CC BY
3
УДК 39+929 Ксенофонтов
E.H. Романова
Научное творчество Г.В. Ксенофонтова в рамках евразийского проекта*
Статья посвящена анализу этнографических работ Г.В.Ксенофонтова в контексте евразийской народоведческой концепции. Автор разбирает основные концепты евразийства: системный и комплексный подход, месторазвитие, взаимосвязь среды, этноса и культуры в исследованиях якутского ученого и приходит к выводу о развитии традиций евразийства в его работах.
Ключевые слова: сибирское областничество, евразийство, ландшафт, месторазвитие, культурная память, среда, религиозная культура, культ предков.
ЭТНОГРАФИЯ
Научное наследие яркого представителя якутской интеллигенции, сибирского этнографа Гавриила Васильевича Ксенофонтова (1888— 1937), основателя национальной этнографической школы в контексте евразийского дискурса не становилось темой специального исследования. В этой связи стоит лишь упомянуть монографический труд Н.Н. Дьяконовой «Якутская интеллигенция в национальной истории» (Новосибирск, 2003), где автор впервые проанализировала концепцию становления и развития якутского этноса, разрабатываемую Г.В. Ксенофонтовым на фоне евразийских представлений. Так, по мнению ученого, в якутском обществе тогда существовала «срединная» концепция, сближающаяся с евразийской. Осознавая, что Якутия есть неотделимая часть России, они рассматривали и саму Россию как часть Востока [Дьяконова, 2003]. Как известно, евразийцы (Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский, П.Н. Савицкий и др.) подчеркивали роль монгольского и татарского элементов в складывании русского этноса. Формирование евразийской концепции Г.В. Ксенофонтов, по всей видимости, проходило в период студенчества в Томском университете (1908—1912).
Став студентом юридического факультета, Ксенофонтов сразу погружается в «вольнолюбивую» демократическую студенческую атмос-
феру: увлекается идеями сибирского областничества, посещает научный кружок «Сибиреве-дение». Как известно, деятельность «Сибирского кружка томских студентов» предусматривала создание благоприятных условий для изучения студентами Сибири и «культивирования в них научного интереса к своей родине» [Шиловский, 1995]. Его почетными членами, были выдающиеся исследователи Сибири Г.Н. Потанин и А.В. Адрианов. Именно в годы учебы Г.В. Ксенофонтова кружок разрабатывал вопрос создания в Томском университете кафедры сибиреведения. Примечательно, что члены кружка были первыми, кто услышал известный доклад Г.Н.Потанина «Областническая тенденция в Сибири». Зараженные идеей областничества, члены кружка занимались пропагандой автономистских взглядов среди интеллигенции [Там же].
Выделяя «томский период» в жизни ученого, следует отметить, что в формировании его научных и политических взглядов сыграли определенную роль такие крупные ученые, как Г.Н. Потанин, который одновременно являлся идеологом сибирского областничества, и продолжатель его идей — этнограф А. Адрианов. Сравнительные исследования по сибирскому областничеству и евразийству показали сходство многих взглядов сибирских областников и
* Статья написана в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» по проекту: «Антропология вечной мерзлоты: ландшафт, жизнедеятельность, ритуал (на примере северных тюрков саха)».
© Е.Н. Романова, 2012.
евразийцев. Ранние истоки евразийства прослеживаются в трудах Г.Н. Потанина и Н.М. Яд-ринцева: подход к исследованию взаимовлияния западных и азиатских народов не только с позиций чисто академического интереса, а гуманистического посыша о спасении аборигенных этносов от вымирания, приобщения их к европейской цивилизации, при сохранении национальной самобытности; выделение Сибири и прилегающих территорий Центральной Азии как региона, сыгравшего особую роль в истории цивилизации, как прародину евроазиатских народов и эпицентр развития их культуры [Шиловский, 1999].
Если обратиться к теории этноса в работах евразийцев, то следует отметить системный подход к изучению этногенеза с использованием данных лингвистики, антропологии, археологии, географии; признание возможности смены этнической идентичности. Одним из решающих факторов в развитии народов является взаимодействие этноса и среды. Важнейшими пространственными характеристиками этноса становятся понятия: Евразия и место-
развитие. Евразийские представления об этносе включали в себя признание этноса (народа) симфонической личностью. Этот концепт должен быш обыединить такие понятия, как «народ», «культура», «общество» [Панченко, 2011].
Анализируя этнографические работы Г.В. Ксе-нофонтова в рамках евразийской концепции, в первую очередь обращаешь внимание на комплексный подход ученого к изучениию этногенеза — с использованием данных лингвистики, археологии, географии, права, фольклора, а также признания роли номадов в создании единого общеевразийского государства.
Одним из важных элементов концепции развития этноса Г.В. Ксенофонтова является этногеографический подход: связь ландшафта, этноса и культуры. Труд «Ураангхай-сахалар. Очерки по древней истории якутов», увидевший свет в 1937 г. в Иркутске, вышолнен в этом исследовательском ключе. Автор развивает тезис о формировании новых этносов в результате изменений природных ландшафтов и миграций, вариативности, трансформации этнической культуры на перекрестье географиче-
ских зон, где происходили сложные процессы взаимодействия языковых и культурных традиций. Так, по мнению ученого, ландшафт формировал особые модели культур, вносил свои вариации. Действительно, центральным текстом исторической памяти якутского этноса выступает легендарная история народа, где актуализируются механизмы «помнящей культуры» — культуры воспоминания о своем героическом прошлом и сакральной биографии. Историческая гипотеза о южном происхождении саха и движении протоякутских племен из Прибайкалья на север манифестируется в поэтическом языке олонхо, свидетельствуя о его связях с южной культурой. Этнокультурными индикаторами границ исторического ландшафта Прибайкалья выступают артефакты, топонимы, эпос, предания о юге как воображаемом пространственном образе и архаичный духовный универсум, относящийся к «фигурам воспоминания».
Сакрализация и мифологизация Прибайкалья как историко-культурного ландшафта, по всей вероятности, была связана с метафорой юга. Анализируя устную историю якутов, нельзя не выделить их основную сюжетную линию «Мы якуты, — с юга. Юг — сердцевина народов» (по В.Серошевскому). Таким образом, координаты юг—центр — север—периферия характеризуются как важные компоненты при формировании пространственного континуума этнотерриториальных групп. Как известно одним из основных критериев этнической идентичности народа является территория его обитания, которая в культурной памяти этноса устойчиво ассоциируется со сложившимися веками образами исторического и географического пространства.
«Месторазвитие—этнос—вера» (южные элементы в этнической культуре саха). В неопубликованном исследовании «Скифский миф о культурном зяте, прародителе народа в якутском мифологическом эпосе» Г.В.Ксенофонтов отмечал особенность традиционной культуры саха как своеобразного изолята: «религиозный быт якутов интересен в том отношении, что они до позднего времени сохранили основные черты той религиозной идеологии и обрядовых правил, которые в степной зоне рано выродились под натиском оседло-земледельческой культуры и ее писаных религий: на востоке — буддизма, наступающего через Китай и Тибет, и в степях, прилежащих к Туркестану, — магометанства, и на Западе, в южно-русских и венгерских степях, — христианства. В этом отно-
шении обширный якутский край, приютивший степных коневодов дочингизовой эпохи, может рассматриваться как оазис древнего номадизма или скифизма, чудесно сохранившийся до эпохи возникновения европейской научной этнологии и фольклористики [Архив ЯИЦ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 36. Л. 1].
Народ саха — «люди солнечных лучей, с поводьями за спиной», это метафорическое название якутов как нельзя лучше отражает степную культуру и сопряженный с ней богатый духовный мир. Оказавшись изолированными от центра бурных политических событий (образование раннесредневековых кочевых империй), самые северные скотоводы сумели сохранить элементы, относящиеся к раннему этапу формирования их культуры (постройки, украшения, орнаментальное искусство, культ Неба, сезонные кумысные празднества и др.). В этой связи весьма справедливым является высказывание известного специалиста сибире-веда Д.Г. Савинова: «...если мы хотим представить себе хотя бы приблизительно этнографический облик культуры населения северных районов Центральной Азии и Южной Сибири до образования Древнетюрких каганатов, очевидно, следует обратиться к якутской палеоэт-нографии» [Савинов, 2010].
Продолжая иллюстрации яркой кочевнической культуры в якутской традиции, остановимся на древнетюрских молениях Небу, восходящих к хуннским сезонным празднествам.
Ысыах представляет собой сложное, многофункциональное явление, в котором отразились черты хозяйственно-культурной, социальной, этнической и духовной жизни якутов на разных этапах их исторического развития [Романова, 1994].
Особое место на Ысыахе отводилось почитанию предков. В молениях Небу большое значение имело место обитания духов предков. Одним из архитектурных символов культа предков на Ысыахе была ритуальная белая берестяная ураса—Могол Ураса. По мифологическим традициям, ее впервые воздвиг демиург якутской культуры Эллэй с тем, чтобы объединить вокруг себя людей и стать родоначальником народа саха. Одной из черт богатого и родовитого человека, имеющего власть в обществе, была его некая божественность, связь с небесным началом. Здесь нельзя не упомянуть, что первопредок Эллэй при произнесении молитвы верховным божествам произносил следующие слова: «Я тоже создан, живу по велению Чынгыс Хана и Одун-Хаан, будучи связан с матерью-землей как бы тонкой волосяной
бечевкой, а по Всей Вселенной будучи прикреплен тонкой нитью» [Ксенофонтов, 1978]. В традиционной картине мира божества судьбы и рока Джылга Хаан, Чынгыс Хаан, Одун Хаан — воплощение созидательного начала, волеизъявление самого Неба. По С.Ю. Неклюдову, универсальный круг мифологических ассоциаций: душа—жизнь—судьба, символически воплощаемых в образах «нити» и «пути», характерен для всего тюркомонгольского мира [Мифология... ].
Культовое сооружение Могол ураса было своеобразным храмом предков, где в присутствии избранной публики (женщины не допускались) проходил центральный момент праздника Ысыах — обряд держания чаш в честь небесных божеств и духов предков.
В материалах Г.В.Ксенофонтова можно обнаружить список упоминаемых божеств и духов на празднике Ысыах, происхождение которых восходит к культу предков. Обратимся к показаниям якутов о порядке совершения праздника Ысыах во 2-м Одунинском наслеге Западно-Кангаласского улуса (Июль. 1921).
Приведем название божеств и духов, к которым обращались на Ысыахе:
1. Юют таас юктэллээх Юрюнг Айыы Тойон — восседающее на троне молочного изобилия (дословно — опирающееся на молочный камень) Белое божество.
2. Алтан Сабара, ала бюлгюн, атара куту-рук Хомпоруун Хотой Тойон — эпитеты духа Хотой (дух древнего легендарного царя. — Е.Р.), «живущего в орле» .
3. Уордаах Джюсэгэй — гневный Джюсэгэй (бог — покровитель конного скота).
4. Нэлбэй Иэйэхсит,Сиэллээх Айаама дар-хан Хаан Айыысыт. Две богини, функции которых в сознании современных якутов перепутались и отчетливо не различаются, но [под] Иэйэхсит нужно разуметь богиню Ыныхсыт, покровительницу рогатого скота, а Айыысыт — богиня чадородия, семьи и брака.
5. Монгнгол Тойон. Монгнгол Хотун
6. Эджээн Айыы. Это понятие устарело. Эджээн Айыы в религиозной поэзии обычно противопоставляется хороон айыы. Это, нужно думать, общее наименование целого разряда чтимых духов. Эджээн, собственно говоря, есть древняя форма якутского слова «иччи» — хозяин, владетель. Собственник, господин, соответствующий бурятскому — эжин, эзэн, эц-зен с теми же значениями, но в монголо-бурятском языке — эжин-хан, эцэн-хан, по преимуществу, значит, монарх, повелитель, самодержец, южные монголы, у которых сохранил-
ся религиозный обычай поклонения духу Чин-гис-Хана, его священным останкам, юрту, в которой хранятся якобы его кости, называют по словам Г.Н. Потанина, «эджээн хоро» [Потанин, 1885]. В преданиях монгол Чингис-Хан часто именуется просто эдзээном.
На основании приведенных данных можно предположить, что под «эджээн-айыы у древних якутов понимались духи умерших ханов, которые составляли особый род духов покровителей княжеских родов и должны были почитаться при устройстве ысыахов наряду с прочими духами. Кроме этих айыы у якутов существуют и другие разряды «айыы», о которых мы будем говорить особо.
7. Аан Улхан-Эсэ — дух домашнего очага.
8. Кёкёёнёй-Уус, Сомогочоон Уус, Кёмёр-джюлюю-Уол — духи кузнечного искусства. Эти имена — обычные эпитеты легендарных кузнецов. Известных по якутским богатырским былинам. Таким образом, и мифологические кузнецы входят в состав поминаемых и почитаемых святых — айыы буолбуттар — ставших духами-покровителями» [Архив ЯНЦ... Ф. 1. Оп. 4. Д. 12].
Итак, Г.В.Ксенофонтов впервые в якутской историографии ставит вопрос о развитом культе предков у якутов (культ умерших знатных ханов, почитание знатных кузнецов, символы / духи — заменители умерших)
Продолжение темы культа предков как «фигуры воспоминания» получило развитие в неопубликованной работе «Культ знатных дев у якутов» [Архив ЯНЦ. Ф. 4].
Исследование посвящено анализу древнего культа, связанного с почитанием богатых дев, умерших до замужества и ставших после смерти юер. По определению Г.В.Ксенофонтова, юер—душа человека, когда-то жившего на земле. Так, ученый пишет: «Среди юерей исключительное положение занимают души дочерей знатных людей, умерших до замужества, но уже созревшими невестами. Если умершая была единственной дочерью при родителях, любимицей, отличалась примерной красотой, то родители приглашали шамана и заставляли совершить особый обряд вселения души умершего в приготовленную куклу. Затем, эту куклу наряжали и ставили в передний угол юрты (басык усук — изголовье почетных нар). Во всех семейных торжествах, когда подавали праздничные угощения — перед иконой умершей ставилась лучшая закуска до вкушения её людьми. Если родители приходили, побыв где-либо в гостях или в отдаленной поездке, духу дочери обязательно приносились гостинцы. Кроме того, время от времени ей делали цен-
ные подарки, подвешивая к фетишу дорогую пушнину или прочие ценные безделушки. Таким образом, создавался своеобразный семейный культ. Каждый член семьи обязан был всеми мерами чтить память об умершей, остерегаясь произносить ее собственное имя, дурно отзываться о ней и т.д. Если в семье случались какие-либо удачи, особо счастливые верили и приносили духу девы благодарение, выражая это угощениями и подарками» [Там же, л. 12].
В этнографической литературе отсутствуют сведения об умилостивительных обрядах божеству-деве. Данный культ передавался из рода в род по нисходящей линии. Представители этой фамилии обязаны были время от времени устраивать в честь фамильного божества праздники с угощением собравшегося народа кумысом, посвящением кобышиц особой масти. Обряд посвящения скота деве-божеству совершался в течение трех лет (в летнее время и сопровождался кумысопитием). По традиции только самые знатные и богатые якуты сохраняли культ своих умерших дочерей, передавали будущим поколениям. В культурной памяти народа сохранились мифы, по которым Омо-гой, один из прародителей якутов, совершал летний обряд посвящения кобышицы1 определенной масти своей умершей дочери-красавице. Ксенофонтов не связывал происхождение этого культа со злым духом — юер, причиняющим болезни, считая это результатом позднейшей эволюции религиозныгх понятий, отчасти влиянием православия [Там же, л. 13—14].
Таким образом, у якутов существовал обычай изготовления изображений богатых умерших дев в виде антропоморфных фигур (кукол), которым поклонялись. Все это наводит на мысль о развитии у якутов самостоятельного семейно-родового культа предков.
Итак, на примере южного наследия культуры — культа предков якутов, приведенного в исследованиях Г.В.Ксенофонтова, можно заключить, что ученый большое внимание уделял
не только «месторазвитию», среде и вере, но и культурной памяти (память и история, память и традиции). Для него одним из концептов этнич-ности наряду с основными этническими маркерами выступает память, скрепляющая этнос.
ЛИТЕРАТУРА
Архив ЯНЦ СО РАН. Ксенофонтов Г.В. Ф. 4. Оп. 1. Д. 36. Л. 1.
Архив ЯНЦ СО РАН. Ксенофонтов Г.В. Ф. 4. Оп. 1. Д.102.
Архив ЯНЦ СО РАН. Ксенофонтов Г.В. Ф. 1. Оп. 4. Д. 12. Л. 25-26.
Дьяконова H.H. Якутская интеллигенция в национальной истории. — Новосибирск, 2003. — С. 180.
Ксенофонтов Г.В. Эллэйада. — М., 1978. — С. 77.
Мифология тюрских и монгольских народов // Тюркологический сборник. — М., 1981. — С. 197.
Панченко А.Б. Этническая проблематика в евразийском дискурсе: 1920—1990 гг. // Авт.реф.на соискание ученой степени к.и.н. — Сургут, 2011. — С. 19—21.
Потанин Г.Н. Поминки по Чингис Хану // Изв. Имп. Геграф. об-ва. — Т. 21. — Вып. 4. 1885. — С. 303—315.
Потанин Г.В. Тангуто-Тибетская окраина Китая. Т. 1. — С. 121 — 129.
Романова E.H. Якутский праздник Ысыах: истоки и представления. — Новосибирск, 1994. — С. 148.
Савинов Д.Г. Дотюркский пласт в палеоэтногра-фии якутов // Сибирский сборник 2 — к юбилею Евгении Алексеевны Алексеенко. — СПб, 2010. — С. 79, 68—81.
Шиловский М.В. Общественно-политическое движение в Сибири второй половины XIX — начале XX века. Вып. 1. Областники. — Новосибирск, 1995. — С. 88—89.
Шиловский М.В. Сибирские корни евразийства. Печатный аналог: Евразия: культурное наследие древних цивилизаций // Культурный космос Евразии. — Вып. 1. — Новосибирск, 1999. — С. 102—111.
E.N. Romanova
Scientific work of G.V. Kesnofontov within the framework of the Eurasian project
The article is devoted to the analysis of ethnographic works of G.V. Ksenofontov in the context of the Eurasian conception of the study of peoples. The author discusses the main concepts of Eurasian studies: systemic and complex approach, place of development (mestorazvitie), the interaction of environment, ethnos and culture in the research works of the Yakut scientist and comes to a conclusion concerning the development of the traditions of Eurasianism in his works.
Keywords: Siberian regionalism, Erasianism, landscape, place of development, cultural memory, environment, religious culture, the cult of ancestors.
