CC BY
77
И.В. Кометчиков
«НА ТО Я ЧЕКИСТ, ЧТОБ ОБВЕСТИ РАЙКОМ ПАРТИИ»: КАК ПОССОРИЛИСЬ ПЕРВЫЙ СЕКРЕТАРЬ РАЙКОМА И
НАЧАЛЬНИК РАЙОТДЕЛЕНИЯ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ (Смоленская область, 1945 - 1946 годы)
I.V. Kometchikov
"Since I'm a Chekist, I Can Hoodwink the District Party
Committee.": How the District Party First Secretary and the District Chief of State Security Quarreled with One Another (Smolensk Region, 1945 - 1946)
Ссоры и конфликты с себе подобными «ответственными работниками» партийного или советского аппарата сопровождали карьеру практически любого руководителя сталинской эпохи. Обширная литература посвящена борьбе за власть в сталинском окружении в 1940-е гг.1 Меньше известно о ссорах и конфликтах в среде областной партийно-советской бюрократии, а особенно - районной2, хотя она являлась самой многочисленной в номенклатурной пирамиде. Здесь находился ее стартовый уровень, отделявший рядовых коммунистов от облеченных властью «ответработников», жизнь и служба которых протекала на глазах населения. Но верхи судили о ссорах районных чиновников, руководствуясь вовсе не теми критериями, что местные жители, «простые» советские граждане.
Запрет фракционности, требования блюсти принципы демократического централизма, развивать критику и самокритику, укреплять внутрипартийную демократию и неуклонно следовать другим нормам Устава партии, определявшим рамки «правильного руководства», переводили значительную часть столкновений номенклатурных работников в непубличную плоскость. Средствами борьбы с противником становились анонимные письма от лица «честных коммунистов района», «сигналы» в «компетентные органы», провокации, целенаправленный поиск и сбор компромата, создание или использование объективных трудностей на вверенном «врагу» участке работы, знание сильных и слабых сторон функционирования власти в «своем» районе.
Часто конфликт долго тлел и лишь в момент нанесения решающего удара становился достоянием относительного широкого круга партийно-советского актива, авторитету которого предназначалось освятить решение о снятии с поста, объявлении выговора, исключении из партии, отдаче под суд.
***
Одним из таких конфликтов стала ссора между первым секретарем Духовщинского райкома ВКП(б) П.Ф. Петраковым и начальником Духовщинского районного отделения НКГБ СССР капитаном госбезопасности Л.В. Зуевым.
За фасадом рутинного в общем-то конфликта по поводу невыполнения главным чекистом района данного ему райкомом партийного поручения крылась более сложная проблема баланса власти в сельском районе: соотношение полномочий, формальных и неформальных возможностей его ключевых властных структур (райкома партии и районного отделения НКГБ СССР), а также осознание этого баланса районным партийно-советским активом.
Объективной почвой для столкновения послужили чрезвычайные обстоятельства военных и первых послевоенных лет. Великая Отечественная война принесла западным областям РСФСР смерть и разорение, разрушила экономику и социальную сферу, транспорт и связь. Более или менее продолжительная оккупация усилила антисоветские настроения, вызвала проявления коллаборационизма3. В 1942-1950 гг. органами НКГБ-МГб Смоленской области было арестовано 11 969 человек, в том числе в 1942-1945 гг. - 9 347 человек (78,9 %)4.
Для выполнения напряженных заданий центра всегда не хватало времени, рабочей силы, управленческих кадров и прочих ресурсов. Сельскому хозяйству разоренной войной Смоленской области долгое время не удавалось вернуться к довоенному уровню. Несмотря на помощь из других областей, требование ЦК ВкП(б) к областному руководству «больше давать хлеба» и сильнейший нажим местной власти на деревню, область периодически не справлялась с главной сельскохозяйственной кампанией - хлебозаготовками. В 1943 г план хлебозаготовок был выполнен на 101 %, в 1944 г. - на 100,1 %, в 1945 г. - на 86,9 %, в 1946 г. - на 98,8 %, в 1947 г. - на 106,6 %, в 1948 г. - на 100,8 %, в 1949 г. - на 100,2 %, в 1950 г. - на 86,4 %. При плане на 1945-1950 гг. 651,8 тыс. т зерна область сдала в государственные закрома только 621,3 тыс. т5.
В такой обстановке лишь «крутые» руководители могли добиваться нужного результата. Чрезвычайщина - выход за рамки должностных инструкций и предписаний, широкое использование в управленческой практике административного нажима для «победы любой ценой» - была рутиной власти, позволяла камуфлировать злоупотребления чиновников: самоснабжение, разбазаривание казенных средств, семейственность, кумовство и т.п.6
К чрезвычайщине в управлении районом часто прибегал и первый секретарь Духовщинского райкома ВКП(б) Петр Фролович Петраков - одно из главных действующих лиц разгоревшегося в Духовщине в конце 1945 г. внутриаппаратного конфликта. Петраков был профессиональным партийным работником. Он родился в
1910 г., происходил из рабочих, имел среднее образование. В партию вступил в 1931 г., четыре раза избирался в состав бюро и пленума райкома, дважды - делегатом областной партийной конференции, в том числе на IV областную партконференцию, состоявшуюся 7-9 февраля 1945 г.
В докладной Смоленскому обкому ВКП(б) о своих действиях в годы войны Петраков сообщал, что с 17 июля 1941 г. «в соответствии с решениями ЦК ВКП(б) и Обкома ВКП(б)» «остался в тылу противника» в Духовщинском районе. В августе 1941 г. он прибыл в Вязьму, где по указанию обкома, собрав 20 членов своей парторганизации, получив оружие и рацию, перешел линию фронта и в районе станции Ломоносово Пречистенского района начал партизанскую борьбу. Однако в ноябре 1941 г., в связи с болезнью, лишившей его возможности самостоятельно передвигаться, решил идти в тыл. Однако на границе Пречистенского и Бельского районов им был встречен партизанский отряд, возглавляемый бывшим секретарем Пречистенского райкома ВКП(б) Прохоренковым, в котором он остался и лечился. После дезертирства из отряда самого Прохоренкова отряд распался, «много бойцов самовольно ушли неизвестно куда», в том числе и «его коммунисты сбежали». От отряда осталось 6 человек. В начале декабря 1941 г. эта группа начала движение к брянским лесам. 20 декабря 1941 г. Петраков вступил в партизанский отряд «Баташовский» Дятьковского района и состоял в нем в должности политрука. В 1942 г. он воевал в составе 3-й партизанской стрелковой дивизии под командованием А.Н. Галюги (позднее - И.В. Корбута) политруком 1-й роты 1-го батальона и секретарем парторганизации батальона. После переформирования партизанской дивизии в бригаду и до 26 июля 1943 г. Петраков состоял секретарем партбюро ее 2-го батальона и членом дивизионного парткома, а затем «был отозван из отряда секретарем обкома ВКП(б) т. Поповым и был послан секретарем Духовщинского РК ВКП(б)», где и работал с сентября 1943 г.7
Петр Фролович был награжден медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й степени. Судя по заполненной им анкете делегата областной партийной конференции, к началу февраля 1945 г. он имел не снятый выговор, данный Смоленским обкомом ВКП(б)8. 23 января 1945 г. на организационном заседании Духовщинского райкома ВКП(б) был утвержден первым секретарем райкома как «вновь избранный» в его состав9. В анкете делегата 1-й Духовщинской районной партийной конференции, состоявшейся 27 июня 1946 г., он указал о себе также, что партизанил с 14 июля 1941 по 26 июля 1943 г., был «командиром, секретарем ДПК [Дивизионного партийного комитета. - И.К.]». В графе о партвзысканиях поставил прочерк10.
Гораздо меньше известно о его «противнике» - Леониде Васильевиче Зуеве, начальнике Духовщинского районного отделения Управления НКГБ СССР по Смоленской области. В сентябре
1943 г. он работал начальником Понизовского райотделения НКГБ, будучи в звании лейтенанта госбезопасности11. 22 ноября 1943 г. Зуев был представлен к утверждению в этой должности в обкоме ВКП(б), 27 ноября - утвержден в ней. 3 декабря 1943 г. состоялось его представление в НКГБ СССР, и 16 декабря вышел приказ о его назначении за № 104812. На 5 января 1945 г. он находился в той же должности и звании13. В 1944 г., судя по справкам и информациям Управления НКГБ по Смоленской области о кадровой работе, сохранившимся в архиве Смоленского обкома, Зуев не получал взысканий по основной работе и не повышался в должности. По косвенным данным можно заключить, что к февралю 1946 г., когда его конфликт с духовщинским партийным руководством расследовался представителем Смоленского обкома партии, он проработал в Духовщине чуть более года14, будучи переведенным туда в начале 1945 г. из Понизовья - центра сельского района в 10 км восточнее границы с Белоруссией. Видимо, претензий по службе у руководства УНКГБ к работе Зуева не имелось, так как с осени 1943 г. по начало 1946 г. ему были последовательно присвоены спецзвания -сначала старший лейтенант госбезопасности, а затем капитан госбезопасности15.
* * *
Конфликт Петраковым с Зуевым и поддерживавшим Петракова духовщинским руководством обострился в конце ноября 1945 г.
24 ноября 1945 г. состоялось закрытое заседание бюро райкома с единственным вопросом повестки - «О непартийном поведении начальника РО НКГБ тов. Зуева», - созванное для рассмотрения проступка Зуева, заключавшегося в невыезде уполномоченным райкома в один из сельсоветов. Открыл заседание Петраков, заявивший, что Зуев «систематически игнорировал решения и указания РК ВКП(б) и Райисполкома, не участвовал совершенно в хозяйственной деятельности района, по проведению сельскохозяйственных работ и особенно в заготовке сельскохозяйственных продуктов, недооценил важность быстрейшей и качественной уборки урожая», что выражалось в том, что он систематически не выезжал в сельсоветы по решению райкома и райисполкома, «вел себя недостойно как член партии, ссылаясь на занятость и перегруженность в производственной работе». В частности, Зуев не выехал в Озерецкий сельсовет для комплектования участковой избирательной комиссии, а также «расследования материалов о падеже лошади и раздачи ее колхозникам». Зуеву было поставлено в вину и то, что он не принял мер «к ликвидации фактов открытого саботажа контрреволюционных групп, развертыванию бандитизма в районе», проявлением чего был обстрел неизвестными председателя райисполкома А.С. Лещева. Зуев также «не информировал РК ВКП(б) о морально-политическом состоянии
района, совершенно оторвался от парторганизации, ведет разложение в аппарате», якобы заявляя: «Я не обязан информировать РК ВКП(б), на то я чекист, чтобы обвести РК ВКП(б)»16.
Затем слово было представлено Зуеву, который отверг обвинения, утверждая, что «РО НКГБ проводит немалую работу по уничтожению контрреволюционных групп», изъяв «немало явных предателей родины», однако для райкома и райисполкома «не видно этой работы». Обвинение в игнорировании указаний райкома опроверг тем, что в сельсоветах он бывает достаточно, «одновременно проводя линию партии и правительства», Петракова он информировал «несколько раз» и лишь последнее время «в связи с перегруженностью в работе» не делал этого. Невозможность выехать в Озерецкий сельсовет была вызвана взысканием от руководства УНКГБ за «задержку дел». Завершая свое выступление, Зуев отметил: «Вообще выезжать в любой сельсовет по назначению РК ВКП(б) и Райисполкома я не смогу <.. .> наряду с подготовкой к выборам в Верховный Совет СССР я тоже по своей линии провожу немалую работу, вы ее должны учесть, а если вы считаете, что игнорирую решения РК ВКП(б) и Райисполкома, то можете считать, как угодно»17.
Ход обсуждения вопроса показал, что члены бюро райкома выступили единым фронтом против капитана госбезопасности. Создается впечатление, что высказываясь за его наказание, они не просто наказывали проштрафившегося коллегу, а преподавали чекистам района урок покорности райкому партии и его первого секретаря, урок превосходства партийного аппарата над чекистским аппаратом.
Тон обсуждению задал И.И. Алексеев, третий секретарь Духовщинского райкома партии, рассказавший собравшимся, как вроде бы согласившийся с командировкой капитан госбезопасности позже категорически отказался выехать в Озерецкий сельсовет, заявив при этом якобы, что он «не всегда обязан выполнять решения РК ВКП(б) и Райисполкома». Алексеев первым предложил снять Зуева «с работы начальника НКГБ и исключить из членов ВКП(б)» «за непартийное поведение»18.
Это предложение поддержал второй секретарь райкома П.Г. Чечетов, повторив те же обвинения, но сделав из них более острый вывод о том, что Зуев «по производственной работе боится получить взыскание, а по партийной, выходит, нет», хотя «партия руководит работой всех учреждений и организаций»19. Тезис о главенстве во всем партии подхватил следующий оратор - председатель исполкома Духовщинского районного Совета депутатов трудящихся А.С. Лещев. Он обвинил Зуева в «отсутствии контакта в работе с РК ВКП(б) и партийно-советским активом», сокрытии от первого секретаря информации о положении в районе и неготовности выполнять решения райкома и райисполкома: «Вообще у тов. Зуева неправильные взгляды, у нас не должно быть "Вашей" и "Нашей" работы, у нас одна общая задача - выполнения директив партии и
правительства». Лещев поддержал предложение Алексеева20.
Подводил итоги обсуждения первый секретарь райкома ВКП(б) Петраков, заявивший, что районное руководство много занималось с Зуевым и он прекрасно знает свои функции и обязанности коммуниста, состоящие в личном участии каждого в «борьбе с контрреволюцией, наведении порядка в районе, способствующего быстрейшему выполнению директив и указаний партии и правительства». Однако Зуев и руководимое им районное отделение «противопоставили себя» прочему районному руководству. Так, Зуев проигнорировал его просьбу подекадно информировать о «политическом и моральном состоянии», ссылаясь якобы на то, что «начальник ОблНКГБ знает о нашей работе, РК ВКП(б) зачем докладывать». Далее, обращаясь не только к Зуеву, но и к старшему лейтенанту госбезопасности Д.Е. Березину, начальнику Духовщинского районного отделения НКВД СССР по Смоленской области, смешивая политические обвинения и упреки в деловой нерасторопности, Петраков говорил: «В районе - шпионаж, район засорен всякой дрянью, и это не случайно, когда мы имеем много материала о подготовке диверсионной деятельности. Имеются факты обстрела Председателя Райисполкома тов. Лещева. Все это говорит о наших деловых качествах, что вы как чекисты плохо работаете в этом отношении. С такой работой надо покончить. Мы должны вместе наметить мероприятия по борьбе с контрреволюцией и саботажем в районе и, только работая в тесном контакте с партийно-советским активом, мы с успехом с этой задачей справимся...» Поведение Зуева как коммуниста он назвал «непартийным». И еще раз напомнил ему, что «у нас во всех органах нет дележки и все мы должны работать по указаниям и директивам большевистской партии», нельзя «закрываться в футляр от райкома партии, изолироваться от партийно-советского актива»21.
В своем ответном слове Зуев продемонстрировал раскаяние и отметил внимание райкома к недостаткам в работе райотделения, некоторую оторванность руководимого им органа госбезопасности от райкома, что, по его словам, объяснялось только лишь его перегруженностью по основной работе. Факт невыполнения решений райкома он вновь опроверг и пообещал впредь их выполнять. Свою вину Зуев признавал лишь в том, что выполнял «указания начальника ОблНКГБ». Редкое информирование руководства райкома объяснял тяжелым характером, «который выработался по мере своей работы». Убеждая собравшихся в том, что он достоин быть в партии, Зуев обращал их внимание, что его «обсуждают на РК ВКП(б) первый раз». Признав в итоге наличие у себя «многих недостатков», Зуев выразил готовность их исправлять, работая «в тесной связи и согласованности с РК ВКП(б)»22.
Выступивший после Зуева начальник Духовщинского райотде-ления НКВД Березин попросил руководство райкома при закреплении чекистов уполномоченными райкома «согласовывать с нами
вопрос по части сельсоветов и посылать нас в те сельские советы, где имеются дела по производственной работе», а также принять во внимание, что на информирование районного руководства о «политическом состоянии» надо много времени и информации, полнотой которой они не располагают23.
Решение, вынесенное Духовщинским райкомом ВКП(б) по итогам обсуждения вопроса повестки заседания, было в некотором роде компромиссным: «За систематическое игнорирование РК ВКП(б) и Райисполкома, оторванность от партийной организации и отсутствие полноценных информаций о морально-политическом состоянии в районе тов. Зуева с начальника РО НКГБ снять и объявить строгий выговор с занесением в личное дело». Райком просил бюро
Смоленского обкома утвердить это решение24.
* * *
Насколько принятое Духовщинским райкомом ВКП(б) решение в отношении Зуева соответствовало тогдашним порядкам и формальностям кадровой и внутрипартийной работы?
Во-первых, объявив ему строгий выговор с занесением в учетную карточку, райком наказывал его прежде всего как коммуниста, состоящего на партийном учете в Духовщинской районной партийной организации.
Здесь следует уточнить, что, согласно действовавшему тогда Уставу партии, принятому XVIII съездом ВКП(б) (1939 г.), решение об исключении из партии и наложении других взысканий должна была принимать первичная парторганизация, где коммунист состоял на учете. Вступление этих решений в силу происходило после их последовательного утверждения райкомом и обкомом ВКП(б).
Однако в райотделении НКГБ, штат которого составлял всего четыре сотрудника, служило лишь два члена партии (один из них - Зуев)25, и никакой первичной организации райком партии создать там не мог. Поэтому персональное дело Зуева рассматривалось на закрытом заседании райкома. В нем приняли участие шесть членов райкома ВКП(б): все три секретаря райкома - П.Ф. Петраков, П.Г. Чечетов и И.И. Алексеев, - председатель райисполкома А.С. Лещев, директор льнозавода В.В. Шестаков и редактор районной газеты Е.И. Витковская, а также кандидат в члены райкома - заведующий организационно-инструкторским отделом райкома И.Я. Ковалев. Кроме Чечетова, все они были политическими старожилами района, настроенными против Зуева, что давало гарантию нужного результата голосования.
На это закрытое заседание Духовщинского райкома партии, на котором рассматривалось «непартийное поведение» Зуева, были приглашены представители от райотделений НКВД и НКГБ - начальник райотделения НКВД старший лейтенант госбезопасности
Д.Е. Березин и оперуполномоченный райотделения НКГБ Воропаев, оба коммунисты.
Во-вторых, реалии кадровой работы райкомов ВКП(б) были таковы, что в рассматриваемый период должность начальника райот-деления НКГБ входила не только в номенклатуру обкома ВКП(б), но и утверждалась на бюро райкома партии. Так, на заседании бюро Духовщинского райкома ВКП(б) 12 сентября 1946 г. начальником райотделения МГБ был утвержден капитан госбезопасности Н.Г. Васильев, сменивший на этом посту Зуева. 22 ноября бюро райкома ВКП(б) утвердило на него «разработанную характеристику», направив ее на утверждение в обком26. Следовательно, бюро райкома было вправе ходатайствовать перед обкомом о замене получившего партийное взыскание работника, что и было сделано в случае с Зуевым.
* * *
Как повел себя в этой ситуации Зуев?
Каясь в своем заключительном слове, внутренне он отнюдь не согласился с принятым решением. И в ответ на отправку в Смоленский обком протокола решения об объявлении ему выговора с занесением он решил заручиться поддержкой своего областного начальства.
26 ноября 1945 г. Зуев направляет рапорт за № 705 на имя начальника Управления НКГБ СССР по Смоленской области полковнику госбезопасности К.С. Волошенко, продемонстрировав то же понимание баланса власти в районе, которое было поставлено ему в вину на заседании бюро Духовщинского райкома 24 ноября 1945 г., то есть признание своей вышестоящей инстанцией начальника Смоленского УНКГБ. Вверху машинописной копии рапорта стояла приписка «ТОЛЬКО ЛИЧНО» и гриф «СОВ. СЕКРЕТНО»27.
Копия рапорта Зуева на шести страницах 28 ноября 1945 г. была переправлена из УНКГБ первому секретарю Смоленского обкома партии Д.М. Попову. В сопроводительном письме на бланке УНКГБ СССР по Смоленской области за подписью Волошенко говорилось, что копия рапорта Зуева направляется «на распоряжение»28.
Как видно, полковник госбезопасности Волошенко полагал нормальным, что судьба его подчиненного будет решаться в обкоме партии и именно обком должен разобраться в конфликте.
Почему?
Прежде всего, одной из сторон конфликта был первый секретарь райкома. С другой стороны, должность начальника Духовщинского райотделения НКГБ входила в номенклатуру Смоленского обкома ВКП(б), то есть сначала кандидатура представлялась и утверждалась в обкоме, а потом после ее представления в Наркомате госбезопасности происходило назначение, оформлявшееся приказом НКГБ СССР. Так, предшественник Зуева в должности начальника Духовщинского райотделения НКГБ СССР по Смоленской области 84
капитан госбезопасности Н.М. Семенов был представлен к этой должности в обкоме 22 ноября 1943 г., утвержден в ней 27 ноября, 3 декабря 1943 г. состоялось его представление в НКГБ СССР, а 16 декабря 1943 г. состоялся приказ НКГБ СССР № 1048 о его назначении29.
Поскольку каждая из сторон конфликта обращалась за поддержкой к своему областному начальству, его ход и итоги будут лучше понятны с учетом краткого обзора служебных биографий областных руководителей, входивших в состав бюро Смоленского обкома, которое вершило судьбы чиновников такого ранга - первого секретаря Смоленского обкома ВКП(б) Д.М. Попова и начальника Управления НКГБ по Смоленской области В.С. Волошенко.
К середине 1940-х гг. Дмитрий Михайлович Попов был на Смоленщине политическим старожилом. С декабря 1939 г. он работал вторым, а с 8 сентября 1940 г. - первым секретарем Смоленского обкома ВКП(б), одновременно возглавляя Смоленский горком партии. После начала Великой Отечественной войны Попов входил в состав Военного Совета Западного фронта, как и другие партийные руководители прифронтовых и оккупированных регионов, руководил организацией на территории области партизанского и подпольного движения, с сентября 1942 по ноябрь 1943 гг. являлся главой Западного штаба партизанского движения, объединявшего около 60 тыс. бойцов 120 партизанских отрядов и соединений. Работа Попова на этом посту была высоко оценена: он был награжден орденом Ленина, орденом Отечественной войны Ьй степени, многими медалями, имел воинское звание генерал-майора.
Д.М. Попов хорошо знал кадры руководящих работников районов, так как проработал с ними бок о бок не один год, многих из них утверждал на руководящих должностях для работы в тылу врага и в освобожденных от оккупантов районах. Одним из таких людей был П.Ф. Петраков, направленный обкомом в сентябре 1943 г. секретарем райкома ВКП(б) в только что освобожденный от гитлеровцев Духовщинский район.
В отличие от Д.М. Попова, Константин Сидорович Волошенко к середине 1940-х гг. был в области руководителем новым. С 1941 по 1944 гг. он служил начальником Управлений НКВД и НКГБ в Краснодарском крае, Алтайском крае, Львовской области и Николаевской области. В ноябре 1944 г. он был переведен на должность начальника Управления НКГБ-МГБ по Смоленской области, в которой работал по 27 ноября 1950 г. 14 февраля 1943 г. ему было присвоено звание полковника госбезопасности. К 1945 г. Волошенко был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени, тремя орденами Красной Звезды, медалями30. В его анкете делегата IV Смоленской областной партийной конференции указано, что он был участником Великой Отечественной войны, трижды избирался в членом райкома и крайкома партии31.
К.С. Волошенко не знал областные руководящие кадры так же хорошо, как Д.М. Попов, так как из-за длительной оккупации их с 20 мая 1943 г. приходилось формировать заново32. На 1 января 1944 г. из 548 штатных должностей органов НКГБ области было укомплектовано 537, не хватало 11 человек, в том числе двух начальников районных отделений НКГБ, трех старших оперуполномоченных и оперуполномоченных отделений НКГБ. Из 84 работников УНКГБ и его районных органов, входящих в номенклатуру обкома ВКП(б), было утверждены на бюро обкома 76 человек. Комплектование должностей оперативно-технического состава происходило за счет вызова бывших работников УНКГБ по Смоленской области из тыловых областей, прибытия из Отдела кадров НКГБ СССР, а также принятия на работу новых людей33. На 14 марта 1944 г. из числа номенклатурных работников УНКГБ, было направлено из отдела кадров НКГБ СССР 39 человек, в порядке реэвакуации - 36 человек, 8 человек находились в партизанских отрядах, 10 человек оставались в резерве Отдела кадров НКГБ СССР в Москве34.
Сходная ситуация с чекистскими кадрами наблюдалась в Духовщинском районе. Судя по отчету Отдела кадров Духовщинского райкома ВКП(б) за 1944 г., в аппарате райотделения НКГБ работало два бывших партизана и один человек, вернувшийся из советского тыла, все - коммунисты, награжденные двумя орденами Красного Знамени и медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й степе-ни35. Согласно отчету Отдела кадров за 1945 г., аппарат райотделения НКГБ был укомплектован не полностью: вакантной стала должность оперативного уполномоченного. Всего же работало три человека, в том числе два коммуниста, один из которых был бывшим партизаном, один - фронтовиком и один - прибывшим из советского тыла36. В 1946 г. ситуация с кадрами улучшилась: все четыре штатные должности райотделения МГБ были замещены, причем на должностях оперативного состава были кадровые сотрудники-коммунисты, трое из которых имели стаж работы от 3 до 7 лет. Один работник (член ВЛКСМ) состоял в должности немногим более года37. По итогам 1947 г. в райотделении МГБ вновь не доставало одного оперативного уполномоченного. Прочие должности были замещены работниками, утвержденными бюро РК ВКП(б)38.
В отличие от Зуева Волошенко имел с руководством Смоленского обкома партии весьма тесный деловой контакт и адекватно понимал место руководимого им органа госбезопасности в системе управления областью. Это подтверждается большим количеством документации информационного и справочного характера, поступавшей в обком из Управления НКГБ-МГБ на всем протяжении службы Волошенко в Смоленской области и сохранившейся в Особом секторе Смоленского обкома ВКП(б) за середину - вторую половину 1940-х гг. Среди этих документов - многостраничные информации УНКГБ-УМГБ о политических настроениях населения, материалы
перлюстрации частной корреспонденции горожан и жителей сельской местности, информации о возбуждении органами госбезопасности области особо значимых уголовных дел по статье 58 часть 10, справки о кадровой работе и составе кадров УНКГБ, номенклатуры руководящего состава областного Управления госбезопасности и его районных отделений, материалы проверки органами госбезопасности отдельных граждан. Волошенко направлял на имя первого секретаря Смоленского обкома ВКП(б) Попова запросы об отборе горкомами и райкомами ВКП(б) коммунистов на работу в УНКГБ и райотделения НКГБ из-за существенного некомплекта сотрудников, в том числе - оперативного состава. Руководство обкома обязывало горкомы и райкомы подбирать необходимые кадры39.
Такие вполне деловые взаимоотношения Волошенко и смоленского областного партийного руководства тем более удивительны, если учесть, что во время последующей работы Волошенко начальником Управления МГБ СССР по Ивановской области (с 27 ноября 1950 г.) бюро Ивановского обкома партии 19 мая 1952 г. объявило ему выговор «за несообщение бюро обкома фактов нарушения соц. законности Родниковским райотделением милиции, за медлительности в проведении расследования этих фактов и непринятие своевременных мер к наказанию виновных». На следующем месте работы - заместителем начальника УМВД Тульской области - бюро Центрального райкома КПСС г. Тулы объявило ему выговор «за санкционирование провокационного мероприятия и необоснованного ареста». 3 января 1956 г. он был уволен из органов с должности заместителя начальника Управления КГБ по Тульской области с
формулировкой «по служебному несоответствию»40.
* * *
Д.М. Попов оценил важность пересланного ему рапорта Зуева, о чем свидетельствует резолюция, наложенная им на сопроводительном письме УНКГБ: «Только лично. Тов. Давыдову [В.В. Давыдов - секретарь Смоленского обкома ВКП(б), ведавший кадрами. -И.К.]. Докладная записка тов. Зуева поднимает весьма большие и принципиальные вопросы духовщинского руководства. Либо это действительно так, либо это клевета Зуева. Нужно глубоко и умело разобраться с этим делом. 1/ХП-45 г. Д. Попов». Рапорт был зарегистрирован во входящей корреспонденции обкома 1 декабря 1945 г. 3 декабря 1945 г. с ним ознакомился В.В. Давыдов, о чем свидетельствует его виза на сопроводительном письме41.
Рапорт содержал, как видно, весь имевшийся у Зуева на тот момент компромат на духовщинское партийное и советское руководство. В начале рапорта указывалось, что его невыезд в Озерецкий сельсовет был обусловлен необходимость выполнять приказы НКГБ СССР и УНКГБ по Смоленской области о скорейшем выявлении и
взятии на учет служивших в гитлеровской армии, а также необходимостью оперативного ареста и проведения следствия в отношении начальника существовавшей при оккупантах волостной полиции Спириденкова, задержанного в соседнем Кардымовском районе.
Ссылаясь на большой объем работы по выявлению предателей, Зуев не сгущал краски. В районных и сельских учреждениях и школах работало немало тех, кто служил немцам, и это осознавалось как острая проблема смоленским областным партийным руководством в конце 1940-х - начале 1950-х гг. Об этом долгое время сообщалось в жалобах населения во власть42.
К моменту принятия руководством райкома решения о командировании на село райпартактива в работе у Зуева было три срочных директивных указания вышестоящего начальства, в том числе - директива УНКГБ № 2/14253 от 14 сентября 1945 г. об организационно-хозяйственном укреплении колхозов. Сообщение третьему секретарю райкома ВКП(б) Алексееву о невозможности выехать по заданию райкома в Озерецкий сельсовет, по мнению Зуева, только и стало предметом обсуждения его поведения на бюро райкома43.
Выступления членов бюро райкома на заседании 24 ноября в пересказе Зуева звучали гораздо острее и жестче, чем в отправленном из райкома в обком официальном протоколе. Так, претензии Петракова были пересказаны Зуевым следующими словами: «Начальник РО НКГБ ЗУЕВ оторвался от райкома, не информирует меня о политическом настроении населения, не советуется со мной, кого арестовывать. У нас много врагов, но ЗУЕВ слабо принимает меры. Плохо работаете с агентурой. Я всю знаю вашу агентуру и как только приезжаю в деревню, то сразу вижу ваших людей. Их можно сразу узнать, так они и прислушиваются. Вы возьмите их в руки, больше надо с ними работать...» Завершалось выступление предложением «очень крепко наказать» Зуева за невыезд в Озерецкий сельсовет44.
Капитан госбезопасности подчеркнул предрешенность вынесенного ему партийного взыскания полным единодушием выступавших и тем, что второй секретарь райкома Чечетов, только что прибывший в район и видевший его впервые, поддержал предложение о снятии его с работы и исключении из партии45.
Формулировка решения о взыскании в рапорте Зуева также отличалась от райкомовской: «строгий выговор с занесением в личное дело и не утверждать в должности начальника РО»46. По словам Зуева, на заседании бюро райкома, рассматривавшем его дело, присутствовали посторонние, которым было не положено знать об агентурной работе - директор льнозавода и редактор районной газеты47.
Истинную причину своей опалы Зуев видел не в игнорировании им решений райкома и противопоставлении руководимого им органа госбезопасности райкому партии и партийно-советскому активу, а в том, что «Петраков и другие члены райкома не любят новых людей в
районе, которые стараются хорошо работать. Всячески принимают меры опорочить честного человека», так как ему известны «многие их проделки, в особенности о коллективных пьянках и семействен-ности»48. Кроме того, по его мнению, на всем протяжении его работы в Духовщине райком «тормозит нам в агентурно-оперативной работе, систематически посылая нас уполномоченными в сельские советы по их усмотрению», что районное руководство «затеяло серьезную волынку, в которой необходимо разобраться высшему руководству»49
Какие же факты «семейственности» и «засоренности аппарата райкома» были известны Зуеву?
По его словам, в 1941 г., когда гитлеровцы приближались к Духовщине, Петраков, тогда третий секретарь Духовщинского райкома партии, эвакуировал на грузовой машине свою семью и личное имущество, но оставил в райкоме несгораемый ящик с партийными делами. Немцы, обнаружив его и открыв, на основании обнаруженных в нем документов стали вылавливать оставшихся в Духовщине коммунистов и нескольких схваченных расстреляли. Сам Петраков, будучи на оккупированной территории, «блуждал в тылу у немцев и одно время где-то в Белоруссии его поймали партизаны как немецкого шпиона и уже вели на расстрел», но его спасла узнавшая его партизанка. В 1944 г. Петраков якобы укрывал дезертира из Красной армии, который пригнал ему угнанную легковую автомашину. Впоследствии дезертир был арестован, а на Петракова чекистами «было заведено большое дело, но так и заглохло»50.
В аппарате райкома работал Н.Р. Чуркин [Во время рассматриваемого конфликта - заведующий Отделом пропаганды и агитации Духовщинского райкома ВКП(б). - И.К.], который, по данным Зуева, происходил из семьи кулака, в 1941 г. добровольно сдался в плен немцам и, вернувшись в родную деревню, более полугода был ее старостой. Зуев получал «сигналы» о том, что Чуркин, непонятно при каких обстоятельствах уйдя в партизаны, расстрелял командира партизанского отряда и сам возглавил отряд. Работая в райкоме, он выдавал «некоторым лицам» справки, что «они якобы были партизанами». Наконец, Чуркин был «первым другом Петракова»51.
Петраков и Лещев «без всякой совести брали с Маслопрома килограммами масло», справляли там свадьбу. Отвечать за все это пришлось управляющему Маслопромом Голяцкому, который был осужден на 5 лет. Петраков взял себе до 80 предметов американских подарков (одежды, собранной в США в качестве благотворительной помощи для пострадавшего от войны советского населения), в то время как некоторые семьи нуждавшихся коммунистов не получили
ничего52.
Зуев указывал и на примеры «морального разложения» работников райкома, бросавших своих жен и детей и сходившихся с женщинами, которыве в период оккупации сожительствовали с немецкими
офицерами или были завербованы абвером53.
Петраков также обвинялся Зуевым в несправедливом распределении партийных поручений, связанных с работой уполномоченными райкома, между представителями партийно-советского актива райцентра, а также в заваливании отдельных коммунистов работой, в третировании их как «самых плохих людей», из-за чего один из них, отец четверых детей, застрелился, не выдержав давления и угроз исключить его из партии54.
Заканчивался рапорт уверениями в том, что изложенные факты в отношении руководства Духовщинского райкома далеко не случайны и что с ними «не мешало бы разобраться нашим органам», о чем Зуев и информирует свое непосредственное руководство, ожидая от
него указаний, как «быть в дальнейшем»55.
* * *
Масла в огонь ссоры Петракова и Зуева подлило и то обстоятельство, что 13 февраля 1946 г., незадолго до ее рассмотрения на бюро обкома ВКП(б), в обком на имя Д.М. Попова с пометкой «лично» поступила копия еще одного заявления, оригинал которого был адресован «Секретариату ЦК ВКП(б)». Автором письма была член ВКП(б) с 1943 г. А.С. Сидорова. Свое письмо Попову она отправила с полевой почты № 18621, располагавшейся тогда в Орше56.
Темой письма были не дрязги в среде духовщинского руководства, а частная жизнь П.Ф. Петракова, бросавшая, однако, тень на него как на руководителя района. Время для направления письма было выбрано как нельзя более удачно для удара по позициям Петракова в борьбе с Зуевым, хотя имя последнего и обстоятельства их конфликта в письме не упоминаются.
Сидорова, хорошо информированная о частной и семейной жизни Петракова, требовала привлечь его в «партийной ответственности» за вероломный уход из семьи, обман бюро обкома ВКП(б), клевету на свою бывшую супругу и недостаточную материальную помощь ей в воспитании троих детей. Попутно Сидорова вносила существенные дополнения в сообщенные Петраковым обстоятельства эвакуации им своей семьи из Духовщины при приближении гитлеровцев 14 июля 1941 г. По ее словам, Петраков, бывший тогда третьим секретарем Духовщинского райкома ВКП(б), вывез свою жену и троих детей в г. Людиново (тогда - Орловской области), откуда они были перевезены в Сызрань Куйбышевской области с имуществом одного из людиновских предприятий. Там они жили в эвакуации до февраля 1944 г., пока Петраков не забрал их обратно в Духовщину. В эвакуации у супруги Петраковой «не было времени заниматься развратной жизнью, ибо у нее была одна цель - поддержать детей в трудную минуту». Несмотря на помощь Сызранского горкома ВКП(б), Петраковой пришлось много времени и сил тра-
тить на поиски продовольствия для детей, разъезжая по деревням за продуктами.
По возвращении в Духовщину Петракова узнала о связи супруга с секретарем райкома ВЛЛКСМ. В семье начались скандалы. Петраков якобы ругал жену за то, что она «сохранила всех детей и почему она распродала его личные вещи». В августе 1944 г. он вовсе ушел из семьи. Дети стали нуждаться. В личном хозяйстве у Петракова было две коровы, но дети не получали ни пайка, ни одежды, ходили «оборванные, босые и голодные»57.
Петракова неоднократно писала жалобы в Смоленский обком ВКП(б). В результате ее супруга вызвали на бюро, где он повел себя «непартийно», «обманул бюро обкома» и оклеветал супругу, обвинив ее в неверности. Бюро ему поверило и «дало санкцию» на заключение нового брака. Жена Петракова, взяв «справки из гор. Сызрани», сама поехала в обком, но понимания там не нашла. На все доводы ей ответили, что «она забыла, что является женой патриота». Как видно, ее супруг был у руководства обкома на хорошем счету и портить ему карьеру по такому поводу там не стали. Вернувшись в Духовщину, Петракова пришла к мужу в райком и спросила его, почему он ее оклеветал, на что тот якобы ответил: «Я знаю, какая ты, а если бы я не наврал Обкому - то бы меня исключили из партии и сняли с работы». Между тем новая избранница Петракова в 1943 г. делила кров с партизанкой, а когда та умерла от ранения, присвоила ее вещи и выставила за дверь приехавшую за ними мать умершей. Возбужденное райотделением НКВД дело по просьбе Петракова замяли, о чем, по словам Сидоровой, знал начальник райотделения НКВД Березин58.
Драма в семье Петраковых разворачивалась на глазах «коммунистов Духовщинского района», которые о «безобразиях Петракова все знают и молчат», заявляя в личных беседах: «Смоленский Обком никаких мер не принимает, а наше дело маленькое»59.
Судя по резолюции, которую наложил на письмо Д.М.Попов -«Тов. Дадыдову. Вызовите на бюро Петракова и его бывшую жену. 13.II.46 г. Д.П.», - на этот раз партийный руководитель области придал значение письму. Виза М.Г. Чечерина гласит, что вопрос был рассмотрен на бюро обкома 26 февраля 1946 г. 60, в тот же день, когда там решался конфликт Петракова и Зуева.
Исполнителем по рапорту Зуева В.В. Давыдов назначил заместителя заведующего Отдела кадров и заведующего Сектором партийных и комсомольских кадров обкома М.Г. Чечерина.
На основании опроса и письменных объяснений упомянутых Зуевым в рапорте лиц, тех, кто мог подтвердить их слова, а также разговора с самим Зуевым Чечерин установил, что утверждение о торможении Петраковым агентурно-оперативной работы, дискредитации райотделения НКГБ, так как его начальник не входит в кампанию Петракова и не выпивает с ним, «не отражает действительного
положения». На самом деле райком «помогал РО НКГБ в разоблачении враждебных элементов в районе», в частности указав чекистам на бывшего старосту деревни Починок, выдавшего немцам партизан и грабившего население, настояв на его аресте. Таким же образом райком «подсказал» чекистам арестовать одну из колхозниц колхоза «Красный боец» Башковичского сельсовета, во всеуслышание заявлявшую, что она «не будет изучать Положения о выборах в Верховный Совет СССР и голосовать за этих бандитов тоже не будет»61.
Между тем сам Зуев «не участвовал в проведении партийной работы», за более чем год своей работы в Духовщинском районе он был в сельсоветах на заданию райкома лишь 2-3 раза, а для подготовки к голосованию на выборах в Верховный Совет СССР не выезжал ни разу. Он редко бывал в райкоме, а на заседаниях райисполкома за последние четыре месяца своей работы в Духовщине не появлялся вообще. О своей работе Зуев письменно информировал Петракова лишь в апреле и ноябре 1945 г. и в январе 1946 г. Райком не дискредитировал райотделение НКГБ, за исключением публикации заметки в районной газете «Колхозная правда», в которой Зуев как член ВКП(б) критиковался за невыполнение поручения райкома - невыезд в сельсовет62.
Заявления Зуева о пьянстве и семейственности в райкоме были, по мнению Чечерина, следствием того, что Зуев не вел в районе никакой партийной работы, «неправильно строил свои взаимоотношения с РК ВКП(б) и райисполкомом, оторвался от партийных и советских организаций». На деле же райком регулярно рассматривал вопросы «неправильного поведения» коммунистов и выносил им за это партийные взыскания63.
Было проверено утверждение Зуева о «блуждании» Петракова по лесам в тылу у немцев и его пассивности в борьбе с ними. Фактически, по мнению Чечерина, Петраков в августе 1941 г. действительно «выходил из тыла противника в г. Вязьму», где, организовав по заданию Смоленского обкома партизанский отряд, пошел обратно в тыл к немцам. В конце ноября 1941 г., находясь в Пречистенском районе, он заболел и решил вернуться в советский тыл. Однако пересечь линию фронта ему не удалось и пришлось идти к брату в Дятьковский район Орловской области, у которого он пробыл «на излечении» около двух недель и даже арестовывался партизанами «с целью выяснения личности». После этого он поступил в Баташовский партизанский отряд и находился в его составе до июля 1943 г. По свидетельствам знавших его партизан, один из которых после войны работал секретарем Екимовичского райкома ВКП(б) Смоленской области, все это время он вел себя «как достойный коммунист»64.
Не был подтвержден и собранный Зуевым компромат на руководящих работников райкома. По мнению Чечерина, Духовщинский
«партийный аппарат укомплектован товарищами, которые по политическим признакам достойны работать в партийных органах» и «ни один из работников райкома партии не имеет никаких компрометирующих материалов». Так, все сообщенное Зуевым в отношении поведения в годы войны заведующего Отделом пропаганды и агитации РК ВКП(б) Чуркина было расценено как «клеветническое».
По данным, собранным Чечериным, Н.Р. Чуркин был призван в Красную армию 12 октября 1941 г., попал в окружение под Вязьмой, но в плену не был, а смог пробиться в Духовщинский район, где с помощью местного коммуниста Терехова к декабрю 1941 г. организовал партизанский отряд численностью до 25 человек. На основании того, что с ноября 1941 г. Терехов вместе Чуркиным вели бои с гитлеровцами, делался вывод о том, что Чуркин не мог в это время быть старостой деревни Адуевщина Ярцевского района Смоленской области. Наличие справки, выписанной старшиной Понизовской волости Царьковым на имя Чуркина как старосты Адуевщины и датированной 22 января 1942 г., на которую ссылался Зуев, опровергалось свидетельством Чуркина, вспомнившего, как он брал у Царькова такую справку, чтобы иметь возможность сходить на разведку в занятую немцами Духовщину. По возвращении из города Чуркин ночевал у своего отца в деревне Бардино Федоровского сельсовета и, уходя в отряд, забыл эту справку. В феврале 1942 г. немцы и полицаи провели в доме Чуркиных обыск, нашли справку и другие документы, за что расстреляли отца Чуркина, избили его сестру и сожгли дом. Справка попала в немецкую комендатуру, а при освобождении Духовшинского района была передана «соответствующими органами» Красной армии, наравне с другими трофейными документами, в Духовщинское райотделение НКГБ65.
Обвинение в убийстве Чуркиным командира партизанского отряда Пронякина опровергалось показаниями все того же Терехова, утверждавшего, что Чуркин принял командование отрядом сразу после начала болезни Пронякина и до его убийства «неизвестным лицом», так что «факт убийства т. Пронякина отнести к Чуркину Н.Р. нельзя». Чуркин в борьбе с гитлеровцами был тяжело ранен, потерял ногу, «за доблесть и мужество» был награжден Орденом Красного Знамени и двумя медалями. Зуев же ведет себя по отношению к нему «неправильно», когда «проводит допросы с целью оформления материалов, в некоторых случаях принуждает вызванных на допрос давать показания, не соответствующие действитель-
ности»66.
Не нашли подтверждения и факты преследования Петраковым некоторых коммунистов, один из которых якобы именно из-за этого покончил с собой. Из разговоров с Зуевым и другими коммунистами, знавшими погибшего, Чечерин сделал вывод, что самоубийство произошло на почве систематического пьянства и скандалов в семье, о которой покойный не заботился67.
Не подтвердились при проверке и факты взятия Петраковым большого количества масла на местном предприятии Маслопрома, а также разбазаривания других продуктов. Бывший директор Маслопрома Галяцкий, к тому времени уже амнистированный и восстановленный в партии, подтвердил, что Петраков брал всего три килограмма масла в счет положенного ему пайка с оплатой через магазин. Проверка установила взятие Петраковым не 80 предметов из числа американских подарков, а всего четырех68.
Общий вывод в отношении Зуева, к которому пришел Чичерин, сводился к тому, что его поведение является «непартийным, выдвинутое им обвинение составу Духовщинского РК ВКП(б) сначала и до конца клеветническое, за клевету и неправильное поведение по отношению к партийным и советским органам т. Зуев заслуживает исключения из рядов ВКП(б) и снятия с работы». Первого секретаря райкома ВКП(б) Петракова рекомендовалось из-за «семейной обстановки» - разрыва с первой женой, который живо обсуждался в районной парторганизации, создавая ему «трудности» в работе первым секретарем, - перевести на работу в другой район и обязать оформить развод69.
* * *
Анализ справок, докладных, объяснительных, на которых базировались как обвинения Зуева, так и итоговая справка Чечерина, убеждают, что значительная часть этой документации целенаправленно собиралась для компрометации сторонами конфликта друг друга, что отразилось на правдивости и полноте содержавшихся в них сведений. Об этом говорит состав и содержание ряда документов, отложившихся в итоге в архивном деле спецчасти Смоленского обкома ВКП(б), а также манера интерпретации свидетельств, содержащихся в рапорте Зуева и справке Чечерина. Отбор и истолкование фактов подчас зависело от того, кем и кому они сообщались. Так, Чечетов доверял документам, исходящим из райкома или адресованным в райком, но оставлял без проверки важные обстоятельства, упомянутые Зуевым. Кроме того, некоторые первичные документы, на которые опирался Зуев, Чечерину были недоступны (в справке Чечерина обойдено молчанием обвинение Петракова в укрывательстве дезертира из Красной армии, угнавшего для него автомашину, и незаконной выдаче Чуркиным справок об участии в партизанском движении).
Чечерин никак не проверил и сообщенные в рапорте Зуева обстоятельства отъезда Петракова из Духовщины при приближении гитлеровцев летом 1941 г. Информация об этом содержалась в «донесении от члена ВКП(б)» Н.И. Борисова Духовщинскому райотде-лению НКГБ, датированном 3 января 1946 г. и скорее всего заготовленном Зуевым в ожидании расследования (факт оставления сейфа
был упомянут в рапорте Зуева на имя Волошенко в ноябре 1945 г., а Борисовым эти свидетельства были документально оформлены лишь в январе 1946 г.). И этот документ был известен проверяющим рапорт Зуева: на обороте «донесения» кто-то из них карандашом набросал перечень шагов по расследованию, включавший взятие объяснительной у Петракова70.
Борисов сообщал, как при приближении немцев к Духовщине секретари райкома, в том числе и Петраков, 14 июля «вложили ключ в ящик несгораемый, в котором хранились дела партийные, после чего не смогли открыть». 15 июля в 11 часов утра они «заставили ящик с партийными делами выбросить из кабинета со второго этажа, считая, что ящик откроется. Но вышло то, что ящик не открылся. Так и оставили на улице. После чего немцы захватили ящик в 1941 году 15 июля 8 часов вечера...» и «сразу после оккупации стали ловить членов ВКП(б)». Поймав несколько человек, они их расстреляли. Борисов считал виновными в этом второго секретаря Духовщинского райкома ВКП(б) Козлова и третьего секретаря Петракова, которые «не дали никакой установки членам партии увезти членов своих семей и их имущество». Свидетелями сообщенных им фактов Борисов называл еще трех человек71.
Кроме этого, еще в сентябре 1945 г. Зуев переправил на имя заместителя заведующего Отделом кадров Смоленского обкома ВКП(б) И.И. Фигурина заявление Л.А. Мильковского, стрелка ИТЛ-2, расположенной в населенном пункте Бабино, адресованное в Духовщинское райотделение НКГБ, о поведении третьего секретаря Духовщинкого райкома ВКП(б) И.И. Алексеева. Мильковский сообщал о том, как 29 августа 1945 г., когда он шел из деревни Крапивны в деревню Савино Бошковичского сельсовета, его нагнал неизвестный на подводе и потребовал предъявить документы. Мильковский документы отдать отказался, назвал ему свою фамилию и адресовал незнакомца в Бабино. После этого незнакомец, отъехав от него на некоторое расстояние, вернулся и потребовал документы в ультимативной форме, направив ему в грудь «немецкий пистолет пробел» [Вероятно, «Парабеллум». - И.К.]. После взаимных препирательств договорились, что Мильковский пойдет пешком в сельсовет в сопровождении незнакомца и там предъявит ему документы. Не доезжая до центра сельсовета, незнакомец внезапно повернул обратно в Крапивну. Тут уж самому Мильковскому стало «подозрительно, что это за человек». Он вернулся в Крапивну и увидел незнакомца, говорящего с председателем местного колхоза. Подойдя, он спросил его имя и услышал в ответ, что тот Алексеев - секретарь Духовщинского РК ВКП(б). Угрожая ему, Алексеев сказал, что «через три дня ты будешь в армии». На что Мильковский возразил, что «армия - это не позор, хоть сегодня готов». Мильковский также сообщил, что днем 28 августа пьяный Алексеев приставал к местным девушкам, «стращал» их заведением «дела за агитацию», из-за которой колхозники
не работали, что и вызвало его появление в деревне. Боясь получить «по 10 лет», девушки плакали. На подошедшего их утешить инвалида Отечественной войны Алексеев также наставил «пробел»72.
В ответ на это заявление райком организовал сбор доказательств в пользу того, что появление Алексеева в колхозе не сопровождалось пьянкой и сомнительным поведением. Так, председатель колхоза «Красный боец» М.С. Найденова в своем «подтверждении», адресованном райкому, сообщала, что Алексеев приехал в колхоз рано утром в престольный праздник и «организовал колхозников на работу, которые в виду праздника не выходили на работу». Он не был пьян и «никаких нехороших поведений не было, кроме организации на работу колхозников»73. Приличное поведение прикрепленного от райкома Алексеева на уборочной кампании и организации сдачи госпоставок подтверждали секретарь Бошковичской территориальной парторганизации Т.И. Сотников и председатель колхоза имени VII партсъезда Бошковичского сельсовета С. Желудев74.
Немало нестыковок и избирательного отбора фактов было в свидетельствах участия Чуркина в партизанской борьбе. Так, опровергая выдвинутое Зуевым обвинение Чуркина в убийстве командира партизанского отряда Пронякина, Чечетов полагался лишь на одну из объяснительных члена ВКП(б) А.М. Терехова, после войны работавшего в Духовщине начальником прорабского участка, данную им Духовщинскому райкому ВКП(б) об обстоятельствах создания им и Чуркиным партизанского отряда в деревнях Бардино и Рытвино в конце декабря 1941 г. По словам Терехова, в марте 1942 г. этот отряд влился в объединенный отряд, возглавленный Пронякиным (его фамилию Терехов пишет «Пруднякин») и комиссаром Полбиным. В августе 1942 г., когда отряду пришлось уходить из деревни в лес, Пронякин заболел, а командование принял Чуркин. Около двух месяцев, пока отряд маневрировал по лесам, уклоняясь от превосходящих сил карателей, больного Пронякина возили на повозке санчасти. Однажды к нему в санчасть пришел знакомый ему, но неизвестный другим партизанам человек. Во время их беседы наедине прозвучал выстрел и Пронякин был убит. Беседовавшего с ним неизвестного не нашли75. В другой своей объяснительной Духовщинскому райкому, написанной другим почерком, Терехов вспомнил, что созданным в декабре 1941 г. отрядом руководил он сам76.
Иную версию этих событий, проигнорированную Чечериным в таком важном моменте, как время прихода к руководству партизанским отрядом Чуркина, изложил в своей докладной Духовщинскогому райкому кандидат в члены ВКП(б) М.К. Тимонов. Он был помощником Чуркина при организации партизанского отряда в декабре 1941 г. События августа 1942 г. были известны ему со слов отца, остававшегося в отряде после его эвакуации в советский тыл. После смерти Пронякина, «который больной тифом был убит неизвестным лицом, когда партизаны отступали, т. Чуркин был избран командиром от-
ряда». Именно Чуркин, которого Тимонов характеризует как «храброго и преданного родине партизана», вывел отряд из окружения за большак Духовщина-Пречистое77.
Третью версию этих же событий предложил в своей «справке», датированной 26 января 1946 г., И.Е. Курбаченков, бывший до войны председателем Понизовского сельсовета Духовщинского района. С Чуркиным он познакомился в марте 1942 г., когда тот приехал в деревню Кислово этого сельсовета «по организации партизанских отрядов». С этого времени до 17 июля 1942 г. они «стали действовать в одном отряде против немецких захватчиков». Командиром отряда был И.С. Полбин. Впоследствии отряд Полбина вошел в состав «особого партизанского полка» под командованием подполковника Амеличева. Чуркин занимал в нем должность командира взвода разведки. После того как летом 1942 г. немцы бросили против партизан крупные силы пехоты с танками и артиллерией, отряд отступил из населенных пунктов в леса. Узнав, что немцы стремятся блокировать партизан, «некоторая часть т[оварищей] бросились в панику и разбежались». После этого Чуркин организовал «самостоятельный отряд, где и был командиром». С ним находился больной командир 3-го дивизиона Пронякин (видимо, Курбаченков указывает его должность в «особом партизанском полку»), которого Чуркин возил за собой в повозке. Обстоятельства убийства Пронякина неизвестным Курбаченков пересказывал со слов врача партизанского отряда Щербач и они не противоречили сообщенному Тереховым и Тимоновым. Уже после гибели Пронякина ведомый Чуркиным отряд соединился с отрядом «Бати» (Н.З. Коляды) в западной части Духовщинского района78.
На фактах, опровергающих сообщенное Зуевым и выставлявших его клеветником, Чечерин всячески акцентировал внимание. Так, говорящий в пользу Чуркина факт того, что хозяйство его отца не было кулацким, не только подтверждался Федоровским сельсоветом, но и еще пятью людьми, знавшими отца Чуркина с довоенной поры79.
Привлекались Чечериным и свидетельства «непартийного» поведения Зуева. Так, 24 февраля 1946 г. (за два дня до заседания бюро Смоленского обкома ВКП(б), на котором рассматривался конфликт в духовщинском руководстве) на имя Петракова поступила «справка» от бывшего секретаря Духовщинского райотделения НКГБ А.И. Макаровой, в которой она припоминала, как в сентябре 1945 г., вернувшись из райкома, ее шеф в присутствии других сотрудников произнес, якобы, такие слова; «Я не Семенов [Предшественник Зуева на посту начальника райотделения НКГБ. - И.К.], докладывать секретарю РК ВКП(б) я не стану о своей работе, я чекист, а поэтому секретные дела я не должен докладывать никому. Семенов жил заодно с ними, а я не буду, и не заставят меня их информировать...»80.
Также на имя Петракова поступило письмо жены одного из представителей райпартактива, обвинявшей Зуева в плохом влиянии на
ее мужа и стремлении «разбить им семейную жизнь», просившей первого секретаря райкома «изолировать его от Зуева, пусть даже если нужно послать на укрепление колхоза», так как из ее супруга «будет неплохой коммунист»81.
Чечерин приобщил к материалам разбирательства и объяснительную члена ВЛКСМ С. Блюминой о ее допросе Зуевым 27 января 1946 г. в райотделении НКГБ, где состоялась очная ставка Блюминой с ее знакомой Деникиной, утверждавшей, что Блюмина рассказала ей об убийстве Чуркиным Пронякина. Блюмина отрицала такой разговор, Зуев попытался надавить на нее, а Деникина говорила, что «Чуркин должен быть выдан органам и за него нечего стоять, потому что он на нас не это наговаривает». Блюмина от этого отказывалась, так как «с Чуркиным личных счетов не имела и наговаривать чего не знала и не имела никакого права»82.
Поскольку, как видно, суть обвинений Зуева в рапорте на имя Волошенко была заранее известна духовщинским партийным руководителям, в противовес им они приводили примеры бездействия начальника райотделения НКГБ по сообщенным ему фактам пособничества врагу в своих объяснительных на имя Чечерина и в Духовщинский райком.
Так, уже упоминавшийся А.М. Терехов в своей «объяснительной записке» от 2 февраля 1946 г. рассказал об обстоятельствах расстрела немцами его жены и сына, выданных как членов семьи партизана жительницей его родной деревни Рытвино. Заявление об этом, поданное Тереховым в райотделение НКГБ еще в 1943 г., осталось без
последствий83.
29 января 1946 г. Н.Р. Чуркин адресовал Чечерину заявление, в котором обвинил Зуева в бездействии по сообщенным им и другими партизанами фактам убийств предателями партизан и выдачи их гитлеровцам для расправы84.
1 февраля 1946 г. И.Е. Курбаченков написал повторное заявление в райком ВКП(б) о непринятии райотделением НКГБ мер по сообщенным им в декабре 1945 г. фактам преследования партизан и красноармейцев-окруженцев, издевательств над населением со стороны старосты и полицейских деревни Лукшино, которые там по-прежнему проживают, «в колхозе они не работают и высказывают недовольство»85.
***
Как сложилась судьба капитана госбезопасности Зуева после отправки им рапорта на имя Волошенко?
Пока представитель обкома Чечерин разбирался в хитросплетениях отношений в духовщинском руководстве, Зуев продолжал занимать свою должность. Его регулярно приглашали на заседания Духовщинского райкома партии.
Так, 7 января 1946 г. он присутствовал на закрытом заседании райкома, посвященном усилению борьбы с уголовной преступностью и хулиганством в районе в преддверии выборов депутатов Верховного Совета СССР, и даже выступал в прениях по докладу начальника райотделения НКВД Березина. Райком признал работу органов по борьбе с уголовной преступностью и хулиганством «далеко не достаточной» и обязал Березина и Зуева улучшить показатели раскрываемости преступлений, принять меры к ужесточению паспортного режима и изъятию «не занятых общественно полезным трудом»86.
Фамилия Зуева была перечислена среди членов районного актива, приглашенного на заседание райкома 4 февраля 1946 г.87
Решением исполкома Духовщинского райсовета депутатов трудящихся и Духовщинского райкома ВКП(б) от 20 марта 1946 г. начальник райотделения НКГБ Зуев был включен в состав комиссии по приписке и перерегистрации в районе лиц призывного возраста 1923-1928 г. рождения88.
По завершении разбирательства о конфликте в Духовщине вопрос был вынесен на заседание бюро Смоленского обкома ВКП(б), о чем свидетельствуют фамилии Зуева и Петракова в протоколе № 62, указанные в числе присутствовавших на заседании бюро обкома 26 февраля 1946 г.89 Однако решения по данному вопросу в этом протоколе нами не обнаружено. В то же время на сопроводительном письме к рапорту Зуева ниже резолюции Д.М. Попова стоит приписка работника обкома, работавшего с документами по вопросу: «Вопрос обсужден на бюро обкома ВКП(б) 25/11-46 года, протокол № 62, вынесен строгий выговор»90.
Адресат взыскания конкретизирован в другой резолюции, наложенной Чечериным на поступившем в обком 12 марта 1946 г. письме одной из свидетельниц конфликта в Духовщине, давшей письменные показания: «Т. Зайцева. Передайте т. Петрачковой для приобщения к решению бюро обкома ВКП(б) по докладной бывшего нач. МГБ т. Зуева Духовщинского района. Чечерин»91.
В «Списке руководящего состава УМГБ и периферийных органов Смоленской области, входящих в номенклатуру ЦК ВКП(б) и Обкома ВКП(б) по состоянию на 25 ноября 1946 г.», фамилия капитана госбезопасности Зуева уже не упоминается92.
Не на долго пересидел капитана гозбезопасности в своем кресле и первый секретарь Духовщинского райкома ВКП(б) Петраков. На состоявшейся 27 июня 1946 г. первой районной отчетно-выборной партийной конференции его кандидатуры не оказалось в списках кандидатов для выбора в состав райкома93. Обсуждение работы райкома за отчетный период прошло гладко, без резких критических выпадов в адрес райкома и его руководства со стороны «рядовых» коммунистов. Однако представитель Смоленского обкома ВКП(б) В.В. Давыдов (тот самый, который курировал разбирательство по «делу
Зуева») высказал много критических замечаний и оценок, указав на пассивность ряда руководителей, уповавших в выполнении пятилетнего плана прежде всего на помощь государства, неосвоенность колхозами района довоенных посевных площадей, слабую борьбу за повышение урожайности, вялость в работе с демобилизованными коммунистами, запущенность политической и антирелигиозной работы, активизацию сектантства и другие недостатки94.
Все это, видимо, и обусловило решение обновить партийное руководство Духовщины. А, возможно, наоборот: предварительно принятое решение о смене первого секретаря райкома, в том числе с учетом компромата, полученного от Зуева, определило остроту критики со стороны обкома. «Рядовые» делегаты конференции быстро все поняли и проголосовали за кандидатуру, предложенную обкомом.
Новым первым секретарем Духовщинского райкома ВКП(б) на конференции был избран М.Н. Шульц - видный партийный руководитель областного масштаба, член ВКП(б) с 1929 г., член пленума Смоленского обкома ВКП(б), делегат IV Смоленской областной партийной конференции, бывший командир партизанского отряда
Слободского района, кавалер ордена Ленина95.
***
Конфликт в духовщинском руководстве не был уникальным и не раз повторялся в области в 1940-е гг., в большинстве случаев заканчиваясь либо снятием руководителя, конфликтующего с первым секретарем райкома, или приведением «смутьяна» к покорности при участии областных инстанций.
Так, в начале 1944 г. за «необеспечение работы начальника РО НКГБ» и создание «склоки среди руководящих работников района» был смещен начальник Медынского райотделения НКГБ Величко, переведенный на должность оперуполномоченного96.
С мая по сентябрь 1944 г. тянулся конфликт между начальником Екимовичского райотделения НКВД старшим лейтенантом госбезопасности А.М. Аблогиным и районным руководством, обвиненным им в покровительстве предателям, нечистым на руку работникам торговли и председателям сельсоветов, кумовстве, незаконном распределении американских подарков для населения. Завершился конфликт принятием бюро Екимовичского райкома ВКП(б) 30 сентября 1944 г. решения о снятии Аблогина с должности в связи с его «отзывом Смоленским областным отделом НКВД»97.
В сентябре 1944 г. совместная работа столкнула первого секретаря Смоленского райкома ВКП(б) Н.П. Мусатова и начальника Смоленского райотделения НКГБ капитана госбезопасности М.М. Ловкого. После отказа Ловкого направить своих подчиненных на село уполномоченными райкома в ущерб их основной работе 100
Мусатов устроил ему разнос, заявив, чтоб тот не смел направлять их в район без его ведома. Когда Ловкий попытался объяснить это потребностью работы с агентурой, то услышал в ответ: «Знаем мы вашу агентуру, это не 37 год. Такие, как ты, здесь уже были -Степанов, Комаров», которым он «сбил гонор и избавился от них». И добавил, что и с Ловкого «снимет эполеты». Оперуполномоченных райотделения строго предупредили в райкоме, что при повторном невыполнения указаний Мусатова они будут исключены из партии. Сам Ловкий пришел к выводу, что первый секретарь РК ВКП(б) «поставил перед собой цель подчинить себе полностью аппарат РО НКГБ». В обкоме ВКП(б) ссора была расценена как «следствие недопонимания тов. Ловким жесткой требовательности тов. Мусатова ко всем коммунистам, в том числе и работникам РО НКГБ» и официально считался исчерпанным98, однако 14 мая 1945 г. обком утвердил в должности начальника Смоленского РО НКГБ уже другого сотрудника99.
***
Исход конфликта в Духовщине, в котором личные качества руководителей, их опыт, амбиции, неформальные связи, восприятие ими друг друга тесно переплелась с последствиями длительной оккупации района, подчас сильно запутанными обстоятельствами ожесточенной и смертельно опасной партизанской борьбы, разрухой народного хозяйства, нехваткой всего и вся для его восстановления, необходимостью выполнения при этом непосильных планов показал, что главным, решающим, звеном механизма власти в районах Смоленской области во второй половине 1940-х гг. был партийный аппарат, возглавляемый первым секретарем райкома ВКП(б). Право контролировать соответствующий уровень номенклатуры, мобили-зовывать районный партийно-советский актив и вообще коммунистов района, давать при необходимости политическую оценку их поведению, определяя меру политического доверия им, позволяло первому секретарю подчинять своей воле даже районные органы таких грозных и влиятельных ведомств, как НКГБ СССР и НКВД СССР.
Такой баланс власти в районе осознавался как «правильный» не только районным и областным партийный аппаратом, но также и областным чекистским начальством: попытки начальников районных отделений госбезопасности заручиться заступничеством непосредственного руководства поддержки не находили, рассмотрение вну-триаппаратных конфликтов районных чиновников, включая сотрудников органов госбезопасности, которые являлись членами партии, происходило в обкоме ВКП(б).
Думается, что главная причина итога описанного нами внутри-аппаратного конфликта в Духовщине крылась в самом механизме
управления Смоленской областью в послевоенные годы, сосредоточении ответственности за выполнение спускаемых сверху народнохозяйственных планов и кампаний, а также общегосударственных политических кампаний в руках секретариата райкомов ВКП(б). Руководители, могущие по своим волевым и деловым качествам «давать план», закреплялись во власти, неспособные или мешавшие этому - удалялись. При разборе подобных конфликтов областное партийное руководство всегда старалось учесть эту способность секретарей райкомов.
Примечания Notes
1 Пихоя Р.Г. О внутриполитической борьбе в советском руководстве, 1945 - 1958 гг. // Новая и новейшая история. 1995. № 6. С. 3-14; Gorlizki Y., Khlevniuk О. Cold Peace: Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945 - 1953. Oxford, 2004;Mawdsley E., White S. The Soviet Elite from Lenin to Gorbachev: The Central Committee and its Members, 1917 - 1991. Oxford, 2000.
2 Бондаренко С.Я., Малахов Р.А., Перебинос Ю.А. Провинциальное чиновничество на Европейском Севере России в 1918 - начале 1950-х годов. Вологда, 2009. С. 257-267, 279-286; Мохов В.П. Региональная политическая элита России (1945 - 1991 гг.). Пермь, 2003; Федоров А.Н. И.М. Зальцман и Челябинский обком ВКП(б): Взаимоотношения местных партийных и хозяйственных органов в первые послевоенные годы // Вестник Томского государственного университета. История. 2016. № 3 (41). С. 65-73.
3 Ковалев Б.Н. Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941 - 1944. Москва, 2004.
4 Мозохин О.Б. Статистические сведения о деятельности органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ (1918 - 1953 гг.). Москва, 2016. С. 199, 206, 215, 223, 233, 243, 255, 269, 283, 295, 309.
5 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 8040. Оп. 3. Д. 1307. Л. 130об.; Д. 1497. Л. 108; Д. 1713. Л. 6; Д. 2505. Л. 65; Государственный архив документов новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО). Ф. 6. Оп. 1. Д. 1722. Л. 41.
6 Кометчиков И.В. «Институт уполномоченных» на селе Центрального Нечерноземья середины 1940-х - начала 1960-х гг. // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2014. № 4 (27). С. 125-139.
7 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 90, 90об., 91, 91об.
8 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1726. Л. 94, 95.
9 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 69. Ф. 45. Оп. 2. Д. 38. Л. 11.
10 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 61. Л. 151.
11 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1483. Л. 56.
12 Там же. Л. 3об.
13 Там же. Л. 211.
14 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 68.
15 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 14S3. Л. 3, 56, 210; Д. 1S60. Л. 64, 10S.
16 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1S60. Л. 74.
17 Там же.
18 Там же. Л. 75.
19 Там же.
20 Там же.
21 Там же. 75-76.
22 Там же. Л. 76.
23 Там же.
24 Там же.
25 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 24. Л. 19.
26 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 66. Л. 191.
27 Там же.
28 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1S60. Л. 61.
29 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1483. Л. 3.
30 Петров Н.В. Kto руководил органами госбезопасности, 1941 - 1954: Справочник. Ыосква, 2010. С. 261, 262.
31 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1725. Л. 138.
32 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1483. Л. 49.
33 Там же. Л. 20, 20об.
34 Там же. Л. 44.
35 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 24. Л. 5.
36 Там же. Л. 19.
37 Там же. Л. 29.
38 Там же. Л. 67.
39 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1483. Л. 5; Д. 1845. Л. 273, 273об.
40 Петров Н.В. Kto руководил органами госбезопасности, 1941 - 1954. С. 261, 262.
41 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 61.
42 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1843. Л. 63, 65; Д. 1861. Л. 130, 130об., 132; Д. 1905. Л. 1. Д. 1947. Л. 188, 190; Оп. 2. Д. 821. Л. 15-16; Д. 1086. Л. 41-47, 89, 91, 94.
43 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 62, 62об.
44 Там же. Л. 62об.
45 Там же.
46 Там же. Л. 63.
47 Там же.
48 Там же.
49 Там же.
50 Там же. Л. 63об.
51 Там же. Л. 63об., 64.
52 Там же. Л. 64, 64 об.
53 Там же.
54 Там же. Л. 64.
55 Там же. Л. 64об.
56 Там же. Л. 149, 151а.
57 Там же. Л. 149.
58 Там же. Л. 150.
59 Там же.
60 Там же. Л. 149.
61 Там же. Л. 68.
62 Там же.
63 Там же. Л. 69.
64 Там же. Л. 70.
65 Там же. Л. 70-71.
66 Там же. Л. 71.
67 Там же. Л. 72.
68 Там же.
69 Там же. Л. 73.
70 Там же. Л. 93, 93об.
71 Там же.
72 Там же. Л. 108, 109, 109 об., 110, 110об.
73 Там же. Л. 104.
74 Там же. Л. 93, 102.
75 Там же. Л. 89, 89об.
76 Там же. Л. 94.
77 Там же. Л. 83 об.-84.
78 Там же. Л. 85, 85об., 86.
79 Там же. Л. 76, 78, 79, 80, 81, 84.
80 Там же. Л. 67.
81 Там же. Л. 111.
82 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1483. Л. 61а.
83 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 94об., 95.
84 Там же. Л. 96.
85 Там же. Л. 97, 97об.
86 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 66. Л. 5, 5об.
87 Там же. Л. 15.
88 Там же. Л. 49.
89 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 2. Д. 17. Л. 4.
90 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1860. Л. 61.
91 Там же. Л. 65.
92 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1854а. Л. 182-186.
93 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 61. Л. 12.
94 Там же. Л. 11.
95 ГАНИСО. Ф. 45. Оп. 2. Д. 63. Л. 60. Д. 66. Л. 194.
96 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1483. Л. 51.
97 ГАНИСО. Ф. 47. Оп. 2. Д. 11. Л. 124.
98 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1492. Л. 185, 186, 187, 187 об.
99 ГАНИСО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 1854. Л. 185.
Автор, аннотация, ключевые слова
Кометчиков Игорь Вячеславович - канд. ист. наук, доцент, Калужский государственный университет имени К.Э. Циолковского (Калуга)
В статье на основании уникальных и ранее неизвестных документов Смоленского областного комитета ВКП(б) анализируется малоизученная тема возникновения, развития и разрешения конфликтов между ключевыми фигурами руководства сельских районов западных областей Советской России в 1940-е гг. Эта очень сложная тема рассматривается автором в контексте объективных трудностей, в которых приходилось действовать руководству этих сельских районов: хозяйственная разруха, острая нехватка финансовых и материальных ресурсов, кадровый голод в районном аппарате управления, а также всплеск антисоветских настроений и коллаборационизм среди крестьянского населения, которые были вызваны более или менее длительной оккупацией войсками гитлеровской Германии.
В качестве яркого и показательного примера автор предельно подробно разбирает конфликт между первым секретарем районного комитета партии большевиков и начальником районного отделения государственной безопасности, вспыхнувший в Смоленской области в 1945-1946 гг. На этом примере особое внимание уделено причинам внутиаппаратных конфликтов, механизму их возникновения, средствам ведения внутриаппарат-ной борьбы меду противоборствующими сторонами, восприятию населением конфликта между руководящими работниками района, методам разрешения конфликта, участию областной власти в разрешении конфликта.
Один из выводов автора состоит в том, что коренная причина конфликтов крылась в самом механизме управления сельскими районами в период после окончания Великой Отечественной войны, в широком использовании партийным аппаратом чрезвычайных методов решения экономических, социальных, политических и идеологических проблем. Поэтому конфликты между руководящими работниками районных комитетов партии большевиков и районных учреждений различных ведомств являлись неотъемлемой частью системы и процесса местного управления в период послевоенного сталинизма.
Великая Отечественная война, партизанское движение, нацистская оккупация, коллаборационизм, Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС), областной комитет партии большевиков, районный комитет партии большевиков, органы государственной безопасности, чиновничество, бюрократический аппарат, внутриаппаратный конфликт, послевоенный сталинизм, Смоленская область.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Fedorov, A.N. I.M. Zaltsman i Chelyabinskiy obkom VKP(b): Vzaimootnosheniya mestnykh partiynykh i khozyaystvennykh organov v pervye poslevoyennye gody [Isaak Zaltsman and the Chelyabinsk Regional Committee of the All-Union Communist Party: Relations between Local Party and Economic Organs during the Early Postwar Years.]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya, 2016, no. 3 (41), pp. 65-73. (In Russian).
2. Kometchikov, I.V. "Institut upolnomochennykh" na sele Tsentralnogo Nechernozemya serediny 1940-kh - nachala 1960-kh gg. [The "Institution of Commissioners" in a Central Non-Black Soil Zone Village in the mid 1940s - early 1960s.]. Vestnik Permskogo universiteta. Seriya: Istoriya, 2014, no. 4 (27), pp. 125-139. (In Russian).
3. Pikhoya, R.G. O vnutripoliticheskoy borbe v sovetskom rukovodstve, 1945 - 1958 gg. [On the Internal Political Struggle within the Soviet Leadership, 1945 - 1958.]. Novaya i noveyshaya istoriya, 1995, no. 6, pp. 3-14. (In Russian).
(Monographs)
4. Bondarenko, S.Ya.; Malakhov, R.A.; Perebinos, Yu.A. Provintsialnoe chinovnichestvo na Evropeyskom Severe Rossii v 1918 - nachale 1950-kh godov [Provincial Officialdom in Northern European Russia, 1918 - early 1950s.]. Vologda, 2009, 325 p. (In Russian).
5. Gorlizki, Y.; Khlevniuk, O. Cold Peace: Stalin and the Soviet Ruling Circle, 1945 - 1953. Oxford University Press, 2004, 248 p. (In English).
6. Kovalev B.N. Natsistskaya okkupatsiya i kollaboratsionizm v Rossii, 1941 - 1944 [Nazi Occupation and Collaboration in Russia, 1941 - 1944.]. Moscow, 2004, 486 p. (In Russian).
7. Mawdsley, E.; White, S. The Soviet Elite from Lenin to Gorbachev: The Central Committee and its Members, 1917 - 1991. Oxford University Press. 2000, 323 p. (In English).
8. Mokhov V.P. Regionalnaya politicheskaya elita Rossii (1945 - 1991 gg.) [The Regional Political Elite in Russia, 1945 - 1991.]. Perm, 2003, 238 p.
Author, Abstract, Key words
Igor V. Kometchikov - Candidate of History, Senior Lecturer, Tsiolkovskiy Kaluga State University (Kaluga, Russia)
The article resorts to unique and hitherto unknown documents of the Bolshevik Party Regional Committee to analyze the insufficiently researched topic of conflicts arising, developing and being resolved by key administrative figures of western agricultural regions of Soviet Russia in the 1940s. This complicated problem is examined in the context of the objective difficulties under which the administration of these agricultural areas had to function, such as economic ruin, the acute lack of financial and material resources, personnel
shortage in district administration as well as an upsurge of anti-Soviet sentiment and collaborationism among the peasant population caused by a more or less lengthy occupation by Hitler's troops.
As a vivid illustration the author highlights the conflict between the First Secretary of the Bolshevik Party District Committee and the District Chief of State Security that arose in the Smolensk Region in the period of 19451946. A special attention is paid to the causes of intra-apparatus conflicts, their mechanism, the methods of conducting an intra-apparatus struggle between rival parties, the population's reception of the conflict between the district top administrators, methods of resolving the conflict and the role of the regional authority in settling the conflict.
One of the author's conclusions attributes the major cause of the conflicts to the very mechanism of administrating agricultural regions immediately after the Great Patriotic War, the wide-spread use of extreme methods for resolving economic, social, political and ideological problems. That explains why conflicts between the top officials of the Bolshevist Party District Committees and specific district institutions are part and parcel of the system and process of local government in the period of postwar Stalinism.
Great Patriotic War, partisan movement, Nazi occupation, collaborationism, Communist Party of the Soviet Union (CPSU), Regional Committee of the CPSU, District Committee of the CPSU, state security organs, officialdom, bureaucratic apparatus, intra-apparatus conflict, postwar Stalinism, Smolensk Region.
