CC BY
247
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 342.724 П. В. Гоголев
НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ АВТОНОМИЯ КАК ФОРМА ЭТНОКУЛЬТУРНОГО САМООПРЕДЕЛЕНИЯ КОРЕННЫХ МАЛОЧИСЛЕННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРА
Рассматриваются проблемы сохранения самобытности и выбора форм защиты культурных интересов коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, состояния законодательства о национально-культурной автономии.
Вопросы сохранения и развития коренных народов детерминируют постоянный поиск новых идей, способствующих совершенствованию этнического законодательства. Взаимосвязь культуры малочисленных этносов Севера другими регионами безусловно, ориентирует их на территориальные формы самоопределения и самоорганизации. Вместе с тем, современные политико-правовые тенденции в Российской Федерации указывают на происходящую ломку традиций политических способов защиты этнических интересов.
На основе системного, сравнительно-правового и формально-юридического подходов автор исследует вопросы разграничения форм и конституционно-правового понимания автономии, состоятельности национально-культурной автономии, тенденции государственной политики в области самоопределения коренных народов, а также дефектов судебной практики и юридических механизмов обеспечения интересов коренных малочисленных народов.
В результате исследования автор приходит к выводу о государственном стимулировании национально-культурного самоопределения коренных народов, о возможности сохранения и развития самобытности малочисленных этносов Севера, Сибири и Дальнего Востока в условиях совершенствования российского законодательства о национально-культурной автономии.
Ключевые слова: коренные народы, малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока, национально-культурная автономия, публичные (общественные) интересы, этнические интересы, территории традиционного природопользования, объединение субъектов Российской Федерации, совершенствование законодательства о коренных малочисленных народах Севера, Сибири и Дальнего Востока.
P. V. Gogolev
The National and Cultural Autonomy as a Form of Ethnocultural Self-Determination of the Indigenous Peoples of the North, Siberia
and the Far East of Russia
This article considers the issues of preservation of identity and the choice of forms for preventing cultural interests of the indigenous peoples of the North, Siberia, and the Far East, and the status of the legislation on the national-and-cultural autonomy.
ГОГОЛЕВ Петр Васильевич - к. ю. н., доцент, декан ЮФ СВФУ им. М. К. Аммосова. E-mail: [email protected]
GOGOLEV Petr Vasilievich - Candidate of Jurisprudence, Associate Professor, Dean of the Faculty of Law of the M. K. Ammosov North-Eastern Federal University. E-mail: [email protected]
Введение
Культура аборигенных общностей основана на понимании земли как материальной и духовной основы жизнедеятельности [1]. Гарантированное обладание землей и доступ к иным, в том числе возобновляемым, природным ресурсам является живительным источником особого типа цивилизации, культурной
The issues on preservation and development of the indigenous people determine continuous search for new ideas promoting improvement of the ethnic legislation. The interrelation of the culture of the Northern small ethnic groups with their lands surely directs them towards the territorial forms of self-determination and organization. However, the current political and legal trends in the Russian Federation denote the existent traditions' break of the political methods of protecting ethnic interests.
Based on the systematic, comparative and legal as well as technical approaches, the author studies the following issues: differentiation of the forms and constitutional-and-legal understanding of the autonomy, validity of the national and cultural autonomy, trends of the state policy on self-determination of the indigenous peoples, as well as flaws in judicial practice and legal mechanisms of serving the interests of the indigenous peoples.
As a result of the study the author concludes that there are a need of state stimulation of national and cultural self-determination of the indigenous peoples and a possibility of preservation and development of identity of the small ethnic groups of the North, Siberia, and the Far East under conditions of the improvement of the Russian legislation on the national and cultural autonomy.
Key words: indigenous peoples of the North, Siberia, and the Far East, national and cultural autonomy, public interests, ethnic interests, territories of traditional use of natural recourses, joining of the subjects of the Russian Federation, improvement of the legislation on indigenous peoples of the North, Siberia, and the Far East.
и бытовой модели жизнедеятельности коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Этот императив настоятельно требует своего воплощения в этническом законодательстве и является реальной альтернативой остроте центробежных политических притязаний этнических меньшинств.
Разрушительному действию сепаратизма «должны противостоять формы интеграции и институты, которые при сохранении исторически сложившегося государственного единства, учитывали бы необходимость этнического самовыражения» [2, с. 11], в том числе через внимательное отношение к вере, языку, законам, традициям и обычаям этносов [3]. Одной из таких конструкций, гарантирующих сохранение и развитие объектов культурного наследия малочисленных народов как неразрывного единства материальных и духовных свойств самобытности, являются формы национально-культурного
самоопределения.
Государственная политика Российской Федерации в области поддержки национально-культурной автономии
Нельзя не согласиться с Т. Я. Хабриевой: самоопределение в национально-территориальных формах требует определенного уровня правового, государственного сознания этноса и высокого уровня его самоорганизации. При отсутствии должного уровня одной из альтернатив обеспечения жизнеспособности и самостоятельности этноса выступает национально-культурная автономия, предоставляющая возможности для тесной взаимосвязи индивидуальных прав человека и прав этноса, по каким-либо причинам не имеющего условий для создания территориальных форм национальной автономии [4].
Однако выбор в пользу форм культурного самоопределения может состояться не только в связи с отсутствием должного уровня государственного и правового сознания и самоорганизации. Активно на данные процессы влияет деятельность органов
государственной власти, исходящая из приоритетов внутренней политики.
Современная государственная политика Российской Федерации в области национальных отношений наглядно демонстрирует:
во-первых, поощрение самоопределения народов только в форме национально-культурных автономий, например, 21 апреля 2014 года издан Указ Президента Российской Федерации № 268 «О мерах по реабилитации армянского, болгарского, греческого, крымскотатарского и немецкого народов и государственной поддержке их возрождения и развития» [5], одним из пунктов которого является содействие созданию и развитию национально-культурных автономий, иных общественных объединений и организаций этнического толка, но не национально-территориальной автономии (пункт «в»). Конечно, ни один из перечисленных народов не относится к малочисленным, но пример показателен с точки зрения ясности векторов в национальной политике;
во-вторых, формирование идеологически устойчивого образа неэффективности национально-территориальных автономий как социально-экономической модели развития, так и формы национального самоопределения; так, курс соответствующей федеральной политики, начавшись с прецедента утраты доверия Президента России губернатором Корякского автономного округа с формулировкой «в связи со срывом завоза топлива..., размораживание систем отопления в населенных пунктах», приведшее к массовым нарушениям прав и свобод граждан [6], обрел в 2005-2007 годах формы объединения автономных округов с краями и областями.
Об отдельных аспектах определения «национально-культурной автономии» в конституционном праве
Статья 1 Федерального закона «О национально-культурной автономии» подразумевает форму
национально-культурного самоопределения, представляющую собой объединение граждан Российской Федерации, относящих себя к определенной этнической общности, находящейся в ситуации национального меньшинства на соответствующей территории, на основе их добровольной самоорганизации в целях самостоятельного решения вопросов сохранения самобытности, развития языка, образования, национальной культуры [7].
Хотя определение оперирует привязкой к «соответствующей территории», национально-культурная автономия не является собственно формой территориального самоопределения меньшинств, следовательно, соответствующее право не относится к праву малочисленных общностей на национально-территориальное самоопределение.
Между тем, все-таки включение в дефиниции тех или иных слов и определенных оборотов не случайно, в том числе это в полной мере касается словосочетания «соответствующая территория» применительно к определению национально-культурной автономии. В. Е. Чиркин пишет, что неудачность терминологии осложняет правовое регулирование общественных отношений [8]. Примером тому может служить спорность и дефектность правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации по жалобе граждан Дитца и Шумахер, условно обозначенной как «один субъект Федерации -одна региональная национально-территориальная автономия» [9]. Конституционный Суд РФ не принял во внимание территориальную универсальность самобытности этнической общности, проживание носителей языка и национальной культуры вне зависимости от официальных границ субъектов России, историческое тяготение жителей одних местностей к культурным центрам своего этноса, иногда расположенным на территории другого субъекта Федерации.
Не вдаваясь в подробности критики позиции Конституционного Суда России, обратим внимание на отдельные тезисы в обосновании вывода суда:
во-первых, организационные основы национально-культурной автономии в части образования местными автономиями регионального объединения направлены не на ограничение прав национальных меньшинств, а на защиту их прав, обусловленную особенностями расселения;
во-вторых, региональная национально-культурная автономия выступает как канал осуществления государственной поддержки, в т. ч. финансирования из государственного бюджета субъекта Российской Федерации, следовательно, взаимоотношения национально-территориальной автономии и органов государственной власти осуществляются с соблюдением пространственных требований юрисдикции;
в-третьих, делегаты местных национально-культурных автономий на конференции (съезде) учреждают региональную национально-культурную автономию в пределах субъекта Российской Федерации.
Таким образом, как создание, так и отдельные аспекты деятельности национально-культурных автономий все же носят территориально-ограниченный характер.
На местном и субмуниципальном уровнях национально-культурная автономия имеет
экстерриториальный характер организации и деятельности, обусловленный особенностями расселения лиц, относящихся к той или иной этнической общности. Отсюда ее «пирамидальные» организационные основы: обладая организационно-правовой формой общественной организации и основываясь на фиксированном членстве, местные автономии сообща формируют региональные, которые в свою очередь учреждают федеральную национально-культурную автономию.
Этнокультурные интересы в национально-культурной автономии
Как любое общественное объединение, национально-культурная автономия основывается на общности интересов, в нашем случае - общности этнических интересов, лежащих в плоскости культурного развития и соответствующей деятельности. Так, в соответствии с основами законодательства Российской Федерации о культуре признается основополагающая роль культуры в развитии и самореализации личности, гуманизации общества и сохранении национальной самобытности народов, утверждении их ценности и проявления уважения, а также гарантируется покровительство в отношении сохранения и восстановления культурно-национальной самобытности малочисленных этнических общностей посредством исключительных мер защиты и стимулирования [10]. К сожалению, непоследовательность законотворческой деятельности часто приводит к декларативности и бессодержательности государственных мер по обеспечению жизненно необходимых потребностей граждан, в том числе провозглашение «исключительности мер защиты и стимулирования» преимущественно свелось к проведению культурных мероприятий в ущерб формированию инфраструктуры родового самоуправления и экономической деятельности.
Национально-культурная автономия этнических общностей в контексте основ законодательства о культуре направлена на сохранение и развитие культурно-национальной самобытности, защиту, восстановление и сохранение культурно-исторической среды обитания и, как следует из структуры закона о национально-культурной автономии, имеет два
основных направления: 1) обеспечение права на сохранение, развитие и использование национального (родного) языка; 2) обеспечение права на сохранение и развитие национальной культуры.
Самобытность малочисленных этнических сообществ в свою очередь находит выражение в религии, языке, традициях, культурном наследии, основанных на особенностях их социально-правового бытия (образе жизни, особых правовой среде и организационной структуре), а культурно-историческая среда обитания коренных малочисленных народов может рассматриваться как составная часть их исконной среды обитания, представляющей собой согласно статье 1 Федерального закона «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» [11] исторически сложившийся ареал, в пределах которого осуществляется культурная и бытовая жизнедеятельность, влияющая на самоидентификацию и образ жизни.
Национально-культурная автономия как направление развития коренных малочисленных народов
Решение многочисленных проблем современного российского государства носит взаимосвязанный характер, позволяющий сохранить единство страны, основанное на ее демократической централизации, подлинном самоуправлении, обеспечивающем наиболее полный учет региональных интересов, включая национально-региональные интересы коренных малочисленных народов [12].
Эффективность национально-культурной автономии как формы самоопределения проявляется как бы в двух направлениях. Первое связано с отсутствием претензий на политические права, не допускает реализации права на самоопределение в крайних проявлениях, вплоть до отделения. Второе решает проблему влияния дисперсного проживания, способствует более эффективной реализации индивидуальных прав с опорой на коллективные.
Можно обвинить нас в попытке пропагандировать преимущества национально-культурных автономий перед ее национально-территориальными формами, используя политическую конъюктуру в Российской Федерации. Однако в качестве объяснения хочется привести следующие обстоятельства:
- несмотря на то, что «право на национально-культурную автономию не является правом на национально-территориальное самоопределение», она создает правовые условия взаимодействия государства и общества для защиты национальных интересов граждан Российской Федерации в процессе выбора ими путей развития;
- выбор путей и форм своего национально-культурного развития тесно связан с самоорганизацией и самоуправлением;
- следование национальным традициям и обычаям, возрождение и развитие художественных народных промыслов и ремесел носит экономический характер;
- возможность предоставления иных прав в сферах образования и культуры связана в том числе с развитием публичной власти;
- установление и поддержание гуманитарных контактов с гражданами, общественными организациями иностранных государств способствует развитию социальной значимости как на международном уровне, так и на внутригосударственном уровне;
- система национально-культурной автономии обеспечивает постоянную связь и взаимодействие с местной, региональной и федеральной властями.
Заключение
Экстерриториальная организация национально-культурной автономии может создать при совершенствовании соответствующего законодательства достаточные правовые условия взаимодействия государства и общества для защиты национальных интересов граждан Российской Федерации в процессе выбора ими путей и форм своего национально-культурного развития. Ценность национально-культурной автономии заключается в решении проблем самоопределения, самоидентификации и объединения в целях сохранения и развития вне их политизации. Несомненно, такое состояние наряду с закреплением гарантий обеспечения права на территории традиционного природопользования способствует решению многих проблем, создаваемых поиском альтернативы политико-территориальной организации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Отсюда следует вывод о том, что внутреннее самоопределение осуществляется не только через выбор политических и административных форм, но при активном поощрении со стороны Российской Федерации в этнокультурных и иных аналогичных по содержанию организационных формах реализации права на самоопределение.
Л и т е р а т у р а
1. Кряжков В. А. Коренные малочисленные народы Севера в российском праве. - М.: Норма, 2010.
2. Хабриева Т. Я. Современные проблемы самоопределения этносов: сравнительно-правовое исследование. - М., 2010.
3. Осипов Г. В. Социология и общество. Социологический анализ российской смуты. - М.: Норма, 2007.
4. Хабриева Т. Я. Самоопределение народов в современном мире: конституционно- и международно-правовые аспекты. - М., 2011. - С. 242-259.
5. Российская газета, 2014. - 23 апреля.
6. Указ Президента Российской Федерации от 9 марта 2005 года № 272 «О Логинове В. А.». // Собрание законодательства Российской Федерации, 2005. - № 11. - Ст. 934.
7. Федеральный закон от 17 июня 1996 года «О национально-культурной автономии» (в ред. от 2 июля 2013 года). // СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2965; 2002. № 12. Ст. 1093; 2003. № 46 (Ч. I). Ст. 4432; 2004. № 27. Ст. 2711; 2004. № 35. Ст. 3607; 2005. № 49. Ст. 5124; 2007. № 49. Ст. 6070; 2009. № 7. Ст. 779, 782; 2013. № 27. Ст. 3477.
8. Чиркин В. Е. К вопросу о точности конституционной терминологии. // Журнал российского права. - 2011. - № 2. -С. 63-73.
9. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 3 марта 2004 года № 5-П «По делу о проверке конституционности части третьей статьи 5 Федерального закона «О национально-культурной автономии» в связи с жалобой граждан Дитца А. Х. и Шумахер О. А.». // СЗ РФ. -2004. - № 11. - Ст. 1033.
10. Основы законодательства Российской Федерации о культуре (в ред. от 5 мая 2014 года). // Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации. 1992. № 46. Ст. 2615; СЗ РФ. 1999. № 26. Ст. 3172; 2004. № 35. Ст. 3607; 2006. № 1. Ст. 10; 2006. № 45. Ст. 4627; 2007. № 1 (Ч.1). Ст. 21; 2008. № 30 (Ч. II). Ст. 3616; 2009. № 52 (Ч. I). Ст. 6411; 2010. № 19. Ст. 2291; 2013. № 17. Ст. 2030; 2013. № 27. Ст. 3477; 2013. № 40 (Ч. III). Ст. 5035; РГ. 2014. № 101.
11. Федеральный закон от 30 апреля 1999 года № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации» (в ред. от 5 апреля 2009 года). // СЗ РФ. 1999. № 18. Ст. 2208; 2004. № 35. Ст. 3607; 2007. № 27. Ст. 3213; 2008. № 20. Ст. 2251; 2009. № 1. Ст. 17; 2009. № 14. Ст. 1575.
12. Кутафин О. Е. Российская автономия. - М., 2006. -С. 3, 451.
R е f е г е п с е s
1. Krjazhkov V. A. Korennye malochislennye narody Severa v rossijskom prave. - M.: Norma, 2010.
2. Habrieva T. Ja. Sovremennye problemy samoopredelenija jetnosov: sravnitel'no-pravovoe issledovanie. - M., 2010.
3. Osipov G. V. Sociologija i obshhestvo. Sociologicheskij analiz rossijskoj smuty. - M.: Norma, 2007.
4. Habrieva T. Ja. Samoopredelenie narodov v sovremennom mire: konstitucionno- i mezhdunarodno-pravovye aspekty. - M., 2011. - S. 242-259.
5. Rossijskaja gazeta, 2014. - 23 aprelja.
6. Ukaz Prezidenta Rossijskoj Federacii ot 9 marta 2005 goda № 272 «O Loginove V. A.». // Sobranie zakonodatel'stva Rossijskoj Federacii, 2005. - № 11. - St. 934.
7. Federal'nyj zakon ot 17 ijunja 1996 goda «O nacional'no-kul'turnoj avtonomii» (v red. ot 2 ijulja 2013 goda). // SZ RF. 1996. № 25. St. 2965; 2002. № 12. St. 1093; 2003. № 46 (Ch. I). St. 4432; 2004. № 27. St. 2711; 2004. № 35. St. 3607; 2005. № 49. St. 5124; 2007. № 49. St. 6070; 2009. № 7. St. 779, 782; 2013. № 27. St. 3477.
8. Chirkin V. E. K voprosu o tochnosti konstitucionnoj terminologii. // Zhurnal rossijskogo prava. - 2011. - № 2. -S. 63-73.
9. Postanovlenie Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii ot 3 marta 2004 goda № 5-P «Po delu o proverke konstitucionnosti chasti tret'ej stat'i 5 Federal'nogo zakona «O nacional'no-kul'turnoj avtonomii» v svjazi s zhaloboj grazhdan Ditca A. H. i Shumaher O. A.». // SZ RF. - 2004. - № 11. -St. 1033.
10. Osnovy zakonodatel'stva Rossijskoj Federacii o kul'ture (v red. ot 5 maja 2014 goda). // Vedomosti S#ezda narodnyh deputatov i Verhovnogo Soveta Rossijskoj Federacii. 1992. № 46. St. 2615; SZ RF. 1999. № 26. St. 3172; 2004. № 35. St. 3607; 2006. № 1. St. 10; 2006. № 45. St. 4627; 2007. № 1 (Ch.I). St. 21; 2008. № 30 (Ch. II). St. 3616; 2009. № 52 (Ch. I). St. 6411; 2010. № 19. St. 2291; 2013. № 17. St. 2030; 2013. № 27. St. 3477; 2013. № 40 (Ch. III). St. 5035; RG. 2014. № 101.
11. Federal'nyj zakon ot 30 aprelja 1999 goda № 82-FZ «O garantijah prav korennyh malochislennyh narodov Rossijskoj Federacii» (v red. ot 5 aprelja 2009 goda). // SZ RF. 1999. № 18. St. 2208; 2004. № 35. St. 3607; 2007. № 27. St. 3213; 2008. № 20. St. 2251; 2009. № 1. St. 17; 2009. № 14. St. 1575.
12. Kutafin O. E. Rossijskaja avtonomija. - M., 2006. -S. 3, 451.
^SHír^ír
