CC BY
9DOI 10.20310/2658-5383-2021-4-185-190
УДК 34.01
НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА КАК ПРАВОВОГО ИНСТИТУТА
Людмила Ивановна Глухарева
заведующая кафедрой теории права и сравнительного правоведения Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ), доктор юридических наук, доцент E-mail: liglur@mail.ru
ORCID: https//orcid.org/0000-0001-8672-8120
Аннотация. В статье утверждается, что неопределённость в правах человека присутствует как на уровне их фундаментальных основ, так и в частных моментах. Неопределённость предлагается понимать в качестве содержательной многозначности человеческих прав, выражающей различные, в том числе и противоречащие друг другу смысловые представления об объекте. Правовую определённость в контексте этого следует считать идеалом, хотя и относительным. На формально-юридическом уровне неопределённость прав человека появляется уже в момент придания им формы юридических конструкций — конституционных норм-принципов и субъективных позитивных прав. Их неопределённость на онтологическом уровне обязана ряду обстоятельств, поскольку последние соучаствуют в конструировании института прав человека: антропологическим характеристикам субъектов-носителей прав, мировоззрению гуманизма, императивам естественного права, несбалансированному взаимодействию индивидуальных и коллективных интересов, образу абстрактной личности, презумпции защиты достоинства каждого лица и некоторым другим факторам. Гносеологический дискурс вносит свою лепту в неопределённость понимания прав человека, поскольку создаёт их плюралистический, междисциплинарный и мифологический образ, являющийся результатом парадигмальности процесса научного познания, а также влияния идей постклассической концептуальности.
Ключевые слова: неопределённость прав человека, правовая определённость, неопределённость прав на формально-юридической уровне, онтологическая неопределённость прав человека, гносеологический дискурс неопределённости прав человека.
UNCERTAINTY OF HUMAN RIGHTS AS A LEGAL INSTITUTE Liudmila I. Glukhareva
Head of department of theory of law and comparative law, Russian State University for the Humanities (RSUH), doctor of legal sciences, associated professor E-mail: liglur@mail.ru;
ORCID: https//orcid.org/0000-0001-8672-8120
Abstract. It is asserted in the article that uncertainty of human rights exists within their fundamental basement and particular aspects. It is proposed to treat an uncertainty as a conceptual ambiguity of human rights which provokes different, including contradicting one another, notion of a subject. A legal certainty in the context of the mentioned interpretation of uncertainty should be accepted as an ideal, though rather relative. Within formal legal scale, the uncertainty is caused by putting human rights into frame of statutory concept (constitutional principal rules and positive rights). Their uncertainty within ontological scale is resulted by several circumstance: anthropological characteristics of subject bearer of rights, paradigm of humanism, natural law imperative, interconnection of individual and collective rights, pattern of abstract person, presumption of personal dignity protection. Gnoseological discourse also affects the uncertainty of human rights by creating their pluralistic, interdisciplinary and mythological image based on paradigm process of scientific cognition and postulates of postclassic conceptuality.
Keywords: uncertainty of human rights, legal certainty, uncertainty of rights within formal legal scale, ontological uncertainty of human rights, gnoseological discourse regarding uncertainty of human rights.
Пожалуй, трудно найти в современном юридическом арсенале другого, столь неопределённого, во многом неясного и при этом широко применяемого на практике понятия, как права человека. Внимательное прочтение прав человека показывает, что их многозначность заявляет о себе буквально по всем параметрам — от фундаментальных основ до частных моментов. Вместе с тем практическая задача эффективной защиты прав, создания действенных механизмов их обеспечения и гарантирования требует нивелировать либо как-то снизить уровень их неопределённости, что актуализирует необходимость выяснения в первую очередь причин такого их состояния.
Неопределённость в правах человека, как можно предположить, обязана многим обстоятельствам: антропологическим и ценностным истокам прав, их историческому генезису, социокультурным контекстам реализации, многовариантным способам формального и неформального выражения, сложной структуре построения, чертам и особенностям субъектов-носителей прав, интенсивному влиянию на них информационных, технологических и иных новшеств и т.п. В гносеологическом плане дозу неопределённости добавляет субъект-объектный метод научного познания. Юридическая формализация, пытающаяся придать хотя бы некоторую конкретность и ясность правам, тем не менее также вносит свою лепту в состояние их неопределённости, поскольку даже её главное средство — дефиниция — «неизбежно приводит либо к регрессии в бесконечность либо тавтологии»1. М. Л. Давыдова правильно подчеркивает эту мысль, указывая, что «технико-юридические средства не столько устраняют неопределённость, сколько дозируют ее, обеспечивая некий баланс определённости и неопределённости в нормативном тексте»2.
Прежде чем предложить некоторый перечень таковых причин, укажем содержательное значение, в котором термин «неопределённость» здесь применяется. Неопределённость прав человека, по всей видимости, — это смысловая
1 Честнов И. Л. Глобальная нестабильность в мире и неопределенность в праве // Лихачёвские чтения — 2019: «Мировое развитие: и проблемы предсказуемости и управляемости» // https://www.lihachev.ru/chten/2019/ зесЗ/ЛеэШоу/ (Дата обращения: 24.07.2020).
2 Давыдова М. Л. Определённость права и технико-
юридические средства её обеспечения // Правовая па-
радигма. 2017. Т. 16. № 4. С. 25.
многозначность, позволяющая иметь различные, в том числе и противоречащие друг другу представления об объекте (правах человека). Исходя из этого, правовую определённость можно считать неким идеалом, хотя и относительным, поскольку, как свидетельствуют механизмы юридической техники, в её рамках одни неопределённости снимаются, зато добавляются другие. Смысловая же многозначность прав человека, как представляется, обязана всем уровням самоопределения последних — как формально-юридическому, так и онтологическому и гносеологическому. Но поскольку невозможно не только раскрыть, но даже перечислить все факторы, влияющие или способные влиять на такое состояние прав, то отметим лишь те, что действуют на самых фундаментальных (первичных) ступенях формирования (конструирования) института прав человека.
Так, на уровне юридизации прав их неопределённость начинает сказываться уже в процессе их формализации — придания правам формы юридической конструкции, точнее — конструкции «конституционных норм-принципов» и конструкции «отраслевых субъективных прав». Как известно, Конституция РФ формулирует свои нормы-принципы высоко абстрактно и достаточно гибко, текстуально они предстают в качестве статей без санкций, но прямого действия (ст. 18)3, при этом указывается лишь главное благо, защищаемое при помощи того или иного права. Презюмируется, что такие нормы-принципы совместно с международными стандартами позитивно эксплицируют идею человеческих прав. Хотя насколько адекватна эта экспликация и действительно ли воля государства, преобразующая учредительную волю народа в конституционные права, есть собственно права человека — вопрос был и остается открытым. Субъективные позитивные права физических лиц, зафиксированные в отраслевом законодательстве, также вряд ли можно считать правами человека. Скорее они выступают средствами конкретизации и толкования конституционных, основных прав-принципов: устанавливают для них гарантии, определяют объем, масштабы, способы поддержания, за-
3 Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) (с учетом поправок, внесенных Законом РФ о поправке к Конституции РФ от 14 марта 2020 г. № 1-ФКЗ) // Российская газета. 2020 г. 4 июля. № 144.
Неопределённость орав человека как правового института
щиты и т.д., т.е. решают задачи практической применимости прав человека. Тогда, помимо предположения о том, что здесь права человека отождествляются с позитивным законом, появляется вопрос: если права человека суть законы государства, а государственное законодательство располагает своей специальной терминологией («субъективные права», «принципы права», «конституционные права»), тогда зачем вообще нужно понятие «права человека» юриспруденции? То есть уже на этой стадии возникают сомнения в обоснованности включения семантического знака «права человека» в ряд устоявшихся юридических категорий, по крайней мере, наблюдается терминологическая перегрузка этой сферы правового регулирования.
С онтологической (философско-правовой) точки зрения имеют место не менее серьёзные сомнения относительно исходной («туманной») природы прав. В этом ракурсе можно назвать ряд факторов.
Неопределённость человеческих прав прежде всего порождена антропологическими характеристиками субъектов — их носителей. Не лишним будет вспомнить, что ХХ век убедил мир во мнении о том, что человек социально-психологически «не фиксируется», он не предопределен во многих своих свойствах и проявлениях, не выдерживает проверки реальностью, он — продукт собственного самоопределения в каждых новых обстоятельствах, и от него можно ожидать всякого. Человек в своем естестве скорее «парадоксальное существо, нежели закономерное»4. Поэтому везде, где возникают ситуации с выбором и волей, поведением и мотивацией, оценками, толкованием, усмотрением и т.п. (как, например, в связи с правами человека), там всегда будет иметь место различное отношение разных носителей прав (в том числе и лиц, уполномоченных принимать официальные решения) к одним и тем же ситуациям, формам поведения, стратегии мышления и прогнозирования. Это, конечно, не может не сказываться на неопределённости базовых характеристик прав человека.
Нельзя не отметить влияние на содержательную неопределённость прав и лежащее в их основе мировоззрение гуманизма. Гуманистическая риторика, как известно, вывела формулу «универсального человека», утверждая последнего в качестве «разросшегося до безграничности,
4 Мамардашвили М. Философия и личность // Человек. 1994. № 5. С. 5-19.
до отрицания своей индивидности, а потому и равного всему мирозданию»5. Это положение стало классикой концепции прав человека, хотя при этом всегда проглядывала в нём нотка высокой критической напряжённости, выражающая скепсис по поводу обоснованности возведённого в абсолют культа человека. Недаром М. Хайдеггер, отталкиваясь от ницшеанской идеи о «человеческом, слишком человеческом», сомневался в правомочности удержания самого понятия гуманизма6, ведь неясным был и остается главный вопрос: о каком человеке идет речь? Это вопрошание можно продолжить применительно и к его правам: о защите прав какого человека идёт речь?
Согласно гуманистической версии, права присваиваются некой абстрактной личности во имя защиты основных её потребностей, способностей и качеств, якобы в равной мере присущих всему роду людей. Однако с «абстрактным образом человека», как очевидно, соглашается далеко не каждый индивид, живущий во вполне определенных этнонациональных условиях. Более того, как демонстрирует современность, разные культуры-цивилизации пока не готовы на равных признать ценности других народов, на практике пока не сложилось понимание равенства статусов разных представителей культур. Нет равноправного диалога людей, поскольку не укоренено в сознании ныне живущих поколений, что «без другого нет меня»7. Отсюда — серьезные возражения против признания за правами человека универсального характера, но прослеживается чёткая динамика интерпретации нормативных текстов о правах как принадлежащих не абстрактному, а вполне определенному — социокультурному человеку. А это значит, что расширяется зона многообразия смыслов, а отсюда — добавляются неопределённости в экспликации института прав человека.
Помимо сказанного, известно, что концепция прав человека презюмирует защиту достоинства любого индивида, поскольку наделяет всех способностью к разумному выбору, верой в творческие силы, нравственную порядоч-
5 Баткин Л. М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989. С. 134.
6 Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие / пер. с нем. В. В. Бибихина. М., 1993. С. 193-194.
7 См.: Benhabib S. Dignity in Adversity: Human Rights in Troubled Times. Cambridge, 2011. Pp. 57-76.
ность и т.д. Опять же практика опровергает такую презумпцию: далеко не в каждом развито чувство собственного достоинства, не каждый осознаёт, а главное — умеет его поддерживать. Отсюда возникает вопрос: как можно защищать человеческое достоинство «вообще», не соотнесенное, «оторванное» от личности конкретного человека? Только в силу принадлежности того или иного индивида к человеческому роду? Очень интересно выглядит этот тезис в контексте криминологических характеристик личности особо опасных преступников. Видимо, требование защиты человеческого достоинства каждого следует считать не более чем гуманистической эстетикой современности, открывающей к тому же поле для всевозможных суждений.
Как известно, права человека построены на императивах естественного права, взятых в качестве выводных концептов из «самоочевидных истин»8. Но сегодня ослабление нравственности и морали, а равно сексуальная свобода, аборты, укрепление идей об эвтаназии, возможности конструирования своего тела, достижения биологии и генетики и т.п. — всё это оставляет открытым вопрос о том, какую именно «естественность» выражают права человека? Если речь идёт о «естественности защиты» любой жизни, тогда рождаются дополнительные вопросы: насколько равноценны и требуют одинаковой защиты человеческие права и «права» всех других носителей жизни (например, животных, насекомых, коронавируса и т.д.)?
Не менее остро для содержательной определённости прав человека стоит вопрос о взаимосвязи индивидуальных и коллективных интересов в правах. В этом контексте, например, Н. Луман9, Ю. Хабермас10 и др. социологи утверждают о невозможности смешения разных планов социального бытия — жизненного мира человека и системного мира культуры. Надперсональный системный мир глубоко отличен от правил и закономерностей индивидуальной жизни людей, строящейся «на праве быть другим и оставаться другим сообразно
8 См.: Griffin J. First Steps in an Account of Human Rights // European Journal of Philosophy. 2001. Vol. 9. No. 3. Pp. 306-327.
9 Луман Н. Теория общества (вариант San Foca '89) // Теория общества: Сборник / пер. с нем., англ.; сост. и общая ред. А. Ф. Филиппова. М., 1999. С. 196-235.
10 Хабермас Ю. От картин мира к жизненному миру
(Лекции зарубежных профессоров на философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова). М., 2011.
собственным ценностным предпочтениям»11. Поэтому, видимо, прямые экстраполяции между таковыми системами невозможны, а именно этим занимается большинство концепций прав человека, пытающихся совместить интересы индивидуального субъекта с идеей целостного и непротиворечиво функционирующих с ними общества и государства. Попытки такого рода совмещения приводят ко всё большему расширению индивидуального усмотрения и субъективизма (следовательно, и неопределённости) в практике разрешения коллизий между притязаниями отдельных субъектов и интересами коллективов, государства или общества.
К факторам, влияющим на онтологическую неясность прав человека, следует добавить гносеологические моменты. С этой точки зрения всё более становится очевидным разрастание содержательного пространства прав: они не просто захватывают новые сферы жизни людей, начинают размываться их границы. Они становятся органической частью всё большего числа областей бытия не только человека, но и государства и общества в целом (по крайней мере, в западном ареале культуры). Права начинают сопровождать своего носителя и ограничивать активность его контрагентов в зонах, ранее никогда не регулируемых принудительными средствами. Фактически любая сфера экономики, политики, экологии, этики и даже эстетики получается «нагруженной» правами. Права становятся элементом разных форм деятельности — предпринимательства, международного сотрудничества, охраны природы, цифровизации общественных отношений, генетических экспериментов, научно-технических новелл и т.п., от них оказывается невозможным «оторвать» права человека. В этой связи актуализируется вопрос о понимании сущностной доминанты прав человека, т.е. некоторого их ядерного показателя, без которого не может состояться разговор о правах вообще, т.е. вос-требуется, хотя бы в общих чертах, некоторое согласие научного сообщества относительно сущности (первооснов) прав человека. Но такого согласия нет, но есть дисциплинарная разноголосица, несоотносимость объяснительных формул, сложные конструкции и дефиниции, критически перегруженные дискурсы и т.п.
11 Ценности гражданского общества и личность. Книга для учителя / сост. А. И. Михайлова; отв. ред. Р. Г. Апресян. М., 2001. С. 112-113.
Неопределённость прав человека как правового института
По этим причинам в знании о правах человека сложился их плюралистический и междисциплинарный образ. В настоящее время их освоение осуществляется с привлечением не только юридического, но и большого количества политического, экономического, исторического, этического, эстетического, экологического, психологического, лингвистического, антропологического, культурологического и прочего материала. В юридическом знании права развиваются в рамках нравственно-естественной, коммуникативной, неопозитивистской, либер-тарной и иных концепций. Имеются программы, описывающие права человека в интегративном ключе (хотя последние чаще всего эксплицируют права не столько синтетически, как того требуют правила любой самоопределившейся теории, сколько в качестве сложносоставного, гибридного, а подчас и эклектичного знания о правах). Таким образом, ещё более умножается концептуальная неопределённость прав.
Нельзя не отметить и особенности современного познавательного процесса, также повышающего неопределённость прав человека. Известно, что любая научная гипотеза, концепция или теория всегда строится на конкретной парадигме, т.е. принятых на веру (без доказательств) исходных постулатов и идей, означающих соглашение исследователя с некоторыми исходными допущениями. Тем не менее парадигмальный подход никак не означает, что его основы безошибочны и безусловно истинны, что, к сожалению, становится ясным значительно позже, когда множатся не объясняемые данной па-радигмальной теорией факты и зреет переход к новой парадигме. Поэтому можно считать, что сам парадигмальный подход добавляет «белые пятна» в целостную картину прав человека.
Много неясностей относительно прав человека провоцирует современная постклассическая концептуальность, которая исходит из ограниченности эталона научной рациональности, отказа от идеала абсолютной объективности, признания относительности истины, констатации прямой зависимости научного
знания от мировоззренческих и ценностных установок исследователя и т.д.
Неопределенность прав человека обязана и своей мифологической составляющей, которая всегда была «важной составляющей теоретического мышления» и к тому же сегодня «стала много разнообразнее, тоньше, изощреннее, принимает гораздо менее очевидные и привычные формы»12. Э. Я. Голосовкер вообще характеризовал современное научное мышление «интеллектуальной мифологией», поскольку полагал, что наряду с чисто логическими, дедуктивными и индуктивными методами оно широко использует интуитивный подход и имагинативное (воображаемое) знание13. Действительно, при любом уровне развития знания, в том числе и знания о правах человека, исследователи всегда сталкиваются с чем-то неизвестным, непонятным, необъяснимым, неопределенным, которое объективно не может быть устранено на данном историческом этапе развития научного знания. Поэтому интуитивно они обращаются к мифологическому сознанию с его символическим кодом, контекстуальными смыслами, иррациональными ресурсами, наглядными образами и духовными резервами. Поэтому мифологизация, являющаяся неотъемлемым свойством научного познания, не может не добавлять знанию о правах человека, особенно идеологии прав человека, иллюзий, мистификаций, фикций, подмен, правдоподобных утверждений, скрытых смыслов, аргументов о полезности и т.д., а значит, и неопределённости.
Отмеченные неопределённости можно считать принципиально неустранимыми для прав человека как правового феномена и юридической конструкции (по крайней мере, в обозримом будущем), поэтому обречена на постоянную критику всякая правозащитная деятельность и поэтому не следует ожидать кардинального решения проблем этой сферы только при помощи юридической техники.
12 Малахов В. П. Мифы современной общеправовой теории: монография. М., 2013. С. 3.
13 Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987. 224 с.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Benhabib S. Dignity in Adversity: Human Rights in Troubled Times. Cambridge, 2011. P. 57-76.
2. Griffin J. First Steps in an Account of Human Rights // European Journal of Philosophy. 2001. Vol. 9. No. 3. P. 306-327.
3. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989. 272 с.
4. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М.: Наука, 1987. 224 с.
5. Давыдова М. Л. Определённость права и технико-юридические средства её обеспечения // Правовая парадигма. 2017. Т. 16. № 4. С. 23-28.
6. Луман Н. Теория общества (вариант San Foca '89) // Теория общества: Сборник / пер. с нем., англ.; сост. и общая ред. А. Ф. Филиппова. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. С. 196-235.
7. Малахов В. П. Мифы современной общеправовой теории: монография. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2013. 151 с.
8. Мамардашвили М. Философия и личность // Человек. 1994. № 5. С. 5-19.
9. Хабермас Ю. От картин мира к жизненному миру (Лекции зарубежных профессоров на философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова). М.: Идея-Пресс, 2011. 128 с.
10. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие / пер. с нем. В. В. Бибихина. М.: Ad Marginem, 1993. С. 197-202.
11. Ценности гражданского общества и личность. Книга для учителя / сост. А. И. Михайлова; отв. ред. Р. Г. Апресян. М.: Гардарики, 2001. 239 с.
12. Честнов И. Л. Глобальная нестабильность в мире и неопределенность в праве // Лихачёвские чтения — 2019: «Мировое развитие: и проблемы предсказуемости и управляемости» // https://www. lihachev.ru/chten/2019/sec3/chestnov/ (Дата обращения: 24.07.2020).
REFERENCES
1. Benhabib S. Dignity in Adversity: Human Rights in Troubled Times. Cambridge, 2011. Pp. 57-76.
2. Griffin J. First Steps in an Account of Human Rights. European Journal of Philosophy. 2001. Vol. 9. No. 3. Pp. 306-327.
3. Batkin L. M. Italyanskoe vozrozhdenie vpoiskakh individualnosti [Italian Renaissance Searching for Individuality]. M.: Nauka, 1989 272 p. (In Russ.).
4. Golosovker Ya. E. Logika mifa [Logics of Myth]. M.: Nauka, 1987. 224 p. (In Russ.).
5. Davidova M. L. Opredelennost prava i tekhniko-juridicheskie sredstva yee obespecheniya [Certainty of law and Technical and Legal Means of its Supporting]. Pravovayaparadigma [Legal Paradigm]. 2017. V. 16. № 4. Pp. 23-28. (In Russ.).
6. Luman N. Teoriya obschestva (variant San Foca '89) [Theory of Society (Option San Foca '89)]. Teoriya obschestva: Sbornik / per. s nem., angl.; sost. i obschaya red. A. F. Filippova [Theory of Society: Dygest / translated from German, English; redactor and editor A. F. Filippov]. M.: KANON-press-TS, Kuchkovo pole, 1999. Pp. 196-235. (In Russ.).
7. Malakhov V. P. Mify sovremennoy obschepravovoy teorii: monografiya [Myths of Modern General Legal Theory: Monography]. M.: YUNITY-DANA: Zakon i Pravo, 2013. 151 p. (In Russ.).
8. Mamardashvily M. FilosofiyaILichlost [Philosophy and Personality]. Chelovek [Person]. 1994. № 5. Pp. 5-19. (In Russ.).
9. Habermas Yu. Ot Katrin Mira k Zhiznennomy Miru (Lektsii zarubezhnyhkprofessorov na fylosofskom fakultete MGU im. M. V. Lomonosova) [From World Picture to Real-Life World (Lectures of foreign professors at philosophy faculty of Lomonosov MGU)]. M.: Ideya-Press, 2011. 128 p. (In Russ.).
10. Khaydegger M. Pismo o gumanizme. Khaydegger M. Vremya i bitiye /per. s. nem. V. V. Bibikhina [Letter about humanity. Khaydegger M. Time and Being / translated from German by V. V. Bibikhin]. M.: Ad Marginem, 1993. Pp. 197-202. (In Russ.).
11. Tsennosty grazhdanskogo obschestva i lichnost. Kniga dlya uchitelya / sost. A. I. Mikhailova; otv. red. R. G. Apresyan [Valuables of Civil Society and Personality. The Book for Teacher / edited by A. I. Mikhailova; executive editor R. G. Apresyan]. M.: Gardariky, 2001. 239 p. (In Russ.).
12. Chestnov I. L. Globalnaya nestabilnost v mire I neopredelennost v prave. Likhachevskiye chteniya — 2019: "Mirovoye Razvitiye i problemy predskazuemosty i upravlyaemosty" [Gloval Unsteadiness in the Word and Uncertainty in Law. Likhachev chteniya — 2019: "World Development and Problems of predictability and Managability] https://www.lihachev.ru/chten/2019/sec3/chestnov/ (Access date: 27/07/2020). (In Russ.).
Для цитирования:
Глухарева Л. И. Неопределенности прав человека как конституционной идеологии и правового института // Государственно-правовые исследования. 2021. Вып. 4. С. 185-190. For citation:
Glukhareva L. I. Neopredelennostiprav cheloveka kak konstitucionnoj ideologii ipravovogo instituta [Uncertainty of human rights as a constitutional ideology and legal institution]. Gosudarstvenno-pravovyye issledovaniya [State Legal Research]. 2021. Issue 4. Pp. 185-190. (In Russ.).
