Научная статья на тему 'Наследие русского <<германофильства>>'

Наследие русского <<германофильства>> Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
61
11
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The Absolute mastery of French samples on theatrical scene, in language and philosophical thought, in cultural everyday life, mode and design to manage to due to German romantics, became for us new teachers. The Patriotic manifestoes of German romantics have defined the moods of Russian continues, seen in ¾nationalities¿ guarantee of seminal development of domestic culture.

Текст научной работы на тему «Наследие русского <<германофильства>>»

ФИЛОСОФИЯ

Вестник Омского университета, 2002. №4. С. 33-35.

УДК 1

© Омский государственный университет УДК 1

НАСЛЕДИЕ РУССКОГО «ГЕРМАНОФИЛЬСТВА»

Н.Н. Мисюров

Омский государственный университет, кафедра 'русской и зарубежной литературы

644077, Омск, пр. Мира, 55 а

Получена 10 сентября 2002 г.

The Absolute mastery of French samples on theatrical scene, in language and philosophical thought, in cultural everyday life, mode and design to manage to due to German romantics, became for us new teachers. The Patriotic manifestoes of German romantics have defined the moods of Russian continues, seen in «nationalities» guarantee of seminal development of domestic culture.

Какими скрытыми силами Россия подвигается вперед к высокой цели? Чего достигла в сравнении с другими народами на поприще просвещения? Задавая подобные вопросы, «на которые едва ли можно ожидать ответа», Д. Веневитинов писал: «У всех народов просвещение развилось из начала отечественного... Россия все получила извне» [7, т. 2, с. 201].

Злополучная галломания - недуг русской дворянской культуры - вызывала справедливое возмущение. «У нас нет еще ни словесности, ни книг, - сетовал А. Пушкин, - все наши знания, все наши понятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке» [8, т. 7, с. 18].

Безраздельное господство французских образцов и законов классицистической поэтики на театральной сцене, в языке и философской мысли, в культурном обиходе, моде и дизайне удалось поколебать благодаря немецким романтикам, ставших для нас новыми учителями. «Гер-манство», провозглашенное «подлинной народностью и идеалом» (определение Новалиса), изумляло мир вещами, «ранее не случавшимися в делах человеческого рода» [1, с. 216].

Результаты «германского возрождения» были с глубоким пониманием восприняты и по достоинству оценены в России; самоопределение немецкого национального духа стало примером. «Народ тогда только достигает своего счастия, -замечал Н. Гоголь, - когда сохраняет свято обычаи своей старины, свои простые нравы и свою независимость» [4, с. 90].

Немцы, отмечал журналист и издатель Н. Полевой, доказали «необходимость всеобщности для самобытности и самобытности для всеобщности»

[7, т. 2, с. 361]. «Отпечаток германский» заметен, подчеркивал кн. П. Вяземский, на переломных этапах нашего культурного развития: «Эпоха преобразования, сделанного Ломоносовым в русском стихотворстве, эпоха преобразования в русской прозе, сделанного Карамзиным, нынешнее волнение романтическое, не явно ли показывают господствующую наклонность литературы нашей!» [3, с. 49].

Патриотические манифесты немецких романтиков в защиту традиций «достопочтенных предков» определили настроения русских любомудров, видевших в «народности» залог плодотворного развития отечественной культуры и напомнившим русскому обществу о сокровищах дедовской старины, доказав очевидную пользу пристального изучения чужого ради заботы о своем, родном.

Любомудры во главе с кн. В. Одоевским выступили пропагандистами «новых мыслей, блеснувших в Германии», дабы «обратить внимание русских читателей на предметы, в России мало известные, заставить говорить о них; положить пределы нашему пристрастию к французским теоретикам» [7, т. 2, с. 189]. Словесность великого народа в ее высших проявлениях, как то доказали немецкие умы, отмечал С. Шевырев, есть «выражение национального духа в слове» [6, с. 495].

«Антифранцузский» и откровенно «германофильский» пафос статей и рецензий весьма характерен для молодых русских эстетиков и публицистов романтической эпохи. Достижения немецкого духа увлекали. Издатели «Мнемози-ны» объявляли: «Может быть, недалеко уже то время, когда суждения, основанные на законах

34

Н.Н. Мисюров.

неизменных, произведения, блистающие светлостью мыслей, займут место пустых, сбивчивых журнальных теорий, когда истина восторжествует над заблуждениями» [5, с. 234-235]. Для этого, подчеркивал Н. Станкевич, «нам придется работать до кровавого пота» [9, с. 178-179].

Однако были и другие мнения. «Многие у нас уже и теперь, - предостерегал Н. Гоголь, -особенно между молодежью, стали хвастаться не в меру русскими доблестями и думают вовсе не о том, чтобы их углубить и воспитать в себе, но чтобы выставить напоказ и сказать Европе: «Смотрите, немцы: мы лучше вас!» Это хвастовство - губитель всего. Оно раздражает других» [4, т. 7, с. 252]. «Было время, - возмущался А. Бестужев-Марлинский, - что мы невпопад вздыхали и любезничали по-французски, теперь залетели в три-девятую даль по-немецки. Когда будем писать прямо по-русски?» [2, т. 2, с. 405]. «Вера праотцев, нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные, - заявлял В. Кюхельбекер, - лучшие, чистейшие, вернейшие источники для нашей словесности. Станем надеяться, что наши писатели, из коих особенно молодые одарены талантом, сбросят с себя поносные цепи немецкие и захотят быть русскими» [5, с. 43-44].

Как бы то ни было, немецкая выучка пошла на пользу русским литераторам, поскольку их немецкие собратья учили быть независимыми в собственных суждениях. «Узы чужеземного влияния» разорваны, отмечал известный на всю Россию профессор Московского университета Н. Надеждин. «Гений чувствует, что он может жить и дышать свободно только в своей родной атмосфере, своим родным воздухом» [7, т.2, с.457]. * * *

Достижения германской филологии и успехи русской фольклористики были инициированы романтической идей национальной самобытности; русская эстетика творчески переосмыслила ее как идею народности литературы. Оживился интерес к забытым художественным сокровищам старины и духовным ценностям народа. Фольклорные открытия гейдельбержцев, особенно труды братьев Гриммов, подвигли на подобные исследования русского фольклора братьев Кириев-ских и других энтузиастов, спасших от забвения преданья старины глубокой.

Борьба объединенных наций Европы против Наполеона закончилась победой над «попиравшим народы» (Ис., 14: 5); крушение Французской Империи использовали в своих интересах монархи Священного Союза. Братство по оружию, увы, не стало основой крепкой дружбы немецкого и русского народов: «Это была краткая эпоха, -

вспоминал герой Отечественной войны Д. Давыдов, - какого-то мишурного блеска оружия, необходимого для увлечения к общему усилию еще колебавшихся умов в Германии» [10, с.255]. Германо-российские отношения изменились не в лучшую сторону. Европейская ориентация Петербурга при Александре I сменилась «изоляционистской» политикой Николая I; Вена утратила влияние на остальные немецкие земли, Берлин становился гегемоном в Г ерманском союзе.

Официальная формула патриотизма, предложенная графом С. Уваровым, - «Самодержавие. Православие. Народность» - была калькой с немецкой. Споры вокруг нее свидетельствовали о том, что национальное самосознание едва только пробуждалось в российском обществе, расколотом сословными и «партийными» интересами; пропасть безнадежно разделяла «верхи» и «низы».

«Философический» период нашего ученичества был недолгим и, как казалось некоторым скептикам, не столь уж продуктивным. Мирное развитие событий трагически прервалось: выступление «ста пылких прапорщиков» (по саркастическому выражению А. Грибоедова) на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, неизбежно последовавшая вслед за подавлением бунта реакция, как политического толка, так и литературно-«охранительного» смысла, кардинально изменили направление русской мысли.

Декабристы не создали цельного учения; узость политической мысли и сословная ограниченность дворянской революционности (по известной ленинской характеристике) погубили их движение. Возвышенные представления о целях национально-освободительного движения и собственной роли вождей нации они усвоили из философских и эстетических трудов немецких романтиков, в их «культурном национализме» искали они примеры подражания.

Славянофилы так и не сумели создать безупречной идеологической доктрины, которая бы напоминала немецкую «почвы и крови»; тем не менее их «германофильство» было своеобразной социально-философской школой национального самосознания. Они и западники стали острее осознавать бесплодность споров о путях и моделях развития России, ибо наставала пора не разговоров, а созидательных трудов.

***

Идейный смысл доктрины немецкого романтизма - в удивительном совпадении личностных идеалов и гражданских национальных; романтизм лишь на первый взгляд есть сверхиндивидуалистическая форма общественного сознания.

Наследие русского «германофильства»»

35

«Эгоизм и общественность, - писал А. И. Герцен, - не добродетели и не пороки; это основные стихии жизни человеческой, без которых не было бы ни истории, ни развития».

Национальная идея вообще концептуальна для общественно-политической мысли XIX столетия - века социальных революций и национально-освободительных движений. История и современность. . . Актуальность темы исследования определена острой потребностью в консолидирующей общенациональной идее, способной объединить нынешнее российское общество; новая мировоззренческая парадигма не получила пока адекватного теоретического обоснования. Обобщая социально-исторический и философский опыт XX столетия, признаем, что национальный вопрос остается «проблемой постижения».

Разумеется, нельзя преувеличивать роль германофильских тенденций в эволюции русской общественной мысли, от любомудров и славянофилов до «сменовеховцев» и евразийцев: были у нас и другие иноземные наставники (французские просветители и английские экономисты); ни либеральное, ни тем более консервативное течение не могли проигнорировать духовный опыт «святоотеческой» литературы.

Только на почве отечественной традиции, соединив теорию с практикой, можно было добиться приемлемого решения извечных проблем русской жизни («кто виноват?» и «что делать?»).

[1] Schlegel F. Werke. Berlin; Weimar, 1980. Bd. 1-2.

[2] Бестужев-Марлинский А. Сочинения. М., 1981. Т. 1-2.

[3] Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика. М., 1984.

[4] Гоголь Н.В. Собрание сочинений. М., 1986. Т. 1-7.

[5] «Мнемозина». 1824-1825. Ч. I-IV.

[6] «Московский Наблюдатель». 1835. Кн. 1. Ч. 1-2.

[7] Русские эстетические трактаты первой трети XIX века. М., 1974. Т. 1-2.

[8] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 6-7.

[9] Станкевич Н.В. Избранное. М., 1982.

[10] Современник: Литературный журнал А.С. Пушкина. 1836-1837: Избранные страницы. М., 1988.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.