше время вообще похоже на соотношение человека с Богом. <...> Каждый имеет в себе своего Иуду, и каждый изживает его по-своему» [Жданов, Шатуновский, 1998, с. 88].

Второй тип субъектного неосинкретизма определяется зависимостью субъектной организации от образной. В основе последней обычно лежат в явном или скрытом виде различные формы параллелизма (двучленный, многочленный, одночленный, отрицательный). Как известно, когда говорят о параллелизме, «дело идет не об отождествлении человеческой жизни с природною и не о сравнении, предполагающем сознание раздельности сравниваемых предметов, а о сопоставлении по признаку действия, движения: дерево хилится, девушка кланяется...» [Веселовский, 1940, с. 125-126]. Таким образом, структура параллелизма состоит из двух синкретически сопоставленных образов: один из них относится к природному миру, а другой - к человеческому. Естественно, что в стихотворных текстах, где в основе субъектно-образной организации лежит двучленный параллелизм, лирический субъект будет представлять человеческий план. В книге «Воздух и ветер» такие формы встречаются в 17,4% текстов.

Самым продуктивным является синкретическое «я» (6,9%). Например, таковым выступает лирический субъект самого первого текста в книге: «Следи за мной, мой первый снег. / Я за тобою послан буду, / когда усталый человек / начнет искать тебя повсюду. / / Тот человек не я, и лиц / он не менял еще, но все же / среди него не видно птиц, / и это так на снег похоже» [Жданов, 2005, с. 13]. Первый снег и лирическое «я» сравниваются друг с другом функциональной закрепленностью: сначала снег следит за субъектом, а потом второй будет послан за первым. В основе этого сопоставления лежит двучленный параллелизм, выступающий как субстанционально-мифологический субстрат в языковой метафоре «снег идет», сравним: «Здесь речь моя еще в ходу, / слова идут издалека - / их так же пишут на роду / и говорят наверняка» [Жданов, 2005, с. 163]. Подобная интенция возникает во втором предложении и также обуславливается параллелизмом, в пределах которого снег, лирическое «я» и «усталый человек» выступают как временные ипостаси одного субъектного целого. Во второй строфе в один ряд с ними ставится «человек», который «не я». По отношению к нему лирический субъект занимает внежизненно активную позицию, обусловленную знанием его бытийственного состояния, или способностью посмотреть на свою жизнь в перспективе: «Тот человек не я, и лиц /он не менял еще, но все же» [Жданов, 2005, с. 13]. При этом неопределенность статуса данного человека («не-я») расширяет интенцию лирического субъекта до всечеловеческого масштаба (им может быть любой). Композиционное же кольцо текста соединяет все ипостаси лирического «я» в единое

целое, в границах которого возникает модель лирического сознания, где отчетливо прослеживается насущная потребность в онтологическом разрешении своего прошлого, необходимого для обретения цельности в настоящем.

Из других форм данного типа можно выделить ты-синкретическое, которое, как и мы-синкретическое, представлено в 3,5% текстов. В одном из них ею является главное действующее лицо, событие, связанное с ним, освещается через интенцию безличного субъекта речи: «Стоишь одна у входа в этот лес, / где каждый лист -потомок ожиданий, /и каждый шаг отчетлив, как последний. / Уже не вдох стоит перед тобой, / а ты на вдохе ищешь равновесье - / так дышат травы, облака и годы» [Жданов, 2005, с. 17]. Заявленный во второй строке параллелизм между листом и шагом, выраженный грамматическим соответствием распространяющих их определений, в контексте стихотворения обретает субстанционально-мифологическую семантику, поскольку между природным миром и человеком устанавливаются синкретические отношения: «Лицо дождя, заплаканное в день, / когда он шел, теперь уж просветлело - / его глазами смотришь ты на ветви». Метафорическое уподобление дождя человеку реализуется в прямом значении, в результате объектный образ получает субъектные черты, становясь с лирическим «ты» единораздельным. На субстантивацию героя указывает неопределенная модальность субъекта речи в конце текста: «Ты входишь в куб, зеркальный изнутри, / где птичья ночь шуршит в его объеме / и прошлогодний снег щекочет губы. / Как смертный звук, пробившийся из тьмы, / еще незримо, но уже знакомо / слух отстраненный прячется в пылинке. / Не так ли сердце взвешивает стук?» [Жданов, 2005, с. 18]. Герой, входя в пространство метафизического куба, дематериализуется, что на грамматическом уровне передается через отсутствие местоимения «ты» в заключительном катрене текста. В результате невозможно однозначно определить, к кому относится высказывание - или основному субъекту речи, или герою, занявшему отстраненную позицию по отношению к себе самому.

Третий тип неосинкретических форм лирического высказывания, выделенный нами в поэзии Жданова, родственен описанному Б.А. Успенским на материале стихотворных текстов В. Хлебникова явлению «динамики авторской позиции», когда «одни и те же наименования соотносятся на протяжении повествования с разными лицами» [Успенский, 1994, с. 243]. Причем в основе такой динамики, по мысли Б.А. Успенского, лежит «мена точек зрения». В качестве примера ученый приводит отрывок из текста «Мрачное», где он

фиксирует, что «"я" во втором предложении не совпадает с "я" в первом <...>; более того, это первое "я" называется во втором случае местоимением 2-го лица - "вы": итак, в процессе стихотворного повествования "я" изменилось в "вы", будучи вытеснено другим "я", -в связи с изменением точки зрения» [Успенский, 1994, с. 242-243]: «Я умер, я умер, и хлынула кровь / По латам широким потоком. / Очнулся я иначе, вновь / Окинув вас воина оком» [Хлебников, URL]. С точки зрения подхода С.Н. Бройтмана, в данном фрагменте текста присутствует одно «я», которое смотрит два раза на себя со стороны как на «другого», словно душа на свое тело: в первом случае «как на состояние, отделенное от его носителя» [Бройтман, 1997, с. 28], а во втором как на «вы». Причем в последнем случае интенция отрефлектирована субъектом речи через использование наречия образа действия «иначе» и деепричастия «окинув». В результате такого рода саморефлексии достигается высокая степень отстраненности субъекта речи от самого себя, граничащая с появлением реального «другого». В текстах Жданова нераздельность и неслиянность субъектов, обозначенных одной и той же местоименной формой, еще более рельефно представлена, что позволяет говорить об их синкретической целостности.

Сказанное относится, например, к тексту «Неразменное небо», где по сюжету люди демиургическим усилием восстанавливают мироздание по архаическим меркам: «И тогда мы пойдем, соберемся и свяжемся в круг, / горизонт вызывая из мрака сплетением рук, / и растянем на нем полотно или горб черепахи, / долгополой рекой укрепим и доверимся птахе, / и слонов тяготенья наймем для разгона разлук» [Жданов, 2005, с. 102]. Но в начале текста демиургом выступает тот, кто обозначен «ты», наблюдающий за лирическим субъектом: «Раздвигая созвездья, как воду над Рыбой ночной, / ты глядишь на меня, как охотник с игрушкой стальной, / направляющей шашки в бессвязной забаве ребенка - / будто все мирозданье - всего лишь черта горизонта, / за которым известно, что было и будет со мной» [Жданов, 2005, с. 101]. С.М. Козлова указала на архетипическую семантику данного образа: «божественный младенец изображается в своей изначальной стихии, которой, по К. Кереньи, является вода: ребенок-гигант, плывущий в пустынном мировом Океане» [Козлова, 2002, с. 162]. Как известно, архетип в художественном творчестве определяет, прежде всего, психологический тип поведения самого автора, его потаенные устремления. Не случайно в середине текста семантическая трансформация носителя местоимения во втором лице приводит к непосредственному появлению образа первичного автора,

представленного его зодиакальным знаком: «На обочине неба, где твой затаен Козерог / в одиночной кошаре, как пленом объятый зверек, / где Медведицы воз укатился в другие просторы, / заплетая созвездья распляской в чужие узоры, / мы стоим на пороге, не зная, что это порог». Третьим членом субъектной парадигмы «ты» в «Неразменном небе» становится другой человек (в том числе и читатель), без единства с которым в лоне лирического «мы» субъекту речи не восстановить утраченную цельность и не спасти мир от разрушения: «И я понял, как небо в себе пропадает - почти / как синяк, как песок заповедный в последней горсти, / если нет и намека земли под твоими ногами, / если сердце, смещенное дважды, кривясь между нами, / вырастает стеной, и ее невозможно пройти» [Жданов, 2005, с. 102]. Неосинкретический принцип лежит в основе субъектной организации таких текстов автора книги «Воздух и ветер», как «Расстояние между тобою и мной - это и есть ты», «Плыли и мы в берегах...», «Дом», «Ты, смерть, красна не на миру, а в совести горячей» и др.

Таким образом, неосинкретические субъектные формы в рассмотренных стихотворных текстах указывают на то, что И. Жданов наследует и развивает в творчестве неклассические принципы поэтики лирического произведения, выражают стремление ждановского человека восстановить утраченную цельность и первоначальное единство людей и определяют программную идею возвращения его в космологическое «лоно» природного мира.

Литература

Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979.

Бройтман С.Н. Русская лирика XIX - начала XX века в свете исторической поэтики. (Субъектно-образная структура). М., 1997.

Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

Жданов И.Ф. Воздух и ветер. Сочинения и фотографии. М., 2006.

Жданов И., Шатуновский М. Диалог-комментарий пятнадцати стихотворений Ивана Жданова. М.,1998.

Козлова С.М. «Божественный младенец» в поэзии И.Ф. Жданова // Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 4: Судьба культуры и образы культуры в поэзии ХХ века. Томск, 2002.

Хлебников В. Мрачное. [Электронный ресурс]. URL: http://ruslit.traumlibrary.net/bo ok/hlebnikov-ss06-01/hlebnikov-ss 001.html#work003236

Успенский Б.А. К поэтике Хлебникова: проблемы композиции // Избранные труды. М., 1994. Т. 2.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.