CC BY
22
Э.Д. ДАГБАЕВ
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ТРАДИЦИИ В ПОЛИТИКО-ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ СИСТЕМЕ «МОНГОЛЬСКИХ» РЕГИОНОВ*
Существует несколько методик, разработанных современными российскими исследователями для выявления закономерностей и динамики политического развития регионов в условиях трансформаций региональной политической системы от советской к постсоветской. Из теоретически проработанных выделим труд В. Гельмана и его соавторов1, которые обосновали два основных параметра развития регионов: 1) так называемое «советское наследие», т.е. исторически сложившаяся в зависимости от социально-экономической структуры региона система управления позднесо-ветского времени; 2) особый характер перехода, т.е. взаимодействие акторов и институтов в соответствии с ресурсами и стратегиями. К лету 1999 г. из шести описанных авторами случаев три продемонстрировали завершенные варианты выхода из неопределенности: «авторитарная ситуация» (Саратовская область), «гибридный режим» (Рязанская область) и «демократическая ситуация» (Волгоградская область). Другие три региона обладали всеми признаками неопределенности перехода (Ульяновская, Тверская, Нижегородская области).
Среди других методик выделяется анализ региональных процессов с позиций социологии: логики формирования корпоратив-
*
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Институциональный дизайн политических процессов в Прибайкалье», проект № 06-04-62403а/Т
1 Россия регионов: трансформация политических режимов / Общ. ред.: В. Гельман, С. Рыженков, М. Бри. - М., 2000. - С. 342-346.
ных моделей властвования, в частности союза бюрократии и биз-нес-групп1.
Современный этап политического развития характеризуется созданием моноцентрических режимов с доминирующим актором, с преобладанием неформальных институтов и стратегий. Несущей конструкцией региональных политических систем становятся картельные «партии власти» и круг крупных бизнесменов, имеющих региональное или «транснациональное» происхождение2. Однако, несмотря на унификаторские тенденции, институциональное разнообразие институтов власти регионов все еще сохраняется.
Институциональный дизайн российских регионов подробно описан. В большинстве своем региональные парламенты имеют более слабые полномочия по сравнению с исполнительными органами, а политико-институциональное преимущество главы региона, чаще всего являющегося одновременно и главой исполнительной власти, совершенно очевидно3. Однако в этой типологии, на наш взгляд, за скобками остаются институциональные системы некоторых национальных автономий. При анализе базовых политических процессов национальных автономий, где одним из важнейших является институциональное строительство (разделение властей, тип режима, взаимоотношения и взаимовлияние федеральных, региональных и местных уровней власти), не находит должного отражения такой фактор, как национальные политические традиции. Они проявляются в механизмах согласования интересов основных политических акторов и способах разрешения конфликтов. Именно этот институциональный фактор придает своеобразие политическим системам национальных регионов и способен в конечном итоге повлиять на обеспечение социально-экономической самодостаточности этих регионов.
Национальные политические традиции описываются в отечественной политической науке как «культурно-историческое про-
1 Афанасьев М.Н. От вольных орд до ханской ставки // Pro et contra. - М., 1998. - Т. 3, № 3. - С. 9.
2 См.: Кынев А.В. Переход к смешанным выборам в регионах: «принудительная трансформация» // Полис. - М., 2004. - № 2. - С. 32-40.
3 См.: Кузьмин А.С., Мелвин Н.Дж., Нечаев В.Д. Региональные политические системы в постсоветской России: опыт типологизации // Полис. - М., 2002. -№ 3. - C. 124-143.
странство и архетипы политической жизни региона», как «социокультурная традиция регионов»1. Чем выше удельный вес титульного этноса и этнической элиты в региональном сообществе, тем сильнее фактор национальных традиций. Традиционные политико-институциональные механизмы проявляются в формальных и неформальных институтах власти, во взаимодействиях основных политических акторов, влияя на политический процесс в целом.
Посмотрим, как действует этот фактор в национальных регионах (в политическом и административно-территориальном смысле) и в частности в Прибайкалье (в географическом смысле). Рассматриваются регионы, в которых титульные этносы являются одновременно носителями общероссийской и общемонгольской национальных политических традиций, имея в виду их историческое развитие. В России до недавнего времени существовали три субъекта Федерации, представляющих титульный бурятский этнос (они отражены в названии). Два из них - бурятские автономные округа Усть-Ордынский (УОБАО) и Агинский (АБАО) - уже прекратили свое существование, объединившись с более крупными соседями - соответственно с Иркутской областью (объединенный субъект носит то же название - Иркутская область) и Читинской областью (ныне Забайкальский край). Третий регион - Республика Бурятия. Все эти территориальные объекты обладают общим признаком - исторически автохтонными их представителями являются буряты, близкие к так называемой общемонгольской цивилизации. Кроме того, это преимущественно аграрные регионы с относительно небольшой долей промышленности, в основном сырьевой и горнодобывающей. Разумеется, здесь представлены и другие отрасли хозяйства, в том числе и машиностроительная, особенно в Республике Бурятия, однако доля последних в структуре экономики не столь значительна.
Для названных российских регионов существенной чертой социальной структуры стало появление групп, занятых поиском этнической и социальной идентичности и выбором пути развития в глобализирующемся мире, что привело к возникновению различных этнических, религиозных идейных течений.
1 См.: Дахин А.В., Распопов Н.П. Проблема региональной стратификации в современной России // Полис. - М., 1998. - № 4. - С. 135.
Титульным в исследуемых российских регионах является бурятский этнос. Однако удельный вес представителей бурятского этноса - носителя общемонгольских политических традиций, несомненно, различен. В Республике Бурятия, по данным переписи 2002 г., буряты составляют 29%, в Усть-Ордынском автономном округе - 36, в Агинском округе - 54%. Соответственно структура политической элиты лишь отчасти является этнической, в большей мере она представляет территориально-отраслевую структуру.
Есть еще одно обстоятельство, говорящее в пользу такого сравнения. Оба автономных бурятских округа на сегодня прекратили свое существование, значит, были признаны недееспособными. Объединение данных регионов с областями, в состав которых они входили, привело к формированию не только процессуальных, но и принципиально новых моделей территориальной организации субъектов Федерации. Можно предположить, что такое объединение стало закономерным, - слабые субъекты объединяются с более сильными. Как правило, автономные округа поглощаются крупными соседями - областями, обладающими более высокими территориальными, экономическими и социальными ресурсами. Однако случай двух бурятских округов выявляет другое обстоятельство. Слабый Усть-Ордынский округ на самом деле объединился с сильным соседом. Однако Агинско-Бурятский, несмотря на небольшие размеры, развивался гораздо динамичнее, чем Читинская область.
Теперь предстоит ответить на вопрос, действительно ли национальные политические традиции оказывают влияние на политические процессы на этих территориях. Для этого используются институциональный подход, анализ нормативных документов, экспертный опрос (по 15 ведущих обществоведов во всех названных территориальных субъектах).
Этнотерриториальные политические традиции
К традициям принято относить элементы социального и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению. Соответственно, к политическим отнесем те традиции, которые функционируют в сфере осуществления публичной власти. С одной стороны, говорить о длительных и устойчивых традициях в политической сфере монгольских народов достаточно проблема-
тично, поскольку во всех территориальных объектах отсутствует более или менее длительный опыт самостоятельного государственного суверенитета. С другой стороны, монголы и буряты, являющиеся в этническом и культурном отношении родственными этносами, прошли длительную историческую эволюцию и, несмотря на сменяющиеся различные по форме и характеру политические институты, выработали политические установления и нормы поведения. Для монгольской политической идентичности имеют значение такие важные исторические фазы развития, как империя Чингисхана в XII-XIII вв., период владычества Цинской империи на монгольских землях («китайская» Монголия), фаза развития в условиях политического и идеологического доминирования СССР в 19211990 гг. («советская Монголия») и нынешняя постсоветская, демократическая Монголия1.
Для современных бурятских автономий политическое наследие постчингисхановского периода - это существование в условиях Российской империи, в рамках которой и произошло становление бурятской идентичности, и в условиях советского периода, когда бурятам была предоставлена автономия. Поэтому в них можно выделить с содержательной стороны синтетическое функционирование общемонгольской (бурятской) и русской (российской) политических культур и традиций. По большинству параметров они довольно близки.
На мой взгляд, блестящий анализ того, как и каким образом конструируется он в России, дан в работах Ю.С. Пивоварова, который вместе со своим соавтором А.И. Фурсовым ввел понятие «Русская Система». Ю.С. Пивоваров имеет в виду природу русского общества и человека2.
Главная характеристика Русской Системы - властецентрич-ность, автор предлагает ее писать с большой буквы - Власть, всегда персонифицированная, предполагающая определенного носителя, т.е. самодержавная Власть. Однако она не может управлять
1 Лузянин С.Г. Эволюция политической системы и политической культуры Монголии // Политические системы и политические культуры Востока / Под ред. А. Д. Воскресенского. - 2-е изд., перераб. и доп. - М., 2007. - С. 731.
2 Пивоваров Ю.С. О некоторых исторических особенностях русской поли-тии // Политическая наука в современной России: время поиска и контуры эволюции: Ежегодник 2004. - М., 2004. - С. 115.
непосредственно. Для этого необходимы «посредствующие власти» либо «подчиненные власти», обладающие определенными полномочиями, со своей специализацией.
Выделение собственно политических традиций в обществе, находившемся длительное время под влиянием иных культур, проблематично. Однако несомненно, что существуют базовые элементы общемонгольских идеальных традиционных ценностей, в том числе и политических. К основным можно отнести следующие: почитание родителей, государства, как символа верховной власти, наставников, учащих уму-разуму; отношение к скоту как основе материального благополучия; почитание богов, здоровья и благоденствия; исправление кармы; стремление жить со всеми в ладу, не выделяться, но вместе с тем добиваться своих целей, поступать по предписывающимся нормам и положенному этикету; ценности мудрости, знания, степенности, обстоятельности; осуждение измены, предательства, коварства, воровства1. Применительно к политике - это традиции централизованной власти с институтом наместничества на территориях, с наличием безусловного лидера и относительно равномерным распределением власти. Для кочевых народов традиционным является уважение к государству и почтительное отношение к его институтам.
Безусловно, наиболее сильная традиция - прагматизм, свободный от идеологических наслоений. Доминирующий механизм согласования интересов и разрешения конфликтов - неформальные институты, негласные договоренности территориальных политических элит.
Институциональный дизайн в бурятских российских регионах
Основная черта институционального строительства постсоветского периода - безусловное доминирование одного актора -главы региона, представляющего исполнительную власть, характерна и для названных регионов, но имеет при этом свои особено-сти. В Агинском округе, как и в большинстве российских регионов,
1 Цэцэнбилег Ц. Проблемы модернизации монгольского общества. - Улан-Батор, 2002. - С. 45.
был слабый парламент1. В меньшей степени это относится к Усть-Ордынскому округу. Республика Бурятия относится к шести республикам, где юридически полномочия парламентов выше прези-дентских2. Но это только де-юре, все эксперты единодушны в том, что президент, он же председатель правительства Республики Бурятии в политическом пространстве региона является доминирующей фигурой. Эти институциональные черты сложились в русле общего направления институционального развития России - главы регионов стремились создать такую модель, которая позволяла бы им контролировать все процессы, происходящие в их регионах. Однако, в отличие от других субъектов Федерации, в национальных республиках и округах (отличающихся высокой долей титульного населения) после октября 1993 г. советы не были распущены. И это обстоятельство позволило политической элите национальных автономий в 1993-1997 гг. действовать на основе согласований между всеми основными акторами, представленными по традиции территориально-отраслевыми группами.
Доминирование главы администрация следует считать не только следствием развития общефедеральной нормативно-правовой базы. В каждом из этих случаев оно стало и результатом традиционного понимания того, как должна быть устроена политическая власть. Большинство акторов согласились с тем, что высшие должностные лица должны возглавить исполнительную власть на своих территориях и получить преимущественные полномочия как непосредственные носители властно-управляемой вертикали, но при этом они надеялись на свою долю власти.
Именно в период 1995-1996 гг. произошел глубокий раскол в системе политической власти УОБАО. Обладая такими колоссальными возможностями, тогдашний глава администрации так и не смог на протяжении длительного периода наладить конструктивный диалог с Законодательным собранием. Поскольку регион переживал серьезный кризис, большинство представителей полити-
1 См.: Кузьмин А.С., Мелвин Н.Дж., Нечаев В.Д. Региональные политические режимы в постсоветской России: опыт типологизации // Полис. - М., 2002. -№ 3. - С. 145-147.
2 См.: Кононенко П.Б. Политические факторы конституционного строительства в республиках Российской Федерации // Полис. - М., 2003. - № 6. -С. 138-142.
ческой элиты округа во всех неудачах предпочли обвинить тогдашнего действующего главу администрации округа. В той ситуации члены парламента могли выступить на стороне любого лидера, предлагающего, по их мнению, более эффективную программу действий по выводу из кризисного состояния УОБАО. Единой антикризисной команды, однако, так и не получилось.
К ноябрьским выборам 1996 г. ситуация в округе еще более усугубилась. Ранее на основе договоренностей с федеральным центром была разработана программа поддержки сельского хозяйства, выделены несколько траншей. Однако к моменту проведения выборов регион получил лишь 55% от ранее запланированной суммы. Не лучше была обстановка и в сфере промышленности, капитальном строительстве. Объем капитальных вложений снизился на 39%, значительно возросла задолженность округа федеральному бюджету.
Тогдашний глава администрации не предложил конструктивных социально-экономических мер выхода из затяжного кризиса, которые могли бы консолидировать политическую элиту УОБАО. В условиях скудости ресурсов управления, среди которых лишь административный отличался своей эффективностью, глава администрации попытался сколотить подотчетную ему проправительственную коалицию «Реформы - новый курс» на выборах главы администрации в 1996 г., но коалиция с треском проиграла.
В этот период стремительно ворвался в большую политику округа молодой и энергичный глава сельскохозяйственного предприятия В. Малеев. В отличие от главы администрации А. Батагаева, В. Малеев обещал привести в регион «москвичей», которые и должны были обеспечить стабильное развитие региона. Большую заинтересованность в его победе проявила угольная компания «Востсибуголь». Предвыборная кампания В. Малеева отличалась насыщенностью обещаний и напористостью, что вкупе с серьезными финансовыми вливаниями извне (от «угольщиков» и «москвичей») и обеспечили ему победу на выборах. Однако реального изменения за десять последующих лет в регионе, в общем-то, и не произошло. Существующие линии конфликтов, за редким исключением, так и не были устранены. Дело в том, что В. Малеев откровенно лоббировал лишь интересы вышеназванных групп.
Перед главой администрации Б. Жамсуевым в АБАО сразу после избрания в 1996 г. встала задача минимизации конфликтных линий, соответственно - поиск институциональных механизмов, способных их разрешать. В Устав округа были внесены изменения. В результате данных изменений значительным образом расширились институционально-политические возможности главы администрации. В частности, в период 1996-1999 гг. был внесен ряд поправок в Устав АБАО, на основе которых вновь сформированы все ветви и уровни государственной и муниципальной власти. Система органов местного самоуправления на уровне районов была реорганизована и преобразована, по существу, в вертикаль государственной исполнительной власти, включая районное звено, соответственно были укреплены сельский и поселенческий уровни местной власти. Главы районов были назначены заместителями главы округа, с полномочиями и ответственностью за положение дел на местах.
Рост институциональных возможностей главы региона в эти годы, конечно же, является общей для всех российских регионов тенденцией, однако в модели ее построения мы усматриваем элементы и традиционного властвования: централизация с выделением сегментов власти для всех значимых акторов, чтобы свести к минимуму конфликты внутри региона. Упор был сделан на развитие малого предпринимательства и поддержку сельскохозяйственного производства. Чтобы привлечь финансовые средства, АБАО удалось стать особой экономической зоной, в которую за счет льготного налогообложения привлекались инвестиции. Для привлечения инвесторов и налогоплательщиков Б. Жамсуев идет на приглашение в округ ряда крупных финансово-промышленных групп, в частности корпорации «БИН», зарегистрировавших свои предприятия в АБАО. Эти средства постепенно аккумулировались в Фонде развития предпринимательства и под жестким контролем администрации направлялись в производство. Кроме того, Б. Жамсуеву удалось «заполучить» влиятельного депутата Госдумы И. Кобзона, который сразу же объявил, что будет «следовать программе главы и администрации округа, и все эти годы - он в команде администрации округа»1. Уже к 1999 г. социально-эконо-
1 Махачкеев А. Агинский вираж. Краткий экскурс в новейшую историю Аги. - Улан-Удэ, 2007. - С. 36.
мическое положение в округе было стабилизировано. Тогда же удалось добиться общественно-политического согласия по поводу дальнейшей стратегии реформ. Из 43 тыс. человек экономически активного населения округа порядка 10 тыс. официально работают в малом предпринимательстве.
Ситуация в Республике Бурятия (РБ) обусловлена принятием новой Конституции РФ в 1993 г. и последующим принятием Конституции РБ. Обсуждение последней проходило в обстановке политического кризиса и усиления разногласий между первыми лицами в республике. Вопрос о типе избирательной системы был решен в пользу мажоритарной системы и двух туров. Несмотря на громоздкость и высокую себестоимость данной системы, она устраивала всех, поскольку блокировала перспективы аутсайдеров и экстремистов, способствовала победе наиболее приемлемых кандидатов для будущей власти.
Ключевым вопросом стал вопрос о соотношении законодательной и исполнительной власти.
Институт президентства был введен ст. 69 Конституции РБ. В марте 1994 г. сессия Верховного Совета РБ приняла Закон «О Президенте РБ». Президент избирался непосредственно населением по двухтуровой мажоритарной системе. Он же становился и главой исполнительной власти - Председателем правительства, ему вменялось в обязанность функционирование и взаимодействие органов власти, он же провозглашался гарантом прав и свобод граждан республики. Президент формирует правительство и руководит его деятельностью; назначает на должность первого заместителя Председателя правительства РБ, министра экономики РБ, министра финансов РБ с согласия Народного хурала. При выражении недоверия Народным хуралом РБ первому заместителю, заместителям Председателя правительства РБ, министру экономики, министру финансов РБ освобождает их от должности или применяет другие виды дисциплинарной ответственности; назначает на должность и освобождает от должности иных членов правительства РБ. При определенных обстоятельствах президент вправе распустить Народный хурал (ст. 74 Конституции РБ).
Начало работы Народного хурала в 1994 г. стало важной вехой политического процесса. На протяжении всей работы первого созыва продолжался процесс доработки текста Конституции РБ.
Опорой президента становятся главы районов, впоследствии - главы местного самоуправления (МСУ), которые влияли на результаты выборов с использованием административного ресурса. В результате сложился пропрезидентский альянс в парламенте, куда вошли руководители бюджетных организаций, промышленных предприятий и аграрных хозяйств. Окончательно и бесповоротно контроль над руководством МСУ был закреплен после перевыборов глав администраций в 1995-1996 гг.
В итоге, несмотря на первоначальную оппозиционность парламента, благодаря имеющимся рычагам давления ситуация коренным образом изменяется уже к 1995 г.
Выборы 1998 г. прошли при полном доминировании пропрезидентского блока «Гражданское согласие», президент Л. Потапов был переизбран еще в первом туре, и технология насыщения Народного хурала РБ депутатами - ставленниками альянса исполнительной власти и местного самоуправления окончательно закрепилась как основная. Данная технология контроля была использована президентом еще в 1995 г., но тогда это произошло «спонтанно», и на этапе баллотировки многие из глав МСУ поддержали не «того» кандидата. Последующее внесение поправок в избирательное законодательство в 1997-2002 гг. носило ряд принципиальных изменений, которые лишь закрепили абсолютное доминирование фигуры президента, хотя главы районных муниципальных образований уже не могли стать депутатами республиканского парламента.
Как полагают эксперты, именно создание моноцентрической и централизованной политической системы позволило Республике Бурятия, несмотря на «депрессивность» ее экономики, удержать республику от ряда острейших кризисов в политической, социальной и экономической сферах.
Партии как элементы властной надстройки
Что касается незначительной роли политических партий в этом процессе, то эксперты объяснили это незаинтересованностью политической элиты1.
1 Голосов Г.В. Элиты, общероссийские партии, местные избирательные системы // Общественные науки и современность. - М., 2000. - № 3. - С. 51-75.
В Агинском Бурятском автономном округе на протяжении 1993-1996 гг. особенно высока была доля голосов, отданных отнюдь не КПРФ, а их союзникам из Аграрной партии России (АПР). АПР в АБАО получало необычайно высокий процент голосов, намного превышавший средний российский показатель. Так, на выборах в Госдуму 1993 г. округ был одним из трех регионов, где победила АПР (21,5%), на выборах 1996 г. округ оказался уже единственным победным для АПР (32,3%). Несколько слабее были позиции КПРФ, которая набирала 9,8 и 18% соответственно.
Однако это обстоятельство не давало особых политических дивидендов партиям: на выборах главы региона и районов побеждали те из них, которые воплощали собой не идеологизированность, а способность жестко управлять и распределять власть по сегментам. При высоком уровне плотности социальных сетей плюсы, которые дает партийная организация в условиях города, в сельской местности она малоэффективна. Эта ситуация сохранялась на весь период с 1993 по 1999 г. Партийная идентификация парламентариев проявлялась очень слабо. Так, на первых выборах в 19931994 гг. АПР была представлена в окружной думе ее лидером К. Норбоевым, который являлся главой крестьянской фирмы «Эти-гэл»; лидер КПРФ Д. Тумунбаяров был избран на пост депутата областной думы, на тот момент времени он председатель агрофирмы «Улан-Одон». Для избирателей и элиты значимым фактом являлось то, что они были руководителями предприятий, а не членами партий.
Неоднозначно можно оценивать деятельность «партий власти». «Наш дом - Россия» (НДР) в регионе так и не стал реальной «партией власти», ситуация несколько изменилась с приходом к власти Б. Жамсуева, однако реальным механизмом эта партия также не стала. Другое дело, что Б. Жамсуеву удалось консолидировать элиту региона на внепартийной основе, выдвинув программу социально-экономических преобразований и введя в состав окружного исполнительного органа глав районов. Позднее консолидированная элита в большинстве своем вошла в состав «Единой России», которая воспринимается населением не как партия, а как политический механизм контроля над государственной властью.
В Усть-Ордынском автономном округе среди депутатов окружной думы в этот период тоже было немало представителей и
АПР, и КПРФ, но и «партия власти» также не обладала абсолютным большинством.
Партийная составляющая выборов вновь была актуализирована лишь накануне выборов в 2000 г. Однако в этот период большинство депутатов предпочли выдвигаться самостоятельно. Избранные депутаты, пользуясь переходным положением, на протяжении длительного периода не афишировали свою принадлежность к той или иной политической партии, хотя уже тогда, как отмечают эксперты, большинство депутатов из прагматических соображений составляли многочисленную фракцию будущей партии «Единая Россия». Именно в этот период фактически были отработаны механизмы институционального партийного взаимодействия главы администрации и депутатов окружной думы.
Этого не произошло, однако, в Усть-Ордынском округе. Правда, здесь была во многом нейтрализована КПРФ. В регионе по-настоящему сильной оппозицией остались только АПР, а также главы двух наиболее крупных районов. Эти конфликтные линии администрации округа так и не удалось погасить, в результате чего объединение с Иркутской областью сильно затянулось.
В большинстве субъектов РФ переход к смешанной избирательной системе вызывал большое число нареканий, однако в АБАО он не был столь остро воспринят в среде парламентариев. Это было связано в первую очередь с очевидной консолидацией основных политических акторов.
Перед выборами 2005 г. в окружную думу было зарегистрировано 10 отделений партий, хотя активное участие принимали отделения только трех политических партий - КПРФ, ЛДПР и «Единой России», и все они не составляли оппозицию главе округа. Основная интрига выборов 2005 г. в АБАО сводилась к вопросу, насколько высок будет процент голосов, отданных за «партию власти». В результате выборов лишь одного мандата добилась ЛДПР, набравшая только 9,75%, один мандат получила и КПРФ, набравшая 15,55%, «партия власти» - «Единая Россия» - набрала 68,73% и получила семь мандатов. Итоги выборов в окружную думу показали небывало высокий результат партии «Единая Россия»: во всех девяти одномандатных округах победу одержали ее представители, по партийным спискам прошли семь депутатов этой политической партии.
Четвертый созыв окружной думы по сравнению с предыдущими созывами данного законодательного органа продемонстрировал высокую степень преемственности. Так, доля инкумбентов составляла уже 50%, чего ранее никогда не наблюдалось; сохранили свои посты, были переизбраны повторно председатель и его два заместителя.
В ситуации идеологического вакуума в регионе сегодня присутствует на арене только одна политическая партия - «Единая Россия». Значительно упал авторитет АПР, фактически лишенной электоральной базы. Если ранее именно с данной партией ассоциировались возможные социальные реформы по восстановлению сельского хозяйства в регионе, то в настоящее время все надежды связываются с масштабным его финансированием за счет средств администрации АБАО. К тому же инициированное главой АБАО реконструирование экономики региона, масштабное строительство социальных объектов и инфраструктуры все больше ассоциировались с фигурой Б. Жамсуева, соответственно - с партией «Единая Россия».
Если раньше большинство ее политических региональных акторов не стремились вступать в ту или иную партию, то в настоящее время это становится просто необходимым: теперь вступление в партию дает возможность лидерам институализироваться как значимый элемент политической системы, но вовсе не по идеологическим мотивам. Принятые модели партийности регионального парламента были приняты сразу после установления господствующего положения партии «Единая Россия» на федеральном уровне.
В результате современная модель партийной системы региона представляет собой проекцию федеральной модели, но с иным региональным наполнением.
Что касается Республики Бурятия, то первая половина и середина 1990-х годов были отмечены противостоянием двух общественно-политических блоков, причем во властных структурах были представлены оба. Президент Л. Потапов не выходил из состава КПРФ, лишь приостановив на время президентства членство в партии. Однако в правительстве его первый заместитель всегда возглавлял местное отделение «партии власти». В решающие моменты политического противостояния в стране Л. Потапову приходилось
делать выбор в пользу действующего Президента России. Такой прагматизм привел к тому, что республика на рубеже 2000-х годов ушла из «красного пояса», несмотря на наличие устойчивого левого электората в пределах 13-17%. Представители политической элиты, за исключением костяка КПРФ, распределены по «партиям власти» и их союзников не по идеологическому признаку, а по неформальным соглашениям. Переходы из одной партии в другие в этой среде также нередки.
Итак, если говорить о партиях в бурятских регионах, мы видим большую схожесть, нежели различия. Партии используются как инструмент политической борьбы, как цивилизованное прикрытие политических интересов различных социальных групп. Реальный расклад политических сил проходит не по партийному, а по территориальному принципу. Если главе региона удается поставить под контроль текущий набор партий в регионе, то партии содействуют укреплению регионального политического режима и соответственно - главы региона и исполнительной власти. Показательно в этом отношении сравнение функционирования политических партий в двух бурятских округах. В АБАО главе региона удалось нейтрализовать, а затем консолидировать на основе «партии власти» политический потенциал элиты, что содействовало подъему социально-экономического развития округа, а межпартийные противостояния в УОБАО, напротив, помешали становлению институционального механизма подъема экономики и социальной сферы.
Соотношение институциональной системы и социально-экономического развития округов
Таким образом, институционально-политическая система и режим, учитывающие традиционные элементы распределения и функционирования власти, становятся в условиях переходного периода более дееспособными. В принципе это позволяет адаптироваться к сложнейшим процессам, связанным с переходом к рыночной экономике.
К моменту объединения Агинский округ с населением в 73 тыс. человек имел расходы бюджета в размере 3,1 млрд. руб., или 42 тыс. руб. на душу населения. Читинская область (без округа) с населением 1,7 млн. человек имела расходную часть бюджета
15,5 млрд. руб., или 15 тыс. руб. на душу населения. Доля дотаций бюджета в АБАО - 24%, а в бюджете Читинской области - 42%. Получается, что АБАО сильнее Читинской области в 2,8 раза. В Усть-Ордынском округе уровень бедности был 81% против 27% в Иркутской области.
В настоящее время большим испытанием для политической власти становится глобальный финансовый и экономический кризис. Для реального сектора экономики Республики Бурятия с самыми высокими темпами роста на сегодня в Сибирском федеральном округе наступили тяжелые времена: резко возросли процентные ставки банков, падает производство, начались сокращения персонала. Возглавляемое новым президентом Бурятии правительство разработало комплекс мер по поддержке экономики. Правда, возможности бюджета весьма ограничены - на эти цели зарезервировано всего 100 млн. руб. Минэкономики внесло в Народный хурал законопроект о сокращении региональной составляющей налога на прибыль и имущество. Объявлено о создании оперативного рабочего органа с участием правительства и бизнеса, который и займется «расшивкой» возникающих проблем.
В число общероссийских мер по противодействию глобальному финансовому кризису включен пакет поправок в Бюджетный кодекс, позволяющий вносить изменения в бюджеты субъектов Федерации без принятия поправок в законы о бюджете. В Бурятии это обернется резким усилением исполнительной власти и влияния ее главы В. Наговицына, но при этом ему предстоит найти общий язык со скрытой оппозицией в лице депутатов и руководителей ряда крупных хозяйствующих субъектов.
Итак, обеспечение относительно динамичного роста экономического потенциала коррелируется с политико-институциональной системой, сконструированной с учетом национальных политических традиций. Размер субъекта Федерации не связан напрямую с возможностями обеспечения населения достойным уровнем жизни.
Выше была предпринята попытка показать наличие элементов национальных политических традиций в институциональном дизайне российских регионов с общемонгольской культурой. В первую очередь это находит свое проявление в стремлении к централизации власти с институализацией доминирующего актора, при котором, однако, основным политическим акторам достается
своя «доля» власти. Конфликты здесь предпочитают разрешать неформальным способом - путем соглашений. Институциональный дизайн при этом по формальным признакам в данных регионах может быть различным как результат компромисса на определенном этапе политического развития.
Полная монополизация власти, игнорирование доминирующим актором интересов других акторов - на этих территориях бесперспективны. Сценарий политических процессов по типу «победитель получает все» неприемлем.
Важной чертой национальной традиции является уважение к государственности и лидерам как носителям этой государственной власти, что служит стабилизации политической власти. Прагматическая сторона в осуществлении власти служит основой устойчивого развития исследуемых российских регионов. Как считает один из экспертов, для монгольских народов имеет смысл бороться за нацию-государство, а не за идею.
