CC BY
74
DOI 10.185722/2500-3224-2021-4-248-262 УДК 93/94
шш
«НЕЛИБЕРАЛЬНЫЙ» СОВЕТСКИЙ ЧЕЛОВЕК: ИДЕАЛ ВСЕСТОРОННЕ РАЗВИТОЙ ЛИЧНОСТИ В ЭПОХУ ПОЗДНЕГО СОЦИАЛИЗМА
Чернявская Юлия Юрьевна
Университет Ратгерс, Нью-Джерси, США yulia.chernyavskaya@rutgers.edu
Аннотация. В статье рассматривается советский проект создания нового человека в период зрелого социализма через деятельность Всесоюзного общества «Знание» - официальной и массовой организации советской интеллигенции, призванной распространять научные и политические знания среди населения СССР. Анализируя интервью с бывшим работником Общества, я обращаюсь к поздне-советскому идеалу гармоничной всесторонне развитой личности и к тому, какое значение этот идеал имел для советских граждан. К 1970-м гг. всесторонне развитая личность, человек, полностью реализовавший весь свой творческий потенциал, оказались в центре советского проекта, стали его самоцелью. Советская идеология уделяла колоссальное внимание «личности социалистического типа» не только на словах: огромные ресурсы были устремлены на воплощение этого идеала в действительность. Зачастую исследователи интерпретируют советский опыт с нормализующей позиции либерального субъекта и не воспринимают официальные государственные институты в СССР как источник смыслов для советских граждан. Статья отмечает ограниченные возможности такого подхода, поскольку проект формирования нового советского человека был эксплицитно не либеральным, и предлагает изучать нового советского человека с «нелиберальной» позиции, то есть на языке самого исторического субъекта.
Ключевые слова: советский человек, субъективность, устная история, поздний социализм, (не)либеральный субъект, пропаганда, знание, образование.
Цитирование: Чернявская Ю.Ю. «Нелиберальный» советский человек: идеал всесторонне развитой личности в эпоху позднего социализма // Новое прошлое / The New Past. 2021. № 4. С. 248-262. DOI 10.18522/2500-3224-2021-4-248-262 / Cherniavskaia Yu.Yu. "Illiberal" Soviet Subject: Soviet Ideal of the Well-Rounded Individual in the Late-Socialist Period, in Novoe Proshloe / The New Past. 2021. No. 4. Pp. 248-262. DOI 10.18522/2500-3224-2021-4-248-262.
© Чернявская Ю.Ю., 2021
"ILLIBERAL" SOVIET SUBJECT: SOVIET IDEAL OF THE WELL-ROUNDED INDIVIDUAL IN THE LATE-SOCIALIST PERIOD
Cherniavskaia Yulia Yu.
Rutgers University, NJ, USA
Yulia.chernyavskaya@rutgers.edu
Abstract. This paper explores the Soviet project of creating a New Man during late-socialism. It focuses on a large and official Soviet learning institution, the Soviet Society for the Dissemination of Knowledge (Znanie, [English: "Knowledge"]). Znanie was a mass organization of Soviet intelligentsia that popularized and disseminated knowledge across the USSR. Analyzing an interview with a former Znanie activist, I examine the late-Soviet ideal of harmonious and well-rounded individual as a source of intense meaning. By the 1970s, a well-rounded person able to fully realize their creative potential became the focus and the end goal of the Soviet project. Soviet ideology was massively invested into creating "an individual of a socialist type" in terms of effort and allocated resources. Oftentimes, scholars interpret the Soviet experience from an assumed liberal standpoint, and do not regard official state institutions in the USSR as sources of meaning for ordinary citizens. The paper challenges this approach by exploring how late-Soviet ideology produced explicitly non-liberal subjects, and seeking to treat them on their own terms, without a priori distinguishing between private and public spheres, authentic belief and inauthentic posturing.
Keywords: New Soviet Man, subjectivity, oral history, late-socialism, (il-)liberal subject, propaganda, knowledge, education.
В своей книге «Время сэконд хэнд» из документально-художественного цикла «Голоса Утопии» Светлана Алексиевич запечатлела момент распада Советского Союза в начале 1990-х гг. в записях многочисленных бесед с бывшими гражданами СССР -«участниками социалистической драмы». «Безумный план» коммунизма переделать «старого» человека в нового - это «может быть, единственное, что получилось» за семьдесят лет советской власти, по мнению Алексиевич. Автор относится к этому проекту «выведения нового типа человека» в «лаборатории марксизма-ленинизма» без симпатии, полученный результат называет «homo soveticus» - человек, живущий в иллюзии, сросшийся с государством, не замечающий своего рабства и даже любящий его [Алексиевич, 2013, с. 7-8]. И тем не менее некоторые из «голосов», которые Алек-сиевич поместила в свою книгу, проникнуты чувством утраты и горести по исчезнувшей цивилизации и ее гуманистическим идеалам нового человека. Например, одна из ее собеседниц выразила разочарование в том, что читающий «приличный» человек куда-то исчез или стал не нужен с приходом капитализма, а вместо него появились агрессивные и эгоистичные люди: «Книги разочаровали. Полное разочарование. Стало уже неприлично задавать вопрос: "А что ты сейчас читаешь?» ... Куда-то исчезли приличные люди. Всюду локти и зубы». Другой собеседник Алексиевич похожим образом говорит о том, что человеческое в человеке стало определяться не образованием и знанием гуманитарных наук, а деньгами: «Откуда-то появились совсем другие люди - молодые ребята в малиновых пиджаках и с золотыми перстнями. И с новыми правилами игры: деньги есть - ты человек, денег нет - ты никто. Кому это интересно, что ты Гегеля всего прочитал? "Гуманитарий" звучало как диагноз» [Алексиевич, 2013, с. 21, 23]. В этих словах звучит разочарование в том, что наличие денег, способности пробиваться «зубами» и «локтями», а не прочитанные книги и знание гуманитарных наук определяют ценность человека, и главным вопросом стал вопрос «Сколько у тебя денег?», а не «Что ты читаешь?». Эти и другие интервью Алексиевич отражают растерянность в новых условиях постсоветского общества, когда гуманистические советские идеалы и ценности внезапно потеряли свою силу. Один из этих идеалов, утрата которого болезненно переживалась некоторыми героями интервью Алексиевич в 1990-е гг., а также героями интервью, проведенных мною в 2020-2021 гг. - это проект создания нового советского человека, главным воплощением которого в поздний советский период стал идеал гармоничной всесторонне развитой личности.
В этом небольшом эссе я попытаюсь ответить на некоторые из вопросов нашей дискуссии, опираясь на прочтение одного из интервью, записанных мною в рамках моего исследования. В своем исследовании я рассматриваю позднесоветский идеал гармоничной и всесторонне развитой личности и то, как он воплощался на практике в работе Всесоюзного общества «Знание» - массовой организации советской интеллигенции по популяризации всех отраслей науки, политических знаний, культуры и искусства среди населения Советского Союза в послевоенное время и до распада СССР в 1991 г. Прежде чем приступить к этим материалам, я бы хотела обсудить, как в современных исследованиях освещаются вопросы формирования советского человека и социалистического типа личности в послевоенные годы и в эпоху позднего социализма.
Мы довольно много знаем о проекте нового советского человека в контексте революций 1920-х и 1930-х гг. благодаря многочисленным исследованиям историков, антропологов, социологов и политологов. В их работах воссозданы дискуссии революционных лет о том, каким должен был стать человек нового типа, как формировался этот человек в 1930-е гг., какой была его система ценностей и смыслов, как он взаимодействовал с идеологией и т.д. [Kotkin, 1995; Hanson, 1997; Kharkhordin, 1999; Halfin, 1999; Hellbeck, 2006]. Подобная по масштабу и результатам работа по осмыслению концепции и понятия новый советский человек для более поздних периодов советской истории еще только ожидает своих исследователей. Таким образом, остается открытым вопрос о том, насколько исследователи позднего социализма могут опираться на результаты и теоретические рамки, предложенные в работах, посвященных первым десятилетиям советского проекта формирования нового человека. Как убедительно показала Анна Крылова, в историографии сложился устойчивый нарратив, который подразумевает, что фундаментальные идеологические основы, заложенные большевиками в проект создания нового человека в послереволюционные годы, остались по большому счету неизменными до распада Советского Союза и стагнировали вместе с советским проектом в целом. При этом идеологический проект создания советского человека после войны остался малоизученным, так как исследователи некритично экстраполировали антииндивидуалистский и коллективистский культурный сценарий большевиков, наиболее авторитетно описанный Стивеном Коткиным, на более поздние периоды [Krylova, 2014]. В частности, как отмечает Крылова, ставшие главным языком анализа для историков и антропологов категории Коктина не всегда в состоянии объяснить того, почему и каким образом дискурс коллективизма и антииндивидуализма сменился фокусом на личность и ее внутренний мир, а концепции «личного» и «индивидуального» стали предметом постоянного внимания как в частной, так и в публичной, официальной сферах уже в 1930-е гг., и особенно в послевоенное время [Бибков, 2014; Pinsky, 2017; Clark, 2011]. В связи с этим мы еще недостаточно понимаем, как именно идеал нового советского человека, сформулированный в 1920-е гг., трансформировался в последующие десятилетия и как менялось отношение к нему. Или же, наоборот, этот идеал еще более кристаллизовался и солидифицировался, как, например, утверждает Олег Хархордин в своей книге «Обличать и лицемерить»? Каким должен был стать идеальный советский человек после того, как он уже был создан? Как создавался новый человек в эпоху позднего социализма? Как обычные советские люди взаимодействовали с идеалом нового человека? В чем заключалась важность гуманитарного знания в советской идеологической концепции нового человека и почему эта важность исчезла с распадом СССР, о чем в частности свидетельствуют интервью Алексиевич, приведенные выше?
Другая тенденция в современной историографии состоит в том, что многие исследователи позднесоветского периода неизбежно приходят к выводу о крахе советского проекта в целом и проекта создания нового человека в частности (или о том, как попытки воплотить идеал в реальность привели к противоположным
результатам). Так, например, Виктория Смолкин пишет о том, что одна из важнейших задач советского проекта создания нового человека - формирование у него атеистического мировоззрения - в итоге так и не была реализована, Алексей Юрчак - о том, что «нормальные советские люди» не стали сознательными активистами и строителями коммунизма, а, наоборот, оказались довольно равнодушными к идеологическим лозунгам и призывам, Марк Липовецкий - о том, что у советской власти не получилось создать альтернативу либеральному субъекту, и т.д. [Smolkin, 2018; Юрчак, 2014; Lipovetsky; 2013]. В результате при разговоре о советском человеке мы зачастую оказываемся в трудном положении, между двумя крайностями: гуманистическим идеалом трансформации человека для создания более счастливого и справедливого социалистического общества и зачастую уродливым результатом воплощения этого идеала в советской практике зрелого социализма [Soboleva, 2017]. В позднее советское время результатом усилий создания нового человека стал homo sovieticus, «совок» или даже «гомосос» - с такими устойчивыми негативными чертами, как безынициативность и безразличие, зависимость от власти и постоянное стремление уйти во «вненаходимость», циничность и повседневное двоемыслие, «военная психология», незамечание собственного рабства и даже любовь к нему [Зиновьев, 1986; Левада, 1991; Юрчак, 2014; Алексиевич, 2013]. Такое представление о целом советском поколении, которое иногда видится как ненужное и испорченное, существует и сегодня1.
В результате советская идентичность и субъективность после Сталина зачастую редуцируются к некоторому уходу советского человека во «внутреннюю эмиграцию», его превращение в «человека в футляре», занятого поиском пространств, свободных от государственной идеологии, будь то прослушивание «радиоголосов», работа в кочегарках, разговоры на кухнях или даже просто дружба. (Про дружбу как способ уйти от официальной советской идеологии или даже противостоять ей см.: [Kharkhordin, 1999, p. 317-318; Fürst, 2006].) Такой односторонний подход основан на нормализованной позиции либерального субъекта, перенесенной на социалистическое общество. Стремясь «нормализовать» жизненный опыт человека в социалистическом государстве, многие исследования последних лет непропорционально фокусируются на либеральных категориях и понятиях, таких как, например, приватность и личная жизнь (privacy/intimacy), консьюмеризм, сопротивление государству (resistance), гражданское общество и т.д. [Bren, 2010; Mclellan, 2011; Ghodsee, 2018; Ivanova, 2017; Chernyshova, 2013; Kozlov, 2002; Waldstein, 2008]. Проецируя эти понятия на эксплицитно нелиберальное общество, основанное на других идеалах и категориях, исследователи нормализуют опыт «обыкновенного советского человека», показывая, что он, как и понятный нам либеральный субъект, мог жить наполненной и счастливой жизнью вопреки советскому государству (например, создавая сообщества, параллельные государству, вне официальной идеологии, или
1 Например, один из моих информантов, бывший популяризатор науки в Грузинской ССР, говоря о реформах Саакашвили в Грузии, сказал: «Он [Саакашвили] сказал, что тот, кто родился в Советском Союзе - их надо слить. И практически всех... ну вот так, не надо этих людей. За пятьдесят кто был - всех уволили».
участвуя в теневой экономике). Таким образом, поиск фрагментов автономного (прото-) либерального субъекта стал центральной повесткой в историографии, в которой советский человек зачастую становится «нормальным», если он приобретает знакомые качества либерального индивида (об этом подробнее, и особенно касательно исследований эпохи сталинизма, см.: [Krylova, 2000, p. 120]).
Эта либеральная парадигма справедливо описывает многие качества и опыт советских людей в позднем СССР но тем не менее ее возможности для исследователей ограничены, потому что она упускает из вида «нелиберальность» советского субъекта, и с ее помощью сложнее объяснить, например, чувство утраты и сожаления героев Алексиевич о том, что с распадом СССР наличие денег и возможности покупать становится важнее гуманитарного знания и полностью прочитанных томов Гегеля. Для нормализации советского опыта и советского человека, однако, не обязательно рассматривать его с либеральной позиции - в пространствах, скрытых от государственной идеологии, в сообществах, так или иначе сопротивлявшихся или не поддающихся этой идеологии (диссиденты, хиппи, сектанты и т.д.). Вместо этого (или в дополнение к этому) мы можем обратиться к официальной советской идеологии и к тому, как советская пропаганда воспроизводила дискурс создания советского человека в эпоху позднего социализма. Исследователи зачастую не воспринимают этот дискурс всерьез, т.к. он представляется слишком окостеневшим и ритуализированным [Юрчак, 2014]. Тем не менее я предлагаю обратить внимание именно на официальную и идеологическую массовую организацию - Всесоюзное общество «Знание», через деятельность которой, я думаю, мы можем лучше понять советский гуманистический идеал (всесторонне развитой) личности и то, какое значение он имел для граждан СССР. Стоит также обратить внимание на то, что концепция «советский человек» в данном случае -это не каждый конкретный человек из множества различных людей, проживавших в Советском Союзе, а советский идеал и проект, к которому апеллировало «Знание» и другие исторические субъекты, как, например, бывшие лекторы Общества. Следуя этому идеалу, Советское государство объявило своей миссией сформировать каждого советского гражданина как носителя высокой сознательности, культуры и знания. Формирование всесторонне развитого человека было объявлено самоцелью коммунистического строительства и главным гуманистическим смыслом коммунизма [Константинов, 1976, с. 15-26; Волков, 1973]1. Общество «Знание» стало массовой советской организацией, которая транслировала идеал культурного, начитанного, хорошо образованного человека каждому советскому гражданину и стремилась сделать каждого всесторонне развитым человеком2. Поиск этого
1 Так, например, статья 20 Конституции СССР 1977 г. гласила: «В соответствии с коммунистическим идеалом "Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех" государство ставит своей целью расширение реальных возможностей для применения гражданами своих творческих сил, способностей и дарований, для всестороннего развития личности».
2 Только в 1977 году Общество «Знание» организовало 25,5 млн лекций по различным отраслям знаний, с суммарной аудиторией более миллиарда человек, что означает, что в среднем обычный советский человек посещал лекции Общества 4 раза в год. См: [Ордена Ленина..., 1978, с. 8].
идеала оказал влияние на жизни миллионов советских людей, и расставание с ним в 1990-е гг. оказалось болезненным для многих. Одним из свидетельств того, что идеал нового, осознанного и самореализованного человека оставил продолжительный отпечаток в жизни людей, которые занимались его претворением на практике, могут быть интервью с бывшими лекторами и работниками Всесоюзного общества «Знание».
В июне 2021 г. я встретилась с Нино в кафе в здании Грузинской академии наук на проспекте Руставели. «Я была рада, что вы позвонили и сказали, что интересуетесь этим вопросом», - сказала Нино во время нашего разговора. В 19701980-е гг. Нино работала референтом и лектором республиканского отделения Всесоюзного общества «Знание» Грузинской ССР при Академии наук. В Академии Нино занималась организацией лекций для сотрудников Президиума АН, академиков и профессоров, преподавателей университетов, подбирала лекторов среди «целой армии профессоров» для чтения публичных или заказанных различными предприятиями лекций. Нино также читала лекции о литературе и грузинском языке в техникумах, школах, дворце молодежи. По словам Нино, самым ценным в работе Общества «Знание» было предоставление возможности духовного развития для всех, кто приходил в лекторий Общества послушать лекции на самые разные темы - о международном положении, литературе, геологии или музыке. «У нас были очень хорошие лекторы, прямо уникальные, они знали, как с аудиторией общаться, - вспоминает Нино и добавляет: - А сейчас говорить не могут, вот когда выступают по телевизору - слушать не хочется». Нино с ностальгией вспоминает о лекторах из Академии наук и о лекциях в Обществе, которые она не только организовывала, но и посещала сама. Эти лекции, в представлении Нино, обладали огромной ценностью для всего советского общества, потому что несли в себе абсолютное и универсальное благо для человека - знания, или, в формулировке Нино, духовное богатство. Нино рассказывает, что лекторий Общества в центре Тбилиси был всегда заполнен благодарными слушателями, которые приходили после работы или учебы, чтобы узнать что-то новое. «После этих лекций, -рассказывает Нино, - они звонили нам, что вот какое духовное богатство приняли, что как они летают на седьмом небе - вот так да, они звонили и благодарили нас, это было так хорошо». По мнению Нино, «Знание» и знания помогали людям становиться лучше, «гораздо более похожее на человека»: «Тогда вот хотели не хотели, быть может не сознательно, но это Общество помогало людям развиваться, лучше становиться». Знания, в которые Нино включает научные, политические и самые важные для нее - гуманитарные знания, являются настоящим «духовным богатством» и способны трансформировать человека, делая его «лучше». «Хотели не хотели, быть может не сознательно» - эти слова отражают понимание знания (научного и культурного) как абсолютного добра, наделенного имманентной способностью менять людей к лучшему.
В этом понимании роли знания для человека Нино выразительно транслирует советский идеал, которому служило и само Общество: идеал формирования
всесторонне развитой личности с помощью знаний и приобщения к богатствам и достижениям человеческой культуры1. Общество «Знание» ставило одной из своих важнейших задач «духовное возвышение личности» и считало, что «без высокого уровня культуры, образования, общественной сознательности, внутренней зрелости людей коммунизм невозможен», поэтому «формирование нового человека является не только результатом, но и важнейшим условием строительства нового общества» [ГАРФ, ф. Р-9547, оп. 1, д. 3940, л. 21; ЦГАМО, ф. П-1152, оп. 1, д. 64, л. 21]2. Мечта о том, что каждый советский человек начнет испытывать потребность стать всесторонне развитой и «духовно возвышенной» личностью, читается, например, в воспоминаниях К. Ильинича о создании одного из первых в стране сельских народных университетов культуры в районном центре Урене Горь-ковской области в начале 1960-х: «Нужно зажечь в них [колхозниках и рабочих] негасимое желание - знать! Чтобы каждый колхозник ни одного дня не мог жить, не узнав нового, чтобы он шел в кино, на лекцию, больше выписывал газет и журналов» [Ильинич, 1965, с. 18]. Новое знание и приобщение к всемирной культуре видится как жизненная необходимость (без него невозможно прожить и дня) или как средство для того, чтобы, словами Нино, стать «более похожее на человека». Еще одним ярким примером понимания знания как насущной потребности советского человека служит выступление одной из докладчиц на семинаре Общества по «проблемам образования трудящихся» в 1976 г.: «Общество "Знание". интенсивно трудится над развитием потребностей человека, чтобы он чувствовал потребность общения с наукой, искусством, чтобы испытывал голод в знаниях и голод в культуре. Цель нашей деятельности - возбудить в человеке желание пойти на концерт симфонической музыки, в театр, взять в руки томик поэзии, просто так, для себя, для своего удовольствия» [ГАРФ, ф. Р-9547, оп. 1, д. 2519, л. 50].
Такое представление о советском человеке стало неотъемлемой частью официальной пропаганды советского образа жизни и формирования нового типа личности в эпоху позднего социализма. «Главной осью социалистической общественной системы является человек, растущий как творческая, духовно богатая личность, получающий разностороннее гармоничное развитие», - читаем в одном из отчетов отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС в апреле 1978 г. [РГАНИ, ф. 5, оп. 73, д. 251, л. 16]. «Богатый духовный мир советского человека с его высокими интеллектуальными потребностями и интересами» для пропагандистов из ЦК виделся необходимым условием для построения коммунизма [РГАНИ, ф. 5, оп. 73, д. 251, л. 16]. Для Нино это необходимое условие того, чтобы в принципе
1 Одним из примеров советского представления о том, что образование, приобщение к знаниям делает людей лучше, может служить культовый советский сериал «Семнадцать мгновений весны», в котором такие лидеры нацистов, как Геббельс, Гиммлер, Геринг и другие, представлены как не имеющие высшего, а иногда даже оконченного среднего образования (что не соответствовало действительности). В советском понимании, образованный человек не мог стать нацистом, т.к. образование только улучшает и развивает людей, что неизбежно отвернуло бы их от идеологии фашизма.
2 Подобными формулировками пестрят стенограммы заседаний Общества, отчеты и доклады на собраниях Общества.
быть человеком: «Человека, который не думает о своем душевном развитии, я не считаю человеком». В советском проекте создания личности нового типа духовное развитие, о котором говорит Нино - с помощью гуманитарного знания - было одним из самых важных компонентов. Предполагалось, что каждый советский человек, инженер, хирург, рабочий или колхозник, должен стремиться к всестороннему развитию, к пониманию и изучению мирового культурного наследия. Образ простого советского человека, знающего наизусть произведения поэтов Латинской Америки, или разбирающегося в искусстве Средневековой Европы, или увлекающегося классической музыкой, активно транслировался Обществом «Знание», в советских молодежных журналах или литературе о самовоспитании. Так, например, в одной из брошюр серии Госполитиздата «Личность. Мораль. Воспитание», выходившей с 1979 по 1991 г., следующим образом описан повседневный диалог в вагоне поезда: «Совсем недавно в вагоне поезда я разговорился с пассажиром - соседом по купе о живописи классической и современной. Я был поражен глубиной его познаний. Хотя я сам интересуюсь этим - рисую и много читаю о живописи, - почувствовал, что отстаю от спутника в объеме знаний. Я подумал, что имею дело с искусствоведом, и спросил его об этом. Он рассмеялся и ответил: "Я слесарь Кировского завода"» [Ковалев, 1983, с. 41]. Образ слесаря завода, которого невозможно отличить от искусствоведа, ярко демонстрирует то, как виделся идеал всесторонне развитой личности, воплощенный на практике.
Для Нино приобщение к знаниям и культуре на лекциях Общества стимулировало высокие интеллектуальные потребности и интересы, возвышало человека, даже если это происходило по принуждению. «Хотели не хотели» можно отнести не только к результату деятельности Общества в деле формирования нового человека, но и к самому человеку, который «хотел не хотел», но становился лучше. «"Они добровольно приходили, слушали эти лекции. Некоторых, правда, держали, вот не пускали с работы, бывало такое тоже. - рассказывает Нино. -Ну час надо сидеть на лекции. Ну они тоже, которые не самовольно заходили, потом услышали что-то новое, что-то хорошее. Быть может, не всегда, но часто услышали такое. И они немножко выше стали, чем были. Что-то узнали, что-то научились. А щас что?" - "А что щас?" - "Щас кошмар"». Знание само по себе, вне зависимости от интенции Общества или самого человека, для которого это знание транслировалось, как универсальное благо, делало человека выше и лучше -или просто делало его человеком. «[Эта организация] приносила, правда, распространяла знания, чтобы человек стал нормальным человеком. А то если мы думаем только кушать и пить, что получается? Чем от животных отличаемся? ... Сейчас многие думают только об этом, и для меня, например, это ужасно. Своим детям все время говорю - читайте много, учитесь», - рассуждает Нино. В этих рассуждениях, 30 лет спустя после распада СССР, слышится разочарование в том, что желание знать и духовно развиваться заменились желанием материального. «Щас кошмар» - перекликается с героями Алексиевич, которые стали свидетелями того, как слово «гуманитарий» в 1990-е гг. трансформировалось из ценности в
«диагноз», то есть в обозначение человека неуместного, не умеющего делать ничего, кроме как «держать томик Мандельштама в руках» [Алексиевич, 2013, с. 24]. «Сейчас все зависит от денег, деньги все хотят зарабатывать, не знаю, что сейчас осталось.» - добавляет Нино. Нино рассматривает именно гуманитарное знание как базовую необходимость для духовного развития человека. «И поэзию, и литературу, и историю, и архитектуру - нельзя такое отрицать», - говорит она. Нино считает, что в советское время и благодаря Обществу «Знание» были созданы условия для такого развития, и этому уделялось очень много внимания. «Тогда правда и журналы и газеты были, у нас полно переводили и зарубежных авторов, полно было, щас... щас стараются, чтобы наши вышли за рубежом, а чтобы.» -Нино не заканчивает это предложение, но в ее словах можно услышать чувство сожаления о том, что в советское время на грузинском языке можно было читать всемирную литературу, а теперь, по ее мнению, это перестало иметь важность, и на повестке дня перевод грузинских авторов, чтобы о них узнали за пределами Грузии. Без знания о культуре и искусстве, по мнению Нино, невозможно представить не только «нормального» или «настоящего» человека, но и общество в целом. Общество «Знание» давало возможность приобщиться к мировой культуре, узнавать о жизни, культуре и искусстве других народов, что, по ее мнению, способствовало взаимопониманию между людьми, «потому что если мы не знаем культуру других - как будем дружить с другими? Один человек не может. без соседей можете вы жить?».
В словах Нино отчетливо слышится разочарование в том, что ценности, которые имели крайне важное значение в то время, когда она работала в Обществе «Знание» (1970-1980-е гг.), перестали быть востребованными в современной Грузии. Многие свои высказывания о том, как «было хорошо», Нино заканчивает тем, как стало сейчас: лекторы умели интересно рассказывать и вдохновлять аудиторию, а теперь «слушать не хочется»; люди становились лучше и выше, приобщаясь к новым знаниям и «духовному богатству», а сейчас многие думают только о том, чтобы «кушать и пить» и зарабатывать деньги; существовало огромное количество книг и журналов, рассказывавших о мировой культуре на грузинском языке, а сейчас стало важным рассказать миру о грузинской культуре; раньше «думали о человеке», а сейчас «кошмар». В этом ностальгическом нарративе Нино выразительно проглядывает советская система ценностей и «нелиберальный» советский человек. Человек, которого современные исследователи, смотрящие сквозь призму либерального субъекта, зачастую не принимают во внимание. В понимании Нино либеральная эпоха, в которую вошла Грузия после распада СССР, тоже отвергла эти ценности, заменив человеческое «политическим». «Надоела эта политика», - говорит Нино. - «Дайте мне по-человечески, по-человечески жить. Человек не только политик. Политика потом получается, когда я развита по какому-то вопросу, что-то понимаю, что-то знаю - потом политика». Нино считает, что «политика» мешает людям относиться друг к другу «по-человечески», мешает дружбе между народами разных стран, в частности между Россией и Грузией. «Главная миссия человечества - чтобы мы общались и дружили, - говорит
Нино. - Надо беречь себя и других, чтобы сохранить и землю, и жизнь, и радость, и все хорошее. Через культуру, через литературу. Через искусство». В ее понимании, Общество «Знание» служило именно этим «человеческим» ценностям. Идея о том, что государство с помощью такой организации, как Общество «Знание», должно заниматься возвышением и улучшением человека, едва ли является близкой для автономного либерального субъекта. Для Нино же это залог движения общества вперед. «Лучше, чтобы была такая организация, которая будет работать на просвещение людей, надо государству думать об этом», - считает она, потому что иначе «не получится у нас ничего». Таким образом, в ее понимании, Общество «Знание», просвещая людей, делая их культурнее, образованнее, «человечнее», тем самым заботилось о будущем человечества в целом. Нино наделяет этими смыслами и свою собственную работу в Обществе, рассматривая свой труд лектора и организатора лекций как небольшой, но посильный вклад в создание лучшего человека и общества. «Не будет смешным вам, если скажу, что один кусочек моей работы тоже было в том, - сказала она в самом конце нашей беседы. - Хоть мало-мало, но что-то я старалась тоже, чтобы люди были хорошие».
Несмотря на то, что Общество «Знание» было многомиллионной организацией, находилось в самом центре позднесоветской идеологической машины и курировалось отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, история этого Общества и людей, которые в нем работали, осталась незамеченной для исследователей позднего социализма. На мой взгляд, это объясняется чрезмерным вниманием к более понятным нам либеральным категориям и ценностям. Как показала Полли Джонс, даже если в некоторых исследованиях анализируется значение «личности» и «индивидуальности» в послевоенное время, зачастую это видится как признак автономии или некоторой отстраненности от советской идеологии и советских ценностей. В связи с этим центральность личности, человека, индивида в официальном советском дискурсе часто совершенно игнорируется [Jones, 2019, p. 15-16]. Тем не менее именно к 1970-м гг. всесторонне развитая личность, человек, полностью реализовавший весь свой творческий потенциал, оказались в центре советского проекта, стали его самоцелью. Советская идеология уделяла колоссальное внимание «личности социалистического типа» - не только на словах: огромные ресурсы были устремлены на воплощение этого идеала в действительность. Разумеется, индивидуальный опыт взаимодействия Нино с этим идеалом не может быть использован для какого-либо обобщения и генерализации о «советском человеке» в целом или даже о лекторах Общества «Знание» в частности. Тем не менее Нино, впитавшая в себя советские представления о том, каким должен быть «нормальный» человек и как он должен духовно развиваться, становиться лучше, даже если против своей воли, является одним из примеров того, насколько глубоким и продолжительным оказалось влияние этого идеала на советское общество. Изучение подобного опыта с «нелиберальной» позиции, то есть на языке самого исторического субъекта, является необходимым для более полного понимания проекта формирования нового советского человека.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Алексиевич С.А. Время сэконд хэнд. М.: Время, 2013. 510 с. Бикбов А.Т. Грамматика порядка: Историческая социология понятий, которые меняют нашу реальность. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014. 432 с. Волков Ю.Г. Всесторонне развитая личность как категория научного коммунизма. Автореф. дис. ... канд. филос. наук. Ростов-на-Дону, 1973. 20 с. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-9547. Оп. 1. Д. 2519. ГАРФ. Ф. Р-9547. Оп. 1. Д. 3940.
Зиновьев А.А. Гомо советикус. М.: Моск. рабочий, 1986. 412 с.
Иванова А.С. Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР. М.:
Новое литературное обозрение, 2017. 297 с.
Ильинич К.М. Народные университеты на селе. Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1965. 88 с.
Ковалев А.Г. Личность воспитывает себя. Серия Личность. Мораль. Воспитание. М.: Политиздат, 1983. 256 с.
Константинов Ф.В. Закономерности формирования всесторонне развитой личности // Философия и современность. К 75-летию лауреата Государственной премии академика Марка Борисовича Митина. М.: Наука, 1976. 247 с.
Ордена Ленина Всесоюзное общество «Знание»: краткие сведения. М.: [б.и.], 1978. 15 с.
Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 5. Оп. 73. Д. 251. Советский простой человек: Опыт социального портрета на рубеже 90-х. Отв. ред. Левада Ю.А. М.: Мировой океан, 1999. 299 с.
Центральный государственный архив Московской области (ЦГАМО). Ф. П-1152. Оп. 1. Д. 64.
ЮрчакА. Это было навсегда, пока не кончилось: последнее советское поколение. М.: НЛО, 2014. 661 с.
Bren P. The Greengrocer and His TV: The Culture of Communism after 1968 Prague Spring. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2010. 264 p.
Chernyshova N. Soviet Consumer Culture in the Brezhnev Era. London: Routledge, 2013. 280 p.
Clark K. Moscow the Fourth Rome: Stalinism, Cosmopolitanism and the Evolution of Soviet Culture, 1931-1941. Cambridge, Mass.; London: Harvard univ. press, 2011. 420 p. Fürst Ju. "Friends in Private, Friends in Public: the Phenomenon of the Kompaniia Among Soviet Youth in the 1950s and 1960s // Borders of Socialism: Private spheres of Soviet Russia. Ed. by L. Siegelbaum. New York; Basingstoke, Hants.: Palgrave Macmillan, 2006. Pp. 229-249.
Ghodsee K. Why Women Have Better Sex Under Socialism: And Other Arguments for Economic Independence. NY: Bold Type Books, 2018. 240 p.
Halfin I. From Darkness to Light: Class, Consciousness, and Salvation in Revolutionary Russia. Pittsburgh (Pa): Univ. of Pittsburgh press, 1999. 474 p. Hanson S.E. Time and Revolution: Marxism and the Design of Soviet Institutions. North Carolina: University of North Carolina Press, 1997. 276 p.
Hellbeck J. Revolution on My Mind: Writing a Diary under Stalin. London: Harvard university press, 2006. 436 p.
Jones P. Revolution Rekindled: The Writers and Readers of Late Soviet Biography. New York: Oxford University Press, 2019. 296 p.
Kharkhordin O. The Collective and the Individual in Russia: A Study of Practices. Berkeley: University of California Press, 1999. 406 p.
Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as Civilization. Berkeley: University of California Press, 1995. 639 p.
Kozlov V. Mass Uprisings in the USSR: Protest and Rebellion in the Post-Stalin Years. New York, London: Sharpe, 2002. 351 p.
Krylova A. The tenacious liberal subject in Soviet studies // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2000. № 1(1). Pp. 119-146.
Lipovetsky M. The Poetics of ITR Discourse: In the 1960s and Today // Ab Imperio. 2013. № 1. Pp. 109-139.
Mclellan J. Love in the Time of Communism: Intimacy and Sexuality in the GDR. London: Cambridge University Press, 2011. 250 p.
Pinsky A. The Origins of Post-Stalin Individuality: Aleksandr Tvardovskii and the Evolution of 1930s Soviet Romanticism // The Russian Review. 2017. № 76 (July). Pp. 458-483.
Smolkin V. A Sacred Space is Never Empty: A History of Soviet Atheism. New Jersey: Princeton University Press, 2018. 360 p.
Soboleva M. The Concept of the «New Soviet Man» and its Short History // Canadian-American Slavic Studies. 2017. Vol. 51. № 1. Pp. 64-85.
Soviet Modernity: Stephen Kotkin and the Bolshevik Predicament // Contemporary European History. May 2014. № 23/2. Pp. 167-192.
Waldstein M. The Soviet Empire of Signs: A History of the Tartu School of Semiotics. Saarbrücken: VDM Verlag Dr. Miiller, 2008. 219 p.
REFERENCES
Aleksievich S.A. Vremya sekondkhend [Second hand time]. Moscow: Vremya, 2013. 510 p (in Russian).
Bikbov A.T. Grammatika poryadka: Istoricheskaya sotsiologiya ponyatii, kotorye menyayut nashu real'nost' [Grammar of Order: A Historical Sociology of Concepts That Change Our Reality]. Moscow: Izd. dom Vysshei shkoly ekonomiki, 2014. 432 p. (in Russian).
Volkov Yu.G. Vsestoronne razvitaya lichnost' kak kategoriya nauchnogo kommunizma [omprehensively developed personality as a category of scientific communism]. Avtoref. dis. ... kand. filos. nauk. Rostov-na-Donu, 1973. 20 p. (in Russian). State Archives of the Russian Federation (GARF). F. R-9547. Inv. 1. D. 2519. GARF. F. R-9547. Inv. 1. D. 3940.
Zinov'ev A.A. Gomo sovetikus [Homo sovieticus]. Moscow: Mosk. rabochii, 1986. 412 p. (in Russian).
Ivanova A.S. Magaziny "Berezka": paradoksy potrebleniya v pozdnem SSSR [Shops "Berezka": paradoxes of consumption in the late USSR]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2017. 297 p. (in Russian).
Il'inich K.M. Narodnye universitety na sele [People's universities in the countryside]. Gor'kii: Volgo-Vyat. kn. izd-vo, 1965. 88 p. (in Russian).
Kovalev A.G. Lichnost' vospityvaet sebya. Seriya Lichnost'. Moral'. Vospitanie [The personality educates itself. Series Personality. Morality. Upbringing]. Moscow: Politizdat, 1983. 256 p. (in Russian).
Konstantinov F.V. Zakonomernosti formirovaniya vsestoronne razvitoi lichnosti [Regularities of the formation of a comprehensively developed personality], in Filosofiya i sovremennost'. K 75-letiyu laureata Gosudarstvennoi premii akademika Marka Borisovicha Mitina [Philosophy and modernity. On the occasion of the 75th anniversary of the laureate of the State Prize, Academician Mark Borisovich Mitin]. Moscow: Nauka, 1976. 247 p. (in Russian).
Ordena Lenina Vsesoyuznoe obshchestvo "Znanie": kratkie svedeniya [Order of Lenin AllUnion society "Knowledge": brief information]. Moscow: [S.n.], 1978. 15 p. (in Russian). Russian State Archives of Contemporary History (RGANI). F. 5. Inv. 73. D. 251. Sovetskii prostoi chelovek: Opyt sotsial'nogo portreta na rubezhe 90-kh [The Soviet Common Man: The Experience of Social Portrait at the Turn of the 90s]. Ed. by Levada Yu.A. Moscow: Mirovoi okean, 1999. 299 p. (in Russian). Central State Archives of the Moscow Region (TsGAMO). F. P-1152. Inv. 1. D. 64. Yurchak A. Eto bylo navsegda, poka ne konchilos': poslednee sovetskoe pokolenie [It was forever, until it ended: the last Soviet generation]. Moscow: NLO, 2014. 661 p. (in Russian). Bren P. The Greengrocer and His TV: The Culture of Communism after 1968 Prague Spring, Ithaca, NY: Cornell University Press, 2010. 264 p.
Chernyshova N. Soviet Consumer Culture in the Brezhnev Era. London: Routledge, 2013. 280 p.
Clark K. Moscow the Fourth Rome: Stalinism, Cosmopolitanism and the Evolution of Soviet Culture, 1931-1941. Cambridge, Mass.; London: Harvard univ. press, 2011. 420 p. Fürst Ju. "Friends in Private, Friends in Public: the Phenomenon of the Kompaniia Among Soviet Youth in the 1950s and 1960s, in Borders of Socialism: Private spheres of Soviet Russia. Ed. by L. Siegelbaum. New York; Basingstoke, Hants.: Palgrave Macmillan, 2006. Pp. 229-249.
Ghodsee K. Why Women Have Better Sex Under Socialism: And Other Arguments for
Economic Independence. NY: Bold Type Books, 2018. 240 p.
Halfin I. From Darkness to Light: Class, Consciousness, and Salvation in Revolutionary
Russia. Pittsburgh (Pa): Univ. of Pittsburgh press, 1999. 474 p.
Hanson S.E. Time and Revolution: Marxism and the Design of Soviet Institutions. North
Carolina: University of North Carolina Press, 1997. 276 p.
Hellbeck J. Revolution on My Mind: Writing a Diary under Stalin. London: Harvard university press, 2006. 436 p.
Jones P. Revolution Rekindled: The Writers and Readers of Late Soviet Biography. New York: Oxford University Press, 2019. 296 p.
Kharkhordin O. The Collective and the Individual in Russia: A Study of Practices. Berkeley: University of California Press, 1999. 406 p.
Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as Civilization. Berkeley: University of California Press, 1995. 639 p.
Kozlov V. Mass Uprisings in the USSR: Protest and Rebellion in the Post-Stalin Years. New York, London: Sharpe, 2002. 351 p.
Krylova A. The tenacious liberal subject in Soviet studies, in Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2000. No. 1(1). Pp. 119-146.
Lipovetsky M. The Poetics of ITR Discourse: In the 1960s and Today, in Ab Imperio. 2013. No. 1. Pp. 109-139.
Mclellan J. Love in the Time of Communism: Intimacy and Sexuality in the GDR. London: Cambridge University Press, 2011. 250 p.
Pinsky A. The Origins of Post-Stalin Individuality: Aleksandr Tvardovskii and the Evolution of 1930s Soviet Romanticism, in The Russian Review. 2017. No. 76 (July). Pp. 458-483.
Smolkin V. A Sacred Space is Never Empty: A History of Soviet Atheism. New Jersey: Princeton University Press, 2018. 360 p.
Soboleva M. The Concept of the "New Soviet Man" and its Short History, in Canadian-American Slavic Studies. 2017. Vol. 51. No. 1. Pp. 64-85.
Soviet Modernity: Stephen Kotkin and the Bolshevik Predicament, in Contemporary European History. May 2014. No. 23/2. Pp. 167-192.
Waldstein M. The Soviet Empire of Signs: A History of the Tartu School of Semiotics. Saarbrücken: VDM Verlag Dr. Miiller, 2008. 219 p.
Статья принята к публикации 15.11.2021
