CC BY
25
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 10. ЖУРНАЛИСТИКА. 2008. № 6
И.А. Сурнина
"...НЕИЗМЕННАЯ ДРУЖБА
В ПРОДОЛЖЕНИЕ СОРОКА С ЛИШКОМ ЛЕТ..."
(ИСТОРИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ
Ф.В. ЧИЖОВА И В.С. ПЕЧЕРИНА)
Федор Васильевич Чижов и Владимир Сергеевич Печерин... Две яркие, выдающиеся личности в истории России XIX в. Широко образованные люди, обладающие глубокими научными знаниями, твердой волей и целеустремленностью. Неудивительно, что эти два незаурядных человека, встретившись однажды в конце 20-х гг. XIX в., на многие годы сохранили дружбу...
Но как же сблизились известный в России промышленник, обладатель миллионного состояния Чижов и бедный католический священник русского происхождения, живший в Англии, чье имя было "слишком известно в католическом мире"1?
Ф.В. Чижов и В.С. Печерин впервые встретились в Петербургском университете, выпускниками которого они были: Чижов закончил физико-математический факультет в 1832 г., Печерин — историко-филологический в 1831 г. И совершенно неудивительно, что между двумя молодыми людьми из незнатных и небогатых дворянских семей завязались дружеские отношения. Оба были провинциалами, оба приехали в Петербург для получения образования. Их объединяли целеустремленность, озабоченность судьбами страны.
Известно, что свободолюбивые мысли у молодого поколения 20-х гг. XIX в. зарождались главным образом в университетах. Петербургский университет не являлся в этом плане исключением. Примерно с конца 1829 — начала 1830 гг. на квартире будущего литератора, цензора, мемуариста Александра Васильевича Никитенко по пятницам начал собираться литературно-философский кружок студентов и выпускников университета "святая пятница". "Здесь царствовали непринужденность, идеализм и поэзия; споры о театре сменялись чтением стихов, вслух высказывались утопические мечты о будущей де-
1 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea) // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников / Под ред. И.А. Федосова. М., 1989. С. 255.
ятельности на пользу человечества, высмеивалось мещанство общества и, конечно, больше всего с горечью обсуждалось политическое состояние России"2. Ф.В. Чижов начинает посещать кружок практически с момента его образования. Душой "святой пятницы" в то время был филолог Владимир Сергеевич Печерин. Спустя годы Чижов напишет ему: "...для меня ты был прекрасен в юности... я пленялся твоею нравственною красотою, и чудно-прекрасный образ твоего существа поселился в душе моей..."3.
В центре бесед членов кружка стояли следующие злободневные вопросы того времени: бунт военных поселян, Польское восстание, революционные события в Европе, гнет цензуры, запрещение журнала И.В. Киреевского "Европеец" и т.п.
Однако дальше, чем в мысленные формулировки, это не пошло, и большинство членов "святой пятницы", кроме Печери-на, были политически благоразумны, и революционные идеи их не прельщали. Чижов, например, оказался более склонен к научному труду и именно с этой деятельностью планировал связать жизнь. Печерин же уехал на Запад поближе к своему революционному идеалу: "Тоска по загранице охватила мою душу с самого детства... На Запад! Кричал мне таинственный голос"4. К такой позиции Печерина безусловно причастен его гувернер Вильгельм Кессман, который состоял в тесных связях с будущими декабристами.
В 10—20-е гг. XIX столетия в России лучшие выпускники университетов направлялись, находясь на казенном счету, за границу для дальнейшего обучения. В их числе должен был оказаться и Чижов. По окончании им курса в 1832 г. физико-математический факультет рекомендовал его "как молодого человека с отличными сведениями, способностями и даром слова, к отправлению за границу для приготовления к профес-суре"5. Но K.M. Бороздин (попечитель Петербургского учебного округа в 1826—1833 гг.) отказал в ходатайстве, учитывая Высочайшее повеление 1831 г. приостановить отправку молодых людей, в связи с революционными событиями в Европе, для предотвращения возможного отрицательного влияния революционных идей Запада на недавних выпускников университета.
2 Гершензон М.О. Жизнь В.С. Печерина. М., 1910. С. 26.
3 Цит. по кн.: Симонова И. Федор Чижов. М., 2002. С. 24.
4Гершензон М.О. Жизнь В.С. Печерина. С. 142.
5 Григорьев В.В. Императорский С. Петербургский университет в течение первых пятидесяти лет его существования. СПб., 1870. С. 30.
По ходатайству профессора Д.С.Чижова (однофамильца недавнего выпускника физико-математического факультета), расположенного к молодому специалисту, Федора Васильевича Чижова оставили при Петербургском университете для совершенствования в специальности. В августе 1833 г. С.С.Уваров (министр народного просвещения в 1833—1849 гг.) разрешил в течение трех лет выдавать Ф.В. Чижову еще по 1500 рублей ассигнациями, сверх 600, которые он получал за преподавание в университете начертательной геометрии. Это было сделано для обеспечения Чижову "возможности заниматься у академика М.В. Остроградского, не отвлекаясь от своего дела преподаванием частных уроков"6. В том же году Чижов начал работу над диссертацией "Об общей теории равновесия с применением к равновесию жидкостей и определению фигуры Земли" для получения степени магистра философии по отделу физико-математических наук. Успешно защитив ее в 1836 г., он получил должность профессора при университете и чин надворного советника.
Что касается его товарища, Владимира Сергеевича Пече-рина, окончив университет кандидатом в 1831 г., он начинает публиковать научные статьи и переводы в журналах и альманахах: "Сыне отечества" Ф.В. Булгарина и Н.И. Греча, "Невском" Е.В. Аладьина и "Комете Беле" М.П. Погодина; по поручению попечителя К.М. Бороздина занимается переводами античных манускриптов: по его собственному выражению, "живет в уединении с греками и латинами"7.
Через некоторое время Печерин поступил на службу лектором и суббиблиотекарем при Петербургском университете, а также старшим учителем в первую гимназию. Такие высокие должности Печерин получил благодаря тому, что единственный из своего выпуска окончил университет кандидатом.
Вскоре, в 1833 г., запрет о выезде студентов и выпускников университетов за границу все же был снят, и в феврале К.А. Левин (министр народного просвещения в 1828—1833 гг.) известил В.С. Печерина и некоторых других молодых ученых о том, что в марте того же года они отправятся на два года в Берлин с целью приготовления к профессорскому званию. Однако, помимо Германии, в маршрут Печерина вошли и другие страны Европы. И это не случайно. Будучи сторонником пере-
6 Там же.
7 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 164.
мен, он объезжал бурлившую в то время Европу. Польское восстание 1830—1831 гг., Июльская революция 1830 г. во Франции, волнения в Германии — все эти события не могли не обострить внутреннюю обстановку в европейских странах. Именно во время поездки произошел основной, значительный перелом в мировоззрении Печерина. "Когда он увидел снежные горы Швейцарии и итальянское небо, когда он сам вкусил свободной и праздничной жизни среди красот природы и искусства и вокруг себя увидел других людей, столь же легких и радостных, как он, — тогда он безвозвратно почувствовал, что он рожден именно для такой жизни..."8.
Как он сам позднее расскажет в своих письмах, "первое его путешествие в Швейцарию и Италию (1833 г.) было чисто русское, т.е. без всякой разумной цели, так просто посмотреть и погулять... На следующий год путешествовал... уже с определенной целью: сблизиться с республиканцами"9. "Ветхий мир должен быть разрушен, на его месте должно водвориться царство свободы и радости, — и это сделает он, предназначенный к тому судьбою, — он, первым прозревший, освободить народы..."10, — такие мысли все чаще и чаще начинают появляться в уме Печерина.
B.C. Печерин попал в Европу в период, когда образовалась глубокая реакция против философии Просвещения, когда социально-экономическое развитие поставило на первое место, помимо всего прочего, социальный вопрос, а это в свою очередь образовало национальные, социально-освободительные движения. Оказавшись в самом центре "идейной оргии", он начал интересоваться разными революционно-демократическими течениями, к которым относятся фурьеризм, коммунизм, социализм, читать труды их идеологов, например "Destinée sociale" Виктора Консидерана, "Essai sur l' Egalité" Пьера Леру. Особый интерес он проявил к изучению произведений христианского и утопического социализма, среди них вышедшая в конце 1833 г. брошюра Фелисите Роберта де Ламенне "Paroles d'un croyant" ("Слова верующего"), которая имела огромное влияние не только на тогдашнее французское общество, но и на вольнолюбивых российских студентов. В форме библейских псалмов и евангельских притч Ламенне нападает на политический и экономический строй Франции, стоящий в противоречии с требованиями религии, и выступает защитни-
8 Гершензон М.О. Жизнь B.C. Печерина. С. 61.
9 B.C. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 175.
10 Гершензон М.О. Жизнь B.C. Печерина. С. 63.
ком права на существование, равенство полов, народного суверенитета.
Под влиянием Печерина Чижов также начинает проявлять интерес к подобного рода сочинениям. В его дневнике после знакомства с брошюрой начинают встречаться свободолюбивые, тираноборческие мотивы: "Идея свободы меня наполняет, я не могу без нее жить!"11. Смотря уже совсем с новых позиций на "пятничные" беседы, Печерин делает следующий вывод: "До тех пор у меня не было никаких политических убеждений вообще, — писал он Чижову. — Был у меня какой-то пошленький либерализм, желание пошуметь немножко и потом со временем попасть в будущую палату депутатов конституционной России..."12.
В Петербурге члены "святой пятницы" с нетерпением ждали писем от Печерина, чтобы узнать последние новости из охваченной революционным движением Европы. Чижов, получая вести, немедленно распространял их среди товарищей. Перед Чижовым и его друзьями начинают вставать вопросы: почему до сих пор самодержавие в России не свергнуто, почему общество его принимает, почему нет сопротивления "императорским коронам"13? Однако находившиеся в России друзья ограничились лишь высказываниями недовольства, вызванного правлением Николая I, и развившиеся было их свободолюбивые мечты не переродились, как у Печерина, в желание "присоединиться к доблестному сонму" республиканцев, "разделять их труды и опасности"14.
Мысль о возвращении в Россию все более начинает пугать Печерина, вызвано это событиями, происходящими на родине: жестокое подавление польского мятежа в 1831 г., Сунгу-ровское дело в Москве в феврале 1833 г., по которому около 30 студентов были сосланы на каторгу, неудачная попытка нового восстания в Польше, повлекшая за собой расстрел 24 человек, закрытие "Московского телеграфа" в марте 1834 г. за неблагоприятный отзыв о пьесе Н.В. Кукольника "Рука Всевышнего отечество спасла", аресты А.И. Герцена, Н.П. Огарева, Н.М. Сатина в Москве в 1834 г., разгром студенческой корпорации в Дерпте и исключение из университета 17 человек.
И все же в 1835 г. Печерин возвращается в Россию, не теряя надежды рано или поздно уехать за границу. Однако его
11 РГБ. Ф. 332. Карт. 1. Ед. хр. 3. Л. 1.
12 Цит. по: Штрайх С.Я. В.С. Печерин за границей в 1833—1835 гг. Пг., 1923. С. 94.
13 РГБ. Ф. 332. Карт. 1. Ед. хр. 4. Л. 130.
14 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 175.
настроение еще более ухудшилось в связи с назначением на должность экстраординарного профессора в Московский университет, где он преподавал в течение семестра. Ф.И. Буслаев, известный этнограф, фольклорист, воспитанник Московского университета, так засвидетельствовал в своих воспоминаниях молодого профессора греческого языка В.С. Печерина: "...Совсем молодой человек, самый юный из всех прибывших с ним товарищей, небольшого роста, быстрый и ловкий в движениях, очень красив собою, во всем был изящен и симпатичен, и в приветливом взгляде, и в мягком, задушевном голосе, когда, объясняя нам Гомера и Софокла, он мастерски переводил их статьи прекрасным литературным слогом"15.
Строки из письма Печерина к попечителю Московского университета графу С.Г. Строганову, написанного в 1837 г., передают все отчаяние Печерина по возвращении из-за границы: "Когда я увидел эту грубо-животную жизнь, живущих лишь для того, чтобы копить деньги и откармливаться, как животные; этих людей, на челе которых напрасно было бы искать отпечатка их создателя; когда я увидел все это, я погиб!"16 Неизлечимая тоска овладела сердцем Печерина, его начинают посещать мысли о самоубийстве... "Скука смертельная", отсутствие "теплых западных ветров", "одиночество души" — от всего этого Печерин "задыхался" в Москве. В 1836 г. в ужасные трескучие морозы (они доходили до —36°) Печерина согревала только одна мысль, что через пять месяцев он будет в Швейцарии "на берегах зеркальных озер под белоснежными вершинами Альп". Печерин пробует вести аскетическую жизнь: "питался хлебом и оливками"17.
Однако многие студенты и преподаватели испытывали другие чувства по отношению к университету, отличавшиеся большей любовью. Так, Б.Н.Чичерин, вспоминая свои студенческие годы в Московском университете, отмечал следующее: "Отношения между профессорами и студентами были самые сердечные: с одной стороны, искренняя любовь и благоговейное уважение, с другой стороны, всегдашнее ласковое внимание и готовность прийти на помощь... Самые порядки, господствовавшие в университете, были таковы, что нам жилось в нем хорошо и привольно. Это действительно была alma ma-
15 Буслаев Ф.И. Мои воспоминания // Московский университет в судьбе русских писателей и журналистов. Воспоминания. Дневники. Письма. Речи. М., 2005. С. 202.
16 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 173.
17 Там же. С. 170, 173.
ter, о которой нельзя вспомнить без теплой сердечной признательности"18.
В итоге, в июле 1836 г. Печерин уезжает в отпуск на два месяца за границу для того, чтобы дописать диссертацию. Как свидетельствует дневниковая запись А.В. Никитенко от 23 декабря, "...до сих пор не возвращается..."19. Время покажет: Владимир Сергеевич Печерин, по мнению Ф.В. Чижова, "не имея на то никаких сильных причин"20, навсегда оставил Россию, отрекшись от друзей и родных. Однако это не так, основания действительно имелись — объясняя свой поступок, Печерин писал о трех причинах, по которым ему невозможно было оставаться в России: религии, профессорстве и литературе. Через много лет в своем письме Чижову он раскроет их: про религию он напишет: "идти говеть по указу и причащаться св. тайн без веры и с кощунством, до этого я не мог унизиться; мне это казалось первою подлостью..."; что касается профессорства, то оно "в России невозможно... Москва с ее вечными обедами, пирушками, вечеринками и беспрестанною болтов-нею вовсе не шла к тому строгому и грустному настроению, с каким я возвратился из-за границы"; а о литературе у Печерина было следующее мнение: "...в тогдашней России, где невозможно было ни говорить, ни писать, ни мыслить, где даже высшего разряда умы чахнули и неминуемо гибли под нестерпимым гнетом"21, очень сложно было жить литератору. Однако, как говорил сам Печерин в том же письме, если посмотреть глубже, то основной причиной была все же непреодолимая страсть "к кочевой бродяжнической жизни".
Спустя годы в переписке с Чижовым Печерин не раз будет размышлять о мотивах, побудивших его бежать из России, "как бегут из зачумленного города"22. Среди них он назовет и аракчеевщину, и поверхностность получаемого в России образования, и отсутствие самостоятельной мысли. Из этого следует, что свое решение Печерин принял не только отдаваясь душевному порыву и особенностям своего характера, не признающим оседлость, но и понимая: остался бы он в России и "сделался бы подлейшим верноподданным чиновником или попал бы в Сибирь ни за что ни про что"23.
18 Чичерин Б.Н. Москва сороковых годов. М., 1997. С. 39—40.
19 Никитенко A.B. Дневник. Л., 1955. Т. 1. С. 90.
20 Письмо Ф.В. Чижова к B.C. Печерину <1836> // РГБ. Ф. 332. Карт. 10. Ед. хр. 50. Л. 1.
21 B.C. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 175—176.
22 Там же. С. 260.
23 Там же.
После отъезда Печерина за границу все новости о нем друзья будут узнавать из его переписки с Чижовым, которая лишь частично сохранилась в архиве последнего (сейчас он находится в рукописном отделе Российской государственной библиотеки). Так, в декабре 1836 г. Печерин заклинает Ф.В. Чи-жова выслать ему "рублей пятьсот, а в крайнем случае хоть двести..."24. В ответ старые друзья, среди которых были Ф.В. Чижов, A.B. Никитенко и Д.В. Поленов, решили послать "с брата" по сто рублей.
Немного позднее, в апреле 1837 г., A.B. Никитенко так запишет в своем дневнике о твердом намерении Печерина никогда более не возвращаться в Россию, о попытках Чижова образумить своего друга в конце 1836 г.: "Печерин написал письмо Чижову. Он сообщает, что решился навсегда оставить Россию, что он не создан для того, чтобы учиться греческому языку; что он чувствует в себе призвание идти за своей звездой — а звезда ведет его в Париж"25. На что Чижов, недоумевая, отвечал ему: "...Ехать в Париж с одной надеждой на звезду... прости меня, Вальдемар, ...не могу понять, чтобы ты мог найти в Париже, какие поприща можешь избрать ты..."26.
Уезжая за границу, Печерин наносил тяжелый удар не только друзьям, но и всему университетскому миру. Его поступком были огорчены все: от самых близких ему товарищей до министра С.С. Уварова. И здесь не только боязнь кары государя. Запись в дневнике А.В. Никитенко наглядно демонстрирует нам данные переживания: "Кара может сначала пасть на самого министра, потом на все ученое сословие, а, наконец, и на систему отправления молодых людей за границу <...> у нас достаточно одного единичного случая, чтобы заподозрить целую систему..."27. Тем более уже однажды командировки за границу молодых ученых запрещались.
Таким поступком Печерин шокировал самых близких друзей, ведь в строжайших условиях того времени продолжать поддерживать с ним связь было практически невозможно. Совершив такой поступок, Печерин поставил себя и их "в неприятельские лагеря". Невозможно вести переписку с Ф.В.Чижо-вым, не касаясь событий, происходящих в то время в Европе. А это могло отрицательно сказаться на репутации и положении последнего. Чижов все понимал и поэтому не раз просил
24 Никитенко A.B. Дневник. Т. 1. С. 190.
25 Там же.
26 РГБ. Ф. 332. Карт. 10. Ед. хр. 50. Л. 1—1 об.
27 Никитенко A.B. Дневник. Т. 1. С. 190.
Печерина в письмах не касаться "внешних обстоятельств". Вот какие строки мы находим в его письме предположительно 1836 г.: "Ты живешь в совершенно другом мире: образ мыслей, порядок вещей, понятия людей, тебя окружающих, совершенно противоположны моим понятиям и всему, меня окружающему, и потому все, чтобы ты ни писал ко мне, кроме самого тебя, будет мне чуждо. Переписка с тобою... может повлечь подозрения, что я разделяю с тобой чувства нелюбви к родине"28. Именно поэтому, несмотря на всю тяжесть разрыва, переписка Чижова и Печерина прервалась на несколько лет: "...Между нами нет ничего общего, нам не об чем писать друг другу..."29.
Прежде чем проститься на долгое время, Чижов высылает Печерину билет в 450 франков и безуспешно пытается образумить его порвать с донкихотством, убедить вернуться на родину, сообщая о том, что старые друзья готовы замолвить за него слово перед министром. Однако Чижову так и не удалось оказать никакого воздействия на решительно настроенного Печерина.
Друзья, оставшиеся в России, видели в таком поступке не продуманные действия, а лишь мечтания, основанные на юношеской фантазии, и соответственно не могли поддержать такой поступок.
Печерин же не переставал удивлять свое бывшее окружение: в 1840 г., 15 октября, будучи "в том состоянии, когда душа жаждет забыть, отвергнуть самое себя, безусловно-женственно предать себя другому, пожертвовать разумом и волею высшему закону и оставить по себе памятник..."30, он вступил в проповеднический орден редемптористов, отличавшийся крайним аскетизмом и подвижничеством. Впоследствии окажется, что не последний раз Печерин круто повернул свою жизнь: через 20 лет он снимет монашеское облачение и уйдет от миссионерской деятельности. Однако вернуться в Россию уже не будет ни средств, ни возможности, и И.С. Аксаков по этому поводу напишет Чижову: "Само собою разумеется, ему не за чем возвращаться в Россию. Он не выдержит ее нравственной температуры, ее утренников и морозов. Он умер для нее"31.
Что касается Ф.В. Чижова, то через восемь лет преподавания, в 1840 г., он оставил университет (официально он уво-
28 РГБ. Ф. 332. Карт. 10. Ед. хр. 50. Л. 2.
29 Там же. Л. 3.
30 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 241.
31 Письмо от 21 сентября 1872 года // РГБ. Ф. 332. Карт. 15. Ед. хр. 8. Л. 12.
лился из Министерства народного просвещения в 1845 г.). Вызвано это было, с одной стороны, его увлечением историей искусств и социологией: он уже не чувствовал себя принадлежащим всецело науке, а замкнутое поприще ученого математика не могло удовлетворить его деятельной, пылкой и разнообразно одаренной натуры. С другой стороны — интересы его постепенно приобретают другое направление: он начинает интересоваться словесностью, историей, философией, политикой и приходит к выводу, что "дело литератора всего ближе" ему. В 1839 г. вышел его перевод книги знаменитого английского историка Г. Галлама "История европейской литературы XV и XVI ст.", дополненный примечаниями Чижова, в 1840 г. — "Призвание женщины", перевод с некоего английского первоисточника.
Помимо переводов Чижов пытается писать произведения разных жанров — стихи, повести и даже психологический роман; помещает рецензии, научно-популярные обзоры, переводы статей и книг из области математики, механики, литературы, эстетики, морали в различных журналах и газетах, таких, как "Библиотека для чтения", "Сын отечества", "Северная пчела", "Журнал Министерства народного просвещения", "Русский инвалид"; начинает сближаться с литературно-художественным миром Петербурга (Ф.М. Толстым, М.И. Глинкой, Н.В. Кукольником). Постепенно главным его увлечением становится история изобразительного искусства.
В начале 40-х гг. он отправился за границу "с целью прежде всего поправить здоровье и потом заняться изучением истории искусств как одним из самых прямых путей к изучению истории человечества"32.
Путешествуя по странам Западной Европы, Чижов долгое время жил в Италии, преимущественно в Риме. Изучая произведения искусства, он примкнул к русским художникам, работавшим в Италии (среди них были живописец И.К. Айвазовский, скульптор Н.С.Пименов, архитекторы К.А. Тон, Н.Л. Бенуа). Особенно близко в этот период Чижов сошелся с А.А. Ивановым. Нельзя не сказать и о том, что, живя на Via Felice в Риме, он сблизился и с Н.В. Гоголем, с которым был знаком еще по Петербургскому университету.
Свои впечатления от посещений мастерских русских художников в Риме Чижов изложил в статье "О работах русских
32 Воспоминания Ф.В. Чижова // Исторический вестн. 1883. Февраль. С. 242.
художников в Риме", напечатанной в "Московском литературном и ученом сборнике" за 1846 г.
Помимо истории искусств Чижов в период пребывания в Италии на протяжении нескольких лет работал в библиотеках Венеции и Ватикана над четырехтомной историей Венецианской республики.
Однако не только Италией ограничились путешествия Чижова. Летом 1841 г. он находился в Праге, где встретился с известным поэтом и филологом, видным деятелем чешского национального Возрождения В. Ганкой, чьи "славянские идеи, т.е. понятия о близости всех славянских племен между собою и их будущем сближении"33 увлекли его. Эта встреча послужила толчком в возникновении на долгие годы у Чижова интереса к славянам.
Летом 1843 г. он совершил пешеходное путешествие из Венеции в бывшие ее владения: Истрию, Далмацию и Черногорию, входившие уже в состав Австрийской империи. Много внимания уделял он положению православной Церкви: австрийское правительство стремилось денационализировать славян путем их окатоличивания. Чижов организовал доставку из России к границам Австрии почти на три тысячи рублей икон, облачений и служебных книг. Эта история с нелегальной доставкой церковной утвари послужила поводом для одного из первых доносов на Чижова австрийского правительства.
Если говорить в целом о путешествии Чижова по славянским землям, то его маршрут проходил по Боснии, Хорватии, Славонии, Сербии, Венгрии. Здесь он встретился со многими политическими и общественными деятелями славянского Возрождения: вождем иллиризма хорватом Л. Гаем, хорватским поэтом С. Вразом, также сторонником иллиризма; сербским государственным деятелем И. Хаджичем, чешско-словянским поэтом и ученым, родоначальником панславянизма Я. Колларом, словацким патриотом и публицистом Л. Штуром.
К концу 1842 — началу 1843 г. относится перелом в мировоззрении Чижова: он становится идейным сторонником славянофильства. О новом направлении общественной мысли в России Чижов впервые узнал в Риме от поэта Н.М. Языкова, который был тесно связан со славянофильским кружком в Москве.
Вскоре Чижов познакомился с другими его представителями — В.А. Елагиным, А.Н. Поповым, Н.А. Ригельманом, как и он, путешествующими по славянским землям.
33 Там же. С. 243.
Неудивительно, что он в тот период проявил интерес к идеям А. Мицкевича, чьи взгляды по ряду вопросов были схожи со славянофильскими. Находясь весной 1844 г. в Париже, Чижов прослушал его лекции из истории славянских литератур. А через некоторое время произошло их личное знакомство.
Что касается взаимоотношений Чижова и Печерина в это время, то необходимо отметить несколько их личных встреч в 1841, 1842 и в 1844 гг. Разговор ограничивался "тем, что наиболее занимало их обоих, именно религией и ее формами"34. Так, в 1844 г. в одну из поездок по Бельгии Чижов встретился с Печериным в монастыре, где его стали уговаривать принять католицизм и стать иезуитом: "обещали за то все блага земные и на первом плане женщин, а при твердости его характера и силе убеждений, обещали, что все высокопоставленные будут под его властью"35. Долгие и полушуточные споры ни к чему не привели из-за невозможности перемены веры. Обещанный Чижову рай не был бы раем для него без русских: "...Я буду в раю, а все русские будут в аду, и мне так будет скучно, что я убегу из рая, и потому во избежание этого я лучше останусь русским; Россия есть земной рай мой"36.
Ф.В. Чижов не смог покинуть родину навсегда, оставить любимую Россию. Это и есть одно из главных различий в характере двух друзей. Сохраняя теплые отношения, они все же коренным образом различались в убеждениях.
Чижов резко осуждал вероотступничество друга. Он не понимал, как русский человек может отречься от России, пытался раскрыть Печерину глаза на те сети, которыми опутало его "латинство", убеждал, что монахам он полезен лишь своими обширными лингвистическими познаниями.
К середине 40-х гг. Чижов все более убеждался в идее особой миссии славянства, а в православной Церкви видел основу единения всех славян. Своими мыслями Чижов поделился с Печериным, навестив его в Виттеме в 1844 г., но поддержки с его стороны не получил. Наоборот, Печерин относился к новым идеям друга как к серьезному заблуждению.
Чижов лишний раз нашел подтверждение тому, что они слишком расходятся в воззрениях с Печериным, что убедить его в чем-либо не удастся. Чижов уехал из Виттема с твердой решимостью окончательно порвать с Печериным. Связь между давними товарищами прервалась на 20 лет.
34Гершензон М.О. История молодой России. М.; Пг., 1923. С. 131.
35 Чероков А. Ф.В. Чижов и его связи с Гоголем. М., 1902. С. 11—12.
36 Воспоминания Ф.В. Чижова. С. 245.
10 ВМУ, журналистика, № 6
С этого момента у каждого из них начинается новая, не известная ни тому ни другому жизнь. В 1843 г. Печерин принял сан католического священника, до середины 40-х гг. жил во Франции и Швейцарии. В 1844 г. Печерин получил из русского посольства в Гааге извещение о том, что Сенат постановил "лишить его всех прав состояния и счесть навсегда изгнанным из России за самовольное оставление России и за отступление от православного вероисповедания"37. Теперь ничто не связывало Печерина с родиной. Вот так он "потерял все, чем человек дорожит в жизни: отечество, семейство, состояние, гражданские права, положение в обществе — все, все! Но зато... сохранил достоинство человека и независимость духа"38.
С 1845 г. он отправился миссионером в Англию, в Фаль-мут, в конце 40-х гг. был переведен во вновь основанный монастырь Сент-Мери Чапель в Клапаме близ Лондона, где спустя несколько лет, в 1853 г., его посетил А.И. Герцен. Он не знал Печерина лично, но слышал о нем очень много от профессоров Московского университета П.Г. Редкина, Д.М. Крюкова, Т.Н. Грановского. "Лицо его (Печерина) было старо, старше лет; видно было, что под этими морщинами много прошло, и прошло tout de bon (не на шутку), то есть умерло, оставив только свои надгробные следы в чертах"39.
С этого момента начинается новый этап в жизни Печерина: разрыв с монастырем, новая связь с родиной: "Давно не слыхал я никакой вести о родном крае, об наших, об университете..."40. Однако, как демонстрируют нам "Замогильные записки" Печерина, мысли о России никогда не покидали его: воспоминания о детстве, рассуждения о русском самодержавии, православии, быте.
При встрече Герцен рассказал Печерину последние вести из России и обратился к нему с просьбой напечатать в Вольной русской типографии несколько его стихотворений, среди которых "Поликрат Самосский" и "Торжество смерти". Однако Печерин согласия Герцену не дал, назвав свои произведения "ничтожным бредом". И все же Герцен опубликовал их в 1861 г. в "Полярной звезде" и в сборнике "Русская потаенная литература XIX столетия".
37 Гершензон М.О. История молодой России. С. 235.
38 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 163.
39 Герцен А.И. Былое и думы: В 2 т. М., 1988. Т. 2. С. 358.
40 Там же.
После встречи между двумя соотечественниками завязалась переписка, в которой они обсуждали вопросы свободы, эмиграции, образования... Однако продлилась она недолго; написав Герцену несколько писем, Печерин отправился в Ирландию. А спустя два года до Герцена дошло известие: "...в Ирландии отдан под суд Reverend Father Wladimir Petcherine, native of Russia (преподобный отец Владимир Печерин, родом русский), за публичное сожжение на площади протестантской Библии". Это произошло в годы Крымской войны, и судья, учитывая, что виноват был русский, и то, что Россия и Англия находились во вражеских лагерях, ограничился лишь "отеческим наставлением вести себя впредь на улицах благопристойно"41.
Затем Печерину предложили стать во главе русского католического движения, и при выполнении этого условия ему обещали посмертную канонизацию. Папа Пий IX таким образом надеялся обратить в католичество представителей высших кругов русского общества, проживающих на Западе. Но Печерин отказался "играть глупую роль", стать орудием в руках Ватикана и снял монашеское облачение, перестав вести активную миссионерскую деятельность и став простым священником в дублинской больнице: "Теперь я живу в совершенном уединении и совершенной независимости. Все мое время строго распределено между делами христианской любви в больнице и умственными занятиями дома. Мыслить и любить — вот главная задача жизни"42. Ни мужества, ни сил не хватило Пе-черину, чтобы резко изменить свою жизнь и совсем порвать с католическим миром после двадцатилетнего сна в нем: "Я проспал двадцать лучших лет моей жизни (1840—1860)"43, — напишет он Чижову уже после пробуждения от "благородных порывов юности".
Следующий этап в жизни Печерина начинается с его подписки на "Колокол" А.И. Герцена. Читая его, В.С. Печерин узнает о переменах, происходящих в России, снова начинает "сближаться с русским народом":
После долгих треволнений Вижу снова брег родной...44
Интерес к общественно-политической обстановке в России Печерин удовлетворял, читая русскую периодическую пе-
41 Там же. С. 364.
42 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 307.
43 Там же. С. 164.
44 Там же. С. 305.
чать, в том числе славянофильскую газету "День" И.С. Аксакова. Именно на ее страницах Печерин увидел корреспонденции своего давнего товарища Ф.В. Чижова. Печерин не мог удержаться и в 1865 г. написал в редакцию "Дня" письмо, к которому приложил исповедь в стихах "блудного сына России". "Милостивый государь, — обращался он к редактору газеты И.С. Аксакову. — Благородный дух вашего журнала давно привлекает мое внимание... сверх того, там часто встречается дорогое для меня имя Ф.В.Чижова. ...Я сам не мог объяснить, для чего я посылаю вам эти стихи. Это какое-то темное чувство — или просто желание переслать на родину хоть один мимолетный умирающий звук"45. Аксаков воспринял письмо как намерение Печерина вернуться в Россию, однако сам Пе-черин хотел не этого. Он всего лишь надеялся, что его старый университетский товарищ возобновит с ним дружеские отношения.
Ф.В. Чижов прочитал письмо друга еще до его опубликования. И откликнулся на него незамедлительно. Письмо Чи-жова стало, по выражению Печерина, "важнейшею вехой в его жизни". Итак, переписка старых друзей возобновилась. Однако прежде необходимо проследить, что стало с Чижовым за двадцать лет с 40-х по 60-е годы.
А произошло в его жизни много значительных событий. Во-первых, в середине 40-х гг., вернувшись из Европы, он сблизился со славянофилами: после неудачных попыток найти себе единомышленников в Петербурге, Чижов отправился в Москву, где "славянофилы и западники проводили дни и ночи в прениях"46. Здесь он вошел в круг А.С. Хомякова, Ивана и Петра Киреевских, Константина Аксакова, Юрия Самарина, творческая мысль которых "стала в то время знаменем всего мыслящего русского общества"47. При поддержке поэта Н.М. Языкова Чижов задумал издавать славянофильский журнал "Русский вестник", вел поиск авторов, собирал материалы. Именно с этой целью он отправился в очередное путешествие по славянским землям. «Дело в том, что он не очень рассчитывал на славянофилов как на активных сотрудников журнала из-за их нежелания "подчинить себя труду правильному"...»48. В 1846 г. он
45 Гершензон М.О. Жизнь В.С. Печерина. С. 194.
46 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 265.
47 Чероков А. Ф.В. Чижов и его связи с Гоголем. С. 14.
48 Пирожкова Т.Ф. Славянофильская журналистика. М., 1997. С. 95.
уехал за границу, чтобы как следует обдумать выпуск журнала и обеспечить его славянскими материалами.
Однако замыслу Чижова не удалось сбыться. В конце 1846 г. умирает Языков, а в мае 1847 г. Чижов был арестован на границе полицейскими агентами и препровожден в Петропавловскую крепость. По одним данным, поводом для ареста послужили доносы австрийского правительства, якобы уличившего Чижова в помощи черногорцам (выгрузка оружия в Далмации), по другим — подозрение в принадлежности Чижова к Кирил-ло-Мефодиевскому обществу. Далее последовал допрос III Отделения и ссылка в Киевскую губернию, где Чижов занимался шелководством и писал многочисленные труды по этому непростому ремеслу (опубликованы в газете "Санкт-Петербургские ведомости", в 1870 г. изданы в Москве отдельным сочинением с обширными дополнениями).
Крымская война, смерть императора Николая I, восхождение на престол Александра II пробудили надежды на либерализацию российской общественной системы. Началась новая эпоха с новыми задачами, среди которых Б.Н.Чичерин назвал "свободу совести, уничтожение крепостного права, свободу общественного мнения, свободу печати, свободу преподавания, публичность правительственных действий, публичность и гласность судопроизводства"49. Эти надежды разделял и Чижов.
Славянофилы наконец-то получили позволение издавать журнал, и с апреля 1856 г. под руководством А.И. Кошелева начинает выходить "Русская беседа". В ней Чижов поместил "Заметки путешественника по славянским странам", статью "Джованни Анджелико Фиезолийский и об отношении его произведений к нашей иконописи" и др.
С конца 50-х гг. Ф.В. Чижову было разрешено жить в обеих столицах, и он навсегда переселился в Москву. "Утвердившись за это время в сознании весьма печального положения всей русской промышленности, отовсюду угнетенной и беспомощной, сильно придавленной администрацией и иноземщиной, промышленности могучей, но несмелой, с единственным упованием на Одного Творца, без сознания собственных сил и способностей, — словом, скорее в автоматическом положении, нежели осмысленно человеческом, — Чижов увлекся страстью в эту сторону с надеждой поднять и оживить, направить на самостоятельный путь"50. Как покажет время, надежды оправдались, и многое из своих замыслов Чижову уда-
49 Чичерин Б.Н. Москва сороковых годов. С. 148.
50 Чероков А. Ф.В. Чижов и его связи с Гоголем. С. 14.
лось реализовать. А.В. Никитенко отметил: Чижов превратился "в совершенно промышленного человека". Помимо своей промышленной деятельности он издает журнал "Вестник промышленности" и газету "Акционер", редактирует экономические отделы газет "День", "Москва", "Москвич". За двадцать лет Ф.В. Чижов проявил себя в самых разных сферах деятельности: он — и финансист, и строитель русских железных дорог, среди которых Московско-Троицкая, Московско-Ярославская, Ярославско-Вологодская, Московско-Курская, а также Донецкая каменноугольная железная дорога, и организатор Архан-гельско-Мурманского срочного судоходства по Белому морю и Северному Ледовитому океану, и учредитель московского купеческого сообщества, и талантливый публицист, и издатель, и ученый-математик, и искусствовед, и щедрый меценат. Необходимо отметить, что весь свой основной капитал после смерти Чижов завещал на строительство и содержание профессионально-технических учебных заведений и на обустройство родильного дома в Костроме. Здания училищ, больниц "из красного кирпича"51, построенные на средства Чижова, до сих пор стоят в его родном городе.
Вот таким встретил своего старого товарища спустя много лет в письмах В.С. Печерин. Переписка двух друзей содержит массу интересных фактов того времени, показывает различие их взглядов по важнейшим вопросам внутренней и внешней политики России, и в то же время нежные чувства двух старых друзей. От Чижова Печерин узнавал новости о России, старый друг высылал ему и периодические издания, и литературные сборники, и сочинения различных писателей (И.С. Тургенева, В.Г. Белинского и др.). Здесь необходимо сказать, что мемуарные записки Печерина большею частью будут представлены именно его письмами к Чижову.
Нельзя не отметить и тот факт, что в России за 20 лет имя Печерина не было забыто, и многие все же сохранили интерес к его личности. Так, П.И. Бартенев, редактор исторического журнала "Русский архив", в котором Чижов планировал опубликовать воспоминания Печерина52, просит Чижова сообщить ему его адрес, чтобы послать "Русский архив" за весь год53.
51 Дедков И. Дневник 1953-1994. М., 2005. С. 32.
52 В 1870 г. были опубликованы: "Эпизод из петербургской жизни" Печерина и письмо Печерина С.Г. Строганову 1837 г.
53 Письмо П.И. Бартенева к Ф.В. Чижову от 15 мая 1870 года // РГБ. Ф. 332. Карт. 17. Ед. хр. 3. Л. 11.
Что же касается конкретно тех вопросов, которые содержала переписка Чижова и Печерина в эти годы, то они не могли не обсуждать либеральные перемены в России начала 60-х гг. Печерин был осторожен и не обольщался реформами Александра II, напоминая Чижову: "Не слишком полагайся на будущее. Припомни пословицу: до бога высоко, а до царя далеко. Припомни-ка, — писал он, — еще царствование Александра I: оно начиналось ужасно как либерально, а кончилось оно чем? Аракчеевым!"54
Будучи свидетелями зарождения в России социально-освободительного движения, Чижов и Печерин сходились в отрицательном к нему отношении. Чижов в силу своих убеждений не мог сблизиться "с новым поколением", а Печерин, симпатизируя "ультрамодной России со всеми ее нигилистами и нигилистками", все же довольно-таки скептично относился к революционному романтизму. Причиной тому было явное засвидетельствование Печериным подобных событий в Европе. Все это с высоты прожитых лет он считал мальчишеским безрассудством. Видя подобные настроения современной западной молодежи, он пришел к выводу, что лучше спокойно обсудить животрепещущие вопросы, как, например, англичане в Гайд-парке, нежели бросаться на баррикады, как французы.
Даже в вопросе Франко-прусской войны не было у Чижова и Печерина единодушия. В этой войне Печерин ожидал летального исхода для Франции, Чижов же, напротив, являлся противником германофильства, видя культурную мощь Франции. И к тому же, будучи славянофилом, он не мог и предположить, что бесперспективная в творческом плане для союза с Россией Германия может одержать победу.
В Балканском вопросе позиция Чижова и Печерина также была различной. Печерин видел во внешней политике России в этом направлении только интерес расширения границ государства, Чижов же рассматривал ее как единение православных славян и пытался убедить друга в искренности намерений, не преследующих никаких территориальных выгод. Согласия старым товарищам так и не удалось достигнуть, каждый остался верен своим убеждениям.
Что касается славянофильских убеждений Чижова, Пече-рин их категорически отвергал и критиковал: "Я чрезвычайно уважаю твой патриотизм, но, признаюсь, никак не могу следовать за тобою в твоем идолопоклонстве русскому наро-
54 Письмо В.С. Печерина к Ф.В. Чижову от 20 октября 1872 года // Там же. Карт. 45. Ед. хр. 20. Л. 11.
ду... Мне надобно жить всемирною жизнью..."55. Чижов, как и 20 лет назад, не принял такого суждения друга и остался убежденным, что тот просто не вник в глубь его убеждений.
Читая рассказы Чижова о его промышленной деятельности, Печерин радуется успехам друга: "Мне чрезвычайно нравится твоя деятельность. Железные дороги — существенная потребность России. Это артерии для ее кровообращения"56.
На страницах писем они начинают обсуждать необходимость технического образования в России. Здесь у них было полное единодушие. В домашних условиях Печерин начинает проводить химические и электрические опыты и даже обзаводится физическим кабинетом. В свою очередь Чижов, понимая необходимость наличия для России собственных технических кадров, начинает всемерно поощрять открытие в стране реальных училищ.
Нельзя опустить и такую важную сторону отношений Чижова и Печерина, как религию. В конце 60-х — начале 70-х гг. Печерин пришел к веротерпимости. Он всей своей сущностью стремится к передовым людям, "слышит предсмертный бред католицизма"57, видит, как "консервативная, аристократическая, придворная церковь — задушевная приятельница всех деспотов, прикрывшая своею мантиею вековые злоупотребления власти, — вдруг превратилась в отчаянно-революционную демократическую: ее священники сделались демагогами, вождями невежественной и буйной черни"58, но никак не может вырваться из пут католицизма. Чижов не понимал такого поведения друга, ведь в былые времена он был полон решимости, почему же сейчас у него не хватает сил "расстаться с католическим священством", когда он видит в нем "источник зла". Чижов сам находит ответ на поставленный вопрос: "Необходимость получать средства к жизни. Но какая же это независимость — жить наперекор самым задушевным убеждениям?.."59 И.С. Аксаков в письме к Чижову от 21 сентября 1872 г. так выскажет свое мнение по этому поводу: "Печерин... браня католичество, остается католическим священником, отчасти ради средств существования, — отчасти же, я думаю, потому, что он утратил способность даже ощущать живо что-
55 Письмо от 16 декабря 1866 года // Там же. Л. 23.
56 B.C. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 307.
57 Там же. С. 288.
58 Там же.
59 Дневник Ф.В. Чижова. Запись от 18 сентября 1872 года // РГБ. Ф. 332. Карт. 2. Ед. хр. 11. Л. 19.
либо, и в своей отвлеченности равнодушно относиться к противоречию поступков с мыслью"60.
Говоря о дружеских отношениях Чижова и Печерина, невозможно не сказать о хлопотах Чижова по опубликованию мемуаров Печерина. "Непременно понадобится оправдаться перед Россиею"61, "моя защита перед Россиею, особенно перед новым поколением"62 — вот какое значение имели для Печерина его мемуарные письма к Чижову. Печерина очень огорчали постоянные переносы сроков напечатания его "Apologia pro vita mea" ("Апология моей жизни"), которые были вызваны "железными когтями" цензуры. Он хотел остаться в памяти россиян: "Я теперь адресую свои записки прямо на имя потомства... Будет только темное предание, что, дескать, в старые годы жил-был на Руси какой-то Владимир Сергеев сын Печерин: он очертя голову убежал из России, странствовал по Европе и, наконец, оселся на одном из британских островов, где и умер в маститой старости. А память о нем сохранил еще больший чудак Федор Васильевич Чижов, питавший к нему неизменную дружбу в продолжение сорока с лишком лет..."63.
В начале 1878 г. к Печерину вернулось нераспечатанное письмо, которое он адресовал своему "неизменному" другу, следующего содержания: "Наконец, всякому терпению есть конец. Скажи ради Бога, что сталось с тобою, любезный Чижов? Твое последнее письмо лежит у меня на столе. Оно от 10 октября, а теперь по-вашему 11 января, стало быть, три месяца. Ты никогда не оставлял меня так долго без ответа. Что же это значит? Если ты так сильно болен, что писать не можешь, то мог бы уведомить меня через какое-нибудь третье лицо. Не забудь, что ты единственная и последняя моя нить, связывающая меня с Россиею — если она порвется, то все прощай. В крайнем недоумении, не зная ни как, ни что, я больше писать не могу и с нетерпением буду ожидать ответа. Твой В. Печерин"64. Ф.В. Чижов скончался утром 14 ноября 1877 г. Ниточка связи Печерина с Россией прервалась...
60 Письмо И.С. Аксакова к Ф.В. Чижову от 21 сентября 1872 // Там же. Карт. 15. Ед. хр. 8. Л. 13.
61 В.С. Печерин. Замогильные записки (Apologia pro vita mea). С. 235.
62 Там же. С. 234-235.
63 Там же. С. 168-169.
64 Там же. С. 311.
Весь архив Ф.В. Чижова по его завещанию был передан в Румянцевский музей, а мемуары B.C. Печерина изданы лишь в 1932 г. под названием "Замогильные записки".
Вернемся на 40 лет назад. Мы найдем в дневнике А.В. Ни-китенко запись по случаю выпуска из университета от 6 февраля 1832 г.: "Мы обедали в трактире Гейне на Васильевском острове... Печерин написал к этому дню и прочел прекрасные стихи. Это человек с истинно поэтическою душою. В нем все задатки доблести, но еще нет опыта в борьбе со злом. Выйдет ли он в заключение победителем из нее?"65 Как покажет время, вся жизнь Печерина — борьба, но в большей степени борьба не со злом, а с самим собой, со своими убеждениями и душевными порывами. Только вот вопрос "Выйдет ли он в заключение победителем?" так и остается до сих пор без ответа... Он был словно листок, далеко унесенный ветром, но всю жизнь тянувшийся к своему родному дереву. А Федор Васильевич Чижов стал тем, кто на протяжении долгих лет помогал Печерину не улететь как можно дальше от родины, был его связью с Россией...
Поступила в редакцию 21.09.2007
65 Никитенко А.В. Дневник. Т. 1. С. 113.
