CC BY
26
Новый филологический вестник. 2021. №3(58). --
O.A. Клинг (Москва)
НЕМЕЦКИЙ ПЕРИОД А.М. ГОРЬКОГО В РЕКОНСТРУКЦИИ
В.Ф. ХОДАСЕВИЧА*
Аннотация. Немецкий период (1921-1924) занимает важное место во взаимоотношениях А.М. Горького и В.Ф. Ходасевича. Этот этап жизни и творчества А.М. Горького представляется наименее изученным. Берлинское окружение Горького, который играл важную роль в немецком социокультурном и литературно-медийном пространстве, было чрезвычайно широким, но именно В.Ф. Ходасевич занимал в нем особое место. Через изучение его взаимоотношений с Горьким можно воссоздать многое в немецком периоде писателя - горьковский текст Ходасевича важен для заполнения в нем лакун. При всей разнице судеб, масштаба дарований, возраста, литературных и политических взглядов двух писателей, Ходасевич был одним из самых близких людей Горького в эмиграции. В общении Горького и Ходасевича длиною в семь лет немецкий период проходил с июня 1922 по март 1924 гг. Под воздействием Горького началось участие Ходасевича в эмигрантской печати. Это только один из многочисленных других фактов участия Горького в организации медиапространства русского зарубежья. Ходасевич - не только участник, но и первый историк важного горьковского начинания - журнала «Беседа» (1923). В свою очередь, завершение истории с этим журналом, начавшейся в немецкий период жизни и творчества Горького и частично продолжавшейся в итальянском, стала финалом взаимоотношений Горького и Ходасевича. Тем не менее Ходасевич довольно объективно и полно осветил важные моменты эмигрантской жизни писателя. Оценки и суждения Ходасевича, его горьковский текст занимают центральное место в реконструкции судьбы Горького немецкого периода.
Ключевые слова: А.М. Горький; В.Ф. Ходасевич; Германия; Берлин; горьковский текст Ходасевича; журнал «Беседа».
O.A. Kling (Moscow) A.M. Gorky's German Period in V.F. Khodasevich's Reconstruction**
Abstract. The German period (1921-1924) occupies a special place in the
* Статья подготовлена в Институте мировой литературы имени А.М. Горького РАН за счет гранта Российского научного фонда (РНФ, проект № 21-18-00131 «А.М. Горький в Германии: писатель и его окружение в социокультурном и литературно-медийном пространстве»).
** This article was prepared in A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences as part of the Russian Science Foundation grant (RSF, project no. 2118-00131, "A.M. Gorky in Germany: the Writer and his Environment in the Sociocultural and Literary Space"). 170
relationship between A.M. Gorky and V.F. Khodasevich. This period of Gorky's life appears to be the least studied one. Gorky played an important part in Germany's sociocultural and literary space, and even though his German environment was quite expansive, V.F. Khodasevich held a special palce in it. By studying his interactions with Gorky, we can recreate important parts of the writer's German period, as Khodasevich's "Gorky text" is important for filling gaps in our knowledge. Despite the differences in their lives, the scope of their talents, their age and their views, both literary and political, Khodasevich remained one of the closest people to Gorky during emigration. Their communication lasted for 7 years, and the German period took place from 1922 till 1924. It was Gorky who influenced Khodasevich to start taking part in emigrant publishing, and this is only one of numerous ways in which Gorky assisted in organizing the mediaspace of foreign Russia. Khodasevich was not only a participant, but also the first historian of Gorky's important enterprise, the journal "Beseda" (1923). And in turn, the end of the story of this journal also turned out to be the end of their relationship. In spite of this, Khodasevich objectively and meticulously covered the important moments of Gorky's life in emigration. His impressions and estimations, along with Gorky's text, play the central part in reconstructing Gorky's life during his Geman period.
Key words: A.M. Gorky; V.F. Khodasevich; Germany; Berlin; Khodasevich's Gorky text; the "Beseda" journal.
Немецкий период (1921-1924) занимает важное место во взаимоотношениях А.М. Горького и В.Ф. Ходасевича. Правда, этот этап жизни и творчества А.М. Горького наименее изученный. И это большое упущение. Горький и во время жизни в Германии стоял в центре мировых политических и литературных событий. Он играл важную роль в немецком социокультурном и литературно-медийном пространстве, в том числе литературной жизни Берлина. Писатель, авторитет которого в Германии был чрезвычайно высок (стоял в одном ряду с И.С. Тургеневым, Ф.М. Достоевским и Л.Н. Толстым), оказался связующим звеном в политических и культурных процессах двух стран, игравших ведущую роль в мировой политике. Произведения Горького значительно влияют на немецких писателей (Т.В. Кудрявцева). Однако он был в центре не только «немецкого», но и «русского» Берлина. Окружение Горького в Берлине чрезвычайно большое: М.И. Будберг, Андрей Белый, Н.И. Петровская, П.П. Крючков, А.Н. Толстой, С.С. Юшкевич, В.Б. Шкловский, И.Ф. Наживин, А.М. Ремизов, Б.А. Пильняк, Н.Н. Берберова, С.А. Есенин, П.П. Муратов, И.П. Ладыжников, Роман Гуль, Г.Д. Гребенщиков и др. Каждый из перечисленных заслуживает особого внимания и сам по себе и в связи с Горьким, но В.Ф. Ходасевич занимает в этом окружении особое место. Через изучение его взаимоотношений с Горьким можно воссоздать многое в немецком периоде писателя. В этих взаимоотношениях было несколько этапов: заочный - петроградский - немецкий - итальянский. В данной статье речь идет о немецком периоде, хотя эти этапы и связаны между собой, порой наплывают друг на друга.
Отзыв Ходасевича о Горьком в рецензии 1906 г. в «Золотом руне»
на седьмую книгу товарищества «Знание» - пролог к теме «Горький и Ходасевич». Как подчеркивали И.П. Андреева и Н.А. Богомолов, «вместе с символистами выступая против "наивного" реализма знаньевцев, Ходасевич выделял произведения Л.Н. Андреева и М. Горького. В рецензии на «Нижегородский сборник» он назвал «пленительным по трогательности набросок Горького «Идиллия» (Искусство, 1905, № 5-7. С. 172)» [Андреева, Богомолов 1996, 539]. Исследователи отмечают, что на первых порах такая позиция противоречила брюсовской в «Весах» (1905, № 4): «Горький исписался» [Андреева, Богомолов 1996, 539]. И.П. Андреева и Н.А. Богомолов писали, что «в пьесе "Дети солнца" Ходасевич увидел поворот к символизму» [Андреева, Богомолов 1996, 539]. Ходасевич вопрошал в конце рецензии: «И не надо ли смотреть на "Детей солнца" как на одно из подтверждений слов Метерлинка о "приближении духовного периода", о "пробуждении души"?..» [Ходасевич 1996, I, 376-377]. Однако вскоре после появления пьесы «Варвары» критик разочаровался в Горьком [Андреева, Богомолов 1996, 539].
Предыстория заочных отношений с Ходасевичем была и у Горького. Поэт вспоминал: «Весной 1908 года моя приятельница Нина Петровская была на Капри и видела на столе у Горького мою первую книгу стихов. Горький спрашивал обо мне, потому что читал все и интересовался всеми» [Ходасевич 1997, IV, 151]. Далее Ходасевич продолжает: «Однако долгие годы меж нами не было никакой связи. Моя литературная жизнь протекала среди людей, которые Горькому были чужды и которым Горький был так же чужд» [Ходасевич 1997, IV, 151].
Стоит рассмотреть горьковский текст Ходасевича. Он не такой уж большой: два очерка воспоминаний, несколько писем Горькому. Однако этот горьковский текст Ходасевича чрезвычайно важен, в том числе для заполнения лакун в изучении Горького в немецкий период. Ходасевич, при всей разнице судеб, масштаба дарований, возраста, литературных и политических взглядов двух писателей, был одним из самых близких людей Горького в эмиграции (важнейшую роль в изучении этой темы принадлежит И.А. Бочаровой и другим комментаторам в собрании сочинений Ходасевича [Ходасевич 1996-1997, I-IV]. Н.А. Богомолов отмечал: «...очень редко исследователи и мемуаристы пытались восстановить истинный облик писателя, последовательного и противоречивого, отважного и испуганного, счастливого и глубоко трагического. И среди лучшего в этом корпусе воспоминаний - мемуарные очерки Ходасевича...» [Богомолов 1989, 5]. Потому стоит подробно рассмотреть, как в посмертных очерках о Горьком Ходасевич воссоздает не только свои взаимоотношения с писателем, но и важнейшие события его жизни в Германии. Ядро этих взаимоотношений во время жизни в Германии заключено в цитируемом ниже отрывке:
«Вражда Горького с Зиновьевым (впоследствии сыгравшая важную роль в моей жизни) закончилась тем, что осенью 1921 года Горький был принужден покинуть не только Петербург, но и советскую Россию. Он уехал в Германию.
В июле 1922 г. обстоятельства личной жизни привели меня туда же. Некоторое время я прожил в Берлине, а в октябре Горький уговорил меня перебраться в маленький городок Saarow, близ Фюрстенвальде. Он там жил в санатории, а я в небольшом отеле возле вокзала. Мы виделись каждый день, иногда по два и по три раза. Весной 1923 г. я и сам перебрался в тот же санаторий. Сааровская жизнь оборвалась летом, когда Горький с семьей переехал под Фрейбург. Я думаю, что тут были кое-какие политические причины, но официально все объяснялось болезнью Горького. Мы расстались. Осенью я ездил на несколько дней во Фрейбург, а затем, в ноябре, уехал в Прагу. Спустя несколько времени туда приехал Горький, поселившийся в отеле "Беранек", где жил и я. Однако обоих нас влекло захолустье, и в начале декабря мы переселились в пустой, занесенный снегом Мариенбад. Оба мы в то время хлопотали о визах в Италию. Моя виза пришла в марте 1924 г., и так как деньги мои были на исходе, то я поспешил уехать, не дожидаясь Горького. Проведя неделю в Венеции и недели три в Риме, я уехал оттуда 13 апреля - в тот самый день, когда Горький вечером должен был приехать. Денежные дела заставили меня прожить до августа в Париже, а потом в Ирландии. Наконец, в начале октября, мы съехались с Горьким в Сорренто, где и прожили вместе до 18 апреля 1925 г. С того дня я Горького уже не видал.
Таким образом, мое с ним знакомство длилось семь лет. Если сложить те месяцы, которые я прожил с ним под одною кровлей, то получится года полтора, и потому я имею основания думать, что хорошо знал его и довольно много знаю о нем» [Ходасевич 1989, 154-155].
В этом фрагменте проявились если не все, то многие черты прозы Ходасевича: соединение объективности и в то же время субъективности повествования, правда фактов и старание избежать стихии вымыслов, соединение стилей историка и участника описываемых событий.
В общении Горького и Ходасевича длиною в семь лет немецкий период проходил с июня 1922 по март 1924 гг. Во второй части воспоминаний о Горьком Ходасевич более пространно воссоздает жизнь писателя в Германии. Мемуарист отмечает, что под воздействием Горького началось его участие в эмигрантской печати. Это только один из многочисленных других фактов участия Горького в организации медиапространства русского зарубежья. Ходасевич - не только участник, но и первый историк важного горьковского начинания - журнала «Беседа» (1923) (см. подробнее об этом [Вайнберг 1996]). События вокруг «Беседы» - центральный сюжет горьковского текста Ходасевича. Идея издавать «Беседу» принадлежала В.Б. Шкловскому, но без Горького этот проект не реализовался бы. Ходасевич писал: «Шкловский увлек своей затеей Горького и меня. Мы выработали план журнала. Редакция литературного отдела составилась из Горького, Андрея Белого и меня. Научный отдел, введенный по настоянию Горького, был поручен профессорам Брауну и Адлеру» [Ходасевич 1989, 360-361]. По предложению Ходасевича будущий журнал назвали «Беседой», в память о Державине, который оказал на него решающее влияние [см.: Андреева, Бочаров, Зорин, Сурат 1997, 541-545]. Горький
соглашается с таким названием журнала. Это свидетельство его доверия Ходасевичу, который считал себя в поэзии восприемником Державина. В 1931 г. Ходасевич завершит роман «Державин», который закрепит в глазах читателей и критиков эту литературную связь. В случае с Горьким Ходасевич будет с нажимом подчеркивать свое исключительное право на наследие Державина. Когда Горький уже после возвращения в СССР поместит к книге «Державин. Стихотворения» (1933) свое предисловие к задуманной им серии «Библиотека поэта», критик напишет с сарказмом: «Трудно придумать сочетание имен, более нелепое и даже комическое: певец Ленина "опредисловил" певца Фелицы! Однако самое забавное - не сочетание это, а именно горьковская статья» [Ходасевич 1996, II, 279].
Хотя Ходасевич отмечает и сильные стороны писателя («Горький есть человек несомненного и незаурядного литературного дарования. У него - зоркий глаз и умение весьма выразительно передать то, что сей глаз наблюдает. Свойства эти встречаются вовсе уж не так часто, и отрицать известную ценность их, так же как их наличность у Горького, было бы неправдиво»), вывод его негативен: «Но как мыслитель вообще и как литературный теоретик в частности, Горький слаб. Чем реже он выступает на этом поприще, тем для него лучше» [Ходасевич 1996, II, 279].
Комментатор статьи «Научный камуфляж. - Советский Державин. -Горький о поэзии» в собрании сочинений Ходасевича в четырех томах И.А. Бочарова отмечает, что данная статья печатается по вырезке из парижской газеты «Возрождение», хранящейся в архиве Горького в ИМЛИ РАН: «.рукой Горького красным карандашом в ней отчеркнуто одно место, при этом не из последней части статьи, относящейся к самому Горькому, а, видимо, больше всего задевшая его фраза о колхозных библиотеках, где Державина "обратят на цыгарки"» [Ходасевич 1996, II, 537].
И тем ценнее объективное свидетельство Ходасевича об источниках финансировании берлинского журнала «Беседа» в посмертном очерке о Горьком: «До сих пор ходят слухи, что он издавался на московские деньги. В действительности его выпускало издательство "Эпоха", основанное на средства меньшевика Д. "Эпоха" тем охотнее пошла нам навстречу, что участие Горького, казалось, гарантировало допущение журнала в советскую Россию. Так же точно смотрел на дело и сам Горький, все еще веривший, что его авторитет у большевиков не окончательно утрачен» [Ходасевич 1997, IV, 361].
Однако события с журналом «Беседа» и самим Горьким приняли драматичный оборот. Ходасевич так это описывает:
«Весной 1923 г. появилась первая книжка "Беседы". За ней последовала вторая. "Международная книга", - берлинское советское учреждение, ведавшее книготорговлей, приобретала наш журнал в количестве не то десяти, не то двадцати экземпляров, уверяя, однако, что как только будет получено разрешение на ввоз "Беседы" в РСФСР, она будет покупать не менее тысячи. Горький писал в Москву письма - не знаю, кому, - при мне говорил о "Беседе" с приезжавшим в Saarow
Рыковым, который в то время был заместителем Ленина. В ответ получались ссылки на канцелярскую волокиту и обещания уладить дело. Тогда он решился на репрессию: написал в Москву, что не будет сотрудничать в советских изданиях, пока "Беседу" не пропустят в Россию. Этого решения он придерживался даже ригористически» [Ходасевич 1997, IV, 361].
До решения с допуском и продажей «Беседы» в России Горький отказывается от полученного через Ходасевича предложения напечатать в частном журнале «Россия», издававшемся в Москве, свой рассказ.
«Характерно, что несколько месяцев тому назад существовали как будто только технические, канцелярские препятствия, а теперь оказывалось, что весь вопрос еще должен быть обсужден принципиально, то есть в высших инстанциях. В то же время стало обнаруживаться, что в России косо смотрят на писателей, посылающих материал в "Беседу". Рукописи оттуда почти не приходили, и таким образом отпадал смысл всего предприятия.
Но Горький уже сжился с мыслью о свободном журнале. Кроме того, ему было необходимо настоять на своем, чтобы поддержать в Москве свой падающий авторитет, которым он весьма дорожил, несмотря на то, что, кроме умирающего Ленина, ненавидел весь Кремль. Утратить этот авторитет - значило "испортить биографию", потерять ореол любимца "революционных масс" и титул "буревестника". Недаром Троцкий уже осмеливался открыто, в печати, называть его контрреволюционером» [Ходасевич 1997, IV, 361-362].
В этой ситуации положение Горького в Германии оказывается сложным. По свидетельству Ходасевича, за Горьким «...по пятам ходили шпики: немецкие, - боявшиеся, что он сделает революцию, и советские, -следившие, как бы он не сделал контрреволюцию» [Ходасевич 1997, IV, 362]. Как фиксировал Ходасевич, «.Германии в самом деле грозила опасность превратиться в советскую республику. Надо было оттуда уезжать» [Ходасевич 1997, IV, 362]. Горький и Ходасевич запрашивают итальянские визы и ждут их сначала в Праге, затем в Мариенбаде. Уже давно ходили слухи об охлаждении между Горьким и советским правительством. Горький сторонился эмигрантских кругов, хотя и не скрывал свои недовольства позиции по отношению к нему Москвы. Опять же через один из эмигрантских журналов «.просили узнать, не согласится ли Алексей Максимович в нем участвовать...», Ходасевич же «.передал вопрос Горькому и с его слов ответил, что в принципе это возможно, но эмигрантская печать должна первая сделать некоторые шаги к сближению» [Ходасевич 1997, IV, 362].
Но этим планам не суждено было осуществиться. В них вмешивается еще один человек из окружения Горького в Германии, влиятельнее Ходасевича - М.И. Будберг. Ходасевич вспоминал: «Не знаю, в какой степени серьезно отнесся Горький к возможности своего участия в эмигрантском журнале. Думаю даже, что он только представлял себе
это, как соблазнительный, но несбыточный поступок - вроде выхода из советского подданства, о чем он порой даже принимался писать заявление во ВЦИК, быть может - до слез умиляясь над этим трагическим посланием, о котором знал наперед, что никогда его не отправит по адресу. Как бы то ни было, он, по-видимому, рассказал Маре о полученном мною письме». В разговоре с Ходасевичем она настоятельно просила его не ссорить Горького с большевиками. «После этого разговора я стал замечать, что настроения Алексея Максимовича внушают окружающим беспокойство и что меня подозревают в дурном влиянии», - писал Ходасевич [Ходасевич 1997, IV, 363].
После смерти Ленина Горький по настоянию своего окружения пишет воспоминания о нем, нарушив тем самым свое обещания не печататься в СССР, пока не разрешат ввозить туда журнал «Беседа». Тем не менее, по свидетельству Ходасевича, на письмо Н.К. Крупской с описанием последних дней Ленина «Горький ответил ей резким письмом, в котором категорически требовал допустить в Россию "Беседу"» [Ходасевич 1997, IV, 364].
На первых порах показалось, что письмо к Крупской возымело действие. В конце мая М.И. Будберг сообщила Ходасевичу радостное известие: «Беседа» допущена в Россию. Ходасевич отмечал, однако, важную деталь: сообщение Будберг о «Беседе» было сделано ею в виде приписки к письму Горького, «который сам мне об этом не обмолвился ни единым словом: не потому ли, что сомневался?» [Ходасевич 1997, IV, 364]. И действительно радость была преждевременна. Как вспоминал Ходасевич, 26 июня С.Г. Сумский сообщил ему, что «Международная книга» обещает купить для советской России до тысячи экземпляров каждого номера. 25 августа он уже писал Ходасевичу, что, «по-видимому, разрешение дано А.М. для утешения, а "Беседу" приказано душить". Наконец, во второй половине сентября, через четыре месяца после "разрешения", "Международная книга" купила по десяти экземпляров 1, 2 и 3 номеров "Беседы" и по двадцати пяти экземпляров 4-го и 5-го номеров; итого - восемьдесят экземпляров вместо обещанных пяти тысяч. Тогда же обнаружилось, что даже те экземпляры, которые были посланы в Публичную библиотеку и Румянцевский музей, имевшие право получать книги из-за границы без цензуры, - вернулись в Берлин с надписью: "Запрещено к ввозу". Стало ясно, что Сумский прав: Горького просто водили за нос» [Ходасевич 1997, IV, 364-365].
Как вспоминал Ходасевич, Горький говорил о большевиках с раздражением или с иронией. Чтение советских газет портило ему кровь. Но при встрече, к примеру, с приехавшим из Москвы московским писателем Андреем Соболем Горький надевал официальную советскую маску. Сразу после ухода Соболя маска снималась. «Соответственную личину надевал и Соболь при Горьком: ложь порождала ложь», - не без укора подчеркивал Ходасевич [Ходасевич 1997, IV, 366].
Однажды Соболь не выдержал и стал жаловаться, что советская критика
все более заменяется политическим сыском и доносами. Ходасевич решил написать об этом статью для берлинской газеты «Дни», издававшейся под редакцией А.Ф. Керенского. Услышав о затее со статьей, Горький был готов сделать для «Дня» приписку от себя, что он присоединяется к изложенному в статье. Ходасевич, однако, отговорил его от этого [Ходасевич 1997, IV, 366]. И тем не менее Ходасевич понимал, что его и Горького пути расходятся. Он воздает должное старшему писателю («.ко мне лично Горький всегда относился очень хорошо, и за его бескорыстную, порой очень теплую дружбу я чувствовал признательность, о которой забыть не могу и теперь»), и тем не менее он предугадал: «.я уже как-то не видел будущей своей встречи с Горьким. Так и случилось» [Ходасевич 1997, IV, 371].
Берлинский сюжет с «Беседой» завершился, когда Ходасевич уже был в Париже. В своих воспоминаниях Ходасевич приводит письмо Горького к нему: «"Беседа" - кончилась. Очень жалко... По вопросу - огромнейшей важности вопросу! - о том, пущать или не пущать "Беседу" на Русь, было созвано многочисленное и чрезвычайное совещание сугубо мудрых. За то, чтобы пущать, высказались трое: Ионов, Каменев и Белицкий, а все остальные: "не пущать, тогда Горький воротится домой". А он и не воротился! Он тоже упрямый"» [Ходасевич 1997, IV, 371].
Ходасевич в ответном письме упрекнул Горького в истории с «Беседой» в лукавстве: почему некоторое время назад он скрыл, что журнал в России не разрешили. Горький оправдывался: разрешение было дано, но позже аннулировано. Ходасевич считал это ложью [Ходасевич 1997, IV, 371]. Он считал, что Горький шел с большевиками «на похабный мир. пока можно тянуть - жить за границей, а средства для жизни получать из России. Я понял и то, что дальнейшая полемика сведется к тому, что Алексей Максимович будет мне лгать, а я его буду уличать во лжи. Но эта работа мне давно уже была тяжела. Пора было ее бросить. Прострадав несколько дней, я решился не отвечать Горькому вовсе, никогда. На том кончились наши отношения» [Ходасевич 1997, IV, 373-374]. Завершение истории с журналом «Беседа», начавшейся в немецкий период жизни и творчества Горького и частично продолжавшейся в итальянском, стала финалом взаимоотношений Горького и Ходасевича. Тем не менее Ходасевич довольно объективно и полно осветил важные моменты эмигрантской жизни писателя. Оценки и суждения Ходасевича, его горьковский текст занимают центральное место в реконструкции судьбы Горького немецкого периода.
ЛИТЕРАТУРА
1. Андреева И.П., Богатырева И.С., Бочаров С.Г., БочароваИ.А., Галушкин А.Ю., Зорин А.Л., Ранчин А.Б., Ратгауз М.Г. Комментарий // Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 2. М.: Согласие, 1996. С. 461-571.
2. Андреева И.П., Бочаров С.Г., Зорин А.Л., Сурат И.З. Комментарий //
Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 3. М.: Согласие, 1997. С. 512-590.
3. Богомолов Н.А. Комментарий // Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. Т. 1: Стихотворения. Литературная критика 1906-1922. М.: Согласие, 1996. С. 491-572.
4. Богомолов Н.А. У истоков трагедии // Ходасевич В.Ф. Воспоминания о Горьком. М.: Правда, 1989. С. 3-8.
5. Вайнберг И.И. Жизнь и гибель берлинского горьковского журнала «Беседа»: по неизвестным архивным материалам и неизданной переписке // Новое литературное обозрение. 1996. № 21. С. 361-376.
6. Ходасевич В.Ф. Воспоминания о Горьком. М.: Правда, 1989. 48 с.
7. Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Согласие, 1996-1997.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Vaynberg I.I. Zhizn' i gibel' berlinskogo gor'kovskogo zhurnala "Beseda": po neizvestnym arkhivnym materialam i neizdannoy perepiske [The Life and Death of Gorky's Berlin Magazine "Beseda", Based on Unknown Archival Material and Unpublished Correspondence]. Novoye literaturnoye obozreniye, 1996, no. 21, pp. 361376. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Bogomolov N.A. U istokov tragedii [At the Source of Tragedy]. Khodasevich VF. Vospominaniya o Gor 'kom [Memories of Gorky]. Moscow, Pravda Publ., 1989, pp. 3-8. (In Russian).
Клинг Олег Алексеевич, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова.
Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теории литературы филологического факультета. Научные интересы: теория литературы, русская литература начала ХХ в.
E-mail: okling@yandex.ru
ORCID ID: 0000-0003-1543-5253
Oleg A. Kling, Lomonosov Moscow State University.
Doctor of Philology, Professor, Head of the Department of Theory of Literature, Philological Faculty. Research interests: theory of literature, Russian literature of the early 20th century.
E-mail: okling@yandex.ru
ORCID ID: 0000-0003-1543-5253
