CC BY
4
УДК 168.001.6 DOI: 10.31249/фЫ1/2024.02.06
ЛЕТОВ О.В.* НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ФИЛОСОФИИ НАУКИ (Обзор)
Аннотация. Обзор посвящен анализу современных концепций англоязычных представителей философии науки XX-XXI вв. Занимая позицию, близкую к сторонникам STS (Б. Латур, М. Кал-лон и др.), Пикеринг подчеркивает, что в истории науки имеют место определенные гештальт-сдвиги, в которых элементы переднего и заднего плана поменялись местами. Подобный сдвиг выступает продуктом симбиотического объединения и взаимного усиления того, что представляло собой набор различных подходов: целый ряд способов создания теории и проведения экспериментов объединился в новое самоусиливающееся целое. Согласно концепции Пикеринга, ростки «новой науки» следует искать в недуалистической окраине культуры. Ее истоки могут быть в досовре-менных традициях, в рамках которых человек выступает частью природы, заботясь об окружающей среде вместо того, чтобы управлять ею. Существует определенный контраст между кибернетической онтологией и онтологией современной науки с ее дуалистическим видением фиксированного, познаваемого и управляемого мира. В этом смысле кибернетическое искусство помогает человеку иначе воспринимать мир. Ощущение агентности как «делать что-то» предвещает сложное онтологическое видение того, как устроен мир, видение, совершенно отличное от видения традиционных наук.
* Летов Олег Владимирович - кандидат философских наук, старший научный сотрудник отдела философии Института научной информации по общественным наукам РАН; [email protected]
Ключевые слова: «теоретическая нагруженность»; парадигма; постпозитивизм; «старая» и «новая» физика; традиции; гештальт-сдвиг.
LETOV O.V. Some problems of modern English-language philosophy of science (Review)
Abstract. The review is devoted to the analysis of modern concepts of English-speaking representatives of the philosophy of science of the XX-XXI centuries. Taking a position close to supporters of STS (B. Latour, M. Callon, etc.), Pickering emphasizes that in the history of science there are certain Gestalt shifts, in in which the foreground and background elements have swapped places. This shift is the product of the symbiotic unification and mutual reinforcement of what was a collection of different approaches: a range of ways of creating theory and conducting experiments came together into a new, self-reinforcing whole. According to Pickering's concept, the germs of a "new science" should be sought in the non-dualistic outskirts of culture. Its origins may lie in pre-modern traditions in which humans are part of nature, caring for the environment rather than controlling it. There is a certain contrast between cybernetic ontology and the ontology of modern science with its dualistic vision of a fixed, knowable and controllable world. In this sense, cybernetic art helps a person to perceive the world differently. The sense of agency as "doing something" foreshadows a complex ontological vision of how the world works, a vision quite different from that of traditional science.
Keywords: "theoretical loading"; paradigm; postpositivism; "old" and "new" physics; traditions; gestalt shift.
Для цитирования: Летов О.В. Некоторые проблемы современной англоязычной философии науки (аналитический обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 3 : Философия. - 2024. - № 2. - С. 74-89. - DOI: 10.31249/rphil/2024.02.06
Положение о социокультурной обусловленности научных взглядов, сформулированное в теориях таких представителей постпозитивизма, как Т. Кун и др., нашло свое продолжение в социальных исследованиях науки и техники (Science Technology Studies - STS) Бруно Латура, Мишеля Каллона и их последовате-
лей. Близкую к сторонникам STS позицию занимает и А. Пике-ринг.
А. Пикеринг (Эксетерский университет, отделение социологии, философии и антропологии, Великобритания) стремится осмыслить переход, имевший место в 1970-х годах, между двумя парадигмами в истории физики элементарных частиц - двумя несоизмеримыми способами понимания и действия в мире, прозаически известный как «старая» и «новая» физика. Новая физика -это та, о которой люди теперь все время читают, физика кварков и струн, а в конечном счете - черных дыр и темной материи. Представители «старой» физики занимались давно забытыми темами вроде адронных резонансов и полюсов Редже1.
Важным моментом является то обстоятельство, что «старая» физика сама по себе не превращается в «новую» физику. Культура представляется как множество традиций практики. Традиции «старой» физики господствовали до начала 1970-х годов, когда они начали стагнировать и становились нерелевантными. Первоначально традиции «новой» физики были маргинальными, разрабатывались лишь немногими физиками и воспринимались как неактуальные для остальных. Но в 1970-х годах влияние новой физики возрастало, становясь доминирующим направлением в естественнонаучной области, демонстрируя на практике то, как происходят дискретные изменения. «Таким образом, эта революция в истории физики имела характер гештальт-сдвига, в котором элементы переднего и заднего плана поменялись местами» [1].
Почему произошел этот сдвиг? Отчасти это изменение было следствием внутренней динамики традиций «новой» физики, их рост вызван открытием новых частиц. Но отчасти подобный сдвиг был продуктом симбиотического объединения и взаимного усиления того, что представляло собой набор различных подходов «новой» физики. Целый ряд способов создания теории и проведения экспериментов объединился в новое самоусиливающееся целое, к которому приклеился ярлык «новая физика».
1 Теория Редже - подход к задаче рассеяния в квантовой механике и квантовой теории поля, при котором изучаются свойства амплитуды рассеяния при комплексных значениях орбитального углового момента. Не имеет строгого теоретического обоснования и используется как феноменологическая схема..
Как можно перенести эту картину культурной динамики с эпизода в истории науки на нынешнее состояние мира? Речь идет о довольно резком скачке. Первым шагом было бы определение господствующих традиций, которые считаются наиболее проблематичными. Разные люди выбирали бы их по-разному, но преобладают традиции, в рамках которых разделяется дуалистическое мировоззрение, вера в то, что люди и вещи различны по своему характеру и что первые, так сказать, выше вторых и господствуют над ними. Эта вера есть не что иное, как стандартное мировоззрение Запада, ныне распространенное по всему миру, то, как и чему учат детей в школе, и окружающий мир постоянно повторяет это людям.
Мировоззрение может показаться безобидным само по себе, но проблема в том, что человек действует в соответствии с ним. Когда он видит себя дуалистическим мастером творения, он обращаемся с миром соответственно - как с игровой площадкой, превращая его, согласно М. Хайдеггеру, в постоянный резерв для своих проектов. И, как теперь широко известно, эта позиция мнимого мастерства возвращается к людям в катастрофах и бедствиях ан-тропоцена. Дуализм - это старая физика XXI века. Один из выходов состоит в том, чтобы попытаться сопротивляться ему, «лечь на рельсы». Однако человеку также нужно найти что-то позитивное и необычное, то, чего можно ожидать с нетерпением. Где можно обнаружить семена новой физики для третьего тысячелетия? Согласно модели Пикеринга, они должны произрастать в недуалистической картине мира. Искать следует вне учебной программы и вне основного направления средств массовой информации. В таком случае возможностей окажется действительно много. Иллюстрацией подобного процесса могут быть исследования туземных и досовременных традиций, которые ставят человека на свое место, признавая, что он является частью природы, а не отвечает за нее с целью управления.
Одним из примеров недуалистических онтологий и практик может служить «странная и маргинальная» наука кибернетика. Самый простой способ думать о кибернетике - начать с мозга. Обычное представление о мозге - это орган мысли, то, что отличает человека от остальных плодов творения и позволяет доминировать над ними. Это дуалистическое видение, воплощенное в со-
временных версиях искусственного интеллекта (ИИ), нейронных сетей и машинного обучения. Вместо этого кибернетика исходила из представления о мозге как об адаптивном органе, помогающем человеку выжить в мире, который, в конце концов, непознаваем и всегда удивителен. Таким образом, кибернетический интеллект «ничего не знает». Это «незнание» проявляется в том, чтобы пробовать что-то, видеть, что происходит, реагировать соответствующим образом и так далее, без конца, в некоем замкнутом процессе, который симметрично и недвойственно связывает субъекта с миром.
Можно рассматривать контраст между господствующей психиатрией и антипсихиатрией как противопоставление «действия на» и «действия с». Ортодоксальная психиатрия воздействует на пациента практически без обратной связи и вообще характерна для господствующих дуалистических традиций, которые так сильно способствуют «мрачности настоящего». Наоборот, антипсихиатрия зависит от психиатров, работающих с пациентами, тесно связанными с ними через поведенческие петли обратной связи, и это позиция, характеризующая маргинальные традиции.
А. Пикеринг делает следующие выводы. Существующие социальные институты всеми возможными способами помогают развитию господствующих дуалистических традиций и препятствуют тому, что можно называть «антидисциплинарным» слиянием недуалистических «маргиналов». Необходимо сделать эти традиции видимыми, показать, что у них общего - недуалистическая онтология, экспериментальная и адаптивная позиция в мире. «С институциональной точки зрения, на повестке дня стоит реформирование учебной программы с курсами по недуалистическим подходам в самых разных областях и базовыми курсами, которые объединяют их, для преподавания либо в существующих школах и университетах, либо, возможно, в новых и специально созданных» [1].
А. Пикеринг в своей работе «Кибернетика как искусство» отмечает, что кибернетику как научную дисциплину нелегко определить. Норберт Винер ввел термин «кибернетика» от греческого слова kybemetes, обозначающего рулевого, моряка, который борется с меняющимися ветрами, течениями и приливами, управляя кораблем. Этот образ живого мира проходит через всю историю кибернетического искусства, поэтому особый интерес представляют произведения, в центре которых выступает жизнь в своих
проявлениях. В своей основополагающей книге «Кибернетика» Норберт Винер (1948) набросал синтез цифровых вычислений, теории информации, техники управления и анализа временных рядов, психиатрии, науки о мозге и идей обратной связи, чтобы создать междисциплинарное видение, охватывающее людей, животных и машины. Начиная с 1950-х и далее - в период расцвета контркультуры - произошел своего рода взрыв, рамки которого в настоящее время только расширяются. Художники восприняли не столько кибернетическое видение в целом, сколько отдельные его аспекты, позволяющие отличать новое от старых художественных парадигм живописи, скульптуры и музыки.
В Великобритании на это движение оказал влияние Рой Эс-котт [2] и его эссе «Кибернетическая позиция», в котором отразились многие из указанных тем: обратная связь и диалог, деконцен-трация художника, произведение искусства и связанная с ним «аудитория», отказ художника от самоконтроля как еще один аспект внутреннего опыта, стремление «делать вещи», «акцент на исполнении, не на том, что они есть, а на том, что они делают» [3]. Обратная связь была бы очевидной отправной точкой в изучении кибернетического искусства, но до этого можно обнаружить интерес к деятельности, производительности, поведению, действию. Это непростая тема для обычных статических художественных форм. Имеют место кибернетические работы, которые делают эту тенденцию явной, работы того, что можно назвать «агентным реализмом». Отправной точкой в данном случае могло бы быть биоискусство [4], которое непосредственно показывает живость и активность мира, используя органическую материю в качестве среды. Но, возможно, биоискусство делает это слишком просто.
В качестве примера «агентного реализма» можно указать работы Криса Уэлсби в экспериментальном кино и видео с начала 1970-х годов до настоящего времени, в которых на первый план выдвигается живость природы в действии. Цель Уэлсби заключалась в том, чтобы предоставить работу кинопроизводства природе, тем самым ставя зрителя непосредственно перед натурой неодушевленного мира. Например, его фильм «Семь дней» 1974 г. представляет собой замедленную съемку валлийской сельской местности, снятую за неделю дневного света. Фильм, по сути, показывает действие природы дважды, в двух разных регистрах. Наиболее
очевидно, что это визуальная (и звуковая) запись изменения атмосферных условий. Но ключевой его особенностью является то, что ориентация камеры контролировалась не режиссером, а солнцем. Подобные работы показывают действие природы более или менее так, как его обнаруживают камеры и микрофоны. Ранние работы Ханса Хааке 1960-х годов также подпадают под категорию «агентного реализма». Ice Stick (1964-1966), например, состоял из семидесятидюймового медного змеевика, соединенного с холодильной установкой, и ключевой особенностью этой работы был не внешний вид, а то, что она что-то делала: конденсировала влагу из воздуха, так что при демонстрации все было окутано растущей и расплывающейся ледяной оболочкой. Более поздние работы из этой серии включали траву, которая росла во время демонстрации. Все подобные произведения показывают живое проявление физических и биологических процессов.
Кибернетика и кибернетическое искусство связаны с деятельностью и производительностью. Агентность в кибернетике -это что-то непредсказуемое, это не вопрос линейной причины и следствия - водитель нажимает кнопку, и машина заводится; пользователь трогает клавишу, и на экране ноутбука появляется буква. «Наоборот, деятельность, связанная с кибернетикой, непредсказуема, всегда способна удивить, эмерджентна именно в этом грубом смысле» [3]. Видение мира как пространства возникающей деятельности занимает центральное место в кибернетическом искусстве [5]. Эмерджентность приводит к вопросам контроля. Нельзя линейно управлять эмерджентной или квазиэмерджентной системой. Можно либо отпустить такую систему и узнать, что она будет «делать» (Хааке, Уэлсби), - пусть произведение сияет как искусство, либо можно попытаться более активно вмешаться в процесс. Работа с эмерджентными системами и явлениями децентрирует художника. Художника больше нельзя вообразить как единственного источника, творца своего материала, ответственного за каждую деталь произведения и претендующего на него. Вместо этого художник-кибернетик больше похож на акушерку, помогающую созданию произведения, а не создающей его заново.
Обычное искусство статично и невосприимчиво. Картины просто висят на стене галереи, неизменные и равнодушные к своему окружению. Если цвета тускнеют при ярком свете, это просто
проблема, которую необходимо решить. Напротив, динамика обратной связи, диалог и взаимодействие - это ключевые черты кибернетического искусства, и их часто считают определяющими чертами кибернетики в целом. Многие интерактивные произведения искусства являются потомками «черепах», созданных в 1948 г. кибернетиком У. Греем Уолтером [6]. Задуманные как научные модели мозга, черепахи представляли собой небольших мобильных роботов, оснащенных двумя датчиками: фотоэлементом и сенсорным датчиком. Когда фотоэлемент обнаруживал свет, черепаха пыталась направиться к нему. Когда датчик касания обнаруживал препятствие, черепаха двигалась туда-сюда и, в конце концов, если повезет, обходила его. Таким образом, черепаха взаимодействовала и ориентировалась среди людей в диалоге реального времени с огнями и объектами. Ее движения определялись обратной связью с окружающей средой. И точно так же, как произведения «агентного реализма» децентрируют художника, так и динамика черепахи также децентрируется, являясь совместным продуктом внутренней работы черепахи и ее окружения. Этих роботов можно считать маленькими моделями децентрализованного человека-создателя [7]. В последующие годы черепахи Уолтера стали прототипами всех видов роботов, созданных для самых разных целей.
Приведенные выше примеры основаны на прямых отношениях обратной связи, в которых произведения искусства и публика остаются в значительной степени неизменными в своем взаимодействии. Напротив, интересно представить такие работы, в которых произведения и зрители адаптируются и трансформируются в отношении друг к другу. Прототипом таких работ и, вероятно, первым откровенно кибернетическим произведением искусства была машина Мшюо1оиг Гордона Паска [3], которую он начал создавать в 1952 г. Мшюо1оиг представлял собой электронное устройство, которое позволяло живому музыкальному представлению управлять световым шоу. Продукция Мшюо1оиг обладала несколькими функциями. С одной стороны, ее схема была достаточно сложной, чтобы невозможно было предсказать, какие звуки вызовут какие световые эффекты. И в то же время сами параметры машины менялись в зависимости от деталей каждого исполнения. Электрические пороги двигались вверх, и, в конце концов, машина переставала реагировать на повторяющиеся действия. В этом
смысле она адаптировалась и меняла свою внутреннюю конфигурацию по мере того, как разворачивалось каждое выступление, побуждая человека-исполнителя, в свою очередь, приспосабливаться к машине, находя новые музыкальные стратегии, чтобы поддерживать световое шоу. Отношение обратной связи было не отношением (круговой) причины и следствия, а скорее связанными экспериментальными трансформациями и эмерджентными становлениями, отношением, которое Паск называл «разговором». И Паск также был одним из немногих, кто пытался теоретизировать эстетику кибернетических произведений искусства. Обсуждая «эстетически эффективную среду», он концептуализировал ее как места обучения и интерпретации, которые могут «откликаться на человека, вовлекать его в разговор и адаптировать свои характеристики к преобладающему способу дискурса» [см.: 3].
Если заменить технические интерфейсы, как у Дамма и Уил-латса, искусственной социальной средой, то получится то, что раньше называлось хэппенингами, «событиями, которые, проще говоря, происходят» [9]. Минималистской версией подобных произведений выступает «двор Капроу 1961 г.», в котором обстановка представляла собой случайную кучу шин, по которым участники карабкались и танцевали вокруг. Цель в данном случае, как всегда, заранее не определена; скорее, это было выяснение того, что произойдет с определенной группой людей в определенной обстановке и в определенном случае - форма несценарного и децентрализованного театра, в котором «зрители» конструировали произведение. Кибернетический аспект хэппенингов заключался в тематиза-ции перформанса и, особенно, эмерджентности, теперь уже в открытой адаптации людей к поведению друг друга и к «нечеловеческой» среде. Работы Капроу, в свою очередь, подпитывалась мультимедийными событиями конца 1960-х - общественными собраниями, вечеринками и концертами, проходившими в «богатой» среде, включая звуки, музыку, световые шоу, стробоскопы и, нередко, психоделики. Ссылка на психоделические препараты и транс приводит к «технологиям самости» [10], несимволическим перформативным системам, которые действуют непосредственно для трансформации внутреннего существа участников, «глубоким уровням опыта», как выразился Рой Эскотт. В истории кибернети-
ческого искусства самой жесткой формой подобной технологии является использование стробоскопов, «мерцаний».
Таким образом, один из способов связать воедино нити кибернетического искусства - это особая кибернетическая онтология, или мировоззрение. Это картина мира как живого места, всегда способного удивить человека. Все различные темы подхватывают аспекты этой картины: акцент на действии, перформансе и проявлении (а не на знании, символах и значении), децентрация художника (по отношению к работе и аудитории) и отказ от контроля, важность обратной связи и адаптации как места взаимодействия с миром, построения интерфейсов и технологий самости, понимаемой как открытой для перформативного экспериментирования. В совокупности кибернетическое искусство можно понимать как онтологическую педагогику, помогающую субъекту воспринимать мир как живой и непознаваемый, дающую «шанс испытать то, что может быть весьма опасным и радикальным для новых идей», как выразился Брайан Ино (Eno B. Generative music). С другой стороны, кибернетическое искусство служит экзистенциальным аргументом, показывая, как человек способен создавать искусство в подобном «живом» мире - и насколько оно отличается от «обычного» искусства. Существует определенный контраст между кибернетической онтологией и онтологией современной науки с ее дуалистическим видением фиксированного, познаваемого и управляемого мира. В этом смысле кибернетическое искусство помогает человеку иначе воспринимать мир.
В статье «Что такое агентность? Взгляд научных исследователей и кибернетиков» А. Пикеринг стремится показать, как изначальное понимание агентности может быть экстраполировано на биологические проблемы с рассмотрением некоторых кибернетических машин в качестве связующего звена. Согласно «минимальной концепции», агентность - это «просто что-то делать или вести себя» [11]. В рамках исследований STS (science and technology studies) минимальное чувство агентности функционирует как сокращение для общего онтологического видения, видения того, на что похож мир (органический и неорганический): а именно на живое место, построенное на взаимодействии поступков и представлений [12].
В качестве примера проявления агентности Пикеринг приводит типичный эпизод из истории физики - серию экспериментов по поиску свободных кварков. Первым шагом во всех этих экспериментах была левитация мелких частиц1 вещества (сначала крупинки графита, позже небольшие стальные цилиндры) в магнитном поле. Затем к паре металлических пластин прикладывалось поперечное электрическое поле, и реакция образцов интерпретировалась с точки зрения их электрических зарядов - заряды в одну треть заряда электрона принимались как свидетельство присутствия свободных кварков.
Мир не является монолитной сущностью, которая действует как единое целое. Имеется множество факторов, включая магнитные и электрические поля, а также ученые, которые конфигурировали и переконфигурировали аппаратуру, производили и интерпретировали измерения и так далее. Помимо действия имеют место взаимодействие и цепочки действий в рамках этой множественности. Ученые воздействовали на свой материальный аппарат, устанавливая определенную конфигурацию, а затем наблюдали, как будет себя вести сама эта конфигурация; на пробные частицы влияли электрические и магнитные поля, которые действовали поочередно - парили в воздухе, двигались из стороны в сторону (или не двигались). Важно отметить, что некоторые из этих цепочек имеют циклическое (или рекурсивное) качество. Таким образом, наблюдая за тем, как работает их аппарат в определенной конфигурации, ученые во многих случаях перенастраивали его, чтобы выяснить, будет ли он работать по-другому. Эту рекурсию Пикеринг называет «каверзной практикой», или «танцем свободы воли», в котором все акторы подвержены трансформации. Именно этот танец погружает ученых в материальный мир. Таким образом, «агентность», понимаемая в рамках STS как «делать что-то», указывает на то, что можно назвать «перформативной онтологией», пониманием бытия в мире, которое начинается с действия, производительности, живости [13].
Существует проблема знания и его репрезентации. Ученые, конечно, не собирают элементы своего аппарата спонтанно. Мно-
1 Левитация в физике - это устойчивое положение объекта в гравитационном поле без непосредственного контакта с другими объектами [см.: 14, Л.3].
84
гие теории и расчеты фигурировали в экспериментах по поиску кварков, начиная с законов электростатики как способа концептуализации активности заряженных частиц в электрических полях. Поэтому возникает искушение понимать научный аппарат как застывшую теорию, идеи, превращенные в металл и стекло. Оказалось, что с течением времени экспериментаторы по поиску кварков неоднократно удивлялись поведению частиц, с которыми они работали. Тестовые образцы вели себя так, что это выходило за рамки теоретических моделей экспериментаторов. И хотя ученые, в конце концов, изменили свое понимание, их ключевым ответом во многих случаях было просто продолжать «танцевать» и возиться со своим аппаратом, чтобы выяснить, как он будет работать, если настроить его по-другому. «Следует подчеркнуть, что такие примеры восстанавливают примат свободы воли над знанием. Знания ученых паразитируют на действии, переплетаются с ним, "искажаются" на практике» [11]. Если перефразировать это в терминах эмерджентности (возникновения), под которым подразумевается появление в мире непредсказуемой перформативной новизны, то, несмотря на обилие ранее существовавших знаний, ученые (и как следствие все люди) должны выяснить, как будет «вести себя» та или иная конфигурация мира. В онтологическом смысле агентность как деятельность эмерджентна.
Пикеринг предлагает добавить к онтологической картине мира понятие «острова стабильности». Такие острова представляют собой специфические конфигурации, в которых поток становления замедляется, а эмерджентность как бы отодвигается на задний план, так что на первый план может выйти дуалистическое разделение людей и вещей [см.: 15]. Эти острова трудно найти, они редкие и драгоценные. На них построена и наука, и повседневный мир; их существование - своего рода онтологическое открытие. Этот язык островов - способ помнить об их случайности. С них всегда можно «упасть» - как в том случае, когда искатели кварков неоднократно удивлялись работе своего аппарата. И во многих ситуациях, включая общий размах научно-исследовательских проектов, ученые оказываются плывущими по течению и совершенно не контролирующими окружающий мир.
Активность, множественность, интерактивность, танец действия, эмерджентность, островки стабильности - вот основные
элементы онтологии, которую вызывает в воображении минимальное понятие агентности, набор понятий для анализа бытия и становления в живом мире. Эта онтология отличается от онтологии традиционной науки. Представители физики и других современных наук, как правило, чаще материализуют островки стабильности и стремятся построить на этой основе картины фиксированного и познаваемого мира. «Чувство агентности» сторонников STS выдвигает на первый план как существование, так и нестабильность этих островов, а также океан возникновения и становления, в котором они пребывают, помещая эти острова в более широкие рамки, ставя их «на свое место, так же, как и саму науку» [11].
В исследовательской практике важны конкретные неожиданности (хорошие и плохие), возникающие в процессе исследования. Это то, на что исследователи должны обращать внимание и вокруг чего структурировать свою работу; то, что придает форму «искажению практики» и «танцу свободы воли». Но, с другой стороны, в стабилизированных ситуациях - островах стабильности -разумно говорить об инструментах и машинах, также как и о самих агентах, центрах действия. Различные установки, о которых сообщается в литературе по поиску кварков, были агентами, с помощью которых были достигнуты заявленные результаты. Если агентность как деятельность и производительность есть везде, то агенты - нет. Они нарастают и угасают, возникают и исчезают в зависимости от случайной стабильности связанных с ними материальных установок. Многие философские размышления об агентности начинаются с агентов и анализируют то, что можно им приписать. Напротив, агенты являются эпифеноменами в настоящей картине, они «застывают» на полях действия. Агенты вдвойне эмерджентны: возникают на практике, и их активность, в свою очередь, эмерджентна.
Минимальная концепция агентности напрямую связана с темами, представляющими биологический интерес: онтология, делающая акцент на живости (а не на статике физики), очевидно, является хорошей отправной точкой для размышлений о живых организмах. Эволюция видов - это пример взаимодействия («танца свободы») между видами и окружающей их средой. Нарастание и убыль агентов также непосредственно связаны с жизнью и смертью как свойством организмов: организмы и виды - это островки
стабильности в потоке становления. Особенностью живой материи выступает целеустремленность. Важным отличием между биологическими агентами и неживой материей является именно то, что у первых, но не у вторых, есть цели и задачи. Это противопоставление, безусловно, сохраняется в отношении экспериментов по поиску кварков. В «танце свободы» с физиками цель была на стороне человека: ученые хотели, чтобы физический аппарат этих экспериментов «работал» для производства знаний, и они действовали соответственно.
Послевоенная наука кибернетика важна здесь потому, что ее представители сосредоточились именно на целенаправленном действии, размывая контраст между животными и машиной. Общий план целеориентирования представляет собой соответствующую внутреннюю организацию частей, соединенных с окружающей средой, с тем чтобы создать замкнутый цикл в «танце свободы» - в данном случае множество минимальных нечеловеческих агентов, действующих совместно и составляющих целеустремленную систему высшего уровня. Не все наборы минимальных агентов имеют рекурсивный характер - эксперименты по поиску кварков не имели такового. Ощущение агентности как целеориентации применимо только к специальным устройствам «минимальных агентов». Можно представить такие устройства как особый вид самостабилизирующегося, динамического или даже «органического» острова стабильности, в отличие от грубой «механической» стабильности машин, подобных установкам для поиска кварков. Организмы также являются целеустремленными сущностями, поэтому обсуждение кибернетических машин показывает, как минимальная концепция действия может переходить в темы, представляющие специфически биологический интерес. Грегори Бейт-сон, например, определил «разум» как свойство повторяющихся петлевых структур и утверждал, что «такие структуры можно найти повсюду в природе» [16]. В данном случае также можно сослаться на концепцию окружающей среды (Umwelt) Якоба фон Икскюля: сервомеханизмы реагируют не на окружающую среду, а на специфические особенности, с которыми они связаны [17].
Таким образом, Пикеринг предлагает изучить способы, которыми минимальное и очень простое ощущение агентности как понятия «делать что-то» на самом деле предвещает довольно бога-
тое и сложное онтологическое видение того, как устроен мир, видение, совершенно отличное от видения традиционных наук (таких как физика) и современного здравого смысла. Что касается перехода от машин к организмам, то этот вопрос вызывает споры. Ряд исследователей стремится провести резкое различие между организмами и машинами. Согласно Пикерингу, некоторые из этих различий преувеличены. Например, трудно согласиться с безапелляционным утверждением Д. Николсона о том, что «наиболее существенная разница между организмами и машинами заключается в том, что первые внутренне целеустремленны по своей природе, тогда как вторые целеустремлены внешне» [18, с. 669]. Было бы преувеличением утверждать, что роботы не имеют внутренней цели.
Согласно концепции Пикеринга, ростки «новой науки» следует искать в недуалистической окраине культуры [19]. Ее истоки могут быть в досовременных традициях, в рамках которых человек выступает частью природы, заботясь об окружающей среде вместо того, чтобы управлять ею. Существует определенный контраст между кибернетической онтологией и онтологией современной науки с ее дуалистическим видением фиксированного, познаваемого и управляемого мира. В этом смысле кибернетическое искусство помогает человеку воспринимать мир иначе [20].
Список литературы
1. Pickering A. Another future. - URL: https://us.sagepub.com/en-us/nam/journals-permissions
2. Ascott R. The Cybernetic stance: my process and purpose // Leonardo. - 1968. -Vol. 1. - P. 105-112.
3. Pickering A. Cybernetic art. - URL: https://www.researchgate.net/publication/ 354025217 (First downloaded 28.01.2023)
4. Gere C. Art, time and technology. - Oxford : Berg. - 2006. - 195 p.
5. von Foerster H. The beginning of heaven and earth has no name. - New York : Fordham University Press, 2014. - 236 p.
6. Pickering A. The Cybernetic brain: sketches of another future. - Chicago : University of Chicago Press, 2010. - 526 p.
7. Penny S. Art and artificial life-a priimer. Proceedings of the digital arts and culture conference, UC Irvine, 2009. - URL: https://escholarship.org/uc/item/1z07j77x
8. Pickering A. Shared habitats and uekull's bubble) // Shared habitats: a cultural inquiry into living spaces and their inhabitants / Ursula Damm and Mindaugas Gapsevicius (eds.). - Bielefeld : transcript Verlag, 2021. - P. 29-46.
88
9. Kaprow A. Happenings in the New York Scene. URL: https://puneetbhachu. wordpress.com/2015/04/14/allan-kaprow-happenings-in-the-new-york-scene-1961/
10. Foucault M. Technologies of the self: a seminar with Michel Foucault / L.H. Martin, H. Gutman, P.H. Hutton (eds). - Amherst, MA : University of Massachusetts Press, 1988. - 176 p.
11. Pickering A. What is agency? a view from science studies and cybernetics. -URL: https://www.researchgate.net/publication/368396693_WHAT_IS_AGENCY_A_VI EW_FROM_SCIENCE_STUDIES_AND_CYBERNETICS_to_appear_in_Biologi cal_Theory (First downloaded 28.02.2023)
12. Latour B. Science in action: how to follow scientists and engineers through society. - Cambridge, MA : Harvard University Press, 1987. - 274 p.
13. Latour B. Reassembling the social: an introduction to actor-network-theory. -Oxford : Oxford University Press, 2005. - 301 p.
14. Pickering A. The Mangle of practice: time, agency, and science. - Chicago : University of Chicago Press, 1995. - 281 p.
15. Pickering A. In our place: performance, dualism, and islands of stability // Common Knowledge. - 2017. - Vol. 23, N 3. - P. 381-395.
16. Bateson G. Mind and nature: a necessary unity. - Cresskill, NJ : Hampton Press, 2002. - 220 p.
17. Pickering A. Shared habitats and uekull's bubble // Shared habitats: a cultural inquiry into living spaces and their inhabitants / Ursula Damm and Mindaugas Gapsevicius (eds.). - Bielefeld : transcript Verlag, 2021. - P. 29-46.
18. Nicholson D. Organisms ^ Machines // Studies in history and philosophy of biological and biomedical sciences. - 2013. - Vol. 44. - P. 669-678.
19. Pickering A. Poiesis in action: doing without knowledge // Weak knowledge: Forms, functions, and dynamics / M. Epple, A. Imhausen, F. Müller (Eds.). -Campus Verlag, 2019. - P. 61-84.
20. Salter C. Alien agency: experimental encounters with art in the making. -Cambridge, MA : MIT Press, 2015. - 328 p.
