24ИСТОРИЯ
ББК 63.4
Е. Л. Костылёва, А. В. Уткин НЕОЛИТИЧЕСКАЯ СТОЯНКА ИВАНОВСКОЕ V
Памятник находится в двух километрах к юго-западу от поселка Ивановское (Переславский р-н Ярославской обл.). Он занимает юго-западную оконечность небольшого суходола, расположенного в западном секторе Ивановского болота. Суходол является остатком сильно размытого моренного холма, сложенного из песков, перекрытых тонким слоем глины. В древности холм представлял собой низкий остров; его высота над гладью воды в палеоозере на момент обитания на нем человека, по-видимому, не превышала одного метра.
До начала торфоразработок бугор был полностью накрыт двумя пачками торфа и не имел никаких наружных признаков. В конце 1960-х — начале 1970-х гг. в процессе промышленной добычи торфа его северо-восточный и юго-западный склоны обнажились, в центральной же части торфяная залежь осталась нетронутой, т. к. «карта» фрезерного поля, проходящая через его вершину, была оставлена в качестве «склада»1.
Памятник вытянут с северо-востока на юго-запад. Точная площадь его не установлена, площадь же распространения находок составляет приблизительно 5—6 тыс. кв. м. Южная половина стоянки была полностью разрушена торфоразработками и к началу 1980-х гг. являла собой брошенный участок торфополя, заросший крапивой и кустарником. Северная половина, отделенная картовой канавой, проложенной по линии запад — восток, сохранилась без каких-либо повреждений и заросла густой сочной травой.
Памятник открыт Н. А. Хотинским в 1969 г. Тогда же на южном склоне оконечности обнаженного холма им были изучены два палинологических разреза, по одному из которых (разрез 'А') составлена спорово-пыльцевая диаграмма.
В 1974 г. на разрушенном участке стоянки Д. А. Крайновым заложена траншея площадью 12 кв. м. В ней на контакте торфа и суглинка обнаружены остатки нарушенного, слабо насыщенного культурного слоя, содержавшего только обломки льяловской керамики развитого периода.
В 1982 и 1985 гг. на памятнике Верхневолжской экспедицией ИА АН СССР под руководством Д. А. Крайнова были проведены стационарные раскопки. Раскоп, общая площадь которого составила 132 кв. м, затронул западную часть сохранившейся половины стоянки, вдоль северного борта картовой канавы (примерно в 30 м к северу от траншеи 1974 г.).
© Костылёва Е. Л., Уткин А. В., 2010
1 «Склад» — это небольшой, специально оставленный нетронутым участок фрезерного поля, который является своеобразным барьером-препятствием сильным ветрам, чтобы последние не развеивали торф с разрабатываемых площадей.
Стратиграфия
Стратиграфия вскрытого участка не отличалась однородностью. Наиболее полно она прослежена по западной стенке раскопа в 1985 г. (квадрат 20):
0—0,06 м — дерн луговой;
0,06—026 м — наброс грунта из картовой канавы с редкими находками;
0,26—0,76 м — светло-коричневый (древесный) торф без находок;
0,76—0,96 м — темно-коричневый (ольховый) торф без находок;
0,96—1,04 м — заиленный торф с сапропелем и редкими находками;
1,04—1,12 м — темный суглинок (культурный слой); ниже — светло-
сизые глины (материк).
Дерн. Очень плотный и неравномерный по мощности. Наибольшая толщина его отмечена в северной части раскопа (20—24 см), наименьшая — в центральной и южной (3—8 см). Это обусловлено тем, что в первом случае дерн перекрывает чистый торф, во втором — лежит на выброшенном из кар-товой канавы грунте. Дерновый покров почти черного цвета, состоит из перегноя и корней травы.
Наброс грунта из картовой канавы. Залегал широкой полосой с запада на восток в центральных квадратах и частично в южных. Представляет собой засохший суглинок, смешанный с пепельно-белым песком. Его мощность различна: от 2 до 35 см. Причиной столь неравномерного залегания является то, что канава копалась экскаватором, который выбрасывал грунт в кучи, расплывшиеся со временем.
Светло-коричневый (древесный) торф. Сухой, плохо разложившийся и очень рыхлый. Минимальная мощность его фиксировалась в восточных квадратах (15 см). К западу же торф, снижаясь по склону, увеличивался по толщине и в крайних квадратах достигал 50 см. В верхних горизонтах было много древесной трухи, в средней части и внизу залегали целые стволы рухнувших в древности деревьев, в основном сосен, берез и реже елей. Бессистемность расположения стволов по площади раскопа, их горизонтальное положение и уходившие от них в нижние горизонты торфа и в суглинок сучья свидетельствуют, что лес на суходоле погиб естественной смертью, без участия человека. Случилось это, судя по серии радиоуглеродных дат, полученных по образцам древесины, в интервале 2950±40 - 3480±40 л. н.2 Не противоречат этому и датировки собственно по торфу — 3040±60 (ГИН-5895) и 3380±120 (ЛЕ-1108) л. н.
Темно-коричневый (ольховый) торф (гидроморфная почва). Четко отличался от предыдущего. Он влажный, хорошо разложившийся и более плотный. Пронизан сучьями лежавших выше стволов деревьев. Был распространен по всему раскопу. Мощность колебалась от 5 см на восточных участках и до 30 см на западных. Верхний горизонт этого слоя датирован по торфу 3570±40 (ГИН-5896) л. н. Датировки нижнего горизонта более древние: в разрезе 'Б' на южном склоне суходола — 5230±40 (ЛЕ-1110) л. н., в раскопе — 4390±130 (ГИН-5897) л. н.
2 Всего в разные годы из этого и нижележащих горизонтов было взято шесть образцов древесины (стволов и сучьев), которые датированы следующим образом: 2950±40 (ЛЕ-2898), 2970±40 (ЛЕ-2895), 3180±40 (ГИН.-5889), 3340±30 (ГИН-5893), 3460±40 (ЛЕ-2897) и 3480±40 (ЛЕ-2147) л. н.
Заиленный торф с сапропелем. Фиксировался только в крайних западных квадратах раскопа и имел незначительную мощность (2—9 см). Он очень вязкий. Состоял из смеси торфа, болотной глины и собственно сапропеля. В нижней части залегали редкие находки льяловской керамики. Литологически и планиграфически эта прослойка может быть синхронна верхнему горизонту сапропеля в разрезе 'А', возраст которого 5560±100 (ЛЕ-1109) л. н.
Темный суглинок (культурный слой). Представлял собой слабо гумуси-рованные озерно-аллювиальные отложения с кристаллическими частицами (пылью) микроскопических размеров и археологическими артефактами. Суглинок чрезвычайно твердый. Его толщина составляла 8—23 см. Наибольшая мощность отмечалась в восточной и центральной частях раскопа, наименьшая — в западной, при понижении по пологому склону бугра, где он замещался мергелем (?), обогащенным органикой, которая датирована 5880±180 (ГИН-5894) л. н.
Светло-сизые глины (материк). Это почти чистая озерно-аллювиальная глина синеватого оттенка, засоренная мелкими ожелезненными вкраплениями минералов. Глина подстилала культурный слой по всей площади раскопа.
На раскопанной площади памятника, несмотря на всю тщательность проведения работ, не обнаружены какие-либо остатки строительных конструкций в виде столбовых ямок, бытовые комплексы типа зольников, кост-рищные линзы, хозяйственные или очажные ямы, углубленные в материковые отложения. Подобная ситуация наблюдалась и при исследованиях стоянок Ивановское I и VII, расположенных на соседних суходолах [5, 8]. Чем обусловлен этот феномен, мы, к сожалению, затрудняемся объяснить.
Таким образом, основную информацию о поселении Ивановское V можно получить только при скрупулезном анализе вещевого материала, извлеченного из культурного слоя. Общее число собранных находок, не считая зоофактов, составляет 3 961 единицу.
Керамика
В объединенной коллекции находится 2 850 экз. обломков посуды. Керамика типологически резко различна и делится на два культурно-хронологических комплекса — льяловский и верхневолжский. Черепков посуды, относящихся к более поздним культурам, не найдено. Здесь нет фрагментов волосовских сосудов, нет и керамического мусора эпохи бронзы и раннежелезного века, столь обычных и характерных для подавляющего большинства многослойных памятников Волго-Очья.
Льяловская керамика: 2 449 экз. (рис. 1). Была распространена по всей толще культурного слоя относительно равномерно. Обломки в массе своей толстостенны — 6—9 мм. Исключение составляют лишь единичные черепки от миниатюрных сосудиков. Цвет большинства фрагментов голубовато-серый, реже встречались обломки красновато-оранжевой расцветки. В качестве примеси использовалась только дресва крупной зернистости. Тесто хорошо промешано. Обжиг равномерный, сильный; черепки «на слом» прочные. У всех фрагментов внешние поверхности обязательно орнаментированы. Элементов орнамента всего три: ямка, зубчатый оттиск и лунница.
Ямки глубокие, имеют коническое дно, в плане круглые. Нанесены острым концом белемнита строго перпендикулярно к поверхности сосуда. На
обороте образуют крупные выпуклины-«жемчужины», на которых хорошо сохранились отпечатки пальцев мастера. Ямки практически на всех обломках расставлены в шахматном порядке и образуют горизонтальные зоны, по ширине совпадающие с шириной лент, из которых были «свиты» сосуды.
Зубчатые оттиски наносились специально изготовленными штампами3. Из их отпечатков составлялись разделительные пояса, имевшие две разновидности. Первая — это одиночная (реже двойная) сплошная полоса горизонтальных оттисков «гребенки», опоясывавшая сосуд (рис. 1: 1, 9, 12). Вторая — ряд косо (или вертикально) поставленных коротких оттисков (рис. 1: 10, 11). Аналогично последним образовывались и разделительные пояса из лунниц — неглубоких вдавлений тыльного конца белемнита, поставленного под наклоном к поверхности (рис. 1: 3, 6, 8).
Композиции орнамента крайне просты. Выделяются три типа. Первый — сплошное заполнение всей лицевой поверхности сосуда однообразной конической ямкой (рис. 1: 2, 7). Второй — ямочное поле по краю устья, ограниченное орнаментальным пояском «гребенки» (рис. 1: 1). Третий тип (доминирует) — ритмичное чередование по вертикали ямочных зон и разделительных поясов (рис. 1: 3—6, 8—12). На одном сосуде обычно отмечаются пояса одного вида, иногда встречаются комбинации из сплошного и косо поставленного (но все, как правило, нанесены одним и тем же орна-ментиром), и, в виде исключения, на некоторых сосудах было сочетание разделительных полос из зубчатых оттисков и лунниц. Из общей массы черепков выпадают три обломка венчиков от двух сосудов, края которых украшены короткими зубчатыми оттисками, образующими двухрядный горизонтальный зигзаг (рис. 1: 4).
Большой интерес представляют развалы пяти сосудов. К сожалению, ни один полностью не собирается. От них сохранились только обломки стенок и по два-восемь фрагментов венчиков, однако по ним можно (хотя и очень приблизительно) судить о формах и размерах льяловской посуды. Днища у всех отсутствовали. Их, когда сосуды становились полностью непригодными ни для варки пищи, ни для хранения продуктов, по всей видимости, использовали вторично, но уже в качестве столовых мисок.
Сосуд из траншеи 1974 г. имел средние размеры, слегка закрытое устье и округлое днище. Сверху донизу его внешнюю поверхность покрывали чередующиеся одинарные строчки горизонтальной «гребенки» и широкие зоны из конических ямок, а сам край венчика украшал двухрядный горизонтальный зигзаг.
Сосуд из раскопок 1982 г. оригинален. По фрагментам хорошо видно, что в древности он был разбит и тогда же «реставрирован»: сначала его «укоротили», сбив верхнюю часть по спаю ленты, затем новый край, оставленный на уровне одной из спаренных «линеек» зубчатых оттисков, небрежно зашлифовали. После этого емкость «сшили», пробив насквозь несколько ямок попарно по краям трещин.
Первый сосуд из раскопа 1985 г. был средних размеров, полуяйцевидной формы с сильно раздутым туловом. Композиция орнамента — чередование широких ямочных зон с редкими одиночными поясами четких гладких
3 Количество отпечатков их заменителей (или подражаний им) ничтожно. Это пять-шесть фрагментов, украшенных оттисками спинки аммонита (рис. 1: 5).
лунниц. Второй также имел средние размеры, но был митровидной формы. Орнамент: одиночные пояса из коротких вертикальных отпечатков зубчатого штампа по краю венчика и по максимально расширенной части тулова, а по придонной части — горизонтальный сплошной. Третий сосуд (его частично перекрывал второй развал) выделяется относительно крупными размерами (диаметр горла 48 см, тулова — 57 см, предполагаемая высота — 50—55 см). Он реконструируется как округлодонный, полузакрытого типа, со слабым прогибом в верхней части. Украшен ямочными зонами (по 4—8 рядов ямок), разделенными одинарными поясами наклонных зубчатых оттисков. Таким же поясом обрамлена внутренняя поверхность края устья.
В коллекции есть также 134 обломка венчиков и 17 осколков округлых днищ. Большинство их принадлежало посуде, близкой к описанной. Исключение составляют около полутора десятков фрагментов миниатюрных сосудиков.
Срезы венчиков или прямые, или округлые, иногда круто скошенные вовнутрь; 17 из них декорированы оттисками зубчатого штампа, 3 — лунни-цами, остальные без орнамента. Кроме того, в коллекции имеются семь фрагментов венчиков, у которых внутренний край украшен косо поставленной короткой «гребенкой» (рис. 1: 4).
Как видим, ямочно-гребенчатая керамика представлена довольно-таки однообразными формами сосудов, изготовленных в единой технологической традиции. Композиция орнамента строга и чрезвычайно проста. Количество элементов минимально, но они достаточно выразительны. На посуде достоверно ранние формы рисунков не отмечены4. Но, с другой стороны, полностью отсутствуют фрагменты с небрежно вдавленными ямками и, что самое главное, с редкоямочной орнаментацией геометрического стиля, фиксирующие финал развития льяловской культуры.
Всё это довольно-таки зримо выделяет комплекс льяловской керамики стоянки Ивановское V среди ямочно-гребенчатой посуды с прочих поселений на Ивановском болоте. На последних они (комплексы) представлены огромным количеством фрагментов, но, как правило, в хронологически «размытом» состоянии: типологически и ранние, и поздние черепки залегают совместно и (за редким исключением) не разделяются стратиграфически [5, 8]. Иными словами, льяловскую посуду данного палеоострова следует датировать рубежом ранней — «классической» — стадии развития культуры [11].
Верхневолжская керамика: 401 экз. (рис. 2). Была распространена неравномерно, статистически выделялось увеличение ее в нижней части культурного слоя, а некоторые обломки оказались втоптаны в верхний горизонт светло-сизых глин. Планиграфически же большинство черепков встречено на наиболее возвышенном участке древнего рельефа острова.
Фрагменты тонкостенны — 5—7 мм. Обжиг слабый. Черепки имеют желтовато-оранжевый цвет, некоторые — блекло-розовый. Изготовлены из глины с различными примесями, которые порой определить очень сложно, т. к. поры и пустоты большинства фрагментов сильно забиты ожелезненными окислами. Визуально можно выделить следующие примеси: органика и шамот в чистом виде, комбинация шамота и органики с мелкодробленой дресвой. Преобладают два первых рецепта. Кроме того, в единичных случаях отмечена
4 Горизонтальный зубчатый зигзаг на черепках от двух емкостей и на развале сосуда из раскопок 1974 г. следует рассматривать как элемент реминисценции более древней традиции.
в чистом виде и дресва. Внешняя поверхность посуды заглажена и часто анго-бирована, на внутренней иногда присутствуют слабые следы «расчесов».
Орнаментальные узоры верхневолжской посуды составлены из нескольких элементов. Самыми распространенными являются «тычки»-наколы. Они неглубокие, каплевидной формы. Нанесены тонким острием под углом к поверхности. «Тычки» встречены в трех композиционных вариантах. В двух они являются единственными и ведущими элементами орнамента. Это разреженные вдавления, обычно сгруппированные в строчки, не полностью покрывающие поверхность емкости (рис. 2: 5), и частые вдавления, имитирующие оттиск шнура (рис. 2: 2, 9, 17—22). В третьем — выполняют подчиненную роль разделителя орнаментальных композиций, составленных из оттисков «рисующих» штампов с мелкими зубцами (рис. 2: 10).
Среди зубчатых отпечатков массово выделяются две разновидности: длинные и короткие. Короткозубчатые, как правило, чаще встречаются в качестве составляющих элементов разделительных поясов (рис. 2: 11, 15) и реже как самостоятельный элемент (рис. 2: 3, 7, 8, 12). Наоборот, длинные мелкозубчатые отпечатки (включая и пунктирные) в композиции рисунков всегда являются только ведущими (рис. 2: 11, 13, 14, 16).
Прочерченные линии отмечены на единичных фрагментах и композиционно повторяют узор из близко поставленных тычковых вдавлений (рис. 2: 1, 17—22) или образуют ромбическую решетку (рис. 2: 4, 6). Следует отметить, что один обломок венчика с прочерченным рисунком был густо окрашен ало-красной охрой с внешней стороны (рис. 2: 1).
Кроме этих элементов в орнаменте верхневолжской посуды имеются ямки. Они неглубокие, с округлым или плоским дном, на внутренней поверхности стенок оставляют слабо заметные выпуклины. В системе композиции ямки выполняли роль только подчиненного разделительного элемента, образуя одиночные разреженные горизонтальные пояса, в основном по краю устья (рис. 2: 1—3, 8, 9, 14, 16).
Часть верхневолжской керамики (примерно одна треть) не орнаментирована, однако по технологическим и морфологическим признакам она тождественна фрагментам с узором, особенно обломкам, украшенным тычковым орнаментом5.
Посуда из-за сильной фрагментированности черепков не реконструируется: ее формы и размеры можно охарактеризовать лишь в общих чертах. Сосуды были небольших и средних размеров, с открытым и полузакрытым горлом. У одного черепка четко выражена слабая ребристость стенки (рис. 2: 8). Днища округлые (3 экз.) и плоские (1 экз.). Края венчиков (35 шт.) имеют прямой и, реже, округлый срез. За исключением двух остальные не орнаментированы (рис. 2: 1—3, 8). На некоторых черепках под срезом есть сквозные отверстия, сделанные до обжига в сыром тесте, а на паре обломков стенок сохранились большие сверлины, очевидно, для «сшивания» треснувших емкостей (рис. 2: 13).
Единственный развал верхневолжского сосуда обнаружен в 1982 г. Его обломки стенок и днища (23 шт.) оказались растащены по площади примерно в 6 кв. м и принадлежали горшку небольших размеров с округло-
5 Ю. Б. Цетлин выделяет эту категорию керамики в особую «волго-окскую» культуру, частично синхронную, по его мнению, верхневолжской [10].
приостренным дном, украшенным «ложношнуровым» орнаментом (рис. 2: 17—22). Разбросанные черепки этого сосуда интересны в плане относительной микростратиграфии памятника. Основная масса обломков концентрировалась под компактным развалом ямочно-гребенчатого сосуда со сбитым краем, залегавшим чуть выше.
Другими словами, для описанной коллекции верхневолжской керамики характерны: (1) преобладание неорнаментированных черепков и фрагментов с разреженным тычковым узором, «чистых» примесей (органики и шамота) и, наоборот, (2) незначительное количество обломков с уплотненным длинно-зубчатым орнаментом и смешанными примесями. Эти признаки позволяют датировать данную группу керамики ранней — началом средней фазы развития верхневолжской культуры [3].
Отходы производства
К данной категории (всего 852 экз.) нами отнесены главным образом предметы из кремня. Весь кремень местный, плохого качества, цветовая гамма различна, но преобладают серые, невзрачные оттенки. По составу находки распадаются на первичные отщепы, бесформенные осколки, чешуйки и мелкие нуклевидные куски (734), сломанные заготовки неопределимых орудий (3), ножевидные пластинки без следов обработки (13), отщепы с нерегулярной ретушью или со следами эпизодического использования их в работе (97). В отходы производства зачислен и единственный нуклеус. Он малых размеров, имеет низкую подконическую форму, прямую ударную площадку и негативы снятия мелких отщепов.
Утилизированные предметы из сланца немногочисленны — 4 экз. Это пара сколов со шлифованных орудий и два куска расколотых галек с частичной пришлифовкой.
Кремневые орудия на отщепах
Типологически определимые кремневые орудия на отщепах, нуклевид-ных кусках, случайных осколках и на сломанных артефактах в коллекции наиболее многочисленны и относительно разнообразны по ассортименту. Их всего 171 экз.
Наконечники дротиков: 4 экз. Два сломаны. От них сохранились только двусторонне ретушированные насады. Целые же формы обоих были скорее всего листовидными. Также двумя экземплярами представлены сломанные заготовки, оббитые грубыми широкими сколами.
Наконечники стрел: 6 экз. (рис. 3: 1—6). Четыре целых, пара — в обломках. Все с двусторонней обработкой плоскостей ровной струйчатой ретушью, имеют листовидную (или близкую к ней) форму. У трех слабыми контурами намечены черешки.
Скребки: 102 экз. Самая массовая категория орудий. Заготовками служили главным образом отщепы малых и средних размеров. Доля прочих — случайные осколки, мелкие нуклевидные куски — ничтожна. Визуально скребки можно разделить на три неравномерные группы.
В первую группу входит большинство артефактов: 86 экз. (рис. 3: 9— 34, 36, 38, 40, 42—44; 4: 10, 11; 7: 4, 14). Для них характерны определенные признаки. Бесформенные очертания тела орудий. Практически все относятся к типу на конце заготовки. Боковых — менее десяти (рис. 3: 44, 45). Формы
рабочих лезвий различны: полу- и дуговая, скошенная, прямая и клювовидная (рис. 4: 10, 11). Примерно у половины орудий скребущие кромки сформованы более-менее ровными фасетками, у прочих — грубыми, рваными. У некоторых скребков специально подработаны один или оба боковых края, смежных с лезвием. Один имеет боковую выемку, кромка которой сильно стерта, т. е. этот скребок целенаправленно использовался еще и как скобель (рис. 7: 14). Наконец, только у одного орудия фасетки ретуши покрывают всю дорсальную поверхность заготовки (рис. 3: 45).
Ко второй группе отнесены четыре скребка. Они изготовлены на широких, крупных пластинчатых отщепах почти правильной прямоугольной формы. (Не исключено, что два из них сняты с массивных нуклеусов, с которых ранее отжимали ножевидные пластинки; рис. 7: 23, 24). Рабочие края расположены на дистальных концах заготовок. Они у всех полудуговые, обработаны ровной, полукрутой ретушью.
В третью группу объединены скребки миниатюрных размеров: 12 экз. (рис. 3: 35, 37, 39, 41; рис. 7: 5—9, 15—17). Они имеют достаточно устойчивые геометрические формы: прямоугольную, трапециевидную, треугольную и округлую. Рабочие лезвия соответственно прямые или полу- и дуговые. Обработаны ровными крутыми фасетками. Боковые края часто подправлены затупливающей ретушью, а на трех — скребковая ретушь опоясывает заготовку по всей окружности (рис. 3: 39; рис. 7: 7, 9).
Скобели: 16 экз. (рис. 4: 14). Это короткие, тонкие, часто бесформенные отщепы с одним вогнутым боковым краем, по которому располагается неровная, прерывистая ретушь. Она сформировалась технически, т. е. не рукой человека, а самопроизвольно, в процессе работы.
Ножи: 10 экз. (рис. 4:12, 13, 15). Дошли в обломках. Формы не выдержаны. Обработка минимальна: один из длинных краев (прямой или выгнутый) ретуширован короткими, но регулярными фасетками. У единственно целого ножа два лезвия — выгнутое и вогнутое (рис. 4: 15).
Резцы: 11 экз. Крайне не выразительны и явно предназначались для разового использования. Изготовлены на углу слома заготовки. Ими для десяти орудий послужили плоские, малых размеров нуклевидные куски, для одного — сломанный двусторонне ретушированный листовидный наконечник стрелы (рис. 3: 46). Режущих кромок обычно одна, у трех резцов — по две (рис. 3: 47).
Свёрла: 6 экз. В качестве заготовок использованы специально подобранные отщепы с острыми дистальными концами, подтреугольными в поперечном сечении. По морфологическим характеристикам распадаются на два численно равных типа: перьевые (рис. 4: 9) и плечиковые (рис. 4: 6—8). У первых ретушью формировалось только перо, у последних — и жало, и плечики.
Проколки: 12 экз. Все на пластинчатых отщепах удлиненных пропорций с острыми концами. У шести экземпляров собственно мелкими фасетками приострен лишь конец (рис. 4: 4, 5), у четырех — конец, а боковые края притуплены (рис. 4: 1—3). Два артефакта к проколкам мы отнесли условно. Они имеют форму, близкую к листовидной (рис. 3: 7, 8). Колющие концы покрыты плоской ретушью. Не исключено, что функционально это наконечники стрел. По крайней мере, по характеру обработки, размерам, пропорциям и аэродинамическим свойствам они удивительно напоминают некоторые типы ранненео-литических наконечников на ножевидных пластинках, в том числе и из культурного слоя стоянки Ивановское V (ср. рис. 3: 7, 8 и рис. 6: 7).
Топоры: 2 экз. Оба средних размеров, имеют подтрапециевидную форму, оба симметричны в разрезе по вертикальной оси. Первый изготовлен из массивного отщепа опоковидного кремня: обе плоскости были предварительно оббиты широкими сколами, а после отшлифованы (рабочий край полностью, обушок частично; рис. 5: 8). Второй — с двусторонней оббивкой поверхностей и ретушной подправкой лезвия и одной боковой стороны (рис. 6: 30).
Заготовки тёсел: 2 экз. Одна миниатюрна, переделана обтеской из шлифованного орудия. В ней достаточно хорошо угадывается будущее лезвие-вставка в муфту. Другая находка — грубая заготовка болванки массивного тесла, обушковый конец которого позднее эпизодически использовался в качестве тёрочника.
Кремневые орудия на пластинках
В эту группу объединены изделия со вторичной обработкой, заготовками для которых послужили ножевидные пластинки правильной призматической огранки с двух-трехгранной спинкой, небрежно отжатые пластинки (некоторые из них порой не отличимы от обычных отщепов; рис. 6: 17, 21— 23; рис. 7: 12, 14, 25) и довольно-таки массивные ребристые пластины (рис. 6: 25, 29; рис. 7: 21, 28, 29). Общее их количество составляет 59 экз.
Наконечники стрел: 8 экз. Три целые, пять фрагментированы. Первый наконечник небольших размеров, имеет короткий черешок, оформленный крутой ретушью со спинки (рис. 6: 1)6. Второй наконечник листовидной формы. У него один край спинки обработан пологой ретушью полностью, противоположный — короткими заломами частично; и тоже частично мелкими фасетками подправлены остриё и насад с брюшка (рис. 6: 4). У третьего наконечника, имеющего также форму листа, но более узкую, ретуширована практически вся спинка за исключением центральной грани пластины (рис. 6: 6).
От четвертого наконечника сохранился насад с коротким черешком, обработанный по краям двусторонней крутой ретушью (рис. 6: 3). От пятого тоже дошел только насад, но простой клиновидной формы, оформленный лишь по краям спинки короткими фасетками крутой ретуши (рис. 6: 2). У фрагмента от шестого наконечника плоской регулярной ретушью с брюшка подправлена «боевая» часть и нерегулярной — края: как вентральной, так и дорсальной плоскостей (рис. 6: 7). У обломка от седьмого наконечника с двух сторон ровной крутой ретушью сформирован колющий конец и приострен с брюшка один боковой край (рис. 6: 28). Наконец, последний — восьмой наконечник сохранился почти полностью; утрачен только кончик насада. Он имел короткую иволистную форму. Спинка заготовки сплошь покрыта аккуратной ровной плоской ретушью, а брюшко оформлено краевой ретушью, захватывающей острие и насад (рис. 6: 5).
Скребки: 14 экз. Преобладают концевые. Три скребка сломаны в древности и создают иллюзию укороченных (рис. 7: 1—3). В действительности же их первоначальные пропорции скорее всего не отличались от полностью сохранившихся изделий, изображенных, к примеру, на рис. 7: 19, 20. Формы лезвий различны: доминируют дуговые (рис. 7: 1, 2, 10, 18, 20, 22), есть полудуговые (рис. 7: 11, 25), прямые (рис. 7: 3, 19) и скошенные (рис. 7: 12, 21). У некоторых орудий дополнительно мелкой ретушью подправлены боковые края (рис. 7: 1, 21, 22). У одного скребка одна из граней пластинки выровнена широкими фасетками (рис. 7: 18). Один скребок использовался еще и в каче-
6 Кончик острия, к сожалению, был отбит лопатой в процессе раскопок. 2010. Вып. 3. История. Филология. Философия •
стве ножа, о чем свидетельствует регулярная приостряющая ретушь по краям заготовки со спинки (рис. 7: 20).
Резцы: 2 экз. (рис. 6: 26, 27). Оба на углу сломанных пластинок, причем заготовкой для одного послужил фрагмент ножа (рис. 6: 26). У каждого орудия по одному резцовому сколу, и в обоих случаях они сбивали боковые края заготовок на всю их длину. Это свидетельствует о том, что сколы не технического происхождения, а результат целенаправленных ударов. Рабочие кромки узкие, одна имеет следы многократного использования инструмента в работе.
Сверла: 2 экз. Разнятся размерами заготовок, но оба изготовлены на ребристых пластинах и относятся к типу плечиковых. У малого сверла регулярной ретушью с брюшка оформлен рабочий конец и выровнены боковые края. Со стороны спинки на кончике жала отчетливо фиксируется короткий псевдорезцовый скол (рис. 7: 26). У крупного сверла рабочий конец, плечики и (частично) боковые края небрежно подправлены фасетками нерегулярной ретуши (рис. 7: 29).
Острия: 2 экз. У обоих рабочие концы расположены на дистальных окончаниях заготовок. Концы изначально были острыми, и древним мастерам оставалось лишь подравнять их да частично затупить боковые края для удобного захвата инструмента рукой (рис. 7: 27, 28).
Вкладыши: 3 экз. (рис. 6: 10, 11, 13). Узнаются достаточно хорошо. Главные критерии их выделения: устойчивая длина (10—15 мм), ширина (10—20 мм) и толщина (3—4 мм); противолежащая ретушь на обоих краях; смятость одного угла заготовки (или сразу двух) в виде псевдоретуши.
Пластинки с вторичной обработкой: 28 экз. В эту категорию находок нами объединены обломки ножевидных пластинок правильной огранки и небрежно отжатые пластинки, у которых по краям имеется ретушь, как регулярная (6 экз.), так и нерегулярная (22 экз.). Определить функциональное назначение большинства артефактов без специального трасологического анализа сложно (а в ряде случаев вряд ли и он поможет). С определенной долей условности можно выделить группу обломков ножей (рис. 6: 8, 9, 12, 24), группу скобелей (рис. 6: 19, 22, 25, 29) и достоверно фрагмент ножа в комбинации со скобелем (рис. 6: 23). Прочие находки выполняли, вероятно, роль разовых (режущих или скоблящих) инструментов (рис. 6: 16, 18, 20, 21), а на некоторых «ретушь» явно случайного происхождения (рис. 6: 14, 15, 17).
Каменные орудия
Каменных орудий, включая и узнаваемые в обломках, найдено только 24 экз. Основным материалом для их изготовления служил зеленоватый сланец и розовый песчаник. Прочие породы камня не использовались.
Тёсла: 7 экз. Три орудия сломаны. Поверхности их хорошо и ровно зашлифованы. В поперечнике имеют прямоугольный или подпрямоугольный профиль (рис. 5: 5, 9). Прочие инструменты — целые. По формам они близки первым. Два тесла из сланца массивные, одно с грубо оббитыми поверхностями, второе шлифованное. Два других изготовлены из тонких плиток песчаника методом пикетажа с частичной заточкой лезвия на абразиве (рис. 5: 6, 7).
Долота: 2 экз. Оба фрагментированы. Поверхности тщательно отшлифованы. От одного — узкого и небольшого по размерам — сохранилась только нижняя, рабочая часть. У другого — крупного, желобчатого — лезвие сбито в процессе работы (рис. 5: 4).
Обломок мотыги: 1 экз. Полная форма не реконструируется, даже приблизительно (рис. 5: 10). Обломок плоский, достаточно тонкий (около 1 см), поверхности искусно отполированы. Край, в отличие от массы льяловских мотыг с других памятников, не приострен, а отвесно зашлифован. Отверстие изящное, просверлено с двух сторон.
«Груз-упор»: 1 экз. Это орудие, по нашему мнению, являлось «посредником» при лучковом сверлении. Он представляет собой круглый камень с небольшим углублением в центре на плоской поверхности. В углублении визуально просматриваются следы, оставленные многократными вращательными движениями мягкого тупого предмета (концом деревянного стержня?). Аналогичный предмет известен со стоянки Яга II [9].
Тёрочники: 2 экз. Простые песчаниковые гальки овально-вытянутой формы размером с детский кулачок. У одной в процессе работы смяты оба торца, у второй — частично только один.
Оселок: 1 экз. Небольшая тонкая плитка из мелкозернистого песчаника с зашлифованными сторонами и краями.
Обломки шлифовальных плит: 7 экз. Один крупный, происходит от плиты внушительных габаритов, прочие фрагменты — мелкие, не превышают по параметрам размеры спичечной коробки. У всех плит рабочей площадкой была одна плоскость.
Штампы: 3 экз. Заготовками послужили специально подобранные плоские, хорошо окатанные сланцевые гальки. Две имеют в плане удлиненно-овальную форму, одна (из траншеи 1974 г.) — треугольную. У одной зубцы проточены только по одному длинному краю (рис. 5: 2), у другой — по боковому краю и торцам (рис. 5: 1), у третьей — по обеим боковым кромкам и частично по основанию (рис. 5: 3). У последней, кроме того, в центре просверлено небольшое отверстие. Экспериментальные оттиски этих орнаментиров на пластилине однозначно свидетельствуют, что в древности ими украшали исключительно льяловскую посуду. Причем штамп, изображенный на рис. 5: 2, использовался длительное время; ребра его зубцов сильно завальцованы.
Костяные орудия
Органические материалы в культурном слое имели крайне плохую сохранность. Костяных орудий найдено всего пять штук. И все в обломках. Два представлены фрагментами заострений из расколотых вдоль длинных костей лося; их рабочие концы оформлены по краям встречными срезами под острым углом (рис. 4: 18, 19). По одному экземпляру в культурном слое сохранились: короткий кочедык (рис. 4: 17), клинок широкого ножа (или кинжала), уплощенный двусторонней шлифовкой (рис. 4: 16), и длинное, узкое долото-стамеска с утраченным тыльным концом (рис. 4: 20).
Собственно же костей животных без какой-либо обработки было собрано чуть более сотни: 118 экз. Подавляющая масса приходилась на мелкие, не диагностируемые осколки. И лишь по наиболее крупным и выразительным
фрагментам достоверно удалось определить лося, бобра и медведя.
* * *
Орудийная коллекция со стоянки Ивановское V в полном объеме относится к эпохе лесного неолита Волго-Очья. В ней нет четко выраженного набора артефактов местного мезолита. Отсутствуют в ее составе и формы
орудий, типичные для энеолита, в частности для волосовской культуры. Однако и она (коллекция) неоднородна. По формальным и технико-морфологическим признакам изделия с вторичной обработкой разделяются на две индустрии — пластинчатую и отщеповую.
Отнесение к верхневолжской культуре всех найденных в культурном горизонте Ивановского V орудий на пластинках у нас не вызывает никаких сомнений. Эта ситуация многократно фиксировалась (и будет фиксироваться) на других многослойных поселениях региона. Поэтому здесь мы не будем еще раз повторяться, загружая читателя перечислением названий стоянок и публикаций, а сделаем беглый экскурс в историю проблемы.
Во второй половине 1920-х гг. Б. С. Жуков высказал предположение о «несвойственности льяловской культуре... техники изготовления тонких но-жевидных пластин и орудий из них» [2, с. 65]. В начале 1960-х гг. В. М. Раушенбах, опираясь на свои раскопки Сущёвской стоянки, казалось бы, убедительно доказала неразрывность ямочно-гребенчатой керамики и пластинчатого технокомплекса [6]. И ее вывод стал для всех археологов, занимавшихся изучением первобытности Верхнего Поволжья и смежных территорий, некой аксиомой. Правда, продержалась эта «аксиома» лишь около десятилетия. В 1972 г. Д. А. Крайнов, выделив древнейший пласт местного неолита, убедительно доказал совместное стратиграфическое залегание верхневолжской керамики и орудий на пластинках в культурных слоях на опорных памятниках Волго-Клязьминского междуречья и Тверского Заволжья [4]. Аргументы были столь убедительны, что от подавляющего большинства исследователей серьезных аргументов «против» не последовало. Более того, в середине 1980-х гг. В. В. Сидоров вновь проанализировал коллекцию находок с Сущёвской стоянки, полевую документацию В. М. Раушенбах, визуально осмотрел топографию памятника и пришел к выводу: «...здесь мы имеем дело с обычным механическим смешением разновременных комплексов» [7].
В качестве бесспорно верхневолжских артефактов следует признать также две группы скребков: (1) на широких, крупных пластинчатых отщепах почти правильных прямоугольных очертаний (рис. 7: 23, 24) и (2) скребки миниатюрных размеров, имеющих устойчивые геометрические формы, включая и так называемые циркульные (рис. 3: 35, 37, 39, 41; рис. 7: 5—9, 15—17)7.
Предположительно к верхеволжской отщеповой индустрии могут быть причислены (1) пара псевдопроколок, напоминающих некоторые типы ран-ненеолитических наконечников на ножевидных пластинках (рис. 6: 7, 8), и (2) два топора, изображенные на рис. 5: 8 и 6: 30. Подобные рубящие инструменты найдены на ряде финальномезолитических стоянок бассейна Нижней Оки [1, с. 125, 128], т. е. мы сейчас можем смело допускать ранненеолитический возраст этих топоров.
Льяловский орудийный комплекс со стоянки Ивановское V, в отличие от верхневолжского, определяется достаточно надежно. По числу вещей он более многочислен, по типологическому составу — более разнообразен и эффектен. Это безусловно (1) двусторонне ретушированные наконечники стрел и фрагменты дротиков; (2) основная масса скребков на отщепах бесформенных очертаний; (3) резцы, изображенные на рис. 3: 46, 47; (4) обломки рубящих орудий из сланца; (5) зубчатые штампы; (6) костяные заострения.
7 Развернутую аргументацию о признании за этими типами скребков ранненеоли-тического статуса читайте в коллективной монографии М. Г. Жилина и др. [5, с. 51].
Рис. 1. Стоянка Ивановское V: обломки льяловской посуды (керамика)
(фото Л. Нескверновой)
Рис. 2. Стоянка Ивановское V: обломки верхневолжской посуды (керамика)
(фото Л. Нескверновой)
Рис. 3. Стоянка Ивановское V: наконечники стрел (1—6), проколки (7, 8), скребки (9—45), резцы (46, 47) (кремень) (рис. А. Уткина)
Рис. 4. Стоянка Ивановское V: проколки (1—5), свёрла (6—9), скребки (10, 11), ножи (12, 13, 15), скобель (14), обломок ножа (16), кочедык (17), заострения (18, 19), долото (20) (1—15 — кремень; 16—20 — кость)
(рис. А. Уткина)
Рис. 5. Стоянка Ивановское V: штампы (1—3), долото (4), тёсла (5—7, 9), топор (8), обломок мотыги (10) (1—5, 9, 10 — сланец; 6, 7 — песчаник; 8 — кремень)
(рис. А. Уткина)
Рис. 6. Стоянка Ивановское V: наконечники стрел (1—7, 28), пластинки с вторичной обработкой (8, 9, 12, 14, 15—25, 29), вкладыши (10, 11, 13), резцы (26, 27), топор (30) (кремень) (рис. А. Уткина)
Рис. 7. Стоянка Ивановское V: скребки (1—20, 22—25), свёрла (26, 29), острия (27, 28) (кремень) (рис. А. Уткина)
Заключение
За три полевых сезона на стоянке Ивановское V стационарными раскопками вскрыта небольшая площадь (144 кв. м) и собрано почти четыре тысячи артефактов. Однако, на наш взгляд, этого достаточно, чтобы в общих чертах определить статус памятника и его культурно-хронологическую принадлежность. По материалам, отложившимся в тонком, слабо гумусирован-ном культурном слое, типологически четко выделяются два разнородных (и никак не связанных между собой) комплекса лесного неолита Восточной Европы: верхневолжский и льяловский. Анализ обломков керамики и наиболее ярких, культуроопределимых типов орудий свидетельствует, что оба комплекса ограничиваются узкими временными рамками. Первый можно отнести к ранней и началу средней фазы развития верхневолжской культуры. Второй — к рубежу раннего — «классического» льялова.
Косвенно это подтверждает радиоуглеродная датировка органики, выбранной Е. А. Спиридоновой из мергеля в стенке крайних западных квадратов раскопа, — 5880±180 (ГИН-5894) л. н. Дело в том, что на этих участках на поверхности материка были найдены всего шесть черепков верхневолжской керамики и пара обломков ножевидных пластинок, очевидно, сползших по склону острова. Тогда как в самом горизонте мергеля, который замещал здесь темный суглинок (собственно культурный слой), обнаружено более трех сотен фрагментов льяловской посуды и два развала сосудов (второй и третий из раскопа 1985 г.), перекрывавших друг друга.
Иными словами, верхневолжский культурный горизонт отложился до начала формирования слоя мергеля, а льяловский — в процессе формирования его. И еще. Если принять дату из палинологического разреза 'А' по заиленному торфу с сапропелем 5560±100 (ЛЕ-1109) л. н. (которую ранее интерпретировали как ранненеолитическую [4, с. 46]) за достоверную, то мы должны признать, что она маркирует время прекращения заселения острова.
И последнее. Памятник Ивановское V по всем собранным на нем находкам и наблюдениям в процессе трехлетних раскопок и в раннем, и среднем неолите являлся сугубо «сезонным» стойбищем, посещавшимся верхне-волжцами, а затем льяловцами на протяжении жизни нескольких поколений.
Библиографический список
1. Жилин М. Г., Кольцов Л. В. Мезолит Волго-Окского междуречья : памятники бутовской культуры. М. : Наука, 1999. 155 с.
2. Жуков Б. С. К вопросу о стратиграфии и культуре неолитической стоянки близ с. Льялова Московского уезда // Русский антропологический журнал. М. : Госиздат, 1927. Т. 16. Вып. 1/2. С. 58—73.
3. Костылёва Е. Л. Ранненеолитическая керамика Верхнего Поволжья // Тверской археологический сборник. Тверь : Триада, 1996. Вып. 1. С. 53—57.
4. Крайнов Д. А., Хотинский Н. А. Ранненеолитическая верхневолжская культура // Сов. археология. М. : Наука, 1977. № 3. С. 42—68.
5. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья : по материалам стоянки Ивановское VII / М. Г. Жилин, Е. Л. Костылёва, А. В. Уткин, А. В. Энговатова. М. : Наука, 2002. 245 с.
6. Раушенбах В. М. Древнейшая стоянка льяловской культуры // Сов. археология. 1964. № 2. С. 150—154.
7. Сидоров В. В. Маслово Болото 7 — поселение льяловской культуры // Там же. 1986. № 4. С. 116—137.
8. Уткин А. В. Неолитическая стоянка Ивановское I // Краткие сообщения Института археологии. М. : Наука, 1988. Вып. 193. С. 65—70.
9. Уткин А. В. Стоянка Яга II близ Вашутинского озера // Сов. археология. М. : Наука, 1991. № 3. С. 143—152.
10. Цетлин Ю. Б. Периодизация волго-окской ранненеолитической культуры // Человек, адаптация, культура. М. : Гриф и К, 2008. С. 314—326.
11. Энговатова А. В. Хронология эпохи неолита Волго-Окского междуречья // Тверской археологический сборник. Тверь : Триада, 1998. Вып. 3. С. 238—246.
ББК 65.011.3
А. В. Степанов БАЗАР И РЫНОК В ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОСТИ
Со времен Адама Смита экономическая наука рассматривает рынок как единственно возможную форму товарообмена в народном хозяйстве, особенно в мануфактурную и позднейшие эпохи. Классическая модель рынка среди прочего предполагает, что стремление продавца к росту прибыли не противоречит аналогичному интересу производителя, а находит гармоничное единство в увеличении выпуска продукции, разработке новых ее видов, лучшей адаптации уже имеющихся товаров к требованиям покупателей (в том числе к их платежеспособности путем снижения издержек производства), в повышении качества изделий и т. п.
При таком подходе игнорируются некоторые существенные обстоятельства процесса сбыта, влияющие на экономику в целом. Автор считает, что, наряду с рынком, в качестве второй формы товарообмена следует выделять базар. Он не лишен ряда общих с рынком черт (и охотно им притворяется), однако обладает рядом специфических признаков, которые в сумме делают базар самобытным экономическим явлением.
Важнейшее отличие базара от рынка — количественное: объем продаж товаров на базаре существенно (как правило — многократно) ниже, чем на рынке. Можно сказать, что базар — это рынок, складывающийся в условиях если не товарного дефицита, то «преддефицитья». Разумеется, понятие дефицита более чем относительное: оно может резко различаться в зависимости от исторического времени, национальной специфики, особенностей самого товара. Однако в первом приближении состоянием острого дефицита, например, товаров длительного пользования можно считать такой объем их предложения, при котором новые продажи не возмещают выбытие уже имеющихся у населения предметов из употребления в силу естественного износа. Тогда состоянием товарного достатка будет называться предложение таких изделий в объеме, позволяющем возмещать их выход из употребления не только в силу износа, но даже в результате морального старения или повреждения неосторожным использованием, неквалифицированным обслуживанием и другими случайными причинами. Наконец, изобилием можно считать предложение товаров в объеме, который обеспечивает рост абсолютного числа их (вероятно, счастливых) владельцев.
© Степанов А. В., 2010 2010. Вып. 3. История. Филология. Философия •
