Эволюция сюжетных структур романов Бурятии Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 894.3 (БУР)

Доржиева Эржэна Сергеевна

Dorzhiyeva Erzhena

ЭВОЛЮЦИЯ СЮЖЕТНЫХ СТРУКТУР РОМАНОВ БУРЯТИИ

EVOLUTION OF BURYAT NOVELS PLOTLINES

В статье рассматриваются сюжеты бурят- The article considers plotlines of Buryat novels of

ских романов 1960-1980-х гг. в их эволюционном 1960-1980 in their evolution and artistic peculiarity of становлении и художественном своеобразии это- this tendency го движения

Ключевые слова: роман, эволюция, бурятские писа- Key words: novel, evolution, Buryat writers тели

Роман, как показатель определенной зрелости литературы, представляет собой объект постоянного исследовательского внимания. Причинами внимания является и сама широта картины мира, и глубина проникновений в ее изображении, это и особая чуткость романной формы к динамизму жизни, и потребность именно романа откликаться на происходящие в ней движения своими формальными и содержательными наполнениями. Как показывает художественная практика, роман несет в себе еще и то, что было скрыто за временем с его определенными запретами, к примеру, романные формы освоения религиеведческих начал, о которых можно говорить теперь, творческое новое освоение мифопоэтических факторов, которое приходит к каждому писателю как творческой индивидуальности.

Исследование эволюции сюжетов бурятского романа 1960-1980-х гг. дает возможность рассмотреть многие теоретические вопросы становления романа, ибо именно сюжетнокомпозиционная основа произведения, как известно, наиболее реально и ощутимо отражает динамику как тематически-событийного, так и

художественно-эстетического в развитии романа.

В 1960-1980-е гг. в бурятской литературе появилось довольно большое количество романов, что предполагает определенную степень и уровень общественного сознания и развития самой литературы. Так, в монографии «Путь к роману» (1985) В. Найдакова отмечается, что факт рождения романа в любой национальной литературе справедливо расценивается как важный момент в ее развитии, как итоговый показатель ее определенных достижений, идейной и художественной зрелости, свидетельство ее творческих возможностей. Традиции, заложенные первыми бурятскими романами и повестями Ц. Дона и Х. Намсарае-ва, послужили стартовой площадкой для развития бурятского романа. Писатели активно начали осваивать наиболее емкий жанр прозы

- роман.

Известно, что до появления первых романов Ж. Тумунова (1949) и Х. Намсараева (1950) в 1930-х гг. были написаны романы Ц. Дона и С. Туя. Однако они были утеряны в годы репрессий. По мнению Б. Баяртуева, уже в 1934 г. Ц. Дон начал собирать материал для

романа-трилогии «Туужа соо» («В сосновом бору»), посвященного актуальной теме индустриализации республики - строительству па-ровозо-вагонного завода в Бурятии. К 1937 г., к моменту ареста автора, была закончена первая книга трилогии. Рукопись находилась в стадии авторской доработки. До сих пор рукопись романа не обнаружена, хотя в свое время имелась в нескольких экземплярах.

В 1935 г. писатель и поэт Солбонэ Туя приступил к написанию романа о сложных переменах в сознании бурятской интеллигенции и о рождении интеллигенции нового типа, вышедшей из народа. К 1937 г. роман под названием «Гурбан хэрэм» (Три крепости) был завершен, но его постигла та же участь, что и первый роман трилогии Ц. Дона «В сосновом бору» [1; С. 47].

По данным литературоведа Б. Баяртуе-ва, в 30-х гг. был написан первый психологофилософский роман Б. Дандарона «Базархан» о классовой борьбе в Бурятии, о защите теократических основ государства. Рукопись тоже не сохранилась.

Бурятские писатели последовательно шли к роману, преобразуя и другие жанровые формы. Так, Ж. Тумунов доработал пьесу «Сэ-сэгма» в роман «Степь проснулась», а Х. Нам-сараев - повесть «Цыремпил» в роман «На утренней заре».

Таким образом, первые романы появились к 1950-м гг.: «Степь проснулась»(1949) Ж. Тумунова, «На утренней заре» (1950) Х. Нам-сараева, «Доржи, сын Банзара» (1952) Ч. Цы-дендамбаева. В дальнейшем развитие романа продолжалось более интенсивно: «Голубые сопки» (1965) Ж. Балданжабона, «Год огненной змеи» (1972) Ц-Ж. Жимбиева, «Большая родословная» (1978) Д. Эрдынеева, «Долина бессмертников» (1975) В. Митыпова и другие. Всего за 1960-1980-е гг. в прозе Бурятии появилось свыше двадцати романов.

Исследователи и критики отмечают, что в рассматриваемый период жанр романа достиг в бурятской литературе определенного расцвета. В эти годы приходят в литературу

новые писатели, знающие историю мировой литературы, что закономерно сказалось на творческих поисках этих писателей. Опираясь на опыт предшественников, они стали стремиться к созданию более развитых и разнообразных форм романа, обогащая и его сюжетные структуры: происходит освоение легенды в тексте романа «Поющие стрелы» (1962) А. Бальбурова, жанров трилогии «Похищенное счастье» (1960) Д.-Р. Батожабая, романа в романе «Долина бессмертников» (1975) В. Митыпова, романа-ретроспективы «Течение» (1979) Ц.-Ж. Жимбиева. Особенностью построения сюжета этих романов является новый взгляд на фольклорные, религиозные, мифопоэтические основы мышления и их художественное освоение авторами.

В бурятской прозе роман А. Бальбурова «Поющие стрелы» занимает особое место: обогатив поэтику романа мифологическим текстом, писатель расширяет смысловое поле произведения, обогащая и саму сюжетику романа. «Поющие стрелы» - одновременно название и романа, и легенды, чем подчеркнута ее концептуальная значимость в произведении. Исследователь бурятского романа С. Гармаева отмечает, «что вхождение легенды в повествовательную канву прозы потребовало от писателей определенного литературного мастерства, владения техникой конструирования сюжета. Оживить древнее содержание легенды - значило привести в движение ее текст как систему, учитывая все возможные отходы и ответвления от ее содержания. Необходимость такой расчетливой типологической встроенности легенды в композицию литературного произведения идет от изначальной заданности сознания в своем движении от архаического к архисовременному, от незнания мира к его познанию, от хаоса в нем к миропорядку, который, в конце концов, ставит писатель, если найдет свое понимание идеала, соединяя прошлое с настоящим» [2; С. 55].

А. Бальбуров вводит в сюжет романа легенду о племени хонгодоров как символ ценности в человеческой жизни опыта. Именно сю-

жет легенды о мудрости народа определил и сюжетную основу реалистического произведения, делая мысль о хранителях памяти сквозной, проходящей через весь роман. По содержанию легенды, чтобы выжить в далекой и трудной дороге к Байкалу, вождь племени приказывает убить всех стариков, посягнув тем самым на самое святое - старость, стариков как воплощение мудрости и опыта народа. Поучительный смысл легенды, ее глубокое философское содержание заставляют главных героев внутренне преображаться, меняя их убеждения, в понимании жизни простого человека. Легенда раскрывает и углубляет идею романа о ценности человеческой жизни и его памяти во времени и пространстве - далекого прошлого в легенде и современного в романе.

Без присутствия в сюжете легенды роман, на наш взгляд, не был бы столь полифо-ничным и новаторским в романистике Бурятии. Не случаен выбор Бальбуровым именно этой легенды. В ней отражены такие значимые национальные реалии бурятского мира, как Байкал, хонгодоры как одно из ведущих бурятских племен, мифопоэтическая символика поющих стрел и другие традиции бурятского народа.

В. Митыпов в «Долине бессмертников» (1975) развивает сюжетную структуру романа за счет углубления в историческое прошлое и синтезирования его с реалистическим настоящим (жизнь поэта Олега описывается параллельно с событиями конца III в. до н. э. в империи Модэ). Автор использует в сюжете одну из восточных традиций, которую А. Соктоев определяет как функцию рамочной традиции: «обрамленные повести как особая художественно-повествовательная форма возникли на основе индийских и тибетских образцов того же жанра. Распадаясь на две части (вступительную и заключительную), он как бы обрамляет серию внутренних рассказов, а потому и называется «рамой», или «рамочным рассказом» [3; С. 69]. В романе впервые в бурятской прозе рассматривается тема творческих исканий писателя. Сопоставление реалий времени позволили автору создать сюжет романа в ро-

мане, где молодой автор повествования о хун-ну Олег описывает их жизнь в конце III в. до нашей эры, историю жизни главного героя -императора Модэ, повелителя степной державы Хунну. В процессе работы над романом герой Митыпова меняется, проживая ряд внутренних духовных коллизий, совершая в конце произведения героический поступок: рискуя собственной жизнью, спасает жизнь маленькой девочки, тем самым, как бы подводя итоги своим исканиям смысла жизни, ее человеческих ценностей. А. Соктоев определяет функцию рамочной традиции: «рамочное повествование выполняет общую идейную функцию, в данном случае художественно решает задачу назидательного, морально-этического свойства, за счет этого углубляя содержание романа. Рама «Панчатантры», раскрывающая стремление авторов обучить будущих царей науке управления государством и разумному поведению, рамочный рассказ «Шукасаптати», который как бы ставит целью предостеречь замужних женщин от легкомысленного поведения» [3; С. 69]. Раскрывая мир кочевников-хуннов и их традиции в тесной связи с реальной жизнью молодого современника Олега, В. Митыпов выходит на иной уровень художественного освоения реальности, когда двухвременное повествование, две сюжетные линии, идущие параллельно, сопоставляясь во времени (XX в. и конец III в. до н.э), позволяют автору расширить художественное пространство повествования, обогатив его и содержательным смыслом.

Художественные и философские искания писателя Ц.-Ж. Жимбиева, как и В. Митыпова, привели к необходимости обратиться к такой сюжетной структуре романа, где писатель как бы уходит от необходимости последовательного изложения событий в их хронологическом порядке. Сюжетная структура романа «Течение» (1979) построена на композиции, где действия повествования разворачиваются в настоящем, последовательно чередуясь с событиями в прошлом, подобно маятнику.

«Молоко вскипает белой пеной и, когда

опрокидывается бидон, с бульканьем, словно тесно ему в алюминиевой фляге, льется на землю, смешиваясь с грязью.

Еще из одного бидона течет белый ручей. Вокруг третьего образовалась молочная лужа. Все под ногами забелело молоком. Такое и представить страшно. Да и как иначе? Люди всю жизнь проводят со скотом, и нет для них ничего дороже молока. Для бурята белая пища - лучшая еда, лучшее угощение, святая святых» [4; С. 3].

С такой трагически абсурдной картины начинается роман. «Подобных лирических врезок в романе еще семь. И в каждом - речь об одном: мычат коровы, очень уставшая доярка выдаивает их, переливает молоко из подойника в бидон, а затем опрокидывает бидон на землю, в грязь» [5; С. 137]. В перерывах между такими действиями (доения коров) героиня вспоминает свою нелегкую жизнь. На этих воспоминаниях героини строится сюжетно-композиционная основа романа, и можно говорить о сюжетной структуре «рассказа в романе» как о понятии, существующем в современной жанровой науке [1]. Каждая из сюжетных картин - определенный рассказ о событии из жизни героини, дополняющийся в дальнейшем другими рассказами-воспоминаниями прошлого, создавая тем самым сюжетно-композиционную целостность.

Страдания главной героини романа Сэ-рэнцу связаны с тем, что она вынуждена каждый день выдоенное молоко выливать в землю, потому что, по замыслу писателя, она оставлена на острове во время наводнения (своеобразный пушкинский пир во время чумы). Между тем, для бурята-скотовода молоко является самой почитаемой и священной пищей, и выливать его на землю - тяжкий грех, этот мотив противоестественности становится одним из сюжетообразующих факторов, так как сюжет романа начинается с внутреннего конфликта героини - когда душа возмущается, сопротивляясь ее же действиям.

Так, по замыслу автора, содержание выстраивает определенную философию романа

- нашу жизнь, с ее течением, с буднями, с радостями и невзгодами: преступно выливается и течет в землю священное молоко, течет вода, угрожая жизни, и в то же время течение жизни продолжается, не прерывается, мотивы стихийного (наводнения), противоестественного и в то же время такого естественного хода жизни (как корова и ее целительное и священное молоко) и становятся у этого вдумчивого писателя сюжетообразующими началами его романа: за естественным течением жизни человеку сложно понять, что каждый прожитый миг не напрасен, а должен наполняться смыслом, чтобы понять это, как кажется автору, героиня должна оказаться в экстремальной ситуации заточения на острове.

В бурятской прозе данного периода впервые форму романа-трилогии начал осваивать Д-Р. Батожабай, сюжет которой во многом создан с помощью смысла и содержания ведущих буддийских мотивов и канонов, и в первую очередь мотивом страдания. Каноны страдания, как известно, обусловлены «четырьмя благородными истинами»: «истиной страдания», «истиной возникновения страдания», «истиной прекращения страдания» и «истиной пути, ведущего к прекращению страдания». Именно эти философские каноны легли в основу сюжета романа «Похищенное счастье» - мотив страдания пронизывает всю сюжетную структуру романа: страдают главные герои Аламжи, Наван-Чингис, Жалма и др.

В буддизме совершение греха не проходит безнаказанно, поэтому человек должен каждый раз искупать свою вину. Религиозный мотив страдания и искупления греха в сюжетной линии романа развивается жизнью и действиям главного героя Аламжи. В исследовательских работах по романистике Бурятии не раз описывался эпизод, связанный с действиями этого героя, ослушавшегося своего отца. В нашем случае мы рассматриваем этот эпизод как одну из первопричин конфликта сюжета романа - именно с этого действия и развертывается сюжет страданий Аламжи и других героев трилогии, ибо в традиции бурят

слово родителей свято, и главный герой романа сжигает свой палец перед алтарем за то, что ослушался отца, не женившись по его воле:

«Аламжи поставил бутылку с маслом в горячую золу, взял чашку из-под творога и стал замешивать в ней тесто. Аламжи обтянул тряпочкой средний палец правой руки, надел на него чашечку из теста, налил в нее масла и поднес к огню. Тесто и тряпочка, смоченные маслом, вспыхнули. Тотчас же Аламжи почувствовал в пальце - нет, во всей руке, во всем теле! - нестерпимую боль. Ему хотелось закричать, отдернуть от огня руку и погасить пылающее пламя на пальце. Но тут он вспомнил лицо сиротки Жалмы, живущей в телятнике Шаралдая, и сдержал себя» (6; С. 57). Совершив столь тяжкий и большой грех, герой, как истинный буддист, возжег «живую свечу» из своего пальца перед Бодисатвой в знак искупления. (Бодисатва - божество, карающее человека, который ослушался своих родителей. Во избежание кары ослушник должен возжечь перед изображением Бодисатвы светильник от собственного пальца. Иначе он попадет в ад) [6; С. 13].

В дальнейшем все страдания Аламжи начинаются именно с того, что он нарушил этот завет предков, хотя и принес во искупление греха собственный пылающий огнем па-

1. Найдаков В.Ц. Путь к роману [Текст] / В.Ц. Найдаков. - Новосибирск, 1985.

2. Гармаева СИ. Типология художественных традиций в прозе Бурятии ХХ века [Текст] / СИ. Гармаева. - Улан-Удэ, 1997.

3. Соктоев А.Б. Становление художественной литературы Бурятии дооктябрьского

Коротко об авторе___________________________________

Доржиева Э.С., ассистентка кафедры филологии Центральной Азии Восточного факультета, Бурятский государственный университет (БГУ)

Егаепа [email protected]

Научные интересы: бурятская литература, фольклорные особенности бурятского народа

лец, но как видим по сюжету, искупления достичь трудно. В своих исследованиях С. Гармаева отмечает: «Встретившись в конце трилогии с сыном, ни сын, ни отец не захотели понять друг друга, пойти навстречу друг другу. Здесь разрушается автором самый главный святой общечеловеческий и кармический закон

- закон родства душ близких и родных, отца и сына. Восстав однажды против отца своего, даже не однажды, а дважды: подняв руку на отца за его нежелание, чтобы он женился на такой же, как он, батрачке, а во второй раз - в схватке на силу и ловкость - Аламжи не прощен теперь собственным сыном» [2; С. 85]. Религиозный мотив кармы, таким образом, становится основой сюжетных линий романа, строящегося на триаде отец - сын - отец. Сложные сюжетные линии: Наван-Чингиз -Аламжи-Булад и становятся предпосылкой романа-трилогии.

Таким образом, национально-художественные принципы сюжетостроения бурятской романистики данного периода развивались, активно опираясь на фольклорные, религиозные, ментальные особенности народа, заставляя писателей осваивать новые сюжетные возможности в их эволюции и художественном движении.

_________________________________Литература

периода ¡Текст]/ А.Б. Соктоев. - Улан-Удэ, 1976.

4. Жимбиев Ц.Ж. А. Течение [Текст] / Ц.Ж. А. Жимбиев. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1982.

5. История бурятской литературы Текст]. - Т. III. - Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 1997.

6. Батожабай Д-Р.О. Похищенное счастье [Текст]/Д-Р.О. Батожабай. - Улан-Удэ, 2002. Briefly about author

Dorzhieva E. , Assistant of Central Asia Philology Department of Oriental school, Buryat State University (BSU)

Scientific interests: the Buryat literature, folklore peculiarities of the Buryat people