CC BY
109
УДК 802
Б0110.25513/2413-6182.2018.4.61-81
НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА АНГЛИЙСКИХ, ФРАНЦУЗСКИХ, РУССКИХ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
Е.Н. Белая
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского (Омск, Россия)
Аннотация: Исследуется национально-культурная специфика фразеологических единиц (ФЕ) с компонентами «трава» и названий трав в английском, французском и русском языках на основе источников культурной интерпретации. Рассматриваются архетипы, мифологемы, такие ритуальные формы народной культуры, как поверья, предания, обряды, а также религия, литература, история. Акцент делается на том, что национально-культурная специфика ФЕ с компонентами «трава» и названий трав обусловлена стереотипностью, символичностью и эталонизированностью их образного сравнения. Обосновываются следующие утверждения: 1) в образных основаниях анализируемых английских ФЕ лежат стереотипные и эталонные представления о скучных занятиях, неопытности молодых людей, отдыхе, преодолении жизненных сложностей; 2) в образных основаниях анализируемых французских ФЕ лежат стереотипные и эталонные представления о плохом настроении, быстром росте чего-либо; связи с баснями Ж. де Лафонтена, мыслями Б. Паскаля; 3) в образных основаниях анализируемых русских ФЕ лежат стереотипные представления о нищете, потере рассудка; связи с русскими литературными произведениями. Делается вывод о том, что в трех языках универсальные значения содержатся в устойчивых словосочетаниях с компонентами «полынь». Сравнительный анализ ФЕ демонстрирует различия в языковых картинах мира, проливая свет на этническую логику.
Ключевые слова: культурная коннотация, архетип, мифологема, ритуал, символ, эталон, стереотип.
Для цитирования:
Белая Е.Н. Национально-культурная специфика английских, французских, русских фразеологических единиц // Коммуникативные исследования. 2018. № 4 (18). С. 61-81. DOI: 10.25513/2413-6182.2018.4.61-81.
Сведения об авторе:
Белая Елена Николаевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры романо-германских языков и культур
© Е.Н. Белая, 2018
Контактная информация:
Почтовый адрес: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а
E-mail: elena555-90@mail.ru Дата поступления статьи: 25.03.2018
1. Введение
Проблеме взаимодействия языка и культуры посвящены работы В.Н. Телия [Телия 1996], В.М. Мокиенко [Мокиенко 1986], А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского [Баранов, Добровольский 2009], Е.Ф. Тарасова [Тарасов 1994], М. Блэка [Black 1959], В. Куайна [Quine 1960], Д. Хаймса [Hymes 1966], Дж.Дж. Гамперца [Gumperz 1966], Б.Л. Уорфа [Whorf 1956] и др.
Язык непосредственно связан с культурой, и, как считает В. фон Гумбольдт, всякая культура национальна, ее национальный характер выражен в языке посредством особого видения мира. Кроме того, языку присуща специфическая для каждого народа внутренняя форма, которая является выражением «народного духа», его культуры [Гумбольдт 1985]. По мнению Э. Сепира, язык - строго социализированная часть культуры. Он является в первую очередь продуктом социального и культурного развития, и воспринимать его следует именно с этой точки зрения [Сепир 1993: 265].
Согласно Э. Бенвенисту, взаимодействие языка и культуры основано на том, что присущая языку знаковая природа есть общее свойство всей совокупности социальных феноменов, которые составляют культуру [Бенвенист 2002: 58].
Ч.А. Фергюсон пишет, что язык может служить знаком принадлежности к этнической группе и определенной культуре [Ferguson 1962: 24].
Как отмечает Е.Ф. Тарасов, язык включен в культуру, так как «тело» знака (означающее] является культурным предметом, в форме которого опредмечена языковая и коммуникативная способность человека, значение знака - это также культурное образование, которое возникает только в человеческой деятельности. Также культура включена в язык, поскольку вся она смоделирована в тексте [Тарасов 1994: 109].
Этой точки зрения придерживается и французский ученый К. Леви-Строс, который утверждает, что язык - это продукт культуры, ее составляющая и условие ее существования [Леви-Строс 1983: 65].
Особую роль в трансляции национально-культурного самосознания народа и его идентификации играет слово. Е.М. Верещагин и В.Г. Костомаров утверждают, что слово - это коллективная память носителей языка, «памятник культуры», зеркало жизни нации; усваиваемое слово является ключом к образу жизни соответствующего народа, ключом к знаниям [Верещагин, Костомаров 1980: 7]. А. Вежбицкая пишет, что значения слов отражают и передают образ жизни и образ мышления, характер-
ный для некоторого данного общества, и представляют собой бесценные ключи к пониманию культуры [Вежбицкая 2001: 18]. Р. Ладо утверждает, что значения слов детерминируются и модифицируются культурой [Lado 1957: 37].
Кроме слова в трансляции национально-культурного самосознания играет роль и фразеологический состав языка, так как в образном содержании его единиц воплощено культурно-национальное мировидение. По мнению французского ученого П. Гиро, фразеологизмы тесно связаны с историей, культурой и бытом того или иного этноса. В них воплощены дух, психология и способ мышления, что наложило свой отпечаток на смысловую, содержательную сторону указанных единиц, в основе которых лежат образы, специфичные для того или иного языка [Guiraud 1967].
Цель данной статьи заключается в выявлении национально-культурной специфики английских, французских и русских фразеологических единиц с компонентами «трава» и названий трав. Актуальность данного исследования связана с тем, что сопоставительный анализ фразеологических единиц с данными компонентами позволяет отчетливее увидеть уникальность картин мира носителей рассматриваемых нами языков, их связь с историей, традициями народа, с национальным характером.
Утверждение о наличии в языковых единицах культурной информации предполагает существование категории, соотносящей язык и культуру, которая позволяет описывать их взаимодействие. Способом воплощения культуры в языковом знаке является культурная коннотация.
2. Методологическая база исследования национально-культурной специфики фразеологизмов с компонентами «трава» и названий трав
Внутренняя форма многих фразеологических единиц содержит такие смыслы, которые придают им культурно-национальный колорит. Согласно В.Г. Гаку, во внутренней форме могут присутствовать компоненты, символическое осмысление которых непосредственно принадлежит «области культуры», а не языку, поэтому такие компоненты ФЕ воспринимаются в их внутренней форме на основе культурных коннотаций [Гак 1999: 263-265].
В.Н. Телия определяет культурную коннотацию как интерпретацию денотативного или образно мотивированного, квазиденотативного аспектов значения в категориях культуры [Телия 1996: 214]. Категориями культуры являются архетипы, мифологемы, ритуалы, стереотипы, эталоны, символы и другие знаки национальной и общечеловеческой культуры.
Фразеологические единицы - как явление языка - требуют культурной интерпретации.
По мнению В.Н. Телия, восприятие фразеологических единиц (далее - ФЕ] осуществляется сквозь призму базового культурного знания
человека, основанного на архетипических формах осознания и моделирования мира [Телия 1996].
Согласно К.Г. Юнгу, архетипы есть изначальные, врожденные психические структуры, образы (мотивы], составляющие содержание так называемого коллективного бессознательного и лежащие в основе общечеловеческой символики сновидений, мифов, сказок и других созданий фантазии, в том числе художественной [Юнг 2001].
В свою очередь, архетип лежит в основе мифа. Э. Кассирер полагает, что миф является сознанию как объективная реальность: в мифе образ не изображает вещь, он сам есть вещь [Cassirer 1970]. Кроме того, ученый говорит о тесной связи мифа и языка.
Сходную позицию занимает и русский ученый М.И. Стеблин-Камен-ский, который считает, что миф - это не просто образы, возникшие в сознании отдельного индивида, а образы, закрепленные в слове и ставшие достоянием целого коллектива [Стеблин-Каменский 1976: 87].
Но во внутренней форме ФЕ отражается не целостный миф, а мифологема. Согласно В.А. Масловой, мифологема - это важный для мифа персонаж или ситуация, это как бы «главный герой» мифа, который может переходить из мифа в миф [Маслова 2001: 38].
Очень важным источником культурной интерпретации явлений действительности и их отображения в языке являются ритуальные формы народной культуры. Согласно Б.И. Кононенко, ритуал - это социально санкционированная совокупность определенных символических действий, способ и порядок которых строго канонизирован и не поддается логическому объяснению в категориях средств и целей [Большой толковый словарь по культурологии 2003].
По мнению В. Тэрнера, ритуал - важное средство поддержания общих норм и ценностей народа, поскольку сложная система ритуала связана с символом, подражанием и восприятием, т. е. опирается на доминантные стороны человеческой психики [Тэрнер 1983: 36]. Ритуал является главным механизмом коллективной памяти, который во многом определяет жизнь человека и теперь.
К ритуальным формам народной культуры относятся предания, поверья, обряды. Предание - устный рассказ, история, передающаяся из поколения в поколение. Поверье - предание, основанное на суеверных представлениях, приметах, необычных явлениях. ФЕ, в основе которых лежат народные поверья и предания, в большинстве случаев восходят к далекому прошлому. Обряд - совокупность действий стереотипного характера, которой присуще символическое значение.
В качестве источника культурной интерпретации рассматриваются и образы христианства, теософии и соответствующие им нравственные установки. Так, многие ФЕ связаны с библейскими мифами о сотворении мира, всемирном потопе, житиями святых. Фразеологические единицы,
вышедшие из религиозных дискурсов, могут представлять собой разные виды цитаций: прямая цитация или аллюзия к религиозным текстам. Английский этнограф и историк религии Дж.Дж. Фрэзер утверждает, что вся культура вышла из храма [Фрэзер 1986].
Не менее важным источником культурной интерпретации являются образы из художественной литературы, философии, истории, т. е. из тех форм деятельности людей, которые воплощают интеллектуальное достояние нации и человечества в целом. Данные источники, относящиеся к разным эпохам и жанрам, позволяют лучше понять смысл ФЕ.
Следует отметить, что в языке закрепляются и фразеологизируют-ся образные выражения, которые ассоциируются с культурно-национальными символами, эталонами, стереотипами.
Символы, инкорпорированные во ФЕ, придают последним культурную маркированность. Многостороннее определение «символа вещи» формулирует А.Ф. Лосев: «Символ вещи есть ее структура, но не уединенная или изолированная, а заряженная конечным или бесконечным рядом соответствующих единичных проявлений этой структуры. Символ вещи есть знак... рождающий собою многочисленные, а может быть, и бесчисленные закономерные и единичные структуры, обозначенные им в общем виде как отвлеченно данная идейная образность» [Лосев 1991: 273].
Носителем символической функции является предмет, артефакт или персона.
В.Н. Телия считает, что, в отличие от собственно символов, роль языкового символа заключена в смене значения языковой сущности на функцию символическую. Словозначение в этом случае награждается смыслом, указывающим не на собственный референт слова, а ассоциативно «замещающим» некоторую идею. И материальным экспонентом этого замещения является не реалия как таковая, а имя [Телия 1996: 243].
По характеру функции замещения с символами сближаются эталоны, выполняющие в симболарии культуры функцию измерения минимальной или максимальной меры бытия каких-либо свойств, состояний. Согласно В.А. Масловой, эталон - это сущность, измеряющая свойства и качества предметов, явлений, объектов [Маслова 2001: 44].
В роли эталона выступают устойчивые сравнения, которые являются одним из ярких образных средств, способных дать ключ к разгадке национального сознания. По мнению Т.В. Шмелевой, устойчивые сравнения представляют собой «превращенную форму действительности, характерной для данной общности, и вскрывают оценочные эталоны той или иной лингвокультурной общности» [Шмелева 1988: 120].
Фразеологизмы, отображающие типовые представления, могут выполнять роль стереотипов. В терминах когнитивной психологии американский ученый Элеонора Рош называет их прототипами [Rosch 1978]. Существуют разные определения стереотипов. Так, У. Липпман определяет
стереотип как упорядоченные, схематичные, детерминированные культурой «картинки мира» в голове человека, которые экономят его усилия при восприятии сложных объектов мира [Lippmann 1922]. Ю.Е. Прохоров считает, что стереотип - это некоторый фрагмент концептуальной картины мира, ментальная «картинка», устойчивое культурно-национальное представление о предмете или ситуации [Прохоров 2008]. Принадлежность к конкретной культуре определяется наличием базового стереотипного ядра знаний, повторяющегося в процессе социализации личности в данном обществе.
М.Л. Ковшова под стереотипом понимает образец каких-либо действий, принятый в культуре и отраженный в ее фактах, в деятельности, в поведении [Ковшова 2016: 337]. Ученый считает, что если сочетание реалий в образе фразеологизма соотносится с фактами культуры, то это дает возможность считать фразеологизм стереотипом.
Итак, мы рассмотрели основные категории культуры, в соответствии с которыми и предлагается исследовать национально-культурную специфику английских, французских и русских ФЕ с компонентами «трава» и названий трав. Фразеологизмы с данными компонентами выступают во вторичной номинации. Анализ этих единиц свидетельствует о различиях в представлениях разных народов о травах и отражает специфическое членение этой сферы действительности.
3. Материал исследования фразеологических единиц
Для формирования исследования была проведена выборка английских, французских и русских фразеологизмов с компонентами «трава» и названий трав из Нового французско-русского словаря под редакцией В.Г. Гака, Г.П. Ганшиной, Нового Большого французско-русского фразеологического словаря под редакцией В.Г. Гака, Англо-русского фразеологического словаря под редакцией А.В. Кунина, Фразеологического словаря русского языка под редакцией А.И. Молоткова, Большого фразеологического словаря русского языка под редакцией В.Н. Телия, Фразеологического словаря русского литературного языка под ред. А.И. Федорова.
4. Выявление национально-культурной специфики английских, французских, русских фразеологизмов с компонентами «трава» и названий трав
Главное при выявлении национально-культурной специфики фразеологизмов с компонентами «трава» и названий трав состоит в том, чтобы вскрыть их культурные коннотации.
Проанализируем английские, французские и русские ФЕ с компонентом трава. В ходе исследования методом сплошной выборки 10 ФЕ с компонентом «трава» были выявлены в английском языке, 11 - во французском, 4 - в русском.
Английские, французские и русские ФЕ с компонентом «трава» имеют различные значения.
Английская ФЕ green as grass обозначает «зеленый как трава, очень неопытный человек, не знающий жизни». В английском языковом сознании зеленый цвет травы символизирует молодость, неопытность, незнание жизни. Зеленая трава, молодость, неопытность - эти понятия оказываются связанными друг с другом. В русской культуре неопытность молодых людей ассоциируется не с зеленой травой, а с самим цветообозначе-нием «зеленый». В сознании англичан трава ассоциируется с зеленым цветом, но, как отмечает Ю.Н. Караулов, цветовой маркер травы не является универсальным, например, в сознании испанцев трава ассоциируется с желтым цветом [Караулов 1999: 63-65]. В образном основании ФЕ green as grass лежит эталонное представление о неопытности молодого человека.
Английская ФЕ between grass and hay обозначает «юношеский возраст». Внутренняя форма ФЕ содержит два компонента grass (трава] и hay (сено), символизирующие детство и взрослую жизнь соответственно. В образном основании ФЕ лежит стереотипное представление о возрасте: «уже не мальчик, но еще и не мужчина».
Английская ФЕ watch grass grow означает «заниматься скучным делом». Процесс наблюдения за ростом травы сравнивается с любым скучным и долгим действием. В образном основании лежит стереотипное представление об очень скучном и нудном занятии.
Английский фразеологизм be at grass означает «быть на отдыхе, быть без дела». В английской культуре grass является «окультуренным» элементом растительного мира. Трава растет не только сама по себе, но ее высаживают, за ней ухаживают, подстригают, пропалывают и используют для отдыха и занятий спортом. В образном основании данной ФЕ лежит стереотипное представление о проведении свободного времени, об отдыхе.
Английская ФЕ go to grass имеет несколько значений: «быть сбитым с ног», «отправиться на тот свет», «отправиться на отдых». В английской лингвокультуре фитоним «трава» несет в себе много различных символов. Во внутреннем основании данной ФЕ содержатся стереотипные представления о разных ситуациях.
Английская ФЕ hear the grass grow означает «обладать исключительным слухом» и «уделять внимание каждой мелочи». «Слышать, как трава растет» обозначает «слышать абсолютно все». В образном основании ФЕ лежит эталонное представление об идеальном слухе и сосредоточении внимания на деталях.
Французская ФЕ marcher sur une mauvaise herbe обозначает «быть не в духе». В образном основании ФЕ лежит старинное поверье о чудодейственной силе трав. Согласно этому поверью, некоторые травы действовали на психику или настроение тех, кто дотрагивался до них или ходил по ним. ФЕ передает стереотипное представление о плохом настроении человека.
Французская ФЕ employer toutes les herbes de la Saint-Jean означает «пустить в ход все средства». В образном основании ФЕ лежит старинное народное поверье, будто травы, собранные в ночь накануне праздника Ивана Купалы, обладают чудотворными лечебными свойствами. Такими растениями считались укроп, зверобой, дикий портулак. ФЕ передает стереотипное представление об использовании всех средств для достижения собственной цели.
Французская ФЕ couper l'herbe sous le pied à qn обозначает «перебежать дорогу кому-либо, обмануть, одурачить кого-либо». Данное выражение появилось в XIV в. В то время слово herbe обозначало «овощи» и «салаты», т. е. средство существования и пропитания. Словосочетание couper l'herbe обозначает «лишить доступа к еде». Со временем продуктовую составляющую в идиоме вытеснило более широкое поле человеческой деятельности, состоящее из самых разных (и вовсе не обязательно съестных] блокировок, задержек своих ближних. В образном основании ФЕ передается стереотипное представление о ситуации, когда один человек опережает другого, захватывает и перехватывает то, на что рассчитывал другой.
Французская ФЕ pousser comme une mauvaise herbe обозначает «расти как грибы после дождя, расти как на дрожжах». Быстрый рост чего-либо ассоциируется с ростом сорной травы. У сорняка вегетационный период начинается с началом весны, а культурные растения высаживаются на грядки в середине или в конце весны, и им еще необходимо время для адаптации. Сорная трава в этот период уже в самом цвету. Следует отметить, что сорняки являются очень активными и быстро размножаются. В образном основании ФЕ лежит эталонное представление о быстром росте чего-либо. Данная ФЕ имеет синоним pousser comme une asperge (буквально: расти как спаржа]. Французы очень любят спаржу и называют ее «королевой овощей». Она стала популярной благодаря Людовику XIV, который заказал специальную теплицу, чтобы выращивать спаржу круглый год. Это растение отличается активностью, морозоустойчивостью, неприхотливостью, может вырастать на 20 см в сутки. В образном основании ФЕ pousser comme une asperge лежит эталонное представление о быстром росте чего-либо.
Русская ФЕ хоть трава не расти означает «безразлично, всё равно». Образ ФЕ создается метафорой, уподобляющей рост травы, символизирующий развитие и продолжение жизни, важному, вызывающему переживание событию. Безразличное отношение к кому-, чему-либо, часто связанное с отсутствием личной заинтересованности, воспринимается на фоне отраженных в фольклоре культурных установок, выражающих осуждение такого отношения. ФЕ передает стереотипное представление о выражении безразличия к чужой беде.
Русская ФЕ трын-трава (для кого-либо, кому-либо] означает «пустяки, не стоит внимания». Согласно Большому фразеологическому сло-
варю русского языка под ред. В.Н. Телия, образ ФЕ восходит к мифологизированным представлениям о связи между живыми и мертвыми, к символически-сакральному осмыслению смерти [Большой фразеологический словарь русского языка 2010]. Возникновение ФЕ связано с чародейским обрядом: если в полночь скосить траву, растущую на могиле, принести ее в дом и хранить, как оберег, то можно навсегда освободиться от чувства страха, боязни перед любыми болезнями и невзгодами. Подразумевается, что человек получает энергию потустороннего, загробного мира от предка, обитающего в доме-могиле. В образ ФЕ также вкраплены аллитерация (повтор согласных звуков] и звукосимволическое осмысление компонента «трын» как чего-либо бессмысленного, но легкого, приятного для слуха. ФЕ выступает в роли стереотипа об излишне легкомысленном отношении к чему-либо.
Русская ФЕ травой забвенья прорастать означает «быть забытым». Внутренняя форма восходит к фрагменту арии Руслана из оперы М.И. Глинки «Руслан и Людмила» по одноименной поэме А.С. Пушкина: «Чьи молитвы небо слышало? Зачем же, поле, смолкло ты и поросло травой забвенья?» В образном основании лежит стереотипное представление о забвении и одиночестве.
Русская ФЕ тише воды, ниже травы означает «робкий, скромный, незаметный». В русской культуре вода символизирует тихий и кроткий нрав, а трава является мерилом чего-то невысокого, незаметного. В образном основании ФЕ лежит эталонное представление о тихом, робком и скромном человеке.
Итак, анализ показывает, что в трех языках ФЕ с компонентом «трава» имеют различные значения. Внутренняя форма английских ФЕ с компонентом «трава» содержит стереотипное представление о неопытности, незрелости молодых людей, скучном и нудном занятии, отдыхе и идеальном слухе. В английском языковом сознании трава является «окультуренным» элементом растительного мира; цветовым маркером травы является зеленый цвет. Внутренняя форма французских ФЕ с компонентом «трава» связана со старинными французскими поверьями и содержит стереотипные представления о нарушении планов другого человека, эталонное представление о быстром росте чего-либо. Внутренняя форма русских ФЕ с компонентом «трава» восходит к образам из русских литературных произведений, содержит мифологемы, стереотипные представления о безразличии к чужой беде, легкомысленности, забвении, одиночестве, робости и скромности.
Рассмотрим ФЕ с компонентом плевел. В ходе исследования методом сплошной выборки 2 ФЕ с компонентом «плевел» были выявлены во французском языке, 1 - в русском. В английском языке нет ни одной ФЕ с данным компонентом.
Во французском и русском языках есть общая ФЕ с компонентом «плевел» (сорная трава]: отделить зерна от плевел, отделить пшеницу
от плевел / séparer le bon grain de l'ivraie, - со значением «отделить хорошее от плохого, полезное от вредного». Данное выражение восходит к Евангелию от Матфея (Мф 13: 24-30]. Притча рассказывает о человеке, посеявшем пшеницу. Ночью пришел враг и посеял среди пшеницы сорняки. Когда пшеница взошла, появились плевелы. Рабы предложили выдернуть их, но хозяин велел им оставить сорняки до жатвы, а уже во время жатвы сначала выдернуть плевелы и сжечь их, а потом убрать пшеницу.
Во французском языке есть ФЕ arracher l'ivraie, которая обозначает «искоренить крамолу». Во французском языковом сознании фитоним ivraie ассоциируется с заговором, мятежом. Действие «вырвать плевел» символизирует «искоренить что-либо противоправное, мятеж». Образное основание ФЕ содержит стереотипное представление об искоренении заговора или мятежа.
Итак, анализ показывает, что во французском и русском языках есть ФЕ с компонентом «плевел», обладающая универсальным значением, связанная с евангельской притчей. Национально-культурную специфику имеет только французская ФЕ с компонентом «плевел», образное основание которой содержит стереотипное представление об искоренении крамолы.
Теперь проанализируем английские, французские и русские ФЕ с компонентом крапива. В ходе исследования методом сплошной выборки 3 ФЕ с компонентом «крапива» были выявлены в английском языке, 2 -во французском, 1 - в русском.
Во всех трех языках фразеологические единицы с компонентом «крапива» имеют различные значения.
Английская ФЕ be on nettles означает «испытывать беспокойство, сидеть как на иголках». Основное свойство крапивы - жечь, жалить, колоть, поэтому прикосновение к этой траве вызывает неприятное ощущение. В образном основании ФЕ лежит стереотипное представление о чрезмерно нервном эмоциональном состоянии человека.
Английская ФЕ grasp the nettle означает «мужественно преодолевать трудности». Существует мнение, что крапива, крепко сжатая в руке, обжигает менее болезненно, чем та, которую трогаешь с осторожностью. В образном основании фразеологизма лежит стереотипное представление о разрешении проблемы без колебаний, решительно, быстро, не задумываясь.
Английская ФЕ grasp the nettle and it won't sting you означает «смелость - залог успеха». Само выражение передает призыв к действию «взять крапиву» для преодоления труднодостижимого успеха. Действие «схватить крапиву» символизирует смелый поступок, а крапива является символом трудностей и проблем.
Французская ФЕ jeter qch aux orties означает «отказаться от чего-либо, забросить что-либо». Во французской культуре крапива символизирует презрение, пренебрежение. Человек, презирая что-либо, хочет от этого избавиться. Действие человека «бросить что-либо в канаву, заросшую
крапивой», означает отказ от чего-либо. В образном основании ФЕ лежит стереотипное представление об отречении человека от чего-либо.
Французская ФЕ jeter le froc aux orties обозначает «уйти из монастыря». Внутренняя форма ФЕ содержит компоненты froc (ряса) и jeter (бросить). Как было сказано выше, во французской культуре крапива символизирует презрение, отказ от чего-либо. Действие «бросить рясу в крапиву» обозначает «расстричься». В образном основании выражения лежит стереотипное представление об отказе от духовного сана.
Русская ФЕ крапивное семя означает «чиновники-взяточники и крючкотворы, чиновники вообще». Первоначально это было презрительное прозвище приказных и подьячих в Московской Руси. В большинстве случаев суд и расправу творили в Москве приказные люди, справедливо заслужившие выразительное прозвище «крапивного семени». В образном основании ФЕ лежит стереотипное представление о презрительном отношении к чиновникам и взяточникам.
Итак, анализ показывает, что в английском, французском и русском языках существуют ФЕ с компонентом «крапива» с различными значениями. Внутренняя форма английских ФЕ с данным компонентом содержит стереотипное представление о чрезмерно нервном эмоциональном состоянии человека, эталонное представление о преодолении трудностей в сложных ситуациях. Внутренняя форма французских ФЕ с компонентом «крапива» содержит стереотипное представление об отказе делать что-либо, забросить какое-то дело и об отказе от духовного сана. Внутренняя форма русской ФЕ с компонентом «крапива» содержит стереотипное представление о презрительном отношении к чиновникам, взяточникам и отражает исторические реалии.
Теперь рассмотрим фразеологические единицы с компонентом клевер. В ходе исследования методом сплошной выборки по одной ФЕ с компонентом «клевер» были выявлены в английском и во французском языках. В русском языке ФЕ с компонентом «клевер» отсутствуют.
Английская ФЕ be in clover означает «жить припеваючи, иметь достаток, кататься как сыр в масле». В английской культуре клевер символизирует удачу, богатство, благосостояние. Кроме того, в древности на Британских островах клевер считался самой лучшей защитой от зла и колдовства. Он давал возможность тому, кто его носил, видеть вещи в истинном свете. В образном основании ФЕ с компонентом «клевер» лежит стереотипное представление о богатой жизни, процветании, успешности человека.
Французская ФЕ le trèfle à quatre feuilles означает «редкая вещь». Образное основание восходит к преданию, что четырехлистный клевер произрастал только на Эдемских полях. Повсеместному распространению они обязаны прародительнице Еве, которая взяла их с собой в память об утраченном Рае. Кроме того, уникальность клевера заключается в каждом
листочке. Первый листок символизирует надежду на исполнение заветных желаний, второй листок означает веру в светлое будущее, третий привносит в жизнь человека сильную любовь, четвертый листок указывает на уникальность растения и дарует человеку небывалую удачу во всех делах. Фразеологическая единица передает эталонное представление о редкости и уникальности вещи.
Итак, анализ показывает, что внутренняя форма английской ФЕ с компонентом «клевер» содержит стереотипное представление о богатой жизни, процветании, успешности человека. Внутренняя форма французской ФЕ содержит эталонное представление о редкости и уникальности вещи.
Рассмотрим фразеологические единицы с компонентом артишок. Артишок - многолетнее травянистое растение с прямым стеблем. В ходе исследования методом сплошной выборки были выявлены 3 французских ФЕ с компонентом «артишок». В английском и русском языках нет ФЕ с данным компонентом.
Во французском языке есть 3 ФЕ с компонентом «артишок». ФЕ coeur d'artichaut обозначает «непостоянный человек в любви», ФЕ avoir un couer d'artichaut обозначает «быть легкомысленным, неверным в любви», ФЕ œeur d'artichaut une feuille pour tout le monde означает «ему нет ни малейшей веры (особенно в любовных делах]». Артишок употребляют не только в пищу, но и как лекарственное растение при ослаблении организма и потере потенции. Во Франции артишок символизирует земную любовь. В средневековой Франции запрещали использовать это травянистое растение, так как оно славилось своими «эротическими» свойствами. С тех пор сложилось определенное представление об этом растении. Источником культурной интерпретации данных ФЕ является эталон неверной любви.
Итак, анализ показывает, что только во французском языке существуют ФЕ с компонентом «артишок», в образных основаниях которых лежит эталонное представление о ветреном, легкомысленном в любви человеке.
Рассмотрим фразеологические единицы с компонентом полынь. В ходе исследования методом сплошной выборки были выявлены 2 французские ФЕ с компонентом «полынь», по одной - в английском и русском языках.
Во всех трех языках есть ФЕ amer comme l'absinthe, as bitter as wormwood, горький как полынь. Выражение восходит к библейскому тексту. Полынь в Библии является символом наказаний Господних, олицетворяет безмерную Горечь суда Божьего над грешниками. В Новом завете, в Откровении Иоанна Богослова, более известном как Апокалипсис, третий ангел, сошедший на землю с небес, чтобы покарать грешников, отравляет водные источники звездой акинтион (греческое название полыни горькой].
Французская ФЕ heure de l'absinthe обозначает «час аперитива» (между четырьмя и пятью часами, букв. - «час абсента»]. Абсент - алкоголь-
ный напиток, содержащий экстракт полыни горькой. Выражение связано с одной из определяющих традиций парижской жизни времен Второй империи (правление Наполеона III, которое длилось с 1852 г. до его пленения в ходе франко-прусской войны в 1870 г.), когда респектабельный буржуазный обычай пить абсент стал практически повсеместным. Тогда считалось, что абсент улучшает аппетит перед ужином. Строгий промежуток времени - между четырьмя и пятью часами, - отведенный для питья абсента, до некоторой степени защищал людей от злоупотребления им.
Итак, анализ показывает, что в английском, французском и русском языках есть ФЕ «горький как полынь», которая восходит к библейскому тексту. Французская ФЕ «час аперитива» связана с традицией принятия абсента (полынной водки).
Рассмотрим фразеологические единицы с компонентом тростник. Тростник - многолетнее травянистое растение семейства злаковых. В ходе исследования методом сплошной выборки были выявлены 4 французские ФЕ с компонентом «тростник». В английском и русском языках нет ФЕ с данным компонентом.
Французская ФЕ roseau pensant означает «мыслящий тростник». Это выражение является определением человека, данным французским мыслителем Б. Паскалем. По его мнению, «человек - это всего лишь тростник, самый слабый в природе, но это мыслящий тростник. Не нужно вселенной ополчаться против него, чтобы его уничтожить: достаточно пара, капли воды, чтобы убить его...». Этим высказыванием автор хотел подчеркнуть, что человек - создание природы, и ею же может быть уничтожен в одно мгновение, поэтому людям не стоит кичиться наличием у них разума. Данное выражение приобрело особую популярность в первой половине XIX в., благодаря стихотворению Ф.И. Тютчева «Певучесть есть в морских волнах.»:
Откуда, как разлад возник? И отчего же в общем хоре Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник?
Французская ФЕ le roseau l'emporte означает «тростник берет верх (над дубом)». Данное выражение восходит к басне «Дуб и тростник», в которой Ж. де Лафонтен представляет падение гордыни и спеси и торжество красоты и смирения. Дуб символизирует чванство и спесь, а тростник -покорность.
Дуб держится, - к земле Тростник припал, Бушует ветер, удвоил силы он, Взревел - и вырвал с корнем он Того, кто небесам главой своей касался И в области теней пятою упирался.
Французская ФЕ être souple comme un roseau означает «быть гибким как тростник». Во французской культуре тростник символизирует гибкость, хрупкость, нежность. В образном основании ФЕ лежит эталонное представление о гибкости.
Французская ФЕ s'appuyer sur un roseau обозначает «выбрать себе ненадежную опору». Во французской культуре тростник символизирует ненадежность, уязвимость. Действие «опереться на тростник» означает «выбрать ненадежный путь». В образном основании лежит стереотипное представление о выборе зыбкого курса.
Итак, анализ показывает, что только во французском языке есть ФЕ с компонентом «тростник». Внутренняя форма ФЕ содержит эталонное представление о гибкости. Французские выражения восходят к басне Ж. де Лафонтена и мыслям Блеза Паскаля.
Проанализируем французское выражение с компонентом эндивий. Эндивий - это травянистое растение семейства астровых, очень распространенное во Франции. В английском и русском языках нет ФЕ с данным компонентом. Выражение pâle comme une endive обозначает «мертвенно-бледный». Эндивий разводят при недостатке света, поэтому оно имеет бледную окраску. Во французской культуре эндивий символизирует болезненную бледность, хилость. В образном основании ФЕ лежит эталонное представление о чрезмерной бледности.
Итак, анализ показывает, что только во французском языке есть устойчивое выражение с компонентом «эндивий», в образном основании которого лежит эталонное представлении о сильной степени бледности.
Рассмотрим фразеологические единицы с компонентом одуванчик. Одуванчик относится к многолетним травянистым растениям семейства астровых. В ходе исследования методом сплошной выборки по одной ФЕ с компонентом «одуванчик» было выявлено во французском и русском языках. В английском языке нет ФЕ с данным компонентом.
Французская ФЕ manger (aller) les pissenlits par la racine означает «давно лежать в могиле». Действие «есть одуванчики с корней» символизирует смерть человека. Данное выражение находит свой эквивалент в русском языке «кормить червей». В образном основании лежит стереотипное представление об ушедшем из жизни человеке.
Русская ФЕ божий одуванчик означает «старый, дряхлый, тихий и беззащитный человек». Выражение появилось в России во времена вспышки сыпного тифа. Люди старшего возраста очень тяжело переносили этот недуг. У больных состригали волосы, иногда даже сбривали наголо. К таким людям было принято приводить священника для чтения молитв и принятия исповеди. Если старики шли на поправку, у них начинали потихоньку отрастать волосы. Седые прядки, как пух одуванчика, обрамляли почти прозрачные лица. Считалось, что они возвращались к жизни после
встречи с Богом. В образном основании ФЕ лежит стереотипное представление о преклонном возрасте, беззащитности и немощности.
Итак, анализ показывает, что французская и русская ФЕ с компонентом «одуванчик» имеют различия. Внутренняя форма французской ФЕ с компонентом «одуванчик» содержит стереотипное представление об умершем человеке. Внутренняя форма русской ФЕ с компонентом «одуванчик» содержит стереотипное представление о тихом человеке в преклонном возрасте.
Проанализируем русские ФЕ с компонентами белена и лебеда. В английском и французском языках нет ФЕ с данными компонентами.
Русская ФЕ белены объелся означает «потерять рассудок». Белена является ядовитым растением. Основными признаками отравления ядовитой травой являются чрезмерное возбуждение, расширенные зрачки, покраснение кожи лица, галлюцинации, головокружение, бред. Внутренняя форма ФЕ указывает на опасность данного растения: если его съесть, то можно сойти с ума или даже умереть. В образном основании ФЕ лежит стереотипное представление о потере рассудка.
Русские ФЕ беда на селе, коль лебеда на столе! и еще то не беда, коль родилась лебеда, а вот две беды: как ни ржи, ни лебеды означают «крайняя бедность». Лебеда - это травянистое сорное растение, в обилии растущее на пустырях и огородах. В неурожайные годы крестьяне добавляли ее в тесто для выпечки хлеба. Поэтому в образном основании ФЕ лежит стереотипное представление о крайней бедности.
Итак, анализ показывает, что только в русском языке есть ФЕ с компонентами «белена» и «лебеда». Внутренняя форма ФЕ с компонентом «белена» содержит стереотипное представление о потере рассудка, а внутренняя форма ФЕ с компонентом «лебеда» содержит стереотипное представление о крайней бедности.
5. Результаты анализа фразеологических единиц с компонентами «трава» и названий трав
Итак, результаты анализа показывают, что во французском языке присутствуют 30 ФЕ с компонентами «трава» и названий трав, в английском языке - 15, в русском - только 8. Наибольшее количество ФЕ с данными компонентами наблюдается во французском языке.
Английские, французские и русские ФЕ с компонентом «полынь» имеют схожие универсальные значения.
Во всех трех языках фразеологические единицы ФЕ с компонентами «трава» и названий трав имеют различия.
Внутренняя форма английских ФЕ с компонентом «трава» содержит стереотипное представление о неопытности, незрелости молодых людей, о скучном и нудном занятии, об отдыхе и идеальном слухе. В английском языковом сознании трава является «окультуренным» элементом расти-
тельного мира; цветовым маркером травы является зеленый цвет. Внутренняя форма английских ФЕ с компонентом «крапива» содержит стереотипное представление о чрезмерно нервном эмоциональном состоянии человека, эталонное представление о преодолении трудностей в сложных ситуациях.
Внутренняя форма французских ФЕ с компонентом «трава» связана со старинными поверьями и содержит стереотипные представления о дурном настроении, падении, нарушении планов другого человека; эталонное представление о быстром росте чего-либо. Внутренняя форма французских ФЕ с компонентом «крапива» содержит стереотипное представление об отказе делать что-либо и от духовного сана. Внутренняя форма французской ФЕ с компонентом «полынь» связана с традицией принятия абсента. Внутренняя форма французских ФЕ с компонентом «артишок» содержит эталонное представление о ветреном, легкомысленном в любви человеке. Внутренняя форма французской ФЕ с компонентом «эндивий» содержит эталонное представление о чрезмерной бледности. Внутренняя форма ФЕ с компонентом «тростник» содержит эталонное представление о гибкости, восходя к басне Лафонтена и мыслям Паскаля.
Внутренняя форма русских ФЕ с компонентом «трава» связана с образами из литературных произведений и содержит мифологемы, стереотипные представления о безразличии к чужой беде, легкомысленности, забвении, одиночестве, робости и скромности. Внутренняя форма русской ФЕ с компонентом «крапива» содержит стереотипное представление о презрительном отношении к чиновникам, взяточникам и отражает исторические реалии. Внутренняя форма русской ФЕ с компонентом «одуванчик» содержит стереотипное представление о тихом человеке в преклонном возрасте. Внутренняя форма ФЕ с компонентом «белена» содержит стереотипное представление о потере рассудка, а внутренняя форма ФЕ с компонентом «лебеда» содержит стереотипное представление о крайней бедности.
6. Выводы исследования
В ходе нашего исследования мы осуществили лингвокультуроло-гический анализ, который позволил нам выявить национально-культурную специфику английских, французских и русских ФЕ с компонентами «трава» и названий трав.
Источниками культурной интерпретации данных ФЕ являются символы, стереотипы, эталоны, мифологемы. Во внутренней форме ФЕ отражаются исторические события разных эпох, библеизмы, образы из литературных произведений. Сопоставительный анализ ФЕ проливает свет на этническую логику, предопределяющую различия языковых картин мира. Каждый рассмотренный нами язык отражает определенный способ восприятия мира, менталитета, их самобытность.
Анализ показывает, какую культурную роль играют травы в жизнедеятельности человека, в его развитии, какими символическими значениями наделяют растения представители того или иного этноса, с какими культурными практиками связаны растения.
Представляется актуальным продолжение исследования ФЕ с различными компонентами для реконструкции английской, французской и русской языковых картин мира.
Материал, содержащийся в исследовании, может быть использован в целях совершенствования лексических минимумов, в теоретических курсах по межкультурной коммуникации, лексикологии английского, французского и русского языков.
Список литературы
Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Принципы семантического описания фразеологии // Вопросы языкознания. 2009. Вып. 6. С. 21-34. Большой толковый словарь по культурологии / под ред. Б.И. Кононенко. М.: Вече: АСТ, 2003. 512 с.
Большой фразеологический словарь русского языка / под ред. В.Н. Телия. М.:
АСТ-Пресс Книга, 2010. 784 с. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: УССР, 2002. 448 с.
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: Языки
славянской культуры, 2001. 288 с. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М.: Русский язык, 1980. 320 с. Гак В.Г. Национально-культурная специфика меронимических фразеологизмов // Фразеология в контексте культуры / отв. ред. В.Н. Телия. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 260-265. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. 452 с. Караулов Ю.Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М.: Ин-т
рус. яз. им. В.В. Виноградова РАН, 1999. 180 с. Ковшова М.Л. Лингвокультурологический метод во фразеологии: коды культуры.
М.: Ленанд, 2016. 456 с. Леви-СтросК. Структурная антропология. М.: Наука, 1983. 536 с. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Наука, 1991. 357 с. Маслова В.А. Лингвокультурология. М.: Академия, 2001. 208 с. Мокиенко В.М. Образы русской речи: историко-этимологические и этнолингвистические очерки фразеологии. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. 280 с. Прохоров Ю.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. 224 с.
Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс, 1993. 656 с.
Стеблин-КаменскийМ.И. Миф. Л.: Наука, 1976. 122 с.
Тарасов Е.Ф. Язык и культура: методологические проблемы // Язык. Культура. Этнос. М.: Наука, 1994. С. 105-113.
Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический, лингвокульту-рологический аспекты. М.: Языки русской культуры, 1996. 288 с.
Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Прогресс, 1983. 256 с.
Фрэзер Д.Д. Фольклор в Ветхом завете. 2-е изд. М.: Политиздат, 1986. 511 с.
Шмелева Т.В. К проблеме национально-культурной специфики «эталона» сравнения (на материале английского и русского языков // Этнопсихолингвисти-ка. М.: Наука, 1988. С. 120-124.
Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Renaissance, 1991. 304 с.
Black M. Linguistic relativity: Theoretical views of Benjamin Lee Whorf // The philosophical review. 1959. Vol. 68, № 2. P. 228 - 238.
Cassirer E. The Philosophy of Symbolic Forms. Vol. 2. Mythical thought. New-Haven; London: Yale University Press, 1970. 388 p.
Ferguson Ch.A. The language factor in nation development // Antropological Linguistics. 1962. Vol. 4, № 1. P. 23-27.
GuiraudP. Les locutions françaises. Paris: Presse universitaires de Paris, 1967. 124 p.
Gumperz J.J. On the Ethnology of Linguistic Change // Sociolinguistics: Proceedings of the UCLA Sociolinguistics Conference, 1964 / ed. by W. Bright, The Hague; Paris: Mouton, 1966. P. 27-49.
Hymes D. On two types of linguistic relativity // Sociolinguistics: Proceedings of the UCLA Sociolinguistics Conference, 1964 / ed. by W. Bright, The Hague; Paris: Mouton, 1966. P. 114-158.
Lado R. Linguistics across cultures: Applied Linguistics for Language Teachers. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1957. 160 с.
Lippmann W. Public Opinion. New York: Harcourt, Brace and Company, 1922. 427 p.
Quine W.O. Word and Object. Cambridge: MIT Press, 1960. 294 p.
Rosch E. Principles of Categorization // Cognition and categorization. Hillsdale: Lawrence Erlbaum, 1978. P. 27-48.
Whorf B.L. Language, thought, and reality: Selected writings. Cambridge: Technology Press of Massachusetts Institute of Technology, 1956. 278 p.
References
Baranov, A.N., Dobrovol'sky, D.O. (2009), Printsipy semanticheskogo opisaniya frazeologii [Principles of the semantic description of phraseology]. Voprosy yazykoznaniya [Challenges of Linguistics], No. 6, pp. 21-34. (in Russian)
Benveniste, E. (2002), Obshchaya lingvistika [General Linguistics], Moscow, Progress Publ., 448 p. (in Russian)
Black, M. (1959), Linguistic relativity: Theoretical views of Benjamin Lee Whorf. The philosophical review, Vol. 68, No. 2, pp. 228-238.
Cassirer, E. (1970), The Philosophy of Symbolic Forms. Vol. 2. Mythical thought. New-Haven, London, Yale University Press, 388 p.
Ferguson, Ch.A. (1962), The language factor in nation development. Antropological Linguistics, Vol. 4, No. 1, pp. 23-27.
Frazer, D.D. (1986), Fol'klor v Vetkhom zavete [Folklore in the Old Testament], Moscow, Politizdat Publ., 511 p. (in Russian)
Gak, V.G. (1999), Natsional'no-kul'turnaya spetsifika meronimicheskikh frazeologiz-mov [National and Cultural Peculiarities of the Meronymic Phraseological
Units]. Frazeologiya v kontekste kul'tury [Phraseology in the context of culture], Moscow, Yazyki russkoi kul'tury Publ., pp. 260-265. (in Russian) Guiraud, P. (1967), French collocations, Paris, University Press of Paris, 124 p. (in French)
Gumperz, J.J. (1966), On the Ethnology of Linguistic Change. Bright, W. (Ed.) Socio-linguistics, Proceedings of the UCLA Sociolinguistics Conference, 1964, The Hague, Paris, Mouton, pp. 27-49. Humboldt, W. von (1985), Language and philosophy of culture. Moscow, Progress Publ., 452 p. (in Russian)
Hymes, D. (1966), On two types of linguistic relativity. Bright, W. (Ed.) Sociolinguistics, Proceedings of the UCLA Sociolinguistics Conference, 1964, The Hague, Paris, Mouton, pp. 114-158. Jung, K.G. (1991), Arkhetip i simvol [Archetype and Symbol], Moscow, Renaissance
Publ., 304 p. (in Russian) Karaulov, Yu.N. (1999), Aktivnaya grammatika i assotsiativno-verbalnaya set' [Active Grammar and Associative and Verbal Network], Moscow, V.V. Vinogradov Russian Language Institute of the Russian Academy of Sciences Publ., 180 p. (in Russian)
Kononenko, B. (Ed.) (2003), Bol'shoi tolkovyi slovar'po kul'turologii [Explanatory Dictionary of Cultural Studies], Moscow, AST Publ, Veche Publ., 512 p. (in Russian) Kovshova, M.L. (2016), Lingvokul'turologicheskii metod vo frazeologii: Kody kul'tury [The Cultural and Linguistic Method of the Phraseology: Codes of Culture], Moscow, Lenand Publ., 456 p. (in Russian) Lado, R. (1957), Linguistics across cultures: Applied Linguistics for Language Teachers, Ann Arbor, University of Michigan Press, 160 p. Lippmann, W. (1922), Public Opinion, New York, Harcourt, Brace and Company, 1922, 427 p.
Levy-Strauss, K. (1983), Strukturnaya antropologiya [Structural Anthropology], Moscow, Nauka Publ., 536 p. (in Russian) Losev, A.F. (1991), Filosofiya. Mifologiya. Kul'tura [Philosophy. Mythology. Culture],
Moscow, Nauka Publ., 357 p. (in Russian) Maslova, V.A. (2001), Lingvokul'turologiya [Cultural Linguistics], Moscow, Academia
Publ., 208 p. (in Russian) Mokienko, V.M. (1986), Obrazy russkoi rechi: Istoriko-etimologicheskie i etnolingvis-ticheskie ocherki frazeologii [Images of Russian speech: Historical-etymological and ethnolinguistic essays of phraseology], Leningrad, Leningrad University Press Publ., 280 p. (in Russian) Prokhorov, Y.E. (2008), Natsionalnye sotsiokul 'turnye stereotipy rechevogo obshche-niya i ikh rol' v obuchenii russkomu yazyku inostrantsev [National Socio-cultural Stereotypes of Communication and their Role in Teaching Russian to Foreigners], Moscow, LKI Publ., 224 p. (in Russian) Quine, W.O. (1960), Word and Object, Cambridge, MIT Press, 294 p. Rosch, E. Principles of Categorization. Cognition and categorization, Hillsdale, Lawrence Erlbaum, pp. 27-48. Sapir, E. (1993), Izbrannye trudy po yazykoznaniyu i kulturologii [Selected Works on Linguistics and Cultural Studies], Moscow, Progress Publ., 656 p. (in Russian)
Shmelyova, T.V (1988), K probleme natsional'no-kul'turnoi spetsifiki 'etalona' sravne-niya (na materiale angliiskogo i russkogo yazykov [On the Problem of National and Cultural Peculiarities of the 'Standard' of Comparison (based on the example of the Russian and English Languages)], Etnopsikholingvistika [Ethnopsy-cholinguistics], Moscow, Nauka Publ., pp. 120-124. (in Russian) Steblin-Kamensky, M.I. (1976), Mif [Myth], Leningrad, Nauka Publ., 122 p. (in Russian) Tarasov, E.F. (1994), Yazyk i kul'tura: metodologicheskie problemy [Language and Culture: Methodological Problems], Yazyk. Kul'tura. Etnos [Language. Culture. Ethnos], Moscow, Nauka Publ., pp. 105-113. (in Russian) Teliya, V.N. (Ed.) (2010), Bol'shoi frazeologicheskii slovar' russkogo yazyka [Bigphraseological dictionary of the Russian language], Moscow, AST-Press Kniga Publ., 784 p. (in Russian)
Teliya, V.N. (1996), Russkaya frazeologiya. Semanticheskii, pragmaticheskii, lingvo-kul 'turologicheskii aspekty [Russian Phraseology. Semantic, Pragmatic and Linguistic aspects], Moscow, Yazyki russkoi kul'tury Publ., 288 p. (in Russian) Turner, V. (1983), Simvol i ritual [Symbol and Ritual], Moscow, Progress Publ., 256 p. (in Russian)
Vereshchagin, E.M., Kostomarov, V.G. (1980), Lingvostranovedcheskaya teoriya slova [Cultural and Linguistic Theory of a Word], Moscow, Russkii yazyk Publ., 320 p. (in Russian)
Vezhbitskaya, A. (2001), Ponimanie kul'tur cherez posredstvo klyuchevykh slov [Understanding of Cultures by Means of Key Words], Moscow, Yazyki slavyanskoi kul'tury Publ., 288 p. (in Russian) Whor, B.L. (1956), Language, thought, and reality, Selected writings, Cambridge, Technology Press of Massachusetts Institute of Technology, 278 p.
NATIONAL AND CULTURAL PARTICULARITIES OF ENGLISH, FRENCH, AND RUSSIAN PHRASEOLOGICAL UNITS
E.N. Belaia
Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Abstract: The article deals with the national and cultural peculiarities of phraseological units with 'grass' components and grass names in English, French and Russian on the basis of sources of cultural interpretation. The author considers archetypes, mythologemes, ritual forms of folk culture such as beliefs, traditions, rituals, as well as religion, literature, and history. The emphasis in the article is on the fact that the national and cultural peculiarities of phraseological units with 'grass' components and names of grass types are determined by stereotyped, symbolic and standardized character of their figurative comparison. The following statements are proved: 1) the figurative basis of English phraseological units contains stereotyped and standardized representation of boring occupation, inexperience of young people, relaxation, overcoming of difficulties in life; 2) the figurative basis of French phraseological units contains stereotyped and standardized representation of bad mood, rapid increase of something, touch with literary works by La Fontaine, statements of Blaise Pascal; 3) the figurative basis of Russian phra-
seological units contains stereotyped representations of poverty, losing one's reason, touch with Russian literary works. It is concluded that the universal values are contained in the set expressions of these three languages with 'wormwood' component, and that the comparative analysis of phraseological units demonstrates differences in linguistic pictures of the world and sheds light on ethnic logic.
Key words: cultural connotation, archetype, mythologeme, ritual, symbol, standard, stereotype.
For citation:
Belaia, E.N. (2018), National and cultural particularities of English, French, and Russian phraseological units. Communication Studies, No. 4 (18), pp. 61-81. DOI: 10.25513/2413-6182.2018.4.61-81. (in Russian)
About the author:
Belaia Elena Nikolaevna, Dr., Associate Professor of the Chair of Roman and German Languages and Cultures
Corresponding author:
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia E-mail: elena555-90@mail.ru
Received: March 25, 2018
