CC BY
84
УНИВЕРСИТЕТ: ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Н.В. ГРОМЫКО, доцент НИИ ИСРОО, департамент образования правительства г. Москвы
В 2009 г. исполняется 200 лет со дня основания Берлинского университета. С этим университетом связано много славных имен, в частности имя И.Г. Фихте (1762-1814), который стал его первым ректором. Назначение И.Г. Фихте на этот пост было совсем не случайным. Еще до учреждения Берлинского университета он внес колоссальный вклад в становление университетского образования в Германии, занимаясь разработкой наукоучения, где впервые в истории культуры программа развития общества была выстроена как развернутая программа развития знаний. Причем эта программа носила столь же образовательный, сколь и философско-научный характер. Создавая свое наукоучение, Фихте решал вопрос о том, как духовно возродить немецкую нацию и сделать ее лидером мирового образовательного развития. Соответственно система наукоучения может быть рассмотрена не только как философская система, радикально изменившая представления о природе знания, но и как образовательная программа развития общества, основывающаяся на новых принципах работы со знанием. Одним из важнейших аспектов реализации данной программы являлась борьба Фихте за возрождение немецких университетов.
Известно, что Германия на рубеже ХУШ-Х1Х вв. являлась раздробленным, экономически и политически отсталым государством, не выдержавшим нашествие Наполеона. Решая проблему политического и экономическо-
Немецкая система университетского образования: вклад И.Г. Фихте
го возрождения Германии как проблему духовного возрождения немецкой нации, Фихте стал одним из самых активных борцов за реформу университетов, которые в годы его жизни претерпевали очень серьезный кризис.
Кризис университетов в Германии начался еще в 1700 г. - после того, как церковь утратила монополию на производство культуры. Университеты в то время считались устаревшим явлением, существовало даже движение за отмену университетской системы [1]. А достиг университетский кризис своего апогея в 1790-е гг. - как раз тогда, когда начал свою философскую карьеру Фихте. Об этом пишет, например, Рэндалл Коллинз в книге «Социология философий »: «В связи с политическим кризисом 1790-х гг. достиг пика и кризис университетов. Численность студентов снизилась до ничтожных величин: в 1791 г. (вершина славы Канта) Кенигсбергский университет насчитывал всего 47 студентов; в 1800 г. Эрфуртский университет - 43; был год, когда в Кильском университете училось 8 человек» [2, с. 832]. «В начале 1700-х около 9000 студентов учились в 28 тогда существовавших университетах; в 1790-х гг. при большем числе конкурирующих университетов общее число студентов снизилось до 6000» [2, с. 833]. С наступлением XIX в. кризис университетов не закончился. Так, в период наполеоновских войн были закрыты 22 из 42 немецких университетов.
Соответственно можно утверждать, что в течение целого столетия
университет как социальный институт был близок к упразднению. Р. Коллинз пишет: «Идеологически хорошим тоном, особенно среди сознательных прогрессивных интеллектуалов, считалось расценивать университеты как устаревшие и интеллектуально ретроградные. В 1700 г. Лейбниц предложил заменить университеты подчиненными правительству профессиональными школами и академиями, заботящимися о сохранении и развитии науки и высокой культуры. Аналогичное заявление в 1806 г. сделал министр фон Массов - глава прусской реформы. Фактически то же самое произошло в 1793 г., когда французы заменили университеты системой академий вместе с правительственными ecoles для подготовки инженеров, учителей и других специалистов. <...> Сегодня нам кажется очевидной последовательность, в которой посещение средней школы необходимо для поступления в университет. Однако накануне немецкой университетской реформы эти два типа образования были альтернативными или соперничавшими (причем фактически возраст учащихся в них был сходным). В «средних» школах были весьма секуляризированные программы, приспособленные к культурным чаяниям соответствующей клиентуры. Это сделало их гораздо более популярными, чем университеты, чьи учебные программы и последовательности степеней формировались в течение Средних веков в прямой связи с теологией и характером церковной карьеры» [2, с. 830-831]. «Среди «прогрессивных» чиновников и мыслителей широко распространилось мнение, что в целом вся университетская система должна быть упразднена» [2, с. 832]. «Например, в 1800 г. директор Берлинской Gymnasium предложил упразднить университеты в пользу распространения уч-
реждений, подобных тому, которым он руководил» [2, с. 833].
Фихте занимал альтернативную позицию. Для него закрытие университетов имело однозначно негативный смысл: это неизбежно приведет к тому, что в обществе будет разрушен достигнутый уровень теоретического мышления. Вместе с упразднением университетов, считал он, будет уничтожено завоевание многих предшествующих поколений - структура профессионального взаимодействия интеллектуалов, позволяющая воспроизводить и развивать в обществе культуру теоретического мышления, транслировать последующим поколениям результаты научно-теоретических открытий, осуществлять «филиацию идей». Борьба в защиту университетов, в которую он активно включился, являлась для него в первую очередь борьбой за сохранение в немецком обществе способности «научного созерцания» [3, с. 636], «интеллектуального созерцания» [4, с. 556]. От выживания университета, по мнению Фихте, напрямую зависело также выживание самой философии, которую он вслед за Кантом считал высшей формой теоретического знания и которую он просил не путать с «любовью к думанью», построению пространных суждений и литературно-публицистическому философствованию с использованием понятий, полученных «едва ли не из газеты». Университет, хотя и претерпевал кризис, но все же позволял нормативно задавать и тем самым сохранять границы между профессиональным занятием философией и популярной беллетристикой непрофессионально ориентированных интеллектуалов.
Анализируя вклад немецкого идеализма в реформирование немецкой системы образования, Рэндалл Коллинз выделяет следующие позиции. Прежде всего, его завоеванием он счи-
тает сохранение университета как социального института и резкое повышение статуса университетского образования в немецком обществе.
Это нашло свое выражение в создании такой системы непрерывного образования, контролируемой государством х, в которой за университетским образованием было закреплено высшее положение по отношению к другим образовательным ступеням. «Университет оказался заперт в высшей точке дипломной последовательности, что со времени распространения по всему миру немецкой модели мы считаем чем-то само собой разумеющимся» [2, с. 833]. Это произошло в результате прусской реформы, начатой в 1788 г. и осуществленной к 1810-1812 гг. по инициативе именно немецких идеалистов. Кроме И.Г. Фихте в движении за реформу университетов принимали участие Шеллинг, Шлейерма-хер, Гегель. Самой реформой руководил, как известно, Вильгельм фон Гумбольдт, занимавший должность министра по делам вероисповеданий и просвещения. Он, кстати, был одним из слушателей лекций Фихте в 1808 г. (впоследствии эти лекции были опубликованы под названием «Речи к немецкой нации»). Коллинз считает, что, став министром, Вильгельм фон Гумбольдт стал реализовывать именно фихтевскую программу развития немецкого образования. Не случайно именно Фихте был назначен ректором Берлинского университета.
Повышение статуса университетского образования нашло свое отражение также в создании соответствующей системы профессиональной подготовки школьных педагогов: «После 1812-1820 гг. для права преподавать в средней школе, готовящей учащихся к
поступлению в университет, нужно было самому иметь университетскую степень» [2, с. 840]. «Для преподавания в средней школе теперь требовалась специализация - трехлетнее обучение в университете именно на философском факультете» [2, с.835].
Еще одна заслуга представителей немецкого идеализма - завоевание автономии философского факультета. С помощью этого им удалось добиться следующих целей: а) вывести философское образование из-под опеки теологии, б) резко повысить статус университетского философского образования и тем самым сохранить в обществе культуру профессиональной философской работы. Технически это было осуществлено посредством того, что философский факультет был возвышен над другими факультетами: «философия захватила университет».
«Основная битва, которая шла в Г ер-мании с 1780-х по начало 1800-х гг., велась за реформирование положения философского факультета в университете. Традиционно этот факультет предназначался для предварительной подготовки на младших курсах с целью последующего обучения на высших факультетах теологии, права и медицины, а преподаватели философского факультета имели относительно низкий уровень жалованья и престижа. Реформа сделала философский факультет полноценным высшим факультетом, претендовавшим на преподавание наиболее сложных предметов и обладавшим автономией относительно ограничений, ранее налагаемых теологами. Это означало, что использование разума, освещаемого собственным светом, должно было освободиться от руководства со стороны богословского учения и ортодоксии. Сходная борьба велась в
1 В 1794 г. все школы и университеты, согласно прусскому законодательству, стали государственными учреждениями.
средневековых университетах, и немалая доля творческой энергии тратилась на маневрирование между противоположными требованиями разума и веры. Эдикт 1277 г., утвердивший верховенство теологии и поставивший заслон посягательствам философов, подавил мятеж преподавателей философии (т.е. факультета искусств), направленный на то, что позднее довела до конца немецкая университетская революция. Чуть более чем через 500 лет факультет искусств одержал триумфальную победу» [2, с. 835].
Наконец, еще одно важное завоевание - это разработка и создание модели исследовательского университета. «Немецкая университетская революция создала современный исследовательский университет, от профессоров которого ожидалось не только преподавание лучших знаний прошлого, но также создание нового знания» [2, с. 835].
Все эти завоевания - результат работы не одного человека, но сразу нескольких групп людей, объединенных общей интеллектуальной сетью, которая называется «немецкий идеализм». По мнению Коллинза, именно интеллектуальные сети являются субъектами всех подлинных институциональных изменений в обществе. Интеллектуальная сеть «немецкий идеализм» с точки зрения масштабности последовавших изменений стала одной из самых мощных в истории культуры. Для нас особенно значимо то, что фигуре Фихте он отводит совершенно особую роль: не будь Фихте, не было бы и немецкого идеализма. Подчеркнем, что это историко-философское и одновременно социологическое наблюдение очень нетривиально. Поэтому позволим себе привести еще одну цитату.
«История философии есть в значительной степени история групп. Ничего абстрактного здесь не имеется в виду - ничего помимо групп друзей, парт-
неров по обсуждениям, тесных кружков, часто имеющих характерные черты социальных движений. Возьмите подъем немецкого идеализма, от Канта до Гегеля и Шопенгауэра. Первое, что должно потрясти нас, - это даты: все главные работы располагаются между 1781 («Критика чистого разума» Канта) и 1819 гг. («Мир как воля и представление» Шопенгауэра) - 38 лет, то есть примерно длительность одного поколения. Есть и социальное ядро - это Фихте, Шеллинг и Гегель, которые некогда жили вместе в одном доме. Вначале Фихте берет на себя инициативу, вдохновляя остальных на общение, когда они были молодыми студентами Тюбингена в 1790-х гг.; затем благодаря его усилиям Йена превращается в философский центр, где возникает течение, вскоре ставшее знаменитым; затем в бурные 17991800 гг. Фихте перебирается в Дрезден, чтобы посещать романтический кружок братьев Шлегелей (где у Каролины, жены Августа Шлегеля, был роман с Шеллингом, после чего последовали скандальный развод и новое замужество). Позже Фихте направляется в Берлин, вступив в союз со Шлей-ермахером (также из круга романтиков) и с Гумбольдтом, чтобы основать университет нового типа; сюда в конце концов приезжает Гегель, основывает свою школу, и там же Шопенгауэр читает свои лекции в бесплодном соперничестве с ним. <...> Дело не в том, чтобы превознести Фихте; у него своя роль в структуре, типичная роль организационного лидера. Движение от группы к группе, нахождение организационных ресурсов и последующее движение к установлению центров всегда типично для людей в такой структурной позиции. Организационный лидер не обязательно является интеллектуальным лидером. Теоретически успешна та группа, в которой присут-
ствуют оба. Это позволяет нам понять роль Канта, который является интеллектуальным родоначальником идеализма, хотя в то же время социально он был несколько отстранен, будучи притом намного старше остальных. Тем не менее именно в дальнем Кенигсберге формировалась растущая сеть, несколько членов которой (в частности, Гаман и ученик Канта Гердер) достигли своей творческой славы прежде самого Канта. Кант изначально не был идеалистом; его первая «Критика» запрещает как раз тот вид философии, который стали развивать его последователи. Кант вел игру на другой интеллектуальной арене. Его идеи были подхвачены и превращены во вздымающееся подобно волне философское движение именно тогда, когда появилась организованная группа. В своих поздних работах Кант обратился к идеализму, когда это движение уже существовало. Здесь вновь связующим звеном является Фихте; он был единственным из идеалистов, вошедшим в личный контакт с Кантом, и начал свою собственную карьеру благодаря его поддержке. Фихте, можно сказать, сделал Канта тем, кем он оказался для истории философии. Но это не означает замену одного героя другим; вернее сказать, «Фихте» сделал «Канта» тем, кем он оказался. Здесь «Фихте» - это условное обозначение социального движения внутри интеллектуального сообщества. Данное движение, рекрутируя новых членов, заражало их творческой энергией и предлагало им перспективные задачи на вновь открывавшихся направлениях мышления. Это движение имело внутреннюю структуру, а также определялось внешними условиями на втором уровне социальной причинности. Идеалистическое движение появилось как раз во время борьбы за трансформацию немецких университетов, что привело к
автономии философского факультета и рождению современного исследовательского университета» [2, с.48-49].
Итак, Фихте - это организатор мощной интеллектуальной сети, которая стала субъектом духовного возрождения немецкой нации. Социологически (а Коллинз в своем анализе действует именно как социолог) этим объясняется многое в плане воздействия фигуры Фихте на дальнейшее развитие философской и образовательной практики в Германии. Но все же далеко не все.
На наш взгляд, Фихте смог активно включиться и даже возглавить борьбу за трансформацию немецких университетов, за повышение статуса философского образования именно потому, что он содержательно опередил своих коллег по философскому цеху. Он ведь предложил не просто новую систему, но «ясную, как солнце» программу развития всего немецкого общества, реализация которой была действительно невозможна без развития философии и без развития образования. Программа, повторяем, была нацелена на то, чтобы вывести немецкую нацию в лидеры духовного развития - через создание опережающей системы развития наук, деятельностной эпистемологии - науко-учения и соответствующей ей системы образования. В рамках этой программы Фихте осуществил новую философ-ско-эпистемическую концептуализацию модели университетского образования. Эта модель и представлена в его проектах преобразования Эрланген-ского и построения Берлинского университетов. В ситуации ширящихся предметных специализаций и засилья рассудочных форм знания необходимо было найти новое универсальное основание. Фихте обнаружил его в самой деятельностной природе знания.
Каким быть университету в условиях секуляризованной культуры? До
Фихте по большому счету не было ответа на этот вопрос. И, как следствие, не было идеологии, обосновывающей необходимость существования немецких университетов. Такая идеология была разработана Фихте вместе с программой эпистемического развития всего немецкого общества. Фихтев-ские проекты университетов как исследовательских лабораторий полностью отвечали этой идеологии.
То, что немецкий университет оказался превращен в исследовательскую структуру, ничем не уступающую академии, является величайшей заслугой именно Фихте. Не передача готовой информации, но включение студентов в созерцание идеальных принципов, идей и через это в созидание новых знаний - вот что интересовало Фихте в первую очередь, когда он разрабатывал свои проекты новых университетов. Наукоучение, деятельностное учение о знании как живом организме, являлось тем теоретическим базисом, который позволял это осуществить практически и технологически.
Проблеме трансляции теоретического знания (прежде всего - философского, позволяющего развивать другие теоретические формы знания) Фихте уделял в своей программе центральное место. Решая эту проблему, Фихте сумел создать новый образец философ-ско-мыслительной работы, который несет в себе черты нового типа теоретического знания и одновременно нового типа транслятивно-образова-тельной практики. Этот образец представлен в разных вариантах наукоуче-ния. Сама система наукоучения должна была, согласно замыслу Фихте, выступить главным каналом трансляции
теоретического знания в общество. По сути - каналом трансляции тех важнейших принципов, способов и техник работы со знанием, освоение которых должно было духовно изменить немецкую нацию, напитать ее энергией творчества и самосозидания. Ведь трансляция теоретического знания, по Фихте, есть не что иное, как передача в деятельностной форме слушателю (читателю наукоучения) способов работы с его собственной духовной организацией. Эти техники и способы оказываются совершенно необходимыми при постижении все более высоких энергий-ных уровней Абсолютного Бытия, формой фиксации которых собственно и является теоретическое знание (категории, понятия, образы, схемы). Без усилий со стороны человека, направленных на его собственное духовное преобразование, теоретическое знание передано быть не может. Тем более оно не может быть развито далее. Фихте, подчеркнем еще раз, занимался изучением антропосообразных форм теоретического знания, которые не только не были бы враждебны человеку, но, наоборот, способствовали бы его спасению. Не случайно свое нау-коучение Фихте считал новым Евангелием, призванным духовно преобразить и спасти не только немецкую нацию, но и все человечество.
Фихте при этом прекрасно отдает себе отчет, что действует именно как философ, а не богослов, что он развивает совершенно определенную философскую традицию - трансцендентальную линию развития философии, которую возводил не к Канту, а к Платону 2. Чтобы эта линия могла продолжиться и далее, к последующим поко-
2 «Ни одна философская система до Канта не сделала отчетливо исключительным объектом своего рассмотрения знание как таковое. Ближе всего, насколько мы можем судить, был Платон» [5]. См. также письмо профессора Эрлангенского университета Мархайнеке к Шлейермахеру: «Я вместе с нашими профессорами слушаю наукоучение на его приватных лекциях. Несомненно, каждый час предстает пред ним Платон» [6].
лениям, нужен был именно университет с его отлаженной структурой интеллектуальных ритуалов, с его насыщенным коммуникативным полем, которое совершенно необходимо для трансляции теоретических знаний и которое ничем равноценным не может быть заменено. Только университет позволяет свести воедино, в общем коммуникативном пространстве, самые разные культурные традиции и организовать между ними напряженный диалог. Никакая «коалиция по разуму» (Коллинз) не сможет быть выстроена, если не будет создано интеллектуально-коммуникативное столкновение ее с другими традициями. Если Фихте был действительно организатором сети «немецкий идеализм», то лучшего средства для конституирования, умощнения и энергетизации этой сети в синхронии (через построение содержательного конфликта с современниками) и в диахронии (через связь с философскими предшественниками) невозможно себе представить. Университет - это не одна, а несколько интеллектуальных сетей, свернутых в достаточно простую матрицу научного и одновременно образовательного взаимодействия: «учитель - ученик», «профессор - коллеги-профессионалы», «учитель и ученик - учителя-пред-
шественники». Данная матрица универсальна с точки зрения основного набора типов контактов, необходимых для интеллектуального роста и выстраивания интеллектуального действия.
В этом, на наш взгляд, состоял действительно уникальный проектный ход, направленный на выращивание новой антропологии в немецком обществе. Теоретическое знание являлось для Фихте инструментом антропологического преобразования и духовного оздоровления немецкой нации.
Литература
1. Lilge F. The Abuse of Learning. N. Y: Mcmillan,
1948. P. 2-3; Schnabel F. Deutsche Geschichte im neuzehnten Jahrhundert. Freiburg: Verlag Herder, 1959. Vol. 1. S. 408-459.
2. Коллинз Р. Социология философий. Гло-
бальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. 1284 с.
3. Фихте И.Г. Ясное, как солнце, сообщение
широкой публике о подлинной сущности новейшей философии // Фихте И.Г. Сочинения: В 2 т. СПб.: Мифрил, 1993. Т. I.
4. Фихте И.Г. Опыт нового изложения нау-
коучения // Фихте И.Г. Сочинения: В 2 т. СПб.: Мифрил, 1993. Т. I.
5. Fichte J.G. Wissenschaftslehre 1805. Hamburg:
Meiner, 1984. S. 7.
6. J.G.Fichte im Gespraech. Stuttgart Bad-Cann-
statt: Frommann-Holzboog. Bd. 3. S.360.
В.С. НИКОЛЬСКИЙ, доцент Московский государственный индустриальный университет (ГОУ МГИУ)
Вопрос о том, существовала ли в истории и существует ли в наше время «русская модель университета», является отнюдь не риторическим и, как оказывается, остро дискуссионным. В последние годы обращает на себя внимание ряд публикаций [1-5], в которых
Как нельзя говорить о русской модели университета
утверждается не только правомерность соответствующего понятия, но и его очевидность и даже обязательность. Авторы этих работ живым языком и в метафорической манере продвигают новое и, как они утверждают, научное понятие.
