CC BY
38Original Papers / Оригинальные статьи
Правосудие / Justice
УДК 343.01
DOI: 10.37399/2686-9241.2020.4.14-43
Необходимость обновления методологии исследований в науке уголовного права
Ю.Е. Пудовочкина, М.М. Бабаевь
ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия», г. Москва, Российская Федерация а [email protected],, ь [email protected]
Аннотация
Введение. Современное состояние уголовно-политической теории требует не только ее содержательного, но и методологического обновления как за счет активации новых методов и направлений исследования, так и за счет реактуализации известных методологических принципов. Одним из таких принципов, в некоторой степени дискредитировавших себя в истории отечественной науки, но не раскрывших в полной мере свой потенциал, является принцип единства и борьбы противоположностей, составляющий ядро диалектической методологии. Лишенное идеологического флера исследование уголовной политики с точки зрения анализа составляющих ее противоречий является новой и перспективной задачей отечественной юридической науки.
Материалы и методы. Исследование выполнено в традициях диалектического понимания содержания и сущности любого социального явления, согласно которому его состояние в каждый конкретный момент времени определяется содержанием и соотношением образующих это явление противоположностей. С этих позиций исследованию подвергнута текущая практика реализации уголовной политики и ее оценка в современной литературе. Результаты исследования. В анализе системы противоречий уголовной политики перспективным представляется выделение с последующим самостоятельным исследованием двух групп: противоречия развития и противоречия функционирования уголовной политики. Последние представляют собой отношение между противоположными характеристиками функционирования уголовной политики в данный конкретный момент времени, которое развивается в пределах определенного интервала развития политики и проявляет себя как некая тенденция. Они могут быть представлены в виде нескольких групп, раскрывающих диалектику идеального и материального, структуры и функций системы, должного и сущего.
Обсуждение и заключение. Принципиально важно различать противоречия в функционировании уголовной политики и субъективную оценку уголовной политики как противоречивую. Если субъективная оценка диктуется во многом идеологической позицией наблюдателя, то объективные противоречия функционирования уголовной политики характеризуются вечным сосуществованием противоположностей и их неуничтожимостью, что предполагает их разрешение в условиях поливекторного развития общества на демократических началах за счет достижения согласия, а в некоторых случаях - компромисса. Разрешение противоречий функционирования уголовной политики должно быть подчинено не столько цели оптимизации правотворческой или правоприменительной деятельности, сколько цели минимизации преступности и защиты конституционных ценностей от криминальных угроз.
© Пудовочкин Ю.Е., Бабаев М.М., 2020
Ключевые слова: методология уголовной политики, диалектические противоречия, система противоречий уголовной политики, функционирование и развитие уголовной политики, разрешение противоречий уголовной политики, борьба и единство противоположностей
Для цитирования: Пудовочкин Ю.Е., Бабаев М.М. Необходимость обновления методологии исследований в науке уголовного права // ПравосудиеЛ^йсе. 2020. Т. 2, № 4. С. 1443. DOI: 10.17238/2686-9241.2020.4.14-43
The Need to Update the Research Methodology in Criminal Law Science
Yury E. Pudovochkina, Mikhail M. Babayevb
Russian State University of Justice, Moscow, Russian Federation For correspondence: a [email protected], b [email protected]
Abstract
Introduction. The current state of criminal-political theory requires not only a substantive, but also a methodological renewal. This is both through the active creation of new methods and research directions, and also by utilization of already well established methodological principles. One of these principles, is the principle of unity and the struggle of opposites, which taken together constitute the core of dialectical methodology. This to some extent discredited in the history of Russian science, but its potential has not been fully revealed. Deprived of ideological flair, the study of criminal policy from the point of view of analysing its constituent contradictions is a new and promising area of research in the sphere of domestic legal science. Materials and Methods. The study was carried out using the tradition of dialectical understanding of the content and essence of any social phenomenon. This is by a methodology where its state at each specific moment of time is determined by the content and ratio of the opposites that form this phenomenon. From these positions, the current practice of the implementation of criminal policy and its assessment in modern literature are the subject of research. Results. In the analysis of the system of contradictions in criminal policy, it is promising to single for future independent research, two areas. The first is contradictions in the development and contradictions in the functioning of criminal policy. The second is the representation of the relationship between the opposite characteristics of the functioning of criminal policy at a given moment in time. This develops within a certain interval of policy development and manifests itself as a type of tendency. They can both be presented in the form of several groups that reveal the dialectic of the ideal and the material, the structure and functions of the system, the forthcomingly due and the current existing.
Discussion and Conclusion. It is fundamentally important to distinguish between contradictions in the functioning of criminal policy and the subjective assessment of criminal policy itself as contradictory. If the subjective assessment is largely dictated by the ideological position of the observer, then the objective contradictions in the functioning of criminal policy are characterised by the eternal coexistence of opposites and their indestructibility. This presupposes their resolution in the context of the multi-vector development of society on a democratic basis by reaching agreement, and in some cases a compromise. The resolution of contradictions in the functioning of criminal policy should be subordinated not so much to the goal of optimising lawmaking or law enforcement activities, but rather to the goal of minimising crime and protecting constitutional values from criminal threats.
Keywords: methodology of criminal policy, dialectical contradictions, system of contradictions in criminal policy, functioning and development of criminal policy, resolution of contradictions in criminal policy, struggle and unity of opposites
For citation: Pudovochkin, Y.E. and Babayev, M.M., 2020. The need to update research methodology in criminal law science. Pravosudie/Justice, 2(4), pp. 14-43. DOI: 10.17238/26869241.2020.4.14-43
Введение
Об актуальности диалектического познания противоречий
уголовной политики
роблемы формирования, реализации, оценки и корректировки уголовной политики страны составляют значимый компонент общественно-политического и научного дискурса. Непрекращающиеся трансформации уголовного законодательства, связанные и не связанные с этим изменения судебной практики, нарастающий вал научных публикаций - все это, с одной стороны, отражает глубокую заинтересованность общества в эффективности уголовно-политического курса, но, с другой стороны, выступает явным показателем неудовлетворенности его текущим состоянием, свидетельствует о непрекращающемся поиске путей и средств его модернизации.
Во многом согласованные оценки российской уголовной политики со стороны видных отечественных специалистов заключаются в констатации ее асистемности, несбалансированности, неадекватности. Эти характеристики используются либо для подтверждения вывода о пребывании уголовной политики в затяжном системном кризисе [Алексеев, А.И., Овчин -ский, В.С., Побегайло, Э.Ф., 2006], либо для аргументации тезиса о формировании в стране новой модели уголовной политики [Бабаев, М.М. и Пудовочкин, Ю.Е., 2020]. Независимо от того, воспринимается современное состояние уголовной политики как кризис «старой» или становление «новой» уголовной политики, общим местом всех рассуждений о ней выступает положение, согласно которому политика противодействия преступности в современной России полна внутренних противоречий.
Исходная оценка феномена противоречий уголовной политики в современной науке во многом определяется парадигмой, заданной логикой Аристотеля, в рамках которой противоречия воспринимаются не иначе как дефект или недопустимое состояние, с той лишь принципиальной оговоркой, что требованию недопустимости противоречий как дефекту познавательной деятельности придан статус онтологической характеристики уголовной политики. Отсюда предлагаемый большинством рецепт оптимизации политики включает необходимость устранения ее противоречий.
Не углубляясь в обсуждение проблемы противоречий у Аристотеля и Гегеля, памятуя о том, что этой теме посвящен значительный массив философской литературы [Попов, В.В., 2013; Васильев, С.Ф., 2014], отметим применительно к нашей теме, что восприятие противоречий уголовной политики только и исключительно в качестве ее дефектов не способствует ни процессам ее познания, ни работе по оптимизации хотя бы потому, что ни одна из противоположных онтологических характеристик политики не может сама по себе считаться верной и правильной или, наоборот, ошибоч-
ной по отношению к своей противоположности. Методологически ущербны утверждения о том, например, что гуманистическая уголовная политика верна, а репрессивная - ошибочна, что в расхождениях между законом и практикой истина всегда на стороне закона и т. д. Соотношение между бытийными характеристиками уголовной политики в рамках концепта противоречия должно исследоваться с использованием преимуществ гегелевского понимания противоположностей как необходимых, имманентных свойств любого объекта и противоречий как диалектических отношений между ними.
«Диалектическое противоречие относится к ситуациям, когда элементы экзистенциально предполагают друг друга, но находятся в конфликте. Элементы находятся в диалектическом противоречии, когда одна предпосылка не может быть удовлетворена исключением другой, с которой она внутренне связана. ... Теория должна быть в состоянии идентифицировать и объяснить различные, противоположные и исключительные положения, которые порождает социальный и исторический феномен. Таким образом, теория, утверждающая, что оба "p" и "not-p" верны, может оскорбить систему формальной логики, но может более верно охватить различные аспекты объекта исследования» [Norrie, A., 1996, p. 545].
В диалектике противоречие представляет собой сущностную характеристику бытия. Как пишет сам Гегель, «лишь доведенные до крайней степени противоречия, многообразные [моменты] становятся деятельными и жизненными по отношению друг к другу и приобретают в нем ту отрицательность, которая есть имманентная пульсация самодвижения и жизненности» [Гегель, Г.В.Ф., 1970, с. 68].
В последние десятилетия в отечественной уголовно-правовой науке складывается неоднозначное отношение к гносеологическим возможностям диалектики. При том что едва ли не каждая диссертация в описании ее методологической основы содержит ритуальную ссылку на использование категорий и принципов диалектики, сам этот метод практически не развертывается в тексте научных работ. Философы отмечают, что отечественные специалисты в области различных проблем социального и гуманитарного знания фактически отказались от диалектики именно тогда, когда наука и общественная жизнь начали испытывать в ней жгучую потребность [Метлов, В.И., 1997, с. 159]. Такое положение является следствием и дискредитации диалектики в силу использования ее в идеологических целях наукой советского времени, и отсутствия ее современных философских интерпретаций, и безусловных сложностей, которые возникают в процессе диалектического познания уголовно-политических и уголовно-правовых проблем.
Между тем исследование уголовной политики с точки зрения диалектики противоречий, лишенное идеологических пристрастий и штампов, открывает новые перспективы познания истоков ее формирования, особенностей функционирования и направлений развития. Противоречие, как пишет Д.Т. Жовтун, является «...одной из самых загадочных и увлекательных областей диалектики, приводящей в трепет и духовное напряже-
ние мыслящего субъекта»; оно выступает «...поистине, нервным центром, ядром диалектики. Противоречие в процессе осмысления того или иного предмета - это всегда проблема, пункт высшего напряжения духа, точка роста знания... Наличие противоречия есть критерий истины, а его отсутствие - критерий заблуждения» [Жовтун, Д.Т., 2010, с. 6].
Основная часть
Противоречия уголовной политики: необходимые методологические пояснения
В предельно общем и не нуждающемся в критике понимании противоречие может быть определено как некий тип отношений между «чем-то» различающимся. Правильное понимание противоречий уголовной политики требует уяснения как минимум двух исходных точек в этом определении: (а) между чем складывается исследуемое отношение и (б) каково содержание этого отношения.
В первом случае надо понять и применить принципиально важное философское положение о том, что противоречия могут складываться только между противоположностями, а противоположности, в свою очередь, представляют собой результат дихотомического деления единого (!) класса предметов по признаку наличия или отсутствия какой-либо характеристики. Противоположности - это всегда подклассы одного класса. В этой связи не может существовать противоречий между уголовной политикой и экономикой, между уголовной политикой и демографией, так как политика, экономика и демография не являются объектами одного рода. Но при этом вполне мыслимы, реально проявляют себя и требуют познания противоречия между уголовной политикой и экономической политикой, между уголовной политикой и демографической политикой и т. д., поскольку такие противоречия отражают отношение между двумя противоположными видами одного рода - между «уголовной» и «неуголовной» политикой.
Это обстоятельство имеет важное значение для понимания системы противоречий уголовной политики. Оно позволяет уже в первом приближении четко дифференцировать как минимум два уровня противоречий: во-первых, между уголовной политикой и сопоставимыми с ней сущностями (правовой политикой, экономической политикой, социальной политикой, внешней политикой и т. д.); во-вторых, внутри самой уголовной политики. Поскольку наше исследование посвящено анализу противоречий собственно уголовной политики, первый из этих уровней, хотя он и представляет несомненный познавательный и практический интерес, будет оставлен за пределами рассмотрения. Сосредоточимся на внутренних противоречиях уголовной политики.
При этом, анализируя уголовную политику как направление деятельности государства по защите конституционных ценностей, и прежде всего - человека, его прав и свобод, от угроз, связанных с существованием преступности, следует сделать еще одну принципиальную оговорку относительно противоречий. В частности, важно различать два несовпадающих
направления анализа: собственно внутренние противоречия уголовной политики, с одной стороны, а с другой стороны - исследование уголовной политики как средства разрешения противоречий между государством и преступностью. Оценка уголовной политики в контексте специфического взаимодействия государства и преступности [Бабаев, М.М., 2016] раскрывает основной источник формирования и развития уголовной политики, определяет ее место в системе средств разрешения социальных противоречий и конфликтов, вскрывает особый пласт противоречий, который в философии традиционно обозначается как противоречие между «субъектом и объектом». Однако эти противоречия, способствуя пониманию процесса зарождения, движения, изменения уголовной политики, ее адаптации к условиям внешней социальной и криминальной действительности, не исчерпывают всех присущих уголовной политике противоречий и мало помогают в познании состояния уголовной политики в каждый отдельный момент времени. Восполнить этот недостаток в знании призвано исследование собственно внутренних противоречий самой уголовной политики.
Учитывая, что уголовная политика (и этот тезис можно отнести к разряду общепризнанных) проявляет себя одновременно на уровне идей и на уровне конкретных действий по их практическому воплощению, есть основания в определенной степени согласиться со специалистами, которые в системе противоречий уголовной политики выделяют, среди прочего, две их группы: I группу - внутренние противоречия, характеризующие социальную сущность уголовной политики, ее стратегию и целевые установки; II группу - противоречия, характеризующие механизм уголовной политики [Гребцов, О.В., 2000, с. 13-14].
Однако именно с учетом представлений о механизме уголовной политики эта логика должна быть продолжена. Во-первых, учитывая, что практика уголовной политики имеет нормотворческий и правоприменительный уровни реализации, есть основания для выделения противоречий на уровне идейного наполнения уголовной политики (например, между карой и превенцией), на уровне нормативного отражения политики (например, между международными и национальными нормами права) и на уровне правоприменения (например, между требованиями учета опасности деяния и опасности личности). Во-вторых, бытие механизма уголовной политики может описываться одновременно посредством таких связанных, но все же различающихся концептов, как «развитие» и «функционирование». Соответственно, и противоречия, свойственные развитию и функционированию уголовной политики, целесообразно исследовать как относительно самостоятельные группы противоречий.
Применяя допустимые для целей нашего исследования упрощения, можно в итоге утверждать, что противоречия уголовной политики проявляют себя как:
(а) генетические противоречия, отражающие либо внешний источник развития системы (противоречивое единство отношения двух различных сущностей, например уголовной политики и экономической, правовой и т. д. политик), либо внутренний источник ее развития (отношение отлич-
ных друг от друга сторон одной сущности, например различных уголовно-политических идей или различающихся нормативных требований и т. д.);
(б) функциональные противоречия, характеризующие бытие системы на определенном этапе ее развития (например, между целями и средствами уголовной политики, между законом и практикой и т. д.).
Такое деление является в известном смысле условным, поскольку организованное бытие системы оказывается диалектическим единством ее генетической и функциональной структур. Однако в познавательных целях оно и возможно, и необходимо. Более того, выделение группы генетических и функциональных противоречий дает возможность рассматривать в качестве противоположностей сами понятия функционирования и развития. Противоречие между функционированием и развитием справедливо признавать одним из глобальных диалектических противоречий любой социальной системы, в том числе системы уголовной политики. Обратимся к мнениям специалистов с извинениями за обширное цитирование.
«Функционирование системы суть способ ее движения в условиях относительного покоя, на стадии сравнительно стабильного существования. Оно предполагает воспроизводство существующих отношений на протяжении ряда циклов, с незначительными изменениями от одного цикла к другому, последующему. В социологии структурного функционализма общество рассматривается как отлаженная система, в которой противоречиям отводится второстепенная роль этаких "нарушений" нормального хода функционирования, патологических явлений, "дисфункций", которые преодолеваются действием заложенных в самой основе социальной системы защитных механизмов. Однако сводить противоречия в жизни общества только к нарушениям нормы - значит, во-первых, уходить от познания подлинных законов его функционирования и, во-вторых, закрывать себе дорогу к пониманию причин исторического развития общества, т. е. эволюции социальных систем, их качественной трансформации и даже гибели, о чем многократно свидетельствовала история. И то, и другое может быть понято с позиций диалектики, требующей изучать как противоречия функционирования социальных систем, так и противоречия их исторического развития. Важно отметить, что вторые действуют не "отдельно" от первых, а через них» [Руткевич, М.Н., 1995, с. 146-147].
Концепция противоречия между функционированием и развитием позволяет обосновать временные этапы и направление движения системы уголовной политики.
«Такой фактор существования социально-экономической системы, как функционирование, подразумевает собой поддержание деятельности этой системы: при сохранении всех функций и качеств этой системы происходит пролонгация ее существования в контексте времени. ... С одной стороны, существование организации в краткосрочном периоде обеспечивается функционированием, но выполнения процессов функционирования не достаточно для существования предприятия в долгосрочной перспективе, для этих целей необходимо выполнение процессов в их развитии. В противоположность функционированию развитие означает приобретение и освое-
ние нового качества или функции и нередко проявляется в качественном измерении, из которого далее следуют количественные изменения прежнего функционирования. ... В этом проявляется взаимосвязь функционирования и развития: функционирование обеспечивает систему ресурсами, необходимыми для развития. А развитие, в свою очередь, позволяет системе функционировать более эффективно, конкурентно, результативно и качественно. Следовательно, функционирование любой системы необходимо с точки зрения выживания и текущего производственного обеспечения, а развитие необходимо в контексте расширенной воспроизводственной функции» [Карпухина, Н.И. и Шибанова-Роенко, Е.А., 2012, с. 106].
Противоречие между функционированием и развитием системы уголовной политики может быть наглядно проиллюстрировано различными ситуациями. В зарубежной литературе отмечается: реформа уголовного правосудия не может разворачиваться линейно или однонаправленным образом и часто имеет парадоксальные последствия, частично потому, что институциональная динамика может подорвать или усложнить усилия по реформе уголовного правосудия. К примеру, такой элемент прежней или традиционной системы юстиции, как массовое лишение свободы, обусловливая вполне определенные имущественные интересы субъектов уголовной политики, стремится увековечить благоприятные для себя институциональные механизмы и свести на нет усилия по изменению пенитенциарной практики. Учреждения, которые процветали в результате массового лишения свободы, часто работают, чтобы обеспечить его дальнейшее существование, а частные корпорации, которые владеют и управляют тюрьмами (или получают прибыль от них), союзы тюремных служащих, залоговая индустрия и даже чиновники стремятся заблокировать прогрессивную реформу правосудия. «Институциональные события, такие как массовое заключение, таким образом, создают мощные учреждения, которые могут участвовать в открытых политических битвах для защиты своих интересов. Но усилия, направленные на то, чтобы притупить или повернуть вспять реформы, могут также принимать более тонкие и менее заметные формы» [Beckett, K., Reosti, A. and Knaphus, E., 2016, p. 241].
Обращаясь к содержательному анализу функциональных противоречий уголовной политики, надо отметить некоторые их характеристики, которые следует рассматривать в качестве общих методологических установок исследования.
Во-первых, диалектические противоречия характеризуют не отношение между функционированием российской уголовной политики и чем-то иным (например, функционированием уголовной политики иностранного государства), а отношения внутри самой российской уголовной политики между ее отдельными характеристиками в какой-то момент времени.
Во-вторых, хотя противоречие как особый тип отношения складывается между противоположностями, в «чистом», в «абсолютном» виде противоположности не представлены в действительности. Они могут выступать лишь результатом теоретического абстрагирования, тогда как в реальности любой объект познания есть «объект смешанный», т. е. соединяющий в себе
противоположности в том или ином виде, в той или иной пропорции. Однако, как пишет Г.Д. Левин, у каждого смешанного объекта существует интервал, в границах которого он, взаимодействуя с другим объектом, ведет себя как одна из входящих в него противоположностей, выделенная в чистом виде» [Левин, Г.Д., 2007, с. 39].
Отсюда, в-третьих, противоречия уголовной политики справедливо рассматривать как отношение между противоположностями внутри определенного интервала или, иными словами, как «взаимодействие взаимоисключающих, взаимнопротивоположных тенденций и аспектов» [Азимова, Ж.Ч., 2018, с. 82].
Обобщая, можно констатировать, что противоречие функционирования уголовной политики есть определенное отношение между ее противоположными характеристиками в данный конкретный момент времени, которое развивается в пределах определенного интервала развития политики и проявляет себя как некая тенденция.
Дальнейший анализ предполагает необходимость последовательного решения трех задач. Необходимо, прежде всего, выявить и назвать противоположности функционирования уголовной политики. Затем следует перейти к описанию и характеристике их противоречивых взаимоотношений. И в заключение надо обсудить проблему разрешения выявленных противоречий. Этому будут посвящены последующие разделы публикации.
Виды противоречий функционирования уголовной политики
Тема диалектических противоречий функционирования уголовной политики сложна и обширна. Выявление этих противоречий само по себе является сложной исследовательской задачей. Диалектически познающий субъект исходит из того, что мир соткан из противоречиий [Nisbett, R., Peng, K., Choi, I. and Norenzayan, A., 2001], следовательно, справедливо пишет С.Л. Блинникова, для более глубокого и точного познания ему необходимо не только фиксировать попавшиеся противоречия и противоположности, но и научиться специально их искать. Реализация диалектической стратегии на всех ее этапах предполагает активное направление субъектом своего познания на обнаружение и сохранение противоположного [Блинникова, С.Л., 2017, с. 10].
Задача поиска противоречий функционирования уголовной политики, как представляется, не имеет универсального, раз и навсегда данного и всеми разделяемого решения. Между тем вполне надежный вектор поиска в данном случае может быть задан логическим приемом восхождения от абстрактного к конкретному. Разумеется, уровень конкретного также может иметь различную степень обобщенности, в связи с чем логика градации противоречий по типу «общее - конкретное» может рассматриваться как протяженный процесс.
Не претендуя на истину в последней инстанции, полагаем, что систему противоречий функционирования уголовной политики образуют следующие диалектические отношения:
1) раскрывающие диалектику идеального и материального:
- противоречие между теоретическим и эмпирическим уровнем уголовной политики;
- противоречие между принципами уголовной политики и практикой их воплощения;
- противоречие между нормативной моделью уголовной политики (законом) и практикой ее реализации (правоприменением);
2) раскрывающие диалектику структуры и функции системы:
- противоречие между целью защиты прав человека и ограничением прав как средством ее достижения;
- противоречие между единством уголовной политики и множественностью ее направлений;
- противоречие между формальными и неформальными практиками реализации уголовной политики;
3) раскрывающие диалектику должного и сущего:
- противоречие между материальными потребностями политики и ресурсными возможностями общества;
- противоречие между объективно необходимыми и субъективно случайными уголовно-политическими решениями;
- противоречие между целевыми установками уголовной политики и результатом ее осуществления.
Раскрытию этих противоречий, обсуждению возможностей и необходимости их преодоления, уяснению роли в структуре оценки современного состояния уголовной политики и будет посвящено нижеследующее изложение.
Содержание противоречий функционирования уголовной политики
1. Противоречие между теоретическим и эмпирическим уровнем уголовной политики
Противоречивое единство науки и практики составляет один из важнейших постулатов диалектики. Разделяющие его специалисты признают: «Научно-теоретическая (доктринальная) и деятельно-практическая стороны уголовной политики являются одновременно и единой, и противоречивой системой. Постоянно взаимодействуют друг с другом. Их единство состоит в объекте и субъекте уголовной политики, в механизме ее реализации, правоохранительной деятельности, противоречивость - в противоположности теории и практики, в противоречиях между ними» [Третьяков, И.Л., 2017, с. 43].
Суть противоречия между теорией и практикой уголовной политики состоит в их асинхронном развитии, в развитии без опоры друг на друга, разорванности столь необходимого единства. Оно проявляет себя различным образом.
Во-первых, сегодня в стране отсутствует какая-либо цельная, единая, всеми разделяемая или компромиссная теория уголовной политики, тем более подтвержденная на уровне официальной концепции или стратегии. В доктрине представлен широкий конгломерат учений, основанных
на различных идейных посылках, причем учений, каждое из которых в отдельности не может претендовать на универсальность, но раскрывает лишь те или иные отдельные аспекты воздействия на преступность и использования в этих целях уголовного закона. Время методологического монизма, надеемся, невозвратно ушло в прошлое. Это не хорошо и не плохо; это факт. Однако множеству релятивных теорий противостоит единая по сути своей законодательная и правоприменительная практика, которая вынуждена «пробираться» сквозь чащу несовпадающих и противостоящих друг другу учений, лавируя и прокладывая путь к безопасности конституционно значимых ценностей, не имея при этом «теоретического компаса».
Во-вторых, поскольку в рамках традиционного (марксистского) взгляда на диалектику теории и практики решающей ведущей стороной их взаимодействия всегда признавалась практика, которая только и выступает «критерием истины» любой теоретической конструкции, наука уголовной политики и уголовного права долгое время развивалась в подчиненном направлении сервисного обслуживания практики противодействия преступности. «Хотя криминологическая дисциплина в настоящее время хорошо зарекомендовала себя в институциональном плане, интеллектуальные инструменты этой дисциплины имеют все меньшее значение для современного социального мира» [Вга^-^айе, Л.В., 2000, р. 222]. Это породило особое (по большому счету, опасное) состояние и статус современной юридической науки, превалирующее представление о ней как о системе прикладных знаний и едва ли не основное требование к научным исследованиям -аргументацию принимаемых на практике решений и обоснование рекомендаций по совершенствованию процесса их исполнения. В итоге наука лишилась самостоятельности, «опустилась» на уровень оправдания политических решений, во многом утратив роль организатора социальных преобразований, что в некоторой степени «обезнаучило» саму практику, «развязав» руки уголовно-политическим акторам, сместив акценты в обосновании принимаемых решений с научной необходимости на политическую целесообразность. Кроме того, выполнение этой «сервисной задачи» способствовало и деформации самой науки, ее идеологизации и политизации.
В-третьих, асинхронность развития науки и практики проявляется в одинаково нежелательных и опасных феноменах «запаздывания» и «опережения» научных исследований. Инертность, слабая прогностическая база и несовершенство методологии науки в ряде случаев приводят к тому, что она упускает из виду значимые тенденции развития практики (как «пропустила» феномен организованной преступности в последней трети прошлого столетия, как не обращает внимания на объективно внедряемые сегодня технологии риск-менеджмента в уголовно-правовое нормотворчество и правоприменение); в то время как «чистое теоретизирование», особенно то, что претендует на универсальность своих построений (например, аболиционистские криминологические теории), не учитывает объективных потребностей и возможностей практики.
В-четвертых, особую остроту противоречие науки и практики приобретает в ситуациях, когда теория развивается в направлениях, не пред-
ставляющих актуальности и значимости для текущей и перспективной практики, «топчется на месте», занимается «самокопанием» или «пережевыванием» давно решенных проблем, оставаясь на некогда выработанной и немодернизированной методологической платформе. В данном случае, кстати, нулевой прирост новой научной информации вынужденно компенсируется самой практикой, посредством становления и развития феномена «судебных доктрин», который наукой еще в полной мере не осмыслен.
В-пятых, отражение противоречий между теорией и практикой можно наблюдать на уровне компетенционных требований, которые предъявляются к специалистам в этих различающихся областях, между компетенциями, которые формируются системой высшего профессионального образования, и компетенциями, которые востребованы практикой для субъектов реализации задач уголовной политики на всех ее уровнях. Художественным апогеем этого противостояния служит расхожая фраза, приветствующая всех молодых специалистов на рабочем месте: «забудьте все, чему вас учили в вузе». Она отражает, в зависимости от точки зрения, либо неадекватность подготовки специалистов в вузах тем потребностям, которые испытывает практика (оторванность высшего образования от реальной жизни, его увлеченность абстрактными теориями и наполнение вузовских программ ненужными знаниями и устаревшими методиками), либо архаичность и отсталость самой практики, которая не просто безразлична и невосприимчива, но и активно противостоит внедрению передовых взглядов и инновационных технологий.
2. Противоречие между принципами уголовной политики и практикой их воплощения
В одном из существующих и допустимых значений принципы представляют собой некие руководящие идеи, общие положения и нормы, которые должны быть последовательно воплощены и конкретизированы на практике с целью определения содержания правовых норм и особенностей их применения. Будучи социально и исторически обусловленными, принципы явно или неявно вытекают из господствующих криминологических, уголовно-правовых, политических концепций, отражают идеал взаимоотношений государства и личности в сфере противодействия преступности. Иными словами, опираются на уже сложившиеся социально-политические реалии. Они предназначены выполнять важную защитно-стабилизирующую функцию, служат «фильтром», который пропускает в практику противодействия преступности нормы, соответствующие принципам, и препятствует внедрению в нее чужеродных или по сути несовместимых с нею элементов. В то же время принципы выступают значимым ориентиром для правотворческой и правоприменительной практики, устремлены в будущее, определяя цели и ориентиры развития уголовной политики.
Из этого проистекает и сущностное противоречие между принципами и практикой их воплощения. Оно состоит в выполнении ими одновременно блокирующей и стимулирующей функции. Принципы побуждают закон и практику развиваться в заданном ими направлении и блокируют не-
совместимые с самими принципами изменения [Бабаев, М.М. и Пудовоч-кин, Ю.Е., 2012].
Проблема, однако, заключается в том, что принципы отражают концепцию формирования уголовной политики и уголовного права лишь в определенных, заданных историей временных пределах. Они сохраняют свое значение в той мере, в какой соответствуют базовым характеристикам общества и его глобальным ориентирам, и закономерно утрачивают свою значимость в период после кардинальной трансформации социума. Современное общество кардинально отличается от того, что заложило основы классической, социологической и антропологической уголовно-правовых школ, однако вопрос о том, соответствуют ли новым характеристикам общества классические принципы уголовного права и уголовной политики, в отечественной науке не поднимается. Вместе с тем специалисты постоянно фиксируют, что государство демонстрирует, явно или косвенно, стремление отойти от принципов, изменить их содержание или вовсе отказаться от них. Принципы уже не определяют так строго содержания уголовно-правовых решений, не препятствуют законодателю и правоприменителю действовать без оглядки на исходные начала отрасли, выступают прикрытием концептуальных трансформаций уголовного закона. Сегодня они уже не в силах быть непреодолимым барьером на пути внедрения в практику противодействия преступлениям норм и институтов, которые им совершенно не соответствуют либо не вполне соответствуют.
Такая ситуация резко обостряет противоречие между принципами и практикой реализации уголовной политики. Несоответствие принципов и реальности альтернативно свидетельствует либо о том, что волюнтаристские и сиюминутные решения власти разрушают исторически и социально оправданную концепцию уголовной политики, либо о том, что объективная и оправданная практика принятия и применения уголовного закона опровергает устаревшую концепцию, стимулируя к поиску новой системы принципов. Собственно, в пространстве между этими выводами и наблюдается диалектически противоречивое единство принципов и практики их воплощения.
3. Противоречие между нормативной моделью уголовной политики (законом) и практикой ее реализации (правоприменением)
Уголовный закон и практика его применения образуют содержательное ядро уголовной политики, потому их взаимные отношения противоречивого единства имеют принципиальное значение для ее оценки. Эти противоречия могут быть продиктованы различными обстоятельствами. Так, в период коренного реформирования социальной и уголовной политики они во многом определяются «опережающим» характером закона, его «работой на перспективу». Как верно указывают специалисты, «противоречие между буквой уголовного закона и практикой его применения было изначально заложено в новом УК, поскольку его социальная сущность определяется теми нормами, которые во многом противоречат экономическим и политическим реалиям России 90-х годов XX и начала XXI столетия» [Третьяков, И.Л., 2017, с. 19]. Однако по мере стабилизации ситуации, по мере
того, как социально-политические и экономические отношения «дотягиваются» до уровня нормативной модели, противоречия могут менять свой источник, когда закон уже становится рамкой, не соответствующей актуальным потребностям правоприменения и правовой охраны.
«Любой закон, - верно пишет А.В. Наумов, - это своего рода "идеал" законодателя, часто вопреки его представлениям корректируемый (менее или более значительно) жизнью, а применительно к нашей материи - судебной практикой. Вообще это естественно, и коррекция часто совершается не по "злой" воле правоприменителя, а по ряду вполне объяснимых объективных и субъективных причин. Задача исследователя - зафиксировать это отступление, так сказать, от "генеральной" линии законодателя (кстати сказать, они могут быть и заслуживающими положительной оценки: может оказаться и так, что "жизнь пошла" не совсем по тому пути, как это предполагал законодатель) и, главное, наметить пути исправления (предпочтительно законодательного) создавшегося положения» [Наумов, А.В., 2009, с. 5].
Несоответствия между законом и практикой его реализации могут приобретать различную форму, что крайне важно учитывать при их оценке, поскольку не все расхождения имеют свойство именно диалектических противоречий. Например, такие негативные явления, как правоприменительные или законодательные ошибки, не вправе претендовать на статус исследуемых нами противоречий. В противоречии, как известно, обе его стороны являются не просто объективно существующими, но объективно необходимыми для бытия того или иного явления. Ошибки же, будучи объективными (в том плане, что без них практика не может существовать), не являются необходимым феноменом. Они - нежелательны и опасны, они не противоречат нормативной модели уголовной политики, а искажают ее. Кроме того, ошибочное правоприменение не образует единства с законом, как и ошибочный закон не составляет единства с конституционными началами уголовно-правового регулирования.
Другое дело - расхождения между законом и правоприменительной практикой, которые отражают баланс между ними с точки зрения взаимоотношений модели и реальности в рамках, заданных легитимным законом. Эти противоречия наиболее явно проявляют себя при анализе тенденций развития закона и практики, например, когда криминализация новых общественно опасных деяний не сопровождается наращиванием практики применения соответствующих норм, когда декриминализация деяния сопровождается активным и результативным поиском иных уголовно-правовых норм, способных стать основанием ответственности, когда увеличение или уменьшение размера санкций в законе не сопровождается синхронным изменением судебной практики, когда на основе закона практика изыскивает легальные возможности расширить рамки его применения (как это имело место, к примеру, в ситуации применения ст. 62 УК РФ в редакции до 2008 г. или сегодня - при применении ст. 79 УК РФ) либо, напротив, ограничить (как это произошло с применением ст. 212.1 УК РФ после известного решения Конституционного Суда Российской Фе-
дерации). Такие ситуации, оставаясь в формальных пределах, заданных Конституцией Российской Федерации, свидетельствуют о том, что закон и практика его применения, отражая различающиеся подходы к уголовной политике со стороны законодательной и судебной (и исполнительной) власти, только в своем противоречивом единстве способны охватить реальные потребности государства в обеспечении безопасности и защите прав человека. Различающаяся близость, с одной стороны, закона, с другой стороны, практики его применения к актуальным потребностям общества задает некоторое пространство, в пределах которого колебательные движения закона и практики взаимно уравновешивают друг друга.
4. Противоречие между целью защиты прав человека и ограничением прав как средством ее достижения
Одно из фундаментальных противоречий функционирования уголовной политики определяется соотношением ее цели и средств. Согласно Конституции России (ст. 2) высшей ценностью в государстве признаются человек, его права и свободы, защита которых - непреложная обязанность государства. Защиту человека от криминальных угроз допустимо рассматривать и в качестве цели уголовной политики страны. Вместе с этим, учитывая положения ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации и ст. 43 УК РФ, надо признать, что одним из основных средств ее реализации выступает ограничение прав и свобод человека. В этом и состоит основная дилемма политики и ее противоречие: чтобы защитить права человека, надо ограничить права человека. Из всех возможных противоречия между правами человека и их ограничением едва ли не самые болезненные для общества и для его отношений с государством. Они чувствительны не только на общесоциальном, но и на личностном уровне. Особенно остро они проявляют себя в процессе реализации стратегии противодействия терроризму и экстремизму, которая, делая ставку на сплочение общества и мультикультур-ную интеграцию, вместе с тем предполагает явный и неявный контроль над инакомыслием, особенно в замкнутой среде культурных, этнических анклавов [Husband, C. and Alam, Y., 2012]. Однако ими наполнены и иные направления уголовной политики, когда необоснованные, содержательно восходящие к классическому пониманию нарушения прав человека, «правовые ограничения» оправдываются в информационном и общественно-политическом пространстве «заботой о безопасности общества и гражданина». С этой точки зрения самого пристального внимания и самой серьезной оценки на предмет соблюдения «теста на права человека» требуют решения государства об ограничениях в сфере организации и проведения массовых мероприятий, о контроле за личной информацией в интернет-пространстве и средствах массовой коммуникации, о расширении полномочий правоохранительных органов и др.
Конфликт цели и средства закономерно может развиваться по двум противоположным сценариям, логика которых давно получила литературно-художественную обработку. С одной стороны, это логика Лайоллы: «Если цель в спасении души, то цель оправдывает средства», с другой - логика Достоевского: «Гармония мира не стоит слезинки ребенка». В зависимости
от того, какая сторона в этическом конфликте цели и средства оказывается превалирующей, какой стороне отдает предпочтение субъект уголовной политики, сама политика может приобретать различные очертания и наполняться различным содержанием. Очевидно, что гиперболизация охранительной цели уголовной политики, «развязывающая руки» в их достижении, столь же опасна, как фетишизация средств, способная обезоружить практику борьбы с преступностью. Вся политика, по большому счету, балансирует между этими противоречащими друг другу, крайними стратегиями, образующими некий континуум, в пространстве которого она и разворачивается.
5. Противоречие между единством уголовной политики и множественностью ее направлений
Уголовная политика вне зависимости от того, выглядит ли она последовательной или, напротив, несистемной, всегда есть некая единая линия государства в противодействии преступности. В то же время структурно она представлена множеством направлений - уголовно-правовым, процессуальным, исполнительным, оперативно-розыскным, профилактическим. Между этим единством и множеством закономерно возникает некоторое напряжение, вызванное относительно самостоятельным характером структурных направлений уголовной политики, специфическими задачами, которые поставлены перед ними, различающимися средствами достижения единых целей уголовной политики. К этому «подмешивается» известный конфликт ведомств, связанный с освоением и перераспределением бюджетных средств, с формированием статистических показателей отчетности для оценки эффективности, разработкой самих критериев эффективности. «Система интерактивна в том смысле, что изменения в одном сегменте вызывают среди других реакции, которые могут принимать форму сопротивления, попытки трансформировать стратегии реформ или попытки разрушить намеченную реформу. Идеология борьбы с преступностью, ценности агентства, власть и авторитет являются источниками конфликта между полицией, прокуратурой, судами и сотрудниками исправительных учреждений. Агентства конкурируют друг с другом, и реакция на данную реформу зависит от воспринимаемой ценности этой реформы для выживания агентства» [Austin, J. and Krisberg, B., 1981, p. 166].
С известной долей условности можно говорить о том, что противоречие между направлениями уголовной политики подобно противоречивому единству органов государственной власти. Решая несовпадающие задачи, подчиненные общей цели, они уравновешивают друг друга так же, как различные направления уголовной политики компенсируют упущения и перегибы друг друга. В итоге уголовная политика предстает не как последовательное и безапелляционное развертывание модели, заложенной в уголовном законе, т. е. как воплощение отраженной в законе воли народа как единственного конституционного источника власти, но как баланс действий различных органов государственной власти по созданию, толкованию, применению, исполнению закона. Это отчетливо видно на примере сопоставления усилий законодательной власти по масштабной кримина-
лизации общественно опасных деяний и системному усилению уголовного наказания [Коробеев, А.И., 2019, с. 246-280], с одной стороны, и судебного применения репрессивного по сути своей законодательства - с другой [Бабаев, М.М. и Пудовочкин, Ю.Е., 2020, с. 144-175].
6. Противоречие между формальными и неформальными практиками реализации уголовной политики
Уголовная политика в силу специфики своей природы требует исключительно легальных и легитимных форм осуществления: строго регламентированный и транспарентный законодательный процесс, объективное правоприменение, судебный контроль и т. д. Процесс принятия уголовно-политических и правовых решений, процесс реализации уголовной политики имеет не меньшее, а порой и более весомое значение, чем непосредственное содержание этих решений. Форма и содержание здесь неразрывно связаны еще и тем, что определение формы принятия и реализации любого уголовно-политического решения составляет неотъемлемую часть содержания уголовной политики. Вместе с тем, как показывает опыт, легальные формы уголовно-политической практики в реальности не просто сосуществуют, но и активно взаимодействуют с формами, которые не предусмотрены законом.
Противоречие между демократическим институциональным «фасадом» и неправовыми политическими практиками, при котором доминирующее влияние на политический процесс оказывают не столько формальные политические институты, сколько сложившиеся неформальные социально-политические практики, свойственные как элитам, так и массам, признается в политологии одним из основных противоречий российской политической системы, определяющим как ее временную и относительную стабилизацию, так и долговременную конфликтогенность [Савенков, Р.В., 2003, с. 9].
Это противоречие в достаточной степени проявляет себя и в сфере уголовной политики. Его специфика состоит в том, что процессуальные формы реализации уголовной политики определены законом, в связи с чем любое отступление от них противоречит праву. Однако в отличие от противоречий между законом и практикой в данном случае речь идет о противоречиях внутри самой практики. Они могут приобретать весьма острую форму в случае противостояния между легальными и нелегальными формами правотворческой и правоприменительной практики. В качестве конкретных проявлений здесь можно назвать противостояние между прозрачными законодательными процедурами законотворчества и тайным лоббизмом, между судебной процедурой рассмотрения дела и неформальными способами улаживания уголовно-правового конфликта, между независимостью суда и «сделками с правосудием», между «обвинительным» и «оправдательным» уклоном правосудия.
Но в некоторых случаях острота может быть не столь явной, хотя само противоречие весьма глубоким. В качестве иллюстрации здесь можно привести отмеченный в литературе «конфликт между долгосрочным интересом к праву и непосредственным интересом к порядку», «между формальными и
материальными принципами справедливости» [Balbus, I.D., 1973, p. 4]. Речь идет, в частности, о ситуациях своеобразной динамики отправления правосудия после массовых нарушений общественного порядка, когда приговоры, вынесенные участникам «крупных восстаний», были несколько менее суровыми, чем приговоры, вынесенные участникам «незначительных восстаний», и гораздо менее суровыми, чем приговоры, вынесенные за сопоставимые правонарушения в «обычное время». Суть этого конфликта отражает, с одной стороны, непосредственную заинтересованность государства в максимально скором прекращении общественного беспокойства и насилия, а с другой стороны - его долгосрочную заинтересованность в максимизации легитимности и тем самым ограничении «революционного потенциала».
Еще одним проявлением противоречий между формальными и неформальными практиками можно назвать напряжение между требованием максимально полного, всестороннего, объективного исследования всех обстоятельств дела и личности виновного в процессе расследования дела и в суде, с одной стороны, и, с другой стороны, требованиями максимальной оперативности в рассмотрении дела, в процессе которого «одержимость количеством имеет тенденцию быть в приоритете над поиском наиболее подходящего наказания, так что в некоторых случаях сам факт предоставления какого-либо вида уголовного ответа, по-видимому, имеет значение больше, чем само наказание» [Gautron, V., 2016, p. 47].
Такого рода противоречия имеют различные источники - от ограниченности имеющихся ресурсов для воплощения законодательных требований и объективной косности законодательства, которое не соответствует текущим потребностям практики противодействия преступлениям, до субъективно окрашенных факторов личной или корпоративной заинтересованности и политической борьбы. Поскольку эти источники во многом пересекаются с факторами, детерминирующими закрепление легальных форм реализации различных направлений уголовной политики, логика взаимодействия формальных и неформальных практик предполагает наличие диалектического начала, в силу которого они, во-первых, не могут существовать друг без друга, во-вторых, могут «перетекать» одна в другую. Так, имевшие некогда исключительно негативную эмоциональную окраску эпизодические и во многом субъективно мотивированные «сделки с правосудием» становятся вполне нормальной широкой практикой; лоббизм становится предметом законодательного регулирования, превращаясь в допустимую практику формирования законодательных инициатив и норм, и т. д.
7. Противоречие между материальными потребностями политики и ресурсными возможностями общества
Любой объективно возникший социальный институт (и уголовная политика здесь не исключение) для своего эффективного функционирования постоянно требует ресурсов в виде норм, людей и денег. При этом по мере укрепления и разрастания этого института, по мере появления у него дополнительных целей объем требуемых ресурсов возрастает, что закономерно входит в противоречие с ограниченными ресурсными возможностями социума.
Конфликт между дорогостоящей и растущей в затратах системой обеспечения безопасности, с одной стороны, и возможностями и готовностью общества ее финансировать, с другой стороны, - крайне важный для понимания функционирования системы уголовной политики, особенно в текущей ситуации, когда государства переживают фискальный кризис, что делает вполне реальной необходимость разработки менее дорогостоящих механизмов управления обществом.
Уголовная политика современного общества требует большого числа специалистов определенного уровня и качества, развернутой и детализированной системы нормативных предписаний, значительных материальных ресурсов. В определенный момент общество оказывается их ненадежным поставщиком, что заставляет данный институт изыскивать внутренние возможности для их пополнения. Это, видимо, и порождает практику формирования корпуса сотрудников правоохранительных органов из числа выпускников ведомственных вузов и лиц, имеющих опыт работы в системе; реформы, связанные с сокращением численности сотрудников правоохранительных органов, развитие прецедентного права и многочисленных внутренних инструкций, порой значительно меняющих смысл и содержание законов; отсюда, по-видимому, и разработка механизмов обеспечения самофинансирования системы - от залогов до судебных штрафов, от принудительных работ до конфискации имущества.
Эти обстоятельства опять же нельзя оценивать в категориях «хорошо -плохо». Но они заставляют особым образом смотреть на функционирование уголовной политики с точки зрения ее подотчетности обществу, с позиций адекватности поставленных перед ней целей, наличия излишних или, напротив, недостающих функций, эффективности и т. д.
8. Противоречие между объективно необходимыми и субъективно случайными уголовно-политическими решениями
Закономерность и случайность - извечные спутники любого общества, гиперболизация оценок которых формирует антагонистические концепции жесткой предопределенности и вероятности общественного развития. Есть, конечно, большой соблазн утверждать, что уголовная политика является всецело закономерным отражением объективных потребностей и возможностей общества в противодействии преступности. Однако это было бы большим методологическим заблуждением. Равно как большой ошибкой следовало бы считать, что все в уголовной политике зависит от случайной воли какого-либо одного субъекта. Когда мы утверждаем, что любая уголовная политика должна отвечать требованиям закономерности, мы вовсе не предполагаем, что случайности в ней не должно быть места в принципе. Проблема возникает в том случае, когда случайные, необдуманные, противоречащие объективным потребностям уголовно-политические решения становятся закономерным, устойчивым уголовно-политическим трендом.
9. Противоречие между целевыми установками уголовной политики и результатом ее осуществления
Данное противоречие во многом выступает результирующей всех иных противоречий функционирования уголовной политики. Оно проявляет
себя различным образом. Это и формальная легитимация принимаемых и реализуемых решений со стороны широких групп общества при том, что сами такие решения в большей степени выражают интерес «господствующего класса» [Новиков, Д.В., 2019, с. 13-14]; и противоречие между статистическими показателями функционирования политики и субъективной оценкой уровня своей защищенности гражданами; и расхождение между притязаниями политики на защиту прав граждан и растущим объемом правоограничений и т. д. Последнее обстоятельство в современных условиях приобретает все большее значение, причем его значимость признается не только в России, но и в иных странах, где специалисты отмечают тенденцию «демагогического использования уголовного закона», потерявшего свою субсидиарность и обретающего «символическую функцию производства общих врагов», с которыми только он и способен бороться [Massaro, P., 2020, p. 7].
Сложности в артикулировании данного противоречия во многом объясняются тем, что цель собственно уголовной политики, предполагаемый идеальный результат ее реализации не является официально зафиксированным или провозглашенным со стороны государства, в то время как научные доктрины предлагают широкий спектр таких целей - от сокращения преступности до гарантирования свободы. Как бы то ни было, ни одна цель никогда не будет реализована в полной мере в тот или иной конкретный момент времени. Это противоречие отражает и стадийность в достижении целей, и динамику самих целей в процессе развития.
Разрешение противоречий
Выявление и описание противоречий в процессе познания механизма функционирования и развития любого феномена (в том числе уголовной политики), естественно, не является самоцелью. Более того, констатация наличия противоречий выступает здесь не итогом анализа, а его промежуточным этапом, в то время как основное предназначение диалектического исследования заключается в разработке оптимального механизма снятия, преодоления, примирения выявленных противоречий. Систему промежуточных целей и способов действия, направленных на разрешение противоречий, справедливо именуют стратегией разрешения противоречий [Блинникова, С.Л., 2013, с. 6].
Наличие в системе противоречий множества различающихся видов, прежде всего отмеченных выше противоречий развития и функционирования, дает основание предположить, что стратегия их разрешения не может быть единой, универсально подходящей для всех противоречий. Интуитивное представление о том, что единственная форма отношений между противоположностями состоит в их борьбе, что именно через борьбу на взаимное уничтожение одна сторона противоречия прокладывает себе путь к существованию и обеспечивает развитие системы сегодня, не является ни полностью верным, ни единственно мыслимым. Разрешение различающихся противоречий требует, на наш взгляд, и различающихся механизмов. А потому в трактовке философского принципа единства и борьбы проти-
воположностей все чаще звучит мысль о том, что разрешение какого-либо социального противоречия происходит как минимум двояким путем: либо победой какой-либо из сторон, что способствует качественной трансформации социального субъекта, в пределах которого имело место противоречие, либо компромиссом между противниками, когда противоречие разрешается на более высоком уровне единства [Азимова, Ж.Ч., 2018, с. 83]. «Применение возможности закона единства и борьбы противоположностей на уровне социальной сферы общественного бытия показывает, что социальные противоречия, являясь источником развития, включают в себя не только борьбу, но и другие альтернативные варианты общественного развития, характеризующиеся мирным сосуществованием и сотрудничеством противоположностей в социальных явлениях; в этой связи в условиях поляризации научных подходов и методологий становится все более очевидным, что трактовка, предполагающая в качестве единственного пути разрешения противоречий уничтожение одной из его сторон, не может быть не только главной, но и верной» [Джонназарова, Д.Х., 2011, с. 8].
В разработке стратегий разрешения противоречий может быть весьма полезным наблюдение В.В. Богданова, который пишет, что «социальные противоречия играют двойственную роль: с одной стороны, они являются следствием проводимых в обществе преобразований, с другой стороны, социальные противоречия в известной диалектической методологии сами выступают причиной модернизации» [Богданов, В.В., 2009, с. 99]. В этой градации противоречий на порождаемые развитием и порождающие развитие можно видеть и основный ключ к определению механизма воздействия на них. Сам В.В. Богданов замечает, что вызванные развитием противоречия возникают, когда инновационные процессы в той или иной системе (в нашем случае - в уголовной политике) встречают сопротивление противоположно направленной и психологически мотивированной интенции самосохранения, устойчивости, консерватизма. Они обнаруживаются в переходные периоды и вызывают ответную реакцию. Однако реакция эта, по нашему мнению, может быть только одной: все, что противостоит развитию, служит препятствием на пути оптимизации системы, должно быть в процессе борьбы противоположностей минимизировано, блокировано, подавлено или даже уничтожено. Новое качество, свойство уголовной политики начинает «пробивать себе дорогу», ломая сопротивление системы и утверждаясь в качестве ее общей или ординарной характеристики. Показательный пример такого рода противоречия и стратегии его разрешения - возникновение и утверждение идеи приоритета прав человека и интересов личности при реализации уголовной политики. Возникнув как своего рода «мутация» политико-правовой доктрины на уровне отдельных предписаний Конституции, она через сопротивление политической и правовой системы разной степени интенсивности в конечном итоге была «растиражирована», подчинив себе все ее составляющие.
Другое дело - противоречия, подготавливающие развитие. Они не возникают именно в переломную эпоху, но выступают постоянными спутни-
ками любой фазы социального бытия и являются скорее сигналами набирающей обороты той или иной тенденции. «Они выступают движущей силой любого процесса, проходят необходимые фазы вызревания и, наконец, снимаются в рамках более развитой формации, но не исчезают, а приобретают новую форму, соответствующую содержанию» [Богданов, В.В., 2009, с. 99]. Неуничтожимость этой разновидности противоречий (к ним, собственно, и относятся исследуемые в рамках настоящей работы противоречия функционирования) диктует необходимость принципиально иной стратегии воздействия на них.
Понимание неустранимости противоречия, с которым предполагается дальнейшая работа, является важным этапом разработки эффективного механизма его разрешения. Противоречие может быть неустранимым посредством выбора одной из его сторон благодаря различным обстоятельствам: временному контексту (его невозможно ликвидировать в данный момент), мотивации субъекта (когда субъект не желает отказываться ни от одной из противоположностей во внутриличностном или межличностном противоречии) либо, как в ситуации с противоречиями функционирования уголовной политики, - в силу своей природы, поскольку составляющие его оппозиции таковы, что неизменно будут присутствовать [Блинникова, С.Л., 2017, с. 10].
Вечное сосуществование противоположностей и их неуничтожимость предполагают, что в условиях поливекторного развития общества на демократических началах существенного взаимообогащения противоположностей в социальных противоречиях можно достигнуть путем достижения согласия, а в некоторых случаях - компромисса.
В основе любого компромисса лежит диалог людей, которые по праву своей научной компетенции или должностного статуса вступают в обсуждение различных точек зрения на перспективы развития уголовной политики в целом либо отдельных ее направлений. Иными словами, диалог - это conditio sine qua non компромисса, а следовательно, необходимое условие совершенствования уголовной политики. Таким образом, диалог должен быть (и должен стать) основной альтернативой разрешения противоречий, а значит, и конфликтов между представителями разных интересов или разных сущностей в сфере уголовной политики.
В какой бы форме он ни проходил, диалог остается не только способом наилучшим образом донести до другой стороны свои мнения, оценки, объяснить суть и представить обоснование своей позиции, но также выслушать и оценить аргументацию против нее, наконец, выявить точки соприкосновения проблемных интересов. Диалог - едва ли не единственное средство согласования мнений по спорным вопросам, выработки механизма, стратегии и тактики выхода из кризиса, смягчения противостояния в целом и снятия некоторых конкретных противоречий и конфликтов.
К сожалению, к нынешней политической и социально-правовой ситуации в стране в полной мере может быть отнесена оценка, которую в свое время А.И. Пригожин дал мировой цивилизации в целом: «дефицит диало-гичности» [Пригожин, А.И., 2004, с. 51]
Рассмотренные выше противоречия функционирования уголовной политики свидетельствуют, что каждое из них представляет собой, по сути, два полюса, в пространстве которых наблюдается различное проявление и сочетание противоположных характеристик политики. Их противоположность не означает изначальной оценки какой-либо одной характеристики в качестве положительной, а другой - отрицательной. Противоположность здесь - не в оценках, а в качестве. Каждая из сторон, взятая в отдельности, не способна в полной мере обеспечить или охарактеризовать функционирование уголовной политики. Только взятые в своем единстве они представляют такую возможность. При этом в каждый отдельно взятый момент времени соотношение противоположных сил и характеристик не является константным, оно динамично меняется под воздействием самых разных факторов - от уровня развития самой уголовной политики до параметров внешней среды ее функционирования. Однако в каждый отдельно взятый момент времени такое соотношение обеспечивает относительную стабильность функционирования уголовной политики.
Заключение
Теоретико-прикладные выводы из диалектического понимания противоречий функционирования уголовной политики
Диалектический анализ противоречий функционирования уголовной политики позволяет сделать несколько умозаключений, позволяющих лучше понять как ее текущее состояние и некоторые возможные перспективы, так и состояние российской уголовно-политической науки. Основные выводы могут быть представлены следующим образом.
1. Противоречия функционирования являются одним из видов в общей системе противоречий уголовной политики и соотносятся с представлениями о внутренних источниках ее развития. Поскольку эти противоречия описываются в категориях «неантагонистические» и «вечные», отношения между противоположностями, образующими эти противоречия, не характеризуются борьбой на уничтожение, но требуют более щадящих инструментов разрешения, обеспечивающих установление и поддержание оптимального в данных конкретных условиях места и времени баланса между ними на основе взаимодействия и компромисса.
2. Само отношение между противоположностями, характеризующими функционирование уголовной политики, представляет собой определенный интервал или диапазон, в котором каждая из них проявляет себя с различной степенью интенсивности, при этом усиление или ослабление позиций любой из сторон противоречия приводит к смене тенденций в содержании уголовной политики; таким образом, противоположности задают определенный континуум функционирования системы уголовной политики на определенном этапе ее развития.
3. Отношение к противоположностям, характеризующим функционирование уголовной политики, не может быть описано в категориях одобрения или неодобрения, не предполагает требований о подавлении или уничтоже-
нии какой-либо из них. Неустранимость противоположностей диктуется их укорененностью в социальной жизни, в социальной среде, ибо «явления никогда не существуют сами по себе, независимо от других "вещей", скорее, они всегда являются частью большей совокупности отношений и процессов, которые наделяют его определенными характеристиками» [Lasslett, K., 2010, p. 4]. Тем самым подвижность состояния социальной среды обусловливает изменение соотношений между противоположностями и динамику тенденций уголовной политики.
4. Противоречия между полюсами функционирования уголовной политики в каждый отдельный момент времени не могут рассматриваться как объективный недостаток или ущербность политики в контексте понимания противоречия как логического дефекта. То, что в науке выдается за проявление недостатков уголовной политики, представляет собой, большей частью, расхождение между реальным, объективным состоянием уголовной политики и субъективными, авторскими представлениями о ее идеальном состоянии.
5. Исследовательская оценка состояния, противоположностей и тенденций функционирования уголовной политики во многом определяется «местом отдельного ученого на шкале радикализма-консерватизма», которая в каком-то смысле выступает «главной шкалой предубеждений в социальной науке». Потому любая переходная фаза - период, в течение которого давно сложившиеся социальные механизмы, моральные и концептуальные понятия, лежащие в их основе, претерпевают существенные изменения, воспринимается оптимистами как переход от одного относительно эффективного социального заказа к другому, а пессимистами - как односторонний путь к катастрофе [Miller, W.B., 1973, pp. 141, 142]. Потому различные оценки состояния уголовной политики и направления ее реформирования устойчиво коррелируют с общими политическими установками неолиберализма и неоконсерватизма [Omalley, P., 1999, pp. 189-190].
6. Способ разрешения противоречий между различными социальными силами в процессе политической борьбы не может быть механически перенесен в область разрешения диктуемых этими силами противоречий функционирования уголовной политики. Сама уголовная политика как средство разрешения социальных противоречий должна быть беспристрастной и неконфликтной, должна не поддерживать, но сглаживать противоречия между социальными группами на основе некоего консенсуса и компромисса.
7. Учитывая роль и общественное предназначение уголовной политики, надо признать, что разрешение противоречий, складывающихся в процессе ее функционирования, должно быть подчинено не столько цели оптимизации правотворческой или правоприменительной деятельности (это в принципе не цель, а средство политики), сколько цели минимизации преступности и защиты конституционных ценностей от криминальных угроз. Следовательно, критерием эффективности разрешения противоречия должна выступать не степень соответствия складывающейся тенденции общественным и политическим настроениям, а степень влияния этой тенденции на состояние преступности и безопасности.
Список использованной литературы
Азимова Ж.Ч. О социальных противоречиях // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2018. № 2. С. 79-83. Алексеев А.И., Овчинский В.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М. : Норма, 2006. 144 с. Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Принципы уголовного права и основания его устойчивого развития // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 1(2). С. 5-16.
Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Российская уголовная политика XXI века. М. : Юрлитинформ, 2020. 200 с.
Бабаев М.М. Уголовная политика и преступность // Уголовное право. Общая часть. Преступление. Академический курс : в 10 т. Т. 3. Уголовная политика. Уголовная ответственность / под ред. Н.А. Лопашенко. М. : Юрлитинформ, 2016. С. 359-377. Блинникова С.Л. Комплексная программа развития диалектической стратегии разрешения противоречий // Человеческий капитал. 2017. № 8. С. 9-13.
Блинникова С.Л. Стратегия разрешения противоречий как фактор успешности обучения в вузе : автореф. ... дис. канд. психол. наук. М., 2013. 23 с.
Богданов В.В. Эвристический потенциал категории противоречия в социально-философском анализе // Философия права. 2009. № 2. С.99-103.
Васильев С.Ф. В поисках диалектики. М. : Директ-Медиа, 2014. 127 с. Гегель Г.В.Ф. Наука логики : в 3 т. Т. 2. М. : Мысль, 1971. 248 с. Гребцов О.В. Уголовная политика современной России и предупреждение преступности : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2000. 17 с.
Джонназарова Д.Х. Особенности механизма взаимодействия противоположностей в социокультурной реальности : автореф. дис. ... канд. филос. наук. Душанбе, 2011. 24 с.
Жовтун Д.Т. Методологический потенциал принципа противоречия в социальном познании // Социология власти. 2010. № 7. С. 6-17. Карпухина Н.И., Шибанова-Роенко Е.А. Противоречия между функционированием и развитием социально-экономической системы как генетическая основа кризисов // Успехи современного естествознания. 2012. № 4. С. 105-107.
Коробеев А.И. Российская уголовно-правовая политика: от генезиса до кризиса. М. : Юрлитинформ, 2019. 352 с.
Левин Г.Д. Противоположности и противоречия // Эпистемология и философия науки. 2007. Т. 11, № 1. С. 31-48.
Метлов В.И. Диалектика в современных условиях // Философия и общество. 1997. № 3. С. 159-183.
Наумов А.В. Уголовная политика в области назначения и исполнения наказания: противоречие между законодательным идеалом и практикой // Вестник института: преступление, наказание, исправление. 2009. № 5. С. 3-9.
Новиков Д.В. Политический монополизм в современной России : автореф. дис. ... д-ра полит. наук. Владивосток, 2019. 46 с. Попов В.В. Философия противоречия: от Аристотеля к Канту и Гегелю // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2013. № 2. С. 163-166.
Пригожин А.И. Диалогические решения. // Общественные науки и современность. 2004. № 3. С. 51-60.
Руткевич М.Н. Макросоциология: методологические очерки. М. : ОФСПП РАН, 1995. 188 с.
Савенков Р.В. Политическая система постсоветской России: тенденции, противоречия, пути стабилизации : автореф. дис. ... канд. полит. наук. Воронеж, 2003. 24 с.
Третьяков И.Л. Уголовная политика современной России. СПб.: Фонд «Университет», 2017. 414 с.
Austin J., Krisberg B. Wider, Stronger, and Different Nets: The Dialectics of Criminal Justice Reform // Journal of Research in Crime and Delinquency. 1981. Vol. 18, issue 1. P. 165-196.
Balbus I.D. Dialectics of legal repression: The black rebels before the American criminal courts. Russell Sage Foundation, 1973. 269 p. Beckett K., Reosti A., Knaphus E. The End of an Era? Understanding the Contradictions of Criminal Justice Reform // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2016. Vol. 664, issue 1. P. 238-259.
Braithwaite J.B. The New Regulatory State and the Transformation of Criminology // British Journal of Criminology. 2000. Vol. 40. P. 222238.
Gautron V. Different methods, same results as French criminal courts try to meet contradictory policy demands // Modernisation of the criminal justice chain and the judicial system / eds. A. Hondeghem, X. Rous-seaux, F. Schoenaers. Ser. Ius Gentium: Comparative Perspectives on Law and Justice. N. Y. : Springer, 2016. P. 37-50.
Husband C., Alam Y. Parallel policies and contradictory practices: The case of social cohesion and counter-terrorism in the United Kingdom // Social cohesion, securitization and counter-terrorism / ed. C. Husband. Helsingfors : University of Helsinki, COLLeGIUM : Studies across Disciplines in the Humanities and Social Sciences, 2012. P. 136-157.
Lasslett K. Crime or social harm? A dialectical perspective // Crime, Law and Social Change. 2010. Vol. 54, issue 1. P. 1-19.
Massaro P. Crisis and contradictions of the Italian penitentiary system, ten years after the declaration of the state of emergency // Sociology and Social Work Review. 2020. Vol. 1. P. 7-18.
Miller W.B. Ideology and Criminal Justice Policy: Some Current Issues // Journal of Criminal Law & Criminology. 1973. Vol. 64. P. 141-162. Nisbett R., Peng K., Choi I., Norenzayan A. Culture and systems of thought: holistic vs. analytic cognition // Psychological Review. 2001. Vol. 108, no. 2. P. 291-310.
Norrie A. The Limits of Justice: Finding Fault in the Criminal Law // The Modern Law Review. 1996. Vol. 59. P. 540-556.
Omalley P. Volatile and Contradictory Punishment // Theoretical Criminology. 1999. Vol. 3. P. 175-196.
References
Alekseev, A.I., Ovchinsky, V.S. and Pobegailo, E.F., 2006. Rossijskaya ugolovnaya politika: preodolenie krizisa = [Russian criminal policy: overcoming the crisis]. Moscow: Norma. (In Russ.)
Austin, J. and Krisberg, B., 1981. Wider, Stronger, and Different Nets: the Dialectics of Criminal Justice Reform. Journal of Research in Crime and Delinquency, 18(1), pp. 165-196.
Azimova, J.Ch., 2018. On social contradictions. Mezhdunarodny'j zhur-nal gumanitarny'x i estestvenny'x nauk = [International Journal of Humanities and Natural Sciences], 2, pp. 79-83. (In Russ.)
Babaev, M.M. and Pudovochkin, Yu.E., 2012. Principles of criminal law and the foundations of its sustainable development. Biblioteka kriminalis-ta. Nauchnyy zhurnal = [Criminalist Library. Science Magazine], 1(2), pp. 5-16. (In Russ.)
Babaev, M.M. and Pudovochkin, Yu.E., 2020. Rossijskaya ugolovnaya politika XXI veka = [Russian criminal policy of the XXI century]. Moscow: Jurlitinform. (In Russ.)
Babaev M.M., 2016. Criminal policy and crime. In: N.A. Lopashenko, ed. Ugolovnoye pravo. Obshchaya chast'. Prestupleniye. Akademiches-kiy kurs: v 10 t. T. 3. Ugolovnaya politika. Ugolovnaya otvetstvennost' = [Criminal law. A common part. The crime. Academic course in 10 vols. Volume 3. Criminal policy. Criminal liability]. Moscow: Jurlitinform. Pp. 359-377. (In Russ.)
Balbus, I.D., 1973. Dialectics of legal repression: The black rebels before the American criminal courts. Russell Sage Foundation.
Beckett, K., Reosti, A. and Knaphus, E., 2016. The End of an Era? Understanding the Contradictions of Criminal Justice Reform. The Annals
of the American Academy of Political and Social Science, 664(1), pp. 238259.
Blinnikova, S.L., 2013. Strategiya razresheniya protivorechij kak faktor uspeshnosti obucheniya v vuze = [The strategy of resolving contradictions as a factor in the success of education at a university]. Abstract of Cand. Sci. (Psychology) Dissertation. Moscow. (In Russ.)
Blinnikova, S.L., 2017. A comprehensive program for the development of a dialectical strategy for resolving contradictions. Chelovecheskij kapital = [Human Capital], 8, pp. 9-13. (In Russ.)
Bogdanov, V.V., 2009. Heuristic potential of the category of contradiction in socio-philosophical analysis. Filosofiya prava = [Philosophy of Law], 2, pp. 99-103. (In Russ.)
Braithwaite, J.B., 2000. The New Regulatory State and the Transformation of Criminology. British Journal of Criminology, 40, pp. 222-238. Dzhonnazarova, D.Kh., 2011. Osobennosti mexanizma vzaimodejstviya protivopolozhnostej v sociokurturnoj real'nosti = [Features of the mechanism of interaction of opposites in socio-cultural reality]. Abstract of Cand. Sci. (Philosophy) Dissertation. Dushanbe. (In Russ.) Gautron, V., 2016. Different Methods, Same Results as French Criminal Courts Try to Meet Contradictory Policy Demands. In: A. Hondeghem, X. Rousseaux, F. Schoenaers, eds. Modernisation of the criminal justice chain and the judicial system. Ser. Ius Gentium: Comparative Perspectives on Law and Justice. New York: Springer. Pp. 37-50. Grebtsov, O.V., 2000. Ugolovnaya politika sovremennoj Rossii i predupre-zhdenie prestupnosti = [Criminal policy of modern Russia and crime prevention]. Abstract of Cand. Sci. (Law) Dissertation. St. Petersburg. (In Russ.)
Hegel, G.W.F., 1971. Nauka logiki = [Science of Logic]. In 3 vols. Vol. 2. Moscow: Mysl'. (In Russ.)
Husband, C. and Alam, Y., 2012. Parallel Policies and Contradictory Practices: The Case of Social Cohesion and Counter-Terrorism in the United Kingdom. In: C. Husband, ed. Social Cohesion, Securitization and Counter-Terrorism. Helsingfors: University of Helsinki, COLLeGIUM: Studies across Disciplines in the Humanities and Social Sciences. Pp. 136-157. Karpukhina, N.I. and Shibanova-Roenko, E.A., 2012. Contradictions between the functioning and development of the socio-economic system as the genetic basis of crises. Uspexi sovremennogo estestvoznaniya = [Successes of Modern Natural Science], 4, pp. 105-107. (In Russ.) Korobeev, A.I., 2019. Rossijskaya ugolovno-pravovaya politika: ot genezi-sa do krizisa = [Russian criminal law policy: from genesis to crisis]. Moscow: Jurlitinform. (In Russ.)
Lasslett, K., 2010. Crime or social harm? A dialectical perspective. Crime, Law and Social Change, 54(1), pp. 1-19.
Levin, G.D., 2007. Opposites and Contradictions. Epistemologiya i filo-sofiya nauki = [Epistemology and Philosophy of Science], 11(1), pp. 3148. (In Russ.)
Massaro, P., 2020. Crisis and contradictions of the Italian penitentiary system, ten years after the declaration of the state of emergency. Sociology and Social Work Review, 1, pp. 7-18.
Metlov, V.I., 1997. Dialectics in modern conditions. Filosofiya i obshhest-vo = [Philosophy and Society], 3, pp. 159-183. (In Russ.) Miller, W.B., 1973. Ideology and Criminal Justice Policy: Some Current Issues. Journal of Criminal Law & Criminology, 64, pp. 141-162. Naumov, A.V., 2009. Criminal policy in the field of the appointment and execution of punishment: a contradiction between the legislative ideal and practice. Vestnik Instituta: Prestuplenie, Nakazanie, Ispravlenie = [Bulletin of the Institute: Crime, Punishment, Correction], 5, pp. 3-9. (In Russ.)
Nisbett, R., Peng, K., Choi, I. and Norenzayan, A., 2001. Culture and systems of thought: holistic vs. analytic cognition. Psychological Review, 108(2), pp. 291-310.
Norrie, A., 1996. The Limits of Justice: Finding Fault in the Criminal Law.
The Modern Law Review, 59, pp. 540-556.
Novikov, D.V., 2019. Politicheskij monopolizm v sovremennoj Rossii = [Political monopoly in modern Russia]. Abstract of Dr. Sci. (Politic) Dissertation. Vladivostok. (In Russ.)
Omalley, P., 1999. Volatile and Contradictory Punishment. Theoretical Criminology, 3, pp. 175-196.
Popov, V.V., 2013. The philosophy of contradiction: from Aristotle to Kant and Hegel. Aktual'nyeproblemy'gumanitarnyx i estestvennyx nauk = [Actual Problems of the Humanities and Natural Sciences], 2, pp. 163-166. (In Russ.)
Prigozhin, A.I., 2004. Dialogue solutions. Obshchestvennyye nauki i sovre-mennost' = [Social Sciences and Modernity], 3, pp. 51-60. (In Russ.) Rutkevich, M.N., 1995. Makrosociologiya: Metodologicheskie ocherki = [Macrosociology: Methodological Essays]. Moscow: OFSPP RAN. (In Russ.)
Savenkov, R.V., 2003. Politicheskaya sistema postsovetskoj Rossii: ten-dencii, protivorechiya, puti stabilizacii = [The political system of post-Soviet Russia: tendencies, contradictions, ways of stabilization]: Abstract of Cand. Sci. (Politic) Dissertaion. Voronezh. (In Russ.)
Tretyakov, I.L., 2017. Ugolovnayapolitika sovremennoj Rossii = [Criminal policy of modern Russia]. St. Petersburg: Fund "University". (In Russ.) Vasiliev, S.F., 2014. Vpoiskax dialektiki = [In search of dialectics]. Moscow: Direct-Media. (In Russ.)
Zhovtun, D.T., 2010. Methodological potential of the principle of contradiction in social cognition. Sociologiya vlasti = [Sociology of Power], 7, pp. 6-17. (In Russ.)
Информация об авторах / Information about the authors
Пудовочкин Юрий Евгеньевич, доктор юридических наук, профессор, главный научный сотрудник - руководитель направления уголовно-правовых исследований Центра исследований проблем правосудия ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия» (117418, Российская Федерация, Москва, ул. Новочеремушкинская, д. 69) Yury E. Pudovochkin, Dr. Sci. (Law), Professor, Principal Researcher - Head of the Criminal Law Direction of the Justice Research Center, Russian State University of Justice (69 Novocheremushkinskaya St., Moscow, 117418, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Бабаев Михаил Матвеевич, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, главный научный сотрудник направления уголовно-правовых исследований Центра исследований проблем правосудия ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия» (117418, Российская Федерация, Москва, ул. Новочеремушкинская, д. 69)
Mikhail M. Babayev, Dr. Sci. (Law), Professor, Honored Scientist of the Russian Federation, Principal Researcher of the Criminal Law Direction of the Justice Research Center, Russian State University of Justice (69 Novocheremush-kinskaya St., Moscow, 117418, Russian Federation). E-mail: [email protected]
