CC BY
112
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2007. № 4
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ КЛАССИЧЕСКИ О КЛАССИЧЕСКОМ
В.Н. Кузнецов. Немецкая классическая философия. — М.: Высшая школа, 2003 — 438 с.
В.Н. Кузнецов. Европейская философия XVIII века. — М.: Алма Матер, 2006 — 544 с.
Имя профессора В.Н. Кузнецова хорошо известно всем тем, кто профессионально или по зову ума интересуется философией. Почти 50 лет он работает на философском факультете МГУ. Его интереснейшие лекции и спецкурсы по западноевропейской философии прослушала не одна тысяча студентов и аспирантов, а фундаментальные монографии, регулярно выходящие из-под его творческого пера, помогают глубже понять истоки и смысл западноевропейской философии.
Для научной деятельности именитого профессора характерны две черты, которым он старается неукоснительно следовать. Прежде всего это фундаментальность, скрупулезность и основательность в исследовании, обоснованность выводов и новых идей, а кроме того, обоснованное, аргументированное новаторство при осмыслении некоторых «истин», укоренившихся на страницах и не только отечественной историко-философской литературы. Именно такой научный подход характерен для рецензируемых книг. Кстати, вот как В.Н. Кузнецов определяет свое кредо в одной из своих монографий: «Историк философии интересен для читателей его произведений (и слушателей его лекций) не собственным мировоззрением, а умением адекватно охарактеризовать сущность каждого из рассматриваемых им философских учений, выявляя их структуру и логику их построения, их проблемы и решения, выясняя причины их возникновения и их теоретические источники, раскрывая связи и взаимодействия с другими философскими учениями и иными формами мировоззрения, определяя их место и роль в культуре своего времени и последующих эпох».
«Немецкая классическая философия» — это выдающееся произведение во многих отношениях. Для подобного утверждения имеется немало аргументов. Вот лишь один из них. Немецкая классическая философия, как об этом пишет сам автор, является одной из глубоких его привязанностей, исследованием которой он занимается более сорока лет. Результаты этой «привязанности» периодически проявлялись в публиковавшихся монографиях и учебниках. В отечественном философском немецковедении В.Н. Кузнецов остался, пожалуй, «последним из могикан», кто исследовал этот период от «а» до «я», кто мог бы разговаривать с немецкими классиками об их философии на «ты».
Прежде чем перейти к конкретному, хотя и выборочному анализу книги, уместно будет отметить, что ее автор напоминает о достаточно широком распространении идей немецких классиков философии в России XIX в., их горячих приверженцев и противников. Особо отмечается влияние немецкой классической философии на русскую философию и особенно в советский период. Не забывает автор и о первых исследователях, а также об обзорных и аналитических публикациях. Все это позволяет составить объективное представление об истории, содержании и качестве отечественного немецковедения.
Изучать и понимать труды немецких классиков даже подготовленному читателю непросто. О том, что о немецких философах «идет слава как о глубоких,
но часто неясных мыслителях», достаточно проницательно сказал Гегель. Он объяснял эту «неясность», «туманность» тем, что разработанные им идеи порой недоступны для обыденного сознания и требуют для своего понимания глубокой философской культуры и, в частности, соответствующего знания предшествующей философии. Поэтому одной из важнейших задач, стоящих перед специалистами по немецкой классической философии, является адекватное изложение идей великих мыслителей, причем в доступной для понимания форме. На наш взгляд, В.Н. Кузнецов справился с этим вполне успешно. Этому способствовали не только глубокое знание, как мы говорим, «первоисточников», их адекватная интерпретация, но и возвращение к более точной характеристике и определениям философского наследия великих мыслителей.
В книге уточняется содержание выражения «немецкая классическая философия». Известно, что его нередко используют даже те, кто профессионально не занимается философией. Однако далеко не все четко представляют себе, что это такое. В монографии мы находим разъяснение, которое звучит так: «Понятие "немецкая классическая философия" обозначает ту линию в развитии новоевропейской мысли второй половины XIX в., которая была представлена учениями Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Фейрбаха. При всем различии эти учения тесно связаны между собой узами преемственности: после Канта каждый из мыслителей этого направления опирался на воззрения своего предшественника и вдохновлялся творческими импульсами его наследия. В учениях Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Фейрбаха нашли выражение наиболее значительные идеи немецкой философской мысли рассматриваемого периода. К концу ХУШ в. учения Канта, Фихте, Шеллинга заняли ведущее место в западноевропейской философии, а затем в полном своем развитии, завершаемом учениями Гегеля и Фейрбаха, немецкая классическая философия приобрела всемирно-историческое значение».
Концепции немецких классиков автор классифицирует как «кантизм», «фих-тизм», «шеллингизм», «гегелизм», «фейрбахизм». Именно эти «измы» употреблялись в русской философии XIX — начала XX в. Используемые в последующий период термины «кантианство», «фихтеанство», «шеллингианство», «гегельянство», «фейербахианство» автор предлагает применять для обозначения тех течений философской мысли, которые анализируют, интерпретируют концепции великих мыслителей и которые должны стать предметом специальных исследований.
А теперь рассмотрим более конкретно сильные стороны рецензируемой книги. Первая глава посвящена И. Канту (1724—1804). Хорошо известно, как трудно не только самостоятельно, но даже с помощью учебно-методической литературы понять суть кантовских суждений. Материал, изложенный в этой главе, проясняет самое существенное в философии Канта, делает ее доступной для всех тех, кто по-настоящему интересуется этой наукой.
Прежде всего, В.Н. Кузнецов вводит в научный оборот ряд обобщающих понятий, которые ему необходимы для уяснения точного смысла кантовских суждений, одновременно с этим он тщательно выявляет значение многих терминологических новаций немецкого мыслителя, не упуская из виду последующие изменения и уточнения их смысла. Наибольшее внимание, что совершенно закономерно, В.Н. Кузнецов посвящает анализу гносеологической концепции Канта, изложенной в «Критике чистого разума».
Известный априоризм в учении Канта о познании, проявившийся в признании априорных истин в чувственном, рассудочном и разумном сознании, удачно сочетался с эмпириосенсизмом, опиравшимся на соответствующие идеи Локка и Юма. Этот философский симбиоз был обусловлен тем, что познавательной значимостью обладали такие интеллектуальные суждения, которые коррелирова-лись с «предметами возможного опыта», связанными с ощущениями. Своеобразная аксиома «Критики чистого разума» о принципиальной непознаваемости «вещей в себе» как вызывающих чувственные созерцания объективных реалий имеет корни в сенситивном априоризме. Оригинальным и убедительно обоснован-
ным является вывод о том, что трактовка Кантом «мира явлений» придает его гносеологической концепции статус «феноменологической онтологии». Это утверждение обусловлено кантовской парадигмой о необходимости «различения всех предметов вообще на феномены и ноумены», что, между прочим, позволяло в новом ракурсе осмыслить суть «вещи в себе». Все эти суждения увязываются с раскрытием сущности «трансцендентального идеализма» — учения, которое Кант считал своим главным философским достижением, ослаблявшим позиции догматизма, материализма, предшествующих разновидностей идеализма (декартовский и берклиевский) и скептицизма. Автор показывает, что в кантовской деструктивной критике новоевропейской метафизики самым важным является суждение о том, что, трансцендентальные идеи не могут иметь «трансцендентной» значимости, т.е. содержать знание о существовании Бога и бессмертия души. Внимание читателя фиксируется также на посыле Канта о том, что хотя «трансцендентные идеи» не имеют «конститутивного применения», тем не менее они вполне функциональны для «регулятивного использования». Тем самым, согласно В.Н. Кузнецову, «это означало сочетание мировоззренческой легитимации теистического спиритуализма и отрицание его методологической значимости для естественнонаучных исследований» (с. 65).
При анализе кантовской философии истории и его социально-этических идей помимо их содержания раскрывается их просветительский характер и своеобразное осмысление событий Великой Французской революции.
Подытоживая написанное о Канте, можно с полным на то основанием утверждать, что В.Н. Кузнецову удалось в доступной для понимания форме раскрыть самое существенное в философии этого мыслителя и высказать ряд нетривиальных суждений, позволяющих по-новому осмыслить некоторые его идеи.
Философские системы И.Г. Фихте (1762—1814) и Ф.В.Й. Шеллинга (1775— 1854) в немецкой классической философии являются наиболее трудными для понимания. Это обусловлено как тематикой их философских исканий, так и используемой ими терминологией. В.Н. Кузнецов сумел так изложить их взгляды, что становится ясной как логика рассуждений, так и суть философских воззрений этих мыслителей. Прежде всего следует отметить адекватное содержанию структурирование исследуемого материала, высокую логическую культуру и скрупулезность в разъяснении терминологии, используемой Фихте и Шеллингом. В главе, посвященной осмыслению философии Фихте, основное внимание уделяется двум проблемам — анализу теоретической философии и социально-политической философии, включающей в себя философию истории. Здесь следует обратить внимание на анализ автором радикальных изменений, осуществляемых Фихте в своем «наукоучении» начиная с 1801 г. Содержание этих изменений В.Н. Кузнецов видит в «теизации», т.е. во все большем внедрении Бога в свою философию. Предметно это проявляется в том, что «абсолютное знание», к которому все больше склонялся Фихте, становилось неотделимым от Бога, а реальный мир существовал только в этом знании. Убедительно показано, что фихтеанская концепция абсолютного государства в значительной степени зиждется на его «теизированном наукоучении» и базирующейся на нем оригинальной версии провиденциалистского понимания истории. Это нашло свое отражение в трактовке результатов Великой Французской революции. В.Н. Кузнецов поставил Фихте в один ряд с теми европейскими мыслителями, которые, отмечая несоответствие итогов этой революции целям ее идейных вдохновителей, в конечном счете признавали существование в непредсказуемом развитии исторических событий «скрытой необходимости, которую можно понять как имеющую характер божественного Провидения и являющуюся осуществлением сверхъестественного "мирового Плана"» (с. 150).
Большой интерес вызывает анализ философии Шеллинга. Это обусловлено двумя обстоятельствами: во-первых, возросшим в постсоветской России интере-
8 ВМУ, философия, № 4
сом к этому мыслителю; во-вторых, неудовлетворительным однобоким (в советский период) и в целом недостаточным, а порой и поверхностным исследованием философской концепции этого мыслителя, в том числе и в современной России.
Прежде всего В.Н. Кузнецов отмечает неустанный творческий характер философских исканий Шеллинга, начавшихся в юношеском возрасте и продолжавшихся до его кончины в возрасте 79 лет. Конкретно это проявилось в том, что, разделяя на начальном этапе идеи фихтевского «наукоучения», Шеллинг затем порывает с ним, разрабатывает систему «природоцентризма», а в конечном итоге создает «натурфилософию», в которой постулировалось, что мыслящее «я» не первично по отношению к природе, а выступает вершиной ее «возвышения» от неорганического состояния к миру живых формообразований. Убедительно показано, что в «натурфилософии» существенной и оригинальной новацией в области диалектики явился шеллинговский «принцип полярности», считавший единство противоположностей «всеобщим законом мироздания». Важное значение, даже с учетом «вочеловечивания» Христа и «философии откровения», имеет оценка В.Н.Кузнецовым позднего шеллингизма, который характеризуется как «явление огромной мировоззренчсекой значимости в духовной жизни Германии первой половины XIX века» (с. 214). Основанием для этого является грандиозная и интеллектуально трудоемкая попытка Шеллинга «разрушить» конфликт между новейшей немецкой философией и христианской религией, проявившийся в конце XVШ в. путем их согласования через обоснование им христианской догматики новыми интеллектуально-философскими средствами.
Больше всего страниц в работе отводится анализу философского наследия Г.В.Ф. Гегеля (1770—1831). И это вполне оправданно. По масштабности поставленных задач и по их осмыслению вряд ли можно кого-либо сравнить с Гегелем в философии Нового времени. Очень четко, в трех разделах осуществляется структурирование философии Гегеля. В первом («Юношеские рукописи») — «эмбриология» гегелевской философии» В.Н. Кузнецов впервые вводит в область педагогики знание о философском содержании рукописей Гегеля 1794—1799 гг. В них раскрываются истоки творчества великого мыслителя. В их основе лежит стремление выяснить социально-психологические причины, обусловившие «культурный переворот», приведший к вытеснению язычества новой религией — христианством, а в последующем идеей о необходимости «совершенствования» христианства через его очищение от авторитарной «позитивности», привнесенной в него средними веками. Изменение взглядов на религию объясняется осознанием Гегелем дискредитации просветительских идеалов и примирением с действительностью. Последний вывод опосредованно опирался на учение А. Смита о существовании жесткого соподчинения в кажущейся хаотичной рыночной экономике, утвердившейся в буржуазной Европе.
Второй раздел («Феноменология духа») — введение к системе гегелевской философии. Он представляет собой вводную часть создававшейся Гегелем собственной философской системы. В.Н. Кузнецов раскрывает особенности гегелевского «обоснования идеализма», глубинные основы его диалектики, разработку и введение в исследовательский арсенал принципа историзма. Должное внимание уделяется таким важнейшим проблемам, как становление сознания и самосознания, отчуждение и его снятие, революции и войны.
Небезынтересным и тематически оправданным является критический анализ В.Н. Кузнецовым неадекватных, по его мнению, интерпретаций молодого Гегеля и его «Феноменологии духа» французскими философами 20—60-х гг. XX в. (Ж.Валь, А. Кожев, Ж. Ипполит). Философской инновацией можно считать включение в библиографическое приложение к главе «Гегель» публикаций, которые следует рассматривать в качестве новейшего российского неогегельянства, возникшего на рубеже последних двух веков.
Третий раздел («Энциклопедия философских наук») — система гегелевской философии. По праву его можно считать самым главным. В «Энциклопедии... » и
в других, родственных ей по тематике произведениях, считает В.Н. Кузнецов, изложена суть зрелой философской системы Гегеля, обозначенной им самим как «абсолютный идеализм». Основные понятия, идеи и выводы гегелевской «Логики», являющейся, как известно, главным звеном его системы, излагаются понятным языком. Это стало возможным благодаря диалектической методологии, с помощью которой Гегель утверждал свой «абсолютный идеализм». Философия Гегеля предстает как стройная, политически выверенная система взглядов, а первоначально трудные для понимания понятия, рассуждения, выводы становятся вполне доступными благодаря разъяснениям В.Н. Кузнецова.
Заслуживает внимания вывод В.Н. Кузнецова о научной и исторической значимости гегелевской социально-политической философии, благодаря которой стало возможным обосновать с позиции «абсолютного идеализма» то, что получило название «прусского пути развития» как мирного, компромиссного преобразования феодально-абсолютистских государств в конституциональные монархии с рыночно-буржуазной экономикой (с. 342).
Большой интерес представляет глава о Л.А. Фейербахе (1804—1872). В ней рассматривается как классическое понимание сущности взглядов «великого затворника», так и некоторые нюансы, порой очень существенные, о которых в предшествующие годы практически не писали. В.Н. Кузнецов дает очень содержательный анализ эволюции взглядов Фейербаха — от увлечения гегелевской философией, антропологического «перевертывания» всей «спекулятивной» философии и создания собственной концепции «философии будущего», контуры которой он тезисно раскрывает в публикациях 1842—1843 гг.
В заключительной части этой главы раскрыто стремление Фейербаха превратить свою «философию будущего» в «новую религию», а своей религиоморфной «этике любви» придать коммунистический смысл.
Подводя итог, можно с полными на то основанием утверждать, что В.Н.Кузнецов благодаря высокой философской культуре, научной добросовестности и требовательности к самому себе формулирует критерии, которым должны отвечать учебники и учебные пособия по классическому университетскому образованию. Самые спорные вопросы он излагает ясным, доступным для понимания языком. Вне всякого сомнения, этот труд поможет понять место и роль немецкой классической философии в поступательном развитии мировой философии и стать очень важным источником для всех интересующихся философией.
Книга В.Н. Кузнецова «Европейская философия ХУШ века», хотя и обозначена как учебное пособие, однако содержащиеся в ней новые идеи и выводы, могли бы сделать честь серьезной монографии. Некоторые из этих идей позволяют объективно, по-новому, с опорой на научно подтвержденные факты взглянуть на устоявшиеся в историко-философской литературе «истины», мировоззренческие и онтологические взгляды известных мыслителей прошлых эпох.
Как учебное пособие книга отвечает классическим требованиям, предъявленным к такого рода работам. Книга начинается одностраничным вступлением «От автора». В.Н. Кузнецов сумел кратко и выразительно обозначить суть теоретических, методологических и мировоззренческих проблем философии ХУШ в., в значительной степени определившей будущий вектор развития философии и, что более важно, развитие европейской, а следовательно, и мировой цивилизации. Вот как об этом пишет сам автор: «ХУШ в. вошел в историю европейской цивилизации под именем философского. Дело в том, что с середины этого столетия философия вышла на мировоззренческую авансцену, вытеснив с нее теологию... В первые десятилетия ХУШ в. лидирующую роль в философском процессе играли британские мыслители, в 40—70-е гг. — французские, а в 80—90-е гг. — немецкие. В ХУШ в. возникло много новых философских учений (берклиизм, юмизм и шотландская школа "здравого смысла" на британской почве, лейбнице-вольфизм в Германии, вольтерианизм, руссоизм и материализм Ламетри—Дидро—Гельве-ция—Гольбаха во Франции). Они вошли в многогранный корпус классической
философии Нового времени, играя далее роль "стартовых площадок" для постклассических философских построений XIX—XX вв.» (с. 3).
Во введении, озаглавленном «Главные учения европейской философии XVII века», В.Н. Кузнецов излагает взгляды Бэкона, Декарта, Гоббса, Спинозы, совершенно обоснованно считая, что без знакомства с их идеями многое в философии существующего столетия может оказаться непонятным. Вот лишь некоторые идеи, на которые хотелось бы обратить внимание. Прежде всего, отмечается выдающаяся роль Ф. Бэкона (1561—1626) и Р. Декарта (1596—1650) в создании новой философии, отличной от схоластики, продолжавшей выступать в роли «служанки богословия» так называемых «гуманистов» XV—XVI вв., пытавшихся возродить свободное философствование. Указано на то, что Бэкон (а вслед за ним и Декарт) отказался от идущей от Аристотеля парадигмы о «созерцательности философии» и от стремления превратить философию в такое знание, которое могло бы мощно помогать практике, созидающей на земле «царство человека». В.Н. Кузнецов обоснованно предлагает квалифицировать концепцию Бэкона не просто как «эмпиризм», а как рацио-эмпиризм, поскольку фундаментальное значение опыта («эмпиризм») в процессе познания природы выступает как необходимое средство для рациональнык обобщений, называемых «аксиомами» (с. 18). Это вводимое новшество восстанавливает истинную ситуацию в философии, текстуально доказывает, что философский рационализм был присущ не только последователям Декарта, но и тем мыслителям, которые вслед за Д. Локком (1632—1704) отводили ощущениям, трактуемым как чувственный «опыт», важнейшую роль в познании. Приверженцев таких взглядов называют сенсуалистами. В.Н. Кузнецов считает, что такое название неадекватно отражает суть дела. В силу того что большинство из них считали разум высшей инстанцией в познании, их гносеологические идеи он предлагает квалифицировать как «рацио-сенсизм».
Нельзя не отметить то внимание, которое уделяется появлению в философии XVII в. новых понятий, анализу их происхождения.
Важным следует признать уточнение, сделанное В.Н. Кузнецовым относительно возникновения обобщающего понятия «материалисты» (и «материализм»). Текстуально доказывается, что его ввел не Лейбниц в 1702 г., как это традиционно считалось, а Локк в «Опыте о человеческом разумении» (1690).
Нам остается добавить, что во введении читатель найдет немало других оригинальных идей, которые позволяют по-новому взглянуть на некоторых известных мыслителей и их концепции.
Первый раздел — «Английская философия» — начинается с анализа воззрений Д. Локка (1632—1704). Хотя хронологически этот мыслитель творил в XVII в., но его философские идеи властвовали над умами и в последующем веке, так как «все возникшие в XVIII в. на территории этой страны философские учения были так или иначе связаны с учением Локка, а его гносеология при ее дальнейшей разработке стала доминирующей в XVIII в. не только в Великобритании, но и в ряде стран европейского континента, прежде всего во Франции» (с. 84).
В полной мере признавая ведущую роль Локка в создании сенсуалистической концепции познания, В.Н. Кузнецов вместе с тем впервые обращает внимание на наличие в философии Локка антиматериализма и, исходя из этого открытия, делает попытку по-новому классифицировать его воззрения. Дело в том, что, рассматривая материализм как учение о происхождении всего мироздания в результате многообразного соединения вечно сущих и движущихся частиц материи, Локк, подобно тому как в свое время Фома Аквинский, считал, что, опираясь на высказанные им рассуждения, можно утверждать, что живые мыслящие существа (и в целом совокупность материальных частиц) являются творениями Бога, который выступает как бесплотный, вечный, всемогущий и мудрый Дух. Такие рассуждения и выводы способствовали появлению в новоевропейской философии теистическо-креационистского спиритуализма, на который в дальней-
шем в известной степени опирались «свободомыслящие» философы от Д. Голанца до Д. Пристли.
Раскрытие антиматериалистической сути креационизма и его увязка с Локком с теистическим спиритуализмом позволили В.Н. Кузнецову внести существенные коррективы в ряды материалистов этого периода. Так, П. Гассенди (1582—1655) квалифицировался в авторитетных учебниках как яркий представитель «атомистического материализма». В.Н. Кузнецов в своей книге разъясняет, что этот известный в свое время французский философ, прославившийся апологией атомистической физики Эпикура, «устранял ее связь с материализмом посредством утверждения о сотворенности атомов Богом» (с. 37). Довольно распространенные понятия «пантеистическая форма материализма» и «деистическая форма материализма» В.Н. Кузнецов считает не совсем корректными, поскольку в этих учениях содержатся элементы теистического креационизма (хотя и весьма отличающиеся от библейского креационизма).
При характеристике взглядов Д. Беркли (1685—1753) серьезно рассматривается мировоззренческий аспект в его творчестве. Этот английский мыслитель, как известно, считал «своей главной философской задачей разоблачение и теоретический подрыв атеизма», который приписывался всем учениям, признававшим объективное существование материи как в виде «субстанции», так и в совокупности материальных тел (с. 117). Философская теология была призвана модернизировать с позиций антиматериалистического эмпириосенсизма традиционные для христианства мировоззренческие представления, суть которых заключалась в словах «в мире нет ничего, кроме духов и идей» (с. 124).
Большой интерес представляет анализ философского наследия Д. Юма (1711—1776). Надо согласиться с В.Н. Кузнецовым в том, что этот мыслитель представлен в отечественной историко-философской литературе не совсем объективно. Скептицизм и агностицизм Юма хотя и занимали значительное место в его творчестве, но не стали решающими в прославлении его имени. Среди выдвинутых им идей, отмечает В.Н. Кузнецов, было немало конструктивных и созидательных. Если бы это было не так, то философское наследие Юма не стало бы мощным стимулятором в деятельности последующих поколений философов. Этот вывод подкрепляет слова Канта о том, что «лучшие умы эпохи... объединились для возможно более успешного решения "проблем, поставленных Юмом"» (с. 149).
Вообще надо признать, что В.Н. Кузнецов в этой книге и в опубликованной в 2001 г. работе «Туманные вершины мировой философии. От Платона до Делеза» раскрывает истинное творческое лицо «многоликого», по его выражению, Юма, идеи которого мощно повлияли на развитие новых концепций идеализма, явившись теоретической предпосылкой для различных форм позитивизма и даже для прагматизма.
Содержание этой главы удачно дополняет анализ философских идей Т. Рида (1710—1796), главы школы «здравого смысла», имя которого не всегда найдешь в соответствующих трудах по истории философии. Должное внимание уделено анализу взглядов Д. Толанда (1670—1722), Д. Коллинза (1676—1729), Д. Гартли (1705—1757) и Д. Пристли (1738—1804). Всех их продолжают считать английскими материалистами ХУШ в. В.Н. Кузнецов на основании скрупулезного текстуального анализа их произведений, не отрицая наличия материалистических идей в их взглядах, считает более правильным квалифицировать их как христианских «свободомыслящих».
Второй раздел — «Французская философия» — по объему и содержанию является, пожалуй, основным. В.Н. Кузнецов, хотя и не афиширует это открыто, тем не менее не скрывает своей увлеченности этой философией. Впрочем, это вполне объяснимо, поскольку он является (и не только в нашей стране) крупнейшим специалистом по французской философии, особенно ХУШ и Х1Х вв. Это подтверждают его фундаментальные монографии по исследованию французской философской революции.
Освещать содержание этой главы в рецензии достаточно трудно. В ней представлены очень крупные фигуры — Ж. Мелье (1664—1729), Ф.М. Вольтер (1694—1778), Ш.Л. Монтескье (1689—1755), Ж.Ж. Руссо (1712—1788), Э. Конди-льяк (1715—1780), Ж.О. Ламетри (1709—1751), Д. Дидро (1713—1784), К. Гельвеций (1715—1771), Гольбах (1723—1789). На перечисление только их идей потребовалось бы множество страниц. Поэтому мы коснемся лишь того нового, что вносит В.Н. Кузнецов в анализ воззрений этих мыслителей и той роли, которую они сыграли в дальнейшем развитии философии. Прежде всего, французская философия XVII в. — это философия Просвещения, творцы которой, как отмечает В.Н. Кузнецов, считали невежество, религиозный фанатизм главными причинами человеческих бедствий и изо всех сил старались утвердить в обществе культ знания и особенно познание естественного порядка. Они твердо были убеждены, что внедрение принципов естественного порядка в социальных отношениях будет гармонизировать общественную жизнь.
В книге отмечается, что самым крупным новшеством французской философии этого периода явился материализм Ламетри, Дидро, Гольбаха, который приобрел парадигмальную значимость. Именно на него ориентировались представители различных течений немецкого материализма (Л. Фейербах, Л. Бюхнер, К.Маркс и Ф. Энгельс). Несмотря на резкую критику с их стороны, нередко основанную лишь на поверхностном знакомстве с материализмом, содержание материалистических идей эти представители усваивали во французской интепрета-ции или же, опираясь на новые естественнонаучные данные, приходили к аналогичным выводам (с. 465—468). Важнейшим вкладом в развитие материалистической теории, в первую очередь благодаря Дидро, отмечает В.Н. Кузнецов, явилась разработка идеи о «продвижении» природы от низших, неорганических форм существования ко все более высоким органическим, а постепенно — к эволюционному «возвышению» вплоть до антропных форм. Это учение, удачно названное автором трансформистским, противостояло фиксистскому воззрению на природу, широко распространенному даже среди естествоиспытателей XVIII в. и тесно связанному с теистическим креационизмом.
В.Н. Кузнецов обратил внимание также на то, что в противовес теологичес-ко-провиденциалистскому пониманию истории французское Просвещение выдвинуло крупную новацию — «философию истории», в которой была сформулирована концепция общественного прогресса.
О влиянии французской философии в целом и персонально Вольтера в фернейский период его жизни на умы европейцев очень емко сказал Ж.А. Кон-дорсе (1743—1794) — видный французский просветитель, которого В.Н. Кузнецов цитирует: «Русская императрица, короли Прусский, Польский, Датский, Шведский интересовались его работами, старались заслужить его похвалу, часто помогали ему в благотворительности. Во всех странах все знатные, все министры претендовавшие на славу, желавшие занимать Европу своим именем добивались одобрения фернейского философа, поверяли ему свои надежды или опасения насчет прогресса разума, свои предположения насчет увеличения просвещения и уничтожения фанатизма» (с. 207).
В третьем разделе — «Немецкая философия» — анализируется состояние философской мысли в Германии в XVIII в. Это самый маленький по объему и содержанию раздел. Предметом анализа являются философские взгляды Г.В.Лейбница (1646—1716), Х. Вольфа (1724—1804) и естественнонаучные идеи «докрити-ческого» периода И. Канта (1724—1804). В.Н. Кузнецов отмечает большую роль Лейбница в создании университетов и учреждений академии. По его проекту в Пруссии была учреждена Берлинская академия наук, и он стал ее первым президентом.
Большое внимание уделяется изложению философских идей немецкого мыслителя. Речь идет прежде всего о монадах, которые Лейбниц рассматривал как субстанции, являющиеся духовными сущностями материальных тел. Такое пони-
мание противопоставлялось главным образом атомизму, утверждавшему, что материальные тела состоят только из неделимых микрокорпускул. Отмечается, что Лейбниц был первым, кто разделил философов на материалистов и идеалистов. К материалистам он причислял всех тех, кто объяснял все сущее в природе исходя из «материальных начал». В античности это были Демокрит и Эпикур, а в новоевропейской философии — Т. Гоббс (1588—1679). Последователи Платона были названы идеалистами поскольку они считали природные явления производными от бестелесных «идей». Анализируя гносеологические идеи немецкого мыслителя, В.Н. Кузнецов отмечает их общий когнитивистский смысл. Объяснялось это тем, что Лейбниц был твердо убежден в силе своей «монадологии», способной разрешить все проблемы, поставленные прежними философами и его современниками.
Хотя и кратко, но очень содержательно В.Н. Кузнецов анализирует взгляды Вольфа. Исходя из этого анализа, создается впечатление, что научная и просветительская деятельность этого мыслителя была недооценена в отечественной историософии. В.Н. Кузнецову, на наш взгляд, удалось преодолеть этот пробел. При этом в интерпретации российского профессора деятельность Вольфа вызывает неподдельную симпатию. Вольфовская философия характеризуется тем, что она была учением не только о душе и Боге, но и о природе. Это было одним из решающих факторов, обеспечивших широкое распространение его учения в Германии, в том числе в университетах. Даже сам Кант в течение нескольких лет в своей преподавательской деятельности опирался на вольфианские идеи. Огромным было влияние идей Вольфа на преподавание философии в российских университетах в ХУШ в., а в духовных академиях еще и в Х1Х в.
В.Н. Кузнецов ставит в заслугу Вольфу и то, что ему первому из новоевропейских философов удалось внедрить свое учение (и ассимилированные в него положения лейбнизма) в университетское образование и вытеснить из него схоластику (с. 509).
Раздел о немецкой предклассической философии завершается небольшой, но весьма содержательной главой о Канте. Анализ его космогонической гипотезы свидетельствует о том, что ее нельзя, как это традиционно считалось, толковать в духе материалистического понимания природы. В.Н. Кузнецов обращает внимание на то, что Кант, в отличие от античных атомистов, рассматривал материальные частицы как сотворенные Богом и движущиеся по установленным им законам механически. Такой подход представляется вполне оправданным, поскольку философские идеи этого мыслителя обстоятельно проанализированы в первой из рецензируемых книг.
Подводя общий итог рецензирования книг В.Н. Кузнецова, можно с уверенностью утверждать, что российское философское сообщество в лице студентов, аспирантов, преподавателей, а также всех тех, кто не безразличен к науке о мудрости и знании, получили в свое распоряжение произведения, которые помогут им глубже познакомиться с философскими истинами, методологией познания и поднять на новый уровень понимание тех процессов, которые происходят в окружающем нас мире.
В.Ф. Титов
