Некоторые юридические коллизии доверительных отношений в договорном праве Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 347.44

КОЛИЕВА А.Э.

НЕКОТОРЫЕ ЮРИДИЧЕСКИЕ КОЛЛИЗИИ ДОВЕРИТЕЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ДОГОВОРНОМ ПРАВЕ

Ключевые слова: доверие; договорное право; доверительные отношения; юридические коллизии, предпринимательская деятельность; договор.

В статье дается характеристика юридических коллизий доверительных отношений по гражданскому законодательству РФ. Дается характеристика взаимоотношений между доверителем и фидуциаром по поводу закрепления отношений доверия.

KOLIEVA, A.E.

SOME LEGAL COLLISIONS RELATED TO TRUST IN CONTRACT LAW

Keywords: trust, contract law, trust relations, legal collisions, entrepreneurial activity, contract

This paper describes the legal trust collisions under the civil legislation of the Russian Federation. It describes the relationship between the principal and the fiduciary on fixing a relationship of trust.

Необходимо отметить тот факт, что, несмотря на довольно незначительную разработанность теорий доверительных отношений, существенную пробельность и коллизионность их нормативно-правового регулирования, последние играют значительную роль в гражданском обороте. Показательной особенностью данного института является, прежде всего, отсутствие ясного механизма по ликвидированию коллизий интересов доверителя и фидуциара. Обращают на себя внимание также значительное законодательное расхождение в порядке исполнения обязанности лично либо с привлечением третьих лиц; отсутствие обязанности знакомить доверителя с информацией, полученной в ходе деятельности, или отсутствие подобной; коллизии в формировании понятия «крупная сделка», а также «аффилированное лицо». В науке гражданского права до сих пор не существует устоявшегося определения понятия доверительных отношений и доверительных сделок как оснований их возникновения. Связано это, прежде всего, с тем, что такие отношения и сделки с присущей им спецификой специально не выделяются позитивным правом для целей правового регулирования.

Об этих отношениях в современной гражданско-правовой науке говорится очень немного и почти исключительно в рамках договора

поручения. В лучшем случае также применительно к смежным с ним договорам. В правовой литературе продолжительное время господствует мнение, что доверительные отношения не имеют распространения в российском праве, являются крайне редкими, в связи с чем их исследование не удостаивается особым вниманием [1].

В то же время, как это ни парадоксально, при рассмотрении конкретных правоотношений зачастую те же самые авторы, которые доказывают редкость доверительных сделок в отечественной правовой системе, пользуются указанием на лично-доверительный характер тех или иных отношений как их неотъемлемый признак, не ограничиваясь правоотношениями из договора поручения и из иных сходных с ним договоров. Причем понятия доверительное и доверительность используются, в большинстве случаев, как синонимы.

Так, например, весьма часто можно встретить указания на лично-доверительный характер отношений, существующих между участниками договора простого или полного товарищества, «исключающий или серьезно ограничивающий перемену участников или уступку ими своего членства», в отличие от отношений, существующих между полными товарищами и вкладчиками в товариществах на вере, а также между участниками хозяйственных обществ, хотя наличие лично-доверительных отношений в хозяйственных обществах также не исключается [2].

Нередко указывается на лично-доверительный характер отношений, присутствующий между участниками договора ренты, в котором доверительность выражается в том, что имущество передается «сегодня», а его эквивалент будет выплачиваться получателю в будущем, в частности на протяжении жизни получателя ренты.

Господствующим мнением также является то, что признаками доверительности составляют, во-первых, лично-доверительный характер отношений; во-вторых, возможность одностороннего прекращения правоотношения без возмещения причиненных таким прекращением убытков; в-третьих, невозможность правопреемства; и, наконец, обязанность личного исполнения принятого на себя обязательства [3].

Однако более внимательное рассмотрение названных признаков позволяет утверждать, что каждый из них в отдельности и все в совокупности могут иметь место в различных правоотношениях, о доверительной природе которых говорить весьма сомнительно.

Так, общее правило о невозможности одностороннего отказа от исполнения обязательства (статья 310 ГК) предусматривает исключения, вовсе не связанные с доверительным характером обязательства. В частности, указывается, что случаи, при которых односторонний отказ от исполнения обязательства могут быть предусмотрены законом, а в обязательствах, связанных с осуществлением предпринимательской деятельности, кроме того и договором. В этой связи, зачастую в литературе прямо отмечается, что

односторонний отказ от исполнения обязательства возможен не только в доверительных, но и в иных правоотношениях, например, в договоре банковского вклада [4].

Аналогичным образом и признак обязательности личного исполнения, в силу статьи 313 ГК, зависит не только от существа обязательства, но может быть предусмотрен законом, иными правовыми актами или договором, а потому также не в состоянии играть решающей роли.

Так, например, если М.И. Брагинский и В.В. Витрянский нашли «определенные основания» для отнесения агентского договора к числу доверительных [5], то, вопреки их мнению, Н.В. Козлова не видит для этого никаких оснований. Прежде всего, потому, что агент может, по общему правилу, заключив субагентский договор, возложить исполнение своих обязанностей на третье лицо, оставаясь ответственным перед принципалом (ст. 1009 ГК РФ) [6].

Наибольший интерес представляет признак невозможности правопреемства в доверительных правоотношениях. Как известно, в большинстве случаев данный признак производен от признака связанности обязательства с личностью кредитора (статья 383 ГК), и запретов перемены лиц в обязательстве относительно личности должника действующее законодательство не устанавливает. Вместе с тем, в судебной практике все отчетливее просматривается тенденция расширительного толкования положений о невозможности перемены лиц в обязательстве, и, как представляется, немалая роль при этом отводится предполагаемому их доверительному характеру. В частности, за последнее время Верховный Суд РФ неоднократно приходил к выводу о том, что «ответственность поручителя возникает тогда и постольку, когда и поскольку заемщик сам не исполняет кредитного обязательства, либо исполняет его ненадлежащим образом». Поэтому, в случае смерти должника по обеспечиваемому поручительством обязательству, и данное поручительство прекращается, как и в случае перевода должником своего долга.

Ясно, что подобные выводы Верховного Суда обусловлены тем соображением, согласно которому поручитель в определенной степени осведомлен об имущественном положении основного должника и о степени его добропорядочности и добросовестности, и именно в силу наличия у него подобной информации он соглашается быть поручителем. При переводе долга, появляется другой должник, относительно которого у поручителя подобная информация может отсутствовать, поэтому поручителю и предоставляется возможность отозвать однажды данное поручительство (пункт 2 статьи 367 ГК). Однако при наследственном правопреемстве хотя и появляется новый должник по обеспеченному поручительством обязательству, но он отвечает ровно в той мере, какова стоимость перешедшего к нему наследственного имущества, то есть ровно также, как смог бы исполнить свое обязательство наследодатель. Поскольку поручитель был осведомлен о степени

имущественной состоятельности наследодателя, трудно понять, почему в этом случае должно прекратиться обязательство по договору поручительства. Если и далее продолжить логику Верховного Суда РФ, то можно утверждать, что взыскание на предмет залога, когда залогодателем является третье лицо (пункт 1 статьи 335 ГК), может быть обращено только в том случае, если должник по основному обязательству сам не исполняет его.

Таким образом, при рассмотрении понятия доверительных правоотношений все упирается в их лично-доверительный характер. Все остальные признаки либо производны, либо зависимы от него. Однако трудно не согласиться с тем, что определенная степень доверия присутствует практически в любом гражданском правоотношении, в особенности договорном. Возникает вопрос: в какой степени доверие должно существовать между сторонами того или иного правоотношения, чтобы оно могло быть причислено к числу доверительных? Ответа на этот вопрос пока не существует, и как следствие в литературе можно наблюдать довольно жаркие дискуссии по поводу того, следует ли относить какие-либо правоотношения к числу доверительных. Так, например, многими авторами было высказано суждение, что правоотношения по договору доверительного управления имуществом являются наглядным примером доверительных отношений, что следует как из самого названия соответствующего договора, так и из того, «что доверительный управляющий должен по общему правилу лично исполнять принятые на себя обязательства по данному договору (пункт 2 статьи 1021, абзац пятый пункта 1 статьи 1024 ГК). По этому поводу М.И. Брагинский и В.В. Витрянский отметили, что «личность доверительного управляющего, конечно же, имеет для учредителя доверительного управления серьезное значение. Это объясняется повышенным риском утраты имущества, передаваемого в доверительное управление, что требует определенного доверия выступающему в качестве доверительного управляющего. Однако речь идет о такой степени риска и такой мере доверия (фактического свойства), которые присущи и многим другим правоотношениям: покупатель, предоставляющий предоплату, или продавец, продающий крупную партию товаров в кредит; владелец счета и вкладчик по депозиту, помещающий свои денежные сбережения в определенный банк; комитент, передавший комиссионеру имущество для реализации, а также субъекты некоторых иных правоотношений в равной мере несут риск утраты своего имущества и должны доверять своим контрагентам. Поэтому лично-доверительный характер правоотношений не может служить квалифицирующим признаком именно доверительного управления имуществом» [7].

Заметим, что подобная точка зрения высказана и развита во многих изданиях [8].

Таким образом, вся суть вопроса при определении доверительных правоотношений сводится именно к «мере доверия» между сторонами, причем каких-либо единиц его «измерения», конечно же, нет. Отсюда, по мнению

одних исследователей, определенное правоотношение характеризуется достаточной «мерой доверия» для признания его в качестве доверительного, тогда как, по мнению других, этому правоотношению может данной «меры» не доставать, а потому оно не должно именоваться доверительным. Указанная научная дискуссия может продолжаться до бесконечности, но ее участники при отсутствии каких-либо четких критериев имеют все основания не соглашаться друг с другом.

В чем же заключается сущность доверительных правоотношений? Имеет ли вообще какой-либо смысл выделение этих правоотношений, если оно, согласно господствующему мнению, зависит не столько от формальных признаков, сколько от содержания фактических отношений, складывающихся между участниками в большинстве аналогичных случаев?

Следует признать, что критерий степени доверия, существующего между участниками того или иного отношения, может представляться определенный интерес исключительно для психологии, в крайнем случае для социологии и иных наук, исследующих общественные явления. Для юриспруденции он представляет весьма отдаленное значение, поскольку она вообще исследует в большей степени формальную сторону общественных отношений, хотя несомненно в определенной степени учитывает при этом и их содержание, но только лишь в определенной степени.

Неюридический характер господствующего подхода весьма наглядно иллюстрируется тем, что он обращает внимание на доверие как на мотив возникновения гражданско-правового отношения. Между тем, им, как правило, не придается юридического значения, за исключением прямо предусмотренных законом случаев, когда имеются скрытые мотивы (например, при заключении мнимых, притворных сделок, а также при заключении сделок под влиянием заблуждения и обмана).

В этой связи, представляется, при исследовании доверительных правоотношений единственно возможным признаком, позволяющим отделить эти отношения от других, может являться только формальный признак, не имеющий своим содержанием какие-либо характеристики фактических общественных отношений. Исследуя ранее историю становления доверительных правоотношений, подчеркивалось, что таким признаком является несовпадение внешней формы и действительного содержания этих отношений. Под доверительными отношениями следует понимать такие отношения, в которых от права отделяется интерес, в чем и заключается несовпадение между формой и содержанием этих отношений.

Однако в современных условиях, когда даже в учебной литературе уделяется непростительно мало внимание знаменитой дискуссии о сущности субъективного права, о соотношении права и интереса, когда в большинстве случаев обсуждается весьма странное понятие «охраняемых законом интересов», без признания за их обладателем субъективного права или какого-либо из элементов правоспособности [9], которое к тому же находит свое

закрепление и в некоторых законодательных актах, представляется, что сформулированное определение на первый взгляд может показаться не столь продуктивным в научном отношении, каким в действительности оно является.

В этой связи, одной из основных задач является разработка стройной системы этих отношений, которая бы, с одной стороны, охватывала собой все их разновидности, а, с другой стороны, учитывала бы специфику каждой из них, создавала тем самым подготовительную почву для установления общих положений об этом институте.

Литература и источники

1. Гражданское право: В 2 т. Т. I. // Отв. ред. Е.А. Суханов. - М., 2002. - С. 337; Гражданское право: В 2 т. Т. II. Полутом 1. / Отв. ред. Е.А. Суханов. - М., 2004. - С. 199; Гражданское право. Ч. I. // Под ред. Ю.К. Толстого, А.П. Сергеева. -М., 1996. - С. 198.

2. Гражданское право: В 2 т. Т. I. // Отв. ред. Е.А.Суханов. - М., 2002. - С. 214, 216, 218-220, 223, 227.

3. Маттеи У., Суханов Е.А. Право собственности и иные вещные права // Основные положения права собственности. - М.: БЕК. 1999. - С. 316-317; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (часть вторая) // под ред. О.М. Козырь, А. Л. Маковского, С.А. Хохлова. - М., 1996. - С. 349; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. Кн. 3 - М., 2007. - С. 348-349; Гражданское право. Ч. I. // Отв. ред. В.П. Мозолин, А.И. Масляев. - М., 2005. - С. 253.

4. Гражданское право. Т. II. Полутом I // Отв. ред. Е.А.Суханов. С. 44.

5. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. Кн. 3. - М., 2007. - С. 481.

6. Козлова H.B. Правосубъектность юридического лица. - М., 2005. - С. 365-367.

7. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Договоры о выполнении работ и оказании услуг. - Кн. 3 - М., 2007. - С. 810.

8. Комментарий части второй Гражданского кодекса РФ для предпринимателей // Под общ. ред. М.И. Брагинского. - М., 1996. - С. 244; Городов О. Доверительное управление исключительными правами // Хозяйство и право. -1999. - № 3, 4; Анисимова Т.В. Доверительное управление на рынке ценных бумаг. Дисс. ... канд. юрид. наук - М., 1999. - С.84; Зубкова Е.В. Доверительное управление исключительными правами. Дисс. ... канд. юрид. наук. - М., 2002. -С.71.

9. Малько A.B., Субочев В.В. Законные интересы как правовая категория. - СПб., 2004; Богатырев Ф.О. Интерес в гражданском праве // Журнал российского права. - 2002. - № 2.

КОЛИЕВА АНГЕЛИНА ЭДУАРДОВНА - кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры предпринимательского и трудового права СевероКавказского горно-металлургического института (государственного технологического университета). Россия, (akolieva@mail.ru) KOLIEVA, ANGELINA E. - PhD in Law, associate professor, associate professor of business and labor law, North-Caucasian Mining and Metallurgical Institute (State Technical University)

УДК 347.243

ТУРИЦЫН А.В.

ПРАВОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕГИСТРАЦИИ ПРАВ НА ЗЕМЕЛЬНЫЕ УЧАСТКИ ИЗ ЗЕМЕЛЬ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОГО НАЗНАЧЕНИЯ И ИХ КАДАСТРОВОГО УЧЕТА

Ключевые слова: право собственности, земельные участки сельскохозяйственного назначения, государственная регистрация прав на земельный участок, кадастровый учёт

Автор анализирует проблему правового обеспечения права собственности на земельные участки сельскохозяйственного назначения. На примерах судебной практики по делам о государственной регистрации прав на земельный участок и их кадастровом учете, обоснован вывод о том, что в настоящее время рамках Федеральной службы государственной регистрации, кадастра и картографии не имеется единой правоприменительной практики по этому вопросу.

TURITSYN, A.V.

LEGAL PROBLEMS OF LAND TRANSFER FROM AGRICULTURAL TO PRIVATE STATUS AND ITS STATE AND CADASTRAL REGISTRATION

Keywords: right to property, agricultural land , the state registration of rights to land, cadastre

The author analyzes the problem of providing legal ownership of agricultural land. Based on examples of judicial practice in cases of state and cadastral registration of rights to own land, the article justifies the conclusion that the current framework of the Federal Service for State Registration, Cadastre and Cartography not a single law enforcement on this issue.

Центральное место в системе субъективных гражданских прав занимает право собственности. Защита этого основополагающего права принципиально важна не только для участников процесса реализации и применения права, но и