CC BY
91
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
В начале 2014 года при Институте истории и филологии РТТУ было создано новое структурное подразделение — учебно-научная лаборатория мандельштамоведения. Ее основной задачей стало объединение усилий ученых и преподавателей вузов, занимающихся изучением биографии и творчества Осипа Эмильевича Мандельштама, а также внедрение научных,наработок, специалистов в практику преподавания вузовских.курсов истории и теории литературы. Необходимо сказать, что РТТУ давно стал общероссийским центром по изучению О. Э. Мандельштама: в его стенахработали и работают такие ведущие специалисты в этой области, как, С. Аверинцев, М. Гаспаров, Ю. Левин, О. Лекманов, И. Сурат, Ю. фрейдин. На базе РТТУ много лет работало Мандельштамовское общество, под эгидой которого прошло несколько представителыныхнаучныхк°нференций, собиравшихученыхизразных,городов и стран мира.
В декабре 2014 года в РТТУ состоялась первая научная конференция «Мандельштам и его время», в декабре 2015 года — вторая, на каждой из которыхвыступило около 20ученых, в том числе — аспирантов.
Некотор-ые материалы этой конференции представлены в данном разделе.
УДК 82-14
А. М. Пенкина
Народная песня в творчестве Осипа Мандельштама
В 1930-е годы О. Э. Мандельштам, чей стиль, казалось бы, не предполагает использования фольклорных заимствований, обращается к приемам народной песни и фольклорной стилизации; по воспоминаниям Э. Герштейн, увлеченно читает «Песни, собранные П. В. Киреевским». Если в произведениях 1910-1920 гг. интерес поэта к фольклору представляется эпизодическим, то в воронежский период (1934-1937 гг.) он проявляется в целом ряде текстов. В статье выдвинуто предположение о причинах увлечения О. Э. Мандельштама народной песней, а также рассмотрен специфический характер использования фольклорных приемов - соположение их с сугубо литературными элементами в стихотворениях 1930-х гг.
Ключевые слова: воронежский период творчества Мандельштама, поздние стихотворения Мандельштама, фольклоризм, фольклорные влияния в литературе ХХ века, фольклорная стилизация, детский фольклор, народная песня.
LITERARY CRITICISM
At the beginning of 2014, a new structuralunit was organized at the Institute of History and Philology, The Russian State University for the Humanities (RSUH) — educationalandscientific laboratory for studying the work^of MandeCshtam. Its main aim is to unite the efforts of scientists and professors engaged in studying the biography and creative work^ofOsip Emilievich MandeCshtam as weCCas applying the results of the research to teaching History and Literary Theory at university. It should be noted that RRSUH has for a long time been the Russian centre for studying O. E. MandeCshtam, with leading specialists in the field working here: S. Averintsev, M. Qas-parov, Yu. Levin, O. Lekmanov, I. Surat, Yu. Freidin. The MandeCshtam society has worked on the basis of RRSUH for many years; several representative scientific conferences were held under the aegis of the society and scientists from different cities and countries took,I part in them.
The first scientific conference "Mandelshtam and his time" took^pCace in RSUHin December 2014 and the second one in December 2015. About 20 scientists and post-graduate students tookpart in each of them.
Some materials of the conferences are presented in this section.
A. M. Penkina
Folk song in Osip Mandelshtam's poems
In 1930s, O. E. Mandelshtam, whose style didn't seem to involve the use of folklore elements, turns to devices used in folk songs and folk stylization. According to E. Gershtein, he read "Songs collected by P. V Kireev" with enthusiasm. The poet hardly showed any interest to folklore in 1910-1920, but in his Voronezh period (1934-1937) it
© Пенкина А. М., 2016
was expressed in quite a number of poems. The author of the article puts forward a suggestion about the reasons for this interest of O. E. Mandelshtam to folk song and studies a specific character of using folklore devices - their juxtaposition with purely literary elements in 1930s' poems.
Key words: Voronezh period in Mandelshtam's work, Mandelshtam's late poems, folklorism, folklore influences in XX century literature, folklore stylization, children's folklore, folk song.
О. Мандельштам не погружался в фольклористские штудии даже в период его наибольшего интереса к фольклору, в 1930-е годы. Элементы народной песни, встречающиеся в поэзии этого периода, могли возникнуть под влиянием даже не из «Песен, собранных Киреевским», с которыми он был знаком, а стилизаций, которыми богата русская литература XIX в. и современная Мандельштаму литература. Тем не менее, представляется интересным сделать предположение, почему Мандельштам, чей стиль, казалось бы, не предполагает обращения к устному народному творчеству, прибегает к использованию фольклорных приемов или приемов фольклорной стилизации и как эти приемы работают в тексте стихотворений.
Свое отношение к народной песне и понимание ее устройства Мандельштам несколько раз выражает в прозе: в ранней рецензии на книгу П. Кокорина Мандельштам указывает, что «ритм Кокорина органический: он находится в полном согласии с дыханием, как народная песня» [10, с. 93]. Некоторые приемы поэзии А. Блока и А. Ахматовой Мандельштам также определяет как фольклорные. Так, в статье «Буря и натиск» отмечается родство поэзии Ахматовой с народной песней: «Ахматова, пользуясь чистейшим литературным языком своего времени, применяла с исключительным упорством традиционные приемы русской, да и не только русской, а всякой вообще народной песни. В ее стихах отнюдь не психологическая изломанность, а типический параллелизм народной песни с его яркой асимметрией двух смежных тезисов, по схеме: «в огороде бузина, а в Киеве дядька». Отсюда двустворчатая строфа с неожиданным выпадом в конце. Стихи ее близки к народной песне не только по структуре, но и по существу, являясь всегда, неизменно «причитаниями». Принимая во внимание чисто литературный, сквозь стиснутые зубы процеженный, словарь поэта,
эти качества делают ее особенно интересной, позволяя в литературной русской даме двадцатого века угадывать бабу и крестьянку» [9, с. 136].
Это высказывание указывает не только на то, как Мандельштам понимал фольклорный прием (в его интерпретации параллелизм строится не на сходстве, а, напротив, на несвязности двух тезисов), но и, что более важно, на интерес Мандельштама к соединению фольклорного и нефольклорного в творчестве профессиональных поэтов. Если Мандельштам был так внимателен к использованию фольклора другими авторами, то, вероятно, внедрение фольклорных элементов
в собственную поэзию не было случайным приемом.
Должно быть, самым ранним стихотворением Мандельштама, имеющим черты народной песни, является «На Луне не растет ни одной былинки» (1914). По своему содержанию оно напоминает английские детские песенки из сборника «Песни Матушки Гусыни», в одной из которых также фигурирует человек с Луны. Однако повлиять на это стихотворение английские детские стихи, по всей видимости, не могли, так как их переводов на русский язык ко времени написания стихотворения еще не существовало: С. Маршак начал переводить их стихи только после революции, переводы К. Чуковского были опубликованы в 1929 году в сборнике «Барабек и другие сказки». Однако абсурдный сюжет присущ не только английскому детскому фольклору, но и детскому фольклору вообще, в том числе и русскому, который, вероятно, и повлиял на данное стихотворение. Тем более что интерес к детскому фольклору, начиная с 1860-х гг., стал возрастать: его стали собирать, исследовать и публиковать, появился ряд детских журналов («Подснежник», «Звездочка», «Лучи», «Маяк») [6, с. 15]. На влияние детского фольклора в стихотворении Мандельштама указывает и один из вариантов начальных
строк: «Это все о луне / Только небылица». Действительно, больше всего по жанру это стихотворение напоминает небылицу, которая так же состоит из абсурдных ситуаций, не имеет сюжета.
К небылицам примыкают такие сюжеты, как «Война грибов». В статье «Фольклор» для «Мандельштамовской энциклопедии»
С. Г. Шиндин отмечает, что мотив «войны деревьев» в «Стихах о русской поэзии» может являться переосмыслением мотива «войны грибов» [13, с. 248]. В третьей части «Стихов о русской поэзии» видится большое сюжетное сходство с детской песней, описывающей «войну грибов».
«На Луне не растет...» и «Стихи о русской поэзии» создавались в разные периоды творчества (первое - стихотворение периода «Камня», а второе было написано в поздний период, в 1932 году), и обращение к фольклору продиктовано в этих стихотворениях разными тенденциями. «На Луне не растет.», родственное детской песенке, встает в один ряд со стихотворениями «Только детские книги читать.» и «Сусальным золотом горят.» (вместе их можно определить как «инфантильную» лирику). Об использовании же фольклорных приемов в поздней лирике речь пойдет ниже.
Если в ранний период творчества интерес Мандельштама к фольклору представляется эпизодическим, то в стихотворениях 1930-х гг., особенно в «Воронежских тетрадях», фольклорные черты проявляются в целом ряде текстов.
Об интересе Мандельштама к русскому фольклору в этот период пишет в предисловии к публикации «Забытые рецензии
О. Мандельштама» Э. Герштейн: «Мандельштам живо интересовался русской народной поэзией. Навещая его в зиму 1933-1934 гг. в Москве, я нередко заставала его перелистывающим «Песни, собранные Киреевским». В Воронеже этот интерес обострился, что сказалось на первом же цикле его новых стихов («Как на Каме-реке.», «Я живу на важных огородах.», «День стоял о пяти головах.»)» [4, с. 242].
Интерес Мандельштама к народной песне Э. Герштейн отмечает и в «Мемуарах»: «Видимо, у Мандельштама была сильная
внутренняя тяга к народной поэзии и музыке. Вспомним его более раннюю рецензию на Дагестанскую антологию, а 30 сентября Рудаков сообщает: О. все пытается писать проспект фольклорной книги - у меня советы выспрашивает» [5, с. 106].
В стихотворениях «Как на Каме-реке» и «Наушники, наушнички мои» обороты современной авторской лирики, книжная лексика, недавно заимствованные из других языков слова соседствуют с фольклорными приемами и лексикой. Мандельштам использует фольклорные приемы не для создания стилизации и не как причудливое украшение -он намеренно сочетает авторское и фольклорное, зачастую сталкивая черты лирической песни и индивидуальной авторской поэзии.
Рассмотрим стихотворение «Как на Каме-реке». Оно начинается с фольклорного зачина «Как.». Подобный зачин нередко встречается в народных песнях, например: «Как я шел, молодец, во чисто поле.», «Как поехал-то мой милой.», «Как на горке, на горе.», «Как во лесочке текет речка быстрая.». Стихотворение построено по принципу психологического параллелизма, который является традиционным композиционным приемом русской лирической песни. Так же, как и лирическая песня, оно распадается на две соотнесенные друг с другом части. В первой описательно-повествовательной части мы видим картину природы, которая создает необходимый эмоциональный фон:
Как на Каме-реке глазу темно, когда
На дубовых коленях стоят города.
В паутину рядясь, борода к бороде,
Жгучий ельник бежит, молодея в воде.
Ощущение беды, тревоги создается метафорой «на дубовых коленях стоят города», читающейся двояко: с одной стороны, она может быть понята просто как описание камского пейзажа, низких деревянных построек, стоящих на берегу реки (в таком случае выражение «глазу темно» означает, что в глазах темно от темного оттенка дерева), с другой - как указание на неблагополучие, бедность провинциальных городов,
поставленных на колени исторической
ситуацией (в таком случае «темно» понимается как «безрадостно»).
Вторая часть представляет собой монолог лирического героя, в котором выражена та же эмоция - ощущение неблагополучия и беды и идейное содержание всего произведения:
Так я плыл по реке с занавеской в окне,
С занавеской в окне, с головою в огне.
А со мною жена пять ночей не спала,
Пять ночей не спала, трех конвойных везла.
Стоит отметить, что в лирической песне соотнесенность первой и второй части обычно очевидна; в данном же стихотворении это сопоставление подано не настолько прямо, прием несколько «стерт».
Написано стихотворение четырехстопным анапестом, классическим размером русского стихосложения, народной поэзии
несвойственным. Однако, разбирая поэму Кедрина «Зодчие», Д. Н. Медриш отмечает: «Трехсложная стопа . связана и с эпическим пушкинским «Вещим Олегом»,
и с историческими балладами А. К. Толстого; это уже традиция» [11, с. 47]. Трехстопным анапестом написано стихотворение Некрасова «Тройка», и у читателя, знакомого с этой традицией, трехсложная стопа ассоциируется с этими произведениями. Для сцепления строк используется прием, употребляемый в литературе, но и очень популярный в народной песне - «стык» (слова, стоящие в конце одной строки повторяются в начале другой). Однако с этими фольклорными и псевдофольклорными чертами соседствует литературный прием -авторская метафора «жгучий ельник бежит, молодея в воде».
В стихотворении «Наушники, наушнички мои!», написанном практически в то же время, что и «Как на Каме-реке», в апреле 1935 года, также сочетаются фольклорное
и индивидуально-авторское, но здесь их контраст еще более заметен. В данном стихотворении описывается новейший механизм передачи информации - радио, на что указывает сохранившееся в одном из списков заглавие «Радиоточка» [8, с. 634], а кроме того, упоминается еще одно новшество - строящееся метро. Стихотворение о последних изобретениях человечества открывается фольклорным зачином-обращением, часто
встречающимся в народных песнях, например: «Ты поляна ль моя, полянушка...», «Сторона ль ты моя, сторонушка.», «Ты заря, зорюшка вечерняя.». В стихотворении употребляются также диминутивы, часто встречающиеся в народной песне («ночки», «гудочки»), но с ними соседствуют слова, которые никак не могли бы встретиться в произведении традиционного фольклора: «метро», «Аи», «пространство». Построено стихотворение по канонам классического русского стиха: оно написано пятистопным ямбом; этот размер сохраняется на протяжении всего
стихотворения без отступлений; есть постоянная рифмовка; соблюдается правило альтернанса. Завершается стихотворение строкой, которую трудно представить себе в народной песне: «язык пространства, сжатого до точки». Данная строка описывает не только принцип работы радио, но и устройство стиха самого Мандельштама (вспомним наблюдение Рудакова о том, что для сочинения четырех строк Мандельштам произносит четыреста). Таким образом, стихотворение, открывающееся фольклорным зачином, заканчивается определением авторской поэзии самого Мандельштама.
В стихотворениях «Я живу на важных огородах» и «Из-за домов, из-за лесов» упоминаются два фольклорных героя - герой балладного текста Ванька-ключник и былинный герой Садко. Упоминание Садко в данном стихотворении подробно разобрано в статье Д. И. Черашней «Гудок, гудки, гудочки» (к семантике единственного и множественного в воронежских стихах Мандельштама)». Мандельштам соотносит себя с Садко -пленником морского царя, поскольку он тоже не по своей воле находится в чуждом ему месте, более того, в не прирожденном, чуждом ему времени, и его спасение заключено также в его собственном искусстве - «прогудеть длинней эпохи» [12, С. 246-248].
Упоминание Ваньки-ключника отсылает читателя к тексту «Как в Маскве-то была, ва горади», опубликованному в сборнике «Песни, собранные П. В. Киреевским» [7, с. 129], который, как уже было сказано, имелся в библиотеке Мандельштама. В тексте, содержащемся в собрании, рассказывается о любовнике княгини, которого проведавший об
измене жены князь приказал своим слугам повесить. В стихотворении Мандельштама Ванька-ключник упоминается в следующих строках: «Я живу на важных огородах / Ванька-ключник мог бы здесь гулять». Мандельштам соотносит себя с Ванькой, преступающим княжеские запреты и расплатившимся за это, но при этом переносит время действия из неконкретного фольклорного времени в современность, в советскую, окружающую автора действительность.
Таким образом, можно сделать вывод, что в поздних стихотворениях Мандельштам использует черты народной песни, фольклоризмы, не как прием для украшения стихотворения - он нарочито сталкивает фольклорное и нефольклорное, современное и архаическое, индивидуальное
и традиционное, делая шаг к народной песне, но не превращая стихотворение в стилизацию.
Попробуем предположить, чем могли быть обусловлены обращение Мандельштама к фольклору в стихах воронежского периода и такой своеобразный характер использования фольклорных приемов, соположение их с сугубо литературными приемами.
Интерес Мандельштама к фольклору связан с оппозицией «природа-культура», одной из ключевых для мандельштамовской поэтики. Сравнивая два стихотворения Мандельштама о готических соборах - раннее «Notre Dame» и позднее «Я видел озеро, стоявшее отвесно» -М. Л. Гаспаров пишет, что если Мандельштаму-акмеисту в оппозиции «организм-организация», «природа-культура» более совершенной и гармоничной представлялась культура, то в поздних произведениях природа оттесняет культуру, геология и биология торжествуют над зодчеством [2, с. 265-276]. В статьях начала 1920-х гг. («Слово и культура», «О природе слова», «Литературная Москва. Рождение фабулы») можно проследить, как при описании поэтической речи начинают преобладать метафоры из области естественных наук, в особенности биологии, заступая на место метафор из области архитектуры, свойственных теоретическим статьям периода «Камня». В статье «Литературная Москва. Рождение фабулы» богатый фабулой фольклор предстает как явление «природное», противопоставленное явлению из области
культуры - «литературе»: «На нас идет фольклор прожорливой гусеницей. Кишащими стаями ползет саранча наблюдений, замет, примечаний, словечек, кавычек, разговорчиков <...> Так в литературе узаконен черед фабулы и фольклора, и фольклор родит фабулу, как прожорливая гусеница - легкого мотылька» [9, с. 110]. Образ «наступающего» на литературу фольклора напоминает описание зарастающего травой Петербурга начала 1920-х гг., которым открывается статья «Слово и культура», природы, берущей верх над недолговечной культурой.
Помимо видения фольклора как явления, аналогичного природному, на интерес Мандельштама к нему повлияло желание не быть чужим современному советскому обществу, быть «тоже современником». М. Л. Гаспаров придерживается точки зрения о том, что стихи Мандельштама последних лет продиктованы желанием принять советскую действительность. Поэт, называвший себя наследником разночинцев, «никогда не противопоставлял себя народу и не мог думать, "будто все идут не в ногу, а он один в ногу", а народ "принимал режим и принимал Сталина <...>". Все его ключевые стихи последних лет -это стихи о приятии советской действительности» [3, с. 18].
Стремление «идти в ногу» отчетливее всего слышится в «Набросках к документальной книге о деревне», содержащих описание жизни села Никольского Воробьевского района, куда Мандельштам ездил в командировку в 1935 году для подготовки очерка о совхозах. Оно выражается, в том числе, в желании записывать современный фольклор, запечатлевать его сегодняшних героев, кумиров, на которых равняются современники: «Мы привыкли называть фольклором установившееся и отстоявшееся, и до сих пор почти не фиксировали тех подвижных форм изустного рассказа о современности <...> Впервые до сознания масс в несокрушимой ясности дошли преимущества коллективного хозяйства, впервые все вышли в поле и все стали на работу, осознав ее как свое личное дело» [10, с. 340]. О восторженном отношении к картинам крестьянского быта, увиденным поэтом во время поездки в Воробьевский район для сбора материала к очерку, свидетельствует его отзыв,
приведенный Рудаковым в письме к жене: «Говорит: "Это комбинация колхозов и совхозов, единый район (Воробьевский) -целый Техас с очень сложной картой чересполосиц. Люди слабые, а дело делают большое, настоящее искусство, как мое со стихами, - там все так работают"» [5, с. 155].
Однако попытки писать исключительно в том стиле, который востребован эпохой, оканчиваются неудачей. Рудаков, рассказывая о состоянии Мандельштама после написания того самого очерка о совхозах, ради которого Мандельштам ездил в Воробьевский район, передает сказанное ему Мандельштамом: «Он: "Я опять стою у этого распутья. Меня не принимает советская действительность. Еще хорошо, что не гонят сейчас. Но делать то, что мне тут дают, не могу. Я не могу так "посмотрел и увидел". Нельзя как бык на корову уставиться и писать. <.> Я трижды наблудил: написал подхалимские стихи (это о летчиках) - бодрые, мутные и пустые, <.> написал рецензии - под давлением и на нелепые темы, и написал (это о вариантной рецензии) очерк. <.> Я думал, при доброжелательности жизнь придет, подхватит "фактами" и понесет. Но это была не литература. Я пробиться сквозь эту толщу в завтрашний или еще какой день не могу, нет сил"». Комментируя эти слова, Рудаков говорит, что «в жизни это причитания, почти слезы. Но не психованье», и причину такого состояния видит в том, что «Мандельштам взвыл от халтуры». И далее: «Все это параллельно попыткам писать большую прозу, где "очерк", может быть, будет как эпизодический момент» [5, С. 128-130]. Возможно, речь идет о «Документальной книге о деревне». Однако «большая проза» о советской деревне так и не будет написана.
Вероятно, и желание единения с народом, и невозможность целиком принять советскую действительность были искренними; не зря С. С. Аверинцев назвал О. Э. Мандельштама «виртуозом противочувствия» («на таких виру-тозов противочувствия, как Мандельштам, лучше не пытаться влиять, ибо всякое прямое воздействие будет сопровождаться, если не вытесняться, обратным») [1, с. 70]. Подобная двойственная позиция, разнонаправленность движения нашла отражение не только в содержании стихотворений того времени, их идеологической направленности,
но и в стихотворной манере. С одной стороны, это желание быть ближе к народу, слиться с тем, что представляется народным хором, выраженное в использовании фольклорных приемов, с другой - соседствующие и контрастирующие с ними приемы авторской, индивидуальной поэзии.
Библиографический список
1. Аверинцев, С. С. Судьба и весть Осипа Мандельштама [Текст] / С. С. Аверинцев // Аверинцев и Мандельштам: статьи и материалы / Российский гос. гуманитарный ун-т, Мандельш-тамовское о-во, Каб. Мандельштамоведения Науч. б-ки РГГУ. - М., 2011. - С. 37-119.
2. Гаспаров, М. Л. Две готики и два Египта в поэзии О. Мандельштама. Анализ и интерпретация [Текст] / М. Л. Гаспаров // О русской поэзии: анализы. Интерпретации. Харктеристики. -СПб., 2001. - С. 260-295.
3. Гаспаров, М. Л. О. Мандельштам: гражданская лирика 1937 года [Текст] / М. Л. Гаспаров; Российский гос. гуманитарный ун-т., Ин-т высш. гуманит. исслед. - М. : РГГУ, 1996. - 125 с.
4. Герштейн, Э. Г. Забытые рецензии О. Мандельштама [Текст] / Э. Г. Герштейн // Вопросы литературы. - 1980. - № 12. - С. 241-262.
5. Герштейн, Э. Г. Мемуары [Текст] / Эмма Герштейн. - СПб. : Инапресс, 1998 - 518 с.
6. Капица, Ф. С., Колядич, Т. М. Русский детский фольклор [Текст] : учебное пособие для студентов вузов / Ф. С. Капица, Т. М. Колядич. -М. : Флинта Наука, 2011. - 314 с.
7. Киреевский, П. В. Песни, собранные П. В. Киреевским [Текст] : Вып. II, Ч. 2 (песни не-брядовые) / П. В. Киреевский. - М. : Типография кооператива «Наука и просвещение», 1929. - 389 с.
8. Мандельштам, О. Э. Полное собрание сочинений и писем [Текст] : в 3 т. Т. 1. Стихотворения / Осип Мандельштам [Сост., подгот. текста и коммент. А. Г. Мец]. - М. : Прогресс - Плеяда, 2009. - 808 с.
9. Мандельштам, О. Э. Полное собрание сочинений и писем [Текст] : в 3 т. Т. 2. Проза / Осип Мандельштам [сост. А. Г. Мец. Том подготовили: А. Г. Мец, Ф. Лоэст, А. А. Добрицын, П. М. Нерлер, Л. Г. Степанова, Г. А. Левинтон]. - М. : Прогресс -Плеяда, 2010. - 760 с.
10. Мандельштам, О. Э. Полное собрание сочинений и писем [Текст]: в 3 т. Т. 3. Проза. Письма / Осип Мандельштам [Сост. А. Г. Мец. Том подготовили: А. Г. Мец, К. М. Азадовский, А. А. Добриын, А. Зумпф, Т. В. Котова, Ф. Лоэст, С. В. Василенко, П. М. Нерлер, Л. М. Видгоф, Е. В. Иванова, М. А. Котова, Т. М. Двинятина]. - М. : Прогресс -Плеяда, 2011. - 944 с.
11. Медриш, Д. Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики [Текст] / Д. Н. Медриш. - Саратов : Издательство Саратовского университета, 1980. - 296 с.
12. Черашняя, Д. И. Гудок, гудки, гудочки (к семантике единственного и множественного в воронежских стихах Мандельштама) / Д. И. Чераш-няя // Смерть и бессмертие поэта. Материалы международной научной конференции, посвященной 60-летию со дня гибели О. Э. Мандельштама. - М. : РГГУ, 2001. - С. 242253.
13. Шиндин, С. Г. Мандельштамовская энциклопедия. Избранные статьи. Фольклор / С. Г. Шиндин. // Вопросы литературы. - 2008. -№ 6. - С. 245-250.
Bibliograficheskij spisok
1. Averincev, S. S. Sud'ba i vest' Osipa Man-del'shtama [Tekst] / S. S. Averincev // Averincev I Mandel'shtam: ctat'i i materialy / Rossijskij gos. gumanitarnyj un-t, Mandel'shtamovskoe o-vo, Kab. Mandel'shtamovedenija Nauch. b-ki RGGU. - M., 2011. - S. 37-119.
2. Gasparov, M. L. Dve gotiki i dva Egipta v po-jezii O. Mandel'shtama. Analiz i interpretacija [Tekst] / M. L. Gasparov // O russkoj pojezii: ana-lizy. Interpretacii. Harkteristiki. - SPb., 2001. -S.260-295.
3. Gasparov, M. L. O. Mandel'shtam: grazhdan-skaja lirika 1937 goda [Tekst] / M. L. Gasparov; Rossijskij gos. gumanitarnyj un-t., In-t vyssh. gumanit. issled. - M. : RGGU, 1996. - 125 s.
4. Gershtejn, Je. G. Zabytye recenzii O. Mandel'shtama [Tekst] / Je. G. Gershtejn // Voprosy litera-tury. - 1980. - № 12. - S. 241-262.
Gershtejn, Je. G. Memuary [Tekst] / Jemma Gershtejn. - SPb. : Inapress, 1998 - 518 s.
Kapica, F. S., Koljadich, T. M. Russkij detskij fol'klor [Tekst] : uchebnoe posobie dlja studentov vuzov / F. S. Kapica, T. M. Koljadich. - M. : Flinta Nauka, 2011. - 314 s.
7. Kireevskij, P. V. Pesni, sobrannye P. V. Kireev-skim [Tekst] : Vyp. II, Ch. 2 (pesni nebrja-dovye) / P. V. Kireevskij. - M. : Tipografija koopera-tiva «Nauka i prosveshhenie», 1929. - 389 s.
8. Mandel'shtam, O. Je. Polnoe sobranie so-chinenij i pisem [Tekst] : v 3 t. T. 1. Stihotvorenija / Osip Man-del'shtam [Sost., podgot. teksta i komment. A. G. Mec]. - M. : Progress - Plejada, 2009. -808 s.
9. Mandel'shtam, O. Je. Polnoe sobranie so-chinenij i pisem [Tekst] : v 3 t. T. 2. Proza / Osip Mandel'shtam [sost. A. G. Mec. Tom podgotovili: A. G. Mec, F. Lojest, A. A. Dobricyn, P. M. Nerler, L. G. Stepanova, G. A. Levinton]. - M. : Progress -Plejada, 2010. - 760 s.
10. Mandel'shtam, O. Je. Polnoe sobranie so-chinenij i pisem [Tekst]: v 3 t. T. 3. Proza. Pis'ma / Osip Mandel'shtam [Sost. A. G. Mec. Tom podgotovili: A. G. Mec, K. M. Azadovskij, A. A. Dobriyn, A. Zumpf, T. V. Kotova, F. Lojest, S. V. Vasilenko, P. M. Nerler, L. M. Vidgof, E. V. Ivanova, M. A. Kotova, T. M. Dvinjatina]. - M. : Progress - Plejada, 2011. - 944 c.
Medrish, D. N. Literatura i fol'klornaja tradicija. Voprosy pojetiki [Tekst] / D. N. Medrish. - Saratov : Izdatel'stvo Saratovskogo universiteta, 1980. -296 c.
12. Cherashnjaja, D. I. Gudok, gudki, gudochki (k semantike edinstvennogo i mnozhestvennogo v voronezhskih stihah Mandel'shtama) / D. I. Cherashnjaja // Smert' i bessmertie pojeta. Ma-terialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, posvjashhennoj 60-letiju so dnja gibeli O. Je. Mandel'shtama. - M. : RGGU, 2001. - S. 242-253.
13. Shindin, S. G. Mandel'shtamovskaja jenci-klopedija. Izbrannye stat'i. Fol'klor / S. G. Shindin. // Voprosy literatury. - 2008. - № 6. - S. 245-250.
Дата поступления статьи в редакцию: 25.07.2016 Дата принятия статьи к печати: 29.09.2016
