CC BY
32
НАШ КОЛЛЕГА И ТОВАРИЩ
К 85-летию со дня рождения С.И. Потабенко
23 октября исполнилось 85 лет старшему научному сотруднику Отдела истории Востока, кандидату искусствоведения Святославу Игоревичу Потабенко. Юбиляр широко известен и горячо любим востоковедным сообществом как тонкий знаток культуры и искусства Индии и как талантливый художник, причем не только в Институте востоковедения, где он работает более полувека, но и далеко за его пределами.
Научные интересы С.И. Потабенко исключительно широки. Они включают различные проблемы индийской истории и культуры: драматургию, театр, изобразительное искусство. Он - автор пяти монографий и значительного числа статей по данной тематике. Часть его книг, в том числе альбом-монография «Тема Индии в работах русских и советских художников», опубликована в Индии.
Совсем недавно увидела свет еще одна блестящая монография - «Искусство независимой Индии», где рассматривается тридцатилетний период развития индийского искусства, последовавший за обретением страной независимости. С.И. Потабенко несколько лет провел в Индии, где возглавлял Дом советской культуры. За годы работы в этой стране он встречался со многими выдающимися художниками, обошел и изучил наиболее известные центры подготовки будущих мастеров живописи. В монографии-альбоме опубликованы оригинальные работы таких художников, как М.Ф. Хусейн, Сомнаро Хор, Хеббар Дж. Ап-пасани, Мира Мукерджи, подаренные С.И. Потабенко самими авторами.
На протяжении многих лет С.И. Потабенко активно участвует в реализации программы ЮНЕСКО по изучению культур Центральной Азии. Он - член Совета Международной ассоциации по изучению цивилизаций Центральной Азии и ученый секретарь Российского национального комитета этой международной организации. В 2008 году юбиляр, как всегда, деятельно и плодотворно, начал подготовку к выпуску журнала «Центральная Азия и Южная Сибирь. Вопросы истории и культуры». Вот уже 15 лет он читает в Восточном университете лекции по искусству Индии, пользующиеся огромным успехом. 10 лет - создает эксклюзивное оформление каждому выпуску «Восточного архива».
Две ипостаси Святослава Потабенко
В Отделе он появляется, как шквал: неожиданно, шумно, энергично. И всегда доброжелательный, с озорной улыбкой на худощавом лице. И всегда куда-то торопится, куда-то спешит. В свои 85!
Помилуйте, Святославу Игоревичу, Славе, как зовут его коллеги и друзья, восемьдесят пять? Да побойтесь Бога, не может быть!
Может. Святослав Игоревич Потабенко родился в Ялте в 1923 году.
Член Редсовета нашего журнала П.М. Шаститко взял у юбиляра интервью.
П.Ш.: Слава, расскажите о себе, о детстве, о Ялте.
С.П.: Очень хорошо помню Крым, Ялту... Аромат винограда, горький запах олеандра, благоухание глициний. И еще -синь моря. Помню толстых гречанок в черном, которые, сидя возле своих домов, жужжали веретенами. Их худощавые мужья, как и века назад, ловили кефаль, султанку и барабульку. Севастополь. Он весь почти был выстроен тогда из золотистого ракушечника. Получалось: синева моря и золото строений. Чистая Эллада. Помню и местных татар. Они были великолепными садоводами и виноградарями.
П.Ш.: А как насчет Ваших предков?
С.П.: Самые интересные из них - с маминой стороны. Бабку звали Мария Андреевна, девичья фамилия - Васькова. Ее отец был предводителем дворянства Костромы. Эта фамилия есть в энциклопедии Брокгауза и Евфрона. Род Васьковых известен ранее XVI века, он вписан в «Бархатную книгу» древних фамилий. У ее отца была недвижимость - лес, который, однако, прибрали к рукам опекуны. Тогда вспомнили о семейном предании: один из Васьковых ездил в Лондон с Петром Великим и положил в Английский банк некоторую сумму золотых ефимок. С тех пор прошло 150 лет (а
сейчас - и все 300!). И адвокаты сказали: 100% гарантии того, что вы получите эти деньги, дать не можем, нужно ехать туда и работать, расходы будут большими.
П.Ш.: И что, так и бросили это дело?
С.П.: Так и бросили.
П.Ш.: Чем занималась Ваша бабушка?
С.П.: Она окончила Бестужевские курсы и стала хорошей акушеркой. В Питере встретила моего деда, Сергея Лентовского, выпускника Военно-медицинской академии. Он работал врачом на наших военных кораблях, в основном на «Адмирале Нахимове». Дед уже был женат, жена развода не давала, а надо было ехать в трехлетнюю командировку в Японию, в Нагасаки, куда отправляли его броненосец. Тогда дед сел на корабль, а бабку посадил в поезд (уже с маленьким первенцем и кормилицей) до Италии. Там они венчались в русской церкви во Флоренции. А из Неаполя отправились в Нагасаки: дед - на «Нахимове», бабка - на «Принце Альберте». Вернулись они из Японии прямо накануне войны 1904 года. Дед получил развод. А у бабки родились три девочки, моя мама - средняя.
П.Ш.: Да, лихо дед вышел из трудного положения! А как сложилась его дальнейшая судьба?
С.П.: Дед служил в Кронштадте - начальником медслужбы 1-го Гвардейского экипажа и одновременно лечащим врачом вдовствующей императрицы Марии Федоровны во время ее поездок на яхте «Полярная звезда» к родне в Данию и Англию. Характер был такой: если он видел во время плавания на военных кораблях случай мордобоя офицером нижних чинов, то по возвращении в порт подавал об этом рапорт. Поэтому финал карьеры деда оказался следующим: морской министр Временного правительства Григорович отправил его в Крым, в Массандру, главным врачом морского санатория. Потом был Врангель, эвакуация из Крыма. Дед попал в Константинополь, но, насмотревшись на тамошний бардак, с группой офицеров вернулся на какой-то шаланде в Севастополь. Их, голубчиков, сразу под белы рученьки - и повели пускать в расход. По дороге случайно открылась калитка, какой-то моряк, весь в коже и пулеметных лентах, закричал: «Сергей Александрович, Вы как тут?» Выхватил его из шеренги. И так дед, бывший генерал с «Белым орлом», полученным по выходе в
отставку, стал главным врачом Ливадий-ского рабоче-крестьянского санатория. В 1930 году вышел на пенсию, а спустя пять лет его не стало. Бабка пережила его на десять лет.
П.Ш.: Когда Вы оказались в Москве?
С.П.: В 1939 году. В 41-м гасил зажигалки на крышах. Потом танковое училище связи в Ульяновске, и уже оттуда меня направили в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ). Вот тогда и началось мое востоковедение - изучение урду и хинди. Об индийской этнографии и культуре нам рассказывала Наталья Романовна Гусева. Так, кроме Индии, состоялось мое знакомство с будущей женой. Жилищные условия были паршивые, и мы до окончания института мотались по съемным квартирам. На службу направили в Ташкент. Там я уже вплотную столкнулся с Востоком. А после армии сразу подался в ИВ АН (он тогда еще размещался в здании на Кропоткинской, где позже создали музей Пушкина). Директором был А.А. Губер, ученый доброй старой школы, он и принял мои подлинные востоковедные роды. Потом я строил дом в системе самостроя. Нам выделили 2-комнатную квартиру, в ней я и сейчас живу с моей Н.Р. А потом были Цейлон, Индия, позже - Германия и Франция (когда пришлось работать в проекте ЮНЕСКО по изучению культур Центральной Азии).
П.Ш.: Востоковедение - Ваша профессия, но мы Вас знаем еще и как прекрасного художника. Кстати, хочу поблагодарить за дружеские шаржи, которые Вы позволили мне использовать в моей последней книге. Очень удачные! Когда начали рисовать?
С.П.: Раньше, чем начал ходить. Мама рассказывала, что малым ребенком я как-то канючил в кроватке, и моя тетка дала мне подлинную миниатюру моей прабабки. Она была написана гуашью на пластинке слоновой кости. Я полюбовался картинкой, а потом решил попробовать ее на вкус. И... слизал всю гуашь! С тех пор и рисую (смеется)!
П.Ш.: А если серьезно?
С.П.: Вполне серьезно: рисую всю жизнь. Выставляться начал в Индии. В 1962-1964 гг. я директорствовал в Доме советской культуры в Дели. Организовывал встречи индийской интеллигенции с нашими писателями, кинематографистами, журналистами, устраивал выставки художников, в том числе и свою. Кто-то из завсегда-
таев отнес мои рисунки в очень солидную либеральную газету «Индиан экспресс». Мне потом передали разговор шефа Франка Мораэса с выпускающим редактором. «А кто этот... (читает фамилию по слогам и все равно перевирает) югослав?» «Нет, он из Москвы». «Из Москвы? Коммунист?» «Не знаю! А что, не давать, не нравится?» «Нет, давайте!» А потом как прорвало. Ко мне обращались «Таймс оф Индиа», «Стейтсмен», «Амрита базар патрика» (Калькутта), «Хинду» (Мадрас), «Нава замана» (Пенджаб). Мне до сих пор непонятно, чего это они в меня вцепились? Может, все дело в том, что в ту пору в индийской газетной практике отсутствовал рисованный на месте (in situ) какой-то конкретный пейзаж, известный читателю.
П.Ш.: А в России пишете пейзажи?
С.П.: Пишу. Люблю пейзаж с элементами архитектуры. Каменной - юга, деревянной - севера.
П.Ш.: Кто из индийских художников Вам близок?
С.П.: Джамни Рой, Дж.П.Р. Чоудхури, М.Ф. Хусейн. Всех не перечесть. Со многими из них я переписывался. Незадолго до
смерти выдающийся мастер монументальной скульптуры Дж.П.Р. Чоудхури написал мне письмо. Я привел его в книге «Искусство независимой Индии», хочу процитировать и сейчас. «То, что жизнеспособно, само выживет. Если же это обречено, то нет смысла пытаться сохранить его. Мое убеждение зиждется на постоянном поиске правды. Путь художников прошлого вдохновлял меня в сохранении терпения и решимости достигнуть желаемого. Я и сейчас глубоко чту их преданность высокому и чистому идеалу. Возможно, верное соответствие правды и красоты в наше время следует еще отыскать. Стремление достичь успеха любыми способами засоряет искусство хламом».
П.Ш.: Не могу не спросить: какие планы?
С.П.: У меня есть своя задача - следить за развитием индийского искусства, наблюдать за тем, как оно (активно либо порой пассивно) противостоит западной антиэстетике.
П.Ш.: Задача серьезная. Чтобы решить ее, надо прожить активной жизнью еще много лет! Успехов Вам, Станислав Игоревич, творческого долголетия и здоровья!
