CC BY
27
Женщина с особым лиризмом сравнивает свою жизнь дома и в чужой семье. Если в родной стороне молодая девушка оставила «три зазнобушки», то в чужой семье ее ждут «три кручинушки».
В других песнях, оплакивая свою судьбу, молодая женщина обращается к родителям с просьбой посетить дочь, выданную замуж. Не только отец и мать держат молодушку в страхе и покорности. Даже от мужа, с которым придется крестьянке «век вековать», она не видела почета. В песнях показан его жестокий нрав.
В одном из белгородских вариантов после того, как грозный жених заявил о своем присутствии, невеста побежала по сеням, обращаясь ко всем домашним: «Берите замки, открывайте сундуки, вынимайте сукно, шейте милому сюртук...». В другом же девушка пугается громового голоса Иванушки, хочет спрятаться от него. Она обращается к подружкам с просьбой «схоронить», т. е. спрятать ее. Мать не может приехать в гости к дочери, в преобладающем большинстве случаев она не имеет прав на ее защиту. То же относится и к отцу. В этой песне налицо свадебные мотивы, связь необрядной песни с лирическими, с причитаниями невесты. Как и в причитаниях, дом мужа показан чужим, родители неласковыми, способными только «журить-бранить» сноху и заставлять ее работать. Свой родной дом молодушка горячо любит, родителей называет ласковыми словами, одновременно укоряет их в том, что они не могут навестить ее. Поэтому она в общении с родной природой вверяет свои мысли именно ей, чтобы та передала весть о ее «тяжелой судьбинушке» на родную сторону.
Девушка в доме родителей полностью подчинена воле своего батюшки, который выдает дочь за того, за кого ему выгодно. Этого требовала сама жизнь патриархальной семьи.
Исходя из наблюдений семейной жизни русской деревни, можно сделать вывод, что чем ближе к концу XIX века, тем чаще лирическая семейная песня отражает новое явление: жена находит в лице мужа поддержку и защиту от патриархального уклада. Большой слой в бытовых лирических песнях составляют те произведения, в которых отражаются противоречия и конфликты между родителями и детьми, между мужем и другими членами семьи - конфликты, которые порождались тесными рамками патриархального уклада семейной жизни.
В белгородской записи песни «Заковали в кандалы мои руки» жена, выступающая в роли няньки и кормилицы своего малолетнего супруга, протестует против укоренившихся порядков неравного брака, пытается избавиться от мужа-недоростка. Г ероиня песни предстает как женщина сильная, волевая, решившаяся на протест и борьбу за свои права.
Одна из наиболее печальных и лирических песен - «Я хожу, да хожу, млада, по лесу». Варианты ее встречаются в сборниках XVIII века и первой половины XIX-го. Наилучшую сохранность имеют варианты XVIII века, что подтверждает старинный характер песни и то, что она бытовала в более ранние века, а в XIX веке начала забываться. Об этом можно судить по белгородскому варианту: песня значительно сократилась в объеме, но сохранила присущую ей лиричность и силу выражаемого чувства в изложении основы содержания жалобы молодушки, ее сожаления о своей девичьей жизни.
В песне «Из-за леса, леса темного» молодушка через соловья посылает привет родным и жалуется на тяжелое житье «в чужих людях». Обращение молодушки к соловью сохраняется во всех вариантах. Вариации же в отдельных деталях способствуют поэтическому обогащению песни.
В современном белгородском варианте больших отклонений от темы песни нет. Но в описании жизни молодушки «в чужих людях» содержится оттенок, который не встречается в общерусских вариантах: молодушка жалуется на то, что ей приходится вставать очень рано, вместе с семьей мужа, чтобы богу молиться. В ее словах отразился один из элементов быта села, в котором был значительный слой староверов с их аскетическим образом жизни. Но при этом белгородский вариант песни является общерусским.
Анализ шести сюжетных песенных групп, которые охватывают весь основной репертуар семейных песен, дошедших до нас, позволил выявить следующие их изменения: сохранение основы песни, связанной с ее сюжетом; варьирование песни исполнителем в пределах данного сюжета, зависящее от творческой индивидуальности певцов; частичные замены в тексте, которые объясняются влиянием времени.
Подводя итог вышеизложенного можно сделать вывод о том, что при всей разнице в силе и сохранности песенных традиций мы имеем все основания говорить об общих тенденциях, характеризующих современный фольклорный процесс и состояние традиционного народного поэтического творчества, являющегося органической частью нашей культуры. Широкое бытование традиционных произведений песенной лирики объясняется главным образом тем, что многие из них характеризуются художественным совершенством. Этим самым они отвечают духовным запросам современного человека. Вместе с тем в процессе трансформации многочисленные традиционные песни переосмысливаются и воспринимаются по-новому: они отвечают высокому культурному уровню народа.
Литература
1. Будде Е. Положение русской женщины по бытовым песням. - Воронеж, 1883. - 174 с.
2. Домострой. - СПб.: Типография Глазунова, 1911. - № 38. - 42с.
3. Домострой. - СПб.; Типография Глазунова, 1911. - № 17. - 54с.
4. Драчук Е. Традиционная русская народная семейная песня Белгородского края в современном бытовании: дис.канд. филол. наук. - М., 2003. - 222с.
5. Песни собранные П. Киреевским. - М.: Изд-во Общества любителей Российской словесности при Московском ун-те. Песни необрядовые, 1917.- Нов.сер.: Вып.2. Ч.1. - 286 с.
6. Песни собранные П. Киреевским. - М.: Изд-во Общества любителей Российской словесности при Московском ун-те. Песни необрядовые, 1929.- Нов.сер.: Вып.2. Ч.2. - 312 с.
7. Костомаров Н. Великорусская народная песенная поэзия // Вестник Европы, 1872. - Вып.7. - С. 9-16.
8. Лучинин А. Женщина древней Руси в отдельных заметках и характеристиках. - Вятка, 1895. - 186с.
9. Песни русского народа. / Сост. И.Сахаров. - СПб., 1838. - Т.3. - 462с.
10. Великорусские народные песни, изд. А. Соболевским. - СПб., 1895- 1907. - Т.3. - 388с.
11. Собрание русских народных песен. / Сост. М. Стахович. - М., 1854. -
12. Собрание русских простых песен с нотами. / Сост. В.Трутовский. - М.: Муз.гос.изд., 1953.
13. Фомин Д. Семейные великорусские песни: Филологические записки.- Воронеж, 1913.
14. Чулков М. Собрание разных песен. - СПб.,1913. - Ч.1.
Малиева З.Н
Кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков, Северо-Осетинский университет.
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ
Аннотация
В данной статье определяются некоторые аспекты современной кутьтурологической науки. Автор обозначает взаимосвязь языка и культурных явлений, используя сравнительно-исторический метод исследования, основанный на этимологическом подходе, который рассматривается как один из способов реконструировать древний язык. 121
121
Ключевые слова: Культурология, сравнительно-исторический метод, фундаментальное исследование, лексикографический метод, мусульманская терминология.
Malieva Z.N.
PhD in Philology, assosiate professor, North-Ossetian State university.
SOME ASPECTS OF MODERN CULTURAL SCIENCES
Abstract
The article is devoted to some aspects of modern culturological science.
The author reveals the interaction of language and cultural phenomena by means of the comparative -historical method, which is based on the etymological approach as one of the ways to reconstruct the ancient language.
The author refers to the Moslem terminology in the Ossetian language to illustrate cultural development of this nation.
Keywords: Culturology, comparative-historic method, fundamental research, lexicographical method, Moslem terminology
История лексики любого языка, по сути дела, представляет собой материал по истории культуры народа. Это связано с тем, что язык есть единственная семиотическая система, которая является ключом ко всем другим семиотическим системам и содержит номенклатуру всех культурных явлений.
Эта мысль представляет собой основание сравнительно- исторического метода, целями которого являются:
а) реконструкция дописьменной культуры индоевропейских народов;
б) представление о некотором праиндоевропейском народе, который владел праиндоевропейским языком и был его создателем.
Венцом сравнительно-исторического метода является этимология. Все остальные части метода - фонетическая, раскрывающая звуковые законы и соответствия, морфологическая - соответствия в области морфологии, сравнительный синтаксис и классификация - по сути дела, служат восстановлению картины этого древнего языка в общей реконструкции, когда восстанавливается система, и в частных конструкциях, когда реконструируются отдельные лексемы и фразы.
История того или иного слова неразрывно связана с историей той вещи, обозначением которой оно служит. Вот что писал в этой связи Г, Шухардт; "Слово, произнесенное один раз, не может иметь истории, так как будучи произнесено, оно уже больше не существует; историю может иметь лишь слово, воспроизводившееся бесчисленное количество раз, и эта история, в основном, является историей говорящего. Таким образом, благодаря деятельности, которая творит и оформляет вещи, возникает полный параллелизм между историей вещей и историей слов" [13:102]. При этом Шухардт указывает на то, что обозначение совпадает со словом, как значение - с вещью лишь на определенном этапе истории развития данного языка и соответственно его носителя.
В процессе же развития возможно нарушение связи между ними, т.е. обозначение может не соответствовать слову, а значение - вещи. Поэтому "поскольку вещи и слова, несмотря на самостоятельное развитие, вступают в известное отношение, то и изобретаться они должны не как параллельные, но как взаимно перекрещивающиеся линии" [13: 113].
Метод Г. Шухардта имеет прямое отношение к современным исследованиям по культурологии. Современная культурология делится на серию дисциплин: фундаментальных, прикладных и вспомогательных. К фундаментальным дисциплинам относятся: введение в культурологию, типология культур и цивилизаций, история региональных культур и цивилизаций, краеведение.
К прикладным исследованиям относятся: архивоведение, библиотековедение, музееведение, книговедение, информатика, в области баз знаний и баз данных.
К вспомогательным историческим наукам, обслуживающим культурологические исследования, относятся: палеография, текстология, этнография, археология, геральдика, нумизматика, сфрагистика, историческая география.
Все эти прикладные, вспомогательные и фундаментальные исследования в области культурологии объединяются одним методом, который можно назвать лексикологическим.
В основе лексикологического метода лежит тезис о том, что язык, как знаковая система, представляет собой номенклатуру культурных явлений и, следовательно, что историческая систематизация значений слов языка и историческая систематизация самих слов делает возможным суммирование культурных явлений. Такое суммирование для выстраивания картины культура далее пользуется тезаурусным методом, когда слова и их значения располагаются по их естественно складывающейся системе. Выстраивание этой системы в принципе производится так же, как и выстраивание банков знаний. Но при этом, в отличие от информационных систем, в культурологии тезаурус должен учитывать историческую стратификацию культурных явлений. Такая стратификация рассматривается с точки зрения внешней и внутренней.
Под внешней точкой зрения понимаются взаимозависимости, которые культура должна иметь на каждом историческом этапе ее развития, культурология устанавливает, что народы- изоляты в смысле культуры в принципе не развиваются или развиваются очень медленно. Те же народы, которые живут и действуют в условиях скрещения культур, напротив, претерпевают быстрое развитие.
Внутреннее изучение истории культуры основано на этимологии слов. Культурные скрещения связаны с тем, что в словах языка, на базе которого происходит культурное скрещение, отлагаются слова- кальки и заимствования, отображающие сам процесс культурного скрещения.
Как показывает опыт исторического развития народов, культурное скрещение возникает только тогда, когда данному народу есть что позаимствовать у другого народа. Если культурные контакты протекают в таких условиях, когда два соседних народа находятся на одинаковой ступени развития, или один из них в культурном отношении находится ниже другого, то тот народ, который выше в своем культурном развитии, как правило, не включает в свой язык заимствований, относящихся к основным понятиям культуры и может заимствовать только частности, которые так или иначе пригодились более культурному народу.
Так, например, в английском языке основная масса заимствований романского происхождения. Этих заимствований, по подсчетам лексикологов, свыше 70%. Эти заимствования бывают латинские или старофранцузские, так как для германского населения Британских островов источником культурного заимствования была средневековая латынь и старофранцузская система культуры.
В японском языке до 70 % китаизмов, хотя японская культура сохраняет свою самобытность, но по всей развитости китайская культура со II по XVI вв. естественно доминировала на Дальнем Востоке.
В русском языке заимствования разнородны, и эти разнородные заимствования - греко-византийские, латинские, немецкие, тюркские и другие - отображают сложность процесса скрещения культур и культурных заимствований, характерных для жизни русского народа не протяжении веков его становления и существования.
Все сказанное означает, что лексикографический метод сбора данных и тезаурусный метод систематизации, к которому добавлено требование исторической систематизации, представляют возможность строить историю культуры и культурологическое исследование и тем самым раскрывать историю культурного развития народов. В отличие от метода Г. Шухардга, культурологическое исследование не есть просто изучение исторической ономастики и исторической семантики отдельных слов, а есть их историко-культурная систематизация с целью получить выводы для истории культуры. 122
122
В качестве иллюстрации тезаурусного метода предлагаем рассмотреть некоторые этимологические аспекты мусульманской терминологии в осетинском языке.
Появление и распространение ислама на территории Осетии историки относят к XVI - нач. XVII вв. Однако принадлежность осетин к той или иной официальной религии никоим образом не освободила их от древних языческих воззрений: и христианство и мусульманство, по твердому убеждению историков и этнографов, когда-либо побывавших в Осетии, явились лишь внешним наслоением на языческие культы предков осетин. Этот факт находит свое отражение и в лексическом материале.
Исследование мусульманской терминологии совершенно закономерно обозначило ее арабо-персидские истоки.
Слова, происходящие из арабского и персидского языков и связанные с исламом, практически мало подвергались языческой интерпретации. По- видимому, это связано с тем, что ислам для осетин - поздняя религия, и его принятие происходило в условиях, когда народ был готов воспринять духовную нравственность и увлечься понятиями духовной морали. Поэтому, основные термины шариата оказались представленными в том значении, в котором они приняты в шариате.
Слова, характеризующие исламскую религию, в своих главных частях попали в осетинский словарь в тех обобщенных значениях, которые они имеют в шариате.
Слово Коран в осетинском имеет форму "Коуран" (из арабского qur'an).
На наш взгляд, наиболее разработанной оказалась литургическая лексика:
гуа - молитва, авдаз - омовение перед молитвой (от персидского abdast, турецкого abdast, кабардинского andez); к'ибилла - направление к Мекке во время молитвы (из арабского qibla 1) направление к Мекке 2) юг. Сравните с афским qibla - направление к Мекке, агульским qibla - юг, кабардинским qabla - компас, вайнахеким qhilba - юг, компас);
ламаз - собственно мусульманская молитва (употребляется у всех мусульманских народов. Сравните: персидское namaz, тюркское namaz, кабардинское namaz, чеченское lamaz);
намазлык’ - коврик для молитвы (из тюркского namazluq - коврик для совершения намаза);
сунат - обряд обрезания (из арабского sunnat - обычай, правило, обряд, обрезание. Употребительно у всех мусульман); уаз - проповедь, увещевание (из арабского wa'z - увещание, наставление, проповедь, поучение. Сюда же персидское, таджикское, курдское wa'z, тюркское va'z);
ураза - мусульманский пост (из персидского ruza - мусульманский пост. Сравните: тюркское uraza).
Эти основные литургические правила касаются обыденного каждодневного поведения правоверного.
В словарь не попали лишь указания на то, что сборная молитва предпочтительнее молитвы в одиночку, не отмечена также пятничная молитва. Представлено слово хаджи как итог жизни правоверного (из арабского hajt, Распространено по всему исламскому миру).
Мусульманская ученость представлена словами: мазгид - мечеть (из арабского masjid - мечеть. Отсюда и армянское mzk'it, грузинское mizgiti, чеченское mazdig);
молло - мулла (из арабское raulla - учитель, персидского molla, тюркского mulla. Отмечено повсюду в кавказских языках) яахумпар - пророк (из персидского paiyambar - пророк). Последнее слово является персидским заимствованием в отличие от арабского, расул*, что указывает на то, что проповедь ислама могла вестись проповедниками персами.
Важные для мусульманина слова "салам" и "шейх" также указывают на форму, идущую из арабского в персидский, как и слово "сохта", обозначающее ученика медресе. Слова "уаз" - наставление и "уасиат" - завещание, наказ определяют проповедническое действие.
Наличие в списке слов персидского происхождения указывает на восточное по отношению к Осетии продвижение ислама на землю осетин.
Собственно нравственная лексика связана с интерпретацией морали, принятой в шариате: аламат- чудо (из арабского, персидского alamat, турецкого alamet, кабардинского halamet); ахар - страшный суд (из арабского, персидского ahir - конец, термин мусульманского круга); захана - ад (из арабского, персидского jahannatn) занат - рай (из арабского jannat - рай);
эльсират - путь души (в загробном мире - мост; из арабского al- sirat - мост над пропастью ада шириной в волос, ведущий в рай, и для грешников непроходимый);
малик - ангел (из арабского maiik - владетель, князь) сайтан - сатана (через тюркский sajtan, кабардинский saitan - сатана). Отсюда и правила поведения человека:
азал - смертный час (из арабского, персидского ajal - срок, смертный час); алам - поминовение усопших (в кавказские языки попало из арабского alam);
Аллах - как высшая сила, управляющая действиями людей (из арабского, персидского allah - бог).
Этими словами, разумеется, не исчерпывается мусульманская лексика в осетинском языке. Но ее использование зависит от меры исламской учености.
Литература
1. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. АН СССР. Институт языкознания. М.-Л.: Изд-во АН СССР. Ленинградское отделение, 1958,1973,1979, 1989.
2. Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор, М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949, 603 с.
3. Ахвледиани Г. Сборник избранных работ по осетинскому языку. Книга 1. Тбилиси, 1960.
4. Бенвенист Э. Очерки по осетинскому языку. (Перевод с фр. Гагкаев К.Е.) М.: Наука, 1965, 168 с.
5. Миллер В.Ф. В горах Осетии. СПб., "Русская мысль" №9, 1881.
6. Пфаф В.Б. Материалы по древней истории осетин. Тифлис, 1871. с. 5-11.
7. Рождественский Ю.В. Введение в прикладную филологию. М.: Изд-во МГУ,1987, 116 с.
8. Шегрен A.M. Религиозные обряды осетин, ингушей и их соседей, "Маяк", 1843, Т.7.
9. ШухардтГ. Избранные статьи по языкознанию. Пер, с нем. А.С.Бобовича / Ред., предисл, и примеч. проф. РА. Будагова/ М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1950, с. 109-120.
References
1. Abaev V.I. Historical and etymological dictionary of the Ossetian language. USSR Academy of Sciences. Institute of Linguistics. Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR. Leningrad Branch, 1958,1973,1979,1989 .
2. Abaev V.I., Ossetian language and folklore, Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR , 1949, 603 p.
3. Akhvlediani G. Collection of selected works by the Ossetian language. Book 1. Tbilisi, 1960 .
4. Benveniste E. Essays on the Ossetian language. (Translated from French. Gagkaev K.E.), Moscow: Nauka, 1965, 168 p.
5. Miller V.F. In the mountains Ossetia. St.Petersburg . " Russian idea " № 9 , 1881
6. Pfaff V.B. Materials on the ancient history of the Ossetians. Tiflis, 1871. s. 5-11
7. Rozhdestvensky Y.V. Introduction to applied philology. Moscow: Moscow State University Press, 1987, 116 p.
8. Sjogren A.M. Religious ceremonies of the Ossetians, Ingush and their neighbors, " Lighthouse " , 1843 , V.7 . 123
123
9. Shukhardt G. Selected articles on linguistics. Translated from German by A.S.Bobovitch / Ed., Foreword , and notes . prof. R.A Budagova / Moscow: Izd . lit-ry , 1950, p. 109-120 .
Миркина Ю.З.
Доцент, кандидат филологических наук, Балтийский федеральный университет им. И. Канта ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКОВОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИДОКУМЕНТА В ТВОРЧЕСТВЕ Х.М. ЭНЦЕНСБЕРГЕРА
Аннотация
В статье рассматривается творчество современного немецкого писателя Х.М. Энценсбергера. Особое внимание уделяется роли документа в художественных произведениях автора, а также выявляется специфика языковой репрезентации документального материала в прозе писателя.
Ключевые слова: Х.М. Энценсбергер, современная немецкая литература, художественно-документальная литература, документалистика
Mirkina Y.Z.
Associate professor, PhD, Immanuel Kant Baltic Federal University THE PECULIARITIES OF DOCUMENT LANGUAGE EXPRESSION IN ENZENSBERGER’S OUEVRE
Abstract
This article is considering the issue of modern German litterateur H.M.Enzensberger oevure. Special emphasis is laid on the role of a document and the peculiarities of its language expression in author's works.
Keywords: H.M.Enzensberger, modern German literature, fiction and documentary writing, documentation
Ханс Магнус Энценсбергер (р. 1929) является не только одним из самых популярных немецких писателей современности, но и самым молодым лауреатом престижной немецкой литературной награды - премии имени Георга Бюхнера - за всю историю ее присуждения. Он известен как автор радиопьес и путевых заметок, либретто и рецензий, эссе и полемический статей, нескольких сборников стихов, романов и документальных повестей. Кроме того, он является издателем нескольких антологий, журналов и книжных серий.
Характерной чертой творчества Х.М. Энценсбергера является не только разнообразие жанров, но и многочленное использование документального материала в художественных произведениях. Так, например, одна из ранних пьес писателя «Допрос в Гаване» (1970) воспроизводит материалы допросов революционным трибуналом участников американского вторжения на Кубу 1961 года. Следующий роман Х.М. Энценсбергера - «Короткое лето анархии. Жизнь и смерть Буэнавентуры
Дуррути» (1972) представляет собой коллаж из газетных статей, речей, писем участников и свидетелей событий гражданской войны в Испании 1936 года. В 1978 году в свет выходит поэма писателя - «Гибель Титаника», которая также содержит многочисленные сообщения информационных агентств в день гибели «Титаника», статистику погибших и выживших пассажиров и пр.
В восьмидесятые и девяностые годы Х.М. Энцесбергер чаще всего обращался к литературным источникам. Так, например, роман «Реквием для романтической дамы» (1990) состоит из фрагментов переписки Клеменса Брентано и его второй жены Августы Бусман. В пьесе «Долой Гете!» (1995) автор опирается на трехтомное комментированное издание «Гете в доверительных письмах своих современников», вышедшее в 1918 - 1923 гг. из-под пера знаменитого исследователя и биографа И.В. Гете Вильгельма Боде. На основе «чужих» художественных текстов созданы многие произведения из сборника «Диалоги между бессмертными, живыми и мертвыми» (2004) (например, «Дидро и темное яйцо», «Пять бесед о Жаке фаталисте» и др.). Архивные документы непосредственно включаются в повествование и в последней по времени книге Х.М. Энценсбергера «Хаммерштейн, или Своеволие».
Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что одним из любимых литературных приемов писателя является использование «чужого» текста и сознательное пренебрежение процессом его «переплавки» в авторский. “По-моему, это просто обывательский предрассудок - думать, что писатель должен от начала до конца сочинить свое произведение. Требование непременной оригинальности творчества мне лично представляется довольно абсурдным”, - так определил Х.М. Энценсбергер свое художественное кредо в одном из интервью. Традиционной авторской претензии на всеведение и оригинальность в своих произведениях писатель противопоставляет внеличностную манеру письма: “Мысль, заключенная в материале, должна вырастать из него, а не довлеть над ним. Когда позволяешь высказаться другим, когда прислушиваешься к другим, когда постоянно в процессе писания соизмеряешь свой голос с их голосами, то невольно и неизменно корректируешь самого себя. При таком подходе перу писателя несколько труднее сбиться на догматизм” [цит. по: 1, 28].
При этом, однако, исторический документ воспроизводится Х.М. Энценсбергером не как нечто неприкосновенное, а как рабочий материал для нового литературного текста. По словам самого автора, он сначала выдвигает тезис, а затем следуют доказательства, поэтому нередко в своих произведениях он не только использует архивные материалы, но и ссылается на собственные впечатления, что привносит в текс элемент автобиографичности, использует приемы репортажа. «Иначе вам не продвинуться дальше общих тезисов, не выйти за рамки статьи для энциклопедии» - комментирует писатель свою манеру создания художественных произведений и тут же добавляет: «К тому же мне нравится комбинировать, монтировать документальный материал. Это как монтаж киноленты» [2, 46].
У некоторых исследователей бытует мнение, что порой ради убедительности и почти научной точности документа Х.М. Энценсбергер демонстративно жертвует традиционной «художественностью» [1, 30]. Однако это не совсем так. Воссоздавая на основе документальных материалов подлинные исторические события, автор в первую очередь остается писателем, а не беспристрастным хроникером. Так, рассказывая о создании книги «Хаммерштейн, или Своеволие», Х.М. Энценсбергер отмечает: «Историк ведь не может позволить себе домысливать, а я нашел свой особый модус повествования - беседы с умершими. Я ведь писатель. Для историка такое непозволительно, но у литературы в этом отношении есть большое преимущество» [2, 47].
При этом писатель подчеркивает, что если кто-то хочет понять, что представляла собой та или иная эпоха, необходимо обращаться не только к документальным материалам, но и к литературе того времени, так как именно в ней отражаются быт и нравы людей исследуемого периода. Именно литература, по мнению Х.М. Энцесбрегера, благодаря своему личностному подходу к истории, может адекватно воссоздать любую историческую эпоху: «Вы можете положить перчатку на стол и разглядывать ее со всех сторон, но вы еще не будете знать всего об этой перчатке, вы можете дать ее подробное описание, запечатлеть ее на фотографии, но понять, что это за перчатка, вы сумеете только тогда, когда наденете ее на руку, почувствуете ее изнутри, а не только снаружи. Важно знать что-то и с той и с другой стороны... Все конкретные факты - это внешняя сторона дела; они должны, разумеется, быть абсолютно точно выверены... Но, с другой стороны, мне необходимо ... добиться именно этого ощущения изнутри, я хочу представить, как все происходило на самом деле.» [2, 50]. Следовательно, из архивов необходимо извлекать документальный материал и возвращать его к жизни уже в литературном тексте.
Таким образом, Х.М. Энценсбергер, создавая художественные произведения, ориентируется прежде всего на достоверность и всестороннее исследование документа. При этом, однако, оставляет за собой право на художественный домысел. Благодаря такому 124
124
