ОСНОВЫ ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ
© НЕДЕЛЬКО Н.Ф. - 2009
НЕКОТОРЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И ПСИХОПАТОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПСИХИЧЕСКОГО СОСТОЯНИЯ ЗДОРОВЬЯ С. ЕСЕНИНА В ПЕРИОД ДЕТСТВА, ОТРОЧЕСТВА И ЮНОСТИ
Н.Ф. Неделько
(Иркутский государственный медицинский университет, ректор — д.м.н., проф. И.В. Малов, кафедра судебной
медицины, зав — д.м.н., проф. Ю.С. Исаев)
Резюме. В настоящее время мы справедливо говорим о С.А. Есенине как гениальном поэте XXвека, чье великое поэтическое наследство продолжает благотворно служить человечеству. В статье приводятся психические и психопатологические особенности становления Есенина как личности, анализируются основные движущиеся силы психики поэта в период детства, отрочества и юности.
Ключевые слова: С.А. Есенин, психические, психопатологические особенности, детство, отрочество, юность.
SOME PSYCHOLOGICAL AND PSYCHOPATHOLOGICAL ASPECTS OF S. ESENIN'S MENTAL HEALTH IN CHILDHOOD, ADOLESCENCE AND YOUTH
N.F. Nedelko (Irkutsk State Medical University)
Summary. Now we fairly speak about S.A. Esenine as the ingenious poet of the XX-th century, whose great poetic inheritance continues to serve mankind well. In article mental and psychopathological features of formation of Esenin as persons are presented, the basic moving forces of mentality of the poet in the childhood, adolescence and a youth are analyzed. Key words: S.A. Esenin, mental, psychopathological features, the childhood, adolescence, a youth.
Прошло более восьмидесяти лет после трагической гибели гениального поэта XX века — С.А. Есенина. Но вновь и вновь по телевизионным экранам, газетным и журнальным публикациям гуляет «развесистая клюква», льется мутный поток новых «версий» и предположений об «убийстве поэта».
Мифотворцы, фантазеры-придумщики новых версий, а также представители официального литературоведения, почему-то полностью проигнорировали медицинский аспект, связанный с болезнями Есенина, который привел его к неотвратимой душевной трагедии. Они без зазрения совести, издеваясь над правдой и над поэтом, полностью игнорируют научно-обоснованные объективные выводы комиссии Есенинского комитета по поводу обстоятельств смерти поэта.
В ранее проведенной работе [18] с научной точки зрения, с учетом результатов комиссии Есенинского комитета анализировались — категория (насильственная смерть), причина смерти (сдавление шеи петлей при повешении) и род смерти (самоубийство) Есенина, локализация и характер повреждений, механизм их образования, характеристика травмирующих предметов и многие другие подробности.
В настоящей статье на основании изучения литературных, литературоведческих и медицинских источников мы решили провести ретроспективный анализ психического состояния здоровья Есенина в детстве, отрочестве и юности, начиная с его родословной, которая включает несколько ядерных семей.
Психогенетическими исследованиями установлено, что родители и дети, родные братья и сестры (сибсы) являются родственниками первой степени родства. У них половина общих генов. Родственники второй степени родства — бабки / деды и внуки/внучки, дядья/тетки и племянники/племянницы имеют четверть общих генов [1].
Есенинский род был несколько необычным, отмеченным «особой метой». Все его ближайшие родные — оба деда, обе бабки, отец и мать были необычными людьми: или с некоторой тонкой душевностью, или с сильным характером, или с тягой к личной независимости, или с любовью к песне, к игре, к молитве, т.е. со своеобразным художественным складом. Может быть, унаследованные от каждого из них эти свойства характера таким счастливым образом переплелись в Есенине, что он стал средоточием особого крестьянского аристократизма, который проявлялся буквально во всем — в обаянии, в походке, душевной чуткости, одежде, гибком и сильном уме, целеустремленности натуры. И все эти свойства были увенча-
ны сверх того поэтическим даром [13].
Дедушка поэта по отцу — Никита Осипович, проживший всего 42 года и внезапно умерший от воспаления легких до рождения Сергея, много лет был сельским старостой. Умел писать всякие прошения, был принципиальным трезвенником, пользовался в семье большим уважением за ум свой и трезвость суждений. В молодости Никита Осипович хотел уйти в монастырь, за что он и его потомство прозвали «монахи» и «монашки». В тайне Константиновские мужики его, судя по данному ему прозвищу «монах», считали «белой вороной». Он всегда мечтал не о хозяйстве, не о женитьбе, а о жизни «не от мира сего». Грамотность, мягкость в обращении с людьми, неумение в чем-то постоять за себя, тонкость натуры, нежность недеревенского облика и поведение «не от мира сего»
— все эти черты характера деда передались по наследству отчасти отцу Сергея, но в основном ему. С точки зрения психиатра Никиту Осиповича, наряду с несвойственной жителю деревни интеллигентностью, можно охарактеризовать его как акцентуированная интравертированная личность.
После смерти деда Никиты вдова Аграфена Панкратьев-на Артюшина осталась с четырьмя детьми. Это была «безупречно нравственная, самоотверженная и трудолюбивая женщина». Она умела извлечь выгоду почти из воздуха. Основным доходом ее стали жильцы: живописцы, каменщики и маляры, которые обновляли церковь и часовню в селе. Сама она была наемной «плакальщицей», женщиной крутой и сильной по характеру, с особым художественным даром. Любила петь и исполнять обрядовые песни на свадьбах. Тяжелая жизнь вдовы несколько ожесточила характер ее, что потом сказалось на семейных отношениях между ней и матерью Сергея.
Отец Есенина Александр Никитич, не был похож на обычного крестьянина. В нем воплотилась тонкая интеллигентская натура. Мальчиком он пел в церковном хоре. У него был прекрасный дискант. Его пытались отдать в рязанский собор певчим, но он не согласился и поехал в Москву, чтобы начать самостоятельную жизнь, работая в мясной лавке. Он был худощавый, астенического телосложения. Водку не пил. На селе его считали чудаковатым. Александр Никитич, удивляя и смеша односельчан, все свои сбережения вкладывал не в землю и скот, а в дом. То часы городские купит, то красивую лампу, то венские стулья. А каким щеголем приезжал из Москвы! Стрижка модельная, на косой идеальный пробор, усы офицерские, галстук модный, воротничок белоснежный, накрахмаленный, отутюженный! Часто был тихим, серьезным,
скромным и задумчивым. На фотографии у него интеллигентное породистое лицо и несколько печальные глаза. Он был болен астмой, и у него не хватало ни сил, ни опыта для выполнения тяжелых крестьянских работ. Малоразговорчивый, задумчивый, мрачный, он остро реагировал на разного рода неприятности. Находясь в Москве на работе в течение 30 лет, он постоянно ожидал какого-то несчастья, переживал за семью, за работу. В 1916 году Есенин вспоминал: «К стихам расположили песни, которые я слышал кругом себя, а отец мой даже слагал их». Впрочем, похоже, что Александр Никитич был поэтом, но лишь только в душе, и воплотился в своем сыне, который был ему близок по характеру; разве что живость и напористость передались Сергею по материнской линии.
Отец Сергея был нерешительный, слабосильный, неспособный проявить какую-либо инициативу. Чувство усталости и разбитости проявлялось в нем постоянно, особенно в последние годы жизни. Эта особенность искать поддержки у других, это неумение обходиться без посторонней помощи, это постоянное какое-то уныние являются одними из отличительных черт психастенической натуры.
Во внешних проявлениях депрессивных людей отмечаются следы какой-то заторможенности, медленная походка, бессильно повисшие руки, скупые, вялые жесты.
Александр Никитич не был ласков, редко уделял детям внимание, разговаривал с ними как со взрослыми, не допускал никаких шалостей. Но зато, когда у него появлялось хорошее настроение, он был ласков, улыбался и его глаза, бывшие до этого грустными, источали тепло. Во всем любил порядок, был очень чистоплотен. Ему не нравилось, когда трогали его вещи. «Вот эта мечтательность, какое-то поэтическое восприятие мира, видимо, и легли как важная составная часть в тот человеческий сплав, который потом был осенен талантом», — писал в свое время сын Есенина, Константин [23].
Анализируя вышеизложенное, можно предположить, что Александр Никитич обладал депрессивно-астеническим характером, был чрезвычайно чувствителен к всякого рода неприятностям, остро реагируя на них [16]. Однако, следуя отечественной психопатологической дифференциации акцентированных личностей, более точным было бы следующее определение отца Есенина как — акцентуированная тревожномнительная с интравентированными чертами личность (В.С. Собенников).
Что касается психического склада Титовых, то со стороны матери дед Есенина — Федор Андреевич — был известен как человек оригинальный с сильным характером. Он не был вопреки уверениям внука ни старообрядцем, ни начетчиком, читал по складам и дочь свою Татьяну выучить грамоте не удосужился. Сестра поэта Екатерина вспоминала, что дед был «умен в беседе, весел в пиру и сердит в гневе, ... умел нравиться людям ... Он был недурен собой, имел хороший рост, серые задумчивые глаза ...». В «Автобиографии» Есенин писал, что дед был не дурак выпить, с его стороны устраивались вечные невенчанные свадьбы.
У деда Титова, — как отмечает А. Марченко, — глаз был наметанный: девок, до сладкого греха охочих, вмиг отмечал. Вот и Танька его дочь из этаких — манкая (сладкая — Н.Н.). Сам дед, с похмелья, подкатывался к Аграфене Панкратьев-не, да она его отшила [17].
Со своими баржами Федор Андреевич был счастлив. Удача ходила за ним следом. Дом его стал полной чашей. Неравнодушен он был к тому, какая слава ходит о нем по деревне. Был человек с большим размахом, любил повеселиться, погулять, похвастать, потешить себя; любил быть во всех делах первым. По возвращении из Питера он приносил большие пожертвования церкви, а потом закатывал гулянье на несколько дней, чтобы знали, как он щедр. Прямо у дома выставлялись бочки с брагой и вином и все бесплатно угощались. После прекращения веселья наступали черные дни, дед сердился и ворчал, «что много соли съели, много спичек сожгли».
Главенствовать любил Федор Андреевич и по наследству передал своему любимому внуку это неистребимое «желание к славе». Необузданность, эгоистичность и жестокость деда в обращении с людьми привели к тому, что он в гневе сбросил своего сына с чердака, который провинился и не пошел кланяться ему в ноги. Сын остался на всю жизнь несчастным (припадочным) человеком. Дедушка иногда проявлял буйный характер и по отношению к внуку.
С. Виноградская [6] вспоминала со слов Есенина: «Мать свою он в детстве принимал за чужую женщину и, когда она приходила к деду, где жил Есенин, и плакалась на неудачи в семье, он утешал ее: «.Тебя женихи не берут? Не плачь, мы тебе найдем жениха, выдадим тебя замуж».
То, что это не выдумка, а суровая правда, подтверждают и воспоминания сестры поэта Екатерины, изложенные ниже.
Пять лет Сергей жил у деда Федора. Рос без материнской любви, ласки и душевной теплоты. Такое отношение родителей к нему постоянно глубоко травмировало психику ребенка, что резко отразилось на всем поведении мальчика и на развитии его характера. Е. Есенина с горечью вспоминала: «Мать пять лет не жила с отцом и Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки . Сергей, не видя матери и отца, привык считать себя сиротой, а подчас ему было обидней и больней, чем настоящему сироте. Бабка ... часто кормила его потихоньку от снох .» [23].
Рядом с необузданностью у деда уживалась большая доброта и нежность по отношению к детям. Уложив их спать, он рассказывал им сказки, пел песни.
Федор Титов, хотя и был едва грамотным, немало поспособствовал тому, что сам Есенин называл «пробуждением творческих дум». С трех лет он вдалбливал внуку старую патриархальную культуру, пел старинные заунывные песни, по субботам и воскресеньям пересказывал Библию. Судя по стихам, главным человеком в стране детства Сергея был именно дед, потому что сам того не подозревая, растил своего единственного внука — Поэтом [17].
«Оглядываясь на весь пройденный путь, — запишет в 1921 году слова Есенина И.Н. Розанов, — я все-таки должен сказать, что никто не имел для меня такого значения, как мой дед. Ему я больше всего обязан. Это был удивительный человек. Яркая личность, широкая натура, «умственный мужик» [17].
Все эти черты характера деда Титова, изложенные выше, свидетельствуют о том, что он был яркой психопатической личностью. По теории П.Б. Ганушкина о психопатических характерах, можно предположить, что у Федора Андреевича преобладали «эпилептоидные» черты. Деду Есенина были присущи: крайняя раздражительность, доходящая до приступов буйства, приступы расстройства настроения (тоска, гнев, загул). Он был человеком активным, напряженно-деятельностным, страстным любителем сильных ощущений, настойчивым и даже упрямым. В нем по каждому ничтожному поводу возникали бурные вспышки неудержимого гнева, которые приводили к насильственным действиям.
Обычно такого рода люди нетерпеливы, крайне нетерпимы к мнению окружающих и совершенно не выносят противоречий. Если к этому прибавить большое себялюбие и эгоизм, чрезвычайную требовательность и нежелание считаться с чьими бы то ни было интересами, кроме своих собственных, то станет понятно, что поводов для столкновения с окружающими у эпилептоидов всегда много.
Он был подозрителен, обидчив, мелочно придирчив. Все он готов критиковать, всюду видел непорядки, исправления которых ему обязательно надо добиться. В семейной жизни эпилептоиды обычно несносные тираны, устраивающие скандалы. Постоянно делают они домашним всевозможные замечания, мельчайшую провинность возводят в крупную вину и ни одного поступка не оставляют без наказания. Они всегда требуют покорности и подчинения себе, и наоборот, сами не выносят совершенно повелительного тона у других, пренебрежительного к себе отношения и каких-либо замечаний [7,16].
Самодурство, домашнее тиранство, приступы гнева деда Титова сильно повлияли впоследствии на психику его дочери Татьяны, особенно в период сватовства.
Совершенно иной жизнью в своей семье жила бабушка Наталья Евтеевна, в девичестве Кверденева. Она была человеком тихим, кротким, добрым, ласковым и набожным. Любила ходить по монастырям и часто брала с собой внука.
Бабушка Наталья в долгие зимние вечера рассказывала внуку сказки, пела песни, учила молитвам. Когда Сережа жил у Есениных, она часто навещала его и после «заутрени» и после «обедни». Погладит мальчонку по слабым волосикам, по-стоит-посмотрит: лицом вроде бы в нашу породу, а нравом да мастью — в ихнюю, есенинскую: ласков, всем улыбается. Хлипкий, оно и понятно: при живых-то родителях — «сирота-забросыш» [17].
О своей бабушке Есенин рассказывал с глубоким чувством благодарности. Это она заменила маленькому Сереже мать, которую тяжелая судьба на долгие годы разлучила с мужем и сыном. Как отмечает Н. Вольпин, ленинградским имажинистам поэт объяснял, что в знаменитом «Письме матери» он внутренне и внешне обрисовал не мать, а бабушку, которая растила его с малых лет, заменив малышу родную мать. Это она выходила на дорогу в старомодном ветхом шушуне встречать внука, прибегавшего за десятки верст из школы [8,18].
Помянул Есенин свою бабушку и в «Автобиографии»:
«Когда отвезли в школу, я страшно скучал по бабке и однажды убежал домой за 100 верст пешком».
В «Письме матери» поэт состарил свою мать, сильную и властную женщину, лет этак на 25. А когда знавшие Татьяну Федоровну знакомые удивились этому, он ответил, что когда писал, представлял, как беспокоилась бы бабка Наталья, если бы дожила до его «пьяных драк» [17].
Мать Есенина, Татьяна Федоровна, была единственной девочкой в семье. Ее все любили. Она была стройной, красивой, «лучшей песенницей на селе, играла на гармони». «Хороша была необыкновенно. Считалась первой деревенской красавицей. По характеру была «сорвиголова». Став девушкой и ощутив первые порывы влюбленности, Татьяна проявила некоторую самостоятельность. Отсюда у нее начались личная драма и психологические стрессы, которые в последующем отразились на формировании характера сына. Когда Татьяна отказалась идти замуж за «угрюмого» и нелюбимого, а кто ей нравился — тот сватов не заслал, отец тут же насильно выдал ее за Александра Есенина.
Свадьбу сыграли с размахом. Татьяна и та «на пиру да на миру развеселилась». Это у нее отцовское и к Сергею перешло по наследству: «Чтобы с горем в пиру быть и с веселым лицом ...».
С первых же дней молодые невзлюбили друг друга. После свадьбы Александр вернулся в Москву, а его жена шестнадцати с половиной лет вошла работницей в чужую семью, где властвовали домостроевские законы. Полной хозяйкой в доме была Аграфена Панкратьевна — не свекровь, а лютая мачеха. Много работы легло на плечи Татьяны, а в награду ворчание и косые взгляды свекрови. Бедной Танюше приходилось вставать чуть свет, доить коров, кормить скотину, убирать, готовить обеды и ужины для постояльцев. Изредка приезжал из города ее слабовольный муж и, тогда она на короткое время ощущала себя женщиной.
Александр Никитич очень любил свою мать и деньги посылал только ей. Из-за этого в семье стали возникать неприятности и ссоры, доходившие до криков. Эти конфликтные ситуации тяжело отразились на всей дальнейшей жизни Татьяны, а особенно на психическом развитии Сергея.
Татьяна Федоровна радовать отца внучатами не спешила: первая беременность на седьмом месяце закончилась выкидышем, второй ребенок и года не прожил — умер от воспаления легких. Вот и у Федора Андреевича с Натальей Евтеевной та же напасть: за двенадцать лет супружества — ни одного живого младенца. От того и Татьяну в день рождения окрестили. И помогло: ни одна болезнь не цеплялась, и вот тебе на. По женской, «родильной части» — вся в мать: сама кровь с молоком, а «приплод с брачком».
Обиженная, затравленная семьей мужа, доведенная до отчаяния, сексуально неудовлетворенная Татьяна, по-видимому, бурно реагировала на редкое появление слабовольного мужа в доме и на его холодность. Кроме самодурства отца на ее психику сильно подействовал и разлад между родителями молодых: Федор Андреевич повздорил с семьей Есениных. Вражда матери Сергея со свекровью и неприязнь к нелюбимому мужу все нарастали. И, наконец, после очередной крутой ссоры со свекровью Татьяна с сыном, которому не исполнилось и трех лет, убежала из есенинского дома к родителям. Она вернулась в родительский дом, где не знала свободы, и оказалась под властью самодура-отца.
Такая напряженная жизнь в доме свекрови с постоянными физическими и психическими травмами, при наличии наследственной предрасположенности со стороны матери к патологическому невынашиванию беременности привели к тому, что у Татьяны появилось так называемое «повреждение эмбриона, а затем плода». К последствиям подобной патологии беременности следует отнести факт рождения и смерти дочери Ольги (1898 — 1899 гг.) и дочери Анны, которая родилась в июне, а в июле 1901 года умерла.
Дед принял внука на воспитание, а дочь послал в Рязань на заработки себе и внуку. Он даже не подумал, что, разлучая мать с сыном, тем самым причинял ей и Сереже психическую травму. К тому времени Федор Андреевич разорился: две баржи его сгорели, а остальные унесло половодьем. Татьяна испытала еще один стресс.
«Неграмотная, беспаспортная, не имела специальности,
— вспоминала А. Есенина, — мать устраивалась то прислугой в Рязани, то работницей на фабрике в Москве. Но, несмотря на трудную жизнь, на маленький заработок, из которого она выплачивала по три рубля в месяц дедушке за Сергея, она все время просила у нашего отца развод» [23].
Бунтовала Татьяна Федоровна отчаянно. Судилась с мужем, требуя развода и разрешения на получение паспорта. Александр Никитич отказал. Даже тогда не решился на раз-
рыв, когда узнал, что неверная жена нагуляла ребенка на стороне. Титовы, чтобы замять семейный позор, отыскали дальнюю родственницу, и та согласилась взять ребенка на воспитание (за денежное вознаграждение). Приемная мать дала ему свою фамилию — Разгуляев и назвала его — Александр.
Промучившись пять лет, в 1904 году Татьяна вернулась в ненавистный ей дом Есениных, но мира не наступило, и так было до 1907 года, пока братья не разделились.
Учитывая вышеизложенное, следует констатировать, что у Татьяны была судьба русской работящей девушки, обиженной жестокостью быта и грубой ошибкой случая, а у Т.Ф. Есениной — судьба русской матери, измученной горем, нищетой и грузом бесправия.
«Бабушка Татьяна Федоровна, — писал сын Есенина, Константин, — была умудренной жизнью старушкой ... В ней была степенность и какая-то особая мудрость ... дала отцу силу, уверенность, сметку, определенную твердость, без которых были бы немыслимы и сила таланта Сергея Александровича, и его «поход» в Петербург за признанием» [23].
И вот, наконец, у психологически зажатой, почти постоянно подверженной стрессовым и конфликтным ситуациям, у Татьяны появился третий ребенок, мальчик, оставшийся в живых.
С.А. Есенин родился 21 сентября (3 октября — по нов. ст.) в селе Константиново Рязанской губернии в семье крестьянина А.Н. Есенина и крестьянки Т.Ф. Есениной, урожденной Титовой.
Дед Титов даже смотреть на «нежильца» не пошел, пока батюшка отец Иван, крестивший внука, не успокоил Федора Андреевича: «Этот хоть и маленький, да живучий ...». Бог тому
— проведение! Кто мог тогда только знать, что на свет появился будущий поэт, поцелованный Богом!
24 сентября Есенин был крещен в церкви Казанской иконы Божьей Матери села Константиново и наречен Сергеем в честь Победоносца Сергея Радонежского.
Сложный и тонкий характер Есенина, о котором мы будем говорить ниже, явился не только наследственным даром его предков. Развитию невротических расстройств ребенка также способствовали самые разнообразные психотравмирующие факторы, которые влияли как на организм матери во время беременности, а также на внутриутробное развитие плода.
По мнению А.Лоуэна [15] ... существует только одно переживание, настолько травматическое, что может вдребезги разбить единство и целостность растущего организма. Это — ненависть матери к ребенку, причем ненависть главным образом, бессознательная . Если понаблюдать за поведением родителей в раздражающих и досадных обстоятельствах, можно увидеть и услышать немало проявлений и выражений ненависти по отношению к их детям. Но это — реакция осознанная, проходящая вместе с обстоятельствами. Гораздо больший урон наносит ненависть бессознательная, глубоко скрытая, непреходящая. Наиболее страшное воздействие она оказывает в самом раннем периоде жизни ребенка.
Ненависть часто является конечным результатом жестокой фрустрации (психическое состояние человека нарастающего внутреннего напряжения, психическая реакция, связанная с разочарованием, переживанием неудачи; одна из форм психического стресса) и кульминацией брака без любви. Известно, что ребенок матери, который испытывает подсознательную ненависть, подвергается воздействию влияния этого холодного чувства до рождения. Если нет тепла в душе матери, если холодно и ожесточено сердце ее, то чего же ждать от матки? Плод, растущий и развивающийся в этом холодном, жестком окружении подвергается застыванию в матке. В связи с тем, что у плода более высокий, чем у взрослого, биоэнергетический заряд, он помогает ему значительно легче перенести застывание. Последний, не настолько интенсивен, чтобы разрушить жизнь плода.
Но поскольку рождение ребенка вряд ли вдруг переменит отношение матери, перевернет ее душу, то новорожденный попадает в обстановку, зачастую открыто враждебную, гораздо худшую, чем та, когда он находился под защитой матки. Теперь угроза становится явной, превращаясь в реальный опыт сначала младенца, а потом и подрастающего ребенка, указывающий, что действительность в лице холодной, ненавидящей матери представляет собой опасность для его жизни [15].
Подсознательная ненависть Татьяны к сыну не вылилась в настоящую сознательную ненависть. Она по-своему любила Сережу. Но ее частые депрессии, необустроенность в жизни, скандалы со свекровью, мягкотелым мужем ожесточали ее и отражались на психическом развитии ребенка. Нет надобности говорить, что ребенок очень тонко чувствует, является ли любовь матери подлинной или нет.
При анализе историй детства людей, страдающих неврозом, К. Хорни [26] установила, что главным злом неизменно является отсутствие подлинной теплоты и привязанности со стороны родителей. Ребенок может вынести очень многое из того, что часто относится к травматическим факторам, — внезапное отнятие от груди (мать Сергея, отняв его от груди, отнесла ребенка к матери, а сама уехала на заработки. — Н.Н.), побои, переживания на сексуальной почве, — но все это до тех пор, пока в душе он чувствует, что является желанным и любимым. Главная причина того, почему ребенок не получает достаточной теплоты и любви, заключается в неспособности родителей давать любовь вследствие их собственных неврозов.
По воспоминаниям Н. Вольпин [18], когда юношей Есенин заболел тифом и бредил в жару, мать его со слезами на глазах шила ему саван. «Смерти моей ждала!...век ей этого не забуду! До конца не прощу, — с обидой вспоминал поэт, — «Мать нравственно для меня умерла уже давно.» — так мог высказаться только настрадавшийся импульсивный юноша. Между тем речь здесь идет не о физической смерти, а об умирании чувства к матери.
Приезжая в Константиново на побывку, Есенин редко общался с матерью, убегая к друзьям или соседям. В письмах был немногословен, обращаясь с простыми просьбами. Например, связать и прислать теплые чулки.
Известный психотерапевт Л.Хилл считает, что поверхностно такие матери могут хотеть и даже пытаться любить своего ребенка, но лежащая в глубине ненависть мешает им. «Действительность разочаровывает подобную мать, — пишет Хилл,
— и разочаровывает жестоко и больно, заставляя увидеть в ребенке отражение своего прежнего внутреннего мира, в котором были смещены объекты любви и ненависти. Ребенок, выношенный ею во время жестокого стресса, еще недавно составляющий часть ее, появившись на свет, наследует ее состояние, и сам становится объектом фрустрации с ее стороны» [16] (Цит. по А.В.Лукьянов).
Бессознательная ненависть Татьяны к ребенку бумерангом вернулась к ней. У Сергея появился комплекс подсознательной ненависти к матери, который приведет потом к неоднократно повторяющимся депрессивным состояниям в результате различных психотравм. Новорожденный получил в наследство целый «букет» противоречивых черт характера: со стороны Есениных — мягкость, неумение устроиться в жизни, мечтательность, человек «нет от мира сего», душевную слабость, дисгармоничность с выраженными проявлениями эмоциональной неустойчивости, резкая смена настроения и интересов — типичный набор психастенических черт характера отца Сергея; от деда Федора — стремление к славе, к главенствованию, раздражительность, тиранство, умение трудиться, частые смены настроения, упрямство, эгоизм, себялюбие, честолюбие и требовательность к другим. В эту наследственную цепочку следует включить и указанный выше механизм «повреждения эмбриона и плода», когда подсознательная ненависть матери к ребенку способствовала формированию довольно сильных шизоидных и истерических черт характера [16]. Известно также, что генетические особенности матери начинают сказываться на ребенке еще в период внутриутробного развития плода. При этом следует знать, что беременная женщина и плод физически связаны, поэтому особенности организма матери влияют на развивающийся плод как на комплекс средовых факторов [1].
В своих «Автобиографиях» Есенин постоянно переиначивал события своей жизни, создавая себе легенду за легендой. Он писал: «Детство провел у деда и бабушки по матери. С двух лет. был отдан на воспитание. Рос озорным и непослушным. Из мальчишек со мной никто не мог тягаться. был всегда коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную. Бабушка (Наталья Евте-евна. — Н.Н.) любила меня изо всей мочи и нежности ее не было границ. Читать выучили к 5, стихи писать начал лет с 9. Толчки давала бабка. Она рассказывала сказки. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Один дядя.брал меня в лодку (не умевшего плавать. — Н.Н.), отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку..».
«Рано посетили меня религиозные сомнения, — писал Есенин. — В детстве у меня были очень резкие переходы: то полоса молитвенная, то необычайного озорства, вплоть до желания кощунствовать и богохульствовать».
«Детство прошло среди полей и степей», — писал поэт.
Здесь впервые зарождалась та великая любовь к родной русской природе, которая позже питала его поэтическое воображение.
Еще в раннем детстве зародилась у Есенина искренняя любовь и сердечная жалость ко всему живому. Эта любовь к животным осталась у него на всю жизнь.
Детство Есенина — это сиротство при живых родителях, годами отсутствовавших в селе. Отсутствие родителей, различные переживания по этому поводу постоянно и глубоко травмировали душу ребенка, а затем подростка. Дети, как известно, великие мастера скрывать свою душевную боль не только от взрослых, но и от себя самих: «переживают» открыто или закрыто, загоняя боль подальше.
Всякое переживание, однажды испытанное, стремится себя, так или иначе, воспроизвести. Боль и тоска из причинно-следственной связи норовят выпрыгнуть в иную реальность: в возвратные временные круги. Так клишируются и состояния страха, иногда переходящее в устойчивое эмоциональное состояние тревоги, и состояния страха, которые превращаются в фобии и панические атаки; так закрепляет себя и гневливость, и много разных навязчивостей, и упорный неадекватный смех; по этому же механизму воспроизводятся и психоаллергические реакции, и всевозможные влечения. [14].
Впечатлительность, душевная хрупкость и ранимость, лермонтовский комплекс одиночества, преодолеваемый напускной дерзостью, своеобразным деревенским «юнкерством», за маской которого скрывался целомудренный и замкнутый мир будущего поэта, — вот, видимо, суть есенинского детства и отрочества» [13].
Но, — как отмечает К. Хорни, — чем более травмирующими являются переживания ребенка, тем более вероятнее, что у него разовьется не только реакция ненависти по отношению к родителям и другим детям, но также недоверчивое или злобное отношение ко всем людям [26].
У Сережи не развилось чувство принадлежности к родителям, а наоборот возникло чувство глубинной небезопасности, смутной тревоги, враждебного противостояния по отношению к семье, что явилось неблагоприятным для психического развития мальчика. По К. Хорни [24,26], это так называемая «базальная тревожность, которая лежит в основе отношения к людям и неразрывно переплетена с базальной враждебностью» (базальная тревожность — негативное отношение к миру, которое проявляется всепроникающим чувством собственной изоляции и одиночества во враждебном мире; базальная враждебность — чувство злости у ребенка по отношению к людям (к родителям), которые плохо обращаются с ним, либо отвергают его). Именно базальная тревожность или базальное чувство небезопасности, делает необходимым во имя безопасности и удовлетворения жестко следовать определенным стремлениям, противоречивая природа которых составляет ядро неврозов. Таким образом, группу культурных факторов, связанных с неврозами, составляют обстоятельства, порождающие эмоциональную изоляцию, потенциальное враждебное напряжение между людьми, чувство небезопасности, страхи и чувство собственной беспомощности.
Базальная тревожность — явление невротическое. Она возникает в результате конфликта между существующей зависимостью от родителей и бунтом против них. Враждебность к ним приходится подавлять вследствие зависимости; вытеснение враждебности делает человека беззащитным, потому что заставляет его не замечать опасность, с которой он должен бороться [24].
Сергей стал ощущать свою эмоциональную изолированность, беспомощность и беззащитность в окружающем мире, который воспринимался им как враждебный по отношению к нему. Ему необходимы были такие поведенческие и психологические реакции, которые облегчали бы его базальную тревожность. Обычно ребенок, — считает К. Корни, — стремится уменьшить это психологическое состояние или освободиться от него, пытаясь бунтовать и бороться, либо не допускать других в свою внутреннюю жизнь и эмоционально отойти от них. В принципе, это означает, что он может двигаться по направлению к другим, против них или от них. Ребенка влечет во все направления сразу. В связи, с чем у него развиваются противоречивые установки по отношению к другим, составляющие его базальный конфликт с ними. Он или подчиняется (уступчивость) взрослым, или сопротивляется (агрессия), или спокойно наблюдает за ними (равнодушие) [25].
В данном случае речь не могла идти об агрессивном разрушении базального конфликта, потому что Сережа по всему психологическому складу отличался от всех своих сверстников. Причем не просто отличался — он был иным — в нем пробуждался будущий Поэт. Его тонкая самолюбивая натура, под-
верженная различным внутренним и внешним конфликтам, искала другой выход. В его характере формируется некоторое равнодушие к окружающему его миру. Он пытается жить внутренней жизнью, мечтами и чувствами.
У Титовых Есенин прожил самые важные в его жизни годы, важные в плане становления личности и характера (Федор Титов воспитывал поэта 12 лет — Н.Н.).
В детстве и отрочестве Сережу дразнили то кудряшом, то девкой. Он был тихим, скромным, застенчивым и не очень уверенным в себе ясноглазым мальчиком. Таков он и на первом поэтическом автопортрете, польщенном, но — похожем: «Тихий отрок, чувствующий кротко, / Голубей целующий в уста». Тогдашние соперники били его не только «в морду», но и в душу — за то, что он не такой, как все.
По-видимому, Есенин не то чтобы умом — кожей чувствовал опасность чужеродности, догадываясь: чтобы выжить, уцелеть, надо прикинуться таким, как все, а свою особость (роковую печать избранности и отмеченности) спрятать, утаить [17]. Сережа не по детски, как большую беду, болезненно пережил переселение от Титовых в отчий угрюмый дом к суровой, вроде как неродной бабке Аграфене Панкратьевне, крикливой и вздорной тетке, жене отцова брата, к почти забытой матери, от безвыходности вернувшейся к мужу. Ему пришлось менять свою жизнь и приспосабливать свой непростой характер к другим людям и к другому быту. Он до смерти бабушки Натальи Евтеевны не мог привыкнуть к этому дому и часто из школы уходил к Титовым. Новые переживания наслаивались в тонкой психике мальчика.
Есенин отцовской — ангельской, большеглазой и тихой — красоты не унаследовал, лицом пошел в мать. Сергею от отца кое-что все-таки перепало, кроме легкой походки и немужицкой осанки. Отец, как и сын — за песнею и за вином уносился куда-то вместе со звуками, куда — неведомо, лишь бы подальше от неблагообразия деревенского быта, от которого, как и сын, втайне страдал [17].
Есенину от деда Титова досталось не только «самое высшее в мире искусство» «казаться улыбчивым и простым» «в житейскую стынь», при различных «утратах» «и когда тебе грустно». Титовское умение нравиться людям Сергей унаследовал и преумножил.
Многие односельчане замечали, что «у Татьяны сын какой-то не такой», «не от мира сего», «он не такой как мы. Он Бог знает кто». Даже дед называл своего внука — «Серега-Монах». В детстве Сергей больше всего общался со своим «припадочным дядей», который был для него первым другом. Дядя Петя по-своему старался скрасить жизнь мальчика. В общении со сверстниками у Есенина появляется чувство самоуверенности, неукротимая жажда первенства, определенный эгоизм, нетерпимость к чужому мнению.
Творя легенду о себе, Есенин старался представить себя лидером. Он всюду подчеркивает свою силу и ловкость, любит вспоминать, как дрался с ребятами, как был «средь мальчишек всегда герой», как удачливо ловил рыбу, как ловко лазал по деревьям к птичьим гнездам, как «обносил» огороды, играл в бабки, плавал за подстреленными утками. «Но маска деревенского «супермена» на самом деле скрывала легко ранимую душу и отнюдь не богатырское тело. В ранних стихах он не единожды проговаривается о своей некрестьянской хрупкости, о физической и душевной утонченности, что конечно, отличало его от обычных Константиновских ребят» [13].
Человек с шизоидным характером слабо ощущает связь между собой и окружающей действительностью, которая является для него источником различных негативных переживаний и конфликтов. При всем этом, как отмечает А. Лоуэн
[15], «способности его к духовным переживаниям, к нежности, к сопереживанию и сочувствию огромны. Себя шизоид воспринимает как существо духовное, полное глубоких чувств, нежности и пр.».
Шизоид с трудом воспринимает и осваивает внешний мир. Существование для него в этой реальности есть вопрос выживания. В связи с этим из-за шизоидности своего характера, для успокоения своей базальной тревожности Есенин эмоционально отошел от окружающих его людей, хотя внешне как бы жил его интересами. Чувствуя себя «внизу», изолированным и враждебно настроенным, он начинает развивать в себе потребность возвыситься над другими. Это подсознательное чувство явилось началом его отчуждения от себя (внутреннее отдаление человека от истинной реальности в выдуманный мир).
При общении со сверстниками у Сережи формируется потребность скрывать свои чувства, желания и мысли. Они перестают быть главными факторами его душевного развития. «Нежное Я» Есенина скрывается в подсознании, и на пер-
вый план выходит его «гордое Я». Постепенно воображение бессознательно приступает к работе и создает в сознании его идеализированный образ его самого. Это искусственное Я, которое появилось в результате сиротства и наследственных факторов, должно было дать травмированной психике Сергея опору в жизни, поднять его в собственных глазах, и, несмотря на физическую слабость и душевную хрупкость его натуры, дать ему ощущение значимости, силы и уверенности [16].
У Есенина формируется невротическое состояние, которое приводит к тому, что воображение и буйная фантазия начинают играть в его жизни заметную роль, при этом в этой игре воображения начинает искажаться реальность, которую он сам не осознает. Это подтверждается впоследствии неоднократными переписывании своей жизни в «Автобиографиях».
Процесс самоидеализации, происходящий в детском возрасте, весьма сложен. Возникшие у Есенина навязчивые понятия «должествования», «главенствования», соединяясь с хрупкой и мечтательной натурой мальчика, создали в его сознании мотивационную установку всегда источать добро, тепло и нежность.
В сентябре 1904 г. Есенин поступает в Константиновское земское 4-х годичное училище и в мае 1909 г. с отличием и похвальным листом заканчивает его. Несмотря на хорошую учебу, Сережа за нарушение дисциплины в третьем классе был оставлен на второй год. Во время учебы в училище новые переживания, впечатления наслаивались в тонкой психике Есенина. В глубине души он чувствовал неуверенность в себе, ему хотелось быть сильным, значительным, чтобы его уважали. Он нуждался в ласке, заботе, доверии взрослых. Однако окружающая действительность Есенина не способствовала нормальному, спокойному развитию его психики. Его самоидеализа-ция — это попытка залечить психологическую травму путем мысленного возвышения себя над грубой крестьянской реальностью. Но вместо твердой уверенности в себе у Есенина появляется невротическая гордость, которая захватывает интеллект, способности, разум подростка.
В училище Есенин учился легко, весело, как бы шутя. Он по праву считался одним из лучших учеников. Учителя его любили за прямоту и веселый нрав. Был он первый заводила, шустрый, смелый и драчливый, как петух. Сергей часто стоял в углу на коленях и, хотя дома занимался меньше других, но отвечал лучше. Имея отличную память, много стихов знал наизусть.
Бывший соученик Н. Калинкин вспоминал: «Есенин не только был мастер на разные выдумки и шалости. Он был одарен ясным умом. Выделялся среди нас. Отвечал на уроках бойко, особенно когда декламировал стихи Некрасова, Кольцова, Никитина» [10].
«Среди учеников он (Есенин. — Н.Н.) всегда отличался способностями, — отмечал одноклассник К. Воронцов, — и был в числе первых. Когда кто-нибудь не выучит урока, учитель оставлял его без обеда готовить уроки, а проверку проводить поручал Есенину» [11].
В 1907 г. Есенин познакомился с Н. Сардановским, который был родственником священника И. Смирнова. К тому времени Сергей отбился от уличной ватаги, чему поспособствовал отец Иван, человек недюжинного ума и большого чадолюбивого сердца. Он же первый обратил внимание на Сергея, указав школьным учителям, что мальчишка мол, Богом отмечен. Фамилия отца Ивана Смирнов, но сельчане именовали многочисленных его домочадцев Поповыми. В поповской компании роль опекуна бессменно исполнял Николай Сардановский, который на два с половиной года был старше Есенина. Николай уже учился в Московском коммерческом институте, играл на скрипке, сочинял стихи. Для Сергея появление в их маленькой компании такого образованного, «всего в талантах» юноши было подарком судьбы. Есенин стал показывать Николаю рукописи своих стихов, которому они не понравились, так как были «холодноватые по содержанию и неудовлетворительные по форме».
Признав, что «подобное творчество удивительно для деревенского мальчика», он «охотно объяснил Сергею сущность рифмования и построения всяческих дактилей и амфибрахи-ев. Удивительно трогательно было наблюдать, с каким захватывающим вниманием воспринимал он эту премудрость».
Общение с Сардановским даром не прошло. Можно сказать, что Есенину неожиданно и необычайно повезло. В самые трудные для подростка годы он оказался в хорошем обществе. Ведь к Поповым, где Сергей частенько дневал и ночевал, слеталась не вообще молодежь, а дети сельской интеллигенции — гимназисты, реалисты, студенты.
Сочинение стихов становится для Есенина новой формой самовыражения. Свой необычайный дар Сергей осознал рано.
«Пробуждение творческих дум началось по сознательной памяти до 8 лет», — отмечал он в «Автобиографии».
В школьные годы он был заядлым книголюбом, много читал, пользуясь библиотекой священника отца Ивана, хотя и своих книг у него было предостаточно. Сергей был жаден до книг, стремился познать мир из них, стать более значительным, во всем быть первым. Мать с подозрительностью относилась к книгочейству сына, что не способствовало их взаимному сближению. Не только способности, но и озорство подростка бросались в глаза. Таким способом он хотел самоутвердиться, возвыситься над сверстниками, стать заметным, отличиться от других.
В подростковом возрасте у Сергея стал просматриваться нарциссизм (одна из форм эгоизма; самовлюбленность; самолюбование; завышенная самооценка физических и душевных качеств) — влюбленность в свой «идеализированный образ» — образ драчуна, коневода. Все это вселяло в него уверенность в себе, что только он является хозяином своей судьбы, помазанником Божьим, пророком, что он намного одареннее других — в этом он утверждается в своем мироощущении.
Самоидеализация всегда влечет за собой общее самопрославление, что придает индивиду очень нужное чувство значимости и превосходства над другими. У человека возникает влечение выразить себя, свое идеализированное Я, проявить его в действии. По этой причине самоидеализация неизбежно вырастает в более всеобъемлющее влечение, которое К. Хорни [25] обозначает как поиск славы. Самоидеализация остается его ядерной основой.
Для Есенина в этот период учебы в училище главным фактором в развитии его невротического поиска славы является формирование нарождающегося поэтического дара, Богом данной способности писать стихи. Жажда славы, которая грызла Есенина всю жизнь, зародилась в нем, еще когда он был подростком, а потом юношей. Впоследствии эта страсть гипертрофировалась, стала всепоглощающей. Этой страшной славе поэт принес свою жизнь.
В сентябре 1909 г. Есенин поступает в Спас-Клепиковс-кую второклассную учительскую школу и в мае 1912 года заканчивает ее. Именно в этой школе начинается поэтический путь поэта.
Когда Есенин учился в школе, то по-прежнему, тосковал по дому, по материнской ласке. Он потянулся, как к матери, к работнице столовой Уткиной. «Есенин внимательно слушал ее рассказы, беседовал с ней, ощущая материнскую теплоту и заботу».
В школе Есенин должен был следовать общим правилам жизни, что для его психической установки поиска славы, жажды признания и первенства было неприемлемым. Его необычная натура все больше выделялась среди учеников своей повышенной чувствительностью, психологической уязвимостью и интеллигентностью. Первые конфликты (по закону стаи здесь били всех новеньких) с одноклассниками, закончившиеся побоями, удары по самолюбию и гордости вынудили его панически бежать из школы. Матери Сергей заявил, что больше в школу не воротится. Но через некоторое время он возвращается в школу. Бунт был подавлен, но стало ясно, что Есенин в школе живет на положении «белой вороны». Сергей уехал из села веселый, с надеждой, что скоро вернется домой насовсем. И вдруг — он познакомился с Г. Панфиловым, дружба с которым без всякой натяжки была для Есенина счастьем. Наконец-то он встретил человека, которому можно открыть душу, выплеснуть ее в слова: «Мы открывали все-все, что чувствовали, друг перед другом».
Обладая хорошими способностями, Есенин иногда к занятиям готовился на ходу, прочитывая задания в перемену. У него выработались свои правила и установки в жизни. Внешнее принуждение он терпел с трудом, общие правила поведения его психологически зажимали, вызывая чувство раздражения. За хорошими ответами не гонялся. Считая, что только его восприятие мира правильно, и только его поведение исключительно, над усердными и прилежными зубрилами он прямо-таки издевался.
Стремясь занять главенствующее положение среди сверстников, Есенин основное внимание уделяет литературным занятиям. Учитель литературы Е. Хитров вспоминал, что отличительной особенностью характера Есенина были — жизнерадостность, веселость, какая-то излишняя смешливость и легкомыслие. Кроме того, ему были присущи следующие черты характера — стремление настоять на своем, сделать только так, как самому хочется, беспрепятственное потакание своим желаниям, порой эмоциональная неуравновешенность, резкая смена настроений и интересов, волны грусти-тоски, иногда — агрессивность [16,21]. Е. Хитров отмечал, что Есенин от-
личался от других «нежностью своего характера», «не было у меня такого жадного слушателя как Есенин. Он впивался в меня глазами, глотал каждое слово. У него первого заблестят от слез глаза в печальных местах, он первый расхохочется при смешном» [11].
«Он (Есенин) не всегда был ровным, твердым, самостоятельным. Иногда он проявлял несдержанность, действовал под впечатлением. У него была слабая сопротивляемость, и он поддавался влиянию более волевых товарищей. Есенин не любил быть в тени, незамеченным», — вспоминал соученик Есенина Я. Трепалин [21].
Из школы вынес Есенин и особенное свое презрение к стадным инстинктам («Удержи меня, мое презренье, я всегда отмечен был тобой.») — до школы его вполне устраивала роль предводителя стаи.
Первые поэтические опыты не подняли авторитета Есенина, не нашли отклика ни среди учителей, ни среди однокашников. Приятель Сергея Сардановский по этому поводу писал: «Его (Есенина. — Н.Н.) стремление добиться славы и его способность сочинять стихи ни в коей мере не возвышали его в наших глазах, а его заносчивость и стремление выставлять напоказ свой талант и бесконечные разговоры о его стихах порядком надоели нам» [8].
Уязвленное самолюбие, непризнание, неуважение к его таланту — все это развило в Есенине мнительность, замкнутость, склонность сопротивляться за свой божеский дар. Его претензии на уважение и понимание вполне понятны и оправданы. «Но вся особенность невротических претензий в том, что Есенин не осознавал их как претензии. Подсознательно он считал, что сам ничего не должен делать со своими проблемами; все трудности его жизни коренятся не в нем самом — измениться должны другие. Они должны признать его исключительность и гениальность. Именно другие должны не беспокоить его, а благоговейно внимать его творениям» [16,25].
Постоянное соперничество между Есениным и Е. Тира-новым, который был сильным соперником в поэтическом творчестве для Сергея, вызывало у него тревожность, раздражение и ревность.
Приезжая на каникулы в Константиново, Есенин полностью погружался в собственные проблемы, забывая, что чем-то надо помочь родителям по хозяйству. Дома он только спал и писал стихи. По-прежнему встречался с ребятами, проявляя заносчивость и ложную обиду. Он в глубине души не был связан с ними чувством товарищества или чувством группы. Он не ощущал себя ее частью, не обладал чувством принадлежности к ней. Скорее всего, Сергей использовал своих сверстников в целях личной заинтересованности. Весь свой досуг он проводил в доме священника Смирнова. Любил выглядеть красивым и обаятельным. Его эгоцентризм, стремление среди других выглядеть не таким, как все, выделиться среди них явно бросается в глаза. Себялюбивый, он стесняется даже своих родных, считая лишь себя «любимцем богов».
«Эгоцентричность невротика, отмечает К. Хорни, — строится на совершенно иной и гораздо более сложной основе. Он занят собой, потому что его влекут собственные психологические потребности, разрывают собственные конфликты, и он вынужден цепляться за свои своеобразные решения» [25].
В июне 1911 г. Есенин едет в Москву к поэту И.А.Белоусо-ву. «Передо мной стоит скромный. мальчик, — вспоминал поэт, — и до того робкий, что боится даже присесть на край стула, — стоит, молча потупившись, мнет в руках картузик.. Но я сказал поэту несколько сочувственных слов. А молодой поэт стоял, опустив глаза в землю» [16]. Скромность, робость, детская простодушная непосредственность — все это начинает проявляться в Сергее на тернистом «пути к славе». Он уже уверен в своем признании и предназначении. Внешняя скромность его — это бессознательное действие, это «защитная маска», которая направлена на достижение поставленной цели. Однако внутренне Есенин уже был готов к завоеванию русского Парнаса.
Осенью 1911 г., когда Есенин впервые читает свои стихи в Москве, в Суриковском литературно-музыкальном кружке, первые хвалебные отзывы проливают бальзам на сердце юного поэта.
Когда писались «Больные думы» (1910-1912 гг.), этот период жизни у Есенина был, несомненно, окрашен в пессимистические и минорные тона. Душу поэта переполняет грусть-тоска, которая имела не кратковременное, а постоянное состояние в 1911 г., а затем — это отчетливо видно и по письмам
1912-1916 гг. По его стихам и многочисленным воспоминаниям о нем и на протяжении всей жизни поэта приходится убеждаться, что приступы депрессии — это явление вполне для него обычное.
«Больные думы» — под таким названием начинающий поэт
объединил 16 стихотворений. В них много стонов «истомленной груди», «изнывающей души», жалоб на «разбитые грезы», «тяжкие муки» на несчастную судьбу, безнадежную грусть и тоску. Грезы Есенина разбиты, силы сломлены. Вокруг он видит неволю и горе. В нужде и горе погибает «страдалец сохи»
— «брат родной».
«Больные думы» — это поэтическое выражение базальной тревожности Есенина, его чувства изолированности, безнадежности и беспомощности перед враждебным миром [16].
Несомненно, в отрочестве и юности у Есенина наступали такие минуты, когда он с трудом справлялся со своими ощущениями неудовлетворенности, слабостями и неудачами, различными комплексами, внутренними конфликтами, сомнениями в выбранном пути. «Небольшую, но ухватистую силу в борьбе с этими трудностями» поэт приобрел позже, после знакомства с Н. Клюевым, который научил его надевать различные защитные маски, чтобы спастись от «страшного мира». С годами Есенин понял, что самая лучшая защита его поэтической души — это не воля и даже не талант, а умение носить ту маску, которая сегодня спасает тебя от посягательства корыстных и темных сил, жаждущих власти над беззащитным талантом» [13].
Впоследствии Есенин использовал самые разнообразные защитные «маски веселия», праздного гуляки, ряженого, кутилы, хулигана, скандалиста, ясновидца, деревенского дурачка, смиренного просителя и др.
Есенин был очень влюбчив. В 1909 г. он серьезно влюбился в сестру своего друга Анну Сардановскую, с которой отношения складывались трудно. Самолюбивый Сергей, занятый своими поэтическими проблемами был, по-видимому, малоинтересен веселой и жизнерадостной девушке. Это была первая полудетская неповторимая любовь — мечта поэта, которая оказалась неразделенной. В период их увлечения Есенин посвятил Анне несколько произведений, где упоминается о «девушке в белом», «девушке в белой накидке». Это была чистая, трепетная мечта о любви сельского юноши к лучшей из девчонок.
Любовь для Есенина той поры — это не только способ снятия психологического напряжения, но и высокий дерзновенный порыв чувств, которые рождают в юноше подсознательную надежду на духовное удовлетворение, мир, единство ... «Любить — для него означает погружаться в некое возвышенное экстатическое чувство, терять себя, сливаясь с другим существом, становясь одним сердцем, одной плотью и в этом слиянии находить единство, которое он не может найти в себе. И мы никогда не поймем всей глубины этого чувства без осознания невротической раздвоенности Сергея, ощущения своей неполноценности и неудачливости. Подсознательно Есенин считал, что только единение с другим существом, понимающим его претензии на славу, психологически укрепит его и избавит от терзающих его конфликтов» [16].
Не найдя отклика в душе Анны, Есенин пытается найти понимание в новом увлечении, в девичьем сердце Маши Бальзамовой. Новое увлечение Сергея задело сестер Сардановс-ких, и они публично осмеяли отношения Маши с Сергеем. Невротическая психика его не выдерживает этих коллизий. Он чувствует себя униженным и уязвленным. Непонимание окружающими его проблем, его поэтических исканий переживается им как отвержение его самого. А это в свою очередь означает для Есенина полную беспросветность всех надежд на будущее. Сергей ощущает свою как бы никчемность в этой жизни.
Есенин огорчается тем, что многочисленные его претензии к миру, к действительности не исполняются. Он испытывает чувство жалости к себе из-за несправедливого отношения со стороны других. Хотя более мучительны для него обиды, которые он сам наносит себе, самоуничижаясь, презирая себя и сознавая свое ничтожество. Желание поделиться своими душевными страданиями — типичный невротический способ преодолеть свою обиду и унижение.
Чувствуя себя жертвой, Есенин как бы защищается от ненависти к себе, которая вызвана его незначительными поэтическими успехами и неудачей в любовно-дружеских отношениях. «Все скопившиеся горькие обвинения против других, — анализирует поступки невротика К. Хорни, — выходят тогда на передний план; его претензии становятся открыто мстительными и неразумными; его ненависть к себе — осознанной и достигает грозных размеров. Его состояние — состояние неослабного отчаяния. У него может быть тяжелая паника и великая опасность самоубийства» [25].
Эти нахлынувшие чувства психологически охватывают Есенина целиком, и вызывают у него сильное внутреннее напряжение (суицидальный импульс). Летом 1912 г., а это было третье лето его любви, доведенный до отчаяния сложивши-
мися межличностными отношениями с Сардановской, узнав, что Сардановские не относятся к нему всерьез, Есенин совершил попытку самоубийства, приняв уксусную эссенцию. Это была первая попытка «уйти», нанести себе вред в период резкой депрессии и сильной фрустрации.
Есенин постоянно задает себе гамлетовский вопрос: быть или не быть? Или ему смириться с нависшими над ним трудностями, осознав свое ничтожество, или покончить счеты с жизнью, или ополчиться «на море бед и сразить их одним ударом». Поэт на распутье. Ему трудно выбрать правильный путь. Но, конечно же, ему — быть. В этом и состоит предназначение его как человека и как поэта. В конечном итоге он выбирает дорогу славы, на которой его «гордое Я» познает много прекрасного, возвышенного и трагичного [16].
Начиная с 1911 г., Есенина не покидали мысли о смерти. Об этом свидетельствуют: неопубликованные при жизни поэта «Больные думы» и исповедальные письма к Бальзамовой, в которых неоднократно звучит мотив ухода из жизни. Эта неясно выраженная потребность выхода из создавшихся конфликтных ситуаций путем самоуничтожения постоянно терзает Сергея и становится его навязчивым психозом. Причем происходят эти внезапные импульсы депрессии в моменты тяжелого душевного кризиса, когда поэта разрывают собственные невротические конфликты. Вполне возможно, что думать о смерти он начал и раньше, думал и в последующие годы. И не думать в силу особенностей своего невротического характера не мог.
В. Наседкину [11] показалось «странным», что Есенин «запел о смерти». Последний стал доказывать, «что поэту необходимо чаще думать о смерти и что, только памятуя о ней, поэт может особенно остро чувствовать жизнь».
Мысли о смерти не оставляли Есенина никогда. У него даже имелась собственная, им выработанная концепция о продолжительности жизни лирического поэта, который не должен долго жить, он должен или умереть, или перестать писать.
З. Ясинская [11] вспоминала слова Есенина в 1916 г.: «Только короткая жизнь может быть яркой. Жить — это значит отдать всего себя революции, поэзии. Отдать всего себя без остатка. Жить — значит сгореть». Он привел в пример М. Лермонтова и сказал: «Жить надо не дольше 25 лет!».
В юношеские годы близкие родные обеспокоились о психическом состоянии здоровья Есенина и даже решили показать его психиатру. Причиной тому явились перепады настроения («Одержимый.бесами. испускал из своих уст и ноздрей дым кадильной сатаны»), периодические приступы депрессии, эмоциональная неуравновешенность в поведении, необычные мысли о смерти, трудности во взаимоотношениях с коллегами по работе и с близкими, смены мест работы из-за неожиданно возникших проблем. Есенин отказался от консультации психиатра и «послал всех к Сатане».
Осенью 1912 г. Есенин приезжает в Москву и живет у отца, который пристроил сына в контору книгоиздательства «Культура».
Непонимание отцом характера сына, его страстной жажды поиска славы и заветной мечты стать великим поэтом, а не учителем, привели к ссоре между ними. После очередного конфликта Сергей заявляет отцу, что ни в институт, ни на бухгалтерские курсы он не хочет. И в конторе киснуть не намерен. Психанув, заявил, что вообще не намерен жить по его указке. Внутренне он ощущает раздражение и одиночество, которые его постоянно гложут. Гордый и самолюбивый, проработав одну неделю, Есенин уходит из конторы, так как не мог примириться с существовавшими там порядками (необходимо было вставать, когда входила хозяйка). По этому поводу П.Б. Ганнушкин отмечает, что шизоиды вообще оказываются неспособными к регулярной профессиональной деятельности, особенно к службе под чужим началом. Они часто по ничтожным поводам внезапно отказываются от работы, переходят от одной профессии к другой и т.д. [7].
Есенин часто задает себе вопросы: «Как жить дальше? Где тот основной путь, который приведет его к славе?» Откровенную переписку Сергей ведет только с другом Панфиловым и Бальзамовой, с которой у него устанавливаются сложные романтические отношения.
В психологической ткани исповедальных писем к Бальзамовой вырисовывается облик чувствительного юноши, раздвоенного, эмоционально неуравновешенного, мучительно ищущего свой путь в жизни, пытающегося нащупать ее цели и смысл, чем-то закомплексованного, открытого для любви и нежной дружбы. В этих письмах красной нитью проходит психологическое ощущение какого-то удовлетворения от ненависти и чувства обиды к окружающим, проявляются все типичные невротические черты характера Есенина, которые он
скрывает за будничным поведением. Именно в этих письмах душевное страдание, как важная составная часть его потаенной гордости, выступает в тесном содружестве с его претензиями и переживаниями о своем ничтожном существе [16].
Весной 1913 г. Есенина устраивают к И.Д. Сытину «через социал-демократическую группу в типографии».
В типографию Есенин пришел кроткий, робкий и застенчивый, и стал с хитрецой присматриваться к коллективу, ожидая доброжелательного отношения. Корректор А. Изряднова, человек близкий в те годы поэту, так описывает Есенина: «Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был. На нем был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив, окружающие. окрестили его вербочным херувимом. Был он заносчив, самолюбив, его невзлюбили за это. Настроение у него было угнетенное: он поэт, а никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать. Отец журит, что занимается не делом, не работает, а он стишки пишет» [8,23].
Но это было только первое впечатление, Никто не знал, что Есенин при общении с людьми использовал различные маски. Скованность быстро проходила, и проявлялись его истинные качества невротического характера.
«Как в типографии, — вспоминает Изряднова, — так и в университете (А.Л. Шанявского. — Н.Н.) он (Есенин. — Н.Н.) слыл за передового. Посещал собрания, распространял нелегальную литературу» [16]. Полиция заинтересовалась агитационной деятельностью Есенина и произвела обыск на его квартире, а затем установила за ним слежку. В охранном отделении он имел кличку «Набор».
Однако все эти неприятности меньше всего волновали Есенина. Участие в рабочем движении было для него поверхностным, не затрагивающим изнутри. Не в революционном движении видел он источники своей поэзии. Больше всего переживаний рождает в душе Сергея отсутствие хоть малейшего признания его как поэта. Он чувствует себя «совершенно разлаженным». Для «разлаженности» имелись все основания, потому что стихи не слаживались. Хотя их и хвалили товарищи по кружку, но Есенину все чаще и чаще казалось, что его стихи, как и он сам, попали в полосу невезенья, беспутья. «У Сергея, — писала Изряднова, — крепко сидело в голове — он большой поэт. Поэт-то поэт, а печатать нигде не печатают»
[16].
В университете Есенин основательно знакомится с европейской и американской литературой. Услышав о молодом поэте, его приглашает к себе маститый профессор П.Н. Саку-лин, чтобы почитать стихи. «Отзыв критика, по-видимому, был очень лестен для Сергея. я помню, что стихотворение «Выткался на озере.» Сергей для Саккулина читал дважды» (Н. Сардиновский).
В сознание Есенина проникает идея о «сверхчеловеке», о мессии, несущем миру благоденствие. Во главу угла он ставит моральные качества личности, отвергая их страсти, пороки и даже чисто человеческие недостатки. Его эгоцентричность возрастает, причем она связана не с эгоизмом поведения, а с тем, что Сергей полностью погружен в себя. Он начинает жить своей собственной религией, каким-то идеализированным образом, осуществляет свои долженствования, которые возникают из его поиска славы, которые как бы оберегают его духовный мир от вторжения других. В результате этого Есенин не только все сильнее эмоционально отчуждается от окружающих его людей, в том числе и от отца, но ему становится все трудней различать в других людях их собственную правоту, которая отлична от его правоты и от его претензий [16].
Невротические обиды, жизненные коллизии, уязвленная гордость — все это в целом приводит Сергея к философской оценке проблемы жизни, смерти и смысла существования человека. Он как бы интуитивно приходит к учению стоиков, которые говорили, что жизнь есть подготовка к смерти [16].
Письма Есенина к своему другу Панфилову — удивительная по значимости и по содержанию страница жизни поэта. Ни у Пушкина, ни у Лермонтова, ни у Блока., — пишут Ст. и
С. Куняевы, — мы не найдет в таком юном возрасте столь глубоких размышлений о самых сложных тайнах бытия, совести, человеческого признания, религиозного поиска. Диапазон сомнений и чувств в письмах чрезвычайно широк — от наивности до мудрости, от глубочайшей веры до отчаяния, от мучительного самоанализа до растворения своего «Я» в море христианского чувства» [13]. Есенин стремится понять тайну жизни, тайну мироздания, уяснить цель жизни, понять свое предназначение, освободиться от оков связывающей его и ненавистной ему действительности. Но в основе этого лежит его страх перед людьми, осуждение и непонимание жизни других, их проблем и просто житейского мировоззрения [16].
Есенина мучают и терзают противоречия, которые связаны с сексуальной жизнью. Секс для него — это не только физиологическая разрядка. Он доставляет чувство уверенности в себе, снимает внутреннее напряжение, скрывает мысли о собственном ничтожестве, позволяет забыть о неудачах. С одной стороны, его влечет к милой, спокойной, ласковой, кроткой, но не очень красивой Анне Изрядновой, которая влюбилась в Сергея, старается помочь ему во всем и ищет с ним сексуального контакта, с другой — он весь погружен в «платоническое», искусственно созданное им самим увлечение Бальзамовой.
В начале 1914 г. Сергей и Анна вступают в гражданский брак. Однако невротический характер Есенина не был приспособлен для спокойного семейного очага. Он сошелся с Анной не потому, что влюбился, а потому, что поддался велению и хотению просто жизни, потому, что его внутренняя установка как бы подсказывала ему — это то, что ты обязан сделать.
Вся жизнь Есенина московского периода представляет собой процесс все большего отчуждения от себя. Это результат утраты личностного смысла того, что раньше было значимым и ценным для поэта. Его отношение к окружающим его людям, и даже к жене становится поверхностным и равнодушным. «Нетронутая хорошая душа» Есенина, его «чистота» и «свет» не воспринимают семейную жизнь и связанную с ней ответственность. Налаженный быт, уют, дети — все это чуждо эгоцентричному юноше, занятому только личными делами и мечтающему о будущей славе. Его интересует только литература, он учится, но впитывает в себя только то, что связано с совершенствованием его поэтического дара. «Отчужденный от себя человек, — как отмечает К. Хорни, — не ощущает свой дом своим домом — он для него безличен, как комната в гостинице» [25].
В совместной жизни Есенин оказался собственником, очень тяжелым человеком. Как вспоминает Изряднова [8], «требователен был ужасно, не велел даже с женщинами разговаривать — они не хорошие.». Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думая, как жить». Между тем Анна ждала ребенка, а Сергей был занят только своими проблемами. Первый успех вскружил ему голову, и он ничего не замечал вокруг себя.
А. Изряднова поступков отца своего ребенка никогда не обсуждала и не осуждала. Сам Есенин, по-видимому, понимал, — сойдясь без любви с чистой и преданной ему девушкой, ответившей на мимолетную привязанность, а может быть, всего лишь на каприз сумасшедшего сердца поэта, — поступил с ней неблагородно.
Осенью 1914 г., в то время, когда они жили семейно, и Анна вот-вот должна была родить, Есенин написал Бальзамовой последнее исповедальное письмо.
В этом письме Бальзамовой Есенин прибегает к правдивому самоанализу своей личности. Он видит себя как бы в роли Фауста, который продал душу дьяволу ради признания и славы первого поэта: «Мое Я — это позор личности. Я выдохся, изолгался и, можно даже с успехом говорить, похоронил или продал свою душу черту, — и все за талант. Если я поймаю и буду обладать намеченным мною талантом, то он будет у самого подлого и ничтожного человека — у меня.. Если я буду гений, то вместе с этим буду поганый человек. Сейчас я вижу, что. подлостей у меня не хватает, хотя я в выборе их не стесняюсь. Значит, я еще больше мерзкий человек. Вот когда я открыл вам глаза. Вы еще меня не знали — теперь смотрите! И если вы скажете: «Подлец» — для меня это лучшая награда. Вы скажете истину. Да! Вот каков я хлюст..» «Прохвост Сергей Есенин».
В этой беспощадной исповеди прослеживается актерское самоуничижение, полное осознание своего невротического пути «поиска славы» и гротескное изображение собственного внутреннего мира. В этом же письме высматривается еще одно обстоятельство, свидетельствующее о том, что Есенин мог играть уже в 20 лет с петроградскими мэтрами, словно кошка с мышкой. Он приводит Бальзамовой строки поэта Ф. Сологуба: «Хулу над миром я поставлю и, соблазняя — соблазню. И добавляет: «Эта сологубовщина — мой девиз».
Перед Есениным постоянно маячил мираж Славы и все обыденное, человеческое отступало перед ним. Надо отдать должное интуиции мечтательного поэта: расчет на Северную столицу был верным. «Под лежачий камень вода не течет. Славу надо брать за рога.» — говорил Есенин. Он рвался в Петроград, словно предчувствуя свой будущий успех. Из Москвы его гнала жажда славы, поэт постоянно бредил Петроградом, ожидая чуда.
Путь к завоеванию столичного Парнаса лежал через признание Есенина А. Блоком. В «Автобиографии» поэт напишет: «Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что
в первый раз видел живого поэта».
А. Блоку так понравилась поэзия «талантливого поэта-са-мородка», что он отобрал из тетрадочки Есенина лучшие стихотворения и написал рекомендательное письмо поэту С.М. Городецкому и литератору М.П. Мурашову.
В своих воспоминаниях о Сенине Городецкий писал: «.Факт появления Есенина был осуществлением долгожданного чуда. Есенин дал возможность говорить о целой группе крестьянских поэтов. Какая радость пришла в русскую поэзию. Начался какой-то праздник песни.» [16] (Цит. по А.В. Лукьянов).
У Есенина всегда была высокая самооценка. В своей «Автобиографии» он писал, что когда впервые появился среди петербургских литераторов, «все в один голос говорили, что я талант. Я знал это лучше других».
Публикации стихов Есенина и отзывы о нем посыпались, как из ведра. Поэта нарасхват стали приглашать в салоны петербургских меценатов и на литературные вечера.
К Есенину возвращается его уверенность в себе, внутреннее ощущение подлинного признания. Его эгоцентризм придает ему бодрости и жизнерадостности, которые отсутствовали в московский период жизни. Он не сомневается, что является помазанником Божьим и хозяином своей судьбы.
Окунувшись в мир петроградской богемы, Есенин быстро понял, как надо блистательно изображать чувства при помощи своей улыбки и синих глаз; он льстит, но появляется у людей только тогда, когда они ему нужны; он понял, что слава не приходит сама по себе, что необходимо постоянно поддерживать образ «рязанского Леля», «вербного отрока», «белого ландыша», «цветка лазоревого», «пряничного херувима».
С первого же знакомства со стихами Есенина и с первой встречи с ним поэт Н. Клюев понял, что перед ним не «молодое многообещающее дарование» и не «сказочный херувим», а зрелый, яркий поэт со своим уникальным восприятием мира и неповторимым поэтическим даром. Талант Есенина Клюев ценил и почитал высоко.
Глубинную сущность есенинского невротического «поиска славы» сразу разгадал поэт Р. Ивнев: «. Стоило вам встретиться взглядом с его глазами, как «тайна» его обнаруживалась, выдавая себя: в глазах его прыгали искорки. Он был опьянен запахом славы и уже рвался вперед. Конечно, он знал себе цену. И скромность его была лишь тонкой оболочкой, под которой билось жадное, ненасытное желание победить всех своими стихами, покорить, смять» [11].
А. Блок без сомнения понял поэтическую сущность Есенина, его стремление к первенству, к славе. В своих дневниковых записях он дает молодому поэту исчерпывающую характеристику: «Образ творчества: схватить, прокусить. Жадный окунь с плотвой: плотва во рту больше его ростом, он не может проглотить, она его уже тащит за собой, не он ее» [20].
Поэт-символист Ф. Сологуб отзывался о стихах Есенина «с убийственным пренебрежением». С надменно-брюзгливым выражением лица он говорил о «фальшивой бархатной шкуре» «рязанского теленка», под которой как будто бы скрывалась настоящая суть поэта: «адское самомнение и желание прославиться, во что бы то ни стало» [5,22].
Не бросились ласкать и хвалить Есенина и в известном салоне Мережковских, где собиралась элита столичной поэзии. З. Гиппиус отнеслась к поэту все же достаточно благожелательно, но заметила его хитрецу и необыкновенную жажду славы, которая сквозила через детскую непосредственность и крестьянский облик.
В «Автобиографии» Есенин писал: «В 1916 г. был призван на военную службу.. По просьбе Ломана (полковника, адъютанта императрицы. — Н.Н.) однажды читал стихи императрице. Революция застала меня на фронте в одном из дисциплинарных батальонов, куда угодил за то, что отказался написать стихи в честь царя. В революцию покинул самовольно армию Керенского и, проживая дезертиром, работал с эсерами не как партийный, а как поэт.».
Достоверные материалы позволяют утверждать, что военная служба Есенина началась в феврале 1916 г. в П Царскосельском военно-санитарном поезде № 143. Сведения о том, что Есенин был сослан в дисциплинарный батальон до сих пор не получили документального подтверждения. Революция застала поэта не в дисциплинарном батальоне, на фронте (Есенин эту легенду выдумал. — Н.Н.), а в Царском Селе, где он служил в военно-сатинарном поезде [4].
В связи с сокращением штата в санитарном поезде, Есенин был направлен в распоряжение Воинской комиссии при Госдуме, где ему было выдано направление в школу прапорщиков. Как известно, продолжать военную карьеру поэт не собирался, и по собственному выражению, «стал первым в стране дезертиром».
Есть все основания утверждать, что стихи, которые Есенин читал на концерте 22 июля 1916 г. произвели большое впечатление на царствующих особ, а поэт благодаря ходатайству Ломана, впоследствии получил награду (золотые часы с цепочкой «из кабинета его величества») [4].
Утверждения, встречающиеся в литературе, что чтение Есениным стихов императрице было закономерным следствием всего образа его жизни и поведения в Петрограде, являются несправедливыми и ошибочными.
Служба в Царском Селе была для Есенина испытанием его гражданских позиций. Поэт постоянно отстаивал свое право на самостоятельность в творчестве. Он не превратился в послушного мальчика и не один раз под тем или иным предлогом отказывался писать стихи верноподданнического или монархического склада [4,13].
После революции Есенин находится в состоянии эйфории. Свобода от всего всегда пьянит. Такая сладкая свобода после долгой Царскосельский неволи! Тем более сладкая, что отступать в «пространство чрева» поэт отнюдь не собирался. Перед ним расстилалось поле великого сражения за поэтическое первенство, за звание главного поэта обновленной мужицкой Руси. Мечта Есенина — стать истинно народным поэтом, лидером русской поэзии, чтобы купаться в «мировой славе».
Итак, в детстве Сергей — дитя природы, деревенский озорник, замкнутый, свои обиды переживал сам в себе, неоткровенный в своих переживаниях и обидах, но вместе с тем мечтательный, впечатлительный, любящий горячо фантазировать. Как отмечает психиатр В.С. Гриневич, все эти детские особенности Есенина, в которых заметно вырисовывается их шизотимический характер (шизотимики характеризуются погружением в себя, т.е. внешний мир для них как бы не существует), в дальнейшем развиваются с возрастом и определяют личность и творчество поэта.
Аутизм (крайняя форма и состояние психологического отчуждения — уход, бегство человека от контактов с действительностью и погружение в замкнутый мир собственных переживаний), особенно резко выраженный в лирических произведениях Есенина, в которых при изучении психопатологических особенностей, явно преобладает, как говорит Э. Кречмер, шизотимический элемент с аутическим контрастом: с одной стороны «Я», лирически мечтающее, с другой — «Внешний мир».
Детское озорство — инфантильное озорство поэта, оказывается очень характерно для него. К этому следует отнести и капризный инфантилизм Есенина.
Альтернативность (альтернатива — возможность выбора; аффект — кратковременные, достаточно выраженные эмоции; амбивалентность — двойственность, одновременное сосуществование противоположных чувств) аффектов в поэзии Есенина переходит в их амбивалентность.
Таким образом, патографическое изучение личности Есенина представляет нам шизоида-гиперестетика, по Кречме-ру, или шизопада по Перельману [9].
Характерологическое исследование почерка Есенина в
1913-1914 гг. свидетельствует о непосредственности реагирования на внешние впечатления, добродушии, предприимчивости, изворотливости, некоторой хитрости, общей одаренности, стремлении к выявлению своей личности, восприимчивости, логичности, практичности, расчетливости в отношениях; в 1916 г — свидетельствует об обострении творческой фантазии, о постепенном преобладании идейных целей над практическими. резче выражается стремление первенствовать, выделяться; в 1918 г — учащаются проявления честолюбия, притупляется критическая оценка своих поступков, растет вера в себя, личность постепенно извращается [12].
Тот факт, что Есенин был психопатической личностью, не вызывает сомнения. Этот вывод известный психиатр П.Б. Ганнушкин, по-видимому, сделал на основе клинических исследований «конституциональных психопатий».
«Психопатическими называются личности, — писал П.Б.Ганнушкин, — с юности, с момента сформирования представляющие ряд особенностей, которые отличают их от так называемых нормальных людей и мешают им безболезненно для себя и для других приспособляться к окружающей среде. Присущие им патологические свойства представляют собой постоянные, врожденные свойства личности, которые, хотя и могут в течение жизни усиливаться или развиваться в определенном направлении, однако обычно не подвергаются сколько-нибудь резким изменениям. При определении психопатий можно также исходить из практического признака, выдвигаемого Шнейдером, по словам которого психопатические личности, это — такие ненормальные личности, от ненормальности которых страдают или они сами, или общество» [7].
Люди невротического характера, несмотря на возраст, по мнению Ганнушкина «не достигают действительной духовной зрелости: их суждения поражают своей противоречивостью, а место логического сопоставления фактов и трезвой оценки действительности занимают беспочвенные выдумки — продукты их детски богатой и необузданной фантазии» [7].
Что касается Есенина, то его в течение всей жизни отличало стремление к неудержимому фантазированию. Эти фантазии его, полная уверенность в реальности своих вымыслов являлись следствием его невротического развития.
В поведении шизоидных психопатических личностей, по словам Ганнушкина [7], обращает на себя внимание непоследовательность и недостаточность связи между отдельными импульсами. Значительную их группу характеризует склонность к чудачествам, неожиданным, эксцентричным и эпатажным поступкам. Есенин также постоянно чудачил. Без «причуд», «неожиданностей», «без игры, аффектации жеста» он не мог обойтись.
Психиатр М.И. Буянов считает, что основой общей характеристики личности Есенина были определенные черты характера, которые доминировали в нем в раннем детстве. Речь идет о психической нестабильности, неуравновешенности, беззаботности, поступках по первому побуждению, капризности, слабоволии, иногда упрямстве, некоторой детскости суждений, отсутствии длительных эмоциональных связей, эгоцентризма, отсутствии настойчивости, неспособности к кропотливому, не окрашенному положительными эмоциями труду, невыносливости к требованиям повседневной жизни. Это все то, что составляет особое психическое расстройство, которое называется психическим инфантилизмом. Психичес-
ЛИТЕРАТУРА
1. Атраментова Л.А. Введение в психогенетику: учеб. пособие. — М.: Флинта: МПСИ, 2007. — 472 с.
2. Буянов М.И. Лики великих или Знаменитые безумцы. — М., 1994. - 120 с.
3. Буянов М.И. Страсти и судьбы. — М.: Прометей, 1995. — 232 с.
4. Вдовин В.А. Сергей Есенин на военной службе // Филологические науки. — 1964. — № 1. — С. 135-150.
5. Вдовин В.А. Некоторые замечания о вступлении Сергея Есенина в литературу // Филологические науки. — 1965. — № 2. — С.129-148.
6. Виноградская С. Как жил Сергей Есенин. — М., 1926. — 35 с.
7. ГаннушкинП.Б. Избранные труды. — М.: Медицина, 1964.
— 292 с.
8. Грибанов Б. Т. Женщины, любившие Есенина. — М.: ТЕР-РА - Книжный клуб, 2002. — 304 с.
9. Гриневич В.С. К патографии Сергея Есенина // Клинический архив Гениальности и Одаренности. — М., 1927. — Т. III. — вып. 2. — С.82-94.
10. Есенин в Константинове. — М.: Алгоритм, 2008. — 304 с.
11. Жизнь Есенина. — М.: Правда, 1998. — 608 с.
12. Зуев-ИнсаровД.М. Почерк и личность. — М.: Изд-во «СТ», 1993. — 108 с.
13. Куняев Ст.Ю., Куняев С.С. Сергей Есенин. — М.: Молодая гвардия, 2005. — 595 с.
кая незрелость была у поэта в выраженной форме.
Инфантильность — явление качественное и количественное, неоднородное и неодинаковое. Степень выраженности инфантильных черт бывает различная — в самостоятельном же виде инфантильность не встречается, она входит как частное в общее в разные варианты человеческих характеров (в том числе и патологических). Дело, конечно, не в есенинской инфантильности, а в феноменальном таланте поэта. Инфантильность человека как Есенина можно объяснить те или иные особенности его поведения или его творчества, но душевной незрелостью невозможно объяснить есенинскую гениальность.
Есенин как психопатологическая личность родился таковым, дисгармония в его эмоционально-волевой сфере — это, в конечном счете, результат чудовищной комбинации генов его родителей [2,3].
Подводя итоги ко всему, что нами было изложено о Есенине, следует подчеркнуть, что жизнь и творчество поэта в период детства, отрочества и юности в громадной степени определялись патологическими особенностями его личности.
Знакомство с родословной, с биографиями, с патографическим изучением Есенина, с воспоминаниями современников, с авторитетными высказываниями известных психологов и психиатров о нем — все это в целом позволяет сделать следующие выводы, что у Есенина была наследственная отя-гощенность психическим заболеванием (психический инфантилизм), которое сказалось на формировании невротической депрессии; что у поэта была психопатия (ядерная) не в чистом виде, а мозаичная. В молодости у Есенина преобладал ис-тероидный радикал с аффективными колебаниями, т.е. с цик-лоидностью.
14. Леви В.Л. Не только депрессия: охота за настроением. — М.: Торобоан, 2007. — 352 с.
15. Лоуэн А. Язык тела. — СПб.: Академический проект, 1997.
- 383 с.
16. Лукьянов А.В. Сергей Есенин. Тайна жизни. — Ростов-н/ Д: Феникс, 2000. — 512 с.
17. Марченко А. Сергей Есенин: Русская душа. — М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005. — 368 с.
18. Мой Есенин: Воспоминания современников. — Екатеринбург, 2008. — 480 с.
19. Неделько Н. Ф. Судебно-медицинские аспекты трагической гибели С.А. Есенина // Сибирский медицинский журнал. — 2005. — № 1. — С.88-96.
20. О Есенине. — М.: Правда, 1990. — 640 с.
21. Панфилов АД Есенин без тайн. — М.: ЗАО Центрополиг-раф, 2005. — 414 с.
22. Русское зарубежье о Сергее Есенине. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2007. — 544 с.
23. Сергей Есенин. Воспоминания родных. — М.: Московский рабочий, 1985. — 157 с.
24. Хорни К. Собрание сочинений. В 3 т. Т.2. Новые пути в психоанализе; Самоанализ. — М.: Смысл, 1997. — 544 с.
25. Хорни К. Собрание сочинений. В 3 т. Т.3. Наши внутренние конфликты; Невроз и развитие личности. — М.: Смысл, 1997. — 696 с.
26. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. — М.: Академический проект, 2006. — 208 с.
Адрес для переписки:
664003 г. Иркутск, ул. Красного Восстания, 1, ИГМУ, кафедра судебной медицины с основами правоведения, Неделько Николаю Федоровичу.