CC BY
82Отрасли и институты права / Branches and Institutions of the Law
Научная статья УДК 34.01
DOI: 10.37399/2686-9241.2021.4.116-139
Национальное правосудие и международное правосудие современные доктрины взаимодействия
И. А. Умнова-Конюхова
Российский государственный университет правосудия, Москва,
Российская Федерация
ikonyukhova@yandex.ru
Аннотация
Введение. Рассмотрены современные доктрины взаимодействия национального и международного правосудия. В современную эпоху к ключевым из них относятся доктрины глобального конституционализма, конституционного судебного диалога, судебного активизма, свободы усмотрения и конституционной идентичности.
Теоретические основы. Методы. Анализируются доктринальные взгляды ученых в области конституционного права и международного права, реализуемые в практике органов конституционного правосудия и международного правосудия. Данные доктрины аналогично раннее возникшим и активно используемым в настоящее время доктринам государственного суверенитета, верховенства конституции, субсидиарности, пропорциональности, правовой определенности и некоторым другим должны приобретать общие черты публично-правового консенсуса в их судебном толковании и применении в международных и внутригосударственных отношениях. Сравнительно-правовой анализ и систематизация судебных решений, в том числе на примере взаимодействия Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского Суда по правам человека, позволил выявить общие подходы в понимании и реализации современных доктрин компромисса и урегулирования разногласий между органами международного и национального правосудия.
В основе методологии лежат общие и специальные методы, применяемые в юридической науке. Метод системного подхода позволил выявить основные структурно-функциональные связи в обосновании и вынесении решений органами конституционного и международного правосудия на основе рассматриваемых доктрин. Метод сравнительного правоведения помог установить общее и особенное в толковании и применении доктрин взаимодействия органов конституционного и международного правосудия. В исследовании применен также метод формально-юридического анализа источников конституционного права и международного права, решений конституционных судов и международных судов, включая Суд Европейского шюза и Европейский Суд по правам человека. Результаты исследования. Раскрыты основные научные подходы к обоснованию смысла, содержания и применения новых доктрин глобального конституционализма, конституционного судебного диалога, судебного активизма, свободы усмотрения и конституционной идентичности, активно используемых наряду с ранее возникшими доктринами государственного суверенитета, верховенства конституции, субсидиарности, пропорциональности, правовой определенности и некоторыми другими.
© Умнова-Конюхова И. А., 2021
Обсуждение и заключение. На основе анализа сложившихся дискуссий обоснована необходимость совершенствования взаимодействия национального правосудия и международного правосудия. Применительно к Российской Федерации в плоскости взаимодействия Конституционного Суда Российской Федерации и Европейского Суда по правам человека обращается внимание на актуальность учета принципа конституционной идентичности.
Ключевые слова: национальное правосудие, международное правосудие, конституционно-правовые отношения, доктрины, глобальный конституционализм, конституционный судебный диалог, судебный активизм, свобода усмотрения, конституционная идентичность, Суд ЕС, Конституционный Суд Российской Федерации, Европейский Суд по правам человека
Для цитирования: Умнова-Конюхова И. А. Национальное правосудие и международное правосудие: современные доктрины взаимодействия // Правосудие/Justice. 2021. Т. 3, № 4. С. 116-139. DOI: 10.37399/2686-9241.2021.4.116-139.
National Justice and International Justice: Modern Doctrines of Interaction
Irina A. Umnova-Konyukhova
Russian State University of Justice, Moscow, Russian Federation For correspondence: ikonyukhova@yandex.ru
Abstract
Introduction. The article examines the modern doctrines of the interaction of national and international justice in the sphere of constitutional and legal relations. According to the author, in the modern era, the key issues include the doctrines of global constitutionalism, constitutional judicial dialogue, judicial activism, freedom of discretion and constitutional identity. The author believes that these doctrines, similar to the doctrines of state sovereignty, the supremacy of the constitution, subsidiarity, proportionality, legal certainty (and some others that arose earlier and are actively used at the present time), should acquire common features of public-legal consensus in their judicial interpretation and application in international and domestic relations. Using the example of the interaction of the Constitutional Court of the Russian Federation and the ECHR, the problems of disagreements in the legal understanding of these doctrines are revealed and it is proposed to draw attention to the need for bilateral consideration of the principles of constitutional identity by national and international justice bodies.
Theoretical Basis. Methods. The author analyses the doctrinal views of scientists in the field of constitutional law and international law, as implemented in the practice of constitutional justice and international justice. Comparative legal analysis and systematisation of court decisions, (including by the example of the interaction of the Constitutional Court of the Russian Federation and the ECHR), allowed the identification of common approaches in understanding and implementing modern doctrines of compromise and settlement of differences between international and national justice bodies in constitutional and legal relations. The methodology is based on general and special methods used in legal science. The method of the system approach allowed to identify the main structural and functional connections in the justification and decision-making by the bodies of constitutional and international justice on the basis of the doctrines under consideration. The method of comparative jurisprudence has helped to establish both general and special approaches in the interpretation and application of the doctrines of interaction between the bodies of constitutional and international justice. The study also uses the method of formal legal analysis of sources of constitutional law and international law, decisions of constitutional courts and international courts, including the Court of the EU and the ECHR.
Results. The paper reveals the main scientific approaches to substantiating the meaning, content and application of the new doctrines of global constitutionalism, constitutional judicial dialogue, judicial activism, freedom of discretion and constitutional identity. These are actively used in the interaction with the previously emerged doctrines of state sovereignty, the supremacy of the constitution, subsidiarity, proportionality, legal certainty and some others. Discussion and Conclusion. Based on the analysis of the existing discussions on the topic of the article, the author presents arguments in favour of improving the interaction of national justice and international justice in constitutional and legal relations. In relation to the Russian Federation, in the sphere of interaction between the Constitutional Court of the Russian Federation and the ECHR, attention is drawn to the relevance of taking into account the principle of constitutional identity.
Keywords: national justice, international justice, constitutional law relations, doctrines, global constitutionalism, constitutional judicial dialogue, judicial activism, discretion, constitutional identity, EU Court, Constitutional Court of the Russian Federation, European Court of Human Rights
For citation: Umnova-Konyukhova, I. A., 2021. National justice and international justice: modern doctrines of interaction. Pravosudie/Justice, 3(4), pp. 116-139. DOI: 10.37399/26869241.2021.4.116-139.
Введение
С тремление международных и национальных судов к интегративному правопониманию и выработке общих позиций по фундаментальным вопросам публичного и частного права - такова общемировая тенденция конца XX - начала XXI столетия. На фоне этой тенденции наблюдается заметное повышение роли судов в толковании права и правоприменении в системах международного и национального правосудия. В определенной мере возрастание значимости судов в правовом развитии обусловлено процессами глобализации и дифференциации права, взаимопроникновением правовых культур, конвергенцией норм международного права и национального права. Данные процессы постепенно стали выстраивать парадигму взаимодействия международного и национального правосудия, основанную на новых правовых доктринах.
Теоретические основы. Методы
1. Доктрины глобального конституционализма и конституционного судебного диалога в отношениях между национальными и международными судами
В современную эпоху тенденции конвергенции международного и национального права, интернационализации конституционного права обусловили возникновение доктрины глобального (международного) конституционализма. Очевидно, что глобализация конституционного права имеет пределы, формирующиеся под влиянием национальной и конституционной идентичности государств, условий жизни конкретной страны, правовой культуры и даже уровня развития цивилизации в целом. В этой связи интерес представляют попытки деидеологизации конституционализма и выхода на общечеловеческие гуманитарные и нравственные критерии общего глобального права. Получает развитие также и операционно-пра-вовой подход диагностики глобальной интеграции права. Так, профессор Ульрих К. Прейс, допуская наряду с национальной конституцией международную конституционализацию, рассматривает четыре основных индика-
тора данного процесса. Во-первых, это правовые обязательства государств по отношению к другим государствам и к международному сообществу. Во-вторых, это фундаментальные международно-правовые нормы jus cogens, которые относятся к сфере общих вопросов человечества, закрепленных в международном сообществе. В-третьих, это механизмы создания односторонних обязательств через гибриды договоров и законов, к которым относятся договоры мирового порядка или многосторонние международные договоры с «квазиуниверсальным членством» (Устав ООН, международные пакты о правах человека, Конвенция ООН о морском праве и др.). Они представляют широкие или даже всеобщие интересы и ценности и могут рассматриваться как воплощение коллективной воли человечества. В-четвертых, возникает институт независимой международной судебной власти как важный шаг на пути к конституционализации международного сообщества [Preuss, U. K., 2010].
Названные индикаторы для измерения международной конституцио-нализации указывают на общность правил международного, межгосударственного и национального (государственного) уровней интеграции и взаимодействия.
Современные исследователи отмечают процессы судебной конституци-онализации на международном уровне аналогично тому, как это происходит в государствах. Так, А. Петерс в качестве одного из важнейших элементов глобальной конституционализации рассматривает повышение значения права в разрешении международных споров в результате появления международных судов и трибуналов с квазиобязательной юрисдикцией, осуществляющих судебный контроль за внутригосударственными актами [Peters, A., 2009]. К. Дж. Альтер выделяет категорию международных конституционных судов, противопоставляя их международным судам, лишь приводящим нормы права в исполнение (international enforcement courts) [Alter, K. J., 2014].
Признание международного конституционного правосудия не подразумевает полного поглощения конституционного пространства и конституционной судебной власти государств глобальным конституционным правом и правосудием международного уровня. Существуют четко выраженные пределы глобальной интервенции в национальную идентичность и государственный суверенитет. Мировая история реакции государств и их высших судов на попытки вторжения международных судов в конституционную национальную идентичность стран различных континентов тому свидетельство. Наиболее яркий пример - реальная картина противоречивых отношений между Европейским Судом по правам человека (ЕСПЧ) и целым рядом государств - участников Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод на фоне самого продвинутого в мире межсудебного взаимодействия ЕСПЧ и национальных судов.
Наделение международных судов властью контроля над законодательством и правоприменительной практикой государств может рассматриваться как важный аспект конституционализации международного права лишь в пределах, устанавливаемых самими государствами. Дж. Улфстэйн в этом контексте резонно размышляет о том, что если международные
суды могут влиять на деятельность национальных законодательных, исполнительных и судебных органов, то это поднимает вопросы необходимости демократического контроля и конституционных гарантий [Ulfstein, G., 2014, p. 852].
Осуществляя контроль, международные суды наталкиваются на пределы внешнего вмешательства, определяемые высшими национальными органами конституционного судебного контроля. Конституционные суды и верховные суды формируют, образно говоря, конституционный щит собственной прерогативы и, базируясь на концепциях государственного суверенитета и верховенства национальной конституции, определяют, могут или не могут международные суды оценивать соответствие конституционных норм нормам международного права. Для решения обозначенных проблем взаимодействия современной мировой практикой найден алгоритм -доктрина конституционного судебного диалога, которая оправдывает себя как способ примирения национальных интересов и приоритетов государств, с одной стороны, и их стремления признавать себя частью международного сообщества, следовать общим международно-правовым стандартам цивилизационного развития, с другой стороны.
Доктрина конституционного судебного диалога широко востребована сегодня в отношениях между международными и национальными судами разных уровней и видов. В рамках европейского правопорядка эта доктрина тесно связана с механизмом взаимодействия между национальными и европейскими судами и возможным использованием процедуры предварительной ссылки [Claes., M., et al., eds., 2012]. А. Мейвезе и М. Снел дают рабочее определение конституционного диалога и предлагают различные подходы к анализу данной доктрины. По их мнению, конституционный диалог является «...продолжением имплицитно или эксплицитно сформированных коммуникаций между двумя или более субъектами, характеризующихся отсутствием доминирующего субъекта - или по крайней мере брекетингом доминирования - с общим намерением улучшить практику толкования, пересмотра, написания или внесения поправок в конституции» [Meuwese, A. and Snel, M., 2013]. Конечная цель конституционного диалога - обеспечение соответствия правотворчества и правоприменения конституционным нормам и имплементации конвенционных норм в конституции с целью их дальнейшего исполнения. Суть конституционного судебного диалога состоит, как представляется, в осуществлении правового режима взаимодействия: во-первых, основанного на паритете и разделении сфер конституционного регулирования и конституционного судебного контроля; во-вторых, подразумевающего использование средств мирного урегулирования споров и стремление минимизировать конфликт, проведение переговоров и достижение конституционных соглашений; в-третьих, базирующегося на единой методологии и выработке общих подходов путем конституционного компромисса и достижения конституционного консенсуса. При этом негативное реагирование государств может проявляться не только точечным образом в связи с фактическим неприятием актов международного суда, расходящихся с конституционными ценностями и интересами, но и путем формирова-
ния конституционно-правового механизма, ориентированного на обеспечение оценки и сдержанного восприятия решений международного суда в подобных ситуациях.
Таким образом, ключевая доктрина глобального конституционализма и судебной конституционализации, выдвигаемая современными правоведами, кроется в формуле «конституционный судебный диалог». На уровне принятия судами решений конституционные идеи перемещаются через границы и, дополняя феномен «судебной глобализации», способствуют «перекрестному опылению» разных правовых культур. Международные и региональные суды и трибуналы все чаще цитируют и ссылаются на решения друг друга. Судебный диалог развивается как в горизонтальном, так и в вертикальном направлениях [Vadi, V., 2015, рр. 557-558].
Как отмечает В. Вади, на горизонтальном уровне использование конституционных идей разными международными трибуналами позволяет предотвратить фрагментацию международного права: заимствуя концепции у других международных судов, они способствуют укреплению единства правосудия. Национальные суды также могут принимать во внимание точку зрения судов других государств при рассмотрении аналогичных споров [Vadi, V., 2015, р. 564]. Вертикальная миграция конституционных идей из конституционного права на региональный и международный уровни через усвоение общих принципов права или международного обычного права делает возможным диалог между национальными конституционными судами, с одной стороны, и международными судами - с другой. Этот диалог породил общую лексику, содействующую круговой миграции конституционных идей: от конституционных судов - в международные и обратно -в конституционные. Подобное использование конституционных идей отражает «дух века» - правовой плюрализм [Vadi, V., 2015, р. 565].
Доктрина конституционного судебного диалога, подразумевающая использование механизмов согласования и компромисса, активно внедряется сегодня во взаимодействии конституционных или иных высших судов и ЕСПЧ1. В данном случае прослеживаются две противоборствующие тенденции: стремление конституционных, иных высших судов подчеркнуть вторичный характер права Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) по отношению к национальным конституциям и попытки ЕСПЧ подчинить национальное право, включая национальные конституции, положениям Конвенции. Конвенционно-конституционные конфликты свидетельствуют не о противоречии между Конвенцией как таковой и национальными конституциями, а о коллизии толкования конвенционного положения, данного ЕСПЧ в постановлении по конкретному делу, и положений национальных конституций, в том числе в их истолковании конституционными судами (или другими высшими судами, наделенными аналогичными полномочиями).
1 Показательной в этом плане является практика высших судов европейских стран, приведенная в обзоре, представленном в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П. URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_182936/.
Эксперты отмечают, что в действующем субсидиарном механизме защиты прав человека урегулирование конфликта невозможно в одностороннем порядке толковательной деятельностью ЕСПЧ, приоритетным является развитие диалога между судами и взаимный учет правовых позиций [Исполинов, А. С., 2016, с. 133]. Среди ярких примеров успешного судейского диалога европейского и национального правопорядков экспертами выделяется серия дел ЕСПЧ и Верховного Суда Соединенного Королевства по вопросу о допустимости использования показаний отсутствующих свидетелей в уголовном процессе и их влияния на оценку справедливости судебного разбирательства.
В течение долгого времени ЕСПЧ в постановлениях по данной проблеме исходил из того, что использование свидетельских показаний в случае невозможности допроса свидетеля приводит к нарушению ст. 6 Конвенции в тех делах, где такие показания были «единственным или решающим» (sole or decisive) доказательством. К середине 2000-х гг. английские суды пришли к выводу, что столь однозначное правило не в полной мере соответствует гарантиям § 3(d) ст. 6 Конвенции ввиду своей излишней жесткости2.
В 2005-2006 гг. в ходе рассмотрения на национальном уровне дел Аль Ха-вайя и Тахири против Соединенного Королевства (Al-Khawaja and Tahery v. United Kingdom) (No. 26766/05 and 22228/06) Верховный Суд Соединенного Королевства, детально и уважительно проанализировав последовательную практику ЕСПЧ, заключил, что, несмотря на использование показаний отсутствующих свидетелей как решающих или единственных доказательств, право заявителей на справедливый суд не было нарушено, поскольку справедливость процесса была защищена соответствующими процессуальными гарантиями, компенсирующими «ущемленную» позицию защиты. Несмотря на предложенную аргументацию, Четвертая Секция Суда установила в данных делах нарушение конвенционных положений3. Английские власти подали ходатайство о передаче дела в Большую палату, а Верховный Суд, рассматривая дело Horncastle, вновь проанализировав конвенционную практику, пришел к выводу, что ст. 6 Конвенции не предусматривает жесткого применения правила единственного или решающего доказательства, и призвал ЕСПЧ принять его сто-
Первоначальным источником подхода Верховного Суда стали решения Апелляционного суда (Court of Appeal), который в своих постановлениях анализировал конвенционную практику, последствия различных толкований ст. 6 Конвенции, а также предлагал собственное видение выхода из вставшей перед ним проблемы. См.: R. v. Al-Khawaja [2005] EWCA Crim. 2697, R. v. Tahery [2006] EWCA Crim. 529, R. v. Horncastle and Others [2009] EWCA Crim 964 // The European Court of Human Rights: Al-Khawaja & Tahery v. United Kingdom (Eur. CT. H. R.). Published online by Cambridge University Press: 20 January 2017. URL: https:// www.cambridge.org/core/journals/international-legal-materials/article/abs/ european-court-of-human-rights-alkhawaja-tahery-v-united-kingdom/.
См.: Al-Khawaja and Tahery v. the United Kingdom, No. 26766/05 and 22228/06. 20 January 2009 // The European Court of Human Rights: Al-Khawaja & Tahery v. United Kingdom (Eur. CT. H. R.). Published online by Cambridge University Press: 20 January 2017.
2
рону4. 15 декабря 2011 г. Большая палата Суда, повторно рассмотрев дела АЬКНашсда апЛ ТаЪегу, по сути согласилась с аргументами английских судов, отошла от предыдущей практики и установила подход, который исключает автоматический вывод о нарушении ст. 6 лишь в связи с правилом единственного или решающего доказательства без учета компенсирующих процессуальных гарантий в конкретном деле5. В 2014 году Суд, рассмотрев дело НогпоазЫв, завершил данный судейский диалог и не нашел нарушения прав заявителей6.
На данном примере видно, что Верховный Суд Королевства и ЕСПЧ в ходе обмена решениями по вопросу использования показаний отсутствующих свидетелей не ограничились отсылками к практике друг друга, они признавали факт диалога. Это было продемонстрировано официальным пресс-релизом ЕСПЧ в деле Hornосstle, заголовок которого был следующим: «Завершение судейского диалога ЕСПЧ и судов Соединенного Королевства по вопросу использования производных доказательств»7.
От описанного выше судейского диалога в условиях единой конвенционной парадигмы следует отличать диалог в рамках двойственной конституционно-конвенционной парадигмы, в котором суды стремятся к отысканию надлежащего соотношения конвенционных и конституционных (национальных) стандартов. Дело Gorgulu, рассмотренное Конституционным Судом Германии после принятия соответствующего постановления ЕСПЧ8, может служить примером поиска подхода, наиболее совместимого с конвенционными нормами, но при этом ограниченного приоритетом конституционных норм.
Конституционный судебный диалог подразумевает исполнение национальными судами решений ЕСПЧ. В этом контексте возникает вопрос, является ли обращение в Конституционный Суд признаком исчерпания средств внутригосударственной судебной защиты в тех случаях, когда это возможно? В европейских странах, включая Российскую Федерацию (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П), доминирует позиция, согласно которой суд конституционной юрисдикции в оценке национального законодательства стоит выше ЕСПЧ. При этом признаются конституционная юрисдикция ЕСПЧ, обязательность его решений, если это не противоречит конституции государства. Национальный
Cm.: R. v. Horncastle & Others [2009] UKSC 14 // The European Court of Human Rights: Al-Khawaja & Tahery v. United Kingdom (Eur. CT. H. R.). Published online by Cambridge University Press: 20 January 2017.
Cm.: Al-Khawaja and Tahery v. the United Kingdom [GC], No. 26766/05 and 22228/06. 15 December 2011. URL: https://www.echr.coe.int/Documents/Cases_ list_2011_ENG.pdf.
Cm.: Horncastle and Others v. the United Kingdom, No. 4184/10. 16 December 2014.
Cm.: ECHR 376 (2014), 16.12.2014. URL: https://european-court-help.ru/baza-reshenii-evropeiskogo-suda-espch-na-russkom-iazyke/.
Cm.: Gorgulu v. Germany, No. 74969/01, 24 February 2004. URL: https://hudoc. echr.coe.int/.
4
5
конституционный суд может, однако, изменить свою правовую позицию, если посчитает решение ЕСПЧ в большей мере соответствующим основам конституционного строя и другим конституционным положениям.
К примеру, Конституционный Суд ФРГ отказался рассматривать конституционную жалобу заявителя в 2001 г. перед тем, как тот обратился в ЕСПЧ. Максимально избегая возможного конфликта правопорядков и стремясь обеспечить исполнение международных обязательств, Конституционный Суд ФРГ пришел к выводу, что исполнение постановлений ЕСПЧ является конституционной обязанностью немецких властей, а конвенционная защита прав человека аналогична системе защиты основных конституционных прав, но при этом приверженность конвенционным обязательствам не может приводить к нарушению фундаментальных основ конституционного правопорядка, созданного Основным Законом9. Пользуясь данной конструкцией, Конституционный Суд ФРГ смог отойти от собственной прежде выраженной позиции по делу и признать постановление ЕСПЧ подлежащим исполнению.
Независимо от уровня и характера норм права, подлежащих толкованию, в практике ЕСПЧ происходит процесс сближения или даже совпадения правил толкования как внутригосударственных, так и международно-правовых норм. Этот процесс следует признать естественным, поскольку такое сближение содействует цели защиты прав человека.
Обобщая изложенное, можно выделить следующие основные тенденции развития международного и национального правосудия в диалектике их взаимодействия: усиление влияния доктрины глобального конституционализма в международном и национальном правосудии; взаимопроникновение решений судов в международное и национальное конституционное пространство; ведение дискуссии в алгоритме доктрины конституционного судебного диалога в случае возникновения противоречий и разногласий с целью повышения авторитета судов; неуклонный рост взаимодействия международных и национальных судов на основе непрерывного и перекрестного заимствования опыта.
2. Доктрина судебного активизма в национальном и международном правосудии при толковании и применении общих принципов права
Расширение судебной практики применения и толкования общих принципов права - тенденция современности [Умнова, И. А., 2015Ь, с. 3-7]. При обосновании решений положениями конституционной или иной правовой нормы национальные суды наряду с традиционными правовыми нормами ссылаются на общепризнанные принципы международного права, на конституционные и иные общие принципы национального права. Аналогичным образом доктрина международного права единодушна в том, что принципы международного права подлежат применению в судебной практике [Галенская, Л. Н., 2018, с. 52].
9 См.: BVerfG, Gorgulu, 2 BvR 1481/04, 14 October 2004. URL: http://www.ejil.org/ pdfs/23/2/2288.
Отметим очевидную тенденцию возрастания в современную эпоху значимости принципов права в судебном толковании и правоприменении. Увеличивается число сторонников юридической природы общих принципов права [Керимов, Д. А., 2003, с. 348] и допустимости их формулирования, толкования и применения высшими национальными органами конституционного правосудия и другими судами. Это обусловлено повышением их роли как правовых регуляторов [Ершов, В. В., 2018, с. 255-310].
Формулирование судами при применении принципов права определенных юридических правил-требований или выведение ими новых принципов права вызвало широкую дискуссию о судебном активизме и спровоцировало постановку вопроса о формировании судебного права, формирующего, как представляется, фактически вторичный слой правовых норм, составляющих конституционно-правовое пространство [Умнова, И. А., 2015a, c. 59].
Считается, что судебный активизм (judicial activism) проявил себя как антитеза понятию «судебное ограничение» (judicial restraint) в рамках судебной системы США и других стран англосаксонской правовой семьи. В современную эпоху эта дилемма коснулась всех государств, признающих конституционную судебную юрисдикцию. Придерживающиеся идеи судебного ограничения утверждают, что роль судей должна быть строго ограниченной, их дело - «озвучивать» только то, что гласит закон, оставляя все связанное с созданием закона тем, кому его надлежит создавать: законодательной власти. Сторонники доктрины «судебного активизма» выступают за право судей быть арбитрами в коллизиях общественно-политического характера, «расширяя» нормы законодательства, в том числе конституции, в принимаемых ими решениях [Голдобина, З. Г. и Игнатенко, А. В., 2007].
Признание конституционного судебного активизма связано с эволюцией конституционного правосознания. В эпоху глобализации права изменяются представления о конституции и конституционном пространстве не только у теоретиков права, но и у правоприменителей, в особенности у судей, рассматривающих публично-правовые споры. Применяя конституцию, национальные суды расширительно воспринимают конституционное пространство, включая в него правовые позиции конституционных или иных высших судов, осуществляющих толкование конституции. Представители различных научных школ конституционного права признают в той или иной мере, что конституционное пространство современного государства не может обойтись без международно-правовых стандартов и конституционного судебного обоснования (судебного активизма) [Ku, J. and Yoo, J., 2012].
Активизм в процессе применения и толкования права неизбежен в том случае, когда суд выясняет содержание общих принципов права, интерпретирует и толкует их доктринальную сущность. На эту судебную функцию все более обращается внимание в современном правоведении. К примеру, У. Садло отмечает, что судебный орган избегает политических конфликтов, постепенно создавая собственные правовые доктрины. Этот подход получил название «судебный инкрементализм», т. е. решение сложной проблемы небольшими шагами путем нахождения баланса между социальными и правовыми аргументами [Sadlo, U., 2016]. Инкрементализм основывает-
ся на широком использовании судебных решений сторонами спора и иными субъектами правоотношений. Однако сохранить подобную возможность международные и национальные суды могут только в том случае, если адресаты их решений продолжат признавать их в качестве обязательных.
Доктринальные решения международных судов могут как защитить, так и поставить под угрозу важнейшие политические, социальные и экономические ценности, права человека и интересы безопасности государств. Учитывая этот риск, международные суды должны быть осторожны в док-тринальном правотворчестве. К примеру, Суд ЕС стремится избегать открытого использования созданных им принципов до тех пор, пока такие принципы постепенно не получат закрепление в последующих судебных решениях. Подобная практика превращает Суд ЕС в один из самых авторитетных судов в мире, который имеет возможность воздействовать на политические, экономические и финансовые кризисы, находить выходы из конституционных затруднений и реформировать международные соглашения.
Судебный активизм ЕСПЧ в отличие от Суда ЕС стал объектом критики. Эксперты заметили, что принцип эволюционного (эволютивного) толкования ЕСПЧ Конвенции придает суду некие функции нормотворчества [Сюдр, Ф., 2014]. Судебный активизм ЕСПЧ, с одной стороны, обеспечивает применение Конвенции в качестве «живого», гибкого инструмента, интерпретируемого в свете современных социально-экономических реалий. С другой стороны, появляется риск злоупотреблений ЕСПЧ в отношении собственной компетенции и усиления возможности вторжении в компетенцию государств. Чтобы сгладить отмеченные противоречия, 24 июня 2013 г. в Совете Европы был открыт для подписания Протокол № 15 к Европейской конвенции по правам человека10. Согласно ст. 1 Протокола № 15 к Конвенции в конце преамбулы добавлен новый абзац, в соответствии с которым стороны несут основную ответственность за обеспечение прав и свобод, закрепленных в настоящей Конвенции и Протоколах к ней, и, делая это, они пользуются некоторой свободой усмотрения, надзор за осуществлением которой производится ЕСПЧ. Фредерик Сюдр в связи с принятием Протокола № 15 к Конвенции отметил: «Субсидиарность подразумевает распределение ответственности между национальными властями и ЕСПЧ: в первую очередь ответственность за соблюдение и защиту прав и свобод возложена на государства, во вторую - на Суд» [Сюдр, Ф., 2014, с. 6-9].
10 июля 2013 г. Комитет министров Совета Европы одобрил Протокол № 16 к Конвенции и принял решение открыть его для подписания 2 октября 2013 г. Протокол № 16 касается права высших судов и трибуналов государств - участников ЕКПЧ запрашивать у ЕСПЧ консультативные заключения по вопросам интерпретации и применения прав, гарантированных Конвенцией и Протоколами к ней, в контексте дел, рассматриваемых указанными судами и трибуналами на национальном уровне. Данный Про-
10 См.: Протокол № 15 о внесении изменений и дополнений в Конвенцию о защите прав человека и основных свобод (CETS № 213) (подписан в г. Страсбурге 24.06.2013). Протокол бы1л подписан Министром юстиции Российской Федерации 19 сентября 2016 г. URL: http://www.echr.ru/news/msg.asp?id_msg=4052.
токол направлен на дальнейшее укрепление взаимодействия ЕСПЧ и национальных судов11.
Таким образом, судебное, в том числе доктринальное, правотворчество составляет фундамент для других видов традиционного правотворчества и, в первую очередь, для законодательной деятельности. В этом нет противоречия при условии последующей трансформации результатов судебного правотворчества путем внедрения их в текст конституций национальных законов и в тексты международных договоров, иных источников в системе международного права. Поэтому важно не передержать паузу между судебными решениями и последующими изменениями в традиционных формах права. Необходимо при этом осознавать ответственность судей за цивилизованное развитие права и последовательно решать вопросы повышения их авторитета, уровня квалификации и гуманистического правосознания.
3. Доктрина свободы усмотрения в ограничении прав и свобод в национальном и международном правосудии
Особенностью современной судебной защиты прав человека является глубокая привязка к правозащитным доктринам. Среди них представляется важным выделить широко применяемую сегодня доктрину свободы усмотрения (margin of appreciation). Применение данной доктрины подразумевает, что некоторые ограничения прав и свобод могут варьироваться от государства к государству и даже от региона к региону в рамках одного государства.
Доктрина свободы усмотрения - один из основных инструментов ЕСПЧ в нахождении баланса между эффективной защитой прав человека на европейском пространстве и уважением к многообразию культур и правовых систем европейских государств. Эта доктрина была изначально выработана ЕСПЧ и затем получила признание и поддержку государств, подписавших Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод [McGoldrick, D., 2016, p. 22].
Конвенция возлагает на государства обязанность исполнения решений ЕСПЧ, но выбор средств исполнения этих решений остается на усмотрении самих государств. Как отмечают эксперты, «на государство возлагается "ответственность результата", но национальные власти свободны выбирать соответствующие правовые установления, имея определенную свободу или поле усмотрения (margin of appreciation) в защите прав и свобод, предусмотренных Конвенцией. Главное, чтобы эта свобода усмотрения не выходила за рамки обязательств, добровольно принятых на себя государствами по Конвенции (Lisica v. Croatia, 25 мая 2010 г., § 52; Miragall Escola-no and Others v. Spain, 25 января 2000 г., § 33-39; Handyside v. UK, 7 декабря 1976 г., § 48; Chappel v. UK, 30 марта 1989 г., § 54)» [Ковлер, А. И., 2013].
11 Российская Федерация на данный момент не подписала и не ратифицировала данный Протокол. Протокол был внесен на ратификацию в Государственную Думу Российской Федерации письмом Президента Российской Федерации от 6 августа 1999 г. № Пр-1025. URL: http://www.echr.coe.int/Pages/home.aspx? p=basictexts&c=#n13739062744461326038770_pointer.
Свобода усмотрения государства была выработана специально для того, чтобы дать возможность европейским странам принимать законодательство, соответствующее их правовой традиции, социальным обстоятельствам и культурной специфике. В частности, ЕСПЧ многократно использовал данную доктрину применительно к свободе вероисповедания.
Так, в деле Cha'are Shalom Ve Tsedek vs. France Суд отказал ультраортодоксальной организации в признании нарушением запрета на ритуальный забой скота, приняв во внимание позицию правительства, выдавшего подобную лицензию другой группе, которая могла обеспечить мясом потребности и этой общины12.
Общий подход ЕСПЧ заключается в том, что стандарты защиты прав человека постепенно и неотвратимо повышаются, что приводит к сужению свободы усмотрения государства. Такой подход, как отмечает Дж. Дже-рардс, иногда вступает в конфликт с принципом уважения национальных конституционных ценностей и свободы политического выбора [Gerards, J., 2018, p. 496]. Очевидно, что сила доктрины свободы усмотрения состоит в ее гибкости.
Стремясь примирить споры, А. Фолесдал пишет, что в зависимости от определенных условий ЕСПЧ может при принятии своих решений исходить из широкой либо узкой трактовки свободы усмотрения государства. Здесь имеют значение природа права, его важность для субъекта, вид вмешательства и цель, потребовавшая ограничения права [Follesdal, A., 2017, p. 363]. При широкой трактовке свободы усмотрения государства для ЕСПЧ требуется найти весомые причины, чтобы его решения имели приоритет перед решениями национальных судов, которые находятся «ближе к реалиям своей страны» [McGoldrick, D., 2016, p. 25]. В других случаях, к примеру когда речь идет об ограничении прав лиц, принадлежащих к особо уязвимой группе, свобода усмотрения государства будет значительно уже и для ограничения прав потребуются серьезные основания.
Несмотря на центральное место этой доктрины в практике ЕСПЧ, саму доктрину и ее применение критикуют, в том числе «изнутри». Так, судья ЕСПЧ Ян Де Мейер (Jan De Meyer) называл ее «излишне уклончивой», «подразумевающей релятивизм» и «неправильной и бессмысленной на практике». Другие судьи, соглашаясь с доктриной в принципе, настаивают на необходимости применять ее «с осторожностью» [McGoldrick, D., 2016, p. 37].
Аналогично ЕСПЧ Межамериканский Суд по правам человека (МАСПЧ), опираясь на доктрину свободы усмотрения, действует во исполнение регионального правозащитного договора - Американской конвенции о правах человека (АКПЧ) в целях мониторинга исполнения государствами, ратифицировавшими Американскую конвенцию, их обязательств и рассматривает дела против них. МАСПЧ, как и ЕСПЧ, обвиняют, однако, в излишне широком толковании положений международных договоров о правах человека, далеко выходящих за рамки того, на что согласились стороны при их подписании.
12 ECHR (dalloz-etudiant.fr) https://actu.dalloz-etudiant.fr/fileadmin/actualites/ pdfs/JANVIER_2013/AFFAIRE_CHAARE_SHALOM_VE_TSEDEK_c._FRANCE.
Ключевой вопрос, возникающий в этой связи, сформулировал бывший судья МАСПЧ и ныне судья Международного Суда ООН Кансадо Тринидад (Can^ado Trindade): «Можно ли в принципе предусматривать некую свободу усмотрения государств, в которых судьи не обладают независимостью, а правовая система не способна противостоять безнаказанности?» [Folles-dal, A., 2017, p. 361]. Применительно к европейскому опыту ответ на это уже дан ЕСПЧ, который подчеркнул, что не занимается оценкой общего уровня демократии или гарантированности прав человека в государствах, но рассматривает конкретные законодательные акты или решения государственных органов, т. е. ограничивает себя рамками конкретного дела. ЕСПЧ неоднократно в своих постановлениях отмечал, что «Суду потребуются веские причины, чтобы подменить мнение национальных судов своим мнением» (Постановление по делу Axel Springer AG v. Germany, § 88) [Follesdal, A., 2017, p. 368].
В рамках доктрины свободы усмотрения государства можно отметить пристальное внимание исследователей к решению в доктрине вопроса судейского усмотрения. Задача выработки четких пределов судейского усмотрения [Brown, В., 2011, p. 14] должна основываться, как представляется, в первую очередь на следовании принципу верховенства права. Соблюдение данного принципа в международном правосудии значительно сложнее, чем в национальном. Чрезмерно широкое судейское усмотрение приводит к правовой неопределенности. Существенно отличаются и международно-правовые процедуры, менее отработанные по сравнению с национальным судопроизводством [Bright, D., Briere, I. P. and Poon, C.-M., 2014, pp. 2-3].
Релятивистские подходы в правопонимании пределов судейского усмотрения при трактовке содержания прав человека имеют место в практике Верховного Суда США.
Наглядным примером релятивизма эксперты считают решение 1971 г. по делу Когена против Калифорнии (Cohen v. California) о свободе слова13. Судья Харлан в обоснование решения отметил: «То, что одному человеку кажется вульгарным, для другого представляется лирикой», а потому нет принципиальной основы, по которой можно отличить агрессивную, оскорбительную речь от какой-либо другой речи. Как было известно по данному делу, ответчик Коген был одет в жакет с надписью «Наплевать на проект». Судья Харлан вынес резолюцию о том, что надпись на жакете Когена является видом реализации права на свободу политического слова, так как Коген осуждал проект, а не пытался над ним надругаться. Не соглашаясь с позицией Харлана, Хэдли Аркес пишет о том, что слова действительно могут меняться, но моральная составляющая осуждения или одобрения выражается через соответствующий язык. Этот язык, если его рассматривать именно как язык, не извращающий природу человека, понятен простым людям, так же как очевидны соответствующие жесты нападения и оскорбления [Arkes, H., 2013, p. 969]. По мнению Хэдли Аркеса, правильная позиция Верховного Суда США по этому вопросу бьла обозначена в решении по делу Чаплински против Нью-Хэмпшира (Chaplinsky v. New Hampshire)14.
13 См.: 403 US. 15, 25 (1971).
14 См.: 315 US. 568 (1942).
В этом деле Суд при оценке ситуации исходил из естественно-правовой природы прав человека и признал, что установление на основе соответствующих аргументов запретов на однозначно выраженные оскорбительные слова и жесты не ущемляет свободу человека и пресекает тем самым совершение им еще более ужасных поступков.
Приведенные примеры из судебной практики свидетельствуют о том, что доктрина свободы усмотрения государства сложна и многоаспектна. Думается, однако, что даже более репрезентативный анализ судебных решений продемонстрирует как общие, так и отличительные подходы в толковании и применении международными и национальными судами доктрины свободы усмотрения. Данная доктрина имеет свойство к сегментированию и трансформации с учетом особенностей и задач органов международного и национального правосудия. В настоящее время она успешно используется в практике ЕСПЧ и признана 47 государствами разного уровня развития демократии. Ее применение, как представляется, могло бы послужить инструментом построения общего правового пространства и в других регионах, а также на глобальном уровне в рамках деятельности Международного Суда ООН.
4. Доктрина конституционной идентичности: актуальные проблемы реализации во взаимодействии Конституционного Суда Российской Федерации и ЕСПЧ
В начале XXI столетия в условиях глобализации права актуализировалась дискуссия о пределах конституционной идентичности государств. В Российской Федерации, в частности, на основе синтеза национальных интересов, традиционных российских духовно-нравственных ценностей и культурного развития граждан была выдвинута задача продвижения принципов конституционной идентичности российского государства.
Концепция конституционной идентичности в науке конституционного права еще недостаточно разработана, тем не менее специалисты не ограничивают трактовку данного понятия лишь буквой конституции. Так, французский профессор Мишель Тропер пишет, что конституционная идентичность проявляется в процессе выделения определенных сущностных принципов, которые отличаются от всех прочих норм конституции и на которые можно ссылаться для защиты самой конституции в случае наличия ей угрозы, которая способна нарушить связи между самой конституцией и людьми или народом, которым она призвана служить [Тгорег, М., 2010].
В контексте взаимодействия органов национального и международного правосудия конституционная идентичность, выражая специфику конкретного государства, допускает наличие таких конституционных особенностей, которые при определенных обстоятельствах могут служить основанием для отступления от соблюдения договорных обязательств, не ставя под сомнение их легитимность.
Доктрина конституционной идентичности нашла отражение в учредительных актах Евросоюза и в практике Суда ЕС и органов конституционного контроля государств - членов ЕС [Васильева, Т. А., 2019]. Именно
к ней обращаются государства с тем, чтобы легитимировать отказ от исполнения своих обязательств в рамках европейской интеграции или отклонение от общих для всех государств - членов ЕС конституционных ценностей. Интерес к доктрине конституционной идентичности, как отмечает Т. А. Васильева, существенного возрос в условиях кризисов - финансового кризиса 2008-2012 гг. и миграционного кризиса, связанного с массовым притоком беженцев из Африки и с Ближнего Востока в 2015-2016 гг. [Васильева, Т. А., 2019, с. 32].
Можно отметить определенные различия в подходах «старых» и «новых» членов ЕС к взаимодействию европейского и национальных правопоряд-ков, в правовой аргументации при рассмотрении вопросов, связанных с конституционной идентичностью. Поскольку решения институциональных структур ЕС могут быть реализованы только посредством действий национальных органов публичной власти, между Судом ЕС и национальными конституционными судами ведется постоянный диалог в целях взаимной адаптации национальных конституционных правопорядков и права ЕС [Васильева, Т. А., 2019, с. 32-33].
Конституционная идентичность как концепция отражения в конституциях национальной конституционной культуры основана на особенностях правопонимания конституционных ценностей и принципов, конституционных прав и свобод, формирующих образ конституционного строя, обусловленный объективными закономерностями и потребностями конституционного развития. Эксперты увязывают актуализацию проблемы конституционной идентичности с тенденциями расширения наднационального регулирования публично-правовых отношений, института прав и свобод, а также возрастания активизма межгосударственных и внутригосударственных судебных органов.
Обозначенные тенденции можно проиллюстрировать на примере судебного активизма ЕСПЧ, который посредством эволютивного толкования Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и выявления коллизий с национальными конституциями вступил в диалог с конституционными и иными высшими судами конституционной юрисдикции по вопросам соотношения норм международных договоров и конституций, пределов усмотрения национальным законодательством и судебной практикой, допустимости исполнения договорных положений и решений межгосударственных судебных органов на основе принципа конституционной идентичности государств, рассматриваемого в единстве с принципами государственного суверенитета и верховенства конституции.
Уже начиная с 70-х гг. XX столетия государства - участники Конвенции начали возражать против излишне активистского характера деятельности ЕСПЧ.
Так, в 1973 г. в деле «Голдер против Соединенного Королевства»рассматривался вопрос о правах заключенных (Golder v United Kingdom (1973) Series B No. 16). ЕСПЧ истолковал положения Конвенции иначе, чем суд Соединенного Королевства. Власти Соединенного Королевства настаивали на том, что в отношении Конвенции должен соблюдаться так называемый принцип Lotus (Решение Постоянного Суда международного правосудия по спору между Франци-
ей и Турцией (France v. Turkey) (1927) P. C. I. J., Ser. A, No. 10), в соответствии с которым Конвенция должна толковаться узко как соглашение между государствами, предусматривающее добровольное ограничение суверенитета государства, но лишь в межгосударственных отношениях. В дальнейшем, однако, противодействие между ЕСПЧ и национальными судами все больше стало опираться на применение последними принципа конституционной идентичности в его взаимосвязи с принципами субсидиарности, государственного суверенитета, верховенства конституции.
Идею конституционной идентичности в той или иной мере используют органы конституционного контроля по всему миру для обоснования наиболее сложных решений.
Так, Федеральный Конституционный Суд Германии принцип конституционной идентичности применил впервые в деле «Соланж», отметив, что германский Конституционный Суд в исключительных случаях может признать нормы европейского права неприменимыми в ФРГ15. Такой подход был подтвержден в его дальнейших решениях.
Аналогичные подходы присутствовали в решениях конституционных судов Италии, Венгрии, Ирландии и некоторых других европейских государств.
К доктрине конституционной идентичности обращаются суды государств других континентов.
Так, Верховный Суд Индии в деле«Minerva Mills Ltd. v Union of India» от 31 июля 1980 г. подчеркнул, что «Конституция - это драгоценное наследие, идентичность которого невозможно изменить»16.
В Латинской Америке Верховный Суд Аргентины 14 февраля 2017 г. впервые признал неисполнимым решение Межамериканского Суда по правам человека, вынесенное в 2011 г. против Аргентиныс, которое касалось свободы распространения информации в СМИ. Верховный Суд постановил, что Межамериканский Суд не обладал достаточной компетенцией для того, чтобы отменить решение национального суда17. Одним из оснований отказа стало противоречие наднационального решения конституционной идентичности Аргентины в ее понимании Верховным Судом.
В российской конституционно-правовой практике понятие конституционной идентичности, как отметил В. Д. Зорькин в одной из своих статей, появилось совсем недавно [Зорькин, В. Д., 2017]. Впервые оно было использовано в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 14 июля 2015 г. № 21-П, а затем в его Постановлении от 19 апреля
15 Решение Федерального конституционного суда Германии от 25 мая 1974 г. BverfGE 37, 271 2 BvL 52/71 Solange I - Beschlub [Электронный ресурс].
16 Верховный Суд Индии в деле «Minerva Mills Ltd. v Union of India». Цит. по: Зорькин В. Д. Конституционная идентичность России: доктрина и практика. Выступление Председателя Конституционного Суда Российской Федерации. URL: http://www.ksrf.ru/ru/News/Speech/Pages/ViewItem.aspx?ParamId=82.
17 Права человека в Латинской Америке: доклады международных организаций // Институт Латинской Америки РАН. Май 2012 года. URL: http://www.ilaran.ru/.
2016 г. № 12-П в связи с вопросом о возможности исполнения постановления ЕСПЧ, посчитавшего, что норма российской Конституции, которая запрещает участие в выборах для лиц, содержащихся в местах лишения свободы по приговору суда, не соответствует Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Доктринальные же подходы к этой проблеме начали формироваться значительно раньше (толчком здесь послужило известное дело «Маркин против России») [Гаджиев, Г. А., 2016].
Конституционный Суд Российской Федерации в своих постановлениях сформулировал правовые позиции, согласно которым особое внимание наднациональных органов к базовым элементам конституционной идентичности - основам конституционного строя Российской Федерации и конституционным правам человека - позволит снизить вероятность конфликта между национальным и наднациональным правом. При сохранении суверенитета государств взаимодействие европейского конвенционного и российского конституционного правопорядков невозможно в условиях субординации, поскольку только диалог между различными правовыми системами является основой их надлежащего равновесия, и от уважения со стороны ЕСПЧ национальной конституционной идентичности государств -участников Конвенции во многом зависит эффективность ее норм во внутригосударственном правопорядке. Конституционный Суд Российской Федерации, признавая фундаментальное значение европейской системы защиты прав и свобод человека и гражданина, частью которой являются постановления ЕСПЧ, готов к поиску правомерного компромисса ради поддержания этой системы, но оставляет за собой определение степени своей готовности к нему, поскольку границы компромисса в данном вопросе очерчивает именно Конституция Российской Федерации18.
Принцип конституционной идентичности был использован в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 19 апреля 2016 г. № 12-П в связи с вопросом о возможности исполнения Постановления ЕСПЧ от 4 июля 2013 г. по делу «Анчугов и Гладков против России». ЕСПЧ пришел к выводу, что установленный ч. 3 ст. 32 Конституции Российской Федерации запрет участвовать в выборах для лиц, содержащихся в местах лишения свободы по приговору суда, ограничивает избирательные права этой категории граждан, нарушает гарантированное ст. 3 Протокола № 1 к Конвенции субъективное право на участие в выборах. Опираясь на принцип конституционной идентичности, Конституционный Суд Российской Федерации постановил признать невозможным исполнение Постановления ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против России» в силу его противоречия Конституции Российской Федерации19. Аналогичный вывод на основе применения принципа конституционной идентичности был сделан
18 Постановления от 14 июля 2015 г. № 21-П, от 19 апреля 2016 г. № 12-П, от 15 ноября 2016 г. № 24-П, от 19 января 2017 г. № 1-П и от 11 мая 2017 г. № 13-П. Доступ из справочной правовой службы «КонсультантПлюс».
19 https://www.coe.mt/ru/web/commissioner/-/non-implementation-of-the-court-s-judgments-our-shared-responsibility.
в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 19 января 2017 г. № 1-П в связи с разрешением вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации Постановления Европейского Суда по правам человека от 31 июля 2014 г. по делу «ОАО "Нефтяная компания "ЮКОС" против России»20 и других последующих постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации.
Основной посыл к реализации принципа конституционной идентичности должен исходить, как представляется, из объективной потребности сохранить неизменность конституционных положений, основанных на исторически сложившихся традициях и особенностях конституционно-правовой культуры конкретной страны, с одной стороны, и обеспечить их возможность быть действенными регуляторами интенсивно развивающихся общественных отношений, вносящих существенные изменения в устоявшуюся практику регулирования и реализации правопорядка, с другой стороны. В настоящее время можно утверждать, что в современной конституционно-правовой науке присутствует оптимизм относительно модели диалога и непрерывного поиска компромисса как наиболее оптимального пути разрешения споров о конституционной идентичности между институциональными структурами международных организаций и национальными органами публичной власти. В то же время важно понимать, что есть основные критерии конституционной идентичности, следование которым должно стать общим ориентиром эффективного взаимодействия, и прежде всего конституционные права и свободы, принципы и ценности Конституции.
Обсуждение и заключение
Обобщая изложенное, важно подчеркнуть актуальность исследования доктрин взаимодействия национального и международного правосудия в конституционно-правовых отношениях. Такие широко востребованные новые доктрины, как глобальный конституционализм, конституционный судебный диалог, судебный активизм, свобода усмотрения, конституционная идентичность, аналогично ранее устоявшимся и активно используемым в настоящее время доктринам государственного суверенитета, верховенства конституции, субсидиарности, пропорциональности, правовой определенности и ряда других, должны, на наш взгляд, приобретать общие черты публично-правового консенсуса в их судебном толковании и применении в международных и внутригосударственных отношениях.
Рассмотрение актуальных аспектов теории и практики взаимодействия национального и международного правосудия в публично-правовых отношениях позволяет обнаружить сущностные изменения в системе права. Сделанное некогда предположение Г. Кельзена [Bernstoríf, Л., 2015, р. 9] об обязательности международного правосудия не стало абсолютным императивом, однако влияние международных судов на правотворческую и правоприменительную практику государств более чем очевидно. Общая тенденция такова, что государства стремятся взаимодействовать с органами международного правосудия, выстраивают доктрины взаимовлия-
20 http://www.echr.ru/news/msg.asp?id_msg=4161.
ния практики национальных и международных судов. На фоне сформировавшихся тенденций перспективной представляется не только оценка существующих, но и поиск новых доктрин вертикального и горизонтального взаимодействия с целью защиты согласованного международного правопорядка, с одной стороны, и конституционного строя государств, с другой стороны, утверждения прав человека и других высших гуманитарных ценностей как показателей прогресса в поступательном развитии человеческой цивилизации. Целесообразно также повысить периодичность синхронного обобщения судебной практики и увеличить количество издаваемых судебных обзоров (отчетов), осуществлять обмен ими на вертикальном и горизонтальном уровнях международного и национального правосудия.
Список использованной литературы
Васильева Т. А. Суд ЕС и конституционные суды государств - членов Европейского Союза в поисках конституционной идентичности // Труды Института государства и права РАН. 2019. Т. 14, № 2. С. 3258. DOI: 10.35427/2073-4522-2019-14-2-vasilieva.
Галенская Л. Н. Применение принципов международного права в судебной практике // Российское правосудие. 2018. № 7. C. 52-60. Голдобина З. Г., Игнатенко А. В. Судебный активизм в контексте американской политико-правовой доктрины в последние десятилетия XX века // Правоведение. 2007. № 2. С. 135-144.
Ершов В. В. Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений : моногр. М. : РГУП, 2018. 628 с. ISBN: 978-5-93916631-7.
Зорькин В. Д. Конституционная идентичность России: доктрина и практика // Журнал конституционного правосудия. 2017. № 4. С. 1-12.
Исполинов А. С. Национальные суды и международное право: принуждение к дуализму // Будущее международного права : сб. ст. / под ред. К. А. Бекяшева. М. : Проспект, 2016. C. 128-138. ISBN: 9785-392-21156-2.
Керимов Д. А. Методология права (предмет, функции, проблемы философии права). М. : Изд-во Соврем. гуманитар. ун-та, 2003. 520 с. ISBN: 5832303180.
Ковлер А. И. «Моральный суверенитет» перед лицом «государственного суверенитета» в европейской системе защиты прав человека // Международное правосудие. 2013. № 3. С. 52-63.
Сюдр Ф. Субсидиарность - «новые рамки» для Европейского суда по правам человека (о дополнении Конвенции Протоколами № 15 и № а16) // Права человека. Практика Европейского суда по правам человека. 2014. № 6. С. 6-14.
Умнова И. А. Конституционный судебный активизм как проявление тенденции конституционализации судебной власти // Материалы
VII Международной научно-практической конференции «Судебная реформа в России: прошлое, настоящее, будущее» / под ред. В. В. Комаровой, Г. Д. Садовниковой, С. С. Заикина. М. : Изд. центр Ун-та им. О. Е. Кутафина (МГЮА), 2015а. 268 с.
Умнова И. А. О тенденции расширения судебной практики применения норм Конституции РФ в единстве с общими принципами права // Конституционное и муниципальное право. 2015b. № 6. С. 3-9. Alter K. J. The new terrain of international law: raurts, politics, rights. New Jersey : Princeton University Press, 2014. 480 p. Arkes H. The natural law challenge // The Harvard Journal of Law & Public Policy. 2013. Vol. 36, no. 3. P. 961-975.
Bernstorff J. Hans Kelsen on judicial law-making by international courts and tribunals: A theory of global judicial imperialism? // European Society of International Law: Conference Paper (Oslo). 2015. Vol. 5, no. 8. P. 1-12.
Bright D., Briere I. P., Poon C.-M. Report on the seminar: Current trends in international criminal justice: Courts, cases and the rule of law. London : British Institute of International and Comparative Law, 2014. Brown B. International criminal law: Nature, origins and a few key issues. Cheltenham : IIT Chicago-Kent, College of Law, 2011. P. 3-16. Constitutional conversations in Europe: Actors, topics and procedures / eds. M. Claes, et al. Antwerp : Intersentia. Driessen, 2012. 245 p. Follesdal A. Exporting the margin of appreciation: Lessons for the Inter-American court of human rights // International Journal of Constitutional Law. 2017. Vol. 15, no. 2. P. 359-371.
Gerards J. Margin of appreciation and incrementalism in the case law of the European court of human rights // Human Rights Law Review. 2018. Vol. 18, issue 3. P. 495-515.
Ku J., Yoo J. Globalization and the Constitution // Taming Globalization: International law, The U. S. Constitution, and the New World Order. Oxford : Oxford University Press, 2012. P. 4-11.
McGoldrick D. A defence of the margin of appreciation and an argument for its application by the Human rights committee // International and Comparative Law Quarterly. 2016. Vol. 65, no. 1. P. 21-60. Meuwese A., Snel M. Constitutional dialogue: An оverview // Utrecht Law Review. 2013. №. 2. P. 123-140. URL: http://doi.org/10.18352/ ulr.231.
Peters A. The merits of global constitutionalism // Indiana Journal of Global Legal Studies. 2009. Vol. 16, no. 2. P. 398-399. Preuss U. K. The Constitution separate from state. Is global constitutionalism a viable concept? // The twilight of constitutionalism? / eds. P. Dobner, M. Loughlin. Oxford : Oxford University Press, 2010. P. 23-46. Sadlo U. Do international courts make law in small steps? Evidence from the citation web of CJEU case law // Draft paper submitted for consider-
M. A. YMHOBa-KoHtoxoBa
137
ation for the First European empirical legal studies conference. Amsterdam, 2016. P. 1-17.
Troper M. Behind the Constitution? The Principle of Constitutional Identity in France // Constitutional Topography: Values and Constitutions / eds. A. Sajo, R. Uitz. Hague : Eleven International Publishing, 2010. P. 187-212. ISBN: 9789077596920; 9077596925.
Ulfstein G. International courts and judges: Independence, interaction and legitimacy // New York University Journal of International Law and Politics. 2014. Vol. 46. P. 849-866.
Vadi V. The migration of constitutional ideas to regional and international economic law: The case of proportionality // Northwestern Journal of International Law and Business. 2015. Vol. 35, no. 3. P. 557-589.
Reference
Alter, K. J., 2014. The new terrain of international law: courts, politics, rights. New Jersey: Princeton University Press.
Arkes, H., 2013. The natural law challenge. The Harvard Journal of Law & Public Policy, 36(3), pp. 961-975.
Bernstorff, J., 2015. Hans Kelsen on judicial law-making by international courts and tribunals: A theory of global judicial imperialism? European Society of International Law: Conference paper (Oslo), 5(8), pp. 1-12. Bright, D., Briere, I. P. and Poon, C. M., 2014. Report on the seminar: Current trends in international criminal justice: Courts, cases and the rule of law. London: British Institute of International and Comparative Law.
Brown, B., 2011. International criminal law: Nature, origins and a few key issues. Cheltenham: Chicago-Kent College of Law, 2011. Pp. 3-16. Claes, M., et al., eds., 2012. Constitutional conversations in Europe: Actors, topics and procedures. Antwerp: Intersentia. Driessen. 245 p. Follesdal, A., 2017. Exporting the margin of appreciation: Lessons for the Inter-American court of human rights. International Journal of Constitutional Law, 15(2), pp. 359-371.
Galenskaya, L. N., 2018. Application of the principles of international law in judicial practice. Rossijskoe pravosudie = [Russian Justice], 7, pp. 5260. (In Russ.)
Gerards, J., 2018. Margin of appreciation and incrementalism in the case law of the European court of human rights. Human Rights Law Review, 18(3), pp. 495-515.
Goldobina, Z. G. and Ignatenko, A. V., 2007. Judicial activism in the context of American political and legal doctrine in the last decades of the XX century. Pravovedenie = [Jurisprudence], 2, pp. 135-144. (In Russ.)
Ershov, V. V., 2018. Pravovoe i individual'noe regulirovanie obshchest-vennyh otnoshenij = [Legal and individual regulation of public relations].
Monograph. Moscow: Russian State University of Justice. (In Russ.) ISBN: 978-5-93916-631-7.
Ispolinov, A. S., 2016. [National courts and international law: dualism enforcement]. In: K. A. Bekyashev, ed. Budushchee mezhdunarodnogo prava = [The Future of international law]. Moscow: Prospect. Pp. 128138. (In Russ.) ISBN: 978-5-392-21156-2.
Kerimov, D. A., 2003. Metodologiya prava (predmet, funkcii, problemy filosofii prava) = [Methodology of law (subject, functions, problems of philosophy of law)]. Moscow: Publishing House of the Modern Humanities University. (In Russ.) ISBN: 5832303180.
Kovler, A. I., 2013. ["Moral sovereignty" in the face of "state sovereignty" in the European system of human rights protection]. Mezhdunarodnoe pravosudie = [International Justice], 3, pp. 52-63. (In Russ.) Ku, J. and Yoo, J., 2012. Globalization and the Constitution. Taming Globalization: International law, The U. S. Constitution, and the New World Order. Oxford: Oxford University Press. Pp. 4-11.
McGoldrick, D., 2016. A defence of the margin of appreciation and an argument for its application by the Human rights committee. International and Comparative Law Quarterly, 65(1), pp. 21-60.
Meuwese, A. and Snel, M., 2013. Constitutional dialogue: An оverview. Utrecht Law Review, 2, pp. 123-140. Available at: <http://doi. org/10.18352/ulr.231>.
Peters, A., 2009. The merits of global constitutionalism. Indiana Journal of Global Legal Studies, 16(2), pp. 398-399.
Preuss, U. K., 2010. The Constitution separate from state. Is global constitutionalism a viable concept? In: P. Dobner, M. Loughlin, eds. The twilight of constitutionalism? Oxford: Oxford University Press. P. 23-46. Sadlo, U., 2016. Do international courts make law in small steps? Evidence from the citation web of CJEU case law. Draft paper submitted for consideration for the First European empirical legal studies conference. Amsterdam. Pp. 1-17.
Sudr, F., 2014. [Subsidiarity - a "new framework" for the European Court of Human Rights (on the addition of the Convention by Protocols No. 15 and No. a16)]. Prava cheloveka. Praktika Evropejskogo suda po pravam cheloveka = [Human Rights. The Practice of the European Court of Human Rights], 6, pp. 6-14. (In Russ.)
Troper, M., 2010. Behind the Constitution? The Principle of Constitutional Identity in France. In: A. Sajo and R. Uitz, eds. Constitutional Topography: Values and Constitutions. Hague : Eleven International Publishing. Pp. 187-212. ISBN: 9789077596920; 9077596925.
Ulfstein, G., 2014. International courts and judges: Independence, interaction and legitimacy. New York University Journal of International Law and Politics, 46, pp. 849-866.
Umnova, I. A., 2015. [Constitutional judicial activism as a manifestation of the trend of constitutionalization of judicial power]. In: V. V. Komarova,
G. D. Sadovnikova and S. S. Zaikin, eds. Materialy VII Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii "Sudebnaya reforma v Rossii: proshloe, nastoyashchee, budushchee" = [Materials of the VII International Scientific and Practical Conference "Judicial reform in Russia: past, present, future"]. Moscow: Publishing Center of the Kutafin State Law University (MGUA). (In Russ.)
Umnova, I. A., 2015. [On the trend of expanding the judicial practice of applying the norms of the Constitution of the Russian Federation in unity with the general principles of law]. Konstitucionnoe i municipal'noe pravo = [Constitutional and Municipal Law], 6. pp. 3-9. (In Russ.) Vadi, V., 2015. The migration of constitutional ideas to regional and international economic law: The case of proportionality. Northwestern Journal of International Law and Business, 35(3), pp. 557-589. Vasil'eva, T. A., 2019. [The Court of the EU and the constitutional courts of the Member States of the European Union in search of constitutional identity]. Trudy Instituta gosudarstva i prava Rossijskoj akademii nauk = [Proceedings of the Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences], 14(2), pp. 32-58. (In Russ.) DOI: 10.35427/2073-4522-2019-14-2-vasilieva.
Zorkin, V. D., 2017. [Constitutional identity of Russia: doctrine and practice]. ZZhurnal konstitucionnogo pravosudiya = [Journal of Constitutional Justice], 4, pp. 1-12. (In Russ.)
Информация об авторе / Information about the author
Умнова-Конюхова Ирина Анатольевна, доктор юридических наук, руководитель научного направления конституционно-правовых исследований Центра исследования проблем правосудия ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия», профессор кафедры конституционного права имени Н. В. Витрука ФГБОУВО «Российский государственный университет правосудия» (Российская Федерация, 117418, Москва, ул. Новочеремушкинская, д. 69).
Irina A. Umnova-Konyukhova, Dr. Sci. (Law), Head of the Research Direction of Constitutional and Legal Research of the Justice Research Center, Russian State University of Justice, Professor of the Vitruk Constitutional Law Department, Russian State University of Justice (69 Novocheremushkinskaya St., Moscow, 117418, Russian Federation). E-mail: ikonyukhova@yandex.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов. The author declares no conflict of interests.
Дата поступления рукописи в редакцию издания: 20.10.2021; дата одобрения после рецензирования: 02.11.2021; дата принятия статьи к опубликованию: 09.11.2021.
Submitted: 20.10.2021; reviewed: 02.11.2021; revised: 09.11.2021.
