CC BY
5
Научная статья
УДК 398.8(571.51)(=811.512.111) DOI 10.17223/18137083/81/4
Народная песенная поэзия чувашей Красноярского края
Екатерина Игоревна Исмагилова
Институт филологии Сибирского отделения Российской академии наук Новосибирск, Россия
zhimul@inbox.ru, https://orcid.org/0000-0001-5135-865X
Аннотация
Статья посвящена характеристике жанрово-стилевых закономерностей песенных текстов, записанных от чувашских переселенцев Красноярского края. Материалом исследования послужили аудиозаписи, выполненные в Большемуртинском (1981 г.) и Каза-чинском (2009 г.) районах. Жанрово-стилевой состав песен неоднороден. Выделена группа образцов, имеющих узколокальное распространение, - обрядовые или приуроченные к ритуальным ситуациям песни. В текстах обрядовых и традиционных лирических песен сохраняется ряд закономерностей, свойственных чувашской народно-песенной поэзии (афористический тип стихосложения, двухзвенный образный параллелизм). Существует также наддиалектный пласт текстов более широкого распространения (Сибирь, Поволжье). К этому пласту относится ряд образцов неприуроченной лирики. Формирование общего исполнительского репертуара стало возможным благодаря песням широкого бытования. Ключевые слова
народные песни чувашей Сибири, анализ песенных текстов, фольклор сибирских переселенцев, фольклорная диаспора Для цитирования
Исмагилова Е. И. Песенный фольклор чувашей Красноярского края // Сибирский филологический журнал. 2022. № 4. С. 49-62. DOI 10.17223/18137083/81/4
Folk song poetry of the Chuvash people of the Krasnoyarsk Krai
Ekaterina I. Ismagilova
Institute of Philology of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences Novosibirsk, Russian Federation zhimul@inbox.ru, https://orcid.org/0000-0001-5135-865X
Abstract
To create an adequate picture of the existence of the oral folk art of the Chuvash settlers, it is necessary to characterize individual micro-local traditions. Such traditions include song sam-
© Исмагилова Е. И., 2022
ples recorded from the Chuvash of the Krasnoyarsk Territory in the Bolshemurtinsky (1981 year of recording) and Kazachinsky (2009 year of recording) regions. Genre-style composition of songs is heterogeneous. The calendar layer of folklore is represented by Maslenitsa and round dance songs. Life cycle patterns include wedding and recruiting songs. Untimed lyrics includes guest and traditional lyric songs, late lyric samples of the late 19th and 20th centuries, songs with plots and melodies borrowed from Russian folklore, and author's songs. During youth meetings, ditties were performed in the Chuvash and Russian languages. The texts of ritual and traditional lyrical songs preserved a number of patterns that are characteristic of the Chuvash folk song poetry. These include the aphoristic type of versification, brevity of plot, two-link figurative parallelism. The texts of the songs accompanying the rite describe the ritual actions in detail. Ritual songs most often have a narrow local timing. There is also a supradialect layer of texts of much wider distribution (Siberia, the Volga region). This layer includes samples of untimed lyrics: some guest songs, many lyrical songs (especially of late origin), songs with borrowed plots and tunes, some ditties. Chuvash settlers who came from different places developed a common repertoire, one that includes songs known to most performers. Keywords
folk songs of the Chuvash of Siberia, analysis of song texts, folklore of Siberian settlers, folklore diaspora For citation
Ismagilova E. I. Folk song poetry of the Chuvash people of the Krasnoyarsk Krai. Siberian Journal of Philology, 2022, no. 4, pp. 49-62. (in Russ.) DOI 10.17223/18137083/81/4
В настоящее время одним из актуальных вопросов сибирской фольклористики и этномузыковедения является изучение фольклорных традиций неславянских переселенцев в Сибири - чувашей, мордвы, удмуртов [Леонова, 2015; Шахов, 2020]. В русле этих исследований сформировано обобщенное представление о состоянии чувашско-сибирского нематериального культурного наследия, в частности о песенном фольклоре [Исмагилова, 2017; 2018]. Для создания же более подробной и точной картины бытования устного народного творчества чувашских переселенцев необходимо сконцентрировать внимание на характеристике отдельных микролокальных традиций. К подобным традициям принадлежат песенные образцы, зафиксированные от чувашей Красноярского края, пока еще очень мало введенные в научный оборот и почти не получившие своего научного осмысления 1.
Цель настоящей работы заключается в описании жанрово-стилевых закономерностей песенного фольклора чувашских переселенцев, проживающих в двух районах Красноярского края. В задачи исследования входили характеристика жанрового состава, рассмотрение поэтико-стилевых особенностей текстов песен, выявление процессов формирования современного исполнительского репертуара.
Материалы статьи представляют собой аудиозаписи двух фольклорных коллекций. Первая из них относится к 1981 г. Эти записи выполнил тобольский композитор, чуваш по происхождению Николай Васильевич Пуганов в деревне Еловка Большемуртинского района 2 Вплоть до 2021 г. эти аудиоматериалы оставались практически никому не известными и были случайно обнаружены автором
1 Отдельные песенные образцы, записанные в Красноярском крае, были рассмотрены в следующих статьях: [Исмагилова, 2013; 2019].
2 Аудиозаписи хранятся в Научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук, фонд VI 321, дело № 1140.
настоящей статьи в Научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук. Вторая коллекция появилась в результате работы музыкально-этнографической экспедиции Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки, проведенной под руководством Н. В. Леоновой в 2009 г. в населенных пунктах Казачинского района (Казанка, Александровка, Матвеевка, Рождественское) 3. По материалам полевой работы 2009 г. была опубликована статья [Жимулева, Леонова, 2009]. Опираясь на материалы устных рассказов, записанных от чувашских переселенцев и их потомков, авторы рассмотрели процесс заселения чувашами Казачинского района, общее состояние традиционной культуры и чувашского языка, особенности проведения народных праздников и обрядов. Также была кратко охарактеризована жанровая система местной фольклорной традиции и выявлена типология современных коллективов, исполняющих чувашский фольклор. Кроме того, в статье упоминается о деятельности региональной национально-культурной автономии Красноярского края, направленной на поддержку чувашской традиционной культуры на рубеже ХХ-ХХ1 вв.
Материалы Большемуртинского района 1981 года записи
В первую очередь опишем хронологически более ранний по времени записи материал, зафиксированный в Большемуртинском районе. Это 13 песен разных жанров; их исполнителями являются чуваши 1899-1934 годов рождения (три женщины и один мужчина), переселившиеся в Красноярский край из Красноармейского района Чувашской Республики. Среди этих записей преобладают не-приуроченная лирика (6 образцов) и гостевые песни (3 образца). Записана также лирическая песня, созданная в ХХ в.
Обрядовый пласт представлен меньшим числом образцов: две свадебные и одна рекрутская песни. Можно предположить, что они бытовали в определенном обрядовом контексте, хотя к этим записям отсутствует какая-либо сопроводительная информация (за исключением имен и годов рождения исполнителей). Вероятно, они были исполнены носителями традиции как наиболее актуальные для них и любимые ими и потому лучше всего сохранившиеся в народной памяти.
В текстах этих песен прослеживается ряд закономерностей, свойственных чувашской народно-песенной поэзии. К ним относятся афористический тип стихосложения, краткосюжетность, двухзвенный образный параллелизм как основной поэтический прием [Кондратьев, 2007, с. 63-69; 2018, с. 177-179]. Чувашские обрядовые и традиционные лирические песни имеют лаконично изложенный сюжет в объеме каждой отдельной строфы. Этот сюжет как бы «свернут», обобщен, проявляется в виде указания на тему, содержание высказывания. Интересно, что представление о специфике чувашского стихосложения присутствует и в народной саморефлексии: «Краткие песенные сюжеты чуваши называют давра юра, что означает буквально "круглая" (или "закругленная") песня» [Кондратьев, 2018, с. 178-179].
Двухзвенный параллелизм особенно ярко проявляется в обрядовых песнях. Так, например, в рекрутской песне на нем строится весь текст 4:
3 Материалы экспедиции хранятся в Архиве традиционной музыки Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки, аудиоколлекция А0244. В экспедиции также принимала участие автор настоящей статьи.
4 Расшифровки и переводы текстов, записанных в Большемуртинском районе, выполнены А. А. Александровым, за что мы выражаем ему благодарность.
Сар ка(о)йакан саванасси олах Оттин[е] ой доличчен. Пир[ё]н хамйр[й]н та Саванасси атте кил(ё)нчен ай
тухаччен.
Иволга будет радоваться до тех пор, Пока, ой, не выйдут на сенокос. Мы будем радоваться до тех пор, Пока, ай, не покинем дом отца.
Этот структурный и поэтический прием встречается также и в образцах песен лирического содержания:
И тил юртать, тил юртать те ' Qипрен динде дулпала. Мана савни упкелешет, Выляса калана самахшён,
Лисичка рысцой бежит
По дорожке, что тоньше веревочки.
Мой любимый ругается
Из-за слов, которые я сказала случайно.
Часто двухзвенный параллелизм реализуется при помощи слов-символов. Например, в лирической песне, исполненной Н. П. Павловым (1931 г. р.), в первой строфе говорится о липе и дубе, символизирующих собой девушку и парня, образы которых появляются во второй строфе:
Юри те карам варманне , Qака та йывад шыраса. Qака та йывад тёл пултам, Юманпала та юнашар.
Юри те карам улаха, Сара та хёре курасшан. Сара та хёре тёл пултам, Сара каччапа юнашар.
Специально в лес пошел, Чтобы поискать липовое дерево. Встретил я липу, Она стояла рядышком с дубом.
Специально пошел на посиделки, Чтобы девушку светловолосую увидеть. Светловолосую девушку увидел, Она была рядом со светловолосым парнем.
Помимо текстов, повествующих о взаимоотношениях молодых людей, в образцах неприуроченной лирики встречается еще один характерный для чувашской традиционной поэзии образ - так называемая песня о песне, содержащая эмоционально-эстетическую оценку пения 8:
Улаха антам, купаста лартрам , Купастийё пулчё нарпус пек,
арпус пек. Урама тухрам, юр юрларам, Юррам кайрё индене, мухтава.
На луг спустилась я, капусту посадила, Капуста уродилась размером с арбуз,
с арбуз.
Вышла на улицу, да песню спела, Песня разлетелась далеко, на славу.
Ценность пения отражена и в песне, сложенной уже в ХХ в. и повествующей о реалиях жизни в колхозе:
5 Записано от В. Е. Ефремовой (1899 г. р.).
6 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.), О. Ф. Степановой (1930 г. р.).
7 Первая строка здесь и в следующей строфе повторяется дважды.
8 О высоком статусе песни и пения в чувашской традиционной культуре см. в [Кондратьев, 2018, с. 39-41].
9 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.).
Манан старик тракторист та Хам доярка фермара, Ой вара, мён вара, Юрламалла мар-и-ха? Сирёнпеле пирён пёрле Ташламалла мар-и-ха?
Мой старик тракторист да, А я доярка на ферме. Ой ли, а что? Не петь, что ли? Вам и нам вместе Не танцевать, что ли?
Иначе выстроены тексты, сопровождающие обряд. В свадебных песнях подробно описаны обрядовые действия, которые необходимо было выполнять в определенный момент ритуала. Так, например, в песне родственников и друзей жениха описывается ситуация приезда сватов за невестой:
Ик пар лаша юнашар , Qилхи виттёр дил выллять, Пёкки виттёр пурт карнать те, Хатан алак чантарла, Чантар витёр хёр курнать, Qавна илме килтёмёр.
Две пары лошадей рядышком, В гривах ветер играет, Сквозь дугу дом видно. У нашего свата двери резные, Сквозь резьбу деву видно, За ней мы пришли!
Пире хата хваттер яр, Хваттер яр та хёрне пар, Эпир пана укдине те Сётел ури тайличчен, Эпир пана(н) укдине Сётел ури тайличчен.
Пусти нас, сват, в квартиру,
В квартиру пусти да дочку отдай,
Мы дали столько денег,
Что ножки стола подломились,
Мы дали столько денег,
Что ножки стола подломились.
В другом свадебном тексте, также исполняющемся со стороны родственников жениха, звучат шуточные напутствия и предостережения для невесты. В них повествуется о том, как нужно вести хозяйство, чтобы угодить будущей свекрови:
Пир[ё]н апине йорас пулсан , Хура курак тариччен Хоран доса дакмалла, Салакайак тариччен Салма яшки п[ё]дермелле. Пир[ё]н апине юрас п[ул]ать.
Чтобы угодить нашей матушке, Еще до того, как проснется ворона, Надо помыть и повесить черный котел. Еще до того, как проснется воробей, Надо суп с галушками приготовить, Нашей матушке надо угодить.
Пирён апин хур нуммай, Кикак тед те, какак тед. Qаван сассипе тамасан, Пирён апи пит хаяр, Qаван сассипе тарас п[ул]ать, Хуран дуса дакас п[ул]ать.
У нашей матушки гусей много, Кигак да кагак гогочут. Если под эти звуки не встанешь, То наша матушка весьма сурова, Поэтому надо под эти звуки встать И повесить черный котел.
10 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.), О. Ф. Степановой (1930 г. р.).
11 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.).
12 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.), О.Ф. Степановой (1930 г. р.).
В отношении диалектной принадлежности песен, записанных в Большемур-тинском районе, укажем, что она смешанная. В большинстве текстов преобладает средненизовой диалект (анат-енчи), присутствуют также отдельные особенности верхового диалекта (вирьял). Например, в гостевой песне, записанной от старейшей исполнительницы - В. Е. Ефремовой (1899 г. р.), в первой строфе звучат распевы со слогами ой-йо-ра-я-я-а-я, рай-йо-а-я-я, характерные для диалекта вирьял; в другом образце присутствует слово апи - мать, также употребляемое именно у верховых чувашей [Чуваши..., 2009, с. 167]. Возможно, подобное совмещение черт разных диалектов сложилось еще на материковой территории, в Красноармейском районе Чувашии, где проживают представители вирьял и анат-енчи [Там же, с. 166]. Или же здесь можно наблюдать смешение диалектов и стирание их особенностей, свойственное как сибирскому, так и общечувашскому бытованию языка [Там же, с. 169].
Можно сказать, что 13 песен, записанных в д. Еловка Большемуртинского района Красноярского края, являются ценными свидетельствами о бытовании чувашского фольклора в Сибири во второй половине ХХ в.; интересны они и для изучения, могут также быть применены в современной исполнительской практике. Однако, не имея практически никакой контекстной информации - об обстоятельствах их звучания и об исходной микролокальной традиции, которую они представляют, нам достаточно сложно интерпретировать эти образцы в полной мере. Для того чтобы эти тексты «заиграли» всеми своими гранями и смыслами, необходимо охарактеризовать их в контексте родной для них материнской традиции. Поиски в этом направлении - перспектива для будущих исследований.
Материалы Казачинского района 2009 года записи
Состав исполнителей, от которых были выполнены эти записи, достаточно пестрый как по территориям своего выхода, так и по времени появления в Сибири. Часть из них - 11 человек - родились в Казачинском районе Красноярского края (деревни Казанка, Межталовка, Живой Ключ, Александровка и др.) в 1920-е -1930-е гг. Их родители приехали из Янтиковского, Урмарского, Красноармейского районов Чувашии 13. Можно сказать, что именно эти люди являются сибирскими чувашам в полном смысле этого слова, поскольку они здесь родились, выросли и были свидетелями живого бытования чувашского фольклора на сибирской земле. Трое исполнителей были привезены родителями из Чувашии в детском возрасте в тот же довоенный период. Соответственно, они также были хорошо знакомы с бытованием чувашского фольклора в Сибири.
Девять информантов относятся к волне позднейших переселенцев, приехавших в Красноярский край в 1960-1970-е гг. Территории их выхода достаточно разнообразны: Аликовский, Батыревский, Вурнарский, Канашский, Красночетай-ский, Цивильский, Шумерлинский районы Чувашской Республики.
Закономерно, что и состав песенных образцов, записанных от чувашей Казачинского района, довольно пестрый. В процессе полевой работы участники экспедиции старались снять синхронный срез существования традиции, максимально
13 Настоящая информация была получена нами от самих носителей традиции. Полное восстановление картины переселенческого процесса ХХ в., с опорой на архивные и опубликованные исторические источники, еще ждет своего исследователя - специалиста в этой области.
зафиксировать всё, что имелось на тот момент в практике активного и пассивного хранения. Было записано около 60 фольклорных текстов, включая текстовые варианты, из них 36 песен, 16 частушек, семь образцов фольклоризованных православных песнопений. Календарный пласт фольклора представлен масленичными песнями даварни юрри, а также хороводно-игровыми вайа юрри, имеющими весенне-летнюю календарную приуроченность. В период празднования Пасхи (Мункун) в некоторых чувашских семьях исполнялись пасхальные песнопения (тропарь, ирмос первой песни канона). К образцам жизненного цикла относятся свадебные (в том числе редко фиксируемый образец свадебного плача) и рекрутские песни. Во время совершения похоронных ритуалов, как правило, вплоть до настоящего времени исполняется церковное песнопение Трисвятое (на чувашском и церковно-славянском языках).
Неприуроченная лирика включает в себя гостевые и традиционные лирические песни, образцы поздней лирики конца XIX - ХХ в., песни с сюжетами и напевами, заимствованными из русского фольклора, а также авторские песни. Во время молодежных собраний звучали частушки. Как и во многих других полиэтнических регионах, в Сибири их исполняли на русском и на родном для носителей традиции языках.
Рассмотрим особенности текстовой организации песен перечисленных жанров. В текстах хороводных песен, как и в других образцах традиционной чуваш-
„14
ской песенности, определяющую роль играет двухзвенный параллелизм :
Qёмёрт дедки дуралсан . Варман витёр куранать. Шура кёпе тахансан, Вайа витёр куранать.
Когда расцветает черемуха, Лес виден насквозь. Если белое платье надеть, Хороводы видны насквозь (издалека).
Заметим также, что присутствие в репертуаре хороводных песен вайа юрри свидетельствует о принадлежности их исполнителей к низовым или же среднени-зовым чувашам, поскольку в этих музыкальных диалектах в той или иной степени сохранились образцы этого жанра (в отличие от верховых чувашей) [Кондратьев 2007, с. 106].
Горечь и печаль предстоящей разлуки выражены в текстах рекрутских песен салтак юрри также при помощи образного параллелизма:
Казанка урамё, ах, датма пек , Эпирех утса савнас дук. Казанка хёрёсем, ах, дырла пек, Эпирех илсе савнас дук.
Улица Казанки, ах, словно сковорода 17 Не нам [по ней] шагать и радоваться. Девушки Казанки, ах, словно ягоды, Не нам брать их [замуж] и радоваться.
14 Расшифровки и переводы текстов, записанных в Казачинском районе, выполнены Е. В. Федотовой, за что мы выражаем ей благодарность.
15 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. Каждая строка исполняется дважды.
16 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка.
17 Имеется в виду, что улица такая же гладкая, как сковорода. Ровная, гладкая улица -это образ родной земли в переносном значении.
В одном из образцов проводится параллель: платок и девушка. В чувашской традиционной культуре платок символизирует собой девический или женский образ, что отражено в тексте песни:
Вёд-вёд тутар, вёд тутар та , Вёдмесен эсё тутар мар, Йер-йёрех, савни, ах, йёр, савни, Йёмесен эсё савни мар.
Развевайся, развевайся, платок,
развевайся платок да, Если не [будешь] развеваться -
ты не платок. Плачь, плачь, любимая, ах, плачь,
любимая,
Если не [станешь] плакать -
ты не любимая.
Радость праздника, образы молодецкой удали, призыв праздновать, соревноваться в силе и ловкости переданы в масленичных песнях дйварни юрри. Как и во многих других обрядовых песнях, в них перечислены действия, сопровождающие обряд, а именно масленичные катания-состязания на санях:
а]варни, д[а]варни, ах, тееддё -Ака дитрё даварни, даварни! Вид пар лаша, ах, кулер-и, Тавлаштарма тухар-и, тухар-и? Qака Казанка хёрёсене Кёвёдтерме тухар-и, тухар-и.
Масленица, масленица, ах, говорят -Вот и пришла масленица, масленица! Ах, запряжем ли три пары лошадей, Выйдем ли, выйдем ли состязаться? Девушкам этой [деревни] Казанки Дадим ли повод ревновать?
Обрядовые действия переданы и в свадебных песнях туй юрри. В одной из них, исполняющейся подружками невесты в ожидании свадебного поезда жениха, содержится описание этой ситуации ожидания и будущей встречи жениха, а также восхваление невесты и всех участников празднества:
Айа-йа-йа-рай-ай-айа 20 Туя туй пек тавар-и? Юр пек шура таханар-и? Юр пек шура тавар-и? Ай-йа-йа-най-ай-айа Пирён хёрё начар мар.
Ттар-ттар ут килет, Тухса пахар кам килет, Пурте ыр дын ачисем, Пурте ыр дын хёрёсем, Ай-йа-йа-най-ай-айа Пурте ыр дын хёрёсем.
Айа-йа-йа-рай-ай-айа Свадьбу как свадьбу сыграем? Как снег в белое оденемся ли? Как снег в белом сыграем ли? Ай-йа-йа-най-ай-айа Наша невеста не плохая.
Тыбыр-тыбыр 21 идут кони, Выйдите, посмотрите, кто идет, Все добрых людей сыновья, Все добрых людей дочери, Ай-йа-йа-най-ай-айа Все добрых людей дочери.
18 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка.
19 Записано от З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка.
20 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка.
21 Подражание частому топанью, стуку копыт коня.
Ёненмесен тухса пах, Тухса пах та и[л]се кёр.
Если не веришь - выйди посмотри, Выйди посмотри да в дом заведи.
В текстах, исполняющихся во время встречи невесты во дворе жениха, очень часто звучат насмешки над ней, утверждается, что она неумеха, т. е. происходит ритуальное корение невесты:
Пирён кинём пуласси Купаста касма тухсассан Хупах худса кёнё тет.
Пирён кинём пуласси, Сухан чёлме тухсассан Хаях чёлсе кёнё тет.
Которая должна быть нашей невесткой, Когда вышла срезать капусту, Лопуха, сломав, принесла, говорят.
Которая должна быть нашей невесткой,
Когда вышла лук щипать,
Осоку, отщипив, принесла, говорят.
В Казачинском районе нами неоднократно фиксировалась широко распространенная как в Чувашии, так и в Сибири гостевая песня хана юрри о бочке с двенадцатью обручами. В ее тексте восхваляется щедрость и гостеприимство хозяина, в чьем доме происходит встреча, гиперболизуются размеры угощения: посуда, в которой находится хмельной напиток, - бочка с двенадцатью обручами (т. е. огромная бочка), двенадцатилитровая бутыль, обилие еды - чувашский традиционный пирог хуплу с мясом трех гусей:
Вун ик кашалла пичкине Qапса удмасар, ёдсе пахмасар
каймастпар. Вун ик литтарла кленчине Qапса удмасар, ёдсе пахмасар
каймастпар. Вун ик литтарла кленчине Qапса удрамар, ёдсе пахрамар,
каятпар.
С двенадцатью обручами бочку Пока не откроем ударом,
не попробуем - не уйдем. Двенадцатилитровую бутыль Пока не откроем ударом,
не попробуем - не уйдем. Двенадцатилитровую бутыль Открыли ударом, попробовали, уходим.
Вид хуртан туна хуплуне Касса удмасар, дисе пахмасар
каймастпар. Вид хуртан туна хуплуне Касса удрамар, дисе пахрамар,
каятпар.
Из трех гусей испеченный хуплу Пока, не разрезав, не откроем,
не попробуем - не уйдем. Из трех гусей испеченный хуплу Разрезав, открыли, попробовали,
уходим.
Среди образцов неприуроченной лирики выделяется группа песен с сюжетами о переселении в Сибирь - так называемые переселенческие песни или песни переселенцев (дёнё дёре каякансен юррисем) 24. Одной из них является песня «Отец мне хотел дом по-белому построить» (Атте мана шур пурт лартса парас тет) 25.
22 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка.
23 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка.
24 Подробнее о песнях переселенцев см. в [Федотова, 2009].
25 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.), Т. Г. Борисовой (1952 г. р.) в д. Казанка.
В ней повествуется о том, что на родине, в Поволжье, дом, топящийся по-белому, построить невозможно, как невозможно вырасти липе посреди гумна (Итем варне дйка шйтса усейрес дук). В Поволжье для этого слишком мало леса и земли. И поэтому «Невольно пришлось ехать в Сибирь» (Ирёксёрех кайма лекрё £ипире). В Сибири же, несмотря на дикую природу - «дремучий лес» (вйрманта чйрйш), есть возможность построить «дом по-белому». Когда эта мечта будет осуществлена, можно будет позвать в гости родственников, оставшихся на родине:
Сём варманта чараш касса шур
пурт тусан та, Пырса курар, тавансем, пирён
пат[ама]ра.
Когда в дремучем лесу из ели
будет построен дом по-белому да, Приезжайте, родственники,
нас проведать.
Записан и целый ряд других образцов лирической песенности. Как и в рассмотренной выше песне переселенцев, во многих из них присутствует более развернутый, чем в давра юрй, сюжет, т. е. эти песни принадлежат к более позднему пласту формирования, эпохе нового стиля [Кондратьев, 2007, с. 140-141]. В качестве примера здесь приведем песню о девушке, брошенной возлюбленным 26. Этот текст включает в себя подробное описание ситуации, повествует об эмоциях и переживаниях лирической героини:
Хёвел анчё те кад пулчё Сывлам укре дёр дине. Кадхи дёрте хуйах пулчё Манан дамрак чёрене.
Солнце село и наступил вечер, На землю выпала роса. Вечером случилось горе Моему юному сердцу.
Ваййа тухрам, тёл пулмарам Хам юратна савнине, Киле кёнё чух тёл пултам Урах хёрпе ларнине.
Вышла в хоровод, не встретила Своего любимого, Когда шла домой, увидела, Как он сидел с другой.
Хёрне ашшан ыталана, Пудне хуна ун дине. Сив кудпа дед пахса юлчёд Эпё иртсе кайнине.
Девушку [держит] в нежных объятьях, Голову положил на нее. Лишь холодным взглядом посмотрели, Как я прошла.
Киле кётём те хурлантам, Кудам тулчё куддульпе. Куддуль витер аса илтём Иккён ларна кадсене.
Домой зашла и опечалилась, Глаза наполнились слезами. Сквозь слезы вспомнила Вечера, когда мы сидели вдвоем.
Уйралмашкан йывар теддё, Эпё дамалах уйралтам -Иккён ларна сак дине Пёчченех ларса юлтам.
Говорят, что расставаться тяжело, Я легко рассталась -На скамейке, где сидели вдвоем, Осталась сидеть одна.
26 Записано от З. В. Красновой (1924 г. р.) и О. И. Никифоровой (1927 г. р.) в д. Казанка.
27 Некоторые строки при звучании песни повторяются. В приведенном здесь тексте повторы опущены.
Наряду с собственно чувашскими песнями интонационная культура чувашей Казачинского района включает в себя пласт жанров, заимствованных из русской традиционной музыки [Исмагилова, 2017, с. 20]. К ним относятся лирические песни поздней традиции, частушки, отдельные образцы хороводных песен и духовных стихов, звучащие на чувашском языке, фольклоризованные православные песнопения. Среди них песня авторского происхождения с сюжетом о юноше и подневольном замужестве его возлюбленной (Варман айёнче, £авраш пудёнче -Рядом с лесом, у истоков [реки] Савруши), песня о вороне, являющаяся чувашской версией русской песни о черном вороне и раненом солдате (Асла улах, ай, варринче - Посреди большой, ай, степи), песня об убийстве девушки Насти во время масленичных гуляний (£[й]варни дитнё майёпе - По случаю прихода масленицы) 28. На наш взгляд, зафиксированные лирические песни с чувашскими текстами и напевами русских песен поздней традиции принадлежат уже чувашской фольклорной традиции, поскольку их текстовая основа в большинстве случаев заметно трансформирована чувашскими народными исполнителями: в русские по происхождению тексты внесена чувашская образность и характерные поэтические приемы, заимствованы и переосмыслены сюжеты из других русских песен, в результате чего родились, по сути, новые тексты.
Частушки - один из самых популярных и любимых исполнителями жанров фольклора ХХ в., занимают важное место и в репертуаре чувашей Казачинского района. Спектр тем, затрагиваемых в этих афористических текстах, достаточно широк: в них говорится о милом, о чувствах и эмоциях молодых людей. Зачастую в частушках присутствует тема пляски как очень частой ситуации воспроизведения этого жанра. Встречаются тексты и иного, более серьезного содержания:
Чупрам антам дырмана Квак хут укда пудтарма. Квак хут укда пичетсёр те Ман дамрак пуд телейсёр.
Побежала, спустилась к реке Собирать синие бумажные деньги. Синие бумажные деньги без печати, Да моя молода голова без счастья.
Подобная лирико-философская тематика больше свойственна традиционным афористическим чувашским песням давра юра, однако в некоторых случаях эти
30
тексты звучат и воспринимаются исполнителями именно как частушки 30.
Выводы
Охарактеризованные в статье материалы позволяют составить представление о поэтических особенностях народных песен чувашских переселенцев Красноярского края. Жанрово-стилевой состав песен неоднородный. Можно выделить группу образцов, имеющих узколокальное распространение. Как правило, это обрядовые или приуроченные к исполнению в определенных ритуальных ситуациях песни. Существует пласт текстов значительно более широкого распространения - их знают и поют и в Сибирском регионе, и в Поволжье. К этому пласту, носящему наддиалектный характер, относятся по большей части образцы непри-
28 Подробный анализ этих песенных текстов см. в [Исмагилова, 2013].
29 Записано в с. Рождественское от В. Ф. Васильевой (1934 г. р.).
30 Более подробно о частушках, исполняемых сибирскими чувашами, в том числе чувашами Красноярского края, см. в [Исмагилова, 2019].
уроченной лирики - например, гостевая песня о бочке в двенадцать обручей (Вун ик кашалла пичкине - С двенадцатью обручами бочку), песня о переселении в Сибирь (Атте мана шур пурт лартса парас тетчё - Отец мне хотел дом по-белому построить), лирическая песня (Пирён урам анаталла - Наша улица к низовью), песни с сюжетами и напевами, заимствованными из русской фольклорной традиции (Варман айёнче, Qавраш пудёнче - Рядом с лесом, у истоков [реки] Савруши; Аслаулах, ай, варринче - Посреди большой, ай, степи; а]варни дитнё майёпе - По случаю прихода масленицы), песни авторского происхождения (ХХ в.), некоторые частушки. Очевидно, что перед чувашскими переселенцами, приехавшими из разных мест, стояла задача выработки общего исполнительского репертуара. И его формирование стало возможным благодаря перечисленным выше, известным большинству песням.
Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что в населенных пунктах, где живут сибирские чуваши, родившиеся в Сибири или проведшие там детство (например, в деревне Казанке Казачинского района или в Еловке Больше-муртинского района), лучше сохранились фольклорные тексты традиционных чувашских жанров. В других же населенных пунктах - д. Матвеевка, с. Рождественское (Казачинский район), где пели вместе носительницы традиции, приехавшие в Сибирь из разных районов Поволжья, более уверенно и охотно исполнялись именно образцы позднего пласта.
Среди перспектив дальнейшего развития этой темы укажем на изучение песенного фольклора чувашей Красноярского края в сравнении с материалами из других областей Сибирского региона, а также с фольклором материнских традиций, носителями которых изначально являлись сибирские чуваши. В подобном сравнительном ключе необходимо проведение и музыковедческого исследования рассмотренных песенных образцов. Сравнение с материнской традицией позволит определить степень сохранности чувашского песенного фольклора в Красноярском крае, рассмотреть процессы и явления, происходящие в условиях сибирской диаспоры.
Список литературы
Жимулева Е. И., Леонова Н. В. Фольклорные традиции чувашей Красноярского края: результаты экспедиции 2009 г. // Народная культура Сибири: Материалы XVIII Научного семинара-симпозиума Сибирского регионального вузовского центра по фольклору. Омск: Амфора, 2009. С. 256-261.
Исмагилова Е. И. Русские песни поздней традиции в музыкальном фольклоре чувашей Сибири // Pax sonoris. 2013. № 7. С. 14-20.
Исмагилова Е. И. Современное состояние песенного фольклора чувашей Сибири // Сибирский филологический журнал. 2017. № 2. С. 16-27.
Исмагилова Е. И. Песенная традиция чувашей Сибири в свете теории интонационной культуры этноса // Вестник КемГУКИ. 2018. Вып. 45/1. С. 39-49.
Исмагилова Е. И. Русские частушки в музыкально-фольклорных традициях те-ленгитов Улагана и сибирских чувашей // Вестник КемГУКИ. 2019. № 49. С. 93105.
Кондратьев М. Г. Чувашская музыка: от мифологических времен до становления современного профессионализма. М.: ПЕР СЭ, 2007. 288 с.
Кондратьев М. Г. Чувашская музыка в зеркале параллелей: к проблеме Волго-Уральской музыкальной цивилизации. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2018. 447 с.
Леонова Н. В. К проблеме изучения фольклора неславянских переселенцев Сибири // Мельниковские чтения: Материалы VII Межрегион. науч.-практ. конф. Новосибирск, 19 февраля 2015 г. / Под ред. Н. В. Леоновой. Новосибирск: Изд-во НГОНБ, 2015. С. 53-56.
Федотова (Ермилова) Е. В. Жанр переселенческих песен и его место в фольклорном исполнительстве (на материале современных записей) // Художественно -творческое наследие чувашей в современном фольклорном исполнительстве. Чебоксары: ЧГИГН, 2009. С. 64-69.
Чуваши: история и культура / Отв. ред. В. П. Иванов. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2009. Т. 2. 335 с.
Шахов П. С. К изучению локальных фольклорных традиций народов Поволжья автохтонного и сибирского бытования (о проекте по созданию интерактивного атласа звучащих текстов) // Вестник музыкальной науки. 2020. Т. 8, № 2. С. 87101.
References
Chuvashi: Istoriya i kul'tura [Chuvash: history and culture]. V. P. Ivanov (Ed.). Cheboksary, Chuvash kn. izd., 2009, Vol. 2, 335 p.
Fedotova (Ermilova) E. V. Zhanr pereselencheskikh pesen i ego mesto v fol'klor-nom ispolnitel'stve (na materiale sovremennykh zapisey) [Genre of resettlement songs and its place in folklore performance (based on modern recordings)]. In: Khudozhe-stvenno-tvorcheskoe nasledie chuvashey v sovremennom fol'klornom ispolnitel 'stve [Artistic and creative heritage of the Chuvash in modern folklore performance]. Cheboksary, ChSIH, 2009, pp. 64-69.
Ismagilova E. I. Pesennaya traditsiya chuvashey Sibiri v svete teorii intonatsionnoy kul'tury etnosa [The song tradition of the Chuvash people of Siberia in the light of the theory of intonation culture of the ethnos]. Bulletin of Kemerovo State University of Culture and Arts. 2018, no. 45/1, pp. 39-49.
Ismagilova E. I. Russkie chastushki v muzykal'no-fol'klornykh traditsiyakh telengitov Ulagana i sibirskikh chuvashey [Russian chastushkas in the musical and folklore traditions of Ulagan Telengits and Siberian Chuvash]. Bulletin of Kemerovo State University of Culture and Arts. 2019, no. 49, pp. 93-105.
Ismagilova E. I. Russkie pesni pozdney traditsii v muzykal'nom fol'klore chuvashey Sibiri [Russian songs late in the musical traditions of the Chuvash folklore of Siberia]. Pax sonoris. 2013, no. 7, pp. 14-20.
Ismagilova E. I. Sovremennoe sostoyanie pesennogo fol'klora chuvashey Sibiri [The current state of song folklore of the Siberian Chuvash]. Siberian Journal of Philology. 2017, no. 2, pp. 16-27.
Kondrat'ev M. G. Chuvashskaya muzyka: ot mifologicheskikh vremen do stanovle-niya sovremennogo professionalizma [Chuvash music: from mythological times to the formation of modern professionalism]. Moscow, PER SE, 2007, 288 p.
Kondrat'ev M. G. Chuvashskaya muzyka v zerkale paralleley: k probleme Volgo-Ural'skoy muzykal'noy tsivilizatsii [Chuvash music in the mirror of parallels: to the problem of the Volga-Ural musical civilization]. Cheboksary, Chuvash. kn. izd., 2018, 447 p.
Leonova N. V. K probleme izucheniya fol'klora neslavyanskikh pereselentsev Sibiri [On the problem of studying the folklore of non-Slavic settlers of Siberia]. In: Mel'-nikovskie chteniya: Materialy 7 Mezhregion. nauch.-prakt. konf. Novosibirsk, 19 fevra-
lya 2015 g. [Melnikov readings: Proceedings of the 7th Interregional Scientific-Practical Conf. Novosibirsk, February 19, 2015]. Novosibirsk, NSRSL Publ., 2015, pp. 53-56.
Shakhov P. S. K izucheniyu lokal'nykh fol'klomykh traditsiy narodov Povolzh'ya avtokhtonnogo i sibirskogo bytovaniya (o proekte po sozdaniyu interaktivnogo atlasa zvuchashchikh tekstov) [To the study of local folklore traditions of the peoples of the Volga region of autochthonous and Siberian existence (about the project to create an interactive atlas of sounding texts)]. Journal of Musical Science. 2020, vol. 8, no. 2, pp. 87-101.
Zhimuleva E. I., Leonova N. V. Fol'klornye traditsii chuvashey Krasnoyarskogo kraya: rezul'taty ekspeditsii 2009 g. [The folklore traditions of the Chuvash people of Krasnoyarsk Krai: the results of the expedition of 2009]. In: Narodnaya kul'tura Sibiri: Materialy 18 Nauchnogo seminara-simpoziuma Sibirskogo regional'nogo vuzovskogo tsentrapofol'kloru [Folk culture of Siberia: Proceedings of the 18th scientific seminarsymposium of the Siberian regional university center for folklore]. Omsk, Amfora, 2009, pp. 256-261.
Информация об авторе
Екатерина Игоревна Исмагилова, кандидат искусствоведения WoS Researcher ID К-3370-2017 RSCI Author ID 668630 SPIN 4399-9194
Information about the author
Ekaterina I. Ismagilova, Candidate of Art History WoS Researcher ID К-3370-2017 RSCI Author ID 668630 SPIN 4399-9194
Статья поступила в редакцию 05.07.2022; одобрена после рецензирования 20.07.2022; принята к публикации 20.07.2022 The article was submitted 05.07.2022; approved after reviewing 20.07.2022; accepted for publication 20.07.2022
