CC BY
23УДК 339.544
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИКИ «ВОСПИТАТЕЛЬНОГО ПРОТЕКЦИОНИЗМА» В КОНСТРУИРОВАНИИ НОВОЙ
ПАРАДИГМЫ РАЗВИТИЯ ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРАТЕГИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Королев Павел Юрьевич
Санкт-Петербургский имени В.Б. Бобкова филиал Российской таможенной академии, доцент кафедры международных экономических отношений, к.э.н., e-mail: frosssss@rambler.ru
В работе рассмотрены особенности внешнеэкономического развития России в современных условиях борьбы за геоэкономическую ренту. Предложены некоторые направления формирования новой парадигмы развития внешнеэкономической стратегии с учетом доминирующей роли ТНК в ситуации финансовой диктатуры и формализации регламентов международных соглашений при обострении геополитического и геоэкономического противостояния. Приведены критические замечания по вопросам структуры и направлений развития внешнеэкономического комплекса Российской Федерации в свете реиндустриализации экономики страны. Отмечена роль «воспитательного протекционизма» при выборе баланса регулирования в системе «экстремумов: «лэссэ-фэр-автаркия»» в процессе совершенствования структуры внешней торговли
Ключевые слова: «воспитательный протекционизм»; геоэкономика; геоэкономическое пространство; геоэкономические риски; интернационализированные воспроизводственные ядра; транснациональные корпорации; реиндустриали-зации; импортозамещение; условия торговли; лэс-сэ-фэр; автаркия
SOME OF THE FEATURES OF THE POLICY OF «EDUCATIONAL
PROTECTIONISM» IN THE CONSTRUCTION OF A NEW
PARADIGM OF DEVELOPMENT OF FOREIGN ECONOMIC STRATEGY OF THE RUSSIAN FEDERATION
Korolev Pavel Yu.
Russian Customs Academy St.Petersburg branch named after Vladimir Bobkov, Department of World Economic Relations, Associate Professor, PhD, e-mail: frosssss@ rambler.ru
The paper considers the features of economic development of Russia in modern conditions of the struggle for geo-economic rent. Some proposed formation of a new paradigm of development of foreign economic strategy, taking into account the dominant role of the TNCs in a situation of financial dictatorship and the formalization of regulations of international agreements with the worsening of the geopolitical and geoeconomic confrontation. Given the critical comments on the structure and directions of development of foreign economic complex of the Russian Federation in the light of the re-industrialization of the economy. The role of "educational protectionism" when selecting the balance of regulation in the system "extremum: "Lasse-fer autarky" in the process of improving the structure of foreign trade
Keywords: "educational protectionism"; geoeconomics; geoeconomic space; types of geoeconomic risks; internationalized reproductive kernels; transnational corporations; reindustrialization; import substitution; terms of trade; Lasse-fer; autarky
Для цитирования: Королев П.Ю. Некоторые особенности политики «воспитательного протекционизма» в конструировании новой парадигмы развития внешнеэкономической стратегии Российской Федерации // Ученые записки Санкт-Петербургского имени В.Б.Бобкова филиала Российской таможенной академии.
2016. № 2 (58). С. 30-46.
В современных условиях эволюции процессов мондиализации в мировой хозяйственной системе, процессов, которые ослабляют влияние национально-государственного уровня, Российской Федерации,
Государство обеспечивает конкурентоспособность национальной экономики в глобальном масштабе... Цель - получение неправомерных, выходящих за рамки нормальной конкуренции преимуществ по сравнению со своими конкурентами. Жан Карло, Паоло Савона [1]
сталкивающейся с проблемами, связанными с «неуправляемостью мировой экономики», необходимо сформировать компенсационные механизмы и соответствующие структуры планирования и управления на наднациональном
уровне - новом уровне, который возьмет на себя «арбитражные функции» во взаимоотношениях сформировавшегося четырехуровневого хозяйственного механизма регулирования: спонтанно-рыночного (конкурентного), корпоративного, государственного и транснационального.
Наличие сформированных конкурентных преимуществ должно находить свое отражение в получении геоэкономической ренты. Приходится констатировать, что с учетом относительно высоких природно-ресурсной и экономико-географической составляющих экономического потенциала РФ, распределение мирового дохода по линии геоэкономической ренты осуществляется далеко не в пользу России. Создание и развитие интернационализированных воспроизводственных ядер (ИВЯ), вовлеченность, участие Российской Федерации и ее партнеров по ЕАЭС в подобных геоэкономических структурах сами по себе не могут автоматически играть роли катализаторов поступления мирового дохода (а при потере определенной степени независимости может возникнуть даже ингибирующий эффект).
Уже с середины XX века нельзя было считать абсолютно верным утверждение: «государства являются фактически монопольной организованной силой, которая представляет собой совершенное оружие и потенциальный ресурс сделок» [2, с. 167]. Налицо некоторые «симптомы возврата» в довестфальскую систему мироустройства: складывается (сложилась?) система императива экономического взаимодействия, сходная с политической со-подчиненностью «довестфальской системы» -международные экономические отношения («наднациональные») выступают первичными, внутриэкономи-ческие - производными от первых [3, с. 60]. Несмотря на то что государство пыталось «окоротить обозначившийся вектор развития своего исторического конкурента - бизнеса», по мнению А.И. Неклесса «сегодня, кажется, можно констатировать стратегический успех последнего» [4]. И в условиях, когда «процессы глобализации размывают метафизическую основу национального суверенитета - национальную идентичность всех без исключения стран мира» [5], значительную законодательную базу «создают за пределами национальных границ и, в международной сфере, большая часть этих законов касается способов, предоставляющих
корпорациям больший простор и свободу» [6], современное государство рассматривается как национальная корпорация, «которая использует геоэкономический инструментарий, чтобы действовать на национальных территориальных площадках» [7]. И, далее, если следовать положению, в соответствии с которым (по С.Б. Переслегину [8]) в геоэкономическом аспекте «современное государство необходимо рассматривать как национальную корпорацию, которая использует геоэкономический инструментарий, чтобы действовать на национальных территориальных площадках», то на фоне реальной геоэкономической силы первого порядка, какой являются ТНК, возникает необходимость освоения своеобразного направления в формировании внешнеэкономической стратегии Российской Федерации. Направление, продиктованное замечанием более чем сорокалетней давности: «...определение политики исключительно в терминах поведения государств может привести к игнорированию важных неправительственных акторов, распределяющих ценности и использующих для достижения своих целей средства, похожие на средства, используемые правительствами» [2, с. 167]. Усилим дополнением: зачастую средства у этих акторов куда более эффективные. В сложившейся ситуации, когда «деньги всё больше и больше покидают сжимающийся сектор реальной экономики и перемещаются в область фондовых и финансовых спекуляций» [9], великий социальный философ современности А.А. Зиновьев утверждал: «Финансовый тоталитаризм подчинил себе политическую власть. Холодному финансовому тоталитаризму чужды эмоции и чувство жалости. По сравнению с финансовой диктатурой диктатуру политическую можно считать вполне человечной. Внутри самых жестоких диктатур было возможно хоть какое-то сопротивление. Против банков восставать невозможно» [10].
И вновь особую актуальность приобретают вопросы, которые были заданы еще в начале 70-х годов XX века (сохранен стиль переводчика):
«7. Можно ли рассматривать транснациональные отношения как вызов международным организациям (выделено автором), созданным на основе международных договоров?
8. Нужно ли создавать новые международные организации, и в какой степени уже существующим придется измениться, чтобы
соответствовать (выделено автором) транснациональному феномену?». [2, с. 153].
На наш взгляд, при выработке геоэкономической позиции Российской Федерации, с учетом глокальных особенностей развития Единого экономического пространства, необходимо руководствоваться условием: чтобы соответствовать транснациональному феномену, принимая вызов со стороны транснациональных отношений, придется измениться, разрабатывая тактику взаимоотношений с ТНК. Занятие достойного положения при распределении «геоэкономической ренты» через систему двусторонних договоренностей и регламенты международных организаций не исключает определенное лоббирование национальных интересов транснациональными компаниями получающими, таким образом, свой «профит». Феномен транснационализации диктует необходимость создания стратегических альянсов в связке «государство - ТНК». Успешность подобного симбиоза определена тем, что зачастую ТНК сравнительно легко проникают сквозь исполнительные, законодательные и даже судебные функции государства [6], и транснациональные отношения могут перераспределять контроль между государствами, причем «в выигрыше будут более вовлеченные в транснациональную сеть правительства в ущерб тем, кто остается на периферии этой сети» [2].
Сегодня получает распространение мнение о том, что расширение глобальных производственных сетей как ускорителей международной торговли сталкивается с заметным ростом трудовых, капитальных, транзакционных издержек, которые не компенсируются выигрышем от страновых преимуществ [11, с. 44]. Но разве эти преимущества нечто застывшее навсегда? Падает факторная привлекательность Китая и стран Юго-Восточной Азии? Но теперь компании из этих стран проводят активную политику экономической экспансии; ситуация в общем алгоритме первых НИС (Япония, Республика Корея, Тайвань). И фактом остается следующее: более половины из 100 наибольших экономик в мире - транснациональные корпорации: на ТНК приходится 2/3 внешней торговли и около половины мирового промышленного производства, под контролем ТНК находится до 90 % некоторых товарных рынков. Но важнейший из параметров, который необходимо учитывать, выстраивая национальную
(блоковую) геоэкономическую стратегию (с внешнеторговой тактической составляющей) -транснациональные корпорации контролируют около 80 % технологических нововведений. Необходимо учесть, что если около трети дохода от глобальных прямых иностранных инвестиций (в не самый «благоприятный» 2011 год -1,5 трлн долл. [12]) остаются в странах-реципиентах (в развивающихся - 40 %), то становится очевидным: реинвестированные доходы являются существенным источником не только финансирования долгосрочных инвестиций, но и существенным (а, для ряда стран и сфер - ведущим) фактором научно-технической модернизации. Катализирующая роль транснационального взаимодействия особенно актуальна на современном «застойном» этапе инновационного развития России, в полном соответствии с точкой зрения Майкла Портера [13], согласно которой одним из приоритетных значений для повышения национальной конкурентоспособности (в конечном итоге - экономической безопасности) является получение извне современных технологий и интеллектуальных трудовых ресурсов. Опыт Японии, группы НИС, Китая это только подтверждает. Заслуживает внимания тот факт, что в российском импорте технологий преобладают инжиниринговые услуги (54 %, 2012 год), и лишь 12 % пришлось на долю предназначенных для внедрения новых процессов и производств оригинальных видов продукции лицензий и ноу-хау [14, с. 31], что в значительной степени связано с отсутствием в России таких необходимых структур, как научно-производственные объединения (НПО) и опытные предприятия (разрушенные в 90-е годы). В то время как в 2012 году РФ потратила на приобретение неовеществленных технологий около 2,0 млрд долл., до введения санкций российские компании (прежде всего, предприятия ракетно-космической отрасли и оборонно-промышленного комплекса) ежегодно закупали в США партии электронно-компонентной базы (ЭКБ) примерно на такую же сумму [15].
Можно признать достаточно позитивным тот факт, что в товарной структуре российских закупок машинотехническая продукция составляет около половины всего объема импорта страны. Но подробное рассмотрение структуры этой категории товаров подводит к другим выводам: при высокой доле потребительских товаров вызывающе незначительно представлен
сектор машин и оборудования, способствующий обеспечению научно-технического прогресса через модернизацию производственных мощностей. В начале XXI века доля поставок машин и оборудования для машиностроения в объеме импорта машиностроительной продукции составляет всего около 25 % [16, с. 52], в 2012 году закупки за рубежом специализированного технологического оборудования для отраслей обрабатывающей промышленности составили всего 2,6 % объема импорта (8,7 млрд долл. [14, с. 30]). Достаточно ли этого для «реиндустри-ализации» в условиях, когда нет достаточных средств, а главное - времени на создание национальной базы разработки технологий производства современного оборудования? (дежавю 85-летней давности: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» [17, с. 29-42.]? Но и сегодня надежда на тотальное импортозамещение в этой сфере «может стоить России очень дорого - растянуться на многие годы и закончиться выходом на уровень вчерашнего дня, когда многие развитые страны уже будут находиться на новых рубежах» [18, с. 8]). В связи с этим поучительный пример из отечественной истории. По мнению профессора Новосибирского государственного технического университета Гирша Ханина, «во время четвертой пятилетки (1946-1950 годы) репарационные поставки обеспечивали примерно 50 % поставок оборудования для объектов капитального строительства в промышленности. Свою роль сыграл и ленд-лиз». На фоне недостаточных инвестиционных возможностей «к концу 1950-х началось массовое выбытие оборудования, полученного в качестве репараций и по ленд-лизу» [19, с. 20], что не могло не сказаться на темпах социально-экономического развития страны.
Но в предкризисный 2007 год Россия по импорту закупила сельхозтехники и оборудования для пищевой промышленности на сумму в 20 раз меньшую, чем потратила, приобретая продовольствие за рубежом (27,6 млрд долл. США). На импорт одежды и обуви потратили почти в 30 раз больше, чем на покупку оборудования для их производства [16, с. 52]. Лавинообразный рост импорта иностранных товаров привел к тому, что на внутреннем рынке даже доля российской водки к 2007 году упала до 24 % [20].
В своем капитальном сочинении «Национальная система политической экономии» (1841 год) Д.Ф. Лист отмечал недопустимость распространения торговых ограничений на импорт передовых машин и сопутствующих технических знаний, называя дополнительные расходы, связанные с этим, «платой за обучение» («Lernkosten») [21]. Хорошо известно, что доля машин и оборудования в структуре экспорта России и доля России в мировом экспорте этих товаров ничтожны: первый параметр - 3-5 %, второй - не более 0,5. Не вызывает сомнения тот факт, что в период индустриализации Советского Союза этот отечественный параметр был еще скромнее, но... положительные итоги опыта подобного «импортозамещения» хорошо известны. Вместе с тем, в 1990 году доля машин и оборудования в экспорте РФ все же составляла 17,6 % (без военно-технического сотрудничества) [22]. По данным агентства РБК доля машин, оборудования и транспортных средств в 1970 году достигала 21,5 % [19, с. 19].
Товарная структура российского импорта отличается повышенной «потребительской составляющей»: в РФ ее доля была выше, чем в самой импортирующей стране мира - США -почти в 2 раза (2006-2007 годах - около 40 и 22 % соответственно) и в 4 раза больше, чем в самой экспортирующей [на сегодняшний день] -в Китае (10 %) [16, с. 52]. В России в условиях отсутствия адекватных защитных мер был разрушен ряд социально значимых секторов экономики, в частности, остановлены 70 % текстильных предприятий при снижении мощности работавших. На фоне установленных ЕС протекционистских квот на российские текстильные товары, объем продукции текстильной и легкой промышленности России за десятилетие (1990-2000 годы) сократился в 12 раз, в то время как 82 % продаваемых на российском рынке изделий этих отраслей поступали по каналам импорта, не испытывающим воздействия защитных мер [23, с. 7]. Российское станкостроение в состоянии обеспечить не более 6 % потребностей страны в процессе перевооружения машиностроения [14, с. 35]. И сегодня не ослабевает тенденция стратификации экономики на высокодоходные и малорентабельные направления. Так же как и при активизации модер-низационных процессов, посредством изменения товарной структуры импорта, в подобной ситуации нарушения процессов социальной
гомогенизации недостаточно одних «чисто» рыночных механизмов регулирования, требуется применение «извне» мер (государственных) поддержки стратегически и социально важных отраслей. Очевидно, что ряд отраслей и сотни предприятий не будут готовы к переходу к условиям свободной конкуренции в связи с окончанием в 2018 году действия большинства защитных мер «переходного периода» в рамках ВТО [24, с. 32-33]. В связи с проблемой «воспитательного протекционизма» (по Д.Ф. Листу [21]), к вопросу об эффективности ВТО: с 2008 года только страны С20 ввели 1583 новых торговых ограничений и отменили... 387; лишь за 7 месяцев (10.2015 - 05.2016) были установлены 145 национальных протекционистских мер (из них, 89 - антидемпинговые пошлины) [25]. Рост протекционистских настроений по всему миру - как реакция самосохранения в условиях экономического кризиса. После присоединения России к ВТО (на 01.08.2015) число стран, использующих ограничительные меры в отношении российских товаров, увеличилось до 27 с 18 (на 11.2012), число принятых мер выросло с 73 до 112, расследований - с 5 до 22 [26]. Выглядит небезосновательной тревога, высказанная Ю. Болдыревым по вопросу «о безусловном полном национальном контроле за собственными природными ресурсами или же, напротив, об отсутствии такового контроля» в условиях участия России в ВТО [27]; и, соответственно, актуализируется вопрос о сохранении механизмов и инструментов, обеспечивающих национальный суверенитет в этой сфере после 22 августа 2012 года. По мнению директора департамента содействия инвестициям и инновациям ТПП России А. Вялкина, в результате и «санкционной войны», и влияния введенных до нее ограничений против российских компаний, доступ на международные рынки не только не стал легче, но фактически оказались недоступны передовые технологии и дешевые финансовые ресурсы [26]. Налицо противоречие между принципами ВТО и внешнеэкономической политикой в отношении России наиболее значимых участников этой организации. Но было бы достаточно лишь ретроспективного обзора экономических взаимоотношений на мировых рынках для того, чтобы убедиться: членство в ВТО не является гарантией игры по правилам, а, тем более, получения преференций (кстати, «правовое сопровождение одного дела с использованием услуг
иностранного консультанта в процедурах разрешения споров ВТО стоит в среднем от 1,5 до двух млн долларов» [28]). Если экономическая целесообразность требует: квотирование ввоза, антидемпинговые расследования, «добровольное ограничение поставок», политическое давление на продавцов и покупателей современных технологий, и даже - эмбарго, все это, не взирая ни на какие регламенты ВТО. В то же время США торговали со страной (РСФСР, позже - СССР) до 1933 года для них. «несуществующей». И вместе с тем, кампания против «советского демпинга» начавшаяся в 1930 году под предлогом «использования труда заключенных» проходила в странах, проводящих политику расовой сегрегации, в странах активно грабящих колонии, в странах, где во время свирепствующей Великой депрессии от голода умирали сотни тысяч, а «Апельсины целыми вагонами ссыпают на землю. И апельсинные горы заливают керосином из шланга» (Дж. Стейн-бек. «Гроздья гнева». Глава XXV).
Как тут не вспомнить «поучения» Д.Ф. Листа: «Таможенная система как средство, способствующее экономическому развитию нации при помощи регулирования иностранной торговли, должна постоянно иметь в виду принцип промышленного воспитания нации» (предисловие к «Национальной системе политической экономии» [21]). Пора в очередной раз (в третий? четвертый?) со времен первого российского императора пройти «курс промышленного воспитания», в рамках которого государство формирует условия для перевода экономики в новое качественное состояние через механизмы налоговых и финансовых преференций для субъектов, участвующих в техническом перевооружении и технологической модернизации. В частности, автор предлагаемой статьи неоднократно отмечал: в целях коренной модернизации производственной базы экономики Российской Федерации необходимо рассмотрение «вопроса о введении (наряду с использованием тарифной эскалации классического вида) «зеркальной» тарифной эскалации для инвестиционных товаров (прежде всего, не имеющих аналогов у российских производителей) и технологий; и на основе этого проведения политики дифференцированного импортозамещения» [29].
«Вплетение» транснационального элемента в национальные воспроизводственные циклы»
(по Э.Г. Кочетову [30, с. 122]) с целью «совместно произвести и совместно продать» требует обязательного разрешения острейших вопросов: «Что производить: традиционный «единичный товар» или «программу»?», «Как делить полученный от «совместно проданного» мировой доход?», и главное - «Как сохранить приемлемый уровень экономической независимости?». В связи с этим важно отметить, что подрыв в ходе геоэкономических войн, (согласно Э.Г. Ко-четову) позиций конкурента (и не только конкурента!) осуществляется методом «техногенного изматывания - культа новаций, технологических революций, в результате которых «срезаются» жизнеспособные производственные структуры в угоду новейшим» [31]. Что можно рассматривать как еще один рестриктивный фактор влияния на состояние экономической безопасности России в условиях покрытия дефицита платежного баланса за счет так называемой «ренты отсталости» (по Э.Г. Кочетову), но не «ренты развития», то есть из источников, обеспеченных «идеями, информацией и культурными ценностями, а также за допуск представителей менее развитых стран на свои богатые рынки» [7]. Реиндустриализация России в подобных геоэкономических условиях требует радикального пересмотра всей промышленной политики с переносом акцента внимания по ряду направлений с «государственно-частного» на «частно-государственное» и даже «монопольно-государственное», в том числе и во внешнеэкономической сфере.
В условиях «квазиимперского геоэкономического мироустройства» [4], на фоне снижения роли национальных институтов в геоэкономической системе, параллельно неуклонно множатся интеграционные союзы - «региональные», «отраслевые», «секторальные» разного уровня зрелости и «успешности», в том числе, и квазиобъединения такие, как АТЭС, БРИКС или «сверхподвижные» разных мастей трайбалистические в Африке. Профессор социологии Мюнхенского университета Ульрих Бек называет этот процесс транснациональным федерализмом, движущей силой которого является стремление национальных государств договориться между собой и создать общую сеть, чтобы «указывать транснациональным предприятиям их рамки (выделено автором), дабы они не могли натравливать эти государства друг на друга» [32, 66]. Но, возможно,
учитывая геоэкономическую мощь ТНК, влияние которой давно вышло за когда-то очерченные рамки, и несколько «модернизировав» некоторые основные принципы Вестфальской системы (в частности, сделав определенное послабление в прочтении принципа «приоритет государств-наций») допустить транснациональных акторов («смирится»?) в эту общую сеть, а не оставлять за указанными рамками. Тем более это. уже и невозможно, по меньшей мере, - в обозримом будущем и с приемлемыми потерями. Разумеется, потребуются новые «правила глобальной экономической игры», в соответствии с которыми возникнет необходимость решения принципиально нового качества и масштабов задач, поставленных перед национальной экономической дипломатией - приоритетном видом дипломатии, находящимся «в области пересечения внешней политики, внешнеэкономического курса и внешнеэкономической деятельности государства» и являющимся «средством реализации внешней политики государства» [33]. Но активное взаимодействие в одностороннем порядке (возможно, без ожидаемого международного одобрения) по линии «государство-корпорация - ТНК» необходимо уже сейчас, еще до принятия «вселенских» решений; даже если это и выглядит «сговором» или «экономико-дипломатической диверсией» с позиций межгосударственных договоренностей... На вопрос: «Есть ли у западной идеологии ключевая идея?» А.А. Зиновьев ответил: «Идея глобализации! Другими словами, мировое господство! А так как эта идея довольно неприятная, ее прикрывают пространными фразами о планетарном единении, о трансформации мира в одно интегрированное целое. » [10]. Интродукция экономических интересов за пределы национальной территории посредством использования «троянского коня» ТНК даже при обоснованности претензий в связи с нарушением многосторонних договоренностей (в рамках экономических соглашений) - достаточно распространенная, хотя публично и осуждаемая, практика. Формальным препятствием на пути применения подобной практики, безусловно, являются регламенты ВТО. Но кого из «сильных» останавливали эти или подобные «глобальные правила игры». Соединенные Штаты, например, «игнорируют изрядную долю международного права, включая конвенции Международной конфедерации труда» [6],
«своеобразно» относятся к Киотскому протоколу и Конвенции ООН по морскому праву. (Кандидат на пост президента США Дональд Трамп: «Эти торговые соглашения просто катастрофа, ВТО - это катастрофа, НАФТА - это тоже катастрофа» [35]). И вновь обратимся к словам известных итальянских ученых, вынесенным в эпиграф.
Среди вопросов анкетирования Экспертной группы № 20 по актуальным проблемам концепции долгосрочного развития страны до 2020 года по направлению «Международная позиция России: экономические ориентиры» (на базе Института мировой экономики и международных отношений РАН) был и такой: «Следует ли выделять отраслевые приоритеты государственной поддержки экспорта?» [36]. Пожалуй, кажется странным не ответ (80 % отметили, что «государственная поддержка должна распространяться на перспективные проекты развития экспорта в любых отраслях экономики»), а наличие... самого подобного вопроса. Куда как актуальнее для экономики проблема импорто-замещения, а не «завоевания новых высот» в поставках за рубеж; не преуменьшая значения второго вопроса, следует отметить, что «наступление по всем фронтам» в современной экономической ситуации просто невозможно: для поддержания внешней экономической экспансии, параллельно с проведением действий по снижению степени зависимости от импорта, попросту недостаточно ресурсов. По вопросу «Целесообразно ли использование протекционистских мер для стимулирования импортоза-мещения в России», 12 экспертов (из 20) сказали «нет», шесть - ответили «да». Через два года роль «стимулятора импортозамещения» стали играть протекционистские меры - вплоть до эмбарго - предпринятые. зарубежными партнерами по внешнеэкономическим связям.
В пользу усиления протекционистских мер при формировании внешнеэкономической стратегии говорит и особая опасность для национального (конвенционального) экономического суверенитета, которая представлена виртуальной составляющей совокупности геофинансов оторванной (так же как и «классические» еврофинансы) от мест своего генезиса, и обеспечивающей на геоэкономическом поле не только (не столько!) реальные сделки, сколько спекулятивные и. геополитические. В обстановке, когда, по мнению профессора Б.
Ключникова [37, с. 127], «целые состояния стало легче делать из воздуха в виртуальном мире, посредством нематериальных и непроизводственных операций, сидя за компьютером, чем в реальном производстве товаров и услуг», а спекулянты «берут верх над "старомодными" производственниками», нельзя не учитывать эту новую опасность для национальных (гло-кальных) экономик. Более того: «В такой обстановке, конечно, бессмысленно говорить об экономической эффективности», а международная финансовая система становится «непреодолимым препятствием для честной конкуренции» [37]. (Дж. Малган: «последние 20 лет капитал шел не в инновации и производство, а в спекуляции» [38]).
Газета «Правда» № 210 от 15.09.1927: «В самом деле, что могло бы означать для рабочих уничтожение [государственной - доп. автора] монополии внешней торговли? Это означало бы для них отказ от индустриализации страны, от постройки новых заводов и фабрик, от расширения старых заводов и фабрик. Это означало бы для них наводнение СССР товарами из капиталистических стран, свертывание нашей индустрии в силу ее относительной слабости, умножение числа безработных, ухудшение материального положения рабочего класса, ослабление его экономических и политических позиций» [39]. Кстати, Федеральный закон «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» допускает введение госмонополии на вывоз отдельных товаров.
Несмотря на то что эта форма внешнеэкономических связей не является определяющей для процессов и результатов формирования ИВЯ, роль ее остается доминирующей (хотя бы, исходя из валовых показателей). Но вместе с тем, автор настоящего исследования неоднократно обращал внимание на чрезмерное акцентирование внимания (от сообщений СМИ до официальных документов и заявлений) на товарообменной составляющей интеграционного взаимодействия в рамках Таможенного союза и ЕАЭС (сфера обращения). [Новые строчки в текст гимна формуле хрематистики: «деньги -товар - еще бОльшие деньги»?]. И, если в первом случае - это вполне объяснимо в связи с ограниченностью направлений сотрудничества (по большому счету: лишь «единая таможенная территория»), то на этапе функционирования экономического союза вопросы классической в
традиционных формах межстрановой торговли должны уступить лидирующие по значимости позиции перспективам и проектам создания звеньев единой воспроизводственной цепи. Как отмечалось в докладе ЮНКТАД: «Политика промышленного развития, уделяющая основное внимание конечным товарам и услугам, является менее эффективной в мировой экономике, для которой характерны ГПС» [40] (ГПС -«глобальные производственные системы»; «диверсифицируем»: «глокальные производственные системы»). В материалах экспертных групп по «Стратегии - 2020» [36]: вновь, в основном, о торговле, и практически ничего - о совместном «встраивании» в ИВЯ и других «реальных интеграционных» достижениях... Это выглядит, так, словно речь идет о создании квазиавтаркической внешнеэкономической модели . [При том, что идеи «импортозамещения» и «разумного изоляционизма», конечно же, в обоснованных пределах, не выглядят утопическими]. Все статистические параметры подаются «на уровне низового звена: лишь: денежный эквивалент торгового оборота группы "единичных товаров"» («товар-группа»? «товар-объект»? «товар-программа?). Весьма показательный параметр: доля «внутрикоалиционного» торгового оборота стран ЕС (ЕЭС) снизилась с [около] 68 % суммарного внешнеторгового оборота (1990 год) до 43-46 % (2012 год) [41], при том что за это время число участников более чем удвоилось, переведя часть торгового оборота из «внешнего» по отношению к союзу во «внутренний»! Неужели это свидетельство деградации экономического единства ЕС? Большинство аналитических материалов, посвященных состоянию ЕАЭС, включают подобные «рапорты»: «Новые интеграционные форматы уже приносят вполне конкретную практическую отдачу. за первые полгода с начала полномасштабной работы ТС в июле 2011 года объем взаимной торговли государств - участников Таможенного союза вырос почти на 40 %, за январь-сентябрь 2012 года - на 10 %» [42]. Но и абсолютные параметры оборота международной торговли, и отношение товарооборота к совокупному продукту - красноречивый показатель экономического взаимодействия. для стадии формирования мирового рынка (этап интернационализации). РФ не выдержит конкуренции с внешним миром в отношениях с партнерами по ЕАЭС, если ограничится «традиционным
товарообменом» («чего стоит» количественная, а главное - качественная экспансия одного только Китая!). Более того, в результате дезин-теграционных процессов утраты взаимосвязей, в России на внутриотраслевой оборот в начале «двухтысячных» приходилось 29 % ее торговли со странами СНГ, в Беларуси - 24 %, в Казахстане - 34 %. Доля внутриотраслевой торговли в общем товарообороте с внутренними по ЕС/ ЕЭС партнерами на начальном этапе уже составляла от 40 до 60 % [43].
Важно отметить, что в политике перераспределения ресурсов и мирового дохода нарастает тенденция усиления акцента на доминирующей роли экономических факторов в «захвате» чужих территорий (Хаусхофер, В.А. Дергачев). На наш взгляд, в условиях «экспансии» геоэкономического пространства, использование в системе национальных счетов (СНС) понятия «национальная территория» (и, даже - «экономическая территория», «центр экономических интересов» и «резидент») с целью разграничения «внутренней» экономики и «внешней», становится анахронизмом. А.И. Неклесса констатирует: «государственность, безусловно, меняется. Прежний формат национального государства не соответствует социальному развитию мира» [44, с. 72]. Такие понятия, как «валовой внутренний продукт» и «валовой национальный продукт» - давно «размыты». Кроме того, что подсчитываются параметры этих ключевых показателей СНС с колоссальным допущением, зачастую определить истинную «национальную принадлежность произведенных благ» с высокой степенью соответствия невозможно; А.И. Неклесса отмечает «химеричность типологии современных методов расчета ВВП» [45]. Как справедливо отмечает И.В. Черная: «возникает проблема распределения добавленной стоимости международной технологической цепочки среди наций, экономические субъекты которых участвуют в этой цепочке» [46, с. 85]. Проблема установления реальной «резидентуры» и уровня достоверности определения «страны происхождения» связана, прежде всего, с отсутствием четкой методики отслеживания и оценки всех этапов «многохо-довости» глобализированного производства.
В условиях усиления взаимодействия в границах замкнутых рынков ТНК, уход оборота внутрифирменной торговли от учета в рамках таможенной статистики и использование
трансфертных цен, с каждым годом все в большей степени искажают реальную картину международного товарооборота. Заметный вклад в «искажение» вносят и операции с использованием офшоров.
Наряду с этим достаточно показателен пример наличия элемента повторного счета в международной торговле, который в значительной степени создают глобальные производственные системы (ГПС) «поскольку промежуточные продукты считаются в мировом экспорте несколько раз, хотя должны считаться лишь один раз по добавленной стоимости» [12, с. 22]; эта «добавка», например, в 2010 году составила 5 трлн долл., что составило около 28 % мирового торгового оборота. Ведь сегодня, в отличие от ситуации вековой давности, совокупный мировой продукт это не просто «механическая сумма» созданного национальными экономиками с использованием принадлежащих им факторов производства, а совокупность произведенных благ в рамках интернациональных технологических цепочек (в конкретной форме ТНК и стратегических производственных альянсов [46, с. 85]). (Томас Карлейль называл экономику «сумрачной наукой»; mist - «туманной»? «плодящей миражи» [4]?..). В связи с этим актуализируется вопрос занятия Российской Федерацией и ЕАЭС мест «достойных звеньев» в этих цепочках, тем более что категория «страны с переходной экономикой», к которой отнесены партнеры по Единому экономическому пространству, не отличается конкретикой содержания с одновременным априори отведением для них второстепенных позиций. Уточнения и корректировки требует методика анализа тенденций развития международной торговли в целом с учетом влияния на стоимостные и физические объемы продаж не только динамики конъюнктуры рынков, но и изменения курсовой стоимости доллара США. Отсутствие анализа влияния валютного фактора на показатели международной торговли приводит к существенному искажению общей картины и тенденций развития последней. Так, за первые 12 лет текущего столетия, стоимостный показатель международного товарообмена вырос на 115 %, при этом рост физического объема был в 2,8 раза ниже - 43 % [22]. Налицо не только влияние улучшений условий торговли экспортеров товаров топливно-энергетической группы, но и ослабление курса доллара. В России
заниженный курс рубля в первой половине 90-х годов привел к «тотальной внешнеэкономической товарности», сделав экспорт весьма эффективным, и придав ему «грабительскую сущность», связанную с бесконтрольным вывозом по бросовым ценам всех видов ресурсов: от природных до научных и трудовых. Не вызывает сомнения многократно подтвержденный факт: влияние ряда практически бесконтрольных для национальной экономики экзогенных факторов (колебания валютных курсов, изменения учетных ставок, резкий технологический прорыв, политические «катаклизмы» за рубежом и прочее, прочее, прочее) может стать катастрофическим для излишне экстравертив-ных экономик. К коим, на наш взгляд, безусловно, принадлежит и российская: как по размеру внешнеэкономической квоты, так и по товарной и пространственной структуре и уровню диверсификации.
Очевидно «искажающее влияние» на параметры внешнеторговой квоты изменений ВНП (ВВП) в номинальном выражении, в связи с колебаниями курсовой стоимости национальной валюты. Август 1998 года: «сокращение ВВП России в три раза. за ночь»? Номинальный ВВП РФ в 2013 году - 2,23 трлн долл., в 2014 -2,03, в 2015 - 1,32 трлн.? По этому параметру в 2013 году Россия на 8 месте в мире, в 2015 - уже на 12. Но, если рассчитывать по ППС, в 2015 году РФ - на почетном 6 месте, опустившись в сравнении с позицией 2013 года лишь на одну ступень. потеряв более 40 % номинального ВВП. Чудеса статистики... Не спасает и приведение к паритету покупательной способности: «индекс гамбургера» далеко не всеобъемлющ и выглядит особенно беспомощным, когда речь идет о сопоставлении качественных параметров элементов наполняющих оцениваемую корзину. Определить степень открытости национальной экономики, даже если учитывать только объемы внешнеторгового оборота в сравнении с ВВП, можно лишь условно: каким образом можно сопоставлять сумму экспорта и импорта выраженную в долларах США и ВВП (ВНП), отраженный в национальной валюте? «Курсовая виртуальность мировых экономик». Причуды дуализма «курсового подхода»: после заметного ослабления курса рубля в 2014-2015 годах внешнеторговая квота России заметно возрастет: ВВП «рухнул» («знаменатель» - в долларах), внешнеторговый оборот («числитель») -
сократится в меньшей степени (прежде всего, в связи с безусловным сокращением импорта). Красноречивое подтверждение устоявшегося тезиса о том, что «роль труда как фактора экономической жизни уменьшилась на фоне возрастающей мощи глобальных финансовых институтов». Неслучайно, «крайне необходимо осуществлять оценку влияния валютного фактора на показатели международной торговли. Вместе с тем до настоящего времени в исследованиях развития международной торговли отсутствует анализ этого влияния, что затрудняет определение реальных тенденций мирового товарного обмена» [16]. Методика подсчета объема внешней торговли требует пересмотра: огромное количество субъектов экономических отношений (в том числе - могущественных) давно оторваны от национальной территории и процесс этот нарастает. Рассмотрение вопросов геоэкономики через призму транснационального фактора и интернационализированных воспроизводственных ядер - это анализ не пространства территорий, но пространства потоков. (Но, как и для живого течения реки, фиксированные статические параметры не могут быть всеобъемлющими для объективной характеристики потока). Значительный объем материалов, так называемой, «таможенной статистики» требует уточняющих комментариев. В частности, особому анализу должны быть подвергнуты параметры «зеркальной статистки» контрагентов. А такой раздел, как внешнеторговые показатели региональных субъектов государств, и вовсе весьма приблизительно отражает «реальную товарную» активность участников международного разделения труда.
Зависимость национальной экономики от экзогенных факторов ярко проявилась на контрасте предшествующего глобальному финансовому и экономическому кризису 2008-2009 годов периода заметного благополучия начала нового тысячелетия и ситуации сформировавшейся под влиянием рецессивных явлений. Недопустимо высокие параметры внешнеторговой квоты (по экспортной и импортной составляющим) в сочетании с нерациональной товарной структурой, достаточно легко разрушили картину этого благополучия. Картину, которая строилась, прежде всего, на спросе зарубежных рынков и внутреннем потреблении домашних хозяйств в значительной степени импортных товаров и. в долг. Долг оплачиваемый, до
известной поры, в основном энергетиками и металлургами в условиях «эффекта Гронингена».
Геоэкономические риски, представляющие угрозы национальной безопасности России практически сформулированы в «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» [47], среди них:
- сохранение экспортно-сырьевой модели развития национальной экономики;
- снижение конкурентоспособности национальной экономики и высокая зависимость ее важнейших сфер от внешнеэкономической конъюнктуры;
- опасность потери контроля над национальными ресурсами;
- ухудшение состояния сырьевой базы промышленности и энергетики;
- появление дефицита торгового и платежного баланса;
- сокращение доходных статей федерального бюджета страны;
- замедление перехода экономики страны к инновационному развитию.
Как среди угроз национальной безопасности, так и всех пяти [«теоретических»] типов геоэкономических рисков (по С.С. Лачининскому [48]) - пространственном, экономическом, социально-демографическом, геополитическом, экономической политики государства, - обнаруживаются корни внешнеторгового генезиса. На наш взгляд, набор рисков и опасностей сопровождающих модернизацию внешнеэкономического сектора России в значительной мере связан с той ситуацией, когда степень ответственности транснациональных структур заметно ниже уровня их влияния: управляя мировой экономикой, транснациональные структуры... мало за что отвечают. И, по мнению заведующего кафедрой международных экономических отношений факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ В.С. Панькова, неуправляемость мировой экономики приобрела черты глобальной проблемы современности [49].
На основе анализа положений доклада ЮНКТАД, согласно которым «глобальные производственные системы (ГПС) могут вносить существенный вклад в развитие» [12] на первый взгляд, очевидно, что налицо открывающиеся возможности долгосрочной модернизации страны. Но, как это согласуется с «локализацией управляемости» (принципиальным образом
отличающейся от «внешнего управления»)? Какова опасность попасть в сети. сетевых структур? Ведь глобальные производственные системы обычно координируются ТНК, а внешняя торговля ведется в рамках сетей их филиалов, соответственно, модели торговли в ГПС во многом формируются в соответствии с инвестиционными решениями ТНК [12]. Как отмечалось выше, «симбиоз» государства-корпорации и ТНК в ГПС связан с известными рисками «техногенного изматывания» как еще один рестриктивный фактор влияния на состояние экономической безопасности России.
Красноречивым подтверждением ощутимого влияния экзогенных факторов на недостаточно диверсифицированную национальную внешнюю торговлю служат приведенные ниже факты. Так, если под воздействием роста курса доллара США за период 1995-2000 годов мировой экспорт сократился на 10 %, то с 2000 года по 2012 год, напротив - вырос на 11 % только за счет ослабления валюты, в которой приводится статистика международной торговли. Низкий курс доллара и благоприятные условия торговли для стран экспортеров продукции ТЭК в первые годы нового тысячелетия привели к тому, что увеличение физического объема поставок дало лишь 41 % прироста мирового экспорта, на фоне 77 % десятилетием ранее [22]. Существуют расчеты, согласно которым цены на нефть падают на 3-10 % при росте курса этой валюты на 10 %. Таким образом, не только через «экспорт инфляции», но и посредством валютно-курсо-вой политики, «долларизация» российской экономики является ингибирующем фактором для столь экстравертивной последней. Отмечено, что в большинстве случаев падение нефтяных цен «сопровождается ростом мировой экономики» [11, с. 47]. «Рост курса доллара США» ^ «Падение цен на нефть» ^ «Подъем мировой экономики» ^ .«Экономический спад в России»? Даже активные сторонники усиления протекционистских мер, чаще всего, в качестве аргумента акцентируют внимание на защите собственного производителя, но оставляют без должного внимания проблему, связанную с во-латильностью спроса на [значительно более] многофакторном внешнем рынке. Неслучайно рецессивные процессы в мировой экономике привели к усилению акцента на активизации внутреннего потребления в Китае, крупнейшем мировом экспортере. Стоит более чем
актуальная задача определения приемлемого уровня экстравертивности российской экономики в контексте «стратегии разумного изоляционизма» через комплексный стратегический подход к государственному регулированию внешнеэкономических связей, в том числе, и на общем экономическом пространстве ЕАЭС. И, в частности, при выборе баланса регулирования в системе «экстремумов: «лэссэ-фэр - автаркия»» при совершенствовании структуры импорта нельзя не руководствоваться необходимостью решения стратегических задач, выделенных В.Л. Сельцовским [22]:
- повышение роли импорта в модернизации экономики страны;
- прекращение закупок продукции определяющей экономическую безопасность (добавим: более того - национальную);
- сокращение ввоза товаров, производство которых целесообразно организовать на национальных предприятиях («импортозамещение»).
Добавим: с параллельным стимулированием внутреннего спроса.
Заданные в рамках ВТО правила игры, консерватизм которых определен уже количеством участников и многофакторностью интересов, вступают в противоречие с авторитетными мнениями, разделенными 132 годами, и к которым стоит прислушаться при формировании национальной внешнеэкономической стратегии и тактики ее осуществления.
Немецкий «экономист-геополитик»
Д.Ф. Лист: «Это повышение или понижение пошлин не может быть определено заранее; все зависит от обстоятельств и тех торговых отношений, какие существуют между страной, наименее развитой, и страной, опередившей ее в развитии» [21] - 1841 год.
Профессор МГУ Д.С. Чернавский: «Я отнюдь не уверен, что России сейчас нужно идти на сближение с Европой, с Западом и так далее или же делать свою экономику автономной. Как же себя вести в зависимости от фазы этого («де-глобализации» - доп. автора) процесса?.. Именно здесь можно давать конкретные рекомендации на основании знания фазы процесса. Какая фаза - сложный вопрос, но он решаем» [44, с. 111] - 2009 год.
Как отмечалось выше, рост товарооборота несостоятелен в качестве основного фундамента под зданием интеграции в рамках ЕЭП уже по причине однотипной структуры товарных
позиций стран-участниц ЕАЭС. Более того, этот один из компонентов «четырех свобод» будет уступать свои позиции в структуре баланса внешнеэкономического взаимодействия. В условиях диктата со стороны мирового рынка стандартов, качества и технических параметров, в основе даже традиционных торговых операций должны лежать не разовые сделки, а долгосрочные разнообразные по форме и содержанию производственные связи (тем более в «нечетких» границах ИВЯ). В этом случае «разделение труда между странами будет проходить не по линиям «поставщик сырья - производитель» или «производитель - потребитель», а по линии «инвестор - разработчик - производитель» в рамках единого технологического» [46, с. 198], производственного и сбытового циклов.
Между тем, некоторое [кажущееся?] отступление. Вернемся к «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года», в которой среди геоэкономических рисков - «сохранение экспортно-сырьевой модели развития национальной экономики» [47]. Не сомневаясь в необходимости товарной диверсификации экспорта, хотелось бы внести некоторые дополнения в этот тезис. На протяжении многих лет, в публикациях и выступлениях различного уровня приближенности к властным структурам и научным кругам, фигурируют, в частности, представленные ниже «откровения», призванные способствовать определению путей оптимизации товарной структуры экспорта России. (Например: «Необходимость диверсификации российского экспорта за счет увеличения доли товаров промышленной переработки вызывается тремя моментами, затрагивающих не только выбор стратегии развития, но и проблему национальной безопасности» [16]). На наш взгляд, «хронически предлагаемые» изменения характеристик внешней торговли РФ требуют комментариев. и пересмотра. Шейх Ахмед-Заки Ямани (2000 год, министр нефти и минеральных ресурсов Саудовской Аравии 1962-1986 годы): «Тридцать лет спустя будет много нефти, но не будет покупателей. Нефть будет оставаться под землёй». [50] Утверждается: «. сырьевые ресурсы у нас не безграничны» [16]. Возьмем на себя смелость утверждать - вопреки устоявшейся сентенции - природные ресурсы. безграничны! Хотя бы потому что подобными ресурсами являются ВСЕ компоненты природы. помноженные на
интеллектуальный потенциал человечества. Ресурсы ограничены лишь в конкретном месте, в определенный период, при сформировавшемся уровне производительных сил и научного знания, сложившейся экономической целесообразности. («Каменный век закончился не потому, что. закончились камни» -эпоха нефти закончится задолго до исчерпания ее запасов). В связи с этим, заслуживает внимания тот факт, что доля возобновляемых источников энергии в мировом ее потреблении с 1900 по 1997 год сократилась с 42 % до 19 %; и даже в абсолютном выражении выросла всего в 5 раз за столетие, что несколько больше, чем рост потребления угля, но несопоставимо с увеличением производства нефти и природного газа: более 160 и 240 раз, соответственно (рост ядерной энергетики, по очевидным причинам, не рассматривается).
Вместе с тем следует признать, что зачастую странными, если не смешными, выглядят прогнозы конъюнктуры мировых сырьевых и энергетических рынков, даже незначительных временных горизонтов. (например, восторженно-апокалиптический сценарий, связанный с «деградацией» Гольфстрима [51] или заявление сделанное главой Газпрома А. Миллером в 2008 году: «При повышении мировой цены на нефть свыше 250 долларов за баррель, цена газа превысит тысячу долларов за тысячу кубометров» [52]).
«Пик добычи энергии», по прогнозу агентства Bloomberg (Майкл Лейбрих, 2014), будет достигнут около 2030 года, «когда мир станет использовать меньше угля, нефти и газа в абсолютном выражении, но потому что они не смогут конкурировать, а не потому что закончатся» [50]. И хотя на долю солнечных источников пока приходится всего около 0,17 % рынка энергии (или 3 % всего вырабатываемого электричества), но уже в 2013 году примерно 29 % прироста электрических мощностей в США обеспечила солнечная энергия (в штатах Массачусетсе и Вермонте этот показатель доходил до 100 %). Даже в «очень нефтеизбыточной» Саудовской Аравии инвестировано более 100$ млрд. в создание мощностей на 41 гигаватт (ГВт), что к 2030 году должно обеспечить около трети потребности страны [50].
В связи с этим еще один расхожий «миф»: «"Они" берегут собственные природные ресурсы». Утверждается, например: «Сейчас все
страны мира практически прекратили экспорт круглого леса.» [16, с. 49], но ведущими экспортерами круглого леса в мире, после России, являются США и Новая Зеландия [53, 54]. Более того, США от продажи круглого (!) леса выручают больше России. В 90-е годы «мировой объем вывозки древесины составил 3510,8 млн м3, на долю России приходится около 3,4 %, а на долю США - 14 %» [55]. При этом в России прирост лесов превышает объемы их изъятия, с учетом и рубок, и пожаров, а с 1993 года площадь лесов в стране выросла на 79 млн га [56].
При рассмотрении путей решения некоторых энергетических и экологических проблем утверждается: «Мир изменился: без России карточный домик мировой экономики рассыплется» [57, с. 13] - но сохранится ли такая потребность в «традиционном виде» с учетом достижений НТП (НТР), в частности, в сфере совершенствования энергетики и снижения энергоемкости производства? Продавать пока берут! «Повышение энергоэффективности привело к тому, что потребление нефти странами ОЭСР с 2005 года сократилось на 5 млн барр./ день» [58, с. 52]. Но, возможно, с установлением обязательных квот из вырученных средств, предназначаемых для развития производств по более глубокой переработке этого продаваемого за рубеж сырья. Настораживают не абсолютные параметры объема продаж сырьевых и топливных ресурсов, а растущая их доля в товарной структуре российского экспорта. Как отмечает агентство РБК, этот показатель вырос с 15,6 % в 1970 году до 65,9 % в 2009-м [19, с. 19].
О фискальной функции, в связи с «обоснованными стенаниями» по поводу дорогого бензина в России - стране - лидере по добыче нефти, некоторый «статистический» комментарий. Не забывая при этом: какова роль экспорта сырья и топлива в наполнении бюджета страны (не лучший источник - но ПОКА другого нет; и именно он может послужить долгожданной диверсификации). Цена за литр бензина АИ-95 (Premium) в Норвегии составляет 1,70$ (дороже только в Гонконге), в России - 0,57$, (в США -0,64$, в Туркмении - 0,28$, в Кувейте - 0,21$) [59]. На 5 млн жителей Норвегии добывается -88 млн т (по 17,3 т на человека), на 145 млн россиян - 540,7 млн (по 3,7 т). То есть процентное соотношение доли этих стран в населении и производстве нефти в мире следующее (РФ/ Норвегия): 12,4/2,0 и 2,03/0,072. При этом на
ГЭС этих стран в нефтяном эквиваленте производится электроэнергии: в РФ - 38,5 млн т, в Норвегии - 31,1. Так что скандинавскому государству достаточно потреблять лишь около 10 млн т. черного золота, остальное - на вывоз. И, тем не менее, стоимость бензина для потребителей в России втрое ниже. [60]. Возвращаясь к «недоумению» в связи с ростом цен на бензин в условиях снижения цен на мировом рынке нефти: в долларовом исчислении топливо для российских потребителей заметно подешевело за последние два года. И может сложиться ситуация, при которой стенания по поводу «сверхмерного объема вывозимых природных ресурсов за рубеж» покажутся смехотворными - продавать надо было «пока был спрос»! Разумеется, при этом рационально расходуя вырученные средства, в том числе (а, возможно, и - прежде всего!) на подготовку к неминуемому краху эпохи циклопического спроса на сырье. И как бы «реализаторы вселенских благ» не совершенствовали свое мастерство в сфере воспитания нового потребителя, безусловно, не вызывает сомнения перманентный факт снижения энерго- и материалоёмкости мирового продукта на фоне реальной удельной себестоимости энергии как традиционной, так и принципиально нового генезиса. Неизбежность и однонаправленность этих процессов не подвластны ни оголтелой либерализации внешнеэкономических связей во всемирном масштабе, ни «всемирному прожигателю» ресурсов, ни сокращению сроков морального старения продукта до размеров сингулярности. Так повышение энергоэффективности в мировом масштабе сократило «нефтеемкость» мирового производства за 40 лет в два раза; кроме того и появление новых источников сырья, и топлива способствовало сокращению доли традиционных источников. Сегодня ведется активная экспериментальная работа по производству ряда веществ из живых организмов, а не из нефти, газа и угля. Производимое с использованием метаболической инженерии может не только заместить некоторые продукты, но и предоставить соединения, которые невозможно изготовить из ископаемого топлива.
В результате влияния экзогенных факторов - военных конфликтов, гуманитарных интервенций, эмбарго, санкций, потери интереса со стороны внешних инвесторов - сформированы условия жесточайшей конкуренции на
геоэкономическом пространстве, когда национальным (глокальным) экономикам-аутсайдерам («великим экономическим пустыням» по В.А. Дергачеву) отводится лишь роль ресурсного источника (от традиционных сырьевого, трудового, финансового до своеобразного «потребительского ресурса»). Но почему «лишь», а не «в синергетической связке»? Почему торговля сырьем - «однозначно плохо»? (Австралия, Канада, США, Норвегия, и Ко? Председатель комитета конгресса по энергетике и природным ресурсам Джон Корнин: у США - огромные запасы природных ресурсов, идея хранения их в земле безосновательна [61]). Существует авторитетное мнение [22] о том, что в ближайшие 10-30 лет самыми перспективными источниками электроэнергии станут: термоядерный синтез, приливная и солнечная энергия. Среди лидеров в сфере ядерной энергетики - организации Японии (первые три места, при минимальной выработке на АЭС) и КНР; на десятом месте - Росатом (за пять лет заявлено более 250 патентов в области «термояда»), что вселяет надежду на эвентуальную диверсификацию внешнеторговой номенклатуры энергетического сектора страны. Тем более что на зарубежных рынках только Росатом в состоянии предоставить полный комплект услуг: от геологии через строительство и эксплуатацию, ремонт и модернизацию до экологии (прием ОЯТ и закрытие объекта). И предоставление на привлекательных условиях кредитов зарубежным заказчикам (на десятки, и даже сотню лет!) не просто просчитанный коммерческий проект, это - стратегия экспансии, гарантом успеха которой является воспроизводственно-инвестиционная (геоэкономическая) модель внешнеэкономических связей. Вместе с тем ряд исследователей (В.В. Савин, Ю.А. Ершов, Е.Л. Яковлева [62, 63]) отмечают, что и Россия, и Казахстан являясь ресурсоизбыточными (и, в определенной степени, трудо- и капиталодефи-цитными), смогут принять «участие в формировании и распределении мирового дохода за счет, во-первых, энерго- и ресурсообеспечения перестраивающегося мирового хозяйства, и, во-вторых, предоставления обслуживающих (в широком смысле слова) данное энерго- и ресур-сообеспечение высокотехнологичных и наукоемких товаров и услуг, создаваемых (не вопреки, но) благодаря ресурсоизбыточности...» [64]. И не исключено складывание ситуации, при
которой не экономические лидеры контролируют ресурсы, формально принадлежащие аутсайдерам геоэкономической гонки, но эти ресурсы (в том числе и «потребительский ресурс») контролируют социально-экономическое развитие главных потребителей.
Возвращаясь к анкетированию Экспертной группы [36]: вопрос «Какова оптимальная для России стратегия сокращения отставания от стран - технологических лидеров?» - объективно соответствует «злобе дня». И, безусловно, должны стать триединым предложенные варианты ответов: - «опора на собственные силы»; - «заимствование зарубежных технологий»; - «встраивание в глобальные цепочки создания добавленной стоимости», тем более что третье направление неотъемлемо является как условием (предпосылкой), так и результатом вхождения в состав интернационализированных воспроизводственных ядер. Новый технологический уклад может развиваться только при условии, «что ядром эффективного экономического развития выступают не крупнейшие структурообразующие предприятия, а кластеры компаний» [16, с. 36].
Последовательный переход от снабженче-ско-сбытовой модели ВЭС, через торгово-по-средническую, к воспроизводственно-инвестиционной (геоэкономической) модели ВЭС (по Э.Г. Кочетову) требует и адекватного товарного наполнения новой структуры внешнеэкономического взаимодействия. (Заслуживает изучения следующий опыт: в середине 90-х годов доля импортных компонентов в общем объеме экспорта КНР составляла 60 %, в 2012 году - уже 35 % [11, с. 5]). Соответственно, в процессе эволюции (революции) товарных форм, градация в развитии товара смещается в сторону повышения удельного веса от единичных товаров в сторону товаров-программ (через товары-группы и товары-объекты). Геоэкономическая (воспроизводственная) модель национальной (коалиционной) системы взаимодействий с внешней экономической сферой выстраивается «на базе сотрудничества по всем звеньям воспроизводственного процесса, вынесенного за национальные (конвенциональные - доп. автора) рамки» [46, с. 242]. Но инициация и процесс формирования воспроизводственной модели ВЭС для единого экономического пространства ЕАЭС «упираются» в достаточно жесткие реалии структурных особенностей взаимного
товарообмена. Очевидно, что для перехода национальной торговой доктрины к инвестиционно-воспроизводственной (геоэкономической) модели, регламентация объединительных процессов в рамках ЕАЭС должна предусматривать создание благоприятного климата и механизмов, способствующих формированию подобных глокальных «протоядер» в качестве потенциальной основы для формирования ИВЯ (ГПС?), в которых роль экономического потенциала стран Союза должна стать хотя бы значимой.
Автор термина «геополитика», шведский социолог и политолог Рудольф Челлен писал о России: «Ее торговля находится в прямо пропорциональном отношении к производству, торговый баланс является положительным при избыточном экспорте, в котором первое место занимает сырье, при ввозе продуктов промышленного производства. Это не исключает того, что платежный баланс в своей совокупности может быть отрицательным при постоянной потребности государства в заимствованиях для финансирования своих задач, благодаря чему экономика постоянно сползает в долговую яму. Если государство-рантье удобнее было бы обозначить в качестве высшего культурного типа, то русскую систему экономики следовало бы обозначить как исключительно колониальный тип» [65]. Этой цитате ровно сто лет!
Библиографический список:
1. Михайлов В.А. Гл. 2. Геоэкономическое пространство // Геополитика: учебник. М.: Изд-во РАГС, 2007. 368 с. URL: http://www.freebooks.site/uchebnik geopolitika/ geoekonomicheskoe-prostranstvo.html (дата обращения: 18.06.2016).
2. Най Дж. С., мл. Кохэн Р.О. Транснациональные отношения и мировая политика. // Теория международных отношений: Хрестоматия / Сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. 400 с. Оригинал: Keohane R.O., Nye J.S. (J.). Transnational Relations and World Politics. Cambridge, Ma: Harvard University Press, 1972. P. IX-XXIX (перевод И. Шилобреевой). URL: http://www.biblioteka-mihaila.ru/tmo/chapt12.htmlfp1 (дата обращения: 11.06.2016).
3. Бельченко М.А. Векторы глобализации мировой хозяйственной системы // Ученые записки Санкт-Петербургского имени В.Б.Бобкова филиала Российской таможенной академии. 2015. № 2 (54). С. 59-67.
4. Неклесса А.И. Революция корпораций. Капитализация: новое прочтение // Экономические стратегии. 2004. № 5-6. С. 24-28. URL: http://www.inesnet. ru/article/revolyuciya-korporacij (дата обращения: 01.06.2016).
5. Кортунов С.В. Крушение Вестфальской системы и становление нового мирового порядка. URL: http:// www.wpec.ru/text/200708310905.htm (дата обращения: 23.06.2016).
6. Джордж С. Государство корпораций - рост нелегитимной власти и угроза демократии. URL: http:// www.geopolitica.ru/article/gosudarstvo-korporaciy-rost-nelegitimnoy-vlasti-i-ugroza-demokratii-0#. VLv9o52GhAg (дата обращения: 21.06.2016).
7. Щедровицкий П., Княгинин В. Экспансия в пространстве геоэкономики // Переслегин С.В. Мировая шахматная доска. Самоучитель игры на мировой шахматной доске. URL: http://www.archipelag.ru/geopolitics/ partii/chess-board/geo-podhod/?version=forprint (дата обращения: 17.06.2016).
8. Переслегин С.Б. Мировая шахматная доска. Самоучитель игры на мировой шахматной доске. URL: http:// www.e-reading.by/chapter.php/44202/129/Pereslegin_-_ Samouchiter_igry_na_mirovoii_shahmatnoii_doske.html (дата обращения: 9.06.2016).
9. Шафрай Ф.А. Риски модернизации в России. URL: http://www.nanonewsnet.ru/ articles/2010/riski-modernizatsii-v-rossii (дата обращения: 28.06.2016).
10. Запад-Россия: управляемая катастрофа. Берлинское интервью А.А. Зиновьева газете «Фигаро» 24.07.1999 // Советская Россия. 01.03.2012. URL: http://www. sovross.ru/articles/730/12023#com (дата обращения: 30.06.2016).
11. Шуйский В.П. Новые тенденции в международной торговле товарами в посткризисные годы // Российский внешнеэкономический вестник. 2015. № 9. C. 40-55.
12. ЮНКТАД: Доклад о мировых инвестициях за 2013 год. Глобальные производственные системы: инвестиции и торговля в интересах развития. Издание Организации Объединенных Наций: Нью-Йорк, Женева. URL: http://www.anuniversal.com.ua/_ld/0/1_ wir2013overview.pdf (дата обращения: 21.06.2016).
13. Портер М. Конкуренция. М.: Изд. дом «Вильямс», 2000. 608 c.
14. Шуйский В.П. Реиндустриализация России: возможности импорта технологий // Российский внешнеэкономический вестник. 2014. № 3. C. 28-37.
15. Россия закупит китайскую микроэлектронику на $2 млрд // Известия. 06.08.2014. URL: http://www.izvestia. ru/news/574886 (дата обращения: 27.06.2016).
16. Геоэкономика и конкурентоспособность России. Научно-концептуальные основы геоэкономической политики России: научно-аналитический доклад / под ред. Э.Г. Кочетова. М., Книга и бизнес, 2010. 388 с. URL: http://www.viperson.ru/data/201004/392posleobre za170x240mm.pdf (дата обращения: 13.06.2016).
17. Сталин И.В. О задачах хозяйственников: Речь на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г. // Сочинения. Т. 13. М.: Гос. изд-во политической литературы, 1951. 421 с.
18. Ивантер В.В., Комков Н.И. Основные положения концепции инновационной индустриализации России // Проблемы прогнозирования. 2012. № 5. С. 3-13.
19. URL: http://www.iep.ru/files/publications/6.2010_dsm-rbc.pdf (дата обращения: 11.06.2016).
20. Стровский Л.Е., Казанцев С.К., Паршина Е.А. и др. Внешнеэкономическая деятельность предприятия: Учебник для вузов / под ред. проф. Л.Е. Сгровского.
2-е изд., перераб. и доп. М.: ЮНИТИ, 1999. 823 с. URL: http://www.inlit.online/ved/problemyi-torgovli-rossiyskogo-partnera-5142.html (дата обращения: 22.06.2016).
21. Лист Ф. Д. Национальная система политической экономии. URL: http://www.etextread.ru/Book/Read/30209 (дата обращения: 29.06.2016).
22. Сельцовский В.Л. Количественные и качественные параметры участия России в мировом товарном обмене: Автореф. дис. ... д.э.н. М., 2009. URL: http:// www.ceninauku.ru/page_19083.htm (дата обращения: 15.06.2016).
23. Сельцовский В.Л. Концептуальные основы теорий международной торговли // Российский внешнеэкономический вестник. 2008. № 12. С. 3-13. URL: http:// www.cyberleninka.ru/article/n/kontseptualnye-osnovy-teoriy-mezhdunarodnoy-torgovli (дата обращения: 11.06.2016).
24. Новое позиционирование Российской Федерации в глобальном хозяйстве - возможности и перспективы. М.: Фонд «Институт современного развития», 2015. 127 с. URL: http://www.hse.ru/pubs/share/direct/ document/173981613 (дата обращения: 11.06.2016).
25. ВТО: протекционизм душит мировую экономику. URL: http://www.vestifinance.ru/articles/72108 (дата обращения: 11.06.2016).
26. Звенигородцева А. Чем обернулось России вступление в ВТО. URL: http://www.moiarussia.ru/chem-obernulos-rossii-vstuplenie-v-vto/ (дата обращения: 12.06.2016).
27. Болдырев Ю. Национальный контроль за природными ресурсами и ВТО. URL: http://www.nextrus. ru/interes/707-natsionalnyy-kontrol-za-prirodnymi-resursami-i-vto.html (дата обращения: 12.06.2016).
28. ВТО приняло первое решение против России с момента вступления в организацию. URL: http://www.interfax. ru/business/523320 (дата обращения: 12.06.2016).
29. Королев П.Ю. Особенности методики внешнеэкономических сопоставлений в определении степени экстравертивности модели экономики России // Актуальные проблемы теории и практики государственного регулирования внешнеэкономической деятельности: материалы междунар. науч.-практ. конф. СПб.: РИО СПб филиала ГОУВПО РТА, 2004. С. 47-58.
30. Королев П.Ю. К вопросу о степени экстравертивно-сти модели экономики России // Таможенные чте-ния-2005: сб. материалов научно-практической конференции. СПб: РИО СПб филиал ГОУВПО РТА, 2005. С. 78-82
31. Геоэкономический (глобальный) толковый словарь. Сборник стратегических понятий-новелл. Т.1. М.: РИО РТА, 2002. 240 с.
32. Кочетов Э.Г. Газовая проблема: это только начало
- мир «вломился» в геоэкономическую парадигму развития (глобальная безопасность и «новая» ответственность) // Парламентская газета. 19.01.2009. URL: http://www.viperson.ru (дата обращения: 16.06.2016).
33. Бек У. Что такое глобализация?: Ошибки глобализма
- ответы на глобализацию. Ч. IV. М.: Прогресс-Традиция, 2001. 304 с. URL: http://www.sbiblio.com/biblio/ archive/bek_u/05.aspx (дата обращения: 16.06.2016).
34. Савойский А.Г. Экономическая дипломатия как феномен международной жизни. URL: http://www.viperson. ru/wind.php?ID=658565 (дата обращения: 16.06.2016).
35. Трамп допустил выход США из ВТО // Российская газета. 24.07.2016. URL: http://www.rg.ru/2016/07/24/
tramp-dopustil-vyhod-ssha-iz-vto.html (дата обращения: 24.07.2016).
36. Информационный сайт экспертных групп по работе над «Стратегией-2020». URL: http://www.2020strategy. ru/g20/news/28720493.html (дата обращения: 26.06.2016).
37. Ключников Б.Ф. ВТО - дорога в рабство. М.: Эксмо: Алгоритм, 2005. URL: http://www.log-in.ru/books/vto-doroga-v-rabstvo-klyuchnikov-b-f-raznoe (дата обращения: 26.06.2016).
38. Малган Дж. Саранча и пчела: Хищники и творцы в капитализме будущего. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2014. 400 с. Прив. по: Рогожников М. Это капитализм, ребята! // Эксперт: спец. номер. № 1-2 (881) 23.12.2013 -12.01.2014. URL: http://www.expert.ru/expert/2014/02/ eto-kapitalizm-rebyatai/ (дата обращения: 18.06.2016).
39. Сталин И.В. Беседа с первой американской рабочей делегацией 9 сентября 1937 г. Вопросы делегации и ответы тов. Сталина // Сочинения. Т. 10. URL: http:// www.petroleks.ru/stalin/10-2.php (дата обращения: 18.06.2016).
40. ЮНКТАД: Доклад о мировых инвестициях за 2014 год. Глобальные производственные системы: инвестиции и торговля в интересах развития. Издание Организации Объединенных Наций: Нью-Йорк, Женева. URL: http://www.anuniversal.com.ua/_ld/0/1_ wir2014overview.pdf (дата обращения: 19.06.2016).
41. URL: http://www.politinform.su/ekonomika-i-finansy/ ekonomika-novost-dnya/606-po-evrosoyuzu-zvonit-kolokol-vsego-v-odnom-grafike.html (дата обращения: 19.06.2016).
42. Кабаев Д. Евразийская интеграция: текущая ситуация и перспективы. URL: http://www.geopolitica.ru/ article/evraziyskaya-integraciya-tekushchaya-situaciya-i-perspektivy#.VVstrfntmko (дата обращения: 19.06.2016).
43. Лузгина А.Н. Единое экономическое пространство Беларуси, России, Казахстана и Украины - выгоды и потери. Мн.: Логвинов, 2005. 96 с. URL: http://www. library.fes.de/pdf-files/bueros/belarus/07066.pdf (дата обращения: 21.06.2016).
44. Геоэкономическая формула мироустройства: Россия в новом универсуме. Материалы научного семинара. Вып. 1. / науч. ред. В.И. Якунин, В.Э. Багдасарян, А.И. Неклесса [и др.]. М.: Научный эксперт, 2009. URL: http://www.rusrand.ru/files/13/07/26/130726021752_ Gum_nauka_vyp_1.pdf (дата обращения: 21.06.2016).
45. Неклесса А. Капитал: новое прочтение // Со-общение. 2004. № 5. URL: http://www.soob.ru/n/2004/5/subject/3 (дата обращения: .06.2016).
46. Черная И.П. Геоэкономика: учеб. пособие. М.: «Дашков и К°», 2012. URL: http://www.drive.google.com/ file/d/0Bw_f54pvrxEtOFIyRkVtQnEzbUE/edit (дата обращения: 22.06.2016).
47. Указ Президента Российской Федерации от 12.05.2009. № 537 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» // Российская газета. 19.05.2009. Фед.выпуск № 4912 (88). URL: http:// www.rg.ru/2009/05/19/strategia-dok.html (дата обращения: 11.06.2016).
48. Лачининский С.С. Опыт типологии геоэкономических рисков // География и природные ресурсы. 2013 № 2 С. 15-22. URL: http://www.izdatgeo.ru/pdf/gipr/2013-2/15. pdf (дата обращения: 22.06.2016).
49. Паньков В.С. Кризис: неуправляемость мировой экономики в условиях глобализации URL: http://www.
wpec.ru/text/200902201154.htm (дата обращения: 15.06.2016).
50. Ambrose E.-P. Global solar dominance in sight as science trumps fossil fuels // The Telegraph. 09.04.2014. URL: http://www.rufabula.com/articles/2014/04/18/solar-power-against-tradition. (дата обращения: 23.06.2016).
51. Полеванова В.П. США и ЕС ищут замену Гольфстриму: доклад в Институте Динамического Консерватизма. URL: http://www.nextrus.ru/interes/528-usa-i-ue-ishchut-zamenu-golfstrimu.html (дата обращения: 24.06.2016).
52. Миллер: газ будет стоить $1000 при росте цены на нефть свыше $250 // РИА Новости. 03.08.2008. URL: http://www.ria.ru/economy/20080703/112909088.html (дата обращения: 24.06.2016).
53. Портал Караван. Мировой рынок лесоматериалов. URL: http://www.caravan-trans.com (дата обращения: 22.06.2016).
54. Кузминых Ю.В. Оценка внешнеторгового потенциала Российской Федерации на мировом лесном рынке // Вестник Российской таможенной академии. 2014. № 4 (29). С. 29-37.
55. Писаренко А.И. Лесное хозяйство России. М.: Юриспруденция, 2004. URL: http://www.booksite.ru/fulltext/ les/noy/eho/zya/yst/vo/13.htm (дата обращения: 24.06.2016).
56. Валентик И. Выбор модели лесопользования будет добровольным для компаний // Коммерсант. 14.12.2015. URL: http://www.kommersant.ru/doc/2876939 (дата обращения: 24.06.2016).
57. Агеев А.И., Логинов Е.Л. Стратегические тренды конструируемой экономической реальности // Экономические стратегии. № 10/2012. С.6-15. URL: http://www.inesnet.ru/article/strategicheskie-trendy-konstruiruemoj-ekonomicheskoj-realnosti/ (дата обращения: 27.06.2016).
58. Шуйский В.П. Новые тенденции в международной торговле товарами в посткризисные годы // Российский внешнеэкономический вестник. 2015. № 9. С. 40-55.
59. URL: http://www.ru.globalpetrolprices.com/gasoline_ prices/ (дата обращения: 11.06.2016).
60. BP Statistical Review of World Energy. June 2016. Р. 10. URL: http://www.bp.com/content/dam/bp/pdf/energy-economics/statistical-review-2016/bp-statistical-review-of-world-energy-2016-full-report.pdf (дата обращения: 11.06.2016).
61. Кравченко Е. Сенаторы США призвали нарастить экспорт энергоресурсов // Ведомости. 28.02.2016. URL: http://www.vedomosti.ru/business/ articles/2016/02/27/631635-senatori-ssha (дата обращения: 19.06.2016).
62. Ершов Ю.А., Яковлева Е.Л. Инвестиционный климат и структура рынка в энергетическом секторе России. М.: ТЕИС, 2005. 287 с.
63. Савин В.В. Единое энергетическое пространство России, Казахстана и Беларуси. М.: ТЕИС, 2006. 246 с.
64. Савин В.В. Геоэкономическая стратегия России - есть ли решение? Информационно-аналитический портал «Геополитика». URL: http://www.geopolitica.ru/article/ geoekonomicheskaya-strategiya-rossii-est-li-reshenie#. VVshVfntmkq (дата обращения: 19.06.2016).
65. Челлен Р. Государство как форма жизни. М.: РОС-СПЭН, 2008. 319 с. URL: http://www.russ.ru/pushkin/ Ekspress-recenzii-na-knigi-po-politike (дата обращения: 15.06.2016).
66. Кочетов Э.Г. Газовая проблема: это только начало -мир «вломился» в геоэкономическую парадигму развития (глобальная безопасность и «новая» ответственность) // Парламентская газета. 22.01.2009. URL: http://www.viperson.ru (дата обращения: 15.06.2016).
