CC BY
73
Библиографический список
1. Грязнов М. П. Таштыкская культура // Комплекс археологических памятников у горы Тепсей на Енисее. Новосибирск: Наука, 1979. С. 89-150.
2. Вадецкая Э. Б. Таштыкская эпоха в древней истории Сибири. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение». 1999. 440 с.
3. Грязнов М. П. Миниатюры таштыкской культуры (из работ Красноярской экспедиции 1968 г.) // АСГЭ. Вып. 13. Л.: Аврора, 1971. С. 94-106.
4. Худяков Ю. С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1986. 267 с.
5. Соловьёв А. И. Оружие и доспехи. Сибирское вооружение: от каменного века до средневековья. Новосибирск: ИНФОЛИО-пресс, 2003. 223 с.
6. Черненко Е. В. Скифский доспех. Киев: Наукова думка, 1968. 243 с.
7. Нефедкин А. К. Военное дело чукчей (середина XVII - начало XX в.). СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 2003. 352 с.
8. Манцевич А. П. Курган Солоха. Л.: Искусство, 1987. 143 с.
9. Панкова С. В. Воины таштыкских миниатюр: возможности атрибуции // Древнее искусство в зеркале археологии. К 70-летию Д. Г. Савинова / Труды САИПИ. Вып. VII. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2011. С. 117-141.
10. Панкова С. В. Новые образы таштыкского искусства и их параллели // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия: сборник докладов международной научной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения С. В. Киселёва, г. Минусинск. Красноярск: РИО КГПУ им. В. П. Астафьева, 2005. С. 183-185.
11. Русско-чукотские войны. URL: https://via-midgard.com/11846-russko-chukotskie-vojny.html (дата обращения: 05.06.2017).
12. Цыбульский С. Военное дело у древних греков. Ч. I. Вооружение и состав греческого войска. Варшава, 1889. URL: http://ancientrome.ru/art/artwork/img.htm?id=2441 (дата обращения: 06.06.2017).
© Петренко А. Л., Минор О. В., 2020
УДК 94(571.51/.52).084.6:[323.325+343.264]" 1929/1934"
«МУЖИЧЬЯ ЧУМА»: КРЕСТЬЯНСКАЯ ССЫЛКА НА ТЕРРИТОРИИ ЕНИСЕЙСКОЙ СИБИРИ (1929-1934 ГГ.)
Шекшеев Александр Петрович,
кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Хакасская республиканская организация «Общество "Мемориал"» (Абакан)
Данная статья освещает происходившие во время коллективизации и «раскулачивания» насильственное выселение из родных мест и расселение в специальной ссылке енисейских крестьян и их семей. Автор рассказывает о том, как на востоке страны, в необжитых таёжных местностях Приангарья, Туруханского и Кеть-Чулымского краёв Енисейской Сибири высылаемые местные «кулаки» второй и третьей категории образовывали новые поселения. Пополняемые теми, кто прибыл этапами из западных регионов страны, спецпереселенцы в неимоверно тяжёлых условиях не только выживали, но и заново отстраивали свою жизнь. Дальнейшее «раскулачивание» и депортация уже не были масштабными и всё больше предназначались для достижения колонизационной и экономической цели. Факты, приведённые в статье, свидетельствуют, что большинство спецпереселенцев уповали на изменения в политике государства, их отличали дисциплинированность и желание восстановить свои хозяйства и гражданские права. Под воздействием ряда факторов и, в частности высокой смертности, численность спецконтингента неуклонно сокращалась. Но своим трудом ссыльные крестьяне создавали условия для освоения огромных территорий и природных богатств Красноярского края, его форсированной индустриализации.
Ключевые слова: депортация, деревня, Енисейская Сибирь, коллективизация, колхозы, комендатуры, крестьянство, «кулаки», поселения, «раскулачивание», советская власть, спецпереселенцы, ссылка.
"MEN'S PLAGUE": PEASANT EXILE IN THE TERRITORY OF YENISEI SIBERIA
(1929-1934)
Sheksheev Aleksandr Petrovich,
Ph. D. of History, Senior Researcher Khakass Republican Organization "Society memorial" (Abakan)
This article highlights the forced eviction from their homes and the resettlement of the Yenisei peasants and their families in a special exile that took place during collectivization and "dekulakization". The author tells how, as elsewhere in the East of the country, in the uninhabited taiga areas of the Angara region, Turukhansky and Tutalo-Chulymsky regions of Yenisei Siberia, local "kulaks" of the second and third categories formed new settlements. Reple-
nished by those who arrived in stages from the Western regions of the country, special settlers not only survived under incredibly difficult conditions, but also rebuilt their lives. Further "dekulakization" and deportation were no longer large-scale and were increasingly intended to achieve colonization and economic goals. The facts given in the article show that the majority of special settlers hoped for changes in the state policy, they were distinguished by discipline and a desire to restore the economy and civil rights. Under the influence of a number offactors and, in particular, high mortality, the number of special settlers had been steadily declining. But with their labor, exiled peasants created conditions for the development of the vast expanses and natural resources of the created Krasnoyarsk territory, and its forced industrialization.
Key words: deportation, village, Yenisei Siberia, collectivization, kolkhoz, commandant's offices, peasantry, "kulaks", settlements, "dekulakization", Soviet power, special settlers, exile
Тема «раскулачивания», высылки на специальные поселения и нахождения там крестьян, названных потом «мужичьей чумой», является одной из наиболее активно освещаемых в современной исторической науке. Существенно дополняя ранее известное и меняя взгляды историков, её историография пополнилась документальными сборниками о спецпереселенцах Западной Сибири начала 1930-х гг. [1-3], трудами С. А. Красильникова и других исследователей о крестьянской ссылке и состоянии общества в сталинское время [4-7], а также статьёй И. В. Наумова, освещавшей спецпереселение на территории Восточно-Сибирского края [8]. Публикацией В. А. Новокшонова, небольшим изданием В. С. Биргера и кандидатской диссертацией О. В. Корсаковой было начато освещение крестьянской ссылки на Енисее, а монографией С. В. Карлова - в Хакасии [9-12].
Однако литература, созданная и освещавшая анализируемую нами проблему, не лишена противоречивых утверждений. Так, некоторые авторы, начиная с О. В. Корсаковой, решили, что Енисейская Сибирь была не только лагерным краем, но и регионом, в котором «молох политических репрессий» стал средством разрядки социальной напряжённости и обеспечения рабочими значительного промышленного освоения районов их вселения. Подменяя освещение репрессий анализом состояния выделяемых «кулакам» «натуральных фондов», планов и нормативных документов, ещё один историк тем самым показал, что выселение и жизнь на поселении «кулаков» име-
ли строго организованный порядок и не были уж столь мучительными для крестьян [13; 12]. С другой стороны, несколько авторитетных историков, оценивая лишение свободы в сталинскую эпоху, высказались, что его главной целью было не использование «врагов» в качестве дешёвой рабочей силы, а их физическое уничтожение [14, с. 72].
Вероятно, более близкими к истине были высказывания создателей известного справочника по истории исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ). Они считали, что «успехи» лагерного строительства не определяли выполнения государственных планов, так как соответствующие производственные проекты были бы, даже при отсутствии лагерной системы, всё равно реализованы трудом вольнонаёмных рабочих. Поэтому данные авторы, рассматривая указанную дилемму, предложили исходить из наличия сложного комплекса взаимозависимых обстоятельств, влиявших на принятие тех или иных решений высшими органами власти как в сфере лагерного и поселенческого строительства, так и в области репрессивной политики, а каждый конкретный случай анализировать отдельно [15, с. 33-34]. Эти суждения вполне применимы и при освещении проблем крестьянской ссылки.
Противоречивыми остаются взгляды историков и на сущность спецпереселений. Общим местом в их трудах, как свидетельствовал С. А. Красильников, было лишь признание направления групп населения в новые места проживания одной из политических репрессий. В то же время историки рассматривали
его ещё и в качестве разновидности принудительных переселений (миграций) [4, с. 22].
Существующая неоднозначность оценок и выявление новых архивных материалов предполагают продолжение исследования этой темы и создание, наконец, некоей обобщающей картины, способной расширить и углубить общественные представления о сталинской эпохе.
Государственное регулирование процесса колонизации восточных районов страны возобновилось только к середине 1920-х гг. Сибирь вновь открылась для планового переселения западных крестьян и их занятия здесь земледелием. Кроме того, сюда хлынули гонимые голодом крестьяне, переселенцы-беженцы, стремившиеся укрыться от начавшейся коллективизации. На рубеже 1920-1930-х гг. власть стала решать задачи колонизационно-переселенческого движения путём развёртывания сети колоний и лагерей, осуществления репрессивных депортаций и проведения плановых мобилизационных переселений. Первые такие переселенцы на территории Енисейской Сибири появились у Северного полярного круга, где их руками строилось Нифантьевское шоссе и добывался лес для экспорта. В конце 1929 года сюда прибыли срочные ссыльные из Минской и Витебской областей Белорусской ССР. Сосланные поляки и белорусы семьями были отправлены в села Галанино и Момотово Казачинского района Красноярского округа. Тогда же началась ещё незначительная внутрирегиональная депортация «кулаков». Крестьяне Агинского района Канского округа были выселены на местные рудники, а этап ссыльных угнали из южных районов Минусинского округа в Тайшет и оттуда в Шиткин-ский район [16; 17].
Вступление страны в полосу форсированной модернизации потребовало поиска новых способов обеспечения грандиозных экономических проектов рабочей силой. С этой целью на протяжении всей первой половины 1930-х гг.
режимом осуществлялись массовые и локальные депортации. Составной частью коллективизации стало «раскулачивание» деревни, которое вначале преследовало откровенно репрессивные и конфискационные цели. Но затем стала проводиться следующая фаза «кулацкой» операции, направленная против «кулаков» второй и третьей категорий. Она заключалась в массовой депортации их с семьями за пределы создаваемых колхозов. Причём вторую категорию «кулаков» планировали выселить в северные необжитые местности - На-рымский, Приангарский и Туруханский края, а третью - в создаваемые новые посёлки внутри территории, охваченной коллективизацией.
4 февраля 1930 года региональным властям была разослана секретная инструкция, согласно которой руководство выселением «кулацких» семей возлагалось на оперативные тройки при окружных отделах ОГПУ, а само её выполнение - на опергруппы чекистов и милиционеров. Для приёма, учёта и отправки выселяемых крестьян организовывались сборные пункты во главе с комендантами. По инициативе Сибирского Полномочного представительства (ПП) ОГПУ краевой исполком издал секретное постановление, предложившее окружному руководству взыскивать с выселяемой семьи по 25 рублей с переводом их в финансовые органы на расходы по переселению [1, с. 90].
На территории Енисейской Сибири операция, направленная против «кулаков» второй и третьей категорий, должна была проводиться в соответствии с постановлением президиума Сибирского краевого исполкома и его дополнением от 11 февраля 1930 года. Начало депортации 30 тыс. хозяйств, отнесённых ко второй категории, было намечено на 25 февраля 1930 года. Из Минусинского, Хакасского, Ачинского, Канского и Красноярского округов выселению подлежали 5 885 хозяйств. Окружным исполкомам предлагалось отчислить часть конфискованного у «кулаков» продо-
вольствия, фуража и сена в краевой торговый отдел для создания «натуральных фондов», состоявших на одно хозяйство из лошади, 1/3 плуга, 1/4 бороны, трёх кос, двух серпов, вил, двух лопат, саней или телеги, сбруи, столярного инструмента и пр., а также продуктов в расчёте на два месяца дороги и 500 рублей деньгами. «Натурфонды» передавались в распоряжение 1111 ОГПУ и должны были выдаваться «кулакам» в местах их выгрузки. Постановление Сибирского краевого исполкома «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации» от 12 февраля 1930 года открывало кампанию по выселению «кулаков» из мест их проживания [1, с. 35-43]1.
Между тем в ходе реализации этого постановления выявилась несогласованность в действиях властей. Районное руководство стремилось переадресовать высылку окружным властям, а те были заинтересованы в выдворении репрессированного крестьянства за пределы округа с минимальными затратами и издержками. В этих условиях органы ОГПУ играли, по мнению исследователей, «комбинированную роль дирижёра, органа информации, аварийного мастера, сигнальщика и фильтро-вальщика». Кроме того, власти столкнулись с проблемой, каким образом проводить грань между «кулаками» второй и третьей категории. Чекистские органы, сосредоточив основные усилия на решении задачи по обеспечению высылки «кулацких» семей, хлопоты об оставшихся в деревне «раскулаченных» переложили на местную власть [4, с. 78, с. 82].
Непростой оказалась и ситуация с формированием и наделением «кулаков» «натуральными фондами». «Кулацкое» имущество в значительном количестве растаскивалось и разбазаривалось по дешёвым ценам с торгов. Поэтому на местах пытались избежать форми-
рования «натурфондов», мотивируя невозможностью наделить ими такое количество людей. Например, так было в районах Красноярского округа. В одном из них ссылаемые «кулаки» были собраны в милиции, где их обыскали и обобрали, а районный исполком (РИК) не обеспечил продовольствием и фуражом. В Канском округе этим лицам передали негодных лошадей. Не был выделен «натур-фонд» и крестьянам, выселяемым из с. Горбы Ачинского округа. Более того, у них отобрали нажитое, вплоть до шуб [1, с. 94-95]. В Хакасском округе оформлялась отправка «кулаков», у которых в результате мародерства было полностью изъято имущество, а некоторые лишились даже белья2. В результате план депортации был сорван. 25 февраля 1930 года первые эшелоны в установленный срок были отправлены лишь с «кулаками» из Минусинского ок-руга3. Происходившую, например, в Ермаков-ском районе этого округа процедуру выселения очевидец описывал так: «Даны были сутки на сборы и предъявлены требования: скот и всю живность в хозяйстве не забивать (всё сразу же описали), с собой брать вещей по пуду на одного человека и запастись едой на две недели» [18, с. 33].
1 марта Сибирский краевой исполком по прямому проводу через ОГПУ передал окружным советским органам дополнение к своему постановлению от 12 февраля 1930 года. Согласно изменённому плану, указывалось: выселить к 1 апреля уже 50 тыс. «кулацких» хозяйств, в частности из енисейских округов -7,9 тыс. семей. Но в связи с тем, что чекистское руководство запретило сборным пунктам принимать выселяемых без полного обеспечения их «натуральными фондами», местным властям было предложено перевести 8,7 тыс. «кулацких» хозяйств, не снабжённых ими и не выселенных в отдалённые и северные местности, во вторую категорию и вместе с хозяйст-
1 Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 111. Л. 42; Ф. Р-1072. Оп. 1. Д. 3116. Л. 9-10.
2 Там же. Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 103. Л. 34.
3 ГАНО. Оп. 1. Д. 104. Л. 94.
вами первой категории расселить посёлками в пределах своих округов [1, 50] \ К сожалению чекистов, один из пригодных под расселение участков - Карабульскую гарь в Канском округе - пришлось использовать только на 8 % [1, с. 92].
Для перевозки «кулаков» из Минусинского и Хакасского округов были выделены шесть эшелонов, рассчитанных на одну тыс. человек каждый. Пунктами погрузки и разгрузки являлись станции Абакан и Канск. Эшелон сопровождали тринадцать человек специальной охраны или шесть красноармейцев.
При высылке из родных мест многодетные семьи старались оставить самых маленьких и слабых детей родственникам или просто сердобольным людям. В бега устремлялись главы семейств, но это мало помогало. Порой выселение проходило в обстановке крестьянских волнений. Как правило, беднота на своих собраниях не протестовала против этой акции. Однако, собравшись на проводы, она высказывала массовое недовольство действиями властей, а «кулакам» сочувствовала, заявляя о своей непричастности к их выселению.
Пропущенные через контрольно-пропускные пункты, «кулаки» второй очереди расселялись РИКами и сельсоветами. Власти Красноярского и Канского округов отправляли их в собственные северные районы, власти Ачинского - в необжитые места Томского и Красноярского, а Минусинского и Хакасского - на участки Томского, Ачинского и Канского округов. Случалось, что эта операция проходила с осложнениями. Так, из-за отсутствия договорённости между Красноярским и Ачинским отделами ОГПУ временно было остановлено их продвижение из Бирилюсского района Ачинского округа на территорию Красноярского округа: часть обозов вернулась обратно и была распущена. Но большинство «кулацких» семей оказа-
лись разбросанными в пути по деревням и заняли все местные постройки .
Крайне неорганизованно проходила переброска «кулаков» из селений Ужурского района на ст. Тяжин. Подводчики и сельские исполнители не были снабжены продуктами, фуражом и питались крестьянскими харчами. В каждой деревне, встреченной по пути, высылаемые с плачем прощались с родственниками и знакомыми. На станции, где их встретили мародёры, было объявлено, что далее «кулаков» будут отправлять не по железной дороге, а на подводах. Несмотря на арест одного из них чекистами, устранившими сопротивление, настроение выселяемых было бодрым. Многие говорили, что будут строить на новом месте «кулацкую» коммуну и тем самым помогут крепить советскую экономику3.
Боязнь потерять контроль над поведением разорённых и неустроенных людей, на отправку которых не хватало ресурсов, заставила чекистские органы вести поиск их трудового использования. Для расселения спецпереселенцев были предназначены с. Тегульдетское в Ачинском округе, Маковское - в Красноярском, посёлки комендатур «Кондратьевская», «Ангарская» и «Колючинская» - в Канском округе. Прибывающий контингент ссыльных предполагалось использовать в разных целях. В Кеть-Чулымской комендатуре, например, они должны были заниматься земледелием, в спецпоселках Канского округа - обслуживать систему Сиблестреста, а вселившиеся в посёлки Ярцево и Игарка Туруханского края -службы Комитета северного морского пути. Кроме того, две комендатуры были организованы для обеспечения горно-приисковых работ.
Сначала некоторые руководители северных сибирских организаций увидели в крестьянской ссылке возможность получить необходимую рабочую силу. Так, председатель Ком-
2 ГАНО. Оп. 1. Д. 114. Л. 106.
3 ГАНО. Л. 75.
севморпути Б. В. Лавров писал в ОГПУ края: «Основное переселение необходимо иметь на Игарку для работ на лесопильных заводах и перегрузки морских и речных пароходов, в Усть-Порт - для рыбной ловли и охоты, на р. Курейку - в графитовые рудники, в Норильск ... - для организации каменноугольных работ и рыболовства...» [9, с. 106]. Вопреки этим бодрым планам, вселение «кулаков» в северные местности осуществлялось совсем не так, как предполагалось. Вот что писали М. И. Калинину наблюдавшие это переселение жители самого северного города Красноярья: «В г. Енисейск наслали тысячи семейных крестьян, набили ими дома, дают в сутки 300 гр. хлеба взрослым и 200 гр. детям и больше ничего... Дети мрут, старички тоже. Крестьяне осаждают жителей города и деревни нищенством и надрывают всем сердце словами и горем своим. Начались болезни среди них от голода и скученности, вот-вот вспыхнет эпидемия тифа. Все в ужасе от их рассказов о зверствах, проявленных к ним при выселении с мест и дорогой. Выселяли их так: мужей забирали в тюрьмы, а их семьи выгоняли в 50-градусные морозы с детьми на улицу, запрещая пускать в дома даже детей... Ночью приказали в один час собраться в дорогу... Они везли муку, а в Красноярске её отобрали..., и теперь они питаются подаяниями по домам. Кулаков среди них мало, больше бедноты и горе грызёт всем сердце...» [19, с. 104].
С «раскулачиванием» Кеть-Чулымский район Томской области принял 873 семьи из Красноярского и Ачинского округов. Следом на р. Кеть были депортированы крестьяне из Большемуртинского, Пировского и Казачин-ского районов Красноярского округа и Перовского (Партизанского) района Канского округа.
В феврале 1930 года на «Маковку» (в район с. Маковское Енисейского района) были вселены крестьянские семьи из Берёзовского, На-заровского, Боготольского и Ачинского рай-
онов Ачинского округа. Доставленные санными обозами, они потеряли ещё в пути от смерти множество детей и стариков. Вселение их происходило в места, которые, по признанию начальника краевого административного управления, оказались по почвенным условиям непригодными для ведения сельского хозяйства. Ссыльные были размещены по избам местных жителей, в наскоро построенных бараках и даже в шалашах. В июне 1930 года в Маковскую комендатуру выехала специальная комиссия для отыскания нового района, удобного в сельскохозяйственном отношении. Труд прибывшего контингента спецпереселенцев, составлявшего 4,6 тыс. человек, использовался при создании нового совхоза, а также в Енисейском леспромхозе и на северо-енисейских золотых рудниках.
Тремя эшелонами в Красноярск и Тайшет со ст. Карасук были вывезены алтайские «кулаки», этапы которых формировались в ряде районов Славгородского и Рубцовского округов. Находившийся в центре «кулацкой» ссылки г. Канск принял эшелон с высланными крестьянами из Минусинского округа, два - из г. Бийска и шесть - со ст. Абакан. Во время следования из них бежали только трое, сняты по болезни были девять человек и умерли трое детей. Более 14 тыс. депортированных крестьян не были обеспечены «натурфондами». Так, прибывшие 29 марта 196 «кулацких» семей, или 1 031 человек, из Минусинского округа имели только 190 лошадей и 70 разбитых саней. Они длительное время приобретали сани, сбрую и лошадей в Канске, что затруднило их размещение. Из прибывших отсеяли стариков, инвалидов, больных и беременных женщин, которых возвратили обратно, а прочих отправили на лесоповал [19, с. 106; 20, с. 116]1. Однако имели место случаи, когда действующие в Канском округе лесозаготовительные организации, не желая нести затраты на содержа-
ние «кулаков», отказывались принимать предложенный контингент новых работников. Из 16 тыс. привезённых и местных «кулацких» хозяйств сначала разместились только 12,4 тыс. таких сообществ. На Карабульскую гарь и Кодинскую заимку были вселены лишь одна тыс. семей из Минусинского и Хакасского округов, а в бассейн р. Ангара - 750 семей из самого Канского округа. Ещё 3,5 тыс. хозяйств были определены на лесозаготовки, производимые Сиблестрестом и ЛесЛАГом1.
Прямое давление на хозяйственников, которое предприняли чекисты для скорейшего трудоустройства ссыльных «кулаков», вызвало с их стороны негативную реакцию. Так, Ком-севморпуть, согласившийся сначала принять и разместить до двух тыс. хозяйств, вскоре отказался от этого. Поэтому прибывших не только в Канск, но и в Красноярск «кулаков» пришлось спешно рассредоточивать по лесозаготовительным организациям. Новые этапы ссыльных, формируемые в северных районах Канского округа, были направлены на обслуживание Баргинского слюдяного рудника, а из Красноярского и Минусинского округов -угольных шахт Забайкалья. На территории Красноярского округа были размещены 458 семей, переброшенных из Енисейска и Нижне-удинска, а также 868 лиц, прибывших из Украины [9, с. 106]2.
Власти, ответственные за выселение, не справились с заданиями. Так, контрольная цифра депортируемых «кулаков», указанная краевым исполкомом, не была выдержана в Красноярском округе*. Часть «раскулаченных» хозяйств, подвергнутая незаконной экспроприации, была восстановлена, другая - не выселялась из-за отсутствия здесь сплошной кол-
1 ГАНО. Л. 43, 48.
2 ГАНО. Л. 117, 145-146.
* Позднее выяснилось, что задания по выселению не были выполнены и в целом по Сибирскому краю. К концу апреля 1930 года вывезенными оказались только около 16,1 тыс. «кулацких» хозяйств, или 80,8 тыс. человек, а план по выселению «кулаков» второй категории не был выполнен на 46,5 % . Кроме того, из-за Урала в Сибирь было депортировано 19,9 тыс. «кулаков» [1, с. 99, с. 103; 4, с. 209].
лективизации или осталась на месте из-за болезни, семейных обстоятельств и распутицы, а ещё одна часть была переведена в третью категорию.
На конец апреля 1930 года масштабы выселения «кулаков» второй категории из Ачинского, Минусинского, Хакасского, Красноярского и Канского округов были следующими: всего депортировали 2 764 семьи в составе 15 087 человек, в том числе 3 546 мужчин старше 18 лет, 4 082 женщины этого же возраста и 7 459 детей и молодёжи до 18 лет. Иначе говоря, лица в трудоспособном возрасте составляли среди них незначительную часть. Выполнение контрольной цифры по выселению колебалось от 96-100% в Хакасском и Минусинском, до 50-70 % в др. округах [4, с. 75-76].
Массовая высылка крестьянских хозяйств в необжитые районы породила множество проблем. Прежде всего власти не смогли обеспечить переселяемых в таком количестве людей необходимыми для них продуктами и средствами труда. Из-за распутицы под угрозой оказалась доставка «натурфондов» в ряд северных и таёжных мест. Согласно постановлениям директивных органов, спецпереселенцам полагалась норма - 300 граммов хлеба в день на человека, или 6,5 кг муки в месяц**. Однако, вследствие отсутствия необходимых продовольственных запасов и апрельского 1930 года решения 1111 ОГПУ об уменьшении норм централизованного снабжения спецпереселенцев, эти скудные пайки сократились в ряде мест в полтора-два раза. Острый дефицит ощущался в снабжении переселенцев лошадьми. Постановлением от 14 апреля 1930 года Сибирский крайисполком и 1111 ОГПУ предложили окружным властям вывести лошадей, не обеспеченных фуражом, из мест вселения для кор-
**Для сравнения укажем, что суточная выдача хлеба «вольным» лицам, работающим на освоении колонизационного фонда, составляла 500, а в военизированной охране - 1 200 граммов.
мёжки в районы, близкие к железнодорожным станциям [19, с. 103; 21, с. 208]1.
Один из главных в географии «кулацкой» ссылки - Тутало-Чулымский край - располагался в 140 км от железнодорожной станции Мариинск. До намеченных к расселению массивов, занятых гарями и лесом, которые после раскорчёвки можно было использовать под пашню, было ещё от 30 до 80 км по таёжному бездорожью. Доставленные в начале апреля десятью эшелонами ссыльные, превышавшие по численности местное население вдвое, на первое время были размещены в деревнях. Побывавший там уполномоченный Ачинского окружного исполкома увидел, что прибывших помещали по пять-шесть семей в каждой избе, что чрезвычайно осложняло жизнь местных обитателей. После тяжкой дороги по Суслов-скому тракту переселенцы устраивались на новых местах: корчевали лес, строили жильё, распахивали землю под пашни, везли на мельницы завезённые рожь и пшеницу, где их размалывали в муку. На каждую семью были заведены карточки, но пайка не хватало. Поэтому многие переселенцы бродили в поисках пищи, просили милостыню, несли на базар последние вещи и занимались воровством с огородов и полей. Партийные, комсомольские и торговые организации края были вынуждены заниматься устройством этих людей, обеспечением их продуктами питания, фуражом и семенами [9, с. 111-112].
Согласно информации, озвученной на закрытом заседании Ачинского окружного исполкома 17 апреля 1930 года, имевшееся количество хлеба обеспечивало потребности спецпереселенцев «весьма экономно», а фуража для лошадей не хватало. Расселённые в 40 населённых пунктах вблизи Тегульдета переселенцы построили 12 бараков на восемь семей каждый, четыре амбара и три завозни, что было для 11 тыс. человек недостаточно. Многие
из них располагались на крестьянских заимках и в землянках. Посевы из-за отсутствия семян оказались невозможными, а запасы сена у местных крестьян закончились. В местах расселения среди взрослого населения распространился тиф, а у малолетних - корь. Руководство исполкома в дополнение к 15 вагонам сена, доставленного 12 апреля на ст. Суслово, решило отгрузить высланным муку, семена и овёс, установить суточные пайки питания, разрешить в исключительном порядке индивидуальное строительство жилья2. Такой же была ситуация и в Красноярском округе. Построенные 18 бараков не вмещали всех людей и не спасали их от болезней. Из-за отсутствия молока наблюдалась высокая смертность детей. На высылке каждый «кулак» получал «твёрдое» задание: засеять от одной до трёх десятин земли. С этой целью их снабдили семенами, лошадью, телегой или санями и даже общим плугом. Но осуществлённые посевы овса и ячменя обещали небольшой урожай3.
«Безобразным явлением» назвали происходившее на ст. Тяжин участники совещания при краевом исполкоме от 2 июня 1930 года. Сюда завезли 300 семей «раскулаченных», из которых ст. Мариинск и Тайга согласились принять лишь 100. В связи с тем, что на каждую семью выдали по 15 кг муки, среди оставшихся и размещённых в тупике людей начались заболевания. Больных пришлось размещать по домам пристанционных жителей и прислать к ним медработников. Но 80 человек уже умерли от скарлатины, дифтерии и кори [4, с. 156].
Несмотря на присущую спецпереселенцам озлобленность и скрытую враждебность, вели они себя по-разному. Некоторые из них не мирились со своим положением. Из-за недостатка продуктов и жилья бежали до 45 % всех переселенцев, прибывших в Кеть-Чулымский район. К сентябрю 1930 года из Маковской комендатуры скрылись 3,2 тыс. человек, или
2 ГАНО. Л. 2, 20-21.
3 ГАНО. Л. 65, 145; Д. 106. Л. 57.
70 % всех депортированных. Оставшиеся на местах новосёлы не отличались смирением и покорностью. Так, в том же Кеть-Чулымском районе была «раскрыта» группа, якобы состоявшая из бывших офицеров, намеревавшихся организовать выступление. В марте 1931 года Тегульдетская ячейка ВКП(б) собралась на внеочередное заседание для заслушивания информации о том, что в пределах их района действует «бандитская» группа. Другие спецпереселенцы находились в состоянии растерянности и подавленности. Но большинство их отличали дисциплинированность и желание восстановить свои хозяйства и гражданские права. «Будет война, и мы пойдём по своим домам», - с такой верой выживали эти люди [9, с. 113, с. 115-116; 20, с. 116]1.
К лету 1930 года переброска «кулаков» второй категории прекратилась. Когда же Ачинский окружной исполком 12 июня заявил о намерении переселить находившуюся вблизи города партию данных лиц, то 1111 ОГПУ, а следом и Сибирский крайком партии воспротивились этому2. Расселёнными в Кеть-Чулымской комендатуре Ачинского округа считались 11,6 тыс., в Маковской и Енисейской комендатурах Красноярского округа - 6,9 тыс., а в Ангарской, Кондратьевской, Колю-чинской, Шиткинской, Ирбейской и Тайшетской комендатурах Канского округа - 21,1 тыс. спецпереселенцев. Общая численность их составляла уже 39,6 тыс. человек3.
С 15-20 марта 1930 года началось расселение «кулаков» третьей категории, насчитывавших на Енисее одну - полторы тыс. крестьянских хозяйств. Оно осуществлялось внутри округов, затянулось до распутицы и в связи с наступающими весенне-посевными работами к 15 апреля было приостановлено. «Кулаки» этой категории должны были посеять и убрать хлеб, а в ссылку поехать в ноябре санным пу-
1 ГАНО. Д. 103. Л. 59; Д. 106. Л. 60.
2 ГАНО. Д. 106. Л. 12.
3 ГАНО. Л. 45.
тём. Но, оставшись без семян, они хозяйством практически не занимались и своим присутствием, по мнению, например, минусинских властей, лишь «разлагали» деревню. Из переселившихся же в Красноярском округе были созданы десять посёлков. В Ачинском округе «кулаки» третьей категории выселялись на Костеньковские хутора, в Хакасии - на территорию Саралинского промышленного золотодобывающего и Таштыпского пограничного сельскохозяйственного районов. Летом 1930 года началась депортация из Хакасско-Минусинского региона в Ольховку (Артё-мовск), на рудники треста «Минусазолото» и за р. Чулым, на Центральную гарь. Для обеспечения горно-приисковых работ по линии «Союззолота» в Хакасии были организованы Саралинская и Таштыпская комендатуры. В дальнейшем на их территории появились 19 спецпосёлков с 3,5 тыс. переселенцев [12, с. 83]4.
Декабрьский (1930 г.) Объединённый пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) поставил задачу возобновления коллективизации. «Раскулачиванию» и депортации теперь подлежали бывшие или вновь выявленные «кулаки», к которым могли отнести и политически неблагонадёжных, с точки зрения властей, крестьян, включая и тех, кто упорно отказывался вступать в колхоз. 25 декабря 1930 года бюро ЗападноСибирского краевого комитета ВКП(б) приняло постановление «О мерах усиления борьбы с активностью кулачества против коллективизации», в котором указало: выделив в районах группы из «наиболее злостных кулаков, активно вредящих делу коллективизации», конфисковать их имущество и подвергнуть выселению. Для руководства коллективизацией, укреплением колхозов и организации массовой работы в районах создавались «пятёрки» в составе уполномоченного крайкома ВКП(б) или крайисполкома, секретаря райкома партии,
4 ГАНО. Д. 103. Л. 62, 145; Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф. П-60. Оп. 1. Д. 1012. Л. 5.
председателей РИКов и Колхозсоюза, а также руководителя районного аппарата ОГПУ1.
Зимой и весной 1931 года была проведена первая локальная операция по выселению так называемых «кулаков», обусловленная общими социально-политическими и экономическими, а также и региональными причинами. Из 21 района выселили 3,1 тыс. человек. В марте на территории Западно-Сибирского края (ЗСК) провели экспроприацию и выселение из 14 районов сплошной коллективизации ещё одной группы крестьян, объявленных «кулаками». Так, согласно директиве 1111 ОГПУ от 3 марта 1931 года на Ольховский золотой прииск из Минусинского района были высланы «кулаки» третьей категории - 319 человек, в том числе женщины и дети [19, с. 111, с. 113-114]2. Но проведённое в марте 1931 года выселение показало, что «огромное большинство кулаков имело ограниченное хозяйство, лишённое почти всех основных средств производства». 2 апреля секретарь Мартайчинского райкома ВКП(б) обратился к краевому партийному и чекистскому руководству с жалобой, что на золотые рудники вместо семей во главе с трудоспособными главами прислали «балласт» в лице одиночек, инвалидов и детей, не способных валить деревья в глубоком сне-гу3. Следовательно, «раскулачивание» уже открыто охватывало несостоятельную часть деревенского населения и всё больше предназначалось для достижения колонизационной и экономической цели.
Выявляя «кулаков» и организуя их высылку, отдельные представители власти по-прежнему пользовались незаконными приёмами. Так, под руководством председателя сельсовета Константинова в с. Восточенское Минусинского района активисты изымали у выселяемых даже вилки, стаканы, бутылки с керосином и кожи. Открыв «боевые» действия
1 ГАНО. Ф. П-1. Оп. 4. Д. 44 а. Л. 83-85.
2 Муниципальное казённое учреждение «Архив г. Минусинска» (МКУ «АГМ»). Ф. Р-367. Оп. 1. Д. 13. Л. 235.
3 ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 124. Л. 20, 30.
против собак и запугивая женщин оружием, они стаскивали конфискованный скарб в сельсовет. Как сообщал очевидец, глава сельсовета, угрожая расстрелом, предложил одной из семей освободить дом в течение получаса, а в ещё одной избе на просьбу хозяйки оставить ей старые штаны мужа, который находился на лесозаготовках, заявил: «Взяли и ещё возьмём по-большевистски». Над таким поведением советского руководителя смеялась вся деревня, «кулаки» же, как заметил писавший, были «готовы его съесть». На организованных торгах в присутствии прежних владельцев его помощники продавали деревянные ложки, вилки, ножи и куриц, причём, так «поспешно, точно боялись, что их увезут». Но самые ценные вещи покупались «кулаками» через родственников и по дешёвке4. Позднее в этом же селении в силу создавшихся тяжёлых материальных условий жительница Ш. Валиуллина бросила в печь ребёнка5. Власть того же района обратила внимание на обстановку, сложившуюся в с. Ново-Троицкое. Здесь вместо партийной и комсомольской организаций сложился, по её мнению, «кулацкий» актив из 16 человек, находившихся в родственных отношениях и державших круговую поруку, во главе с председателем колхоза Кожухаром. Беднота и бывшие партизаны отказались вступать в такое хозяйство, отчего его развитие, якобы, приостановилось. Естественно, что данные лица были «раскулачены» и высланы6.
Согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1931 года «О предоставлении краевым (областным) исполкомам и правительствам автономных республик права выселения кулаков из пределов районов сплошной коллективизации сельского хозяйства», на местах готовилась ещё одна широкомасштабная кампания ликвидации «кулачества». В Хакасии, к примеру, в период весеннего сева пар-
4 МКУ «АГМ». Ф. Р-367. Оп. 1. Д. 22. Л. 95, 99.
5 МКУ «АГМ». Д. 21. Л. 25.
6 МКУ «АГМ». Д. 22. Л. 66.
тийное и чекистское руководство, стремясь закрепить достигнутый уровень коллективизации и обезопасить себя от крестьянских выступлений, начали создавать в районах вооружённые партийные отряды. В соответствии с постановлением правительства ОГПУ 15 марта направило в Новосибирск и Иркутск «Меморандум о проведении массовой высылки раскулаченных», которую было намечено осуществить с мая по сентябрь 1931 года. Местные органы обязывались предоставить чекистам не позднее 10 апреля данные о количестве хозяйств, намеченных к высылке.
Для решения вопросов выселения, размещения и использования «раскулаченных» Политбюро ЦК ВКП(б) создало специальную комиссию во главе с заместителем председателя СНК СССР А. А. Андреевым и в составе высших должностных лиц ОГПУ. 27 апреля того же года бюро Западно-Сибирского краевого комитета партии, приняв постановление «О ликвидации кулачества как класса», постановило провести экспроприацию в хозяйствах «твёрдо установленного» «кулачества» с 20 мая по 10 июня 1931 года. С целью «укрепления колхозов и пресечения вредительства» оно постановило, как сообщал И. В. Сталину секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. И. Эйхе в письме от 3 мая 1931 года, провести в месячный срок экспроприацию 40 тыс. «кулацких» хозяйств.1 Выполняя это решение, 1111 ОГПУ ЗСК 28 апреля 1931 года разослало директиву своим низовым органам приступить к этой операции с 10 мая. Но чекисты на местах столкнулись с непредвиденными трудностями и ограничились лишь выявлением и сбором «кулаков» в определённых местах. Полпред ОГПУ Л. М. Заковский информировал партийно-советское руководство края об
1 В целом по краю выселению тогда подверглись 39,7 тыс. еди-
ноличных хозяйств, отнесённых к «кулацким», или 182,3 тыс. человек. Помимо единоличников, было выселено ещё около четырёх тыс. ранее экспроприированных семей, но оставшихся в местах прежнего жительства, частично вступивших в колхозы, совхозы и переехавших в город (ГА НО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 234. Л. 4;[19, с. 111, с. 113, с. 114]).
отсутствии в деревне людских ресурсов для осуществления прежней политики и «нажиме», который пришлось применять его сотрудникам для поиска «кулаков», а также об усилиях по организации их охраны. Вследствие того, что районы не обеспечили высылаемых «кулаков» лошадьми, коровами и сельскохозяйственным инвентарём, он предложил перенести начало высылки на 25 мая2. Однако на этот раз партийно-советское руководство не согласилось с доводами чекистов и выселение остатков «кулачества» возложило на собственные и милицейские органы. Районные уполномоченные ОГПУ принимали деятельное участие лишь в создании на местах сборных пунктов, ведавших вопросами приёма, учёта и отправки «раскулаченных».
Облечённые высокой ответственностью, советские и милицейские органы незамедлительно и ранее намеченных сроков начали новую экспроприацию в хозяйствах «кулаков». Так, отвечая на директиву крайкома партии, бюро Хакасского обкома ВКП(б) ещё 4 мая утвердило постановление «Об экспроприации и выселении баев-кулаков из пределов Хакасской автономной области». С этой целью в районах были созданы «пятёрки» во главе с уполномоченным бюро обкома и в составе с партийно-советскими руководителями и уполномоченным ОГПУ, мобилизованы и посланы в деревню 38 работников областных учреждений. Прибыв 11-14 мая на места, они организовали работу уполномоченных, которые, выехав в сельсоветы, провели утверждённую районными «пятёрками» экспроприацию хозяйств «кулаков». С 10 по 28 мая были высланы 855 «кулацких» хозяйств, или 3 789 человек, что оказалось больше, чем в 1930 году. Депортации из Хакасии осуществлялись в западном направлении и достигали территории не только бассейна р. Чулым, но и его правого притока в Томской области - р. Чичкаюл.
Имевшие место случаи саботажа были жёстко подавлены. Лиц, отказавшихся поддержать выселение «кулаков», например, в Кара-гайском сельсовете Таштыпского района, отправили на лесозаготовки. В посёлке Абаза, где собрание единоличников воздержалось от голосования, была изъята группа из 10-12 человек, среди которых чекисты якобы выявили бывших офицера и «кулака-лишенца». Районное руководство провело там разъяснительные собрания, а по некоторым лицам сделало оргвыводы. За время этой кампании в Хакасии были созданы 36 новых колхозов. Уровень коллективизации повысился с 44,3 до 49,8 %. Но план весеннего сева был выполнен лишь на 67 %1.
Выселение охватило прежде всего ранее «богатые» селения Минусинского района. Известие об этом, полученное сельсоветом с. Тигрицкое Минусинского района, вызвало среди единоличников «подавленное» настроение. После собрания бедноты, которое постановило выселить «кулаков» за «вредительство» в 24 часа и «с корнем вырвать их отростки», лица, отнесённые к ним, как свидетельствовал очевидец, «заметались», «хватая колхозников за грудки и пряча ценности, хлеб и инвентарь». Под надзором председателя сельсовета и сельских исполнителей «кулаки» выехали в ссылку на 128 подводах. Некоторых «кормильцев» провожали «ватаги» до 100 человек, обещавших помочь и угрожавших сопровождению. По свидетельству того же информатора, настроение середняков после этого стало «паническим», вступление в колхоз - единичным, а активность со стороны его членов не проявлялась. Сев был сорван, зато обнаружились «элеваторы» скрытого хлеба. За якобы имевшуюся связь с «бандой» властями были возбуждены три уголовных дела2.
В 1931 году основные потоки минусинских спецпереселенцев шли в Причулымские рай-
оны и западнее, вплоть до ст. Яя, а также в Ар-тёмовск. Из бассейна р. Чулым многих ссыльных вскоре перевели на рудники Тисульского района - «Центральный», «Макарак» и «Бери-куль». В самом же Тисульском районе дела на выселяемых «кулаков» из сельсоветов поступили в районную «тройку». Работая «днём и ночью», она 14 и 15 мая утвердила к высылке 704 человека. Сюда входили ранее выявленные и не высланные «кулаки», лица, осуждённые и находившиеся в исправительно-трудовых домах (ИТД) или в бегах, а также мобилизованные в тыловое ополчение. Основной контингент выселяемых составляли старики и моло-
дёжь3.
Ожесточённое сопротивление этой акции, потребовавшее вмешательства чекистов, оказало немецкое население д. Николаевка Абаканского района бывшего Минусинского округа. Это селение было создано в 1900-1901 гг. немцами, переселившимися из Саратовской и Волынской губерний, и насчитывало 300 дворов. Его население не допускало смешанных браков с русскими и в основном состояло в родстве друг с другом. С 1919 года здесь имелась группа зажиточных немцев, пользовавшихся авторитетом у жителей и неизменно избираемых на общественную работу. В 1926 году этих людей лишили избирательных прав, но они по-прежнему руководили деревенской жизнью. В селе не было колхоза, коммунистов и комсомольцев. Зато сельсовет проваливал все политико-хозяйственные кампании советской власти, а уполномоченные изгонялись из села. Поэтому «раскулачивание» здесь было сопряжено с дополнительными трудностями.
Постановив доставить «кулаков» на сборный пункт, совещание ответственных работников, состоявшееся в с. Абаканское 11 мая 1931 года, направило в деревню специальных уполномоченных. 12 мая в д. Николаевка приехали заведующий организационным отде-
1 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 241. Л. 38, 48, 55-56, 62-64, 67.
2 МКУ «АГМ». Ф. Р-367. Оп. 1. Д. 22. Л. 138, 140.
лом райкома ВКП(б) Антипин и коммунист Климкович, когда-то работавший здесь председателем сельсовета и знавший немецкий язык. Они должны были вывезти из деревни «кулака» П. Винтера и пресвитера Г. Шмельтера, «раскулаченных» ещё в 1929 году, но затем приобретших статус середняка. Однако после ознакомления с персональными налоговыми карточками жителей уполномоченные решили подвергнуть высылке ещё нескольких лиц. Состоявшееся ночью собрание «кулаков» и сельсоветчиков постановило сопротивляться проведению этой акции. Утром 13 мая члены сельсовета обвинили Климкови-ча в принадлежности к «кулачеству», а на улице его и Антипина встретили 200 разъярённых женщин. Тогда в деревню 14 мая прибыли помощник уполномоченного ОГПУ по Абаканскому району Селезнёв и семеро вооружённых коммунистов. Однако население не расходилось и в крайне эмоциональной форме заявляло приехавшим, что «кулаков» в деревне не имеется и высылать кого-то оно не позволит. Вечером 15 мая женщины избили коммуниста, пытавшегося уговорить их разойтись по домам. Толпа рассеялась лишь 16 мая с прибытием в деревню уполномоченного ОГПУ и члена РИКа Н. И. Мехедова и назначением нового состава сельсовета. 17 мая «кулаки» были увезены в с. Абаканское, а 20 мая аресту подверглись трое лиц, замеченных в подстрекательстве и объявленных «кулаками-лишенцами», четверо бывших «крупных торговцев» и пятеро разжалованных сельсоветчиков. Их дело было передано в Минусинский оперсектор ОГПУ, а затем - на рассмотрение тройки. Кроме того, высылке должны были подвергнуться ещё пять семей. В ответ большинство жителей деревни тут же прекратили посевные работы1.
В Балахтинском районе тройка при активном участии председателя РИКа И. М. Назаро-
ва рассмотрела 340 дел, их которых 153 закончила приговором о выселении. С 10 июня по 7 июля репрессиям в этом районе подверглись 209 крестьян, в основном старожилов. В целом же по Балахтинскому и Даурскому районам в 1931 году были высланы 248 семей, большинство из которых погибли от голода в Игарке или на Колыме. С осуществлением этой акции в Балахтинском районе были организованы колхозы «Авангард», «Пахарь» и два одноимённых хозяйства «Вторая пятилетка». Выселение 116 «кулацких» семей в Бирилюсском районе проходило под руководством начальников ОГПУ и милиции Шумихина и Кочере-гина. Оно началось с организации в д. Шпагино за р. Кемчуг переселенческого участка. Но вследствие того, что главы выселяемых семей находились на принудительных работах или отбывали наказание в тюрьмах, то в ссылку отправили 486 человек из их семей, в том числе 246 детей в возрасте от месяца до 16 лет. Для них на пароход загрузили 70 центнеров муки. Несмотря на то, что большинство отобранных «кулацких» домов и конфискованное имущество в общественное пользование так и не поступило, с высылкой их хозяев создание колхозов оживилось. Но затем начались выходы из них, конфликты руководства с колхозницами из-за обобществления молочного стада. Доказывая своим сотоварищам, что они работают даром, и обещая им голод, некий О. Букатин из д. Николаевка вышел из хозяйства и увёл с собой четырёх середняков [22].
Значительный контингент ссыльных, состоявший из красноярских, канских и енисейских крестьян, был направлен в Игарку. Здесь некоторые из них получили работу на руднике «Юбилейный». Ещё одним местом ссылки крестьян стали посёлки, разбросанные на десятки километров вблизи с. Ярцево, где они стали трудиться преимущественно на лесоразработках и лесосплаве. Часть спецпереселенцев Канского округа использовалась на местном лесозаводе. Но несколько эшелонов со
ссыльными отправили из Канска на восток для пополнения рабочей силой угольных шахт и леспромхозов Забайкалья [17].
25-27 мая на ст. Суслово прибыли эшелоны с «кулаками» из Ужурского, Берёзовского, Итатского, Минусинского, Боготольского и Тисульского районов. Но здесь, вопреки высказыванию учёного, назвавшего депортацию «кулаков» весной-летом 1931 года наиболее подготовленной [23, с. 45], она имела свои организационные трудности, повлёкшие сбои в хозяйствовании. Так, председатель Сусловско-го РИКа А. Краева, обращаясь в краевой исполком, писала, что в районе с приездом переселенцев создалась нетерпимая обстановка, срывавшая посевную в колхозах. Действуя согласно директиве ОГПУ, местные власти для разгрузки эшелонов и отправки детей, хлеба и фуража к местам расселения выделили более тыс. подвод, взятых с полевых работ. Лошадьми обозов были вытоптаны посевы озимых, съедено сено у колхозов. По пути следования «кулаки» уничтожали «на десять вёрст в округе всё, как саранча, вплоть до раскрытия крыш». Далее их путь лежал через болотистую местность, где нельзя было найти фуража. На таёжной речке при переправе возникла «пробка». Не выдерживая, подводчики сбрасывали груз и уезжали обратно. А. Краева назвала эту операцию «сумятицей»1. 26 июня 1931 года заседание бюро Сусловского райкома партии, обсуждая положение 20 тыс. переселенцев и трёх тыс. местных жителей, констатировало, что хлеба в местах расселения хватит до 15 июля. Обращаясь в вышестоящие органы за помощью в его переброске, оно предупреждало, что такая обстановка чревата открытым неповиновением переселенцев2.
В дальнейшем имели место только локальные высылки, преследовавшие цели местного характера. С 25 июня по 9 июля 1931 года проходило выселение оставшихся 305 «кула-
1 ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 124.Л. 105.
2 ГАНО. Л. 134.
ков» из г. Минусинска и Минусинского района. Надеясь резко повысить добычу угля, бюро Хакасского обкома партии 19 июля 1931 года вынесло постановление о высылке 500 «кулацких» хозяйств на Черногорские копи3.
Подводя итоги экспроприации хозяйств и высылки «кулачества», Западно-Сибирский крайком ВКП(б) в специальном письме от 19 июля того же года, адресованном райкомам партии, сообщал, что она прошла успешно, а «классовый враг оказался неспособным на открытое сопротивление» [19, с. 114]. Но выселение «кулаков», состоявшееся в мае - июне
1931 года по 27 районам ЗСК, охватило 2,1 тыс. середняков и бывших партизан4. К сентябрю того же года весь контингент спецпереселенцев уже был на точках расселения. Он на 60 % состоял из сибирского «кулачества» и на 40 % - из «кулаков», высланных с Запада [4, с. 92].
Являясь краем внутрирегионального расселения местных «кулаков», Енисейская Сибирь стала ещё и местом вселения прибывавших этапами из западных регионов страны. За первые два года существования специальной ссылки (1930-1931) на территорию будущего Красноярского края въехали около 25 тыс. «кулацких» семей из Украины, Белоруссии, Азово-Черноморского, Средне-Волжского, Нижне-Волжского краёв и ЦентральноЧернозёмной области [24; 25].
Одним из результатов «раскулачивания» стало повышение уровня обобществления крестьянских хозяйств, составлявшего в Западной Сибири к июлю 1931 года 53 %. Между тем июньский (1931 г.) пленум ЦК ВКП(б), трезво оценивая ситуацию, поставил перед партийной организацией ЗСК задачу «в основном завершить сплошную коллективизацию в настоящем году и во всяком случае не позднее весны
1932 г.». Закрытое письмо «О завершении кол-
3 МКУ «АГМ». Ф. Р-367. Оп. 1. Д. 21. Л. 111; ГА НО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 241. Л. 67.
4 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 234. Л. 4.
лективизации» было разослано всем райкомам партии1. 23 августа 1931 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило Инструкцию о порядке дальнейшего выселения «кулаков», а 30-го -согласилось с выводами комиссии П. П. По-стышева о переселенцах. Согласно этим документам, массовое выселение «кулаков» из районов сплошной коллективизации было прекращено. Разрешалось лишь переселять их небольшими группами в индивидуальном порядке по мере выявления2.
Созданная для размещения спецконтингента сеть комендатур значительно расширилась. На территории приенисейских районов Восточно-Сибирского края (ВСК) действовали Большемуртинская, Игаркская, Ирбейская, Красноярская, Манская, Тайшетская, ЮжноЕнисейская и Ярцевская, на юге региона - Ба-лахтинская, Саралинская и Таштыпская комендатуры. Наиболее крупными из них являлись Тайшетская и Енисейская, которые объединяли 26 посёлков с 13,9 тыс. переселенцев [26]. На сентябрь 1931 года Саралинская и Таштыпская комендатуры состояли, соответственно, из 17 и двух посёлков. Численность сконцентрированного в них населения выросла до 3 394 и 374 человека. Через месяц в системе только Саралинских приисков «Цветметзоло-та» были размещены 3,7 тыс. спецпереселенцев, которые занимались лесозаготовками, строительством и обслуживанием рудников3. Комендатуры в Сусловском и Тегульдетском районах ЗСК объединили до 20 тыс. спецпере-
4
селенцев .
Сначала вопросы расселения и трудоустройства спецпереселенцев находились в компетенции советских органов. Но затем комендантские управления исполкомов ЗСК и ВСК были переданы в распоряжение соответствующих 1111 ОГПУ, а постановлениями ЦК ВКП(б) от 20 мая 1931 года и СНК СССР
от 1 июля того же года хозяйственное и административное устройство «кулаков» в местах их расселения полностью перешло к ОГПУ. Летом того же года в связи с прибытием в Сибирь большого количества спецпереселенцев для работы с ними в составе секретно -оперативных управлений ПП ОГПУ ЗСК и ВСК были созданы специальные отделы.
С завершением массового поступления «кулаков» в качестве дармовой и универсальной рабочей силы 1 октября 1931 года в Западно-Сибирском крайкоме ВКП(б) состоялось совещание по вопросу о спецпереселенцах. Признаваясь в тяжёлом материальном положении этих людей и оправдывая коммунистов, проявивших слабое внимание к их нуждам, Р. И. Эйхе заявил: «Мне кажется, что пытаться подойти к вопросу обслуживания и расселения кулаков таким образом, чтобы на сегодняшний день всё было идеально - полагать, что это может так быть - это являлось бы признаком очень большой наивности». <...> «...Сказать..., что спецпереселенец наш человек - нельзя. В подавляющем большинстве это наши враги», - так оценивал сосланных крестьян партийный лидер. Он же определял дальнейшее отношение своих товарищей к спецпереселенцам: «Перед нами стоит двойная задача: они наши враги, но мы, вырвав их из обстановки, где они жили, поставили задачу переделать их в новой обстановке...»5. Выступавший там же глава чекистского ведомства Л. М. Заковский заявил о том, что в результате высылки «кулаков» деревня обрела «более устойчивое политическое положение». Доложив об отправке в необжитые районы Севера
40 тыс. семей, он поставил перед собравшими-
6
ся задачу его освоения .
К концу 1931 года на территории Енисейской Сибири «мужичьей чумой», как называли депортацию сами спецпоселенцы, были охвачены 30 тыс. семей, или около 130 тыс. ре-
1 ГАНО. Л. 1. _
2 ГАНО. Д. 156. Л. 8.
3 ГАНО. Л. 84; Д. 241. Л. 82. 5 ГАНО. Ф. П-3. Оп. 2. Д. 156. Л. 97.
4 ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 1. Д. 1756. Л. 149. 6 ГАНО. Л. 143.
прессированных крестьян - как местных, так и высланных из других районов СССР [24]. Весной 1932 года намечалась ещё одна локальная высылка «кулаков». Согласно постановлению Западно-Сибирского краевого комитета ВКП(б) «О выселении кулаков» от 2 марта были выявлены семь тыс. данных лиц, причём две тыс. как проникшие в социалистический сектор. Предполагалось выселить их к весенне-полевой кампании1. Но эту высылку пришлось отменить из-за массового выхода людей из колхозов [23, с. 43]. Между тем треть крестьянских хозяйств всё ещё пыталась сохранить своё единоличное состояние. Это обстоятельство, вопреки утверждению некоторых учёных о достигнутой относительной стабильности в отношениях между властью и крестьянством [27, с. 7], расценивалось партийно-советским руководством как главная причина замедления темпов сплошной коллективизации. Оно стало ориентироваться на полную ликвидацию крестьян-единоличников как социальной группы. Поэтому депортации крестьян продолжались. В соответствии с постановлением бюро Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) от 26 мая 1933 года было осуществлено расселение в трудовых посёлках ОГПУ одной тыс. крестьянских семей, или че-тырёх-пяти тыс. человек. Ответственность за эту акцию несли специально созданные «тройки» из секретаря райкома партии, председателя РИКа и начальника районного отдела ОГ-ПУ. Однако она уже не имела такого масштаба, как ранее. 1-5 июня из Курагинского, Каратузского, Ужурского, Назаровского, Ачинского и Боготольского районов были высланы 630 крестьянских семей [28, с. 753]. Летом 1933 года крестьяне Большемуртинского района оказались в ссылке на Маклаковском лесозаводе, а из юго-западных районов бывшего Ачинского округа - в п. Могочин, находившемся на томской территории ЗСК, где ра-
ботал ещё один крупный лесозавод. Согнанные вновь крестьяне были отправлены эшелоном из Канска на Алтай. Завезённые в Томск ссыльные были перегружены на баржи и направлены в Бакчарский район, где их и определили в комендатуру [17].
Формально спецпереселенцы не считались репрессированными и не лишались свободы, но фактически являлись таковыми, поскольку утрачивали гражданское право и способность на передвижение. Постановлениями СНК СССР от 16 августа 1931 года, 20 апреля и 21 августа 1933 года для размещения высланного «кулачества» были созданы специальные (трудовые) поселения ГУЛАГа. С 1933 года ответственность за надзор, устройство, хозяйственно-бытовое обслуживание и трудо-использование выселенных «кулаков» была возложена на его администрацию. Управление спецпосёлками осуществлялось назначенными комендантами. В своей деятельности они подчинялись краевому, областному административному управлению, председателям РИКов и руководству районных спецкомендатур. Комендантам предоставлялись права районных административных отделов и сельсоветов. Передвижение спецпереселенцев было ограничено. Для обеспечения порядка и безопасности при коменданте состояли милиционеры. В оплате труда спецпереселенцы были приравнены ко всем рабочим и служащим, за исключением того, что из неё удерживались денежные средства на содержание аппарата служащих ГУЛАГа. До 1 января 1934 года спецпереселенцы были освобождены от всех налогов и сборов. В действительности же расселённые «кулаки» столкнулись с большими трудностями. Так, в феврале 1931 года трудоспособные спецпереселенцы в системе Лестреста из-за недостатка спецодежды использовались лишь вполовину от их наличия. В октябре того же года на Сарале они жили в бараках, где было тесно, грязно и сыро, а железные печи топились круглосуточно. Обслуживались спецпе-
реселенцы двумя школами, медпунктом и кухней. Обеспеченность спецодеждой составляла только 30 %. Несмотря на снабжение продуктами наравне с вольнонаёмными, среди населения распространялась эпидемия брюшного тифа1.
Зимой 1931/32 года в Канском районе, входившем в состав Тайшетской комендатуры, 813 спецпереселенцев размещались в неприспособленных для зимовки бараках, а 862 (в том числе женщины и дети) - вообще жили в шалашах без печного отопления, что приводило к массовым заболеваниям и потере трудоспособности. Нередкими были случаи и произвола администрации в отношении к этим людям. В Абанском районе той же Тайшетской комендатуры по распоряжению райкома ВКП(б) была проведена незаконная экспроприация имущества и продовольствия у спецпереселенцев [26]. Большую массу выселяемых первоначально предусматривалось расселить в полосе проектировавшейся трассы железной дороги Томск-Енисейск. Строительство её так и не состоялось, а тысячи спецпереселенцев, заброшенных в таёжную глушь, частью погибли, а некоторые позднее из гиблых мест были переселены [19, с. 107].
В июне 1933 года на лесозаготовках в Мар-тайчинском районе наблюдались перебои в снабжении спецпереселенцев продуктами и случаи употребления ими в пищу гнилого дерева и берёзовой коры. В связи с недостатком пайка женщины приносили своих детей в комендатуры, где угрожали: «Дайте нам хлеба, или мы побьём детей, тогда вы отвечайте»2. В Енисейский район переселенцев забрасывали непрерывно. В посёлке Кривляк и на берегу р. Шерчанка находились 2,5 тыс. человек. Но к закрытию лагерей в живых осталось менее 200 людей [29]. Подобная обстановка вновь обусловила возникновение такого, побеждённого советской властью, явления, как беспризор-
1 ГАНО. Д. 241. Л. 72-75; Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 125. Л. 42.
2 ГАНО. Ф. Р-47. Оп. 5. Д. 125. Л. 49; Д. 179. Л. 143.
ность детей. В районе Тяжинской комендатуры построенные и отданные под детский дом бараки развалились. Поэтому на ноябрь 1933 года более 200 детей спецпереселенцев остались без крова и были вынуждены выживать, скитаясь по окрестностям3. Тяжёлые условия и произвол властей приводили к росту побегов. В феврале 1931 года на предприятиях Минусинского треста «Леспром» из 800 сосланных спецпереселенцев остались только 225. К концу 1932 года лишь в Нижнеудинской комендатуре числились 1,2 тыс. беглецов [26]4.
Какая-то часть спецпереселенцев испытывала к советской власти «классовую непримиримость». Группы лиц, ожидающих войну, чтобы выступить против коммунистов, были замечены в Тегульдете, Зырянке и Шерстоби-тово. Но большинство спецпереселенцев уповало на изменения в политике государства. Сотни писем от имени родственников посылались ими в учреждения с заявлениями о восстановлении в гражданских правах. Оперируя этими документами в качестве своих, спецпереселенцы нередко получали справки на воз-вращение5. Восстановление их начиналось в индивидуальном порядке по истечении, как правило, пятилетнего срока с момента выселения и при наличии положительных характеристик о поведении и работе. Специальным постановлением ЦИК СССР от 27 мая 1934 года спецпереселенцы были вновь наделены избирательными правами. Но в действительности «кулацкая» ссылка была бессрочной.
Как складывалась судьба спецпереселенцев, видно из истории Ф. Г. Вербенковой, 17-летней обитательницы Бирилюсской комендатуры ЗСК. 5 апреля 1934 года она обратилась с письмом к Н. К. Крупской. В нём Вербенкова рассказала о том, что была из семьи середняка Нижне-Волжского края, осуждённого за незначительную вину к ссылке и затем умершего. Но
3 ГАНО. Оп. 1. Д. 1889. Л. 210.
4 ГАНО. Оп. 5. Д. 125. Л. 43.
5 ГАНО. Л. 49.
семью всё же выслали в Западную Сибирь, где четверо её членов умерли. Она умоляла Надежду Константиновну не дать им погибнуть, так как не могла выработать паёк на себя и девятилетнего брата, и просила вернуть их на родину или определить в детские организации. 23 июня 1934 года Крупская распорядилась направить письмо Ф. Г. Вербенковой секретарю ЗападноСибирского крайкома ВКП(б) К. М. Сергееву с поручением разобраться. Расследование показало: весной 1933 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление об «очистке» колхозов от «кулацких» элементов и массовой депортации. Под эту кампанию и попала семья Вербен-ковых. 29 мая районная тройка постановила об их выселении. На месте Феврония была зачислена в артель «Красный Абол». Итоги рассмотрения её жалобы оказались неутешительными. Правда, её брату предоставили бесплатное питание в столовой, но на просьбу отправить их к дяде в Северо-Кавказский край последовал отказ: только ВЦИК мог помиловать ссыльнопоселенца и восстановить его в правах [30, с. 61, 64].
Другая спецпереселенка, Е. С. Лукина, сосланная из одного из селений бывшего Ачинского округа в Нарымский край, рассказывала о своей эпопее следующее. Она была родом из неграмотной крестьянской семьи, состоявшей в колхозе. В 1931 году отца арестовали, имущество описали и отобрали, а семью поселили в завалившуюся избушку, семья жила на подаяния. Затем «лишенцев» из Ачинского, Ужурского, Боготольского, Назаровского и Мариинского районов увезли в Томск, перегнали из вагонов на баржи и под конвоем повезли на север. Высадили «кулацкие» семьи на Васюгане, где они обитали в балаганах из бересты, выстроенных барачных избёнках, питаясь в основном мучной болтушкой. Паёк давали только тем, кто мог работать, слабосильные были обречены. Люди пытались бежать, убегавших возвращали, немногие всё же уходили. Выстроенный посёлок стал именоваться Новым Васюганом. Но к этому времени осталось
едва половина ссыльных. Позднее её отца забрали как врага народа [31].
25 января 1935 г. ЦИК СССР принял постановление, которое узаконило пожизненность «кулацкой ссылки». По её отбытию большинство населения переходило на положение «трудпереселенцев». Лишь с 1938 года разрешение на выезд из комендатур стали давать молодёжи, но отнюдь не из благих побуждений. Вскоре режим был вынужден пойти на расходы и создание хотя бы сносных условий жизни и труда для этих людей.
В таёжных местностях Приангарского, Ту-руханского и Кеть-Чулымского краёв появилось множество поселений, где сосланные «кулаки», возводя жильё, одновременно корчевали лес под пахотные участки, валили его под промышленные нужды, добывали руду и драгметалл, строили дороги и обслуживали речное и морское пароходство. Принудительные переселения в 1930-е гг. лишь вначале имели сельскохозяйственную специализацию. Спецпереселенцы переводились на работу в промышленность, строительство и на лесозаготовки. По заявкам хозяйственных организаций репрессированные крестьяне начали трудиться на различных предприятиях лесозаготовительной и золотодобывающей промышленности, на графитовом, слюдяных рудниках и предприятиях общества «Комсевморпуть». В 1933 году на базе трёх лесозаготовительных участков образовался Туруханский, или Ярцевский, леспромхоз. На Абольской гари Би-рилюсского района, куда перебрасывались «кулаки» из Ставропольского, Краснодарского краёв и центральных областей России, были организованы производственные участки. На 10 ноября того же года только в Тяжин-ском, Бирилюсском, Мартайчинском и Сара-линском районах ЗСК были созданы 20 спецкомендатур и 81 посёлок, где находились 41,1 тыс. спецпереселенцев [22]1. Начались забро-
ски рабочей силы в Заполярье, где собирались строить Норильский комбинат.
Ещё в 1930 году местными властями было решено проложить «золотой» путь на севере региона - от д. Мотыгино до Леоновского прииска (Кировска) протяжённостью в 100 км. Планировалось за полтора года в глухой тайге прорубить 85 просек, построить 63 сооружения, 12 мостов, заготовить 19 тыс. погонных саженей лесоматериалов, срезать тысячу кубометров косогора и засыпать гравием всё дорожное полотно. Но рабочих набралось всего 10 % от плана, строительных материалов заготовили только наполовину, а инструментов не было совсем. Тогда красноярские чекисты начали переселять в удерейскую тайгу своих узников. В 1934 году на строительство дороги из Смоленской области депортировали 696 человек. Её возведение обошлось в два млн рублей и обернулось большими убытками [32].
В связи с резким притоком спецпереселенцев на Ольховском руднике в январе 1933 года состоялось совещание представителей Минго-скомбината «Союззолото», СибЛАГа ОГПУ и секретаря местного райкома ВКП(б), на котором было решено создать новую трудовую колонию на р. Можарка Курагинского района. Она оформилась как промыслово-кооператив-
ная артель под наблюдением Ольховской районной комендатуры и с поселковым комендантом И. М. Южаковым. Основной контингент рабочей силы был принят из Саралинской комендатуры и на 20 июля того же года состоял из 1,2 тыс. человек. В 1935 году Можарская колония была реорганизована в Усть-Можарскую неуставную сельхозартель отдела мест заключения и трудовых поселений УНКВД по Красноярскому краю [33].
Вследствие физического истощения, распространения инфекционных заболеваний, разрыва брачно-семейных отношений, сознательного отказа от рождения детей и побегов численность спецпереселенцев сокращалась, а с прибытием новых этапов, напротив, увеличивалась. К 1935 году на территории созданного Красноярского края остались 15 комендатур [24]. Но в результате сосредоточения и промышленного использования крестьян-спецпереселенцев возникли новые города и городские посёлки, было построено и введено в строй множество промышленных предприятий, что стало одним из условий освоения огромных пространств и природных богатств нового административно-территориального образования, его форсированной индустриализации.
Библиографический список
1. Спецпереселенцы в Западной Сибири: 1930 - весна 1931 гг. / отв. ред. В. П. Данилов, С. А. Красильников. Новосибирск: Наука, 1992. 286 с.
2. Спецпереселенцы в Западной Сибири: весна 1931 - начало 1933 гг. / сост. С. А. Красильников и др. Новосибирск: ЭКОР, 1993. 341 с.
3. Спецпереселенцы в Западной Сибири: 1933-1938 гг. / сост. С. А.Красильников и др. Новосибирск: ЭКОР, 1995. 310 с.
4. Красильников С. А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М.:Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2003. 285 с.
5. Красильников С. А., Саламатова М. С., Ушакова С. Н. Корни или щепки: крестьянская семья на спецпоселении в Западной Сибири в 1930-х - начале 1950-х гг. М.: РОССПЭН, 2010. 359 с.
6. Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум / ред. С. А. Красильников. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2004. 456 с.
7. Маргиналы в советском социуме. 1930-е - середина 1950-х гг.: сб. ст. / отв. ред. С. А. Красильников, А. А. Шадт. 2-е изд. М.: Политическая энциклопедия, 2017. 551 с.
8. Наумов И. В. Спецпереселенцы в Восточно-Сибирском крае (1930-1936 гг.) // Сибирская ссылка: сб. науч. ст. Иркутск, 2009. Вып. 5 (17). С. 463-467.
9. Новокшонов В. Крестьянская ссылка в Сибири. 1930-е годы // Сибирские огни.1989. № 12. С. 100-118.
10. Биргер В. С. Ссылка в Красноярском крае и Хакасии. Ссылка из региона. М., 2001. 96 с.
11. Корсакова О. В. Крестьяне-спецпереселенцы в Сибири в 1930-е гг.: на материалах Красноярского края: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Красноярск, 2001. 22 с.
12. Карлов С. В. Массовые репрессии в 1930 гг. (на материалах Хакасии). Абакан, 2011. 206 с.
13. Красноярье: пять веков истории: учеб.пособие по краеведению. Ч. 2: Край с 1917 по 2006 год. Красноярск: Группа компаний «Платина», 2006. 253 с.
14. Тепляков А. Г. Деятельность органов ВЧК-ГПУ-НКВД (1917-1941 гг.): историографические и источниковедческие аспекты. Новосибирск: НГУЭИ, 2018. 434 с.
15. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960: Справочник. М.: Звенья, 1998. 599 с.
16. Папков С. А. Лагерная система и принудительный труд в Сибири и на Дальнем Востоке в 1929-1941 гг. URL: http:// memori-al.krsk.ru/Articles/1997Papkov1.htm (дата обращения: 03.03.2020).
17. Ссылка в Красноярском крае и Хакасии. URL: http://www. zmref.ru>...uchebniki...logika...lekcii_raznie...1203.htm (дата обращения: 18.04.2020).
18. Неволин В. А. Человек, лишённый малой родины. Красноярск: РАСТР, 2014. 148 с.
19. Гущин Н. Я. «Раскулачивание» в Сибири (1928-1934 гг.): методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск: ЭКОР, 1996.157 с.
20. Есин Р.С. К вопросу о переселении крестьян в Енисейский район Красноярского края в 1930 г. // Енисейская Сибирь в истории России (к 400-летию г. Енисейска): мат-лы Сиб. ист. форума. Красноярск, 23-25 окт. 2019 г. Красноярск, 2019. С. 114-117.
21. Демешкин В. А. ОГПУ и коллективизация в Сибири // XX век. Исторический опыт аграрного освоения Сибири: мат-лы респуб. науч. конф. / под ред. В. В. Гришаева. Красноярск: Изд-во Краснояр. гос. пед. ин-та, 1993. С. 205-210.
22. Лактионова Н. Бирилюсской милиции 90 лет! URL: http://memorial.krsk.ru/Articles/2010Laktionova1.htm (дата обращения: 05.03.2020).
23. Красильников С. А. Массовые и локальные высылки крестьянства Западной Сибири в первой половине 30-х годов // Гуманитарные науки в Сибири. 2000. Сер. «Отечеств. история». № 2. С. 40-45.
24. Корсакова О. В. Крестьяне-спецпереселенцы в Сибири в 1930-е гг. (на материалах Красноярского края): дис. ... канд. ист. наук. Красноярск, 2001. 227 с. URL: http://www.memorial.krsk.ru/Articles/2001Korsakova.htm (дата обращения: 18.02.2020).
25. Киселёв Л. Этот царь беспощаден // Красноярский рабочий. 1991.16-22 февраля.
26. Наумов И. В. Органы государственной безопасности Восточно-Сибирского края (1930-1936 гг.). URL: http://www.memorial. krsk.ru/Articles/Naumov.htm (дата обращения: 21.11. 2019).
27. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: док-ты и мат-лы в 5 томах. 1927-1939. Т. 4. 1934-1936 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: РОССПЭН, 2002. 1053 с.
28. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: док-ты и мат-лы в 5 томах. 1927-1939. Т. 3. Конец 1930-1933 / под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М.: РОССПЭН, 2001. 1008 с.
29. Бабий А., Моисеева И. Енисейская ссылка. URL: http://memorial.krsk.m/Articles/2019Babiy/2019BabiyMoiceeva.htm (дата обращения: 25.01.2020).
30. Исаев В. И. Наказаны без вины // Гуманитарные науки в Сибири. 2001. N° 2. С. 61-64.
31. Из воспоминаний Екатерины Сергеевны Лукиной, сосланной в Нарымский округ из Красноярского края в 1932 г. // Нарымская хроника. 1930-1945. Трагедия спецпереселенцев: док-ты и восп-ния. М.: Русский путь, 1997. С. 36-37.
32. Киселёв Л. Золотая дорога эпох // Красноярский рабочий. 1991. 26 октября.
33. Можарская трудовая колония // Мартиролог Минусинского региона. Конец 1920-1950-х гг. URL: http://мартиролог.музей-мартьянова.рф/ (дата обращения: 20.04.2020).
© Шекшеев А. П., 2020
