CC BY
292Г.А. АВАНЕСОВА доктор философских наук, профессор, профессор кафедры культурологии МПГУ
О.Н. АСТАФЬЕВА доктор философских наук, профессор, директор Научно-образовательного центра «Гражданское общество и социальные коммуникации РАНХ и ГС при Президенте РФ, член Совета по государственной культурной политике при Председателе Совета Федерации Федерального Собрания РФ'
Национальная культура и культурная политика в Российской империи и СССР
Отечественная культура и государственное регулирование сферы культуры в свете теоретического анализа
Общественный интерес к отечественной культуре и культурной политике был активным в нашей стране еще в поздний советский период. В современной России подобный интерес вновь оказывается на пике роста. Вместе с тем радикально изменилось наше представление о культуре, которая мыслится уже не как нечто вторичное в человеческом развитии, но как базовая предпосылка исторической эволюции масштабных социальных сообществ на планете.
В данном случае для нас весьма существенным является тот факт, что широкое понимание культуры утвердилось в мировой науке сравнительно недавно. Еще в начале XIX в. в развитых странах Запада и в России размытые представления о культуре были распространены в интеллектуальной среде и связывались преимущественно с высшими ценностями, духовным видами деятельности людей (моралью, религией, искусством и др.). В ходе научных дискуссий постепенно кристаллизовались более глубокие и точные представления о культуре - под ней аналитики стали понимать
* Аванесова Галина Алексеевна, e-mail: gal-09@list.ru; Астафьева Ольга Николаевна, e-mail: onastafieva@mail.ru
все многообразие исторических форм жизнедеятельности и целостной интеграции крупных сообществ (племенных, этно-национальных, цивилизационных), определяющих существование людей в природной среде и животном мире.
Если говорить о любой этнонациональной культуре, то она исторически создается конкретным этносом или национальным сообществом; внутри нее, точнее в историческом опыте, самосознании и воле ее носителей, заключены огромные возможности самосохранения и развития. Ее эволюция может длиться многие столетия или несколько тысячелетий (современная китайская, индийская и ряд других культур). Впрочем, было также немало этнических культур, которые, едва зародившись (200-300 лет), вскоре за этим ослабевали или исчезали. Повсюду в мире эволюция родо-племенных, этнонациональных культур осуществлялась и во многом продолжается ныне через механизмы самоорганизации - традиции, родственные связи, постепенные трансформации, меняющие общество, и др. Главное при этом то, что эволюционные процессы такого масштаба, длительности невозможно политически регулировать и теоретически прогнозировать.
Культурная политика является одним из институционально-управленческих ответвлений деятельности современного государства; она инструментальна и предназначена для целевого регулирования отдельных сегментов социокультурной практики, которые в совокупности составляют так называемую сферу культуры (не путать с масштабной и целостной культурой народа или страны). На протяжении XIX в. в ряде национальных государств Западной Европы, в США в рамках индустриально-экономического уклада постепенно оформлялись простейшие формы культурной политики в качестве самостоятельного направления государственной деятельности. Политические лидеры, буржуазия Запада отрабатывали в это время целевую стратегию - создать благоприятную среду для воспроизводства особого типа работника развитого общества, способного выполнять нужный диапазон профессионально-трудовых, квалификационных и социальных функций. Это, по их мнению, минимизировало бы значение спонтанных, непрогнозируемых процессов куль-
турной жизни1. Вырабатывая эту стратегию, политики вслед за учеными осваивали широкий взгляд на национальную культуру, на свои возможности ее изменения.
К концу XIX в. в ряде стран Запада были осмыслены ведущие параметры государственного регулирования сферы культуры - цели, области приложения, методы и др. Речь шла о поддержке литературного национального языка, развитии начального и отчасти профессионального образования, сохранении исторического наследия и т.п. Не акцентируя идеалов Возрождения и Просвещения, такая политика руководствовалась прагматическими принципами эпохи высокого модерна: экономической целесообразностью, идеями научно-технического прогресса, свободы печати, развития прав человека, которые рассматривались как универсальные, пригодные для всех народов мира. Тем самым культурная политика Запада открыла путь к социальной инженерии в области массового и индивидуального сознания, стандартизации, планирования и рыночного обмена результатами деятельности в информационно-художественной и духовной сферах, где ранее доминировали личное творчество, народные традиции, автономное самоуправление, корпоративная инициатива. Подчеркнем, что подобная культурная политика обслуживала нужды капиталистических стран, базируясь на определенной семантике и аксиологии, регулируя те сегменты социальной практики, которые позволяли решать поставленные задачи.
Обозначим теперь основные вехи освоения населением России культурных достижений Запада, изучения собственной культуры, а также развития культурной политики как способа регулирования определенных аспектов социальной жизни. Начиная с XVII в. цари Московии, а затем и России осознавали не только особость своей страны сравнительно со странами западноевропейского мира, но и относительную слабость отечественной государственности, возможные угрозы извне в ее адрес. Еще до Петра I предпринимались поиски способов повысить международный престиж и военную мощь государства. После петровских преобразований вплоть до распада империи власти осуществляли тактику выборочных заимствований с Запада; однако
1 См. об этом: Скотт Дж. Благими намерениями государства / Пер. с англ. М., 2005.
эта тактика не стала культурной политикой западного типа, приобретая иные, не свойственные западным странам качества. Главное в том, что монархическая власть не ставила цели трансформировать население в нацию, не добивалась культурного сближения и гражданской консолидации народов страны.
Интеллектуальная русская среда оказалась более продвинутой в освоении теоретических идей и таких общественных феноменов Запада, как нация, национальные приоритеты, национальная культура, представления о которых быстро распространялись в России из немецких источников. Уже к середине XIX столетия современный взгляд на культуру был не только освоен русскими мыслителями, но и углублен в аналитических работах Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева. В них обосновывалось глубокое различие между российским культурно-историческим типом и западноевропейским. В нынешней терминологии эта разница позволяла говорить, что Россия и западные страны являются самостоятельными локальными цивилизациями. Имперские политики на подобные идеи предпочитали не обращать внимание.
Вместе с тем у теоретических представлений о российской культуре как локальной цивилизации оказалась еще более суровая участь в СССР из-за их несовместимости с марксизмом. Эти идеи были отторгнуты новой властью, а труды, где они развивались или обсуждались, оказались в спецхранах. В советской идеологии и науке возобладала прежняя - догматическая и устаревшая к началу XX в. -трактовка культуры классиков марксизма (культура как надстройка над экономическим базисом). Неожиданным стал и другой поворот: в СССР была сформирована и активно развивалась культурная политика. Однако она игнорировала русскую и российскую культуры как национальные феномены, доказавшие свой государственный и цивилизационный потенциал в истории. Целями культурной политики СССР стали прожектерские установки - сформировать советский народ и социалистическую культуру.
В итоге вплоть до сегодняшнего дня проблема присутствия русского и российского начал в советском контексте остается почти неразработанной отечественными авторами. Эта аналитическая коллизия дает основание философу А.Г. Дугину поднять важный вопрос: «С конца СССР прошло уже 20 лет, сам этот факт заставляет задуматься. Почему мы так
старательно уклоняемся от исследования этой... первоочередной по значимости темы?»1. На наш взгляд, одним из первых в постсоветский период стал анализировать эту проблему А.С. Панарин2. В последние годы внимание к этой теме неуклонно возрастает. Ниже попытаемся в какой-то мере также подойти к ее раскрытию.
После распада СССР наше общество с трудом восстанавливало в ходе дискуссий верное понимание культурной политики как отраслевой деятельности и широкой трактовки культуры, закрепившееся к этому времени в мировой науке и философии. Сегодня мы делаем немалые усилия, чтобы прийти к согласованному осмыслению национальной (т.е. полиэтнической) российской культуры, в которую интегрированы культуры разных народов страны и стержнем которой выступает культура русская. Без уяснения этих глубинных начал нашей жизнедеятельности государственная культурная политика не может быть вполне осознанной и полнокровной, поскольку она сама по своим истокам, гражданскому статусу и духовной сущности покоится на родной почве. У данного направления политики сдвоенные цели: оно призвано поддерживать конструктивную стратегию развития нашей культуры и одновременно регулировать социально-нормативные и духовные процессы, корректируя их с той мерой новизны и адаптационных возможностей, которые не подрывали бы культурно-национального своеобразия России.
Российская культура и культурные преобразования имперского периода
Петр I заложил механизм освоения западноевропейского опыта путем выборочного копирования западных достижений и перенесения их на отечественную почву. Поначалу даже в небольших пропорциях эти заимствования оставались для подавляющей части населения чуждыми и отторгались. Констатируя это противоречие, мы не перечеркиваем самодержавную политику, скорее наоборот. Российские монархи были одними из первых в мире, кто стал осуществлять сверху то, что ныне называют «культурной
1 Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. М., 2013, с. 415.
2 См.: Панарин А.С. Народ без элиты. М., 2006.
модернизацией» или политикой реформ, реализовывать которые приходилось по западным лекалам в ином куль-турно-цивилизационном пространстве, поэтому издержки имперских преобразований были неизбежными.
Начиная те или иные реформы, монархи далеко не всегда соотносили свои цели с российской действительностью; в то время было не принято раскрывать общественное назначение реформ; мало кто задумывался над их результатами. В практическом плане цели и последствия преобразований скорее трактовались как решение ситуативных проблем. Но при этом власть не устранялась от выполнения ключевых задач, которые в то время мало кто связывал с культурой. Так, правительство вырабатывало новые законы в экономике, набирало за рубежом крупные займы, умножало для общественных нужд государственную собственность, сотрудничало с отечественными предпринимателями, внедряя крупные проекты (например, создание железнодорожной сети, обновление военной промышленности и др.), создавало условия для появления свободной рабочей силы. Более того, государство развивало светское образование, способствовало появлению науки и прикладных технических исследований, создавало условия в иноэт-нических средах для освоения русского языка как средства межнационального общения.
Все это говорит о том, что модернизация сверху впервые в мировой практике осуществлялась путем расширенного государственного регулирования тех сфер, которые не относились к узким компетенциям культурной отрасли, как это было на Западе, но приобретали прежде всего государственную значимость. При этом отраслевая культурная политика оставалась весьма фрагментарной - действовало Министерство просвещения, цензура, поддерживались наука и некоторые виды учреждений культуры и др. Широкий диапазон политики преобразований объяснялся отсутствием в империи политических и социально-экономических сил, способных решать крупные общественные проблемы. Подобная активность государства, вне зависимости от намерений реформаторов, становилась важной в широком диапазоне культурных приоритетов, общественных нужд, целей национальной безопасности. Данные предпосылки способствовали тому, что на протяжении XIX в. Российская империя зримо трансформировалась, превращаясь в круп-
нейшее динамично меняющееся государство, способное ставить стратегические цели и добиваться их достижения, что приобретало общемировую значимость1.
Немаловажным было и то, что в преобразования прежде всего втягивались активные русские сословия и группы: армия и казаки, купечество и предприниматели, ученые и культурные просветители, ремесленники и крестьяне. Новые реалии жизни быстро осваивались также поляками, остзейскими немцами, для которых европейские ценности и нормы оставались органичными. Но эти процессы в социальных низах, в провинции, на национальных окраинах шли гораздо медленнее, нежели в крупных городах, среди образованных слоев2. Отдаленные этнические анклавы Кавказа, Средней Азии, Сибири, Дальнего Востока оставались слабо адаптированными к общекультурным процессам обновления. Имперская тактика преобразований не создавала новых механизмов общегражданской и культурной консолидации разных этноконфессиональных и региональных сообществ страны. Имперская элита выработала формулу «самодержавие, православие, народность», призванную консолидировать ряд сословий, социальных сил вокруг монархии. Однако ее смыслы скорее были связаны с прошлым, нежели устремлены в будущее. В государственную практику так и не было внедрено положение о населении как полиэтнической нации, о российской и русской культуре и т.п.
Укажем на более серьезные издержки отечественной модернизации. В самом русском обществе вестернизаторс-кий вектор реформ породил социокультурный раскол на малочисленную образованную элиту и основную часть народа, которая осваивала новые реалии жизни по-своему, зачастую не так, как рассчитывала власть. Со времён Петра I светская субкультура аристократии, образованных слоев созидалась почти абстрагируясь как от русской, так и от российской жизни. В итоге в этих слоях зародилось и
1 В настоящее время в России растет аналитический интерес к государственному регулированию культурных процессов широкого диапазона. См.: Зоркая Н.Н. Синергетическое моделирование метамеха-низмов культурной политики российского государства. М., 2003; и др.
2 См.: Мухамеджанова Н.М. Особенности самоорганизации этнических культур России в условиях модернизационных преобразований. Оренбург, 2006; и др.
стало быстро крепнуть опасное социально-психологическое явление - недооценка, порой презрение к своей культурной почве. Благодаря Ф.М. Достоевскому, воплотившему это явление в художественной форме, оно было названо «смердяковщиной».
Пренебрежение к своей культуре принимало неодинаковые формы в разных социальных средах. Так, внедряя европейские виды предпринимательства как универсальные, правительство игнорировало начинания русских купцов-государственников по созданию продвинутых промыш-ленно-сельскохозяйственных районов, не замечало усовершенствований социально-трудовых отношений на частных фабриках, не учитывало поддержку культурных инициатив и русского искусства со стороны купеческих династий. В свою очередь организаторы крупных производств не оценили народные артели как новые формы трудовых взаимодействий, плотную сеть кооперативов, активную яр-морочную торговлю и др.1. Распространяя формы западного финансового капитала и предпринимательства, правительство мирилось с усилением буржуазной морали в общественной жизни. В то же время православная мораль утрачивала в российском обществе ведущую роль. А те силы, которые отрабатывали альтернативные духовые механизмы труда и сотрудничества в новых условиях (например,
предприниматели-старообрядцы), могли под разными пред-
2
логами подвергаться преследованиям, разорению .
Затронем проблемы теоретического анализа отечественной культуры, в котором не перечеркивалось, но признавалось естественным ее своеобразие, а также рассматривались основания для более адекватной политики ее обновления. Над самобытным характером России в начале XIX в. первоначально размышляли мыслители-консерваторы (архаисты, ранние славянофилы, затем Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, Н.Н. Страхов и др.). Во второй половине XIX - начале XX в. аналитический дискурс содержательно углублялся, приобретая национально-гражданскую направленность. В нем уже участвовали представители разных теоретических направлений, публицисты, оппозиционные
1 См.: Экономика русской цивилизации / Под. ред. О.А. Платонова. М., 2008; и др.
2 См.: Кириллов И.А. Правда старой веры. Барнаул, 2008, с. 387-391.
политики, религиозные деятели (М.Н. Катков, Л.А. Тихомиров, П.Б. Струве, В.В. Розанов, М.О. Меньшиков и др.). Завершался этот дискурс уже в русском зарубежье (И.А. Ильин, И.Л. Солоневич и др.)
В этом дискурсе участвовали исследователи, понимавшие, что своеобразие отечественной культуры невозможно раскрыть на основе западноевропейской методологии. Они пытались выработать новые познавательные фокусы и подходы. Так, они считали абсурдным и претенциозным занятием критиковать российскую культуру на том основании, что она будто бы «хуже», «отстала» от западной культуры, ибо в то время никто не предлагал релевантных критериев, методических инструментов сравнения культур и цивилизаций на шкале «хуже-лучше». Серьезнее подошли к проблеме культурной компаративистики в XX в., углубляя ло-кально-цивилизационную теорию (О. Шпенглер, П.А. Сорокин, А.Дж. Тойнби и др.). В итоге было установлено, что конкретные критерии сравнения масштабных исторических систем зачастую остаются упрощенными, не позволяя делать правильные выводы об инновационном потенциале той иной цивилизации. Так, в конце XX в. для исследователей Запада стала неожиданной стремительная модернизация Китая, Индии, чьи культуры считались до этого безнадежно пребывающими в состоянии архаики.
Сегодня мы можем оценить плодотворные попытки русских исследователей разобраться в том, какие трудности встречала наша культурно-цивилизационная практика в освоении капиталистического уклада, промышленного производства. Для этого они сопоставляли феномены народа и нации; обращали внимание на роль разных народностей в формировании российской культуры; размышляли, как превратить сословно расколотое, этнически мозаичное население империи в граждански консолидированное; задавались вопросом - совместима ли Святая Русь с Великой Россией в современном мире и др.
Авторы сходились на том, что политика царского правительства, продвигавшая в нашу культуру западные достижения, по объективным причинам была неизбежной. Но без признания самоценности отечественной культуры такая политика подрывала базовые параметры российской жизни, прежде всего духовные. Неудивительно, что исследователи предлагали альтернативные стратегические направления.
Считая приоритетность развития российской культуры предпосылкой реформ, они предлагали тщательно отбирать инновации, добиваясь разумной их сбалансированности с традициями. Рассматривались и неожиданные повороты, которые с позиций прогрессистского мышления выглядели абсурдными. Так, одни авторы видели возможность соединения активного монархического правления с русским хозяйственным традиционализмом (И.Л. Солоне-вич), другие - с элементами социалистического проекта (К.Н. Леонтьев, младороссы в русском зарубежье и др.); третьи предлагали усилить в обновлении роль ведущих в стране религий с высоким морально-просветительским потенциалом - православия, ислама (представители православного священства, И. Гаспринский и др.). По существу наши мыслители подошли к осознанию оригинальных стратегических форм обновления - специально отработанных адаптивных и культурно оправданных способов вхождения традиционного общества в эпоху модерна. Подобные идеи оказались в центре проектного мышления в не-западных странах лишь на рубеже XX-XXI вв., когда мир развивался в условиях постмодерна и глобальных взаимодействий.
Соотношение культурной политики государства с
русской, российской культурой, с социокультурной практикой в СССР
Ниже проанализируем, как в СССР сопрягались, с одной стороны, культурная политика, с другой - историческая отечественная культура, которая в новой обстановке развивалась скрыто, а также советская социокультурная практика, которая испытывала на себе разные по семантике духовные влияния. Специфика культурной политики советского периода во многом связана с ее догматикой, с идеологическими принципами, разрушительно повлиявшими на многие социокультурные процессы в России XX в. Идейные истоки учения К. Маркса коренились в социально-политическом конструктивизме, экономическом прагматизме западной мысли, сохраняя устойчивый вестернизаторский взгляд на мир и человека. Одновременно идеи классиков заключали в себе немалую долю абстрактного визионерства, свойственного философии Просвещения. Марксисты разных стран по существу так и не смогли конкретизировать представления о пролетарской культуре, а также о грядущей интернацио-
нальной, социалистической или коммунистической культуре. Все эти понятия так и остались сугубо умозрительными, рожденными в «аналитической пробирке».
Много путаного и произвольного было на этот счет и у российских большевиков. Обретя власть в полиэтнической стране, они стали нацеливать общество на формирование социалистической культуры, а по мере выполнения этой задачи - коммунистической. Вместе с тем они имели весьма предвзятые представления о культуре исторической России, не желая учитывать государственные и культурно-цивилизационные механизмы, исторически интегрирующие этносы в единый организм. Проектируя развитие советского общества, они исходили из заемных представлений, свойственных оппозиционным движениям западных стран, об «эксплуатации колоний» и «угнетаемых народах». Ведущие нерусские этносы страны рассматривались как требующие помощи в обретении национальности через политику коренизации их республик. Русский народ, напротив, становился «носителем «великодержавного шовинизма», русская культура - «господствующей культурой»; по ведущим социально-политическим параметрам развития они диск-риминировались1.
Так, в первые 20 лет были попытки новой власти дистанцироваться от базовой основы духовной жизни России -православия, от отечественной истории, русской литературы как чуждых классовых явлений. Радикальные революционеры строили планы вместо русского языка ввести в стране эсперанто или письменную его форму перевести с кириллицы на латиницу. Эти намерения не были осуществлены. Но план военного строительства в республиках Закавказья, на Украине и в других республиках претворялся в 1923-1937 гг. В этом случае предусматривалась коренизация армейских соединений: их состав комплектовался преимущественно из местного населения; приоритетным языком службы становился язык «титульной нации» и т.п. Вскоре новая власть признала, что этот принцип построения армии подрывает государственную безопасность, и отказалась от него, перейдя к русификаторской политике в войсках2. Позже нега-
1 См.: Вдовин В.И. Русские в XX веке. Трагедии и триумфы великого народа. М., 2013.
См.: Дмитриев Т. Национальное военное строительство в СССР в 1920-1930-х гг. // Вопросы национализма, 2013, № 14.
тивные оценки русских и русской культуры смягчались. После Великой Отечественной войны признание важной роли русского народа в СССР стало неизбежным, что в какой-то мере признавалось официально.
Несмотря на то, что социалистическая культура понималась правящей элитой, да и немалой частью граждан как преодоление и замещение исторической культуры России, последняя жила аккумулируя современный опыт вхождения в индустриальное общество, подспудно продолжая оставаться исходной по отношению к культуре советской. Сам русский народ сумел найти свое место в строительстве нового уклада, сохранив лидерскую роль в освоении промышленных технологий, современных знаний, городского быта и др. Этому способствовало то, что в марксизме существовали точки пересечения с принципами российского и русского мировосприятия: представления о социальной справедливости, о значимости общественной собственности, признание важной роли труда, критика капиталистических отношений и др. Поскольку социализм строился через активность русских людей и других народов страны, то новые реалии жизни так или иначе оказались скоррелированными с кодами русской культуры и российской цивилизации, с разными этнопсихологическими типами, чего ни классики марксизма, ни советские их последователи не предвидели.
Указанные выше перекосы были свойственны и советской культурной политике, поскольку она еще более планомерно и широко выходила за отраслевые рамки, нежели это имело место в странах Запада или имперской России. Анализ структуры управления в СССР свидетельствует: как в латентной, так и в открытой форме данная политика реализовалась по меньшей мере на трех уровнях-контурах: а) общеполитическом, связанном с разработкой высших семантических ценностей, стратегии общественного развития, государственной символики и др.; б) отраслевом, относящемся к компетенциям конкретных министерств и подразделений культурного назначения; в) массовом, развивающемся через культурную активность широких кругов населения.
Уровень-контур общеполитического регулирования культурного развития (культурная политика широкого масштаба) оставался прерогативой высших партийных функционеров и государственных органов. Являясь по функциям и методам политико-идеологическим, данный уровень фак-
тически заключал в себе проблематику культурного и духовного развития всего общества. В его рамках определялись стратегические цели, принципы ведущих направлений общественного развития (системы государственной безопасности, экономики, военного строительства и др.), а также высокие смыслы и ценности, заложенные в основу деятельности разных сфер и областей жизни.
Культурная политика второго уровня, связанного с государственными ведомствами, в советский период приобрела институциональный характер, базируясь на законодательно-административной, материально-технической и финансовой основе. Из стратегических целей, формулируемых на первом уровне, вытекали задачи и принципы деятельности ряда ведомств, структура, название и компетенции которых позволяли отнести их к сфере культуры (хотя на разных этапах советского периода они назывались по-разному).
Анализируя нормативно-правовую базу первого десятилетия советского периода, несложно проследить, как создавалась культурная политика отраслевого значения, как выстраивались цели и задачи в области культурных ценностей. Так, Коллегия по делам музеев и охране памятников искусства и старины занималась выработкой решений, связанных с запрещением вывоза за границу культурных ценностей (прежде всего из частных коллекций), положений об управлении национализированными учреждениями мирового уровня, такими как Третьяковская галерея и др. Декретом Совета народных комиссаров об учреждении государственной комиссии по просвещению была утверждена еще одна новая структура, которой передавались все функции, выполнявшиеся ранее Министерством народного просвещения. Данная комиссия разрабатывала законопроекты и несла ответственность за введение всеобщей грамотности, за деятельность всех типов педагогических учреждений (школ и вузов, учреждений дошкольного воспитания, самостоятельных просветительских организаций), подготовку педагогических кадров и др., а также за развитие науки, искусства. Вскоре в ведение Наркомпроса были переданы дела воспитания и образования из духовного ведомства, Петроградская и Московская консерватории,
вопросы охраны библиотек и книгохранилищ, фотографической и кинематографической промышленности и пр.1.
Отметим появление ключевого ведомства, которое в 1953 г. получило название Министерство культуры СССР, будучи преобразованным из Комитета по делам искусства при СМ СССР. При создании данного министерства в него были интегрированы также кинематографическая отрасль, трудовые ресурсы, радиовещание и др. Позже структура ведомства не раз менялась за счет исключения одних видов деятельности и ввода новых. Но в целом культурная отраслевая политика связывалась преимущественно с ведущими направлениями искусства, сохранением культурного наследия и подготовкой кадров для этих видов деятельности.
Вместе с тем с отраслью культуры всегда тесно взаимодействовали профильные министерства и структуры, нацеленные на культурное воспроизводство - министерства среднего образования, высшего и среднего профессионального образования, структуры поддержания семьи, материнства и детства, комитеты по спорту, туризму, а также ведомства, связанные с социальным развитием и социальным обеспечением. При этом цели, компетенции культурных ведомств и близких к ним отраслей были неодинаковыми, но они взаимодополняли друг друга.
В целом в деятельности ведущих культурных и социальных ведомств СССР были достигнуты впечатляющие результаты. Общество характеризовали не только признаки индустриальной культуры; одновременно в нем создавались продвинутые культурные формы, аналогов которым в мире до этого не существовало, ибо они по сути отображали ци-вилизационное своеобразие народов советской части Евразии. В 50-80-е гг. в стране действовала разветвленная система культурного обслуживания, охватывающая разные административные единицы (республики, края, области, крупные, средние, малые города), где функционировали различные учреждения - библиотеки, музеи, кинотеатры, театры, концертные залы, клубы и др. Все население позднего СССР составляло огромную массу читателей художественной и научной литературы, подписчиков периодики, а также аудиторию радио- и телевизионных передач.
1 См.: Культура в нормативных актах Советской власти. 1917-1922 (составление, введение К.Е. Рыбака). М., 2009.
Такой прорыв к современным формам жизни был бы невозможным, если бы разные социальные слои сами не тянулись к актуальной культуре, не хотели бы осваивать новые виды труда, общественной и досуговой деятельности. Все это позволяет говорить о формировании в советский период третьего уровня-контура культурной политики, связанного с активностью широких масс. К 50-70-м гг. XX в. в общественном сознании советских граждан особым образом переплетались принципы коллективистской морали, советский патриотизм, романтическая вера в научно-технический прогресс, финалистские ожидания построения справедливого общества. В СССР была решена задача, которая была не выполнима в империи: осуществлена гражданская консолидация населения на идейно-политической основе. В общественном сознании была сформирована картина современного мира, представления о советской морали и общих нормах поведения. Многие социальные слои отличали такие качества, как высокий уровень образования, интерес к общественной информации, развитые художественно-эстетические потребности. Значительная часть детей, молодежи и взрослых когорт имели возможность на любительском уровне совершенствовать технические, художест-
1
венные, спортивные задатки .
Укажем еще одну особенность сознания и психологии советских людей - для них было характерно чувство советской идентичности, которое идеологи называли интернациональным, но которое точнее определить как вненациональное, выходящее за рамки ведущих этнонациональных маркеров или сохраняющее их чисто номинально. Эти качества позволяли гражданам активно трудиться в этнически смешанных коллективах, общаться вне зависимости от полученных в этнической среде житейских установок. Во многом эта ситуация являлась результатом доминирования марксистской идеологии, политического контроля. Однако сами этнические чувства людей, а также идентификационные этнопсихологические механизмы не исчезли, но их проявления ушли в тень.
В 70-80-х гг. атмосфера в обществе трансформируется и потребности людей в этнических чувствах резко усили-
1 См.об этом: Xудожественная культура и развитие личности. Проблемы долгосрочного планирования / Отв. ред. Фохт-Бабушкин Ю.У. М., 1987; и др.
ваются. В новом контексте образовательный уровень граждан, их информированность, массовые занятия спортом и искусством, взятые сами по себе, утрачивают свой адаптивный потенциал. Обнаруживается их поверхностный характер, что не позволяло человеку ориентироваться в динамично меняющихся условиях. Вместе с тем новая ситуация открывала новые возможности медийного манипулирования общественным сознанием в широком диапазоне антисоветских воздействий, которые умело поддерживались из-за рубежа. Когда в обществе стало расти недоверие к власти, многие СМИ трансформируют его в чувство презрения к СССР, в межэтнические обиды, в требования политического суверенитета республикам. Эта манипулятивная тактика насаждает в обществе новый тип «Смердякова», который, имея советский диплом о высшем образовании, разбираясь в искусстве, будучи информационно всеядным, с апломбом убеждает массовую аудиторию, какие опасные условия созданы для жизни человека в СССР.
Напомним еще об одном серьезном изъяне марксистского проекта, который неизбежно заводил общество в тупик. Речь идет об отсутствии релевантного научного анализа культурных процессов и духовных проблем. Марксистская ортодоксия деформировала многие направления социально-гуманитарных исследований. В советской науке длительное время не оформлялись систематизированные современные знания о культуре. Лишь на рубеже 60-70-х гг. появляются первые исторические и философские исследования о культуре, которые затем дополняются другими дисциплинарными подходами: социологическим, искусствоведческим, этнологическим, управленческо-политологичес-ким. Однако будучи интересными с точки зрения конкретных фактов о социокультурной жизни и культурной политике в СССР, эти исследования оставались содержательно односторонними, спорными в своих общетеоретических и прогностических обобщениях.
По мере того, как в конце 80-х гг. нарастают кризисные явления, дискурс о культуре (впрочем, как весь обществоведческий дискурс) на глазах ветшает, десемантизируется, не имея возможности убедительно интерпретировать происходящие процессы. Табуированные длительное время темы, связанные с российской нацией, с русской культурой, активно перехватывают писатели, публицисты, представи-
тели диссидентской среды, которые осваивают их не претендуя порой на объективность и глубину, тяготея к сомнительным выводам.
В заключение попытаемся выделить общие и специфические моменты, характеризующие национально-культурное развитие и культурную политику страны в имперский и советский периоды.
1. Модернизации в имперской и советской форме присущи некоторые общие стадии и результаты. Ее замысел, целевые установки, оставаясь заимствованными из стран Запада, тем не менее приобретают заметное своеобразие. Вначале модернизация интегрировала отдельные социальные группы, затем в нее включались более широкие (в советский период и массовые) слои, демонстрируя возможности успешного синтеза традиций с инновациями в разных областях культуры. В итоге те или иные локусы культуры осуществляли рывок, продвигаясь к современному развитию. Но незаметно в процессах обновления начинали аккумулироваться противоречия. И в империи, и в СССР наступала ситуация, когда противоречия приводили к обширному национальному кризису, стремительно переходящему в распад государства.
2. Культурная политика в обоих случаях также покоилась на задачах и параметрах развития западных стран, что делало ее онтологически не укорененной. Но в империи сама культурная политика оставалась размытой, в то время как советский проект связывался с достижением идеального культурного состояния, что придавало целям заведомо нереализуемый характер. Вместе с тем имперские, а затем и советские власти серьезно расширили роль государственной регуляции в культурной деятельности. Когда культурная политика широкого диапазона непротиворечиво увязывалась с самодеятельной активностью граждан, опиралась на конструктивные народные традиции, она оптимизировала созревание национальной российской культуры, а также освоение гражданами современных реалий жизни. Напротив, произвольная регуляция культурных процессов, «индустриализация жизни» любой ценой скорее порождали противоречия, нежели разрешали их. Болезненные издержки особенно отличали советскую политику, которая в решении художественно-творческих и духовных проблем руководствовалась идеологическими догмами. Бу-
дучи фундаментально зависимыми от российского наследия, от русской культуры, власти по существу всегда боролись против них, что лишало советский порядок перспектив развития в его изначальных марксистских формах.
3. В результате перекосов модернизационной практики и семантики высшие сословия в империи и руководящие слои в Советском Союзе со временем превращались в духовную оппозицию к своей стране, культуре, согражданам. Завышенные оценки западных достижений и запаздывание властной элиты с реакцией на негативные последствия своей политики порождали кризисы. В критических ситуациях государственные лидеры не смогли выработать адекватных представлений о новой расстановке социокультурных сил в стране, о цивилизационных тенденциях в мире. В результате правящий слой на разных фазах истории оказывался беспомощным перед политической и культурной агрессией Запада, которая многократно усиливала воздействие на наше население в кризисных обстоятельствах.
4. Социально-гуманитарный анализ культурных процессов обновления России был различным в империи и в советский период. В первом случае отечественные аналитики, осваивая философскую мысль Запада, смогли сохранить познавательную самостоятельность и аналитическую глубину. Они первыми смогли осмыслить своеобразие русской культуры и цивилизационный характер культуры российской, а также поставить вопрос о возможностях и границах их динамизации посредством управленческих мер. Этот вектор анализа оказался невостребованным в СССР, где доминировали марксистские представления о социалистической культуре и произвольных способах ее построения. В понимании отечественной культуры, в анализе советской культурной политики методология марксизма проявила весьма низкий познавательный потенциал.
Аванесова Г.А., Астафьева О.Н. Национальная культура и культурная политика в Российской империи и СССР. В статье поднимается вопрос о научном осмыслении исторической эволюции российской культуры и государственной культурной политики в имперский и советский периоды. Также осуществляется сравнительный анализ культурной политики (стратегические цели, семантика, методы) как отраслевой деятельности и как инс-
титуционального механизма с широким диапазоном государственного регулирования в указанные периоды истории.
Ключевые слова: национальная культура, российская культура, русская культура, социалистическая культура, цели культурной политики, сфера культуры, имперская культурная политика, советская культурная политика.
Avanesova G.A., Astafieva O.N. National Culture and Cultural Policy in the Russian Empire and in the USSR. In the following article the question of scientific understanding of the historical evolution of the Russian culture and state cultural policy in the imperial and Soviet periods is raised. Also comparative analysis of the cultural policy (strategic objectives, semantics and methods) as sectored activities as well as institutional mechanism with wide range of the government regulation in the particular historical periods is carried out.
Key words: national culture, Russian culture, Russian traditional culture, socialist culture, objectives of the cultural policy, sphere of culture, imperial cultural policy, Soviet cultural policy.
