CC BY
109
Central state Archive of Khazakhstan Republic. Fund 4. Inventory 1. Case 2. (In Russian).
Central state Archive of Khazakhstan Republic. Fund 4. Inventory 1. Case 337. (In Russian).
Central state Archive of Khazakhstan Republic. Fund 4. Inventory 1. Case 4957. (In Russian).
Central state Archive of Khazakhstan Republic. Fund 4. Inventory 1. Case 6. (In Russian).
S. V. Gorbunova
Nizhnevartovsk, Russia
«THEY WILL NOT SUFFER WHILE HABITUATING TO SUBORDINATION AND JUSTICE»: PARTICIPATION OF THE KAZAKHS IN THE ORENBURG BOUNDARY COMMISSION (1799-1869)
Abstract. This article debates the participation of the Kazakhs in the activities of the Orenburg Boundary Commission - the main authority in charge of relations with the Kazakhs Junior Horde in the first half and in the middle of the XIX century.
Indirect control and management was one of the ways to integrate the national remote regions in the Empire, and such control was a synthesis of the local traditional political and legal forms with the similar Russian forms, followed by a gradual displacement of the local laws and regulations. The system of border management is the most typical manifestation of such changes.
Border authorities consisted of the representatives of the vassal territories and the Russian administration, resolving mutual claims and disputes on a parity basis. The Orenburg Boundary Commission acted like this authority in relations with the Kazakhs.
The representatives of the Kazakhs, first chosen by the Khans and Khan's council, had to defend the interests of Kazakhs held liable for crimes against "native" Russian nationals, and to participate in the resolution of civil disputes (commercial, land-related, etc.) that used to arise at the Russian-Kazakh border. Over time, the Kazakh deputies evolved into officials, appointed and dismissed by the Russian authorities, but their main functions were anyway preserved. Since the middle of the 20-ies, only Kazakh Sultans were assigned as the officers of the Orenburg Boundary Commission, and being well-educated, and at the top of the steppe herders society, they now could work on a par with the Russian councilors - many of them were graduates of the Neplyuev Orenburg military school.
Not always, and not all Kazakh deputies could perform their functions effectively - some of them behaved as extortioners, some supported the rebel sultans. However, the mere presence of the Kazakh representatives increased the value of the Boundary Commission when resolving the disputes, and it could act as an arbitration body, and the authority protecting the interests of the Kazakhs in all conflicts with the Russian frontaliers, Cossacks and Bashkirs.
Key words: the accession of Kazakhstan to Russia; the Orenburg Boundary Commission; Kazakhs officials; sultans; Junior Horde.
About the author: Svetlana Vitalievna Gorbunova, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Document Science and General History.
Place of employment: Nizhnevartovsk State University.
Горбунова С. В. «К подначальству и правосудию нечувствительно привыкать будут»: участие казахов в работе Оренбургской пограничной комиссии (1799-1869 гг.) // Вестник Нижневартовского государственного университета. 2017. № 2. С. 85-91.
Gorbunova S. V. «They will not suffer while habituating to subordination and justice»: participation of the kazakhs in the Orenburg boundary commission (1799-1869) // Bulletin of Nizhnevartovsk State University. 2017. No. 2. P. 85-91.
УДК 94(477) О. Н. Дроконова
Нижневартовск, Россия
НАЦИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ НА ЭКСПОРТ: УКРАИНСКИЙ ОПЫТ
Аннотация. В статье анализируется феномен национальной украинской «истории на экспорт», возникшей в среде украинской диаспоры США, Канады и Западной Европы. Целью ее является выявление знаковых тем и характерных тенденций украинской истории, написанной в диаспоральной среде и влияющей на формирование национальной идентичности и траекторий последующего развития этнического сообщества. Проанализировав ряд источников, созданных за последние сто лет, автор приходит к выводу о наличии хронологических и географических закономерностей украинистики: «украинский вопрос», понимаемый как рост публикационной активности по теме, актуализировался в тех регионах, которые готовились к противостоянию с Российской империей или СССР. Поэтому до 1945 г. это были Германия, Австро-Венгрия и окку-
пированные Гитлером страны Центральной и Восточной Европы, во второй половине XX в. - страны антисоветского блока холодной войны.
Стремясь преподнести украинскую нацию и ее историю в самом выгодном и заслуживающем сочувствия свете, авторы украинской «истории на экспорт» пытались заместить историю Древней Руси историей Украины, демонизировали тему «Голодомора» 1932-1933 гг., отрицали участие ОУН и УПА в Холокосте и уничтожении поляков, мифологизировали героические заслуги сомнительных исторических персоналий и заявляли притязания на всемирно известных научных деятелей, объявляя их украинцами. Опыт полемики с украинской «историей на экспорт» в связи с переводом работ отечественных авторов на иностранные языки может быть использован для расширения влияния российской исторической науки на мировое сообщество.
Ключевые слова: украинская диаспора; «украинский вопрос»; украинская историография; украинская национальная история; «Голодомор» 1932-1933 гг.; крещение Руси; Организация украинских националистов; Украинская повстанческая армия; H.H. Миклухо-Маклай.
Сведения об авторе: Ольга Николаевна Дроконова, кандидат исторических наук, доцент кафедры гуманитарно-экономических и естественнонаучных дисциплин.
Место работы: филиал Тюменского индустриального университета в г. Нижневартовске.
Контактная информация: 628600, г.Нижневартовск, ул.Ленина, д. 2П/9, тел.: +7 (912) 530-57-52, e-mail: [email protected].
Национальная история - неотъемлемая часть культуры и самосознания, влияющая на формирование национальной идентичности, а также предопределяющая траектории последующего развития этнического сообщества. Концепция национальной истории каждого народа и государства уникальна, однако зачастую формируется в схожих условиях и ожидаемо не предполагает безоговорочного согласия в трактовке тех или иных событий, затрагивающих интересы соседних этносов и территорий. На общем фоне уникальным оказывается опыт Украины.
Так же, как и жители большинства республик СССР, украинцы в 1991 г. столкнулись с необходимостью государственного строительства. При этом одной из первоочередных задач оказывалось «формирование украинской политической нации» посредством «Новой национальной истории Украины», которую администрация президента В. Ющенко позаимствовала у западных специалистов (Агафонов 2014:15) - Канадского института украинских исследований и Украинского научного института Гарвардского университета.
В рамках общей для всего СССР логики общественного развития периода перестройки, Украина на официальном уровне без сожалений избавилась от советского прошлого и историографии. При этом трудоёмкую задачу написания новой истории «с чистого листа» перевесила заманчивая перспектива использовать весьма обширный «багаж» источников и исследований, созданных эмигрантской украинской диаспорой. Действительно, при ближайшем рассмотрении нетрудно удостовериться, что «украинскому вопросу», в различных его проявлениях, за рубежом посвящено наибольшее (в сравнении с другими народами Российской империи и СССР) число работ самого разного толка: от мемуаров и воспоминаний до публицистики и монографических исследований. Истории «на экспорт», создавав-
шейся в целях отвоевания права украинцев на независимость - по крайней мере, в глазах западной общественности - была оказана честь ориентира для новой национальной истории суверенной Украины. Изучение этих материалов представляет сегодня безусловный интерес для целого ряда прикладных обществоведческих дисциплин в контексте выявления причин и анализа возможных последствий нынешнего украинского кризиса. В теоретическом плане проигнорировать тему не представляется возможным, так как перед российским обществом и академической средой сегодня стоит задача формирования собственной концепции национальной истории, и учёт чужих ошибок и достижений будет здесь совсем не лишним. Таким образом, целью нашей статьи будет краткий обзор знаковых тем и выявление характерных тенденций украинской истории, написанной в диаспоральной среде.
Динамика «украинского вопроса», понимаемая нами в данном случае как рост или спад публикационной активности по теме, имеет примечательные хронологические и географические закономерности. На рубеже XIX XX вв. наибольший интерес к украинству проявляли Германия и Австро-Венгрия, а в 1918-1945 гг. - Германия и ряд стран Центральной и Восточной Европы (особенно из числа оккупированных нацистами, если иметь в виду период 1938-1944 гг.). После 1945 г. эпицентром украинской «истории на экспорт» становится Северная Америка и Западная Германия, т.е. «коллективный Запад». Таким образом, внимание «угнетаемому украинскому народу» уделялось там и тогда, когда велась подготовка к противостоянию с русскими, и необходимо было подорвать территориальную целостность и внутриполитическое единство Российской империи или СССР. Забегая вперёд, укажем, что во втором случае даже сами представители эмигрантской среды были откровенны в своих истинных целях. По воспоминаниям лидера Украин-
ской ассоциации рабочих А. Батюка в 1950-е гг. в Госдепартаменте США «экспертом по царской России, СССР и другим странам Восточной Европы» считали бывшего зам. министра иностранных дел Директории Украинской народной республики (1918-1920 гг.) А.Д. Марголина. Во время своих визитов в Госдеп совместно с Батюком, а также редактором американского издания «Народная воля» М. Стахивым неоднократно, по полтора часа они дискутировали по украинскому вопросу с «мистером Дэвисом, советником по СССР». В ходе этих бесед участники соглашались с необходимостью выхода УССР из состава Советского Союза (Batyuk 1983: 8-9). А сам А.Д. Марголин убеждал своих единомышленников в еще более радикальных мерах. Он, как пишет А. Батюк, был уверен в 1950-х гг., что «Америка будет в безопасности только если Россию разделить на пять или шесть частей, пусть даже и управляемых фашистскими режимами, но угроза сохранится, если статус УССР оставить неизменным [курсив мой. - О.Д.~\» (Batyuk 1983: 8).
Интерес к украинской проблематике возник во второй половине XIX в., когда в Европе полным ходом шло формирование наций. Однако, в отличие от постреволюционной Франции или германского и итальянского национальных государств, закономерность и даже правомерность выделения малороссов Российской империи и русинов австро-венгерских Карпат в отдельный народ даже в начале XX в. оценивались как неоднозначный «украинский вопрос» (Toynbee 1916).
Русин и панславист Д.Н. Вергун, родившийся под Львовом, красноречиво характеризовал специфику немецкого «Drang nach Osten» в 1905 г., указывая, что «к немецким историческим племенам причисляются даже такие, которые в самом деле были не германского происхождения», например, древние обитатели Крыма -киммерийцы. Это, в формулировке Д.Н. Вергуна, «заставляло» немцев выставлять свои «законные права» на родину этих народов (Вергун 1905: 54). Аналогичную тактику переняли первые именитые борцы за украинскую независимость от науки. В частности, историк М. Грушевский, заявлявший о всех известных восточно-славянских племенах ПВЛ как «украинских племенах» или «украинских группах племён» (Грушевский 1916: 38, 47), отказывал ясам (предкам осетинов) в праве считать устье Кубани своими исконными территориями (Грушевский 1916: 51). В позднейших англоязычных изданиях «Истории Украины-Руси» он признавал, что летописцы не называли племён, селившихся по р. Дон и побережью Азовского моря, но «они также были украинскими племенами или юго-восточными славянскими племенами, из которых впоследствии сформировался украин-
ский народ» (Hrushevsky 1970: 24-25). Историческая этнография имела и географическое продолжение: С. Рудницкий значительно расширял пределы украинских территорий, указывая на Кубанскую и Черноморскую губернии как на, ни много ни мало, «кавказские колонии» Украины (Рудницкий 1916: 361). Англоязычные версия «Истории Украины-Руси» Грушевского знаково «опускали» слово «Русь» из названия (Hrushevsky 1941; 1970).
Если рассматривать основные темы древнейшего периода украинской истории, изучаемые в эмигрантской диаспоральной среде, то можно и вовсе прийти к выводу о многократных попытках «заместить» историю неугодной Западу Руси-России покладистой и «приемлемой» Русью-Украиной, или даже «Украиной-Русью» с потенциалом уничтожения самого этнонима «Русь» и «русские». На рубеже 1980-90-х гг. целый ряд канадских, американских и даже австралийских историков с украинскими и польскими корнями продолжили начинания М. Грушевского, заложив основу для новой традиции трактовать события 988 г. в Киеве как «крещение Украины».
Прошедший в Вашингтоне 3 ноября 1985 г. III Всемирный конгресс славянских и восточноевропейских исследований в рамках секции «Христианизация Руси» засвидетельствовал, что научному сообществу привычнее придерживаться классических трактовок. Тем не менее, шаги к изменению ситуации были предприняты тогда же. Причем инициатива исходила не только от представителей науки, но от Римской католической церкви.
Одной из первых, «пробных» работ такого толка стало исследование профессора В. Маркуса по вопросам религии и национализма в советской Украине после 1945 г. Не предоставляя никаких доказательств, автор рассуждал и о том, что переход Украинской Православной Церкви под покровительство Московского Патриархата в 1686 г. стал «реальной угрозой существования украинской нации» (Markus 1985: 60). В предисловии к изданию шла речь о подготовке диаспоры в 1988 г. «отметить тысячелетие крещения Руси-Украины» (Markus 1985: 57).
В то же самое время увидела свет брошюра кардинала М. Лубачивского, который пошёл еще дальше, озаглавив издание характерным вопросом: «Была ли именно Россия крещена в 988 г.?». Автор, ссылаясь на речь Папы Римского в Виннипеге в сентябре 1984 г., откровенно высмеивает «забавные» приготовления Москвы отметить тысячелетие крещения Руси, коль скоро Папа поздравлял украинскую диаспору с «тысячелетием христианства в Украине» (Lubachivsky 1985: 5).
За этим последовал целый ряд работ аналогичной тематики. Среди прочих в Канаде вышел
даже сборник исторических комиксов, где князь Владимир и его современники «розмовляли укра-шською», а главными врагами веры были представлены большевики. Перемежая красочные картинки житиями католических украинских епископов, авторы оставляли за скобками тот факт, что в 988 г. в Киев пришла православная церковь. При этом подчеркивалась необходимость объединения католиков и православных под эгидой первых. А события после 1945 г., когда арестовывались священники вновь присоединённых территорий Западной Украины, трактовались не иначе, как арест 800 греко-католических священников, воспротивившихся объединяться с православными вопреки «инициативе русских и большевиков» (Тисячолггтя Хрещення Украши 1988).
Не вполне успешная, как нам представляется, попытка разъяснить неудобное противоречие празднования тысячелетия православия католиками была предпринята в другом издании, где принесённое Владимиром в Киев христианство было названо «православным по вере, но католическим по единению» (Millenium of Christianity in Ukraine 1988: 93). Мягко обошёл «острые углы» австралийский исследователь, отмечавший «тысячелетие христианства в Киеве» (Balan 1988).
Весь выпуск «Harvard Ukrainian Studies» за 1988-1989 гг. был официально посвящен «тысячелетию крещения Руси» (HUS 1988-1989, Vol. XII/XIII: iii-vii). В своём вступительном слове, написанном на украинском языке, главный редактор О. Прицак описывал события 988 г. как момент, в который «Владимир Святославич решил в Киеве, столице Украины [курсив мой. - О.Д.], что киевляне и его Русь должны принять веру Спасителя» (HUS 1988-1989, Vol. XII/XIII: 1). Поставив два понятия, отстоящих друг от друга на девять столетий, в одно утверждение, профессор истории Гарварда допустил грубую ошибку. Характерно, что авторы редактируемых им статей на английском, немецком и французском языках были гораздо более корректны. В другом сборнике научных работ, посвященном юбилею христианства, принятого «Русью-Украиной», особо подчёркивалось, что событие это «отметила в 1988-1989 гг. вся украинская диаспора» (Баран, Герус 1991: ix).
Таким образом, как нам представляется, тысячелетие крещения Руси было использовано авторами украинской «истории на экспорт» для закрепления в обывательском сознании связи Украины с событиями тысячелетней давности. Другие его аспекты и, в частности, сам факт празднования 1000-летия крещения в СССР, как и связанные с ним послабления в вопросах веры, и смена атеистической риторики - были проигнорированы западной общественностью, научной средой и украинской диаспорой, как «неудобные». Они не
давали поводов для громкой критики и очередных обвинений в «притеснении украинского народа», а потому остались без серьёзного внимания.
Здесь проявилась одна из тенденций западной украинистики. Реалии жизни на Украине в XX в. возможно было либо агрессивно ругать, либо не замечать вовсе. Следствием такой логики стало формулирование и активное лоббирование темы «голодомора» как «целенаправленного геноцида украинского народа» большевиками и/или Москвой. Ни в коей мере не умаляя трагедии, разыгравшейся в 1932-1933 гг. в СССР, отметим, что трактовка её исключительно как попытки уничтожить как можно больше украинцев видится несостоятельной, поскольку голод не имел национальных предпочтений, и страдали от него представители разных регионов и этносов страны.
При всей противоречивости темы «Голодомора» в контексте украинской «истории на экспорт» она имела ряд важных особенностей. Первую попытку связать голод на Украине непосредственно с только что пришедшими к власти большевиками предприняли украинские эмигранты Германии, издавшие в 1923 г. небольшую брошюру на английском языке с целью «привлечь внимание рабочего класса всех стран к ужасным условиям, в которых, в связи с голодом на Украине, рабочие массы этой страны вынуждены жить под русской большевистской оккупацией». Подчёркивалась «несправедливость распределения» западной продовольственной помощи между Поволжьем и будущей УССР, а факт предварительных договорённостей о географии поставок замалчивался. Будучи уверенными, что Украина до конца Первой мировой войны «была "житницей " Европы и никогда не знала голода» (The Famine in the Ukraine 1923: 4), издатели явно игнорировали данные о периодах неурожаев, которые происходили в прошлом.
Голодомор 1932-1933 гг. был удивительным образом проигнорирован в 1930-х гг. украинской диаспорой, включая научную эмигрантскую общественность. Об этом свидетельствовала, к примеру, тематика опубликованных докладов членов Украинского историко-филологичес-кого товарищества в Праге (Р i ч н с справознання 1932: 14-15, 24; 1933: 10-11). Поразительно, но в 1933 г. его члены, находясь в непосредственной близости от большой человеческой трагедии и имея тесные связи с академической средой Варшавы, ни разу за 21 заседание, посвященное исторической украинской проблематике, не обсудили ситуацию на Украине (Р¡чнс справознання 1934: 3-7). В то же самое время профессор O.K. Мицюк издал в Праге монографию об аграриза-ции евреев Украины, где большевистскому периоду был посвящен целый раздел, но речи о голоде начала 1920-х, а тем более, 1932 г. не шло.
Важнее были слухи о подготовке к созданию в 1924-1931 гг. «Еврейской ССР» на территории Юга Украины, а также подсчёт процента евреев в руководстве СССР (Мицюк 1933: 168).
Во всеуслышание тема «Голодомора» зазвучала в работах представителей украинской диаспоры лишь после смерти И.В. Сталина. Автор предисловия к одной из первых брошюр такого рода - проф. JI. Мышуха - открыто указывал на цель публикации: «помочь американцам украинского происхождения заставить простых граждан и правительство США осознать угрозу русского империализма не только по отношению к Украине и другим порабощенным русскими советским нациям, но и свободному миру, и самой Америке» (The Golgotha of Ukraine 1953: 7). Сумбурное повествование о жизни раскулаченного украинца, считавшего себя арестованным по политической статье, перемежалось ужасающими подробностями голода. Издание не позволяло судить о том, чем ситуация на Украине отличалась от Поволжья тех же лет, и почему опубликованные свидетельства должны были подтвердить целенаправленность действий советской власти (с привязкой к национальности «организаторов искусственного голода» и тех, против кого он был «организован»).
Аналогичное впечатление производила и самая масштабная работа по увековечиванию «Голодомора» 1950-х гг., где Декреты о хищении социалистической собственности и спекулянтах от августа 1932 г. были названы «подготовительной деятельностью по организации голода» на Украине (Pidhainy 1955: 29). Разглядеть в Законодательных актах, имевших равную силу на территории всего СССР, целенаправленную деятельность по уничтожению украинцев возможно было, только поставив задачу подорвать Советский Союз изнутри посредством межнациональных конфликтов. Чарльз Керстен в предисловии откровенно надеялся на то, что «историк XXI века, оглянувшись назад в поисках основополагающих причин крушения коммунистического империализма, сочтёт сопротивление Украины главным фактором» (Pidhainy 1955: viii). В 1959 г., перед визитом советского лидера в США, Палата представителей Конгресса, после консультаций с украинской диаспорой, дала голоду 1932-1933 гг. новое определение: «Преступления Хрущева». Сам Никита Сергеевич в ходе слушаний был назван «главным исполнителем рукотворного голода» (The Crimes of Khrushchev 1959: 3).
В дальнейшем, вплоть до 1984 г. (смерти Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова) о «Голодомо-ре» вспоминали в основном представители диаспоры, издававшие маленькие брошюры объёмом от 15 (Commemorating 50lh Anniversary of the Famine in Ukraine 1983) до 20 с небольшим (Solovey
1963; Plyushch 1973), 40 с небольшим (Haliy 1963; Галш 1968; Woropay 1983) и 70-80 (Семенко 1963; Oleskiw 1983) страниц. Эти и другие публикации носили, в основном, пропагандистский характер. А их значительное количество при малом объёме и тираже необходимо было для того, чтобы получившийся солидный библиографический список можно было использовать как повод для расследования, которое в 1984 г. и инициировал Конгресс США. Созданная по этому случаю специальная Комиссия издала в 1988 г. объёмный доклад, признававший факты голода в Казахстане, Омске, Татарстане, Башкирии и Поволжье (Commission on the Ukraine Famine Report to Congress 1988: 136-138). Но одного сообщения «русского жителя» (!) Саратова о том, что в его семье летом 1933 г. было «четыре гроба», оказалось достаточно для вывода о «несопоставимо худшем положении на Кавказе и в Украине», поскольку «там не у многих были гробы» (Commission on the Ukraine Famine Report to Congress 1988: 139). Авторы доклада фактически объявили виновными русских (Москву). Это следовало даже из формулировки названия законопроекта о «создании Комиссии по изучению голодомора 1932-1933 гг., вызванного советским правительством [курсив мой. - О.Д.] на Украине» (Hearing on S. 2456 1984). Серьёзных доводов в пользу такого рода формулировок приведено не было, если не считать таковыми перепечатки из ряда пропагандистских брошюр (часть из которых упомянута нами ранее), а также мнения историков-эмигрантов украинской диаспоры США и Канады.
В целом же, с середины 1980-х гг. «Голо-домор» был закреплён в западном общественном сознании в качестве преступления Кремля, совершенного в отношении Украины. Тот факт, что тема представляет собой не что иное, как «обман» или даже «миф украинского геноцида», прошедший замысловатый путь «от Гитлера к Гарварду», было очевидно еще 30 лет назад (Tottie 1987). Ведь фото-доказательства нередко оказывались фальсифицированными (Tottie 1987: 9), некоторые «свидетели» вовсе не бывали на Украине (Tottie 1987: 6-8), да и численность умерших от голода, если её считали профессиональные, политически не ангажированные демографы, а не украинские эмигранты или депутаты Рады, снижалась с 7-10 до 2,2 миллиона человек (Mesle, Vallin 2003).
Другая отличительная черта украинистики, выражающаяся в героизации противоречивых и сомнительных лиц, включая Г. Мазепу, С. Пет-люру и коллаборационистов из Украинской повстанческой армии (УПА) и Организации украинских националистов (ОУН), сегодня широко известна (Агафонов 2014: 17). Не принято обсуждать мифологизацию биографий действительно
героических исторических личностей и, в частности, российского этнографа Н. Миклухо-Маклая. Его мать происходила из рода московских дворян (Родословная книга дворянства Московской губернии 1914: 108) со смешанными немецко-польскими корнями, а по отцовской линии имелся прадед - хорунжий казачьего полка (малоросс). Сам Николай Николаевич в автобиографии указывал на смесь «русского, германского и польского» элементов (Тумаркин 2011: 12). Украинская диаспора Австралии не согласилась с ним, заявив, что родился он не в Новгородской губернии, а «в 50 милях на запад от Киева» и «имел казацкое [украинское. - О.Д.] происхождение» (Ростек, Вакуленко 1996: 3). В 2001 г. его краткая биография стала частью энциклопедического справочника «Украинцы Австралии» (Укра'шщ Австрали 2001: 264). Характерно, что оба издания вышли исключительно на украинском языке.
Кроме попыток «национализировать» отдельных именитых исторических персоналий новая украинская история позаимствовала у своего «экспортного» первоисточника отрицание или «денационализацию» совершенных в прошлом преступлений, повышая вероятность их повторения. Проблема антисемитизма начала века и Хо-локоста 1941-1944 гг. при участии ОУН и УПА (Дюков 2009: 7), а также «старые счеты» в отношении поляков - заставляли украинскую диаспору обращаться к теме взаимоотношений украинцев с этими народами. Не случайно виновными в еврейских погромах на Украине начала XX в. А.Д. Марголин объявлял «российский режим» и лично Плеве (Марголин 1922: 13), что не объясняло аналогичных событий 1917-1921 гг.
С середины 1950-х утверждалась мысль о «дружественном отношении украинцев ко всем народам, включая евреев, угнетаемых русским империализмом» (Material Concerning Ukrainian-Jewish Relationships 1956: 7). Проводились и отдельные научные мероприятия, направленные на то, чтобы утвердить представления о «мифологизированное™» украинского антисемитизма в XX в. А причиной смертей евреев в концлагерях на территории Украины назывались партизаны (Ukrainians and Jews 1966: 107, 65-74). Предпринимались попытки представить С. Петлюру человеком, с детства любившим евреев и потому не имевшим отношения к антисемитизму 1917-1921 (Hunczak 1969).
Сложные взаимоотношения УПА и поляков 1940-х гг. были порождены историческим противостоянием, отголоски которого можно найти в публикациях о «польских зверствах» (Polish Atrocities in Ukrainian Galicia 1919; Revyuk 1931), «не забытом польском рабстве» (Luciw 1961:38) и «дипломатической борьбе» 1918-1923 гг. (Ripets-kyj 1963). Вообще же уничтожение поляков и ев-
реев членами УПА старательно и закономерно обходится в эмигрантской среде молчанием. Зато тема эта неплохо раскрыта западными историками на основе рассекреченных документов ЦРУ, из которых следует, что «военизированная фашистская организация» ОУН массово и целенаправленно убивала евреев, а затем взялась за поляков, которых за один только день 11 июля 1943 г. убили около 10 тысяч (Breitman, Goda 2010: 74-75). Весьма показательно на это исследование отреагировал современный львовский историк В. Вят-рович: он «не заметил» ссылок почти на сотню документов архивов разведки США, показаний и дневниковых записей свидетелей бандеровских зверств, приведенных в исследовании, и назвал работу «пропагандой советской эпохи», в которой «недостаточно проработаны европейские источники» (Viatrovych 2010).
Суммируя, отметим, что это далеко не полный перечень актуальных тем украинской «истории на экспорт», которую в течение последнего столетия писали представители диаспоры. Но и уже охарактеризованная проблематика позволяет выявить отличительные черты и тенденции диас-поральной украинистики, постепенно мигрирующей в учебную и научную литературу суверенной Украины. Это и попытка подменить историю древней Руси историей Украины, прибавив сравнительно молодому этносу более полутысячелетия истории. И стремление отрицать и замалчивать поражения и преступления отдельных персоналий и общественных украинских организаций прошлого, ставших причиной массовых жертв на почве национализма. И поиски новых штрихов к рукотворному образу русского врага, превращающих масштабный голод начала 1930-х гг. в СССР в исключительно антиукраинский «го-лодомор-геноцид».
Сегодня, когда в России на государственном уровне осознаётся необходимость расширения влияния российской исторической науки на мировое сообщество при одновременных сомнениях представителей научной среды в целесообразности такой популяризаторской работы (Ко-репанов 2016), опыт Украины свидетельствует о колоссальных масштабах воздействия «истории на экспорт» на «коллективный запад». В этом отношении концепция «русского мира» как условного единства носителей языка и кулыуры, традиционно не рассматривающего опцию активной целенаправленной ретрансляции своих идей и ценностей вовне, с использованием других языков - проигрывает агрессивной, бескомпромиссной и до крайности политизированной украинской национальной «истории на экспорт». Создававшаяся с подачи Запада в целях раздела Российской империи и СССР в процессе отвоевания права украинского народа на обретение суверени-
тета, она стала фундаментом для понимания сути «украинского вопроса» «коллективным Западом». Чисто русская привычка превозносить западный «авторитет» и пренебрегать собственным мироощущением, подмеченная еще классиками русской литературы XIX в., и в равной мере свойственная и братскому украинскому народу, сыграла с Украиной злую шутку. Руками историков и общественных деятелей эмигрантской среды Ук-
раина становится оружием против России, но не самодостаточным этносом, способным к созиданию. Мировая история свидетельствует, что открытое и целенаправленное противостояние с русскими рано или поздно ведёт к победе последних. И этот опыт заставляет высказывать опасения относительно украинского будущего из-за нынешнего понимания Украиной своего прошлого.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ОУН - Организация украинских националистов
УПА - Украинская повстанческая армия
ЛИТЕРАТУРА
Агафонов А. И. 2014. Украина: Оценки истории (проблема развития) // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Культура. История. Философия. Право 1, 14-20.
Баран О., Герус О. В. 1991. Зб1рник тисячолтя християнства в Укра\ш: 988-1988. Вшншег: Украшська Вшьна Академ1я Наук в Канада
Вергун Д. Н. 1905. Немецкий Drang nach Osten в цифрах и фактах: С картою немецких захватов на славянской земле. Вена: Крац.
Галш М. 1968. Оргашзований голод в Украии 1932-1933. Чикаго; Нью-Йорк: Украшський Публщистично-Науковий 1нститут.
Дюков А. Р. 2009. Второстепенный враг: ОУН, УПА и решение «еврейского вопроса». Москва.: Фонд «Историческая память».
Корепанов Г. История на экспорт // Полит.ру, 29.07.2016. URL: polit.ru/article/2016/07/29/history (дата обращения: 29.01.2017).
Марголин А. Д. 1922. Украина и политика Антанты: Записки еврея и гражданина. Берлин: С. Ефрон.
Мицюк О. К. 1933. Аграризащя жщцвства Украши на TJii загально! економйеи. Прага: Legiografie.
Р1чне справознання. 1932. Прага: Видання Украшського 1сторично-Фшологичного Товариства.
Р1чне справознання. 1933. Прага: Видання Украшського 1сторично-Фшологичного Товариства.
Р1чне справознання. 1934. Прага: Видання Украшського 1сторично-Фшологичного Товариства.
Родословная книга дворянства Московской губернии. 1914. Т. I. Москва: Товарищество «Печатня С. П. Яковлева».
РостекЛ., Вакуленко П. 1996. Микола Миклуха-Маклай: 150 рогав з дня народження. Adelaide: Ukrainian Museum in Adelaide.
Рудницкий С. 1916. Очерк географии Украины / Украинский народ в его прошлом и настоящем / Волков Ф., Грушевский М. и др. (ред.). Т. II. Петроград: Типография товарищества «Общественная Польза».
Семенко Ю. 1963. Голод 1933 року в Украши: свщчення про винищування Москвою украшського селянства. Мюнхен: Украшський Селянин.
Тисячолпптя Хрещення Украши. 1988. Stamford: Pierre Des Marais Inc.
Тумаркин Д. Д. 2011. Белый папуас: Миклухо-Маклай на фоне эпохи. М.: Восточная литература.
Balan J. 1988. 1000 years of Kievan Christianity. Sydney: Ukrainian Studies Centre.
Batyuk A. 1983. In Memory of Arnold Davydovych Margolin on His Centennial / In Memory of Arnold Margolin (1877-1956). New York: The Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the USA.
Breitman R., Goda N. J. W. 2010. Hitler's Shadow: Nazi War Criminals, US Intelligence, and the Cold War. Washington: The National Archives.
Commemorating 50,b Anniversary of the Famine in Ukraine. 1983. Detroit: Ukrainian Community Committee Metropolitan.
Commission on the Ukraine Famine Report to Congress. 1988. Washington: Government Printing Office.
Haliy M. 1963. Organized Famine in Ukraine 1932-1933. Chicago: Ukrainian Research and Information Institute
Harvard Ukrainian Studies (HUS). 1988/1989. Volume XII/XIII: Proceedings of the International Congress Commemorating of Millennium of Christianity in Rus'-Ukraine. Cambridge; Massachusetts: Ukrainian Research Institute Harvard University.
Hearing on S.2456 A Bill to Establish a Commission to Study the 1932-33 Famine Caused by the Soviet Government in Ukraine. August 1, 1984. Washington: Committee of Foreign Relations.
Hrushevsky M. 1941. A History of Ukraine. New Haven: Yell University Press.
Hrushevsky M. 1970. A History of Ukraine: История Украши-Руси. Archon Books.
Hunczak T. 1969. The Reappraisal of Symon Petliura and Ukrainian-Jewish Relations, 1917-1921 // Jewish Social Studies. Vol. 31. No. 3, 163-184.
Hunczak Т. 2008. Symon Petliura and the Jews. A Reappraisal. Lviv; New York; Toronto: Ukrainian Historical Association.
International Commission of Inquiry into the 1932-1933 Famine in Ukraine. 1988. Brussels: [б.и.].
Lubachivsky M. 1986. Was it Really Russia That Was Christianized in 988? London; Roma: Ukrainian Publishers Ltd.
Luciw W. 1961. Ukrainians and the Polish Revolt of 1863. New Haven: Slavia Library.
Markus V. 1985. Religion and Nationalism in Soviet Ukraine After 1945. Harvard: Harvard University Ukrainian Studies Fund.
Material Concerning Ukrainian-Jewish Relationships during the Years of the Revolution (1917-1921). 1956. Munich: The Ukrainian Information Bureau.
Meslé F., Vallin J. 2003. Mortalité et causes de décès en Ukraine au XX siècle. No. 152. Paris: Institut National d'Etudes Dé mographiques; Les Cahiers de FINED.
Millenium of Christianity in Ukraine. 1988. Roma: [б.и.].
Oleskiw S. 1983. Agony of a Nation. London: The National Committee to Commemorate the 50th Anniversary of the Artificial Famine in Ukraine 1932-1933.
Pidhainy S. O. 1955. The Black Deeds of the Kremlin. A White Book. Vol. 2. The Great Famine in Ukraine in 1932-1933' Detroit: Globe Press.
Plyushch V. 1973. Genocide of the Ukrainian People. München: Ukrainisches Institut für Bildungspolitik.
Polish Atrocities in Ukrainian Galicia. 1919. New York: The Ukrainian National Committee of the USA.
RevyukE. 1931. Polish Atrocities in Ukraine. Jersey City: United Ukrainian Organization of the USA.
Ripetskyj S. 1963. Ukrainian-Polish Diplomatic Struggle 1918-1923. Chicago: Ukrainian Research and Information Institute, Inc.
Solovey D. 1963. On the 30th Anniversary of Great Man-made Famine in Ukraine. Jersey City: Ukrainian Quar-
The Crimes of Khrushchev. 1959. Pt 2. Washington: Government Printing Office.
The Famine in the Ukraine. 1923. Berlin: J.H.W. Dietz.
The Golgotha of Ukraine: Eye-Witness Accounts of the Famine in Ukraine Instigated and Fostered by the Kremlin in an Attempt to Quell Ukrainian Resistance to Soviet Russian National and Social Enslavement of the Ukrainian People. 1953. New York: Ukrainian Congress Committee of America.
Tottie D. 1987. Fraud, Famine and Fascism: The Ukrainian Genocide Myth From Hitler to Harvard. Toronto: Progress Books.
Toynbee A. J. 1916. British View of the Ukrainian Question. New York: Ukrainian Federation of USA.
Ukrainians and Jews. 1966. A Symposium. New York: The Ukrainian Congress Committee of America Inc.
Viatrovych V. 2010. How Hitler's Shadow Is Turning into the KGB's Shadow // ЦЕНТР ДОСЛЩЖЕНЬ ВИЗ-ВОЛЬНОГО РУХУ. URL: www.cdvr.org.ua/content/how-hitlers-shadow-turning-kgbs-shadow (дата обращения: 30.02.2017).
Woropay О. 1983. The Ninth Circle In Commemoration of the Victims of the Famine of 1933. Cambridge: Harvard University Ukrainian Studies Fund.
REFERENCES
Agafonov A. I. In: Vestnik Permskogo natsionalnogo issledovatelskogo politehnicheskogo universiteta. Kultura. Istoriya. Filosofiya. Pravo [Bulletin of Perm national research university. Culture. History. Philosophy. Law]. Vol. 1 (2014): 14-20. (In Russian).
Baran O., Gents О. V. Zbirnik tisyacholittya hristiyanstva v Ukrainy: 988-1988 [The Anthology of 1000 Years of Christianity in Ukraine]. Vinnipeg: Ukrainska Vilna Akademiya Nauk v Kanadi, 1991. (In Ukrainian).
Vergun D. N. Nemetskiy Drang nach Osten v tsifrakh i faktakh: S kartoyu nemetskikh zakhvatov na slavyans-koy zemle. [German «Drang nach Osten» in Numbers and Facts: The Map of German Annexations in Slavs' Territories Included]. Vena: Kratz, 1905. (In Russian).
Galiy M. Organizovaniy golod v Ukrainy 1932-1933 [The Organized Famine in Ukraine 1932-1933]. Chicago-N.Y.: Ukrains'kiy Publicistichno-Naukoviy Institut, 1968. (In Ukraine).
Dyukov A.R. Vtorostepennyy vrag: OUN. UPA i resheniye «evreyskogo voprosa» [A Secondary Enemy: OUN, UIA and the Decision of the «Jewish Question»]. Moscow: Fond «Istoricheskaya pamyat», 2009. (In Russian).
Korepanov G. Istoria na eksport [The History for Export]. Available at: polit.ru/article/2016/07/29/history. Accessed on: 29.01.2017. (In Russian).
Margolin A. D. Ukraina i politika Antanty: Zapisky evreia i grazhdanina [Ukraine and the Entente Policy: The Notes of a Jew and the Citizen]. Berlin: S. Efron', 1922. (In Russian).
Mitsiuk О. К Agrarizatsia zhidivstva Ukrainy na tly zagal'noy economiky [Ukrainian Jews Becoming Farmers]. Prague: «Legiografie», 1933. (In Ukrainian).
Richne spravoznannia [Annual Records]. Prague: Vidannia Ukraine'kogo Istorychno-Filologichnogo Tovaristva, 1932. (In Ukrainian).
Richne spravoznannia [Annual Records]. Prague: Vidannia Ukrainc'kogo Istorychno-Filologichnogo Tovaristva,
1933. (In Ukrainian).
Richne spravoznannia [Annual Records]. Prague: Vidannia Ukrainc'kogo Istorychno-Filologichnogo Tovaristva,
1934. (In Ukrainian).
Rodoslovnaia Kniga dvorianstva Moskovskoy guberniy [The genealogical book of the nobility of Moscow province]. Moscow: Ed. Of Moscow Nobility, 1914. (In Russian).
Rostek L., Vakulenko P. Mykola Mykluha-Maclay: 150 rokiv z dnia narodzhennia [Nikolas Miklouho-Maclay: 150 years from birthday]. Adelaide: Ukrainian Museum in Adelaide, 1996. (In Ukrainian).
Rudnitsky S. Ocherk geografiy Ukrainy / Ukrainsky narod v jego proshlom i nastojaschem [An Essay on the Ukraine's Geography / Ukrainian people in its past and present]. - Ed. by F. Volkov, M. Hrushevsky. Volume II. Petrograd: Tipographia «Obschestvennaia Pol'za», 1916. (In Russian).
Semenko Yu. Golod 1933 roku v Ukrainy: svidchennia pro vinischuvannia Moscwoyu ukrainc'kogo selianstva [Famine in Ukraine in 1933]. Munich: «Ukrains'kiy Selianin», 1963. (In Ukrainian).
Tysiacholittia hreschennia Ukrainy [The Millennium of Christianization of Ukraine]. Stamford: Pierre Des Marais Inc., 1988. (In Ukrainian).
Tumarkin D.D. Beliy papuas: N.N. Mikluho-Maclay na fone epohy [White Papuan: N.N. Miklouho-Maclay and his era]. Moscow: Vostochnaia literature, 2011. (In Russian).
Balan J. 1000 years of Kievan Christianity. Sydney: Ukrainian Studies Centre, 1988.
Batyuk A. In Memory of Arnold Davydovych Margolin on His Centennial / In Memory of Arnold Margolin (1877-1956). N.Y.: The Ukrainian Academy of Arts and Sciences in the USA 1983.
Breitman R., Goda N.J.W. Hitler's Shadow: Nazi War Criminals, US Intelligence, and the Cold War. Washington: The National Archives, 2010.
Commemorating 50th Anniversary of the Famine in Ukraine. Detroit: Ukrainian Community Committee Metropolitan, 1983.
Commission on the Ukraine Famine Report to Congress. Washington D.C.: Government Printing Office, 1988.
Haliy M. Organized Famine in Ukraine 1932-1933. Chicago: Ukrainian Research and Information Institute Inc., 1963.
Harvard Ukrainian Studies (HUS). Volume XII/XIII: Proceedings of the International Congress Commemorating of Millennium of Christianity in Rus'-Ukraine. Cambridge, Massachusetts: Ukrainian Research Institute Harvard University, 1988/1989.
Hearing on S.2456 A Bill to Establish a Commission to Study the 1932-33 Famine Caused by the Soviet Government in Ukraine. August 1. Washington D.C. Committee of Foreign Relations, 1984.
Hrushevsky M. A History of Ukraine. New Haven: Yell University Press, 1941.
Hrushevsky M. A History of Ukraine: История Украши-Руси. Archon Books, 1970.
Hunczak T. In: Jewish Social Studies. Vol. 31(3) (1969): 163-184.
Hunczak T. Symon Petliura and the Jews. A Reappraisal. Lviv-N.Y.-Toronto: Ukrainian Historical Association, 2008.
International Commission of Inquiry into the 1932-1933 Famine in Ukraine. 1988. Brussels.
Lubachivsky M. Was it Really Russia That Was Christianized in 988? London-Roma: Ukrainian Publishers Ltd., 1986.
Luciw W. Ukrainians and the Polish Revolt of 1863. New Haven: «Slavia Library», 1961.
Markus V. Religion and Nationalism in Soviet Ukraine After 1945. Harvard: Harvard University Ukrainian Studies Fund, 1985.
Material Concerning Ukrainian-Jewish Relationships during the Years of the Revolution (1917-1921). 1956. Munich: The Ukrainian Information Bureau.
Meslé F., Vallin J. Mortalité et causes de décès en Ukraine au XX siècle. Paris: Institut National d'Etudes Démographiques, Les Cahiers de FINED No. 152., 2003.
Millenium of Christianity in Ukraine. Roma, 1988.
Oleskiw S. Agony of a Nation. London: The National Committee to Commemorate the 50th Anniversary of the Artificial Famine in Ukraine 1932-1933. 1983.
Pidhainy S.O. The Black Deeds of the Kremlin. A White Book. Vol. 2.: The Great Famine in Ukraine in 1932-1933. Detroit: Globe Press, 1955.
Plyushch V. Genocide of the Ukrainian People. Munchen: Ukrainisches Institut fur Bildungspolitik, 1973.
Polish Atrocities in Ukrainian Galicia. N.Y.: The Ukrainian National Committee of the USA, 1919.
RevyukE. Polish Atrocities in Ukraine. Jersey City: United Ukrainian Organization of the USA, 1931.
Ripetskyj S. Ukrainian-Polish Diplomatic Struggle 1918-1923. Chicago: Ukrainian Research and Information Institute, Inc., 1963.
Solovey D. On the 30th Anniversary of Great Man-made Famine in Ukraine. Jersey City: Ukrainian Quarterly, 1963.
The Crimes of Khrushchev. Part 2. Washington D.C.: Government Printing Office, 1959.
The Famine in the Ukraine. Berlin: J.H.W. Dietz, 1923.
The Golgotha of Ukraine: Eye-Witness Accounts of the Famine in Ukraine Instigated and Fostered by the Kremlin in an Attempt to Quell Ukrainian Resistance to Soviet Russian National and Social Enslavement of the Ukrainian People. N.Y.: Ukrainian Congress Committee of America, 1953.
Tottle D. Fraud, Famine and Fascism: The Ukrainian Genocide Myth From Hitler to Harvard. Toronto: Progress Books, 1987.
Toynbee A.J. British View of the Ukrainian Question. N.Y.: Ukrainian Federation of USA, 1916.
Ukrainians and Jews. A Symposium. N.Y.: The Ukrainian Congress Committee of America Inc., 1966.
Viatrovych V. How Hitler's Shadow Is Turning into the KGB's Shadow. Available at: www.cdvr.org.ua/content/how-hitlers-shadow-turning-kgbs-shadow. (Accessed on: 30.02.2017).
Woropay O. The Ninth Circle In Commemoration of the Victims of the Famine of 1933. Cambridge: Harvard University Ukrainian Studies Fund, 1983.
O. N. Drokonova
Nizhnevartovsk, Srussia
NATIONAL HISTORY FOR EXPORT: THE CASE OF UKRAINE
Abstract. The article examines the phenomenon of Ukrainian national «history for export», emerged through the efforts of the representatives of the Ukrainian Diaspora in the United States, Canada and Western Europe. Its aim is to identify the key topics and trends of Ukrainian history, written in the Diaspora environment and influencing the formation of national identity and trajectories of further development of the ethnic community. After analyzing a number of sources created in the last hundred years, the author comes to the conclusion that the chronological and geographical regularities of Ukrainian studies are closely connected. «The Ukrainian question», understood as the growth of publication activity on the topic, actualized in those regions, which were preparing for confrontation with the Russian Empire or the Soviet Union. Therefore, until 1945 it was Germany, Austria-Hungary and the countries of Central and Eastern Europe occupied by Hitler. And in the second half of the XX century that were the countries of anti-Soviet bloc of the Cold war.
In an effort to present the Ukrainian nation and its history in the best, and, at the same time deserving of compassion light, the authors of Ukrainian «history for export» tried to replace the history of Ancient Rus' by the history of Ukraine, demonized the theme of «famine-genocide» of 1932-33, denied the involvement of the OUN and UIA in the Holocaust and the destruction of the poles, mythologized the heroic achievements of dubious historical personalities and stated claims for the world famous public figures and academics, declaring them to be Ukrainians.
Key words: Ukrainian Diaspora; «the Ukrainian question»; the Ukrainian historiography; the Ukrainian national history; «Famine-genocide» of 1932-1933; Christianizing of Rus'; Organization of Ukrainian Nationalists; Ukrainian Insurgent Army; N. Miklouho-Maclay.
About the author: Olga Nikolaevna Drokonova, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor.
Place of employment: Nizhnevartovsk Tyumen Industrial University Branch.
Дроконова О. H. Национальная история на экспорт: украинский опыт // Вестник Нижневартовского государственного университета. 2017. № 2. С. 91-100.
Drokonova О. N. National history for export: the case of Ukraine // Bulletin of Nizhnevartovsk State University. 2017. No. 2. P. 91-100.
УДК 94(410) «1815/1867» М. В. Жолудов
Рязань, Россия
РУСОФОБИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЛОРДА ПАЛЬМЕРСТОНА
Аннотация. В статье рассматривается российско-британское соперничество за преобладание на Балканах и в ближневосточном регионе накануне Крымской войны (1853-1856 гг.). Целью работы является показать то, что вступление Великобритании в войну на стороне Османской империи было продиктовано в первую очередь геополитическими торгово-промышленными интересами британского государства. Подчеркивается роль одного из видных государственных деятелей лорда Пальмерстона в формировании антирусской политики Великобритании в «Восточном вопросе». В отечественной историографии обычно рассматривалась дипломатическая деятельность лорда непосредственно в годы Крымской войны. В статье исследуется начальный период карьеры Пальмерстона и становление его взглядов по «Восточному вопросу» (30-40-е гг. XIX в.). Источниками исследования являются неопубликованные материалы Архива внешней политики
