CC BY
107
ФИЛОЛОГИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2014. № 4. С. 180-184.
УДК 81
Т.А. Здриковская
НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА КОНЦЕПТА «ЭГОИЗМ» НА ПРИМЕРЕ ГЕРОЯ РУССКОГО ПРЕЦЕДЕНТНОГО ТЕКСТА
Предпринимается попытка описать особенности смыслового наполнения концепта «эгоизм» в русском прецедентном тексте XIX века («Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова). На материале, полученном в результате ассоциативного эксперимента, были выделены типичные смыслы, ассоциируемые со словом «эгоист», которые были обнаружены в речи главного героя, определены доминантные смыслы в его речи, выявлены мотивы деятельности. В результате был «нарисован речевой портрет» прецедентного героя-эгоиста в русской языковой культуре.
Ключевые слова: концепт, ключевые смыслы, доминанты, национально-культурная специфика, эгоизм.
Современная тенденция гуманитаризации науки приводит к тому, что изучение роли человеческого фактора становится особенно актуальным. В разных областях лингвистики (языкознании, психолингвистике, социолингвистике) исследуется антропологический фактор в процессах порождения речи, в механизмах экспрессивности, изучаются особенности индивидуальной речи и ее социальные различия.
Ю.Н. Караулов считает, что «языковая личность - вот та сквозная идея», которая «пронизывает все аспекты изучения языка и одновременно разрушает границы между дисциплинами, изучающими человека вне его языка». Он понимает языковую личность как «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются: а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью» [1, с. 3]. В теоретико-гносеологической модели языковой личности Караулова выделяются три уровня: 1) вербально-семантический, 2) лингвокогнитивный,
3) мотивационный [1, с. 5-7].
На первом, вербально-семантическом, уровне мы рассматриваем в качества базовых единиц слова, а также стандартные фразы и предложения. Второй, лингвокогнитивный, уровень характеризуется наличием идей, понятий и концептов. Здесь мы рассматриваем устойчивые стандартные связи между единицами, которые выражаются в более абстрактных высказываниях, произведенных языковой личностью (например, пословицах и афоризмах). Третий, прагматический, уровень включает в себя выявление и характеристику мотивов и целей, движущих развитием и поведением языковой личности.
При построении модели языковой личности особенно важным представляется третий, прагматический, уровень, на котором эта личность связана с окружающим внешним миром. Мотивы, определяющие поведение личности, создают ее направленность, имеют устойчивый, не зависящий от сложившейся ситуации характер [2].
В данной работе предпринимается попытка описания языковой личности типичного эгоиста - Печорина, главного персонажа произведения М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Одним из главных критериев при выборе типичного эгоиста была частотность упоминания данного литературного персонажа при анкетировании. Анкета содержала только одно задание: закончите предложение «Типичный эгоист в русской лите-
© Т.А. Здриковская, 2014
Национально-культурная специфика концепта «эгоизм»...
181
ратуре - это...». Анкетирование проводилось среди преподавателей и студентов ОмГУ им. Ф.М. Достоевского различных специальностей в возрасте от 18 до 65 лет. Всего было получено 30 ответов, в 80 % из которых респонденты назвали Печорина типичным эгоистом.
Следует заметить, что ни в предисловии к «Герою нашего времени», ни в самом тексте произведения главный герой не назван эгоистом напрямую, однако в своей статье «Взгляд на русскую литературу» В.Г. Белинский в воображаемом споре с читателем называет его эгоистом, что, впрочем, тут же и опровергает. «Вы говорите, что он эгоист? - Но разве он не презирает и не ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной?.. Нет, это не эгоизм: эгоизм не страдает, не обвиняет себя, но доволен собою, рад себе. Эгоизм не знает мучения: страдание есть удел одной любви. Душа Печорина не каменистая почва, но засохшая от зноя пламенной жизни земля, пусть взрыхлит ее страдание и оросит благодатный дождь, - и она произрастит из себя пышные, роскошные цветы небесной любви... Этому человеку стало больно и грустно, что его все не любят, - и кто же эти «все»? - пустые, ничтожные люди, которые не могут простить ему его превосходства над ними. А его готовность задушить в себе ложный стыд, голос светской чести и оскорбленного самолюбия, когда он за признание в клевете готов был простить Грушницкому, человеку, сейчас только выстрелившему в него пулею и бесстыдно ожидавшему от него холостого выстрела? А его слезы и рыдания в пустынной степи, у тела издохшего коня? - Нет, все это не эгоизм.!» [3].
Далее, Н.А. Добролюбов считает Печорина типичным представителем «последователей» обломовщины и четко отмечает его эгоистические мотивы деятельности, не называя, однако, это эгоизмом. «Ясно, что Обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий. Но гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других, - развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства. <...> Отношения к людям и в особенности к женщинам тоже имеют у всех обломовцев некоторые общие черты. Людей они вообще презирают с их мелким трудом, с их узкими понятиями и близорукими стремлениями; “Это все чернорабочие", - небрежно отзывается даже Бельтов, гуманнейший между ними. Рудин наивно воображает себя гением, которого никто не в состоянии понять. Печорин, уж разумеется, топчет всех ногами» [4].
Здесь важно отметить, что практически случайно упомянутый в критической статье Белинского термин становится самой важной характеристикой Печорина для читателей всех последующих поколений. Однако в тексте произведения при описании героя и в его прямой и косвенной речи наблюдаются в большом количестве семантические множители слова «эгоист», выявленные в результате анализа словарных определений этого понятия [5]: сам, себе, интерес, польза, выгода, другой человек, общество. «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих»; «я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы»; «я любил для себя, для собственного удовольствия», «и скоро общество мне также надоело». Поскольку такое представление об эгоисте уже сложилось в сознании русского человека, Печорин совершенно в него «вписался», несмотря на другие, яркие и повторяющиеся в произведении характеристики, о которых пойдет речь ниже. «Герой нашего времени» -прецедентный текст, который подробно изучают в школе и по поводу которого написано значительное количество критической литературы, следовательно, весь сложный, многогранный характер Печорина, «разобранный на косточки» критиками и преподавателями и сопровождающийся ярлыком «эгоист», остается для русского человека старше 15 лет так сказать «образцом», критерием такого типа личности.
Для описания языковой личности эгоиста на первом, тезаурусном, уровне был проведен контент-анализ прямой и косвенной речи Печорина. В тексте романа «Герой нашего времени» в первую очередь отмечается высокая плотность местоимения «я» и его производных в тексте дневников Печорина (порядка 400). Это может свидетельствовать только о том, что отправной точкой всего, что происходит в его жизни, он считает себя: «я никогда сам не открываю моих тайн»; «привык себе во всем признаваться»; «первое мое удовольствие»; «я лгал»; «я буду беспощаден. Далее можно выделить следующие самые часто встречающиеся морфемы, слова и синонимичные им выражения:
1) -скуч/к- : «Я стал читать, учиться -науки также надоели... Тогда мне стало скучно»; «я за нее отдам жизнь, только мне с нею скучно»; «Упрек!.. скучно! Но я его заслужил»; «Завтра она захочет вознаградить меня. Я все это уж знаю наизусть -вот что скучно»; «Я шел медленно, мне было грустно. Неужели, думал я, мое единственное назначение на земле - разрушать чужие надежды?»; «я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко.»;
2) -смех-, -улыб-: «Бедная шинель! - сказал я, усмехаясь»; «сказал я, продолжая
182
Т.А. Здриковская
рассматривать потолок и внутренно улыбаясь»; «мои насмешки над проходящими идеалами были злы о неистовства»; «я внутренно хохотал и даже два раза улыбнулся, но он, к счастию, того не заметил»; «Весело!.. теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими»; «я внутренно улыбнулся; «сказал я, смеясь»; <я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами»; «Перечитываю последнюю страницу: смешно! Я думал умереть...»; «Княжна, - сказал я, - вы знаете, что я над вами смеялся?»; «В последних словах было такое женское нетерпение, что я невольно улыбнулся»;
3) -вид: «спросил я с видом чистейшего простодушия»; «я сказал ей, приняв самый покорный вид»; «я пристально посмотрел на нее и принял серьезный вид»; «я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид»; «Я так живо изобразил мою нежность, что она поневоле должна была простить меня».
В проведенном ранее исследовании [5] были выделены типичные смыслы и лексические единицы, которые ассоциируются у русского человека со словом «эгоист». Это местоимение «я» и его возвратные и притяжательные формы; «другой» и «общество» как то, что эгоист всегда противопоставляет себе; «польза», «выгода», «интерес» как основные мотивы действий. На материале прецедентного текста можно к типичному набору смыслов, характеризующему образ эгоиста в русском языковом сознании, добавить неискренность («делает вид»), скуку как постоянное состояние духа и мотив всех поступков, а также постоянные насмешки (внутренние и внешние) над «другими», что говорит о том, что типичный эгоист рассматривает своих собеседников как объект, а не субъект действия.
Для уточнения личностных характеристик Печорина на втором, концептуальном, уровне моделирования его языковой личности были рассмотрены доминантные смыслы в его речи. Для этого были выделены слова и фразы, относящиеся к трем основным аспектам, значимым для любого типа личности. Это сфера социального взаимодействия, духовная сфера и любовь к женщине (для мужчины).
В сфере взаимодействия (социальной) прослеживаются такие доминанты: безразличие («да какое мне дело», «я никогда ничем не дорожу», «Я штабс-капитан. - Все равно!»), высокомерие / утилитарное отношение к окружающим / вседозволенность («я смотрю на страдания и радости других только в отношении себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы»), стремление к отстраненности и одиночеству («я к дружбе неспособен»), стремление к контролю над ситуацией (власти) («первое мое удовольствие - подчинять моей
воле все, что меня окружает»), умение
скрыть за этикетным поведением злой умысел или безразличие («Я этому не совсем верил, но успокоил ее клятвами, обещаниями и прочее»), неискренность с другими и в то же время абсолютная честность с самими собой («Я лгал, но мне хотелось его побесить», «я сам никогда не открываю моих тайн, а ужасно люблю, чтобы их отгадывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться», «привык себе во всем признаваться»), планирование всех социальных взаимодействий («все эти дни я не отступал от своей системы», «Ага,
- подумал я, - наконец-таки вышло по-моему»), и наконец, самая яркая доминанта, то, что составляет смысл его существования, - игра с другими людьми («Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов, - вот что я называю жизнью»).
Вышеописанные доминанты приводят к единственно возможному выводу относительно речевых и поведенческих стратегий Печорина: это манипулирование. В толковом словаре Ефремовой даны следующие определения манипулирования: 1) вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями; 2) скрытое управление человеком против его воли, приносящее инициатору одностороннее преимущество; 3) использование кого-либо или чего-либо в своих - обычно неблаговидных
- целях [6]. Выделенные выше смыслы и
доминанты коррелируют с определениями: искусное исполнение - «делает вид», скрытое управление - контроль над ситуацией, «угадывать намерения», свои неблаговидные цели - неискренность с другими, «быть
настороже», «опрокинуть... все здание».
Духовная сфера личности Печорина представлена такими доминантами, как:
1) представление о себе как о «зле» («За что она меня так любит, право, не знаю! Неужели зло так привлекательно?)!);
2) неприятие жертвенности («Я готов на все жертвы, кроме этой [жениться]», «я ничем не жертвовал для тех, кого любил»); 3) физиологическое отношение к духовным ценностям: любви, дружбе, музыке, человеческим чувствам («. я вижу, что вы любите музыку в гастрономическом отношении. - ...я люблю музыку в медицинском отношении», «Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем... этому причиной... пустой желудок», «Эта княжна Мери прехорошенькая... A что, у нее зубы белы? - Ты говоришь о хорошенькой жен-
Национально-культурная специфика концепта «эгоизм»...
183
щине, как об английской лошади»); 4) отсутствие положительных мотивов поступков («отвечал я, не имея точно на совести никакого благодеяния», «без желания возбудить участие или удивление», «я никогда ничем очень не дорожу»); 5) холодные страсти, что является для сильных чувств невозможным (««в груди моей родилось отчаяние... но холодное, бессильное отчаяние», «холодная злость овладела мной при мысли, что если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков», «и я чувствовал, что ядовитая злость мало-помалу наполняла мою душу»).
Любовь к женщине для Печорина в первую очередь борьба, даже война: ««Один только раз я любил женщину с твердой волей, которую никогда не мог победить... Мы расстались врагами»; ««если бы она мне казалась непобедимой красавицей, то может быть я завлекся трудностью предприятия; «<Но я вас отгадал, милая княжна, берегитесь! ...и если вы мне объявите войну, то я буду беспощаден». Однако и любовь Печорина несет на себе отпечаток его «странной» натуры: его любовь - это не буря чувств и эмоций, а холодный расчет: «я смеюсь над всем., особенно над чувствами»; «сам я больше неспособен безумствовать под влиянием страсти»; ««быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, - не самая ли это сладкая пища нашей гордости?»; «<Из жизненной бури я вынес несколько идей - и ни одного чувства. Я давно уж живу не сердцем., а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия». Страстные чувства он считает вздором и глупостью, а временами даже следствием внешних природных факторов: ««.княжна, вчера ее глаза пылали страстью... - Это, может быть, следствие действия вод»; «Неужто я влюблен? Я глупо создан, что этого можно от меня ожидать»; ««Уж не влюбился ли я в самом деле? Какой вздор!» Если Печорин вдруг решает завоевать сердце какой-нибудь девушки, то только чтобы развлечься, развеять скуку или удовлетворить свою потребность во власти над кем-либо: ««А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок. его надо сорвать. и, подышав им досыта, бросить на дороге: а.вось, кто-нибудь поднимет!»; «я любил для себя, для собственного удовольствия; я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства».
Из вышесказанного можно сделать вывод, что основная жизненная доминанта Печорина - это желание развеять скуку, и для того чтобы достичь этой цели, он рассматривает жизнь как игру, окружающих -
как марионеток и тщательно планирует свои действия, которые в основном носят манипулятивный характер.
Таким образом, первый (лексический) и второй (когнитивный) уровни языковой личности Печорина пересекаются, причем второй является более общим по отношению к первому и включает в себя все его аспекты.
На третьем, прагматическом, уровне моделирования языковой личности Печорина была проанализирована речевая партия не только самого главного героя, но и других персонажей, вступавших с ним во взаимодействие. Как уже было сказано выше, одним из главных мотивов всех поступков главного героя являлось желание развеять скуку, что он успешно претворял в жизнь при помощи манипулятивных техник. По мнению В.С. Третьяковой, «важную роль в мотивировке и планировании речевых действий играет понятие установки. <...> ...оно занимает центральное место в организации речевой деятельности. <...> ...поведению
предшествует определенное состояние субъекта, возникающее на почве единства ситуации и потребности. Это состояние и есть установка» [7]. Установкой Печорина, как уже было доказано выше, является эгоистическое стремление развлечь себя посредством других людей, пользуясь ими для собственной пользы и выгоды. Таким образом, его речевая стратегия однозначно носит конфронтационный характер, не направлена на достижение взаимопонимания с собеседником и реализуется в деструктивных, манипулятивных тактиках. Согласно
В.С. Третьяковой, стратегии конфронтации включают инвективные стратегии, стратегии дискредитации, насилия, агрессии, захвата инициативы, контроля над ситуацией, принуждения, проработки, соперничества, разоблачения. Выделенные стратегии, как ранее было выявлено, типичны для Печорина. Но интересно отметить, что эти стратегии реализуются им не напрямую, а при помощи двузначных тактик: лжи, иронии, молчания, замечания, побуждения и т. д.
Рассмотрим эти тактики подробнее. Одним из ярких и заметных речевых действий Печорина можно назвать молчание, которое в его речи и манере общения носит стратегическую функцию (по классификации С.В. Крестинского, см. об этом: [8]). Собеседники Печорина часто подмечали его задумчивость, что могло являться признаком холодного расчета в поступках и тщательного планирования своих действий: «он посмеялся, - такой хитрый! - а сам задумал кое-что»; ««Тут Печорин задумался»; «я задумался на минуту и потом сказал...»; «Отвечайте, говорите же, я хочу слышать ваш голос! - Я ничего не отвечал»; «Он слушал ее молча, опустив голову на руки»; «Я ничего не отвечал. - Вы молчите? - про-
184
Т.А. Здриковская
должала она, - вы, может быть, хотите, чтобы я первая вам сказала, что я вас люблю? - Я молчал»; «Я и после говорил это Печорину, да только он мне не отвечал».
Насмешка встречается в его речи ничуть не реже, чем молчание, и как речевое действие носит оценочный характер, а не эмоциональный. С точки зрения тактики он не стремится скрыть таким образом своего презрения или порицания собеседника, а, наоборот, вызывает в нем негативное к себе отношение. Такая тактика привела, в конце концов, к заговору против него самого: ««Я начал шутя - окончил искренней злостью»; ««Господа, - сказал он [драгунский капитан], - это ни на что не похоже. Печорина надо проучить! ...И что за надменная улыбка!.. Он любит отшучиваться... Другой бы меня изрубил на месте, а Печорин все обратил в смешную сторону». Но сам Печорин насмешек не боится и готов жестоко отомстить за них кому бы то ни было: «лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца»; «Берегись, господин Грушницкий! - говорил я, прохаживаясь взад и вперед по комнате. - Со мной этак не шутят. Въ1 дорого можете заплатить за одобрение ваших глупых товарищей. Я вам не игрушка.!» На первый взгляд кооперативные тактики согласия, комплимента, одобрения у Печорина служат установлению неконфликтных, продуктивных отношений, но его личностная установка свидетельствует о том, что такие речевые ходы носят неискренний характер, они всего лишь дань вежливости, «временная передышка» для его собеседника, чтобы усыпить его бдительность:. ««Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог, - только он притворялся, будто не слышит»; «засверкали глазенки у татарченка, а Печорин будто не замечает»; «Печорин в рассеянности, или от другой причины, протянул ему руку, когда тот хотел кинуться ему на шею»; «я сказал ей одну из тех фраз, которые у всякого должны быть заготовлены на подобный случай»; «Я этому не совсем верил, но успокоил ее клятвами, обещаниями и прочее».
Итак, рассмотрев языковую личность Печорина на трех уровнях: вербальном, когнитивном и прагматическом, мы можем «нарисовать речевой портрет» прецедентного героя-эгоиста в русской языковой культуре. Это человек, сконцентрированный на себе, действующий исключительно в собственных интересах (часто низменных), не имеющий других целей в жизни, кроме развлечений и борьбы со скукой, а следовательно, безразличный к окружающим, даже высокомерный. Для достижения своих целей манипулирует окружающими, причем делает это умело, расчетливо и незаметно для них, соблюдая внешние приличия. Типичный русский эгоист «топчет всех ногами», отстраняется от общества, но в то же время боится потерять свое положение в нем.
ЛИТЕРАТУРА:
[1] Караулов Ю. Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Шмелев Д. Язык и личность. М. : Наука, 1989. С. 3-8.
[2] Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб. : Питер, 2001.
[3] Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу. М. : Современник, 1988. URL: http://az.lib. ru/b/belinskij_w_g/text_0360.shtml.
[4] Добролюбов Н. А. Русские классики. Избранные литературно-критические статьи. М. : Наука, 1970. uRl: http://az.lib.ru/d/dobroljubow_ n_a/text_0022.shtml.
[5] Здриковская Т. А. Образ эгоиста и альтруиста в русском языковом сознании // Язык. Культура. Образование. Омск, 2012. С. 109-113.
[6] Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М. : Русский язык, 2000. URL: http://www.efremova.info.
[7] Третьякова В. С. Методологический и методический аспекты описания речевого конфликта. URL: http://www.jourclub.ru/24/921/4/.
[8] Меликян С. В. Речевой акт молчания в структуре коммуникации : дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 2000. URL: http://31f.ru/dissertation/ page,5,434-dissertaciya-rechevoj-akt-molchaniya-v-strukture-kommunikacii.htm.
[9] Теория речевых актов в современной лингвистике. URL: http://study-english.info/article067.
php#ixzz2MUoWxE85.
