CC BY
20Humanity space International almanac VOL. 4, No 5, 2015: 936-941
Наука, философия и богословие в понимании протоирея
Сергия Булгакова
С.М. Половинкин
Российский государственный гуманитарный университет 125993, ГСП-3, г. Москва, Миусская площадь, д. 6 Russian State University for the Humanities Miusskaya area. 6, Moscow 1255993 Russia e-mail: rsuh@rsuh.ru
Ключевые слова: наука, философия, богословие, Булгаков, софийность. Key words: science, philosophy, theology, Bulgakov, sofijnost Резюме: Булгаков представил всю историю философии как трагедию. Самопознание разума есть постижение своих реальных границ. На этом пути разум сознаёт, что самое основное стремление разума - к логическому монизму, т.е. к логически связному и непрерывному истолкованию мира из одного начала, оказывается неосуществимым и абсолютная система философии невозможной. Но если невозможна философия, то возможно и необходимо философствование, необходима рефлектирующая работа разума, которая приводит к осознанию антиномичности религиозной философии. Abstract: Bulgakov presented the entire history of philosophy as a tragedy. Self-knowledge of reason there is a comprehension of their real borders. In this way the mind knows that the most basic desire of the mind-a Boolean monism, i.e. the logical communication and continuous interpretation of the world from one beginning, turns out to be unfeasible, and the absolute system of philosophy. But if philosophy is impossible, possible and necessary reflexions needed work philosophy of mind that leads to awareness of the аntinomosis religious philosophy. [Polovinkin S.M. Science, philosophy and theology in understanding priest Sergio's Bulgakov]
Софийность науки. Изначальная софийность мира есть основа производной софийности науки: «Она чужда Истине, ибо она - дитя этого мира, который находится в состоянии неистинности, но она - и дитя Софии, организующей силы, ведущей этот мир к Истине, а потому и на ней лежит печать истинности, Истины в процессе, в становлении». Хотя наука и чужда Истине, она может существовать только в предположении Истины. Наука вызывает к жизни «научный космос»: «Наука вызывает из сумрака мэона научный космос, пробуждает дремлющее мэоническое бытие к жизни и, следовательно, постольку вообще расширяет возможности
жизни, её универсальность и полёт». Идеальным пределом научного знания является проникновение к космосу-Софии: «В трудовом, хозяйственном процессе наука проникает чрез кору и толщу хао-космоса к идеальному космосу, космосу-Софии. Мир предстаёт тогда, действительно, как единство, но не в канто-лапласовском смысле. Единство это выразит не абстрактная формула мирового детерминизма, но организм идей, механическое же единство его лишь отражает в опрокинутом и искаженном образе. Таков идеальный предел научного знания» . Булгаков верил, «что и наука увидит Бога».
Философия всегда на чём-то «ориентируется», т.е. имеет перед собой в качестве последней руководящей и непосредственной «преднаходимой» данности. Такое ориентирование есть акт свободы. При множественности ориентировок существует множественность путей философской мысли, т.е. «не может быть единой философской системы».
Философия родится из жизни и ориентируется по жизни: «...философская рефлексия есть саморефлексия жизни». В жизни рождаются и философия, и наука: «Жизнь есть то материнское лоно, в котором рождаются все её проявления: и дремотное, полное бесконечных возможностей и грёз, ночное сознание, и дневное, раздельное сознание, порождающее философскую мысль и научное ведение, - и Аполлон, и Дионис». Жизнь есть конкретное единство логического и алогического: «Вся жизненная действительность идеально-реальна во всех своих изгибах, она алогично-логична». Философское творчество подобно художественному, «ибо философская система есть тоже своего рода художественное произведение, «поэзия понятий»».
Наука и философия различаются не своим объектом, но способом рассмотрения объекта: «Наука вырезает для себя куски действительности и изучает их так, как будто бы это и была вся действительность. Наука дробит жизнь, разлагая действительность на отдельные части, из которых она затем складывает свой механизм. <...>Наоборот, философия мало склонна к детализации, которая так отличает науку. <...>Она рассматривает мир и отдельные его стороны как целое, в свете строения этого целого. Можно, пожалуй, выразиться и так, что
философия ищет уразумения жизненного смысла и значения явлений, в отдельности изучаемых наукой». Наука схематизирует законно, но незаконны её притязания на исчерпание схемами живого бытия. У науки объектное отношение к жизни, омертвляющее эту жизнь: «Наука творит заведомое мироубийство и природоубийство, она изучает труп природы, она есть анатомия и механика природы, такова её биология, и физиология, и психология». Наука способна онтологизировать себя: «Этому условно-прагматическому механическому мировоззрению науки нередко придаётся онтологическое истолкование, согласно которому мир не только научно познаётся как механизм, допуская механическую в себе ориентировку, но и есть механизм, и на основании этого механизма истолковывается всё бытие».Так возникает «научное мировоззрение», которое не есть просто теоретическое заблуждение, но есть ущерб жизни, её обморок, сопровождаемый обмороком и природы, её «мертвенная бледность, бесчувствие, но не смерть». Над оживлением природы работает человек: «Омертвевшую тварь он старается согреть теплотой своей жизни». Сам Булгаков мучительно изживал из себя «научное миросозерцание»: «О, я был, как в тисках, в плену у «научности», этого вороньего пугала, поставленного для интеллигентской черни, полуобразованной толпы, для дураков! Как ненавижу я тебя, исчадие полуобразования, духовная чума наших дней, заражающая юношей и детей! И сам я был тогда заражённый, и вокруг себя распространял ту же заразу...».
Богопознание как откровение. Катафатическое богословие возможно лишь в кенозисе Бога в мир через откровение. Катафатическое богословие «возможно не чрез человеческое восхождение в мир божественный, каковое было бы совершенно непосильным и недоступным для тварного сознания, но лишь чрез снисхождение от мира Божественного к миру тварному, т.е. Собственное самооткровение Божие, притом такое, которое может быть принято человеком, ему доступно. Доступность же эта основана, конечно, лишь на том, что божественное существо становится в известной мере и человеческим, почему человек из себя и чрез себя, чрез своё
самопознание, приобщается к богопознанию. <...> Такое самооткровение может быть лишь собственным делом Божиим в сотворении человека. Это самооткровение и совершено Богом, как основа бытия человеческого, а в нём и всего творения. Человек сотворён Богом по образу Божию, который становится чрез это тварным богом. Это ens reaПssimumустанавливает мост онтологического отождествления между творцом и творением чрез обожение последнего, и оно уже изначально установляет положительное соотношение между Образом и Первообразом. <...>Исходная аксиома откровения состоит именно в том, что существует со-образность между Божеством и человечеством».
Религия и «религиозная философия». Булгаков ставит вопрос о возможности существования «религиозной философии», о возможности сочетания догматической религии и свободной философии: «Совместим ли догматизм религии с священнейшим достоянием философствования, его свободой и исканием истины, с его правилом - во всём сомневаться, всё испытывать, во всём видеть не догмат, а лишь проблему, предмет критического исследования?».Философия есть свободное искание, но свободное искание Бога: «Разумеется, философия неизбежно стремится при этом к абсолютному, к всеединству, или к Божеству, насколько оно раскрывается в мышлении; в конце концов, и она имеет своей единственной и универсальной проблемой - Бога, и только Бога, она тоже есть богословие, точнее - богоискание, богоисследование, богомышление. Философия, насколько она себя достойна, проникнута amor Dei intellectualis, особым благочестием мышления. Но для философии существует лишь отвлеченное, абсолютное, только постулат конкретного Бога религии, и своими силами, без прыжка над пропастью, философия не может перешагнуть от «бога интеллектуального» и «интеллектуальной любви к нему» к личной любви к живому Богу. <...> Мышление есть Абсолютное в философии, тот свет, в котором логически возникает и мир, и Бог. В этом своём проблематизме, философия по существу своему, есть неутолимая и всегда распаляемая «любовь к Софии», найдя удовлетворение, она замерла бы и прекратила бы своё существование». Восприятие догмата есть деяние свободы,
деяние внутреннего самотворчества человека: «Поэтому догмат оплодотворяет, но не насилует, ибо это есть вера человека, его любовь, его чувство жизни, он сам в свободном своём самоопределении. Поэтому свобода философии не есть пустота и безмотивность, творчество из ничего или Гегелева бытия, которое есть и ничто, из отвлечённости, ни от чего не отвлекаемой, ничем не оплодотворяемой. Свобода философии заключается в её особом пути искания, постижения. То, что человек ведает как религиозный догмат, он хочет познать и как философскую, теоретическую истину. <...> Свобода философствования, как и всякая свобода, имеет в себе известный риск, но в свободе и состоит её царственное достоинство. Религии в философии ценна сотрудница (апсШа),но бесполезна раба». Если философии доступна лишь истинность, но не сама Истина, то путь философии есть «постоянное постигание, без окончательного постижения».
Трагедия философии. В своей книге «Трагедия философии» (книга написана в Крыму в 1918-1922 гг.; впервые издана на русском языке в 1993 г.) Булгаков представил всю историю философии как трагедию. Истоки трагедии в том, что «действительное не только разумно, но и внеразумно». А человек «восхотел системы: другими словами, он захотел создать (логически) мир из себя, из своего собственного принципа - «будете как боги» <Быт. 3,5> - но эта логическая дедукция мира невозможна для человека». Монистическая система мира есть потребность разума: «Логический монизм, являющийся естественной потребностью разума - ratio - и уже подразумевающий возможность адекватного,
непротиворечивого миропознания, составляет неустранимую черту всякой философской системы, которая смутно или отчётливо, инстинктивно или сознательно, робко или воинствующе притязает быть абсолютной философией и свой эскиз бытия рассматривает как систему мира».Такая система не знает ЫаШБ'ов-разрывов. Однако «разум есть не первое, а второе, не изначальное и не самопорождающееся, но возникающее и рождающееся в том, что онтологически первее разума, то и сила его соотносительна тому, в чём он рождается, что служит для него объектом его познания». Разум рождается в
самооткровении сущего, и в то же время разум «самоотчётен и самозаконен в своём пути и в своём деле». Состояние разума имеет разные степени, «есть более или менее разумный разум»: 1) здравый смысл или обычный практический разум; 2) «рассудок есть неразумный разум, мудрость которого является ограниченностью перед лицом разума, а в то же время он есть всё-таки сила мысли, ума»; 3) разум. Самопознание разума есть постижение своих реальных границ. На этом пути разум сознаёт, «что самое основное стремление разума - к логическому монизму, т.е. к логически связному и непрерывному истолкованию мира из одного начала, оказывается неосуществимым и абсолютная система философии невозможной». Но если невозможна философия, то возможно и необходимо философствование, необходима рефлектирующая работа разума, которая приводит к осознанию антиномичности религиозной философии. Первородный грех поражает разум, «закрывая пламенным мечом Херувима - антиномиями, доступ к древу райского познания».
ЛИТЕРАТУРА
Булгаков С.Н. 1911. Два града: исследования о природе общественных
идеалов. В 2-х тт. T. 2. М.: Путь. [3], 313 с. Булгаков С.Н. 1990. Философия хозяйства. Ч. 1. Мир как хозяйство. М.: Наука. 412 с
Булгаков С.Н. 1993. Трагедия философии (философия и догмат): точинения в 2 тт. Т. 1. Москва.
Булгаков С.Н. 1994. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М.: Республика. 414 с.
Булгаков С.Н. 1996. Тихие думы. Сост., подгот. текста, коммент. В.В. Сапова.
М.: Республика. 510 с. Булгаков С.Н. 2000. Агнец Божий. Ч. 1: О Богочеловечестве. М.: Общедоступный православный университет, основанный прот. Александром Менем. 464 с. Струве Н.А. 2000. Братство Святой Софии. Материалы и документы. 19231939. Сост. Н.А. Струве. М.; Париж: Русский путь; YMCA-Press, 336 с.
Получена /Received: 10.10.2015 Принята/Accepted: 25.10.2015
