CC BY
126
человек напутствуется, снабжается на путь, в дорогу», - объясняет В.И. Даль [7, т. 2, с. 457]. Иными словами, читая словарь, возникает ощутимое движение во времени, так называемое «линейное» время, которое поддерживается также «ходячими речениями», т.е. пословицами и поговорками.
Таким образом, не затрагивая всех глубинных вопросов поэтики Словаря В.И. Даля, а основываясь на сопоставительном анализе его художественного потенциала с академическим
первоисточником всей русской лексикографии в рамках соответствующих эстетических парадигм, можно сделать вывод о том, что «Толковый словарь живого великорусского языка», в отличие от «Словаря Академии Российской», следует признать фактом творческой деятельности и допустить саму возможность рассматривать данный текст с позиций литературоведческого анализа художественного произведения.
Библиографический список
1. Лехциер, В.Л. Феноменология художественного (трансцендентальные основания художественного опыта: дис. ... канд. филос. наук. - Самара, 1998.
2. Байрамукова, А.И. Метапоэтика и металингвистика «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля как толково-энциклопедического феномена: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Ставрополь, 2008.
3. Фархутдинова, Ф.Ф. Лингвокультурологическая дилогия В.И. Даля в парадигме идей и направлений современной русистики: дис. д-ра филол. наук. - Иваново, 2001.
4. Труды Я.К. Грота. Из скандинавского и финского мира (1839-1881). Очерки и переводы. / Я.К. Грот. - СПб., 1898. - Т. 1.
5. Путилина, С.В. В.И. Даль как литератор: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - М., 2008.
6. Попова, Н.В. Авторские отступления в Словаре В.И. Даля» // Русская речь. - 1986. - № 6.
7. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - СПб., 1998.
8. Croce Benedetto. The breviary of aesthetic. - The Rice Instinute Pamphlet 11, 1995, H 4, p. 223. Цит. по: a Prague School Reader on aesthetics. - Literatury Structure and Style. Washington, 1955.
9. Федоров, В. О природе поэтической реальности: монография. - М., 1984.
10. Давыденко, М.В. Художественность как многоаспектный феномен в трудах отечественных философов конца XIX-середины XX века в контексте современной художественной практики: дис. . канд. филос. наук. - Барнаул, 2006.
11. Тюпа, В.И. Парадигмы художественности (конспект цикла лекций) [Э/р]. - Р/д: // http://www.nsu.ru/education/virtual/discours223.htm
12. Аверинцев, С.С. Поэтика древнегреческой литературы. - М., 1981.
13. Словарь Академии Российской: в 6 т. - СПб., 1789-1794.
14. Байрамукова, А.И. «Немецкий словарь» братьев Я. и В. Гримм (Deutsches wцrterbuch) и «Толковый словарь живого великорусского
языка» В.И. Даля: единые лексикографические приоритеты [Э/р]. - Р/д: http://conf.stavsu.ru/
conf.asp?ConfId=119§ionId=143&action=vievreportslist
15. Красушкина, А.В. Художественное единство «человек-вещь» в сборнике «Физиология Петербурга» (становление поэтики натураль-
ной школы): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Череповец, 2008.
Bibliography
1. Lekhcier, V.L. Fenomenologiya khudozhestvennogo (transcendentaljnihe osnovaniya khudozhestvennogo opihta: dis. ... kand. filos. nauk. -Samara, 1998.
2. Bayjramukova, A.I. Metapoehtika i metalingvistika «Tolkovogo slovarya zhivogo velikorusskogo yazihka» V.I. Dalya kak tolkovo-ehnciklopedicheskogo fenomena: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Stavropolj, 2008.
3. Farkhutdinova, F.F. Lingvokuljturologicheskaya dilogiya V.I. Dalya v paradigme ideyj i napravleniyj sovremennoyj rusistiki: dis. d-ra filol. nauk. - Ivanovo, 2001.
4. Trudih Ya.K. Grota. Iz skandinavskogo i finskogo mira (1839-1881). Ocherki i perevodih. / Ya.K. Grot. - SPb., 1898. - T. 1.
5. Putilina, S.V. V.I. Dalj kak literator: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - M., 2008.
6. Popova, N.V. Avtorskie otstupleniya v Slovare V.I. Dalya» // Russkaya rechj. - 1986. - № 6.
7. Dalj, V.I. Tolkovihyj slovarj zhivogo velikorusskogo yazihka: v 4 t. - SPb., 1998.
8. Croce Benedetto. The breviary of aesthetic. - The Rice Instinute Pamphlet 11, 1995, H 4, p. 223. Cit. po: a Prague School Reader on
aesthetics. - Literatury Structure and Style. Washington, 1955.
9. Fedorov, V. O prirode poehticheskoyj realjnosti: monografiya. - M., 1984.
10. Davihdenko, M.V. Khudozhestvennostj kak mnogoaspektnihyj fenomen v trudakh otechestvennihkh filosofov konca XIX-seredinih XX veka v kontekste sovremennoyj khudozhestvennoyj praktiki: dis. . kand. filos. nauk. - Barnaul, 2006.
11. Tyupa, V.I. Paradigmih khudozhestvennosti (konspekt cikla lekciyj) [Eh/r]. - R/d: // http://www.nsu.ru/education/virtual/discours223.htm
12. Averincev, S.S. Poehtika drevnegrecheskoyj literaturih. - M., 1981.
13. Slovarj Akademii Rossiyjskoyj: v 6 t. - SPb., 1789-1794.
14. Bayjramukova, A.I. «Nemeckiyj slovarj» bratjev Ya. i V. Grimm (Deutsches worterbuch) i «Tolkovihyj slovarj zhivogo velikorusskogo yazihka» V.I. Dalya: edinihe leksikograficheskie prioritetih [Eh/r]. - R/d: http://conf.stavsu.ru/conf.asp?ConfId=119§ionId=143&action=vievreportslist
15. Krasushkina, A.V. Khudozhestvennoe edinstvo «chelovek-vethj» v sbornike «Fiziologiya Peterburga» (stanovlenie poehtiki na
Статья поступила в редакцию 25.02.2012
УДК 811.11
Osokina N.Y. STUDIES IN GRAMMATICAL METAPHOR IN THE ENGLISH AND THE RUSSIAN LANGUAGES (SIMILARITIES AND DIFFERENCIES). Grammatical metaphor reflects cultural differences in both English speaking and Russian speaking communities. The same covet categories may provide grammatical metaphors of different degree of expressiveness in the Russian and the English languages.
Key words: grammatical metaphor, intentional semantic shift, covet categories, cultural peculiarities.
Н.Ю. Осокина, канд. филол. наук, Санкт-Петербургский гос. университет, E-mail: osnat@inbox.ru
НЕКОТОРЫЕ СЛУЧАИ ГРАММАТИЧЕСКОЙ МЕТАФОРЫ В АНГЛИЦЙСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ: СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ
Этнокультурные особенности англоговорящего и русскоговорящего сообществ могут находить свое отражение в грамматической метафоре. Экспрессивность грамматических метафор на основе одних и тех же скрытых категорий в русском и английском языках может заметно различаться.
Ключевые слова: грамматическая метафора, интенциональный семантический сдвиг, скрытые категории, этнокультурные особенности.
Целью данной публикации является рассмотрение этнокультурных особенностей англоговорящего и русскоговорящего сообществ на примерах грамматической метафоры. В последнее время интерес к вопросам того, как мировосприятие, менталитет народа отражается в языке, привел к появлению целого ряда работ, посвященных описанию ключевых - культороспецифич-ных - слов различных языков [1], сравнению языкового отражения концептов в различных языках [2]. Как отмечают исследователи, наиболее ярко особенности языковой картины мира проявляются в лексике, а анализ и сопоставление ключевых слов различных культур может убедительно показать культурные сходства и различия. Вместе с тем, не вызывает сомнения то, что этнокультурные особенности проявляются и в грамматике, поскольку культурные особенности, особенности менталитета не могут не влиять на то, как происходит оформление мысли, т.е. на грамматический строй языка [3, с. 7]. Действительно, отмечая особое место лексической семантики для анализа культуры, А. Вежбицкая среди универсальных элементарных смыслов
- фундаментальных человеческих концептов - называет не только семантические элементы, такие как атрибуты хороший, плохой и т.д. или кванторы один, два, несколько и т.д., но и элементы структурные: логические концепты не может, мочь, потому что и т.д., интенсификаторы очень, больше, категории пространства и времени [1, с. 13-14; 52-53]. В своей работе «Язык. Культура. Познание» А. Вежбицкая выделяет следующий ряд особенностей русского национального характера, понятия, определяющие «смысловой универсум» русского языка и показывает, как синтаксические конструкции языка отражают способы мышления народа, особенности его менталитета: так, например, она отмечает большое количество разнообразных безличных конструкций в русском синтаксисе, которые отражают свойство русской культурной традиции рассматривать мир как совокупность случайных, необъяснимых и неподдающихся контролю событий; в английском же языке, по ее мнению, особое значение имеет выражение каузальных отношений и различных стратегий отношений между людьми, что реализуется, в частности, во взаимосвязи каузации и волеизъявления [4, с. 70-76].
К числу особенностей русского национального характера,
A. Вежбицкая относит такие признаки, как эмоциональность, «иррациональность» (непостижимость и непредсказуемость жизни), неагентивность, любовь к морали [4, с. 33-34].
О том, как этнокультурные особенности могут находить свое выражение в отдельных грамматических явлениях, писали
B.И. Карасик [5], И.Ю. Колесов [6, с. 3-12], С.Г. Тер-Минасова [7, с. 151-160] и др. Л.А. Козлова в своей монографии «Этнокультурный потенциал грамматического строя современного английского языка и его реализация в грамматике говорящего» рассматривает ряд особенностей грамматического строя английского языка как следствие этнокультурных особенностей англоязычного общества. Так, например, Л.А. Козлова полагает, что одно из различий русской и англоязычной культуры заключается в том, что в русском языке основной моделью предложения является модель с глаголом бытия, в то время как в английском языке доминантной моделью является модель предложения с глаголом обладания, что, в свою очередь, определяет то, как моделируется микро- и макромир англоговорящего и русского-ворящего человека [8, с. 126-127].
В рамках данной статьи мы рассмотрим некоторые случаи грамматической метафоры в английском и русском языках, которые, на наш взгляд, также могут отражать этнокультурную специфику русскоговорящего и англоговорящего сообществ. Под грамматической метафорой нами понимается интенциональный семантический сдвиг, в результате которого происходит намеренное использование одной грамматической формы в функции другой с целью создания образности [9]. В качестве примера можно привести следующие предложения, где происходит перенос адъективная качественность ! адвербиальная качественность:
Bourani seemed greenly remote from all that; so far, and yet so near... (J. Fowles) [10, с. 93].
К реке он [город] стекал широко, зелено, улицы у реки толпились весело, бестолково, тесно... (Г.Н. Щербакова) [11, с. 388].
И в английском, и в русском примерах происходит интенци-ональный семантический сдвиг: обстоятельства greenly/зелено, на семантическом уровне являющиеся признаками предмета -местности, соответственно острова - Bourani и города, ср.: Green
Bourani seemed remote./ Bourani seemed green and remote; Зеленый город стекал широко., формально к ним не относятся. Обстоятельство greenly является признаком признака, выраженного прилагательным remote, а обстоятельство зелено становится признаком действия, выраженного глаголом стекал. В результате интенционального семантического сдвига создается яркий зрительный образ, передается непосредственность восприятия персонажа. В приведенной грамматической метафоре налицо признаки, традиционно характеризующие лексическую метафору: образная дистанция (адъективная качественность -адвербиальная качественность), амбивалентность, возникающий новый смысл, многозначность.
Изучение грамматической метафоры представляется, на наш взгляд, достаточно интересным для выявления этнокультурных особенностей языка. Анализ случаев интенционального семантического сдвига может позволить увидеть те налагаемые языком ограничения, которые члены одного языкового сообщества могут нарушать для создания новых, дополнительных смыслов, в то время как для говорящих на другом языке нарушение этих ограничений является невозможным, табуированным. Рассматривая примеры грамматической метафоры в русском и английском языках, можно выявить категории, на основе которых возникают экспрессивные случаи интенционального семантического сдвига и в том, и в другом языке, а также категории, на основе которых в одном языке случаи интенционального семантического сдвига редки и выразительны, в то время как в другом языке они привычны и «стерты», и, наконец, категории, которые могут стать основой для интенционального семантического сдвига только в одном из двух языков. Сопоставление примеров грамматической метафоры русского и английского языков, может позволить увидеть этнокультурные особенности этих языков, лежащие в основе сходств и различий случаев интенциональ-ного семантического сдвига.
Говоря о специфике грамматической метафоры в английском и русском языках, можно выделить следующие виды соотношений:
1) интенциональный семантический сдвиг происходит на основе одних и тех же категорий, при этом можно говорить
о примерно одинаковой степени экспрессивности таких конструкций в английском и русском языках;
2) интенциональный семантический сдвиг имеет место в одном языке, при этом в другом языке на основе этой же категории случаи интенционального семантического сдвига не встречаются;
3) интенциональный семантический сдвиг происходит на основе одних и тех же категорий, при этом в одном языке такие конструкции представляются экспрессивными, в другом же языке аналогичные конструкции узуальны;
4) интенциональный семантический сдвиг происходит на основе категорий, присущих только данному языку, таким образом, можно выделить примеры грамматических метафор, характерных для русского языка, и не имеющих аналогов в английском языке, и грамматических метафор, характерных именно для английского языка.
В данной работе мы рассмотрим эти типы соотношения английской и русской грамматической метафоры на основе следующих видов интенционального семантического сдвига: широкая временная локализованность ^ узкая временная локали-зованность, неконтролируемость действия ^ контролируемость действия, неградуальность ^ градуальность, признак лица ^ признак предмета/действия, невозможность обратного хода действия ^ обратимость действия, признак действия ^ категория состояния.
Рассмотрим случаи интенционального семантического сдвига широкая временная локализованность ! узкая временная ло-кализованность', который является примером первого типа соотношения грамматической метафоры в русском и английском языках:
1. Интенциональный семантический сдвиг на основе одних и тех же категорий с примерно одинаковой степенью экспрессивности.
1 О категории временной локализованности см. Т.Г. Акимова. Семантические признаки в сфере качественной аспектуальности и функционирование видо-временных форм английского глагола// Теория грамматического значения и аспектологические исследования. - Л.: Наука, 1984. - 279. С. 71-90. - С. 75-77.
I looked at him more closely. We finished collecting the pamphlets, I fell in love, and we went for a drink at the nearby pub (M. Atwood) [12, с. 165]
Вот я - сейчас сварю пельмени, вечером подружусь с Мурой, потом немножко поговорю по телефону с мамой, Женькой, Иркой, Ольгой и Аленой. Затем буду читать новый детектив Акунина... (Е.Колина) [13, с. 55]
В приведенных примерах глаголы, называющие наступление эмоционального состояния fall in love и подружусь, используются в одном сочиненном ряду с глаголами конкретного физического действия как семантически одноплановые. В отличие от глаголов collect, go, сварить, поговорить, эти глаголы выражают состояние, прикрепленное не к конкретной точке на линии времени или к непродолжительному отрезку времени, а к определенному временному плану. Действительно, состояния, передаваемые глаголами fall in love и подружиться, не могут быть настолько кратковременными, как действия, передаваемые глаголами collect, go, сварить, поговорить, читать, они имеют неопределенный характер протекания: у них можно выделить начало названного в высказывании состояния, но они не предполагают четкий момент его завершения. Намеренное использование этих глаголов в цепочке глаголов, называющих кратковременные, конкретные физические действия, характеризующихся узкой конкретной временной локализованностью, приводит к появлению новых оттенков смысла: состояния fall in love и подружусь воспринимаются как простые, контролируемые, кратковременные действия, что придает высказываниям оттенок иронии. Этот интенциональный семантический сдвиг основывается на оппозиции физическое действие - психический акт, представляющей более общую оппозицию предметных и событийных понятий, которая, как правило, и приводит к семантическому рассогласованию элементов высказывания, создает экспрессивность и выразительность [14, с. 147].
Перенос неконтролируемость действия ! контролируемость действия также может лежать в основе выразительных грамматических метафор как в русском, так и в английском языках. Рассмотрим подробнее этот вид интенционального семантического сдвига.
О том, что противопоставление стативных и динамических признаков глаголов и прилагательных может лежать в основе грамматической метафоры неконтролируемость действия ! контролируемость действия, говорит А.А. Масленникова в работе «Особенности грамматической метафоры». В качестве примера она приводит структуры, в которых глагол расти/grow используется для выражения целенаправленного контролируемого действия, отмечая их яркий интенциональный характер: Наташа ушла к себе в комнату расти (Хармс); I remained the three-year-old, the gnome, the Tom Thumb, the pygmy, the Lilliputian, whom no one could persuade to grow, I clung to my drum and from my third birthday on refused to grow by so much as a finger-breadth (Grass) [15, с. 29-30]. Обратимся к примерам, где для названия контролируемых действий используются глаголы, называющие чувства или отношения, не зависящие от воли человека, ср.:
After all, obsession with one’s appearance is embarrassingly adolescent... I’m too busy to free up the time to hate myself (M. Keyes) [16, с. 124].
Мура обиделась, что мы с Романом вместо того, чтобы дружить с ней, закрылись на кухне и без нее упоенно обсуждаем состояние дел в его семье (Е.Колина) [17, с. 296].
Глаголы to hate и дружить называют эмоциональные состояния и отношения между людьми, которые нельзя инициировать в любой момент по воле человека, понятие контролируемости или цели для них нерелевантно. В приведенных примерах глаголы to hate и дружить используются не как глаголы состояния, а как глаголы, называющие конкретное действие, ср.: to free up the time to make a phone call; вместо того, чтобы поговорить с ней и т.д. В результате интенционального семантического сдвига возникают дополнительные смыслы: в первом предложении у героини нет времени на то, чтобы вести себя как подросток, придавать большое значение каким-либо недостаткам внешности, разглядывать себя в зеркале, сравнивать себя с некими эталонами красоты. Во втором предложении вместо того, чтобы дружить с ней означает «общаться, разговаривать, разрешить принять участие в беседе». В обоих предложениях интенциональный семантический сдвиг создает легкий оттенок самоиронии или доброй насмешки. Отметим, что в русском примере семантический сдвиг строится вокруг слова «дру-
жить», передающего одно из наиболее важных и значимых понятий в русской культуре [1, с. 102-143]. Отмечая значимость русского понятия «дружба», хорошо известно ироничное выражение «дружить против кого-либо», также отмеченное интенци-ональным семантическим сдвигом контролируемость-неконт-ролируемость, (поскольку действия, направленные против кого-либо, характеризуются намеренностью). В свою очередь, на материале английского языка нами были отмечены и другие случаи интенционального семантического сдвига неконтроли-руемость - контролируемость с глаголом to hate для выражения контролируемого действия: в произведении Л. Вайзбергер «Дьявол носит Прада» / L. Weisberger «The Devil Wears Prada» I decided to hate him и в популярном сериале «Секс в большом городе» Don’t hate me! (аналогичные русские примеры нами не отмечены). Возможно, нехарактерность подобных примеров для русского языка является свидетельством того, что, в русском языке очень распространен пассивно-экспериенциальный способ представления эмоций, когда люди говорят о своих эмоциях как о независимых от их воли и ими неконтролируемых, в то время как в английском языке пассивно-экспериенциальный способ имеет гораздо более узкую сферу применения [4, с. 44]. Вместе с тем, можно предположить, что основой для интенционального семантического сдвига в русском языке может стать понятие дружеских отношений.
Разделяя утверждение А. Вежбицкой, что в то время как в английском языке все жизненные события представлены как контролируемые и управляемые, а в русском языке зачастую «действительный мир предстает как противопоставленный человеческим желаниям и волевым устремлениям или как, по крайней мере, независимый от них» [4, с. 56, 70-71], можно предположить, что и в английском, и в русском языках категория контролируемость - неконтролируемость действия способна становиться основой ярких и выразительных случаев интенциональ-ного семантического сдвига. Рассмотрим еще два примера этого вида грамматической метафоры:
Well, stop it! ... I don’t want the truth anymore. What are you doing to me, Jerry?’
‘I’m doing nothing to you. I’m being your husband’ [18, с. 176] (J. Updike).
- Но все изменилось, не правда ли? Я вышла замуж, это мой муж.
Никольский поклонился, пошел вперед, но оглянулся, и Лиля оглянулась, и - рванулась, побежала к нему.
- Я только скажу, - выдохнула она, - я только скажу одно и сразу же буду замужем. Я люблю вас [19, с. 312] (Колина Е.).
В приведенных примерах использование стативного признака, выражающего состояние «быть замужем/женатым», как признака динамического становится основой грамматической метафоры, основанной на переносе неконтролируемость ! контролируемость действия. Английский пример можно интерпретировать как I'm trying to do what a good husband should do, он строится по модели You are being clever, когда прилагательные, называющие постоянную внутреннюю характеристику лица (явления) в сочетании с глаголом to be в форме Continuous начинают обозначать преходящность этого признака. В результате, именное сказуемое в форме длительного вида приобретает значение “вести себя определенным образом”. В отличие от прилагательных типа clever, arrogant, wise и т.д., обычно использующихся в этой модели, существительное husband не имеет значение преходящности. Использование длительного вида глагола to be придает структуре выраженную эмоциональную окраску и подчеркивает, что герой именно в этой конкретной ситуации ведет себя так, как полагается мужу, хотя он сам признает, что идеальным мужем он не является. Во втором примере происходит аналогичное использование выражения «быть замужем», называющее постоянный признак - статус человека, в качестве признака, который можно моментально изменить по своему желанию. Этот пример интерпретируется как Я сделаю то, что не должна делать замужняя женщина - признаюсь вам в любви, а после этого я буду снова вести себя как положено замужней женщине.
Следующей категорией, привлекающей наше внимание, является категория градуальности. Рассмотрим случаи переноса неградуальность ^ градуальность, которые представляют собой пример следующего соотношения русских и английских грамматических метафор.
2. Интенциональный семантический сдвиг имеет место в одном языке, в другом языке аналогичный интенциональный семантический сдвиг не отмечается.
Так, говоря о категории «замужество», «брак», отметим, что она находит разное отражение в грамматических метафорах английского и русского языка: в английском языке отмечается большое число примеров интенционального семантического сдвига неградуальность ! градуальность со словом married: She could have affairs with any of the more interesting but very married men she worked with... (O. Goldsmith) [20, с. 26], при этом аналогичные структуры в русском языке не отмечены. Несмотря на то, что исследователями отмечается общая тенденция качественного усложнения понятий предмета и действия, в результате чего возникают структуры типа *он более специалист, чем ты, самый опустившийся вид и т.д. [21, с. 213], можно предположить, что в сознании русскоговорящих категории «брак», «замужество» воспринимаются как нечто постоянное, что не может иметь оттенков и полутонов, ср. высказывание «муж, он или есть, или нет». В то же время в английском языке в последнее время все чаще эти категории переосмысливаются, при этом брак воспринимается как состояние, которое может изменяться качественно. Примером такого непростого восприятия брака является следующий диалог героинь из романа F. Neill The Secret Life of a Slummy Mummy:
‘She’s having an affair with a married man,’I say.
‘How married?’ asks Yummy Mummy № 1.
‘Marriage is a black-&-white issue, isn’t it?’I say. ‘There shouldn’t be degrees’. But even as I’m saying it, I’m not sure that I agree with my own hypothesis...
‘But for the record, one wife, four children, more than a decade of marriage,’ I say. [22, с. 135-136].
Подобная асимметрия наблюдается и в случае с категорией «смерть»: в английском языке отмечается немало примеров использования прилагательного dead в сочетании с наречием very:
It [the spider] was no bigger than the nail on her pinky finger, and it was very dead (St. King) [23, с. 878].
It is not possible to bring my dad back to life. I tried when I found him lying on the floor of his office - very dead, in fact - blue in the face, with an empty pill container by his side and an empty bottle of whiskey on the desk (C. Ahern) [24, с. 310].
Перенос признака градуальность в данных примерах создает дополнительный неграмматический смысл: в первом примере сочетание very dead передает реакцию героини, увидевшей, что сильно испугавший ее паук мертв, - это и чувство облегчения, и желание убедиться, что паук на самом деле мертв. Во втором примере интенциональный семантический сдвиг позволяет понять и шок, который переживает юная героиня, увидев тело отца, в результате которого, возможно, нарушается способность логического восприятия действительности, и осознание того, что отец «действительно, на самом деле умер», и вместе с тем, возможно, здесь передается горечь уже взрослой повествовательницы, осознающей насколько напрасными были ее попытки спасти отца, совершившего самоубийство.
Итак, в приведенных выше примерах происходит перенос признака градуальность, достигается индивидуально-авторское переосмысление важных концептов, традиционно незыблемые понятия пересматриваются, начинают восприниматься как нечто непостоянное, преходящее, в ряде случаев они становятся объектом иронизирования, ставятся под сомнение. Отметим, что в русском языке данная тенденция, на наш взгляд не столь выражена. Практически не встречаются случаи транспозиции, когда речь идет о смерти (исключение - использование в программе радио Эхо Москвы «Радиодетали» 27.10.07 фразы «Он проглотил ее и вскоре окончательно умер»).
Перенос признака градуальность может быть примером и следующего соотношения грамматических метафор в английском и русском языках:
3. Интенциональный семантический сдвиг имеет место и в русском, и в английском языках, но степень его экспрессивности различается.
Интенциональный семантический сдвиг градуальность -неградуальность может иметь место и на основе категории «национальность», при этом в результате интенционального семантического сдвига прилагательные, называющие национальность, начинают выражать качества, особенности характера, традиционно приписываемые той или иной национальности. В отличие
от случаев интенционального семантического сдвига градуаль-ность - неградуальность на основе категорий «замужество», «смерть», случаи грамматической метафоры градуальность -неградуальность, основанные на категории «национальность», когда прилагательное, называющее национальность используется с наречиями very, too, очень, местоимением такой, встречаются и в русском и в английском языках, однако в русском языке эти конструкции менее частотны и, потому, более экспрессивны, в то время как в английском они сравнительно более узуальны, ср. very Indian (E. Gilbert), very English (C. Bushnell), so French (M. Keyes), too Jewish (O. Goldsmith), very American (J. Updike).
She was so dynamic, this woman, so Brazilian (E. Gilbert) [25, с. 351].
‘You sleep’ said Julio dangerously, ‘with my woman.’
‘Oh, he’s so Latin, hahaha,’said Mum coquettishly (H. Fielding) [26, с. 302].
- Энцефалограф залило водой... А он был такой...
- Такой?
- Такой немецкий (Е. Колина) [27, c. 162].
В английском примере усилитель so с прилагательным Brazilian используется, чтобы показать, что героиня обладала качествами, которые приписываются бразилианкам, в частности, динамичность, подвижность, активность. Во втором примере сочетание so Latin подчеркивает, что герой был крайне ревнив, как это свойственно латиноамериканцам. В русском примере прилагательное немецкий в сочетании с местоимением такой означает «очень высокого качества, надежный, отвечающий всем требованиям, отличающийся от аппаратов, произведенных в других странах».
Можно предположить, что процесс усложнения понятий предмета и действия-состояния, при котором предметные и глагольные основы приобретают все более сложные качественные оттенки, происходит как в русском, так и в английском языках, однако такие категории как «брак», «смерть» в сознании русско-говорящих все еще остаются устоявшимися, и попытки семантического сдвига градуальность - неградуальность на основе этих категорий в русском языке редки, выразительны и необычны, в то время как в английском языке они становятся достаточно частотными.
Еще одним видом интенционального семантического сдвига, присутствующим и в английском, и в русском языках, но обладающим разной степенью экспрессивности, является перенос признак лица ! признак предмета/действия. Особенно ярко это проявляется, когда аттракторами выступают соматизмы -названия частей тела. В английском языке весьма частотны конструкции типа a threatening eyebrow, a mocking hand, где признак лица переносится на признак части тела этого лица, ср.:
Charlie raised a threatening eyebrow (E. Buchan) [28, c. 226].
That made her retreat a nervous step (M. Pargeter) [29, c. 170].
Частотность и стереотипность таких сочетаний в английском языке отмечается исследователями: Т.Р Левицкая и А.М. Фитерман называют перенесенные эпитеты в таких сочетаниях трафаретными [4, c. 150]; в русском языке подобные сочетания встречаются реже и представляются выразительными и яркими: Неделю назад у меня уже была эта девица с бесконечными тоскливыми ногами (Е. Колина) [30, c. 296]; Я уставилась на Сашу, простерла в его сторону негодующую руку (Н. Никитайская) [31, c. 247]. Отметим, однако, что и в русском языке есть аналогичные клишированные сочетания типа жадные руки, ласковые руки и т.д., но они не столь распространены, как в английском языке.
Различия в частотности и экспрессивности рассматриваемых конструкций, на наш взгляд, можно опять-таки объяснить большей сдержанностью в проявлении эмоций, свойственной англосаксонской культуре, воспринимающей эмоциональное поведение с «подозрением и смущением» [32, c. 41]. Как следствие, традиционно более сдержанным представителям англоговорящего сообщества легче выразить эмоции в тексте не напрямую, а с помощью структур с кинематическими речениями, в результате чего в английском языке отмечается огромное количество структур со смещенными определениями, которые, в силу своей узуальности, не могут рассматриваться как свежие грамматические метафоры. Выразительные сочетания на основе интенционального семантического сдвига, при котором происходит перенос признака, могут появляться, например, когда признак лица переносится на предмет обихода:
Miss Pimple Billimoria, the latest chilli-and-spices bombshell . offered up a spiteful farewell before an audience of sound recordists and electricians smoking their cynical beedis (S. Rushdie) [33, c. 12].
Ариша так яростно щелкнула зажигалкой, будто хотела поджечь себе нос. Прикурила, взглянула на Соню и тут же погасила сигарету - пепельница была уже полна таких злобных окурков (Е. Колина) [34, с. 360].
В данном случае экспрессивность переноса признак лица ^ признак предмета/действия обусловливается образной дистанцией эмоциональное состояние человека - конкретный неодушевленный предмет, которая опять-таки сводится к универсальному семантическому рассогласованию событийность
- предметность.
Рассмотрим еще два вида интенционального семантического сдвига невозможность обратного (пошагового) хода действия ^ обратимость действия и признак действия ^ категория состояния, которые являются примером следующего соотношения грамматических метафор в английском и русском языках:
4. Интенциональный семантический сдвиг имеет место на основе категорий, присущих только данному языку.
Примером грамматической метафоры, возникающей на основе категорий, присущих только данному языку, в английском языке является интенциональный семантический сдвиг невозможность обратного (пошагового) хода действия ^ обратимость действия. В его основе лежит отмеченная Уорфом категория «охвата» - covering, enclosing для переходных глаголов: только некоторые глаголы с семой «охват», «ограничение» могут принимать приставку un, ср.: uncover, unfasten, etc. [35, c. 71]. Тем не менее, Стивен Кинг использует глагол uncreate для создания комического эффекта:
Van der Valk, it turned out, was a fictional detective created -and then uncreated - by a writer named Nicolas Freeling (St. King) [36, c. 273].
Экспрессивным и емким представляется использование глагола unshop С. Кинселлой в ситуации, описывающей поведение рассерженных покупательниц:
'Unshopping?’ I look up with a giggle. ‘What does that mean?’
‘They’re returning everything they’ve bought,’ says Mum with satisfaction. ‘Quite right, too. There was a whole line of them, beautifully dressed, all bringing back expensive things, still in their wrappers. All getting the money back on their gold cards. I dread to think how much it was all worth. One woman had three long dresses. Yves Saint what’s it? Five thousand pounds each, apparently’ (S. Kinsella) [37, c. 353].
Грамматическая метафора на основе этой категории может использоваться не только для создания комического эффекта, как в приведенных выше примерах, но и как выразительное средство создания драматического эффекта, ср.:
Unbreak my heart...
Uncry these tears... (Tony Braxton).
Использование глаголов shop, cry, create, etc. с приставкой un является результатом интенционального сдвига невозможность обратного (пошагового) хода действия ^ обратимость действия. Действительно, действия, называемые глаголами wrap, fasten etc. предусматривают возможность хода действия в обратном направлении: можно завязать и развязать веревку, заворачивать и разворачивать во что-либо предметы и т.д., но процесс создания - create не может пойти в обратном направлении шаг за шагом, как, допустим, процесс завязывания узла, обратное действие созиданию - разрушение - destroy предполагает действие иного характер и иного алгоритма. Действие, обратное действию, называемому глаголом shop - покупать,
Библиографический список
выражается глаголом return - возвращать и имеет совсем иной характер. Глагол cry называет действие по сути необратимого характера, можно перестать плакать, но нельзя вернуть слезы назад. Выражаемая интенциональным семантическим сдвигом способность повернуть назад необратимое действие может быть еще одним проявлением того, что, как уже говорилось, А. Веж-бицкая называет такой ключевой чертой англоговорящего сообщества как восприятие мира как контролируемого человеком.
К числу собственно русских грамматических метафор, можно отнести интенциональный семантический сдвиг признак действия ^ категория состояния. Категория состояния в сочетании с дательным падежом включает ограниченное число слов, называющих состояние человека: Мне больно, мне страшно, мне весело, мне легко, мне плохо, мне скучно и т.д. В последнее время в русском языке нередким является намеренное использование наречий, традиционно употребляемых с глаголами действия в функции обстоятельства образа действия, в функции именного сказуемого по аналогии со случаями категории состояния. Эти структуры становятся настолько узуальными, что используются даже в радиоэфире раскрепощенными дикторами современных либеральных радиостанций. В радиопередаче «Разворот» С. Доренко, в то время ведущий «Эхо Москвы», говорил: Мне жадно иметь это (ФМСу) (21.11.06). Использование наречия жадно в несвойственном ему контексте придает выражению экспрессивный оттенок и создает комический эффект. Тот же эффект возникает и в следующем примере, когда слушатель «Эхо Москвы» говорит ведущему: Им брезгливо со мной общаться (22.11.06). Отметим, что намеренное использование безличных конструкций в русском языке иллюстрирует приведенный выше тезис А. Вежбицкой о том, что в сознании русскоговорящих действительность воспринимается как неконтролируемая, неподвластная воле человека.
Итак, грамматическая метафора способна выражать этнокультурные особенности англоговорящего и русскоговорящего сообществ; яркие грамматической метафоры, зачастую возникающие на основе скрытых категорий языка, показывают какие понятия способны «обыгрываться» в языке, становясь основой интенционального семантического сдвига. Результаты анализа английских и русских примеров интенционального семантического сдвига не противоречат выводам А. Вежбицкой о ключевых чертах русскоговорящего и англоговорящего обществ, проявляемых в языке. Несмотря на различное понимание возможности контролируемости событий в англоговорящем и русскоговоря-щем обществах, интенциональный сдвиг неконтролируемость ^ контролируемость и в английском, и в русском языке способен быть источником ярких грамматических метафор. Интенци-ональное использование категории градуальность с такими понятиями как «брак», «национальность», «смерть» становится основой многих примеров в английском языке, но не в русском языке. Эмоциональность, в большей степени присущая русско-говорящему обществу, с одной стороны, и свойственное английскому языку стремление избежать категоричности с другой стороны, проявляются в асимметрии интенционального семантического сдвига признак лица ^ признак части тела в английском и в русском языке. Присущий русскому языку интенциональный семантический сдвиг признак действия ^ категория состояния, приводит к появлению безличных предложений, которые являются проявлением восприятия событий действительности как неконтролируемых человеком в сознании русскогово-рящих. Случаи интенционального сдвига невозможность обратного (пошагового) хода действия ^ обратимость действия в английском языке, приводящие к появлению глаголов типа uncry, uncreate, unshop, может быть проявлением восприятия действительности как контролируемой человеком.
1. Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов / пер. с англ. А.Д. Шмелева. - М., 2001.
2. Киреева, Д.М. Метафорическое переосмысление концептосферы <НЕАЬ>/<ГОЛОВА> в английском и русском языках: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Новосибирск, 2010.
3. Козлова, Л.А. Этнокультурный потенциал грамматического строя языка и его реализация в грамматике говорящего. - Барнаул, 2009.
4. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание: пер. с англ. / отв. ред. М.А. Кронгауз. - М., 1997.
5. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. - Волгоград, 2002.
6. Колесов, И.Ю. К вопросу о языковой картине мира и этноконнотациях в грамматике // Современное лингвистическое образование: мир изучаемого языка: материалы межвузовской научно-практич. конф.: в 2 ч.- Барнаул. 2000. - Ч. 1.
7. Тер-Минасова, С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.
8. Козлова, Л.А. Этнокультурный потенциал грамматического строя языка и его реализация в грамматике говорящего. - Барнаул, 2009.
9. Масленникова, А.А. Особенности грамматической метафоры // А.И. Варшавская, А.А. Масленникова, Е.С. Петрова [и др.] Метафоры
языка и метафоры в языке / под ред. А.В. Зеленщикова, А.А. Масленниковой. - СПб., 2006.
10. Fowles J. The Magus. - New York, 1968.
11. Щербакова, Г.Н. Отчаянная осень. Роман. Повести. Рассказы. - М., 1998.
12. Atwood M. Lady Oracle. - London, 2005.
13. Колина, Е. Дневник новой русской. - СПб., 2005.
14. Арутюнова, Н.Д. Предложение и его смысл: логико-семантические проблемы. - М., 2009.
15. Масленникова, А.А. Особенности грамматической метафоры // А.И. Варшавская, А.А. Масленникова, Е.С. Петрова [и др.] Метафоры языка и метафоры в языке / под ред. А.В. Зеленщикова, А.А. Масленниковой. - СПб.,2006.
16. Keyes M. Further under the Duvet. London, New York, Toronto, Dublin. Penguin Books.
17. Колина, Е Дневник новой русской. - СПб., 2005.
18. Updike, J. Marry Me. - Greenwich Connecticut, 1976.
19. Колина, Е. Мальчики да девочки. - М., 2009.
20. Goldsmith, О. Marrying Mom. - New York, 2000.
21. Виноградов, В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). - М., 1972.
22. Neill, F. The Secret Life of a Slummy Mummy. - London, 2008.
23. King, St. Needful Things. - London, 2007.
24. Ahern, C. An Extract from the Book of Tomorrow // The Gift. - London, 2009.
25. Gilbert, E. Eat, Pray, Love. Penguin Books. - New York, Toronto, London, Dublin, 2010.
26. Fielding, H. Bridget Jones's Diary. - London, 2001.
27. Колина, Е. Личное дело Кати К. - М., 2009.
28. Buchan, E. That Certain Age. - London, 2004.
29. Pargeter, M. At First Glance. - London, 1982.
30. Левицкая, Т.Р Проблемы перевода / Т.Р Левицкая, А.М. Фитерман. - М., 1976.
31. Колина, Е. Дневник новой русской. - СПб., 2005.
32. Никитайская, Н. Будь ты проклят, любовь моя. - М., 2002.
33. Rushdie, S. The Satanic Verses. - London, New York, Victoria, 1988.
34. Колина, Е. Умница и красавица. - СПб., 2006.
35. Whorf, B.L. Language, Thought, and Reality. - Cambridge, Massachusetts, 1972.
36. King, St. Misery. - London, 2007.
37. Kinsella, S. Mini Shopaholic. London-Toronto-Sydney-Auckland-Johannesburg: Bantam Press, 2010.
Bibliography
1. Vezhbickaya, A. Ponimanie kuljtur cherez posredstvo klyuchevihkh slov / per. s angl. A.D. Shmeleva. - M., 2001.
2. Kireeva, D.M. Metaforicheskoe pereosmihslenie konceptosferih <HEAD>/<GOLOVA> v angliyjskom i russkom yazihkakh: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Novosibirsk, 2010.
3. Kozlova, L.A. Ehtnokuljturnihyj potencial grammaticheskogo stroya yazihka i ego realizaciya v grammatike govoryathego. - Barnaul, 2009.
4. Vezhbickaya, A. Yazihk. Kuljtura. Poznanie: per. s angl. / otv. red. M.A. Krongauz. - M., 1997.
5. Karasik V.I. Yazihkovoyj krug: lichnostj, konceptih, diskurs. - Volgograd, 2002.
6. Kolesov, I.Yu. K voprosu o yazihkovoyj kartine mira i ehtnokonnotaciyakh v grammatike // Sovremennoe lingvisticheskoe obrazovanie: mir
izuchaemogo yazihka: materialih mezhvuzovskoyj nauchno-praktich. konf.: v 2 ch.- Barnaul. 2000. - Ch. 1.
7. Ter-Minasova, S.G. Yazihk i mezhkuljturnaya kommunikaciya. M., 2000.
8. Kozlova, L.A. Ehtnokuljturnihyj potencial grammaticheskogo stroya yazihka i ego realizaciya v grammatike govoryathego. - Barnaul, 2009.
9. Maslennikova, A.A. Osobennosti grammaticheskoyj metaforih // A.I. Varshavskaya, A.A. Maslennikova, E.S. Petrova [i dr.] Metaforih yazihka i metaforih v yazihke / pod red. A.V. Zelenthikova, A.A. Maslennikovoyj. - SPb., 2006.
10. Fowles J. The Magus. - New York, 1968.
11. Therbakova, G.N. Otchayannaya osenj. Roman. Povesti. Rasskazih. - M., 1998.
12. Atwood M. Lady Oracle. - London, 2005.
13. Kolina, E. Dnevnik novoyj russkoyj. - SPb., 2005.
14. Arutyunova, N.D. Predlozhenie i ego smihsl: logiko-semanticheskie problemih. - M., 2009.
15. Maslennikova, A.A. Osobennosti grammaticheskoyj metaforih // A.I. Varshavskaya, A.A. Maslennikova, E.S. Petrova [i dr.] Metaforih yazihka i metaforih v yazihke / pod red. A.V. Zelenthikova, A.A. Maslennikovoyj. - SPb.,2006.
16. Keyes M. Further under the Duvet. London, New York, Toronto, Dublin. Penguin Books.
17. Kolina, E Dnevnik novoyj russkoyj. - SPb., 2005.
18. Updike, J. Marry Me. - Greenwich Connecticut, 1976.
19. Kolina, E. Maljchiki da devochki. - M., 2009.
20. Goldsmith, O. Marrying Mom. - New York, 2000.
21. Vinogradov, V.V. Russkiyj yazihk (grammaticheskoe uchenie o slove). - M., 1972.
22. Neill, F. The Secret Life of a Slummy Mummy. - London, 2008.
23. King, St. Needful Things. - London, 2007.
24. Ahern, C. An Extract from the Book of Tomorrow // The Gift. - London, 2009.
25. Gilbert, E. Eat, Pray, Love. Penguin Books. - New York, Toronto, London, Dublin, 2010.
26. Fielding, H. Bridget Jones's Diary. - London, 2001.
27. Kolina, E. Lichnoe delo Kati K. - M., 2009.
28. Buchan, E. That Certain Age. - London, 2004.
29. Pargeter, M. At First Glance. - London, 1982.
30. Levickaya, T.R. Problemih perevoda / T.R. Levickaya, A.M. Fiterman. - M., 1976.
31. Kolina, E. Dnevnik novoyj russkoyj. - SPb., 2005.
32. Nikitayjskaya, N. Budj tih proklyat, lyubovj moya. - M., 2002.
33. Rushdie, S. The Satanic Verses. - London, New York, Victoria, 1988.
34. Kolina, E. Umnica i krasavica. - SPb., 2006.
35. Whorf, B.L. Language, Thought, and Reality. - Cambridge, Massachusetts, 1972.
36. King, St. Misery. - London, 2007.
37. Kinsella, S. Mini Shopaholic. London-Toronto-Sydney-Auckland-Johannesburg: Bantam Press, 2010.
Статья поступила в редакцию 12.03.12
УДК 81’23(075.8)
Rozhkova Y.M. THE OFF-TEXT AS A FORM OF THE REALITY PRESENTATION IN A LITERARY TEXT. In article the off-text as an important component of the informative aspect of the literary text is considered. The nature of the off-text information related to the background knowledge is determined; also the structural characteristics of the off-text are defined.
Key words: literary text, off-text, background knowledge, realia, real facts.
