CC BY
63
УДК 34 (09)
Н. И. Красников
Новосибирский национальный исследовательский государственный университет (Новосибирск, Россия)
НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП ИНКОРПОРАЦИИ ПРИБАЛТИЙСКИХ ТЕРРИТОРИЙ В СОСТАВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
Принята к публикации 13.03.2018
Проблематика статьи отражает сложный и противоречивый процесс присоединения и интеграции окраинных территорий Российской империи в состав единого политико-правового пространства. В качестве мировоззренческой основы принята политико-философская концепция социальной модернизации в преломлении к государственно-правовой сфере жизнедеятельности общества как среде, отражающей управленческое воздействие государственной власти на социум. Анализируется сложившееся политико-правовое состояние прибалтийских территорий как части Польши и Швеции, при этом отмечается снижение потенциала их государственности. Завоевание Россией и последующее присоединение Прибалтики повлекло сохранение внутреннего административного строя. Эволюция процесса инкорпорации связана с корректировкой государственного управления краем в русле унификации с общеимперским законодательством. Делается вывод, что до Екатерины II взаимодействие центра и региона в структурно-управленческом аспекте укрепления Российской империи строилось на началах автономизма.
Ключевые слова: Россия, империя, государственность, регион, многоукладность, иерархическая структура.
Вхождение в российское подданство прибалтийского края стало следствием завоевания этих территорий русскими войсками в ходе Северной войны. Степень развития политико-правовых явлений в «остзейском крае» к этому времени определялась эволюцией польского и шведского владения ими в течение предыдущих двух с половиной столетий. Согласно устоявшейся в историко-правовой науке позиции, подчинение с 1561 г. лифляндского и курляндского рыцарства Польше привело к тому, что целым рядом постановлений (1582, 1589, 1598 гг.) польский сейм уничтожил административно-территориальную обособленность местных феодалов, разделил Лифляндию на обычные воеводства, а на должности стали назначаться исключительно представители польской шляхты [3, с. 5].
В результате продолжительной польско-шведской войны (1600—1629 гг.) Лифляндия перешла к Швеции, при владычестве которой в первый период сложился политический союз ливонских феодалов с королевской властью, способствовавший оформлению лифляндского Landesstaat с аппаратом административного управления, судебной власти и органами дворянского сословного представительства. При этом административная система в Эстляндии и Лиф-ляндии формировалась, как в губерниях Швеции, которые управлялись губернаторами, подчиняющимися высшему правлению губерний в лице представителя центральной власти — генерал-
ISSN 2412-8945. Развитие территорий. 2018. № 1 (11). © Н. И. Красняков, 2018
губернатора. В составе губерний выделялись уезды под управлением особых наместников. В каждом уездном городе в 1630 г. был учрежден судебный орган по уголовным и гражданским делам — ландгерихт, а вышестоящей инстанцией выступал гофгерихт.
Дальнейшее развитие администрации в крае связано с правом дворянства избирать своего представителя — ландмаршала (с 1634 г.) и иметь специальную кассу для нужд рыцарства. С 1643 г. появляется постоянный орган сословного самоуправления — коллегия ландратов, причем с 1647 г. участвовать в выборах ландратов могли только владельцы имений, т. е. он превратился в учреждение, выражающее интересы исключительно помещиков. В это же время формируется собрание особого представительства дворян — конвент, состоящий из депутатов от уездов, в ведении которого было рассмотрение местных дел в период между заседаниями ландтагов.
Второй период подданичества связан с преодолением абсолютной монархией в лице Карла XI феодальной раздробленности, ограничением партикулярного права и необходимостью централизации управления. В итоге к 1687 г. 5/6 га земли, числившихся в тогдашней Лифляндии, отошли к государству. Как отмечает Я. Я. Зутис, за дворянами признавалось лишь преимущественное право аренды казенных имений [3, с. 7—8]. Уничтожение политических привилегий местного дворянства завершилось в 1694 г. упразднением коллегии ландратов, установлением для ландтага возможности собираться лишь по созыву короля
под председательством рижского генерал-губернатора, поэтому ландтаги перестали действовать.
Представленный экскурс показывает, что экономические и политические привилегии местного господствующего класса сужались, различия между местным и центральным аппаратом управления ликвидировались, а определяющая роль в бывшей автономии стала принадлежать законодательству Швеции, т. е. Прибалтийский край в рамках польского и шведского господства постепенно лишался потенциала сохранения, развития и оформления собственной государственности.
При Петре I Прибалтика, остававшаяся частью Швеции, была присоединена к России. Указом 1710 г. император утвердил капитуляцию, подписанную рижским губернатором графом Штрембергом и генерал-фельдмаршалом Шереметевым [7, т. 4, № 2277], согласно которой верховная власть предоставила общие гарантии местному населению в сохранении прежде существующих порядков. Одновременно были подписаны и «договорные статьи сходного содержания, предложенные депутатами города Риги о сдаче оного и вступлении в российское подданство» [7, т. 4, № 2278]. В этот же день были оформлены согласованные аккордные пункты между шляхетством и земством княжества Лифляндского и генерал-фельдмаршалом графом Шереметевым о предоставлении жителям «прежних прав, привилегий и преимуществ, как по духовным, так и по светским делам» [7, т. 4, № 2279], подкрепившие юридически в том же духе обещанные «все пользы и благодеяния» русской власти [7, т. 4, № 2303, 2304]. Аналогичная схема присоединения была применена и в отношении Эстляндии подобными актами 1710 г. [7, т. 4, № 2297—2299] о сдаче Ревеля, договоре с депутатами города, договорных пунктах с шляхетством и земством правительственными действиями. Аккордные пункты относились к традиционному для того времени договору подданных и монарха. Посредством такого договора присоединенные земли как часть единого целого получили особый статус в осуществлении управления на основе имеющегося права.
Жалованными грамотами 1710 г. [7, т. 4, № 2301, 2302] царь даровал лифляндскому рыцарству и земству, городу Риге привилегии касательно их шляхетных прав, статутов, «вольностей», достоинств и законных их местностей — как во владении у них находящихся, так и тех, которые у них были незаконно отняты. Заметим, что права и преимущества Лифляндии в тексте носят общий характер, впрочем, как и в Привилегии Сигизмунда Августа 1561 г., которой определялось положение территорий в составе Польши, где ясность также отсутствует вследствие существующего в то время юридического быта. Кроме того, в 1711 г. уже после перехода под власть России рыцарство подняло вопрос о предоставлении помещикам права суда по уголовным и гражданским делам, но уполномоченный царя барон
Левенвольде отсоветовал им настаивать на этом, хотя низшие и высшие судебные органы все же за ними сохранились [3, с. 189]. Жалованные грамоты российской верховной власти определили общее санкционирование действия партикулярных источников права, вопрос же их систематизации оставался открытым до 1840-х гг. При этом, как отмечает Б. Э. Нольде, систематизация «права публичного... несколько упрощалась», поскольку при сопоставлении его с публичным правом империи ясно вырисовывалась картина того, что должно остаться в силе [5, с. 107].
Интерпретация актов для Лифляндии и Эст-ляндии позволяет считать, что устанавливался правовой статус-кво территорий, означающий сохранение административного управления по прежнему законодательству за местными органами. Провинциальные штаты чинов, земская полиция и судопроизводство, управление, духовные и мирские компании, доходы, немецкий язык остаются «в нерушимой безопасности» — таков общий настрой царской власти. Дальнейшая законотворческая деятельность в крае устанавливалась в равной степени двумя субъектами права: действующими на основе обычая съездами представителей духовенства, дворянства и городов — ландтагами и российским монархом. Именно последний определял пределы автономности присоединенных территорий, руководствуясь правом империи, — привилегии сохранялись «елико оные нынешнему правительству и времени приличествуют», как гласят аккордные пункты. В актах же закреплено, что представительство верховной власти в Лифляндии и Эстляндии будет осуществляться генерал-губернаторами и начальниками гарнизонов. Устанавливалось, что провинции обязаны нести налоговую повинность перед имперской казной на уровне существующих при шведском правлении, иные налоги возможны лишь в период ведения военных действий, местные сборы поступают в бюджет территории.
Сложно решить вопрос относительно содержания и действия «вольностей», поскольку литовская часть этих территорий имела существенное своеобразие — черты ее государственного строя не являлись заимствованием извне, а представляли собой естественное последствие предшествующего литовско-русского государства и не были четко формализованы. Потому известный исследователь настаивал на необходимости «отвергнуть мысль о заимствованиях социально-политического строя из Польши» [2, с. 87]. В то же время стоит учесть мнение другого исследователя, уточняющего, что «Люблинская уния 1569 г. была последним актом, бесповоротно решившим полную победу в Литве польских государственно-административных учреждений» [4, с. 36]. Но попеременное владычество польских и шведских королей не привело к систематизации всех действующих здесь актов, и следовательно, сами привилегии не были оформлены. Обратим внимание и на то, что прежние законы и права территорий утверждаются в своей силе с условием
«елико оные сообразны с общими государства нашего постановлениями и законами».
Достаточно самостоятельное на первых порах развитие «остзейского края» в дальнейшем подтверждается его экономической обособленностью. В частности, разрешалась торговля товарами иностранных мануфактур и фабрик с запрещением их ввоза в города Российского государства [7, т. 5, № 3271], с исключением из оборота внутренних губерний и Малороссии [7, т. 5, № 3359] — особенно подчеркивалось это правило относительно золотых, серебряных и шелковых материалов [7, т. 6, № 3639]. Таможенные пошлины в крае отличались от общепринятых в государстве — в процессе вхождения территорий они были утверждены на основе существующих при шведском управлении. Такой управленческий подход, с одной стороны, устранявший экономическую конкуренцию прибалтийских территорий и России, с другой — не ограничивавший привычные для Прибалтики торгово-де-нежные отношения, в начальный период был обычным, причем не только для России, но и для других государств Европы. Он позволял достигать постепенного политического сближения, однако при дальнейшем применении мог служить причиной претензий на расширение автономных прав и привилегий со стороны укрепившегося дворянства и прошведски настроенной буржуазии края.
Институционально должность губернатора в Лифляндии оформлена в 1713 г. [7, т. 5, № 2703] при образовании губернии и определении шляхетства — в ведомство рижского губернатора, а купечества в ведомство обер-инспектора [7, т. 5, № 2723]. Впрочем, названные меры не меняли административную ситуацию, поскольку губернии в этот период, по существу, были лишь военно-фискальными единицами, и потому в актах не идет подробно речь о властных полномочиях. Соответственно, практика управления и действующее право должны были приспособить эту должность к местным условиям обособленного положения прибалтийских территорий. Хотя при утверждении Регламента (устава) Главного магистрата в 1721 г. [7, т. 6, № 3768] Рига и Ревель отнесены наряду с Санкт-Петербургом, Москвой, Новгородом и другими в общий разряд русских городов с числом дворов от двух до трех тысяч, тем не менее существующая система управления в прибалтийских городах не была изменена.
Значимость местного права края, и не только для Прибалтики, Петр I осознавал ясно, о чем свидетельствует его указание 1719 г. Сенату при обсуждении нового Уложения государства: «...для поместных дел взять права эстляндские и лифляндские, ибо оные сходные и почитай одним манером владение имеют, как у нас». Личную заинтересованность царя в этом вопросе доказывает и другое замечание: «Також ежели покажутся которые в старом уложении важнее, нежели в шведском: те тако ж противу писать, и все то Нам к слушанию изготовить» [7, т. 5,
№ 3463]. Можно предположить, что сохранение привычных для прибалтов административных и правовых порядков необходимо было верховной власти для осознания решенности внутренних вопросов и возможного продолжения территориального расширения империи — по крайней мере, такая мысль имеет под собой серьезные конкретно-исторические и абстрактно-гипотетические основания. В монографии Е. В. Анисимова «Время петровских реформ» приводятся свидетельства современников той эпохи, которые дают почву для рассуждений о дальнейших планах царя-императора по продвижению российской государственности в Закавказский регион Азии и даже в Индию [1, с. 428—429].
Отошедший к России по Ништадтскому миру остров Эзель получил свой правовой статус в 1721 г., и хотя здесь не было ни аккордных пунктов, ни жалованной грамоты, все же к нему были применены те же принципы управления, что и ко всей русской Прибалтике, т. е. были сохранены древние права и вольности. Лишь указом 1731 г. Анна Иоанновна даровала грамоту Эзелю, обещая охранять их древние права [7, т. 8, № 5732], так же как была пожалована «генеральная конфирмация» городам Пернау и Дерпту [7, т. 8, № 5731].
Признаем, что постепенно в механизме российской государственности складывалась традиция жалования населению западных территорий местных прав и привилегий, которые ранее юридически не были зафиксированы. Таким образом они позитивировались путем уточнений и дополнений законодателем уже в последующем российском праве [7, т. 11, № 8650—8653, 8656]. Другими словами, в Прибалтике, подобно Малой России, происходило возобновление действия жалованных грамот при вступлении на престол нового монарха или по его собственной воле, или по инициативе территорий. Хотя, как уже отмечалось выше, в этих актах привилегии давались «на вечные времена», но практика унитарного государственного устройства, монархического правления и признание подданнического положения требовала каждый раз ждать подтверждения автономного положения края.
Сохраняя преемственность с первоначальными текстами и общим смыслом шведского права, верховная власть вносила оговорки, характеризующие объединительные намерения и осуществляемые проекты в отношении прибалтийских провинций. Например, в 1765 г. императрица Екатерина II издала Устав о рижской коммерции (опубликован на русском и шведском языках, что говорит уже само за себя), затрагивающий интересы города, но отнюдь не разрушающий его административную организацию. Тем не менее местным властям указывалось на повиновение общегосударственному законодательству: «Магистрату наистрожайше подтверждается о точнейшем наблюдении государственных узаконений, при отправлении порученной ему должности» [7, т. 17, № 12518]. При этом уже через двадцать
дней она требовала от юстиц-коллегии лиф-ляндских, эстляндских и финляндских дел при взыскании налагаемых за бесчестье и частные проступки взимать штрафы «по шведским правам» [7, т. 17, № 12534].
Общую характеристику административного строя остзейских провинций как совокупности порядков, установившихся за время их нахождения в составе русско-литовского государства, Речи Посполитой и Швеции, в наиболее удобном виде можно представить на основе обобщившего «вольности» и правоприменительную практику Свода местных узаконений губерний Остзейских 1845 г. Инициаторы кодификации предполагали включить в него пять частей: «.в первой — заключаются особенные учреждения некоторых властей и мест губернского управления; во второй — права состояний; в третьей — законы гражданские; в четвертой — правила судопроизводства гражданского; в пятой — правила судопроизводства уголовного» [8, т. 20, № 19146]. Оговаривалось, что Свод предназначен «для пояснения и дополнения законов», которые уже существовали. Следовательно, в период присоединения границы между властью императора и компетенцией трех прибалтийских территорий еще не вполне осознавались. Лишь постепенно аккордными пунктами и регулярными жалованными грамотами, хотя и в общих формулировках, границы все же были обсуждены и установлены, а Сводом они признаются юридическими источниками.
Сводом устанавливалось, что основная власть в остзейских провинциях должна концентрироваться в состоявших преимущественно из дворян-рыцарей ландтагах, в ведении которых находились изменение, создание законодательных актов по управлению, в частности ландтагских уставов, уставов о выборах и инструкций для земских должностных лиц, т. е. это было собрание депутатов — пожизненных ландратов, представляющее не столько сословные и административные, сколько административно-политические интересы. По природе своей это был орган сословной монархии, потому предполагалось, что утверждение перечисленных актов осуществляет верховная власть, что далее в Своде местных узаконений губерний Остзейских при консолидации существующего нормативного регулирования законодателем и устанавливается: «Положения ландтагов, относящиеся к внутренним или хозяйственным делам дворянского общества, не требуя особого утверждения, сообщаются губернскому начальству для сведения; но положения, относящиеся к общим делам края или же по существу своему подлежащие рассмотрению правительства, до приведения их в исполнение представляются на утверждение» [9, ч. 2, ст. 122]. Выделить акты, касающиеся узких интересов дворянства, и отдельно те, что регулируют земские дела, было довольно сложно, и на практике описанный порядок не соблюдался, что не влекло отмены постановлений ландтага. Законодательная деятель-
ность императора и его делегатур в Прибалтике осуществлялась по докладу губернаторов, иногда они и сами издавали общие для территории правила. Общеимперские акты, имевшие отношение ко всем этим землям, здесь тиражировались и имели прямое действие. Стоит отметить, что в законах не встречается конфликт интересов края и центра в компетенции, а ведь четкий раздел предметов ведения отсутствовал.
Сложившаяся в регионе судебная система строилась на принципах выборности, коллегиальности, иерархичной соподчиненности, неотделимости от администрации. Судебные учреждения в Лифляндии разделялись на специально ведавшие полицией и общие, состоящие из двух инстанций: всей автономии и на местах — в провинции и уездных городах. Высший суд назывался гофгерихт и состоял из президента, вице-президента, трех ландратов, двух советников и двух асессоров. К его рассмотрению относился пересмотр приговоров по уголовным делам и решений гражданских споров в низших судах. Кроме того, гофгерихт выступал и в качестве первой инстанции по некоторым уголовным обвинениям и гражданским искам. В первую инстанцию, ландгерихт, дворянство по уездам избирало ландрихтера и двух асессоров. Полиция как особое судебное учреждение именовалась орд-нунгсгерихт, включала орднунгсрихтера и двух адъюнктов, избранных дворянством в уезде, и отвечала за охрану порядка и безопасность. По такому же принципу функционировала судебная система в Эстляндии. Суд и управление в главных городах этих земель: Риге и Ревеле — существовали отдельно, не подчиняясь высшей власти территории. Во главе администрации стоял городской магистрат, члены которого были избраны пожизненно. В полном составе магистрат выступал высшей администрацией и высшим судом. Действовали различные гильдейские органы, концентрирующие интересы отдельных групп населения и защищающие их в органах самоуправления.
Анализируя положение коронных органов власти в Прибалтике, согласимся с мнением известного русского ученого-юриста о том, что в первый период подданства остзейских территорий «губернаторы заняли в крае то место, которое балтийское публичное право им приуготовило» [6, с. 386]. По характеристике, обобщенной Б. Э. Нольде из различных источников, губернатор или генерал-губернатор, независимо от должностного наименования, принимал участие в местном законодательстве путем утверждения постановлений ландтагов, утверждал в статусе некоторых судей и выполнял надзорные функции за деятельностью местных властных учреждений в качестве представителя верховной власти, а в основном ведал военными делами. При нем состояли два советника из ландратов или вообще из местных дворян, а также русская и немецкая канцелярии для переписки с центральной и местной властью соответственно [6, с. 386—387].
Нерушимость «прав и привилегий» была конфирмована верховной властью до вступления на престол Екатерины II, но начиная с созыва Уложенной комиссии взгляды верховной власти на значительную самостоятельность Прибалтики изменяются и происходит подготовка мероприятий по административному, судебному и финансовому уравнению всех территорий империи. Указом 1783 г. «О соединении поместий с вотчинами в губерниях Рижской и Ревельской» [7, т. 21, № 15719] по общероссийскому варианту времен Петра I сформирована единая экономическая основа землевладения, способствующая общегосударственному учету и контролю владения землями и налогообложения [7, т. 21, № 15724]. В итоге единственным при существующей форме правления источником власти — монархом были установлены новые правила налогообложения, согласно которым лишь частновладельческие земли помещиков еще на некоторое время облагались по прежним нормам, а буржуазные категории населения и государственные крестьяне стали уплачивать новые налоги.
Итак, отслеживая ретроспетиву внутреннего управления в остзейских губерниях, отметим, что в составе Швеции Эстляндия и Лифляндия функционировали как две губернии, управляемые губернаторами, подчиняющимися высшему правлению в лице представителя верховной власти — генерал-губернатору. Экономические и политические права местного дворянства постепенно теряли значимость, ликвидировались различия между местным и центральным управлением, определяющая роль стала принадлежать законодательству Швеции, край был лишен потенциала развития собственной государственности.
Присоединение остзейского края Петром I было оформлено несколькими актами, при этом права и преимущества местного населения закреплялись в общих формулировках. Устанавли-
вался правовой статус-кво территорий, означающий сохранение административного управления по прежнему законодательству за местными органами власти. Объявлялось, что провинциальные штаты чинов, земская полиция и судопроизводство, управление, духовные и мирские компании, доходы, немецкий язык «оставляются как поныне в нерушимой безопасности». Аккордные пункты следует отнести к традиционному для эпохи договору подданных и монарха, вследствие чего присоединенные территории стали называться «конфирмованные». Сохранявшаяся судебная система строилась на принципах выборности, коллегиальности, иерархичной соподчиненности, неотделимости от администрации. Развитие положений государственного права относительно остзейских губерний было связано с определенными коррективами местного управления императорскими правовыми актами и его унификацией с общеимперскими правовыми установлениями.
Список литературы
1. Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л.,
1989.
2. Довнар-Запольский М. В. Государственное хозяйство великого княжества литовского при Ягеллонах. СПб., 1901. С. 87.
3. Зутис Я. Я. Политика царизма в Прибалтике в первой половине XVIII в. М., 1937.
4. Леонтович Ф. И. К истории административного строя литовского государства. Варшава, 1899.
5. Нольде Б. Э. Очерки по истории кодификации местных гражданских законов при графе Сперанском. СПб., 1914. Вып. 2.
6. Нольде Б. Э. Очерки русского государственного права. СПб., 1911. С. 386.
7. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Т. I.
8. ПСЗРИ. Т. II.
9. Свод местных узаконений губерний Остзейских. СПб., 1845. Ч. 2. Ст. 122.
N. I. Krasnyakov
INITIAL STAGE INCORPORATION OF BALTIC TERRITORIES IN IMPERIAL RUSSIA
An issue of the article reflects a difficult and inconsistent process of accession and integration of outlying territories of Russia empire as a part a single politics-legal space. The politics-philosophical conception of a social update in relation to a state-legal sphere of activity the society that reflecting the impact of public authority on society is accepted for the world outlook basis. The politics-legal condition of Baltic territories as parts of Poland and Sweden is analyzed, a decrease of the potential of their statehood is noted. Conquest of the Baltic by Russia and subsequent annexation this territory led to the preservation of the internal administrative system. The evolution of the incorporation process relates to the adjustment of the state administration of the province with the General Imperial legislation. It is concluded that before Catherine II the interaction of the center and the region in the structural and managerial aspects of the strengthening of the Russian empire was based on the principles of autonomy.
Keywords: Russia, empire, statehood, region, multistructurality, hierarchical structure.
