Н. В. Гоголь в экзистенциальной интерпретации Н. Коляды Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Н.В. ГОГОЛЬ В ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ Н. КОЛЯДЫ

Н Е.Ю. Лазарева

Аннотация. Статья посвящена проблеме художественной интерпретации текста на примере пьесы «Старосветская любовь» уральского драматурга Н. Коляды. Показано как Н. Коляда, творчески переосмысливая гоголевский текст, развивает его трагический потенциал, создает собственный художественный миф о вечной любви и потребности в гармонии, что коррелирует с исходным гоголевским текстом.

Ключевые слова: современная русская драматургия, интерпретация, ремейк, интертекстуальность, Н. Коляда, «Старосветская любовь».

Summary. The article deals with the problem of artistic interpretation of the text on the example of the play 'Old-time love' by the Ural playwright Kolyada. It also shows the way Kolyada creatively rethinks Gogol's text and develops its tragic potential and creates an art myth of the eternal love and the need for harmony which correlates to the original Gogol text.

Keywords: modern Russian drama, interpretation, remake, intertextuality, N. Kolyada, 'old-time love'.

Одним из насущных вопросов современной литературной теории является уровень научного осмысления проблемы литературной преемственности. На сегодняшний день классическая литература становится наиболее продуктивным источником интертекста.

Круг авторов, являющихся сегодня «центрами интертекстуального излучения» (Н.А. Фатеева), не так уж широк. Чаще всего он сводится к «школьной программе» и наиболее известным именам - Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов. Исследовательница объясняет этот феномен «диалогической ориентацией авторской интертекстуализации, когда автор вступает в воображаемый диалог не только со своими предшественниками, но и современниками <...>. Художник понима-

ет, что адекватность восприятия порождаемых им текстов зависит от "объема общей памяти" между ним и его читателями» [1, с. 35]. Таким образом, интертекстуальное взаимодействие русской классики с современной литературой и читателем становится своего рода «парадигмой эпохи».

Одним из видов креативной рецепции классических произведений в современной литературе является ре-мейк («обработки», «переделки»), форма которого, передвинувшаяся с периферии жанровой системы литературы в центр и получившая широкие модификации, отражает важные, еще в должной мере не изученные тенденции художественного поиска. Критика активно спорит о том, симптомом каких процессов (негативных или пози-

351

ВЕК

352

тивных) является ремейк. Отражает ли он кризис в драматургии, невозможность создать концепцию современности или, напротив, это своеобразная и плодотворная форма диалога с классикой, способ описания современности при помощи кода признанных классических, традиционных образов.

Одни драматурги «переделывают» первичный сюжет, явно его парадируя: «Нет повести печальнее на свете» О. Бо-гаева и С. Кузнецова, «Поспели вишни в саду у дяди Вани» В. Забалуева и А. Зензи-нова, «На донышке» И. Шприца, «Гамлет-2» Г Неболита; другие - контами-нируют несколько известных сюжетов, создавая свою версию: «Еще раз о голом короле» Л. Филатова, «Кин IV» Г Горина, «Гамлет и Джульетта» Ю. Бархатова.

Уральский драматург Н. Коляда обращается к ремейку в таких пьесах, как «Коробочка», «Золушка», «Карлсон опять прилетел», «Селестина», «Недоты-комка», «Мадам Роза» и др. В них основным принципом моделирования действительности является игровой характер отношений между внутренним героем произведения и интертекстовой реальностью. Целые абзацы художественного текста составлены из различных цитат, иронически обыгрываемых. Однако интертектс в данном случае - повод для выражения авторской философии.

Сказанное справедливо и по отношению к пьесе Н. Коляды «Старосветская любовь» (1998), написанной по мотивам повести Н.В. Гоголя.

Н.В. Коляду повесть Гоголя привлекла, в первую очередь, яркостью характеров, созданных Гоголем, сочностью языка, который драматургом мастерски «обыгран»: «Ходит по саду, под шпанскими дулями, под яблонями Гоголь, в платье (да, да, в том самом, ну, в сереньком, в том, что с небольшими цветочками по

коричневому полю). Ходит Гоголь по саду с колотушкой, стучит в неё, воров или нечистую силу от счастья Пульхе-рии Ивановны и Афанасия Ивановича отгоняет, ходит и плачет...» [2].

Установка на игру со словом и его разными контекстами задана уже началом пьесы. Список действующих лиц возглавляет «ГОСТЬ, он же - НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ГОГОЛЬ». Таким образом, автор первоисточника становится центральным персонажем пьесы.

В «Старосветской любви» Н. Коляда богато использует стилевые формы, традиционные для гоголевской художественной системы. По сути все в пьесе балансирует на грани естественности и бутафории: на портретах в доме героев изображены «серенькая кошечка, герцогиня Лавальер (фаворитка Людовика XIV, обпачканная мухами), Пётр Третий, Филемона и Бавкид, архиерей, Ничипор (приказчик), девка, Гость-Гоголь, священник, дьячок, два пономаря, нищий, нищенка, дальний родственник (наследник поместья, страшный реформатор), заседатель, штабс-капитан, Войт. Портреты висят на стенах и к происходящему никакого почти отношения не имеют» [2]. Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна спят на перинах, настолько высоких, что «если они проснутся и сядут, то обязательно головой за потолок заденут, голову в побелке вымажут», по дому и по саду постоянно ходит Гость-Гоголь, рыдает и «лупит хлопушкой мух». «Бутафорские» предметы, герои, страсти наводняют мир «Старосветской любви».

По принципу сочетания несочетаемого, компиляции разнородных частей построены не только предметные образы (портреты, похожие на гробики, Гость-Гоголь с мухобойкой), но и сюжетные ходы: постоянное «вмешательство» сюжетов снов героев в непосредственное дей-

ствие пьесы, присутствие Гостя-автора, элементы фантастики («ножки их кроватей поехали вниз, вниз, вниз, стали меньше, совсем кровати сделались низко. Весь дом заполнился белыми бумажными цветами - страшными, мертвыми, они везде - на портретах, на кроватях...» [2]).

Принцип алогизма положен и в основу композиции пьесы - «вложенной конструкции». Все происходящее рассматривается не с позиции Пуль-херии Ивановны и Афанасия Ивановича, а с точки зрения Гостя-Гоголя.

Художественное целое «Старосветской любви» представляет интерес с точки зрения переосмысления Н. Колядой некоторых смысло- и структурообразующих принципов поэтики Н.В. Гоголя - «общей ситуации» и «миражной интриги».

Именно Н.В. Гоголь впервые в русской драматургии возвел художественный принцип выбора современных национально характерных героев и объединения их в современной актуальной сюжетной ситуации. Он последовательно реализовывал этот принцип в драматическом творчестве. В произведениях воссоздается некая общая вневременная ситуация, связанная с жизнью человека, его психологией. Организация драматического произведения на основе общей ситуации - важнейшая черта художественного почерка Н.В. Гоголя. «В общей ситуации стремление к максимальной широте изображения совмещается с его округлением, ограничением; "всё" выступает в "одном"» [3, с. 157].

Отправная идея «Старосветской любви» возникла, по утверждению драматурга, на основе взаимоотношений его родителей: «Пьесу по "Старосветским помещикам" я написал по просьбе Лии Ахеджаковой. Вряд ли я решился бы делать такую пьесу, если бы не Лия. Она была в простое, попросила меня

посмотреть эту повесть Н.В. Гоголя, и, поскольку я Лию очень люблю и много лет мы с ней дружим, я решил сделать ей такой подарок - тем более, что приближался юбилей Лии. Сидел на даче и мучался, складывал слова в пьесу до тех пор, пока не понял вдруг, что не про Пульхерию Ивановну писать надо и про Афанасия Ивановича, а про моих родителей. И поскольку я такой "казах"-эпосник и мне надо писать - "что вижу, то пою", работа пошла очень легко и все сразу стало понятно. Там есть ремарка от меня о маме - "Мама, не умирай" - это главное, что я хотел сказать в пьесе. О маме, о папе, об их любви. Написал пьесу, выслал Лие и она сразу решила это играть, вот и все» (из письма Н. Коляды автору работы).

Таким образом, автор выбирает в качестве сюжетной личную ситуацию и формирует на ее основе - «общую ситуацию». При этом Н. Коляде важно воспроизвести в произведении такую ситуацию, с помощью которой можно обнажить жизнь рядового зрителя, показать «общий кризис» (Н. Гоголь), прочно связать изображаемое на сцене с тем, что происходит за ее пределами, художественно объединив героев и зрителей. Таким образом, аллюзивность в пьесе распространяется шире собственно про-тотекста «Старосветских помещиков». Обращение автора к личным переживаниям («Мама моя, не умирай!!!!!!! Никогда не умирай, мама!!!! Если ты умрешь, то умрет все, все, все (выделено мной. -Е.Л.), что было у меня, умрет мое детство, умрет наш старенький дом, не умирай, мама, не умирай, прошу тебя, не умирай, мама, не умирай никогда...» [2]) превращает событие смерти Пульхерии Ивановны в значимый маркированный факт, обращающий на себя внимание и акцентирующий сходство, родство, со-

353

354

седство автора и героев: «Нет Пульхе-рии Ивановны. Умерла она. Нет яблони и ковра под ней, нет гуся, пьющего спокойно из деревянного корытца воду, нет частокола со связками сушеных груш и яблок и проветривающихся ковров, нет дерева, под которым стоял воз с дынями... Нет ничего. Все исчезло (выделено мной. - Е.Л.)» [там же].

Происходит непосредственное включение автора в систему персонажей. Прямое авторское присутствие, характер авторских ремарок, включающий субъективную оценку («И цветы, бумажные цветы, все почему-то белые, их так много вдруг появилось» [2]) типизируют и обобщают ситуацию, превращая личное («моя мама») в коллективное («помрут все»), уравнивая индивидуальное («я») и массовое («они»), выводя конкретное происшествие (смерть главной героини) на уровень универсального («жизнь так устроена»). Субъективно-индивидуальное становится средством выражения обобщенно-типического, частное и личное репре-зентует обычное и распространенное.

В действии пьесы в полной мере воплотился дух гоголевского творчества, где так чудно переплелись патетика и задушевный лиризм, глубокая грусть и раскованный смех. Избранный драматургом стиль гротеска, который чаще всего обслуживает жанр трагикомедии, делает произведение Коляды родственным гоголевскому смеху «сквозь слезы»: «ПУЛЬ-ХЕРИЯ ИВАНОВНА. <...> Я знаю, что я этим летом умру: смерть моя уже приходила за мною, только что... АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Бог знает, что вы говорите, Пульхерия Ивановна! (Смеется.) Послушайте, послушайте, что я скажу! Нэма на свитэ краще птыци, як жарэна копчена ковбаса! (Помолчал.) <...> ПУЛЬХЕРИЯ ИВАНОВНА. Я прошу вас, Афанасий

Иванович, чтобы вы исполнили мою волю. Когда я умру, похороните меня возле церковной ограды. <.>Платье наденьте на меня серенькое, то, что с небольшими цветочками по коричневому полю. Атласного платья, что с малиновыми полосками, не надевайте на меня: мертвой уже не нужно платье. На что оно ей? А вам оно пригодится: из него сошьете парадный халат - на случай, когда приедут гости, чтобы можно было прилично показаться и принять их. АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Бог знает, что вы говорите, Пульхерия Ивановна! <. > Спатиньки, кушинькать, баиньки, плямкотеть, с глуз-ду, нахабушка, ноженьки, ноженьки, ню, ню, ню?» [там же]. Примечательно, что в этом самом сереньком платье «с небольшими цветочками по коричневому полю» появляется Гость-Гоголь.

Однако при всей иронической вто-ричности текста здесь присутствует неподдельное драматическое переживание общей ситуации. Ощущение трагедии произошедшего присуще не только герою, но и Гость-Гоголь, и ключница Евдоха в полной мере осознают утрату гармонии: «Ходит по дому [Афанасий Иванович], а Явдоха и Гоголь сзади, за платье цепляются, воют оба» [там же].

Необходимо отдельно отметить, что цитирование у Коляды - это не только дословное, но и видоизмененное в художественной речи воспроизведение отрывка из какого-либо текста. Цитата «как бы замещает или концентрирует сложный образ, воплощенный в художественном произведении» [1, с. 232]. Так, после трогательной смыслообразующей ремарки про маму, составившей основу всего произведения, следует прямая цитата из Гоголя: «АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. Так вот это вы уже и погребли ее! Зачем?!.. (Он остановился и не докончил своей речи..)» [2]. Происходит углубление и

расширение смысла текста. Цитата позволяет драматургу вывести сюжет на экзистенциальный уровень, задуматься о смысле Бытия: «АФАНАСИЙ ИВАНОВИЧ. А зачем она [жизнь] так устроена? Зачем мы жили тогда? Чтобы помереть и - все? Зачем будут жить те, что после нас? Чтобы помереть?» [там же].

По сути, Н. Коляда в этой пьесе сценически воплощает миф о вечном, о вечной любви. Помещичий быт с его уютом, укоренелым укладом, традициями, бесконечными трапезами и чаепитиями, съестными припасами и сушеными травами - молчаливый свидетель, ежедневное, неизменное окружение большой, долгой любви. Старенькие старосветские супруги в своих домашних смешных и добрых хлопотах кажутся беззащитными детьми. Грустна, пронзительна и где-то трагична их любовь - беззаветная, преданная, нежная, страдающая от неотвратимости умирания всего живого, но продолжающаяся и после смерти.

Особое внимание акцентируется в пьесе на образе Гостя-Гоголя. С одной стороны, упоминание Н.В. Гоголя - прямая атрибутивная аллюзия, указывающая на имя автора прецедентного текста. Однако автор «Старосветских помещиков» не просто называется в пьесе, он включен в список действующих лиц, что, в свою очередь, является средством остра-нения от исходного произведения, которое как бы отделяется и отдаляется от своего создателя, обретая дополнительные смыслы. Более того, если в первом действии в пьесе Н. Коляды Гоголь появляется как портрет или некий фантом, на прямую с персонажами пьесы не контактирующий, то во второй действии происходит «оживление» Гоголя, он постоянно находится рядом с Пульхерией Ивановной и Афанасием Ивановичем, сидит с ними за одним столом, «так в платье и с

хлопушкой в руках и сидит, но никто на это внимания не обращает», «ходит по саду с колотушкой, стучит в неё, воров или нечистую силу от счастья Пульхерии Ивановны и Афанасия Ивановича отгоняет». Таким образом, происходит семантически значимое расширение образа: от Гоголя-писателя к Гоголю-личности. Все это позволяет предположить глубокую «укорененность» Н.В. Гоголя во внутреннем мире Н. Коляды.

В жанровом отношении произведение Н. Коляды представляет собой типичную для драматургии конца ХХ - начала XXI в. «пьесу для чтения». Структурная организация «Старосвет-сткой любви» отличается от традиционных драматических текстов. Развернутые ремарки подчеркивают прозаический характер произведения и также сближают пьесу с повествовательным первоисточником.

Таким образом, аллюзивная связь пьесы Н. Коляды с повестью Н.В. Гоголя -это не только текстовые совпадения, но прежде всего общность, распространяющаяся на область осознания себя творческой личностью. Интертекст также помогает выражению представления драматурга о высшей норме человеческих отношений, позволяет вовлечь читателя внутрь художественного текста как полноправного его участника.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Фатеева Н.А. Интертекст в мире текстов: Контрапункт интертекстуальности. - М., 2006.

2. Коляда Н. Старосветские помещики // Коляда Н. Уйди-уйди [Персональная страница Н. Коляды]. - URL: http://kolyada.ur.ru/ category/books/book-uidi-uidi/

3. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. - М., 1996. ■

355

ВЕК