CC BY
81
СлРЯ Х1-ХУ11 - Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 3, 4, 8. - М., 19761981.
Сл. рус. нар.-диал. речи в Сибири - Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII - первой половины XVIII в. / Сост. А.Г. Панин. - Новосибирск, 1991.
Срезневский - Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. НИ. - СПб., 1893-1913.
Фасмер - Фасмер М. Этимологический словарь. Т. !-^. - М., 1986-1987.
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ КАРТИНЫ МИРА ПИСАТЕЛЯ-БИЛИНГВА В.В. НАБОКОВА
(на материале романов «Lolita» -«Лолита» и«Другие берега» - «Speak, Memory»)
Ю.В. Чернова
Ключевые слова: картина мира, билингвизм, идиостиль, автоперевод, перевод, культура.
Keywords: picture of the world, bilingualism, individual style, autotranslation, translation, culture.
Развитие лингвостилистики последних десятилетий характеризуется повышенным вниманием к личностной стороне порождения художественного текста, а следовательно, и к активной разработке таких вопросов, как индивидуальный стиль и индивидуально-авторская картина мира.
Наиболее адекватным пониманием термина «картина мира», на наш взгляд, является определение его как «исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании его носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» [Постовалова
1988, с. 21]. Наряду с концептуальной картиной мира, обобщенно отражающей наши знания о реальности, выделяют языковую картину мира, которая при помощи языка «означивает» основные элементы концептуальной картины мира и представляет собой вербализованную часть знаний о мире. Обращаясь к творчеству отдельного писателя, мы прежде всего говорим не об универсальной, а об индивидуальной картине мира, «отражаемой в речи отдельного индивида-носителя языка или в творчестве художника слова» [Новикова 2000, с. 3]. Наиболее
интенсивно особенности картины мира конкретной языковой личности проявляются в художественном тексте, так как именно текст, созданный автором, выступает как воплощение в поэтическом идиолекте индивидуальной картины мира писателя. Именно текст «фиксирует индивидуальную, а значит, в значительной степени субъективную картину мира автора» [Бойко 1996, с. 13] и является «индивидуальной опосредованной картиной мира, выраженной языковыми средствами» [Болдырева 1996, с. 18].
Необходимо отметить, что в большинстве случаев исследователи обращаются к особенностям идиостиля писателей-монолингвов, оставляя в стороне случаи писательского двуязычия, «билингвизма художника» [Оболенская 1998, с. 151]. В связи с этим особый интерес для исследования представляют тексты двуязычных писателей. Можно предположить, что тексты одного и того же автора, созданные на разных языках, позволяют ставить вопрос о специфике картины мира билингва по сравнению с картиной мира писателей-монолингвов, а также служат доказательством «двойного видения мира» носителя неблизкородственных языков.
В данной статье мы рассмотрим вопрос об отражении картины мира В. Набокова в произведениях, написанных, а впоследствии переведенных самим автором: «Lolita» (1955) - «Лолита» (1967) и «Другие берега» (1954) - «Speak, Memory» (1967).
Существует распространенное мнение о том, что в силу перенесения произведения в иную читательскую среду, автор ориентируется на англо- или русскоязычного читателя и подчиняет языковое выражение определенной картине мира и запечатленным в ней ассоциациям. Как отмечает Л. А. Козлова, «уровень иноязычной компетентности билингва <...> определяется его способностью переходить из одной картины мира в другую, преодолевать сложившиеся стереотипы как на уровне сознания, так и способов оформления мысли, то есть “переодевать” мысль в соответствии с “покроем” другого языка, а так же запечатленными в нем особенностями национального менталитета и культурными ценностями» [Козлова 2001, с. 144]. Того же мнения придерживается Л.Б. Бойко, говоря о том, что одной из целей переводчика является обеспечение понимания сообщения путем «максимального сближения картин мира в языке оригинала (ОЯ) и языке перевода (ПЯ)» [Бойко 1996, с. 16]. При обращении к автопереводам В. Набокова несложно убедиться, что во многих случаях автор придерживает-
ся именно этой стратегии, при этом писатель руководствуется национальной спецификой действительности, отраженной в исходном тексте, а также национальными особенностями принимающей культуры. Здесь мы приведем лишь один из многих примеров, чтобы проиллюстрировать данное положение. Образно описывая решение сочиненной шахматной задачи, В. Набоков применяет топонимы, знакомые русскому читателю, изменяя «маршрут», проходимый шахматистом, в английском автопереводе:
«Умник, пройдя через этот адский лабиринт, становился мудрецом и только тогда добирался до простого ключа задачи, вроде того как если бы кто искал кратчайший путь из Петербурга в Нью-Йорк и был шутником послан туда через Канзас, Калифорнию, Азию, Северную Африку и Азорские острова» [Набоков 1989, с. 141].
«Having passed through this «antithetic» inferno the by now ultrasophisticated solver would reach the simple key move (bishop to c2) as somebody on a wild goose chase might go from Albany to New York by way of Vancouver, Eurasia and the Azores» [Набоков 1993, с. 291].
Ориентация на определенный тип языковой и культурной компетенции требует реконструкции текста и применения некоторых стратегий, таких как замена понятия, близкого культуре оригинала, выражением иного содержания, замена исходного интертекста, расшифровка реалий, опущение элементов, чуждых культуре поэтического языка.
Однако в данной статье мы рассмотрим именно те «особые» случаи, которые иллюстрируют уникальность стиля В. Набокова и, следовательно, представляют особый интерес для исследователя.
Билингвизм В. Набокова представляет собой уникальное явление, рассмотрение которого не может быть ограничено рамками каких бы то ни было классификаций, однако, чтобы проиллюстрировать предположение о двойном видении мира, нам представляется необходимым выделить несколько групп случаев, в которых В. Набоков прибегает к нетрадиционным переводческим решениям.
1. Введение русских слов и реалий в автоперевод является не только одной из переводческих стратегий В. Набокова, но и отличительной характеристикой его стиля вообще. Так, фонетически обыгрываются слова «сумерки» и «лепота», которые транскрибируются в автопереводе «Speak, Memory»:
«Летние сумерки (“сумерки" - какой это томный сиреневый звук!)» [Набоков 1989, с. 50].
«Summer soomerki - the lovely Russian word for dusk» [Набоков 1993, с. 81].
«...lepota (Old Russian for “stately beauty")...» [Набоков 1993, с. 216].
Привычные в языке оригинала, такие слова будут отличаться своей чужеродностью в языке перевода, тем самым привлекая внимание читателей. Транскрибируя слова, не являющиеся реалиями русской культуры, автор переступает границы «русификации» своего текста, тем самым, если использовать терминологию А.М. Финкеля, добавляет к местному колориту «действительному» колорит «мнимый» [Финкель 1962, с. 112]. Выбор таких слов не обусловлен ни лингвистическими, ни культурологическими основаниями. Он продиктован лишь целью усилить и подчеркнуть национально-культурный колорит оригинала.
Автор не только вводит русские слова, такие как «brezgliv», «go-lufchik», «shveitsar» и другие в автоперевод, но и использует реалии русской культуры, отсылая читателя к событиям русской истории: «Мне удалось, в виде психологического алиби, пролепетать что-то о драке в школе, но тут мое сердце поднялось, - поднялось, как на зыби поднялся “Буйный”, когда его палуба на мгновенье сровнялась со срезом “Князя Суворова”, и у меня не было носового платка» [Набоков 1989, с. 10].
«And then it happened: my heart welled in me like that wave on which the Buiniy rose when her captain brought her alongside the burning Suvorov, and I had no handkerchief...» [Набоков 1993, с. 193].
Переживания юного В. Набокова по поводу дуэли своего отца сравниваются с событиями знаменитого Цусимского сражения, когда миноносцу «Буйному» удалось прийти на помощь броненосцу «Князю Суворову» и спасти часть команды. Автор предпочитает не трансформировать данную аллюзию в автопереводе, искусно вплетая ее в ткань произведения.
Необходимо отметить, что В. Набоков не только вводит русские реалии в автоперевод, но и дает комментарии к особенностям грамматического строя русского предложения. В подобных комментариях особую роль играют метафоры, являющиеся носителями эстетической информации, включающие текст в широкий культурный контекст, а также придающие ему национальный колорит: «Боже, где оно - все это далекое, светлое, милое...» [Набоков 1989, с. 124].
«Where has it gone, all that distant, bright, endearing... in Russian no subject is needed here, since these are neuter adjectives that play the part of abstract nouns on a bare stage, in a subdued light» [Набоков 1993, с. 249].
2. Использование слов с ярко выраженной национальной коннотацией.
Достаточно интересным является тот факт, что в русском автопереводе романа «Лолита» В. Набоков использует слова с ярко выраженной «русской» коннотацией. Читатель, осознавая, что действие романа происходит в Америке, встречает такие слова, как «изба», «гривенник», «грош», «сени», «Дед-Мороз» и др. Таким образом достигается смешение не только языков, но и двух миров: «These were the textual words said to me by my twelve-year-old flame in a voluptuous whisper, as we happened to bump into one another on the front porch, I out, she in» [Набоков 2000, с. 45].
«Вот дословно фраза, которую моя двенадцатилетняя пассия проговорила страстным шепотом, столкнувшись со мной в сенях -я выходил, она вбегала» [Набоков 2002, с. 45].
«Idiot, triple idiot!» [Набоков 2000, с. 231].
«Дубина, стоеросовая дубина!» [Набоков 2002, с. 258].
Как известно, такой способ перевода отрицательно оценивался К.И. Чуковским в его работе «Высокое искусство». Так, критикуя перевод стихов Р. Бернса, выполненный В. Федотовым, К.И. Чуковский отмечает, что переводчик «заставляет шотландцев выражаться на таком диалекте: “доля-долюшка”, “судьбинушка” <...> и даже вводит в Шотландию российские наши дензнаки: здесь у него есть и “пятак”, и “копейка”, и “копеечка”, и даже “целковый”». И далее: «подобно тому, как он смешивает шиллинги с пятаками и гривенниками, он на пространстве всей книги смешивает реалии русского народного быта с реалиями быта шотландского. Наряду с “парнишками” и “тятеньками” у него есть и “волынки”, и “пледы”, и “феи”, и “Стюарты”» [Чуковский 1968, с. 236].
Похожую картину мы видим и в русскоязычном тексте «Лолиты», где главная героиня, «зарабатывала <...> свои три копейки (а потом три пятака) в день» [Набоков 2002, с. 202].
Из анализа автопереводов становится ясно, что В. Набоков намеренно вводит слова, содержащие национально-культурный компонент,
тем самым определяя характерную черту своего идиостиля - русификацию романов.
3. Введение иностранных лексем в автопереводы
Дальнейший анализ автопереводов позволяет нам говорить и о противоположной тенденции, то есть о введении иностранных лексем в автопереводы. Так, в оригинале «Других берегов» при описании семьи В. Набокова намеренно подчеркивается приверженность ко всему английскому: «За брекфастом яркий паточный сироп, golden syrup, наматывался блестящими кольцами на ложку, а оттуда сползал змеей на деревенским маслом намазанный русский черный хлеб» [Набоков
1989, с. 49].
«At breakfast, Golden Syrup imported from London would entwist with its glowing coils the revolving spoon from which enough of it had slithered onto a piece of Russian bread and butter» [Набоков 1993, с. 79].
Необходимо отметить, что В. Набоков сознательно отдает предпочтение иностранным лексемам при наличии русских эквивалентов. В автопереводе «Лолиты» встречаются слова «паллиатив», «резигна-ция», «фронт виллы», «жовиальный», «спальмировать», а в романе «Другие берега» - «геликоптер», «брик-а-брак» и др.
Кроме того, автор намеренно превращает характерный для его семьи переход с одного языка на другой (code-switching) в одну из особенностей своих произведений. Данное явление показано в одном из эпизодов автобиографии писателя: «Это, мой друг, всего лишь одна из абсурдных комбинаций в природе - вроде того, как связаны между собой смущение и зардевшиеся щеки, горе и красные глаза, shame and blushes, grief and red eyes ... “Tolstoi vient de mourir", вдруг перебил он самого себя другим, ошеломленным голосом, обращаясь к моей матери, тут же сидевшей у вечерней лампы. “Да что ты!.. Пора домой"» [Набоков 1989, с. 111].
«That, my boy, is just another of nature’s absurd combinations, like shame and blushes, or grief and red eyes». “Tolstoy vient de mourir", he suddenly added, in another stunned voice, turning to my mother. “Da chto ti [something like “good gracious"]!"» ...«"Pora domoy" [Time to go home], she concluded» [Набоков 1993, с. 207].
Проанализировав автопереводы В. Набокова, можно сделать вывод о том, что писатель намеренно делает уникальную способность «двойного видения» мира особенностью своего идиостиля. Нельзя утверждать, что писатель руководствуется лишь особенностями прини-
мающей культуры, трансформируя исходный текст в соответствии с языковой и культурной компетенцией аудитории. Писатель-билингв не только «переходит из одной картины мира в другую», но и смешивает эти миры, накладывая одну картину мира на другую. Проведенный нами анализ служит еще одним доказательством существования явления, о котором упоминает Ю.Л. Оболенская, явления «креолизации», под которым понимается «как смешение (скрещение) двух культур в сознании переводчика, так и принадлежность самого текста перевода к двум культурам» [Оболенская 1998, с. 138]. Литературное произведение и его перевод составляют единство, которое предполагает взаимодействие, взаимовлияние двух языковых картин мира [Оболенская 2004, с. 563]. Возможно, именно такое «соединение» двух картин мира писателя, смешение и взаимопроникновение различных культур в его произведениях дает возможность исследователям В. Набокова говорить о прозе писателя как об образце гармоничного взаимодействия русского и западного начал [Злочевская 2003, с. 31].
Литература
Бойко Л. Б. К вопросу об отражении картины мира в переводе // Проблемы семантики и прагматики. - Калининград, 1996.
Болдырева С.И. Когнитологические аспекты перевода // Проблемы семантики и прагматики. - Калининград, 1996.
Злочевская А.В. Творчество В. Набокова в контексте мирового литературного процесса ХХ века // Филологические науки. - 2003. - № 4.
Козлова Л. А. Специфика языкового сознания билингвов и ее манифестация в их речевой деятельности // Мир языка и межкультурная коммуникация. - 2001. - Ч. 1.
Набоков В.В. Другие берега. - М., 1989.
Набоков В.В. Лолита. - М., 2002.
Новикова Н.С., Черемисина Н.В. Картины мира и многомирие в языке и поэтическом тексте // Русская словесность. - 2000. - № 1.
Оболенская Ю.Л. Диалог культур и диалектика перевода. Судьбы произведений русских писателей XIX века в Испании и Латинской Америке. - М., 1998.
Оболенская Ю.Л. Перевод как форма взаимодействия литератур // Введение в литературоведение. - М., 2004.
Постовалова В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. - М., 1988.
Финкель А.М. Об автопереводе // Теория и критика перевода. - СПб., 1962.
Чуковский К.И. Высокое искусство. - М., 1968.
Nabokov V. Lolita. - Penguin Books, 2000.
Nabokov V. Speak, Memory. - NY, 1993.
