CC BY
161
заставляют читателя забывать, рифмует поэт или не рифмует свои стихи. Впрочем, это становится не столь уж и важным.
Сегодня, как одно из главных достоинств поэзии Дамбаева, нельзя не отметить его вклад в разработку, вслед за Н. Дамдиновым, так называемой, маленькой лирико-философской поэмы. Для того времени это была совершенно новая, еще мало разработанная поэтическая форма в бурятской поэзии. Именно в жанре лирической поэмы проявилась яркая индивидуальность поэта, его творческая самобытность, его мастерство. Назову лишь некоторые из поэм: «Памяти отца» («Абын дурасхаал»), «Пой, мой атом!» («Дуулыш, минии атом!»), «Вперед, мой поезд!» («Сэнхир хYлэг»), «Песня жизни» («Наhанай ду-ун»). Читая их, невольно вспоминаются слова В. Гюго: «Существует зрелище более прекрасное, чем небо: глубина человеческой души».
Д. Дамбаев в своих стихах много размышлял о поэзии, ее роли в жизни художника, тайнах литературного труда. В каждой стихотворной строке чувствуется уважение к творческой работе, стремление к совершенству, призыв к творческим высотам. Недаром поэта он сравнивал с птицей, парящей в небе, всегда устремленной ввысь.
Д. Дамбаева как большого поэта волновала мысль о том, какое поэтическое наследие он ос-
тавит после себя, как будут воспринимать его поэзию грядущие поколения, какое воздействие он оказывает на современников, на последующее развитие бурятской поэзии. Он предчувствовал, что имя его останется в веках. Этой теме поэт посвятил немало проникновенных строк. В стихотворении «Наказ» («Захяа») есть такие слова: Песни мои, останьтесь Памятью обо мне.
Только их пойте, люди.
На берегу Селенги моей
У голубых саранок
Посидите немного, вспоминая меня.
Седого времени эхо Слова мои не заглушит.
Бурятия, сын твой я.
Долго еще я буду Сердца беспокойно трогать Звуками песен моих (пер. А. Щитова) [Дамбаев, 1988, с.79-80]. Стихотворные строки поэта «Всегда на земле вечен / Поэзии мудрой свет» [Дамбаев, 1988, с. 42] - не пустая фраза. А выражение «Я в песнях весь и в стихах» [Дамбаев, 1988, с. 67] очень точно передает его предназначение на земле -быть поэтом. Значение Д. Дамбаева как художника слова, как классика бурятской литературы неоценимо, его вклад в развитие национальной поэзии весом. Его крылатая поэзия, без сомнения, будет жить всегда в сердцах и душах ценителей высокой поэзии.
Литература
1. Балданмаксарова Е.Е. Традиции и новаторство в бурятской поэзии: дис... канд. филол. наук. - Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1987.
2. Дамбаев Д. Живущий, да будь счастливым! / пер. с бурят.; предисл. Л. Тапхаева. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1988.
3. Дамбаев Д. Алтан зула. - Улаан^дэ: «Буряад унэн» сонин, 1998.
Балданмаксарова Елизавета Ешиевна, профессор кафедры зарубежной литературы Бурятского госуниверситета, доктор филологических наук. Тел.: (3012)457650; +7-9021601682. E-mail: liza.bur @ mail.ru
Baldanmaksarova Elizavetа Eshievna, professor, department of foreign literature, Buryat State University, doctor of рhilological sciences.
УДК 82.0(571.54)
© З.А. Серебрякова Национальный характер в романе Д. Батожабая «Похищенное счастье»
Проведенный в статье анализ образов романа Д. Батожабая «Похищенное счастье» выявляет аспекты и черты национального бурятского характера.
Ключевые слова: Д. Батожабай, бурятский роман, национальный характер, принципы изображения.
Z.А. Serebryakova
National character in the novel «Stolen happiness» by D. Batozhabay
The analysis of the images of the novel «Stolen happiness» by D. Batozhabay reveals the essential aspects and features of the Buryat national character.
Keywords: D. Batozhabay, Buryat novel, national character, principles.
Роман-трилогия Д. Батожабая «Похищенное счастье» («ТееригдэЬэн хуби заяан») (1965) -одно из самых масштабных произведений бурятской литературы, первая национальная историческая эпопея, отразившая переломный кризисный момент национальной истории, когда в полной мере раскрывается национальное самосознание, «дух народа». Это широкая панорама жизни не только бурятского народа, мышление художника тяготеет к соединению разных культур. Достоверно писателем воспроизведены национальные характеры представителей разных народов. В субъективно-художественной интерпретации опыта прошлого, роли человека, его нравственных усилий, дающих импульс истории, а нередко изменяющих ее направленность, видится заслуга бурятского писателя-романиста.
Наиболее многочисленны и обстоятельно выписаны образы бурят. Многие из них индивидуализированы и колоритны. Персонажей можно разделить на два лагеря: власть имущих - богачей, духовенства и угнетенных - носителей лучших человеческих качеств и черт национального характера. Среди последних выделяются образы борцов за социальную справедливость. В их характерах доминируют страстное стремление к справедливости, готовность к самопожертвованию.
Трагична судьба поденщика Галсана. Хозяин запер его в горящей юрте. Сильный и смелый батрак спасся, но стал горбуном, лишился невесты, а впоследствии превратился в бесстрашного защитника интересов трудового народа. Он спас Булада, которого чуть не задавили в толпе. Гал-сан учит людей думать, понимать причины событий. Недаром Шара-Дамба, один из тех, кто поддерживает Галсана, говорит о нем: « Ума на десятерых лам хватит. Люди изуродовали его тело, но не смогли изуродовать его душу». Сам Шара-Дамба, как и Галсан, отличается свободомыслием, не верит земным и небесным святым. Так, он в шутку предупреждает главного героя Аламжи, что вместе со скотом бедняки и сами могут попасть в дацанский котел. К этой группе героев отнесен и Булад, в описании которого мало индивидуальных черт и преобладает некоторый схематизм.
Все симпатии писателя отданы противоречивым и сложным натурам. Таков центральный герой Аламжи. С юности терпящий лишения и ради заработка отправившийся в Тибет, он потерял свою любимую жену Жалму - пока он был вдали от дома, недруги довели ее до потери рассудка, а также погубили их младшего сына, а старшего Булада ограбили.
Образ Аламжи соткан из противоречий. Наряду с богобоязненностью и покорностью в его
характере проявляются независимость, отвага и смелость. Из любви к Жалме он чуть не убил отца. Во избежание кары небес, как требовали предписания религии, возжег светильник от собственного пальца перед изображением Бодисат-вы. Надеясь, что благословение святого избавит его от бедности, он, тем не менее, активен в своей борьбе с нуждой, его натура требует справедливости в мире, где ей не место: всегда живущие в бедности люди продолжают зависеть от прихоти богатых соплеменников. Вернувшись на родину и отомстив главному врагу - Самбу-ламе, Аламжи покидает сочувствующих ему Шара-Дамбу и его друзей, не находит общего языка с Буладом и отправляется к хунхузам в Монголию. Он с горечью думает о себе, что прежде поклонялся богам, верил в добрые намерения людей, а теперь не верит никому и ни во что.
Судьба Аламжи соответствует сложности и трагической запутанности его характера, как, впрочем, сложности, суровости самой жизни. Всякий раз его благородство как бы испытывается судьбой, роковыми обстоятельствами. Он спас замерзающего в степи человека, а когда выходил его и подарил ему жизнь, за этот гуманный поступок был арестован и едва не подвергся суровому наказанию, т.к. спасенный оказался беглым политзаключенным. В схватках с разбойниками Аламжи отважен, во время работы прислужником в монгольской тюрьме из сострадания к узникам, содержащимся в нечеловеческих условиях, пытается помочь главарю хунхузов Ван-Тумэру, но уличен, избит и изгнан со службы.
Самоотверженный отец, Аламжи ради сыновей готовится к состязанию силачей, стремясь выиграть приз. На чужбине тоскуя о семье и отчаявшись, предпринимает неудачную попытку грабежа, не видя другого способа поскорее попасть домой. И жизнь этого трудолюбивого, физически сильного, неглупого человека сопровождает только бедность. Жалма думает о нем: «Всю жизнь он работал на чужих людей, везде его обижали, обманывали. Работал до кровавых мозолей, а юрты своей не нажил» [Батожабай, с. 38]. Трогательно он относится к старому коню, не позволяет его бить, прощается с ним как с живым существом.
Пронзительны страницы, где автор выводит образы сирот, особенно детей. Так, потеряв надежду найти свою семью, Аламжи усыновил сироту. Заботливо и терпеливо обучает и воспитывает чужих детей улигершин.
Жена Аламжи Жалма - сирота и до замужества была телятницей у Шаралдая. Казалось бы, в ее характере главенствуют покорность и безответное смирение. Вот она говорит мужу: «Зачем
искать правду? Люди поумнее нас давно отыскали ее... Покоряться богам да нойонам - вот и вся наша правда» [Батожабай, с. 38]. Несмотря на тяготы, любит радоваться красоте окружающей природы, обладает силой духа, мужеством, упорно противостоит домогательствам Самбу-ламы, вызвав его гнев. Следуя традиционным нормам поведения замужней женщины, держится в стороне от мужчин, не вмешивается в их разговор, не реагирует на восхищенные взгляды посторонних.
Покорные жертвы социальной несправедливости - не только женщины, например батрачки Долгор и Дарима, но и мужчины, прежде всего, отец Аламжи Наван-Чингиз. Могучий и неглупый, он теряется перед вышестоящими, предпочитает смолчать, когда его обманывают, ему неудобно сказать подлецу, что он подлец. После смерти жены пропил имущество и принуждал сына жениться на старой дочери богача. Кражу им скота у богачей трудно связывать с проявлением социального протеста. Вот почему в этом образе мы видим авторскую позицию, не исключающую сложность нравственного отношения и осмысления поступков героев.
Как типичная черта бурятского характера показано гостеприимство. Незнакомые бедняки угощают Жалму с детьми ужином, предлагают кров. В бурятских и монгольских степях Аламжи всегда находил стол и приют. Не обойдена вниманием религиозность бурят, которые могут пожертвовать храму даже последнюю корову.
В трилогии представители бурятского народа всегда окружены персонажами другой национальности. Галсан благодарен многим русским за помощь в его многотрудной жизни, крепко дружит с лесником Клименко. Среди друзей Алам-жи русский политкаторжанин, охотники-тунгусы, монголы, китайцы, с которыми он встречался в годы скитаний. Множество эпизодических героев подтверждают идею автора о толерантности бурят, так, Дондок неразлучен со Степкой; у Булада приемная мать - русская женщина, революционерка Искрова, которую он очень любит.
Вместе с тем автор романа очень внимателен к деталям не только психологического, но и ментального характера. Одна из национальных особенностей поведения бурят - сдержанность. Так, возчикам любопытно, за что арестован Аламжи, что ему говорил Туван-хамбо, но они из деликатности не расспрашивают. Обмениваясь традиционными вопросами о здоровье скота, бедняки делают вид, что не знают об отсутствии такового у собеседника, а сетуют, что их собственная телка погибла, давая собеседнику возможность
ответить аналогичной фразой. К чертам бурятского характера писатель относил умение украшать вещи: «Самый последний бедняк имеет нож, огниво, трубку, каждая вещь отмечена мастерством. Недаром путешественники писали, что произведения лучших бурятских мастеров соперничают и с тульскими, и с китайскими» [Батожабай, с. 89].
Большинство образов бедняков внушает симпатию и сочувствие, тогда как в изображении их обидчиков и угнетателей доминируют негативные краски. Зло в романе Батожабая многолико и воплощено в образах, которые можно дифференцировать и разделить на три группы.
Во-первых, это похитители счастья народа Самбу-лама, Лонхо и Далай. Жадный завистник Лама отплатил Аламжи за добро вероломством: услав его в Тибет, пытался соблазнить Жалму, а в ответ на ее сопротивление жестоко отомстил. Он назван страшным человеком, поправшим все законы, и именно он стал настоятелем Агинского дацана. Лонхо, с большими ушами, слезящимися глазами, глуповат с виду, но хитер и коварен: подстроил нападение на Галсана и пытался сжечь его, ограбил и прогнал Булада, избивал и пытался заживо похоронить Долгор. Автор замечает, что если бы собрать все слезы, выплаканные ею, их бы хватило, чтобы утопить самого Лонхо. У Далая за пазухой всегда есть камень для обидчиков. О нем говорят: «Покажи ослу пучок сена, он пойдет куда угодно; побряцай перед Далаем кошельком, он согласится на любую сделку» [Батожабай, с. 70].
Вторая группа - подручные богачей. Десятскому Шаргай-нойону Самбу-лама поручил отравить Галсана и Шара-Дамбу. Заседатель Луб-сан-нойон оскорбляет и избивает бедняков. И третья - это персонажи, лично к произволу и преступлениям непричастные, но морально ущербные. Бестолковый, скупой и уродливый богач Намдак, пьяница и обжора, честолюбец. Он злорадствует при виде арестованного Аламжи. Его жена груба, похотлива и так грузна, что руками переставляет ногу через порог. Патологически жадный тайша Намсарай никогда не платит батракам, собирает на ярмарке всякий хлам, пытается присвоить чужое золотое пенсне, по глупости надеясь заставить еще больше бояться себя. Приодевшийся в честь торжественного события, тайша тщится принять грозный вид, но окружающие не скрывают ненависти и презрения к нему. Гипертрофированно жаден и богач Шаралдай, в любой юрте забывающий все слова, кроме: «плати долг», «отдавай лошадь» и т.п. Нарушая обычаи, богачи отказывают в приюте и пище Жалме и ее детям. Поведение свя-
щеннослужителей далеко от святости. Настоятель дацана пьет, курит, нарушает другие запреты и мечтает вытянуть из верующих побольше пожертвований.
Огромную чуткость писателя ко всякому проявлению зла отмечал В.Ц. Найдаков: Батожабай «всюду, где только мог, не упускал случая прибегнуть к ироническому, сатирическому изображению его, помогающему ярче оттенить, подчеркнуть, выявить существенные стороны уродливых явлений действительности, вызвать к ним вполне определенное отношение» [Найдаков, с. 90].
Д. Батожабай воспроизвел образы некоторых реальных исторических деятелей. Большинство из них наделены чертами характера, поведения или облика, придающими им индивидуальность, а подчас яркий колорит и эмоциональную окраску. Так, придворный лекарь Петр Александрович (Жамсаран) Бадмаев - тонкий политик, крупный и удачливый коммерсант. Будучи гостем на своей родине, вмешивается в дела генерал - губернаторства, давая основания называть его вершителем восточных дел. Трилогия начинается с прибытия в Агинский дацан в 1884 г. Туван-хамбо, когда-то здешнего настоятеля, после обучения в Тибете ставшего доктором философии, учителем Далай-ламы XIII. Субъективность авторского отношения сказывается в его облике: это крайне прагматичный политикан и интриган, заинтересованный в сближении Тибета с Россией, склоняющий к этому Далай-ламу и беспощадно борющийся с оппонентами-сторонниками Англии. Организовав специальное послание Далай-ламы к генерал-губернатору и заручившись помощью Бадмаева, он добился разрешения российских властей строить дацаны в Забайкалье. Всегда предстает роскошно одетым, величавым, устремившим глаза поверх толпы. Он способен вслепую использовать подчиненных и даже жертвовать их жизнями.
Изображение характеров в трилогии Д. Бато-жабая подчинено главной идее - противостоянию похитивших счастье трудового народа и тех, чье счастье похищено богачами и другими угнетателями. В соответствии с этим интерпретируются образы и события, расставляются акценты. Так, беглый каторжник говорит Аламжи: «Бедняки никогда не будут врагами беднякам, хоть и разным богам поклоняются» [Батожабай, с. 26]. Писатель в духе своего времени сопровождает эпизод собственным комментарием: Аламжи не знал ничего о каторжнике, но помог ему, как может помочь в беде только бедняк бедняку. Очевидна авторская симпатия по отношению к беднякам.
Классовая подоплека системы образов соответствует самому времени: так, изображая волостную сходку, писатель передает привычный абсурд имущественного расслоения людей: «... рассаживались, как всегда, не по старшинству, не по заслугам, а по достатку: впереди самые богатые скотоводы, чины волостной управы, ламы, потом торговцы всякой мелочью, третьеразрядные чиновники, за ними середняки. У самых дверей те, кто пришел на сходку пешком» [Бато-жабай, с. 485]. Для советского историко-
революционного романа «классовость» подхода была обязательна и сказывалась в претворении канона положительного героя и обязательного воспитательного «урока»: например, в беседах улигершина с детьми преобладает призыв прогнать богачей и работать на себя.
Вместе с тем очевидна сложность человеческих судеб, не укладывающихся в прокрустово ложе схемы. Аламжи в своих странствиях встречает тех, чье поведение не зависит от социального статуса и степени богатства. Начальник почтовой конторы в Урге не раз помогал Аламжи, нашел ему работу. Сын богача Локсой в Лондоне поддержал Осора-ламу и помог ему вернуться на родину. Лубсан-нойон храбр, гордится воинскими наградами и знаменем полка. Намдак безошибочно определяет на скачках самого резвого скакуна, а также самого сильного борца. Нет явно отрицательных оценок и в образе Бадмаева.
В изображении священнослужителей писатель проводит грань между религией и ламством. Ламы развенчиваются как носители зла, потому что забывают о религиозных постулатах: например, своим «лечением» сводят больного в могилу, а ложь и лицемерие сопровождают их в готовности к преступлению. Улигершин, которому отведена роль своего рода высшей нравственной инстанции, говорит, что сам он верит богам, но не ламам, которые, как он объясняет слушателям, и придумали шолмосов и оборотней, чтобы заманить людей в духовное рабство.
В «Похищенном счастье» читатель сталкивается с эпической мощью образов обычных людей, соотносимых автором с масштабами больших пространств, в сопряжении их чаяний с вечными общечеловеческими проблемами счастья, добра и справедливости. Все это позволяет считать роман-трилогию по-настоящему национальным романом-эпопеей, герои которого, несмотря на отпечаток конкретных социальноисторических обстоятельств, несут в себе особенности национального миропонимания, живого биения народной жизни, что позволило писателю при создании этих характеров избежать схематизма и одномерности.
Литература
1. Батожабай Д.О. Похищенное счастье: роман-трилогия / пер. с бурят. Н. Рыбко; новая ред. пер. Н. Ершова. - М., 1973.
2. Найдаков В.Ц. Даширабдан Батожабай. - Улан-Удэ, 1991.
Серебрякова Зоя Александровна, доктор филологических наук, и.о. профессора кафедры теории и истории искусств и литературы Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств. Тел.: (3012)213311, +7-9025652266. E-mail: [email protected]
Serebryakova Zoya Alekcandrovna, doctor of philological sciences, professor, department of theory and history of arts and literature, East Siberian State Academy of Culture and Art.
УДК 821.512.31.0
© В.В. Башкеева, Г. С. Доржиева К вопросу о литературной биографии Владимира Митыпова
Ставятся вопросы, связанные с литературной биографией крупнейшего бурятского писателя Владимира Митыпова. Ключевые слова: В. Митыпов, литературная биография, стиль.
V.V. Bashkeeva, G.S.Dorzhieva To the issue of Vladimir Mitypov’s literary biography
This article is devoted to the problems concerning the literary
Keywords: Vladimir Mitypov, literary biography, style.
Создание литературной биографии современного писателя, который продолжает сочинять произведения в том или ином жанре, - дело весьма непростое. Еще более непросто создавать литературную биографию писателя, который по рождению, по крови принадлежит к одной национальной культуре, а по языку, на котором пишет, - к другой. Владимир Гомбожапович Ми-тыпов свои произведения создает на русском языке.
Есть и третий фактор, влияющий на отношение самого писателя к своей личности и своему творчеству, фактор, присущий и всей российской культуре в целом, а в особенности характерный для национальных регионов России, - «позиция скромности», желание и стремление не придавать излишнего значения своей персоне. В культуре многих народов России отдельная личность соотносится с общим началом, значение последнего тем больше, чем теснее личность связана, если вспомнить слова Л. Толстого, с «роевым началом». Отсюда неизбежное следствие - недооценка писателем фактов своей жизни, несохра-нение документов, подчас небрежение ими, в связи с чем задача автора, создающего биографию бурятского писателя, усложняется. Не случайно такие биографии практически отсутствуют.
Не исключение в этом смысле и Владимир Митыпов, крупнейший бурятский писатель, прозаик, автор всероссийски известных произведений. При всей его известности он не удостоился сколько-нибудь полной литературной биографии, ведь не считать же биографией разрозненные и неполные данные, размещенные в сети
biography of Vladimir Mitypov, the permanent Buryat author.
Интернет на сайтах, посвященных научной фантастике.
Таким образом, задача создания литературной биографии по-новому возникает перед бурятским литературоведением. Ведь тот жанровый опыт, который реализовался в серии «Жизнь замечательных людей», не вполне может быть применим в нашем случае, особенно сегодня, когда проблемы биографии, в том числе литературной, вновь на повестке дня. Свидетельствуют об этом и переиздание в 1997 г. работы Г.О. Винокура «Биография и культура», и публикация в 2010 г. учебного пособия А. А. Холикова «Биография писателя как жанр», и проект создания биографического словаря русских литературоведов ХХ в.
Наряду с общими проблемами, сопутствующими созданию литературной биографии бурятского писателя, обозначим круг проблем, важных для нашей статьи и связанных с биографией крупнейшего бурятского прозаика второй половины ХХ в. Во-первых, это проблема языка. Со слов В. Митыпова известно, что в его семье говорили по-бурятски. «Дома всегда говорили по-бурятски, в школе учили на русском языке» (из интервью автора с писателем от 28.02.2013 г.). Вследствие ли влияния школы или по другой причине все его произведения написаны на прекрасном, выразительном русском языке. Нельзя не отметить, что для самого писателя важнейшей характеристикой таланта становится категория стиля, языкового стиля.
Каким образом произошел переход от бурятского языка как языка жизни и быта к русскому
